Глава 6

Кабинет Резиденции Генерального Консула был отделан панелями из темного дерева. Помещение вполне соответствовало унылому настроению Вольфганга Хаузера. Он сидел в кресле с прямой спинкой у длинного стола из калджуджатового дерева[43], привезенного Деницом с Лаут Безара. Низко опустив голову, лейтенант уставился невидящим взглядом в угол комнаты.

Он чувствовал присутствие Суартаны, но не поворачивался к индомейцу. Сержант беспокоился о его раненой руке, но Хаузер отмахнулся от его вопросов. Вот и теперь уже долгое время они молчали, тишину нарушала лишь сирена «скорой помощи», увозившая Эриха Нойбека.

Прошло несколько тягостных минут, прежде чем появился Дениц. Хаузер с надеждой взглянул на дипломата, но Генеральный Консул только покачал головой.

– Плохие новости, Вольф, – медленно проговорил он. – Время упущено. Теперь его уже не оживить.

Слова Деница развеяли последнюю надежду, которая слабо теплилась в душе Хаузера. Медицина таких миров, как Робеспьер, могла в буквальном смысле творить чудеса, даже страшная рана, которую он нанес майору Нойбеку, не смутила бы медиков отделения регенерационной терапии. Но они не сумели выполнить основное условие – вовремя доставить пострадавшего в госпиталь. До прибытия «скорой помощи» раненого необходимо было поместить в регенерационную камеру, которой в Резиденции не нашлось. Теперь рассчитывать не на что. Эрих Нойбек мертв.

– А что с его братом? – спросил Хаузер, пряча глаза.

– Вальтер остался с телом. Он одержим идеей свести с вами счеты. Они были очень близки.

Хаузер хмуро кивнул:

– И что он собирается предпринять? Пошлет мне вызов? Или обратится к закону?

– Едва ли он найдет там сочувствие. Нойбек спровоцировал вас, – ответил Дениц. – Любой суд уро оправдает ваш поступок, поскольку майор попрал существующие традиции. Вы защищали свою честь, он же продолжал оскорблять вас.

– К сожалению, мы не на Лаут Безаре, здесь не будет никакого суда уро, – хмуро заметил Хаузер. – Я имею представление том, как на Робеспьере относятся к аристократии.

– Но оскорбление вам было нанесено на территории нашего государства, – возразил Генеральный Консул. – У властей Робеспьера нет юрисдикции… но на планете нет института власти Лаут Безара, куда Нойбек мог бы обратиться с жалобой. Дело может быть оспорено в военно-полевом суде, однако широкая огласка непременно затронет интересы нашего общего знакомого фон Падапг Тенгаха.

– Который, если мне не изменяет память, женат на одной из представительниц рода Нойбеков, – закончил начатую дипломатом мысль Хаузер.

– Более вероятно то, что решит послать вам вызов от своего имени, – продолжал Дениц. – Но Вальтеру ох как далеко до мастерства братца. Вы, пожалуй, легко одолеете его на дуэли.

Суартана хрипло заметил:

– Может быть, вы и победите, туан, но ведь вы понимаете, что на этом не закончится.

– Да уж, – Хаузер откинулся на спинку стула. – В обширных родственных связях среди высших военных у Нойбеков найдется не один десяток приверженцев, не исключая даже самого полковника.

– Кроме того, Паданг Тенгаха едва ли обрадует, если между вами и рядом офицеров возникнет непримиримая вражда. Вы ведь знаете, что клан Нойбеков способен превратить этот инцидент в открытую вражду. Все поединки будут вестись насмерть… а не до капитуляции. Поэтому вы либо погибнете на дуэли, либо вынуждены будете убивать офицеров одного за другим, пока полковник не решит предать вас военно-полевому суду.

– Не стоит также забывать и о том, что фрайгерр Нойбек не всегда выбирает достойные методы, – несколько смущенно, но решительно добавил Суартана. Индомейцы обычно избегали подвергать сомнению честь любого уро, но смысл слов сержанта был достаточно очевиден. – Если обер-лейтенант действительно решится мстить вам, туан, то может запросто устроить засаду с кем-нибудь из верных людей.

– Вальтер Нойбек – человек чести, – возразил Хаузер, но предостережение верного слуги принял к сведению. – Однако альтернативы нет…

В душе он ругал себя за несдержанность, заставившую его броситься на Эриха Нойбека. Его поступок перечеркивал все, во что он верил. Вольфганг Лари Хаузер фон Земенштейн-Бурат погубил больше, чем просто человеческую жизнь. Честь, репутация, как его, так и его рода, умерли на выложенной камнем площадке вместе с майором.

– А ведь я предупреждал вас, Вольф, – сказал Дениц. – Вы слишком беспокоились о позоре трусости, но то, чего вы добились, еще хуже. Неизмеримо хуже.

Хаузер поднял голову и заглянул в глаза пожилому дипломату.

– И что же вы можете предложить мне, фрайгерр Дениц? – тихо спросил он. – Что бы вы сделали на моем месте?

Темные глаза Генерального Консула сделались грустными:

– Здесь для вас, Вольфганг, больше ничего не осталось. Дом, семья… всего этого уже нет. Если вы останетесь и начнете сражаться, защищая свое имя, этим вы только приговорите себя к смерти, а мне очень не нравится, когда кто-то бесцельно теряет жизнь.

– Так что же тогда? – спросил Хаузер.

– Покиньте Робеспьер. Оставьте все это… и найдите новое применение своей жизни. Вот мой совет.

– Так просто взять… и забыть про свою честь? Про доброе имя моей семьи? Не уверен, что смогу пойти на это.

Совет Деница противоречил всем жизненным убеждениям Вольфганга Хаузера.

– Иначе вам предстоит умереть. Неужели вы не поняли? Неважно, как вы умрете – на бесцельной дуэли, по приговору военно-полевого суда или же в одну из ночей на вас нападет шайка бандитов. В любом случае вы умрете. Так что еще раз повторяю – уезжайте. И побыстрее.

– Но деньги и связи фон Лембах-Террангов позволят им найти моего господина практически где угодно, – вмешался Суартана. – Безопасно ли нам оставаться в пределах Содружества?

Дениц задумался.

– Хороший вопрос, Суартана. Очень разумный вопрос. – Долгое время он молчал. – Есть только один вариант, над которым вам и стоит задуматься, Вольфганг, – наконец заговорил он, начав издалека. – Но он в корне изменит вашу жизнь.

– Похоже, все, что я делаю, меняет мою жизнь именно таким образом, – невесело улыбнулся Хаузер. – Так что же это такое?

Дипломат несколько секунд молчал. Затем он тихо продолжил:

– Есть на свете место, куда люди могут бежать от своих проблем, где они имеют шанс стать совсем другими, если пожелают. Это – военная единица Содружества Земли, но она принимает в свои ряды всех, кто подходит ее требованиям. У них очень жесткий отбор… но, думаю, вы им подойдете… если, конечно, захотите попробовать.

– Пятый Иностранный Легион… Вы имеете в виду его? – медленно и осторожно произнес Хаузер.

Пятый Иностранный Легион был одним из наиболее знаменитых воинских формирований землян, боевой единицей, в которой поддерживались романтические традиции, уходящие своими корнями в глубь веков. О нем слагались легенды, но никто не мог с точностью утверждать, что они не соответствуют действительности. Традиционно это было прибежище отщепенцев со всего Содружества, безопасное место, где рекруты получали новые имена и исчезали в анонимности военной жизни. Вербовщикам было наплевать, какие причины толкнули человека подписать контракт, даже если он бежал от закона, преследовавшего его за длинный список преступлений. Главное, чтобы он стал хорошим солдатом. Легион защищал свое достояние, каким бы оно ни было.

Вольфганг Лари Хаузер фон Земенштейн-Бурат рассмеялся бы при мысли о том, что он может стать легионером[44]… но человек, в приступе ярости убивший майора Нойбека, запятнавший этим поступком свое имя и честь, прекрасно впишется в ряды отбросов общества. Возможно, ему даже удастся искупить свои грехи…

– Вы всерьез полагаете, что у меня есть шанс? – спросил Хаузер.

– Ну, для этого, конечно, мало иметь крепкие мускулы, – сказал Дениц. – Но ведь вы прошли подготовку в Военной Академии. Уже одно это, при прочих равных условиях, ставит вас впереди большинства новобранцев. Вы можете получить должность НСО, если результаты тестов покажут, что вы способны руководить людьми…

Хаузер пожал плечами.

– После Терона я уже не уверен в том, что гожусь на роль командира, – угрюмо буркнул он. – Хотя, впрочем, сейчас это уже не играет роли. – Он замолчал и нахмурился, пристально вглядываясь в лицо дипломата. – Почему вы так уверены, что все получится, фрайгерр? Вы имели прежде какие-либо дела с Легионом?

Дениц отрицательно покачал головой:

– Не я. Но когда-то у меня был брат… много лет назад он вступил в Легион. Он решился на это после ссоры с отцом. И он… так и не вернулся домой. Но он делился со мной массой впечатлений, полученных им на службе. Мой брат утверждал, что хоть там и тяжелее, чем где бы то ни было, однако щедро окупается как в материальном плане, так и за счет духовного единства с товарищами.

Дипломат некоторое время молчал, устремив глаза куда-то вдаль, затем вновь взглянул на Хаузера:

– Я гордился им, Вольфганг… Многие говорили, что он пренебрег нашими традициями, но все равно гордился… Вы понимаете меня?

Хаузер решительно кивнул:

– Думаю, да, фрайгерр. Надеюсь, что вы сможете испытывать гордость и за меня… даже после всего того, что я натворил сегодня. Впервые после дуэли он почувствовал, что у него есть будущее. Он вступит в Пятый Иностранный Легион и начнет новую жизнь. Возможно, придет такое время, что и стоящий рядом пожилой человек, и его семья смогут гордиться Вольфгангом Лари Хаузером фон Земенштейн-Буратом.

– Имя?

– Вольфганг Лари Хаузер фон Земепштейн-Бурат.

– О, Господи… ну и имечко тебе досталось, – усмехнулся НСО, отрываясь от терминала компьютера. Сержантские нашивки на его мундире не обманули Хаузера – он уже знал, что звания и чины в Легионе сильно отличались от принятых в армии его родины.

– Неужели ты, парень, думаешь, что мы так и будем тебя звать?

– Можно просто Вольфганг Хаузер, сэр, – спокойно произнес он в ответ.

Хаузер говорил медленно и осторожно, тщательно подбирая слова. Ему давно уже не приходилось пользоваться терранглийским, и многие годы он не обращался к компьютерным курсам, чтобы освежить свои знания. Однако в целом он говорил неплохо.

– Не «сэр», – заметил сидящий за столом вербовщик. – Просто «сержант». «Сэра» прибереги для офицеров, политиков, журналистов и прочего никчемного сброда.

Сержант ввел в компьютерную базу данных имя Хаузера.

– Ты гражданин Содружества?

– Нет. Я – с Лаут Безара.

– Ах, вот как, значит… из беженцев, – вербовщик пристально посмотрел ему в лицо. – Послушай, парень, не в моих правилах так просто, отказываться от новобранца. Нам нужны свежие люди. Но если ты хочешь присоединиться к нам, теша себя мыслью вступить в бой с убренфарами, то лучше запишись в безарианскую армию, которую формируют в окрестностях столицы. Ведь нет пикакой гарантии, что воинские соединения Содружества примут участие в конфликте. Еще менее вероятно, что после прохождения Основного курса тебя направят в район твоего систерма. Ни один, даже самый опытный картежник не знает наперед, как повернется игра, понимаешь?

Хаузер пожал плечами:

– Я не делаю ставок, сержант. К тому же у меня есть личные причины, заставившие меня вступать в Легион…

Сержант понимающе кивнул:

– Что ж, что бы ты ни натворил, Легион позаботится о тебе. Мы сумеем защитить твою неприкосновенность… если ты сам не хочешь, то тебе нет необходимости рассказывать кому-либо о своем прошлом. Но сейчас придется обо всем сообщить.

– Пожалуйста, если вам угодно, сержант, – ответил Хаузер.

Несмотря на решение, которые он принял по. совету Генерального Консула, он чувствовал какую-то душевную пустоту, словно все происходило с ним во сне.

Генеральный Консул Дениц помог ему решить практические вопросы, он послал запрос в службу вербовки новобранцев на Робеспьере и вызвал летомобиль, который должен был забрать Хаузера с территории консульства. У него оставался всего час времени, чтобы забрать из гостиницы самые необходимые вещи. Ничего особо ценного у Вольфганга с собой не было, кроме того, Дениц предупредил его, что Легион не позволяет новобранцам иметь слишком много личных вещей. Он должен был распрощаться с тем, что связывало его с прежней жизнью. Это был почти символический жест, расчищающий путь для карьеры в Легионе.

Только с одной проблемой Хаузер оказался, не в силах справиться. Верный Радья Суартана непременно желал тоже вступить в Легион, стремясь и дальше сопровождать своего господина. Несмотря на протесты и приказы Хаузера, индомеец твердо стоял на своем. Даже когда вербовщики объяснили ему, что, вполне возможно, в Легионе им не удастся находиться рядом, великан-сержант не отказался от своего намерения. Долгие годы он служил семье, которая поручила ему опекать Вольфганга, и в любых обстоятельствах обязан был сохранять верность долгу.

В каком-то смысле упрямство Суартаны приносило облегчение. В глубине души Хаузер был далек от мысли полностью порвать с прошлым, непоколебимая верность индомейца придавала силы и вселяла уверенность на пороге серьезных жизненных испытаний.

Пилот летомобиля, присланного Легионом, – в форме капрала, с лицом, покрытым многочисленными шрамами, к удивлению Хаузера, принадлежал к расе уро, являясь представителем одного из родов Старой Европы. Волосы ветерана были тронуты сединой, а каждая из нарукавных нашивок указывала на завершение очередного пятилетнего срока пребывания в Легионе. На вопрос Деница капрал ответил, что подходит к концу уже шестой такой период. Вербовкой добровольцев занимались в основном те легионеры, возраст которых подходил к отставному, и этот человек не являлся исключением.

Несмотря на огромный срок армейской службы, капрал неплохо относился к гражданским лицам. Он был вежлив с Деницем, немногословен и деловит с Хаузером и Суартаной.

Они вручили капралу свои идентификационные диски, затем сели в кабину летомобиля, которому предстояло примерно через час доставить их на военную базу Содружества, расположенную в окрестностях главного космопорта Робеспьера.

База занимала огромную территорию. Строения окружал каменный забор с колючей проволокой. Над единственными воротами сияла надпись «Le-gio Patria Nostra» – «Легион – наша родина», один из многих неофициальных девизов Пятого Иностранного. Капрал проводил двух новобранцев в комнату ожидания, расположенную на первом этаже, где оставил их и ушел проверять идентификационные диски.

Хаузер воспользовался предоставленным временем, чтобы изучить окружающую обстановку.

Просторное помещение было по-спартански скудно и просто обставлено, белые стены резко контрастировали с полом из желтого паркета. Разглядывая развешанные на стенах голопики со сценами боев на отдаленных мирах, он вновь вспомнил ужасную бойню на Тероне. Было что-то притягивающее в суровых лицах бойцов, что-то, затрагивающее самые глубины души, где скрывалась тяга к романтике и приключениям. Эти картины завораживали, приглашали заглянуть вглубь загадочного и неизведанного, которое притягивало к себе властной силой.

Однако времени поразмышлять над этим вопросом у Вольфганга не оказалось. Появился капрал, махнул рукой Хаузеру и кивнул в сторону двери. НСО громко постучал, изнутри раздался голос:

– Войдите!

И вот Хаузер сидит на жестком стуле и смотрит через широкий загроможденный папками с бумагами стол на проницательного и настороженного человека. Как и капрал, доставивший его на базу, занимающийся набором в Легион, сержант был пожилым ветераном, с короткими седеющими волосами и словно высеченным из камня лицом. Закатанные рукава форменной рубашки обнажали мускулистые руки, усеянные замысловатыми татуировками, на груди красовались три ряда цветных нашивок, свидетельствующих об участии в военных кампаниях. «Мертвая голова» на рукаве говорила о принадлежности к элитарным штурмовым подразделениям Легиона. Сержант обладал редкой способностью, не ущемляя достоинства собеседника, переходить с «вы» на «ты» и наоборот.

– Вы, возможно, удивитесь, если я скажу, как много людей пытаются вступить в Легион, думая, что это очень просто, что мы не проводим никаких проверок личности, – дружелюбно начал сержант. – Мы, конечно, возьмем любого, кто соответствует нашим требованиям, но и у Легиона есть, черт побери, какие-то стандарты!

Он засмеялся, словно радуясь удачно подобранному словечку, затем набрал команду на терминале и задал следующий вопрос:

– Дата рождения? По стандартному исчислению, пожалуйста, не по местным календарям.

Хаузеру пришлось воспользоваться браслетом, чтобы преобразовать безарианскую систему исчисления в стандартную систему, принятую в Содружестве. Вопросы продолжались. Он отвечал по возможности правдиво. Казалось, сержант остался даже доволен, когда Хаузер подробно изложил историю поединка с Нойбеком.

Через полчаса сержант откинулся в кресле, удовлетворенно улыбнувшись:

– Порядок, Хаузер. Преступление, как бы вы его ни называли на своем Лаут Безаре, произошло за пределами юрисдикции Содружества, да впрочем, едва ли наше отношение изменилось, если бы вы укокошили кого-нибудь прямо в центре Столицы. Нам прежде всего важна ваша квалификация… и ваше отношение к делу. Вас подвергнут различным физическим и психологическим тестам, и предоставят время записать свою новую историю более подробно. Я бы посоветовал вам взять десяток уроков терранглийского. Вы неплохо говорите, но от вас потребуется быстрая реакция и мгновенное выполнение приказов, поэтому стоит освежить и закрепить знание языка.

Хаузер удивленно поднял брови:

– Вы хотите сказать, что я принят, сержант?

Что я уже легионер?

– Еще нет, черт возьми, – рассмеялся тот. – Ты теперь доброволец, проходящий испытательный срок. Это означает, что ты уже подчиняешься воинской дисциплине, но мы еще как бы не решили взять тебя на службу. Решаем. Пройдешь все тесты успешно, и можешь отбросить слова «испытательный срок», но легионером ты станете лишь после прохождения Основного курса подготовки.

– Я понимаю…

– Не беспокойся, Хаузер. Пока находишься на стадии испытательного срока, всегда можно отказаться. Много ребят так и сделали, как только несколько протрезвели и поняли, что означают ожидающие их пять лет службы в Легионе.

– Я не откажусь, сержант, – упрямо ответил Хаузер.

Вербовщик улыбнулся:

– Ты сначала подумай хорошенько. Это ведь, знаешь ли, довольно грязная работенка. У нас тут пет места для романтиков. Легион зародился еще в эпоху, когда человечество не знало космических перелетов. Если ты не погибнешь в бессмысленных стычках на одном из приграничных миров, помогая претворению в жизнь дурацкого замысла какой-нибудь промышленной корпорации или тщеславного политика, то рискуешь, например, свихнуться… может быть, решишь удрать, дезертировать, тогда тебя поймают и отправят в штрафной батальон. Не исключено, что тебе повезет, ты бросишь все и осядешь на какой-нибудь удаленной планете…

– Вы говорите так, словно желаете отговорить меня, – удивился Хаузер.

Сержант пожал плечами:

– Ты можешь сводить счеты с жизнью так, как тебе вздумается, парепь. Только имей в виду, что Легион – это пе всегда слава, романтика и приключения, о которых тебе рассказывали в видеожурнале. Когда ты вступаешь в Пятый Иностранный Легион, ты отдаешь нам все – тело, разум и душу.

И если ты выживешь в течение пяти лет контракта, ты получишь гражданство и сможешь осесть на одной из новых колоний… и с тобой останется чувство, что когда-то ты был частью чего-то значительного. В Легионе тяжело, Хаузер… но если ты именно тот человек, что нам нужен, ты поймешь, что через пять лет уходить отсюда нет смысла. Подумай, на самом ли деле ты хочешь связать себя такими обязательствами… и почему.

Сержант отвернулся.

– Это все, Хаузер. Вы проведете ночь в казарме, а завтра утром вместе с другими добровольцами вас переправят на транспортный лайтер «Вир Хакайм». Новобранцы проходят Основной курс на планете Дэвро, там расположена тренировочная база Легиона. Это займет пятнадцать недель. После этого… ну… все будет зависеть от вас и от сержанта, который будет вами руководить. – Ветеран криво улыбнулся. – Да будет Бог милостив к вам, сэр. А теперь подождите в зале ожидания, пока я поговорю с другими претендентами. Потом вас отведут в казарму. Свободны.

Хаузер покинул пункт вербовки добровольцев со смешанным чувством. Его переполняли новые впечатления и тревожные мысли.

Легион оказался намного более серьезной организацией, чем он ожидал.