"Роковая любовь" - читать интересную книгу автора (Кэмп Кэндис)

Глава 8

Энэлайз было страшно выходить на улицу после того, как она из богатой наследницы в одночасье превратилась в содержанку врага. Но прогуляться так хотелось, что она решила рискнуть в надежде, что не встретит никого из своих знакомых.

Там, в доме, где она теперь жила с Марком, ей трудно было перестать думать о нем. Энэлайз надеялась, что во время прогулки привычные звуки и запахи на знакомых улицах помогут ей успокоиться и отвлекут от мрачных мыслей.

Она шла, но мысли ее все так же роились вокруг Марка и его отношения к ней. Она уже поняла, что теперь по-настоящему оказалась полностью в его руках. То, что он стал обращаться с ней как с рабыней, унижал и оскорблял ее, не могло помешать, как она убедилась, ее страстному желанию быть с ним.

Она любила его, и хуже всего, она наслаждалась, когда он так грубо брал ее. Она уже убедилась, что он был жестоким, вероломным человеком, который воспользовался ее любовью к брату, чтобы шантажировать ее и заставить стать своей любовницей. Но даже этого ему было мало — он жаждал не только ее тела, но и ее публичного унижения.

Похоже, что Марк получает наслаждение не только от ее тела, но и от тех обид и оскорблений, что наносит ей.

Но почему он так презирает ее? Ведь она не сделала ему ничего плохого. Она только, как последняя дурочка, страстно влюбилась в него! Да, она влюбилась и хотела ощущать запах его тела, слышать его голос и впитывать его взгляд. Она явно сгорала от любви и постоянно томилась по его ласкам. А он только хотел унизить ее!

Конечно, он уже хорошо заметил, как действуют на нее его присутствие и ласки. И теперь он будет, используя это, продолжать издеваться над ней и мучить ее. Ее собственное тело коварно вступило с ним в тайный союз, и Марк воспользовался этим для ее унижения.

Она хотела выйти на прогулку, чтобы развеять свои мрачные мысли, но брела по улицам, полностью поглощенная ими, не замечая любопытных взглядов солдат и прохожих. Энэлайз даже не заметила сразу, что ноги сами привели ее к своему дому. Очнувшись, она увидела, что гуляла по знакомому с детства Парковому кварталу и ей навстречу идет миссис Блэкберн, подруга ее матери.

Женщина посмотрела на нее осуждающим взглядом, отвернулась и перешла на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с нею лицом к лицу. Энэлайз покраснела. Сейчас ей вдруг захотелось просто провалиться сквозь землю и исчезнуть. Она знала, что ее репутация в городе погублена, но не была готова к конкретному проявлению этого, и ей стало очень больно.

Энэлайз резко повернулась и поспешила уйти из своего квартала, но, как назло, столкнулась лицом к лицу с Бекки Олдвэй. О, какой торжествующий и вместе с тем презрительный взгляд был у ее бывшей подруги! Бекки тоже отвернулась от Энэлайз и, ничего не говоря, прошла мимо, избегая любого контакта с этой, как считала Бекки, падшей девушкой.

Слезы брызнули у Энэлайз из глаз, и она, ослепленная ими, спотыкаясь, побежала к дому Марка, чтобы спрятаться там от осуждающих взглядов. Там, дома она упала на свою кровать и разрыдалась. Сердце ее бешено колотилось, лицо ее было красным от рыданий. Но слезы не уняли ее душевной боли и не принесли ей облегчения. Она села. Тело ее била мелкая дрожь. Ей стало ясно, что теперь всю оставшуюся жизнь она будет в глазах общества падшей женщиной, женщиной, отторгнутой этим обществом.

Энэлайз провела рукой по лбу, как бы отгоняя вопросы, задаваемые самой себе. Что будет, если Марк устанет от нее, если она надоест ему? Он выбросит ее на улицу? Как и на что она будет жить, покупать еду и одежду? Или он сразу передаст ее своим приятелям, которые станут оплачивать ее счета в обмен на ее милости?!

— Нет! — зло закричала вслух Энэлайз, вскакивая с кровати. — Я не позволю ему сделать из себя проститутку!

Она стала взад-вперед расхаживать по комнате, и лицо ее стало очень злым. Даже если она будет умирать от голода, она не станет делить постель с другими мужчинами.

Но свою любовь к этому подлецу ей надо скрывать, — надо скрывать, что близость с ним — для нее ни с чем не сравнимое наслаждение. Иначе он сделает ее полной рабыней своих желаний и прихотей, готовой ради наслаждения на все, только бы получить удовольствие. И она окончательно погибнет, не только физически, но и нравственно. Нет, позволить этого нельзя! Она научится скрывать свою любовь к нему, пусть даже ей придется притворяться и лгать.

Энэлайз так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу услышала слабый стук в дверь. Стучавший человек, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь.

— Мисс Энэлайз! — раздался голос и одновременно в дверь просунулась темная голова.

Энэлайз взглянула и глазам своим не поверила:

— Мэй? — спросила она.

— Да, мэм, —ответила та и с приветливой улыбкой на лице вошла в комнату.

— Мэй! Что ты здесь делаешь?

— Я пришла Вам помогать, если Вы нуждаетесь во мне.

— А как моя мама? Что там дома? — спросила Энэлайз.

Мэй только пожала плечами.

— Янки объявили об отмене рабства. Мне объяснили, что я могу уйти так же, как ушли от своих хозяев другие негры. По правде сказать, я не захотела оставаться с Вашей матушкой. Но уходить куда-то, прежде чем не найду Вас и не поговорю с Вами, я не стала. Я хочу сказать, мисс Энэлайз, что Вы поступили очень правильно, благородно, когда спасли Эмилю жизнь.

Энэлайз порывисто бросилась к своей служанке и крепко обняла ее.

— Спасибо тебе, Мэй. Ты даже не представляешь, как я ждала таких слов от своих родных и знакомых, — она отпустила Мэй и отошла в сторону. — Я так благодарна тебе, что ты нашла меня здесь. Мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, со мной.

Энэлайз еще раз крепко обняла Мэй. Присутствие Мэй будет для нее большой поддержкой, буфером, смягчающим ее столкновение с этим, совершенно чужим ей миром, в котором она очутилась. Теперь Энэлайз не чувствовала себя отрезанной от своего прошлого.

Марк заявился домой только вечером, весело насвистывая. Под мышкой он нес подарок для Энэлайз.

То, как она вчера ночью откликнулась на его любовь, вселило в него надежду наладить отношения между ними, несмотря на то, что он сделал и несмотря на ее любовь к этому проклятому Фурье.

Энэлайз в кухне хлопотала над ужином, и Марк решил отложить вручение подарка до более подходящего момента. Пожалуй, это лучше сделать после ужина, в спальне, когда они останутся наедине, и она будет чувствовать себя свободнее.

Так он и сделал. Когда они поднялись в спальню, Марк протянул Энэлайз пакет, который та неохотно взяла.

— Что это? — спросила она так же, без интереса.

— Подарок тебе, глупая девчонка, — не обращая внимания на ее тон, ответил Марк.

Энэлайз внимательно посмотрела на него и развернула сверток. Там оказался чудесный отрез на платье, голубого цвета с узором, повторяющим рисунок павлиньего хвоста. От нее невозможно было отвести глаз. Энэлайз бережно развернула ткань и приложила ее к своей щеке, а затем прикинула на себя.

— Замечательно! — прошептала она. — Подумать только — какое прекрасное платье получится! — Энэлайз, как и другие женщины Юга, из-за блокады давно не имела возможности сшить себе новое платье.

С горящими от восторга глазами, она подбежала к зеркалу, что висело над комодом и посмотрелась в него, приложив к себе ткань. О, какое чудесное выйдет платье! Этот цвет — ее любимый, он так хорошо подходит к цвету ее волос и подчеркивает белизну ее кожи. Ткань оттеняла также ее глаза, делая их еще более выразительными и красивыми.

— О, Марк! — впервые она обратилась к нему приветливо. — Спасибо тебе. Материя просто великолепна. Мне будут завидовать все женщины в Новом Орлеане. Это первое платье, что…

Она не договорила. Она вдруг все поняла… Новое платье… Нет, ей не будут завидовать все женщины Нового Орлеана, они будут презирать ее. Ведь даже теперь, когда была снята блокада и торговля немного восстановилась, никто в городе не смог бы купить себе такой отличный отрез материи — только янки. И, если любая женщина появится в таком наряде, все скажут, что она — любовница янки!

На глаза Энэлайз набежали слезы. Она отложила в сторону подарок. Ей вдруг стало все ясно. Это был особого рода подарок, подарок, который обычно мужчина дарит своей любовнице взамен на ее милость. Прими она этот подарок, и все еще раз убедятся, что она проститутка и предательница. Этот подарок — доказательство ее позора, а не доказательство его любви. Она покраснела и бросила сверток на кровать.

— Отдай это какой-нибудь из своих девиц. Он мне не нужен!

Этот резкий отказ, хотя только что она была в полном восторге, ошеломил Марка. Он чувствовал так, как будто получил пощечину.

— Что с тобой? — спросил Марк удивленно.

— Я продала тебе свою душу за жизнь Эмиля. Но за подарки янки-грабителя я не продаюсь!

Марк разозлился.

— Черт побери! Ты лживая, подлая маленькая сучка! — закричал он на нее и, подбежав к ней, грубо схватил ее за руку, впиваясь своими ногтями в ее нежную кожу.-Тогда что за спектакль ты устроила прошлой ночью? Тогда я был тебе желанен и тебе очень хотелось спариваться со мной?! Или не так было? Может у тебя хватит совести сказать, что ты стонала и корчилась и выкрикивала мое имя только из-за того, чтобы спасти Эмиля! — злобно передразнил он ее.

— Отойди от меня! — потребовала Энэлайз.

— Не отойду! Не отойду до тех пор, пока ты не признаешь, что жаждешь меня так, как я тебя! — сказал он.

— Никогда! — прошипела Энэлайз и гордо вскинула голову.

Он грубо прижал ее к себе и сильно поцеловал, запрокинув ей голову. Его губы жадно впились в ее губы.

Она поняла, что целуя ее, он опять пытается одержать победу, используя ее чувства. Он больно ухватил ее одной рукой за волосы, а другой — за талию, а потом склонился над нею и стал целовать ее шею и грудь.

— Нет, Марк! Заклинаю тебя! Остановись! Ты задушишь меня. Я не могу дышать, — едва смогла произнести Энэлайз.

Он поднял свою голову и заглянул ей в глаза.

— Признайся! Скажи! Скажи, что ты хочешь меня!

— Нет! — ответила она.

Марк вновь нагнулся к ней и грубо поцеловал ее. Затем он поднял ее и понес к кровати. Подойдя к кровати, Марк бросил Энэлайз на середину ложа, прямо на голубую, сияющую павлиньими узорами, ткань и сам улегся рядом.

Он начал расстегивать ее одежду. Но сейчас он действовал не грубо, напротив, его руки нежно перебирали пуговицы и так же нежно казались ее обнаженного тела. Марк искусно ласкал ее грудь, живот и бедра, щекотал языком ее тугие, темно-коричневые соски. Он был таким искушенным любовником, что опять завладел каждой частичкой ее тела. И она ничего не могла поделать.

На каждое его прикосновение отзывалась каждая клеточка ее тела, жаждущая еще большего наслаждения. Энэлайз, пытаясь не выдавать своих чувств, закусила губу. Когда же, наконец, он вошел в нее, ей стоило большого труда сдержать крик — так хотело этого ее тело! Это было дивное чувство, но она знала, что дальше будет совсем райское блаженство и стала отвечать на его ритмичные движения. Волна экстаза накрыла ее, и она, вздрогнув, уже не смогла сдержать крик! Но Марк, передохнув несколько минут, вновь медленно и осторожно продолжал свои действия. И ее вскоре накрыла вторая волна оргазма, настолько сильная, что Энэлайз стала почти больно от наслаждения. Что он делает с ней — смутно подумала она, а Марк еще и еще заставлял ее содрогаться и трепетать от удовольствия, сдерживая себя сам. И, наконец, он, почувствовав, как она изнемогает, сделал так, чтобы его собственный оргазм совпал с ее…

Когда страсти улеглись, он, лежа рядом, заглянул ей в глаза и спросил:

— Ты все еще будешь отрицать, что любишь меня?!

Энэлайз беспомощно качнула головой, и слезы покатились из ее глаз: «Он прав, он вытащил меня из вялого, скучного мирка и показал неведомые ранее стороны жизни».

На следующее утро Марк проснулся рано. Его мучили угрызения совести. Будь проклят его характер! Он любил Энэлайз, любил силу ее духа и воли. Однако сам делал все, чтобы сломить эту волю, подчинить ее своей собственной воле. Кроме того, он вел себя, как необузданное грубое животное по отношению к ней, и все из-за того, что она не любила его. Бог свидетель тому, что так, конечно, обращаться с нею было нельзя. При таком обращении с нею нельзя было ждать ответной любви. Это Марк прекрасно понимал. Но его продолжала терзать ревность. Его сердце было изранено, и нервы в ее присутствии были напряжены до предела. Стоило ему подумать только о другом мужчине, как у него начинался приступ ревности. Раньше ему казалось, что его уже ничто не сможет вышибить из седла. Он был человеком с твердым характером, умел контролировать себя, свои эмоции. Но, как только Энэлайз начинала бросать в его сторону презрительные взгляды, он сходил с ума от ревности, начинал выходить из себя и говорил и делал гадости, чтобы причинить ей ответную боль.

— Бедная моя любовь. — Марк приподнялся на локоть и смотрел на Энэлайз. Она лежала, свернувшись калачиком. Волосы ее разметались в разные стороны по лицу и подушке. Марк улыбнулся и осторожно убрал пряди волос в ее лица. Боже! Как он любил ее! Он знал, что убьет всякого человека, кто обидит ее, и сам же обижал ее больше всех. Он сам не мог понять — то ли это было в его, Шэффера, характере, то ли в нем говорили гнев и ревность. Неужели и его отец обращался так с его матерью, как он обращается сейчас с Энэлайз? А, может быть, именно такое обращение заставило его мать пойти по рукам?

Впечатления детства — отношения отца и матери, ее неверность, их расставание — все он искал в них аналогии со своими отношениями с Энэлайз. И так же, как подростком, он страдал и ненавидел.

Он ненавидел себя за те унижения, которым он подверг Энэлайз, но был уверен в том, что скорее руку себе отрежет, чем отпустит ее от себя.

Когда Энэлайз проснулась, то Марка уже не было. Она зарделась от стыда, вспомнив прошлую ночь и то, как она отвечала на его ласки. Ей стало очень стыдно. Она вела себя, как сучка во время течки. Прекрасная голубая ткань с сияющими как павлиньий хвост узорами валялась, скомканная, на полу. Энэлайз подняла ее и с отвращением швырнула на кровать. Посмотрев на ткань, Энэлайз. немного подумала, а потом ее осенила интересная мысль. Она улыбнулась про себя, взяла ставшую ей неприятной ткань, разыскала Мэй и отдала ее негритянке.

Мэй глазам своим не поверила. Сначала она отказалась принять такой дорогой подарок, но Энэлайз настояла на своем, и служанка согласилась.

Марк не пришел на ночь домой, и Энэлайз вдруг стало страшно. А что, если он так рассердился на нее, что не вернется совсем? Как ей тогда быть?

Он вернулся на следующий день вечером, и Энэлайз с облегчением вздохнула, стараясь все же не подавать вида, что была очень расстроена его отсутствием.

Его поведение в последующие дни изменилось и стало необычным для него — он стал более вежлив в обращении с нею и менее требователен. Но он не освободил ее от ее обязанностей в постели, хотя и стал мучить ее даже своей страстью.

Он брал ее быстро и также быстро отпускал ее после того, как удовлетворял свою страсть. Энэлайз уговаривала себя, что была благодарна и за это. Но каждый раз такие торопливые совокупления оставляли ее раздраженной и разбитой, с тупой болью в пояснице.

Мэй быстро сшила себе из подаренной ткани новое выходное платье. Когда Марк увидел ее воскресным утром, отправляющуюся в нем в церковь, то лицо его стало мертвенно-бледным. Он так посмотрел на Энэлайз, что она от страха даже несколько отступила в сторону. Марк ушел из дома, сильно хлопнув дверью, и не возвращался до поздней ночи.

Энэлайз уже спала, когда он вошел в спальню и, грубо тряхнув ее за плечо, приказал:

— Просыпайся!

Энэлайз, ничего не понимая спросонья, моргала ресницами.

— Что случилось? Который сейчас час? — спросила она у него.

— Неважно, — проворчал он и резко сорвал покрывало с ее тела. — Вставай! У меня есть подарок для тебя!

Он говорил это все с такой усмешкой, что Энэлайз стало немного страшно. Быстро соскользнув с кровати, она стала перед ним и только сейчас почувствовала, как от него разит виски и дешевыми духами. Энэлайз поняла, что он провел это время с проститутками, и представила следующую картину — его смуглое, худощавое тело лежит рядом с другой женщиной, и руки, которые так нежно ласкали ее тело, — ласкают тело проститутки.

— Тебе мало одной любовницы? — вырвался у нее вопрос, о котором она сразу же пожалела, так как им дала ему повод поиздеваться над ней.

— Ревнуешь, любовь моя? Я грешным делом подумал, что ты с радостью передохнешь!

— Я не ревную, — вспыхнула Энэлайз. — Как ты смеешь дотрагиваться до меня своими грязными руками после того, как лапал ими проститутку?

Марк пожал плечами и язвительно заметил:

— Вед проститутки одинаково грязны.

Энэлайз совсем разозлилась.

— Какой же ты хам! Наклеил на меня ярлык проститутки, а сам-то ведь и обесчестил меня!

Марк удивился.

— Насколько я помню, ты сама призналась, что той ночью у тебя в кабинете отдалась мне добровольно, — сказал он.

Глаза Энэлайз наполнились слезами, и она задохнулась от волнения.

— Ты обманул меня, — сказала она ему. — Я тогда подумала, что люблю тебя и что ты меня тоже любишь.

— Да? А как же насчет других мужчин? Как ты за них оправдаешься? Они тебя также насиловали? Или ты им отдавалась по любви? — с иронией в голосе спросил Марк.

— Другие! Какой же ты подлый! — дико прошипела Энэлайз. — Других не было! Ты был первым, и ты прекрасно это знаешь.

— Первым, — признался он, чуть улыбнувшись, — но, как мне кажется, не последним…

Энэлайз со всего маху влепила ему звонкую пощечину. Марк побледнел, на скулах его заходили желваки. Он грубо схватил ее за плечи и резко сказал:

— Расскажи мне о тех, что были с тобой. Каковы они? Ты отдавалась им прямо на полу своего кабинета или пригласила их в свою спальню? Ты стонала под ними, как подо мной? Сколько их было там, Энэлайз? Сколько было их, вкусивших прелесть твоего тела?

Энэлайз с ужасом и удивлением смотрела на него. Он больно вцепился пальцами в ее тело. Глаза его горели, и он был похож на сумасшедшего человека. Энэлайз с дрожью в голосе ответила:

— Не было других, слышишь, не было!

Губы Марка задрожали, и он резко швырнул ее, как вещь, на кровать. Она распласталась на кровати так, что ее ночная сорочка задралась вверх, обнажая ее стройные ноги.

Энэлайз было настолько испугана его бешенством, что боялась даже пошевельнуться, не то что одернуть сорочку.

— Сними эту свою дурацкую рубаху, — прохрипел Марк. — Я принес тебе кое-что приодеться.

Он направился к креслу и схватил то, что там лежало. Энэлайз покорно повиновалась ему. Марк подошел к ней. В руках у него было что-то тонкое и прозрачное.

— На этот раз я принес тебе подарок, подходящий для любовницы. Вот, надень. Я хочу, чтобы ты продемонстрировала его мне! — приказал он.

Энэлайз нерешительно взяла это из его рук и приложила к себе. Теперь она рассмотрела, что это была ночная сорочка, сделанная из такой тонкой ткани, что, казалось совсем невесомой. «Эта вещь будет больше открывать, чем прятать», — с ужасом подумала Энэлайз. Сорочка была алого цвета, и это был символ продажной любви. Она поняла намек. Этот подарок должен был еще раз подчеркнуть, что она падшая женщина, и она должна надеть его как символ.

Еще одна, страшно возмутившая ее мысль промелькнула у Энэлайз — не снял ли он эту сорочку с тела той, чьими духами он так пропах?

— Надень! — приказал Марк.

Энэлайз надела ночную сорочку и медленно повернулась к нему лицом. Черные глаза Марка загорелись, и у него перехватило дыхание от ее красоты. Под этим горящим взором она почувствовала знакомое волнение и отвернулась, боясь, что растает от одного взгляда его магических глаз.

Отвернувшись, она вдруг поймала свое отражение в зеркале, висящем напротив.

Прозрачная ткань, едва касаясь тела, обрисовывала только грудь и бедра — контуры фигуры едва угадывались. Марк пожирал ее глазами.

И опять — от этого горящего взгляда — ее темные соски набухли и затвердели. И опять ей стало стыдно. Он одел ее как проститутку и похотливо, как проститутку, рассматривал, а ее тело опять предавало ее и показывало, как она сама его жаждет.

— Энэлайз, — почти простонал Марк, — я умираю от страсти. Подойди и уйми мою боль. Прошу, прошу тебя…

Его голос звучал теперь так мягко и искренне, что она поняла, что он, как и она, полностью захвачен страстью.

Но она еще попыталась сопротивляться. Он пришел пьяный и злой, от проститутки, вырядил ее как проститутку, а после того ожидает, что она кротко будет удовлетворять его желания.

— Как ты после всего осмеливаешься меня просить?

— Как я осмелился? — переспросил он. — Ты — моя! Запомни, ты — моя!

— Никогда! Никогда в жизни я не буду любить тебя по доброй воле! Я ненавижу тебя! — и, бросившись к нему, она начала хлестать его руками по лицу, царапать ногтями.

Марк, не ожидавший нападения, сначала позволил залепить себе пару пощечин, но, опомнившись, схватил ее за запястья и прижал ее всем своим телом. Они оба не удержались, рухнули на кровать. Наконец, Марк обуздал ее, заломив ее руки за спину и зажав ее ноги своими ногами. Он придавил ее так, что она не могла больше пошевельнуться. Она замерла и услышала, как он стал ругать и проклинать ее такими словами, о существовании которых она даже не подозревала.

Она вдруг поняла, что борьба еще больше возбудила его страсть. И почему ему нравилось так мучить ее?

Марк тяжело задышал. Похотливая, животная улыбка появилась на его лице. Он, словно железными клещами, держал ее ноги, а орудие его страсти больно упиралось в ее бедро.

— О Боже! Женщина! На моих штанах разлетятся сейчас пуговицы, если его не выпустить наружу, — сказал он грубо.

Она знала, что разбудила в нем зверя, и — к своему удивлению — она не испугалась, а, наоборот, хотела этого. Боже! Во что она превратилась? Марк наклонил свою черную голову и стал тереться носом о ее грудь. Он еще что-то бормотал, но что — ей было неясно. Страсть и желание больно раздались по всему ее телу, и она задрожала.

Марк отпустил ее и стал рядом с кроватью. Энэлайз настолько устала от борьбы, что у нее не хватило даже силы подняться. Она просто повернула голову и посмотрела, что он собирается сделать. А Марк медленно и осторожно вытягивал свой ремень из пояса брюк. У Энэлайз даже мелькнула дикая мысль — не собирается ли он избить ее?! Что ему может взбрести на ум, когда он в таком диком, животном состоянии?

Энэлайз закусила свою верхнюю губу, как она делала с детства в минуты сильного волнения, но, не двигаясь, продолжала наблюдать за ним дальше.

В тот момент, когда он поднял руки и бросил ремень на кровать, их глаза встретились.

Он спокойно и неторопливо снимал свою одежду, и в глазах его было торжество и ярость. Он смотрел прямо на ее фигуру, облаченную в прозрачную алую ткань, и был похож на разъяренного быка.

Испугавшись, она попробовала встать, но он налетел на нее, как хищник на жертву.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, желая по интонации его голоса, угадать, что ее ждет.

— Я собираюсь научить тебя, как доставлять мне удовольствие, — прохрипел он.

Раздевшись донага, он медленно опустился с ней рядом и потом в течение всей этой страстной ночи учил ее секретам обращения с мужским телом.

И впервые с тех пор, как Энэлайз отдалась ему, она делала все так, как он ей показывал, и удовлетворяла его — ртом, руками, телом — бесконечно сама сопереживая страстные экстазы.