"Льды возвращаются" - читать интересную книгу автора (Казанцев Александр)

Глава четвертая

Тяжела мертвая зыбь. Мистеру Джорджу Никсону казалось, что нет никакой волны, но исполинские морщины океана незаметно и неумолимо вздымали на себя и судно, и даже весь мир земной...

Этот мир земной воплощался для мистера Джорджа Никсона в зыбкой палубе предоставленного ему полицейского катера, который он злобно проклинал вместе с почтительными полицейскими чинами и обиженной супругой в бриллиантах, но с припухшими глазами.

Что женщина понимает в бизнесе!

Мистер Джордж Никсон страдал морской болезнью, не выносил мертвой зыби и женских слез. Его детское лицо с обозначившимися подглазными мешками позеленело, как морская трава. Невысокий, но сбитый, крепкий, вцепившись сильными пальцами в холодный прут реллингов, он откинулся на вытянутые руки, сохраняя достоинство. Его маленькие сверлящие глаза исступленно смотрели назад, на взбитую винтом пенную полосу за кормой, на далекий горизонт, из-за которого словно прямо из воды, как в дни нового всемирного потопа, поднимались четкие башни небоскребов.

Что понимает женщина в политике!

Статуя Свободы, сторожившая с холодным камнем факела в руке выход из порта, исчезла первой вместе с тюремным замком у ее ног...

Небоскребы выше. Они остались. И это символично! Мистер Джордж Никсон разглядывал зубцы на горизонте, припоминая названия зданий.

Да, в новом «всемирном потопе коммунизма», как ноевы ковчеги наглого предпринимательства, видны еще над поверхностью и Импейер-билдинг – этот столп американского просперити, и Эдисон-билдинг – символ высоты американской техники, и Рокфеллер-центр – скала мира частной инициативы. Надо шепнуть парням, чтобы использовали эти мысли в своих статьях. Выше всех поднимается, сверкая на солнце, как горный пик слоновой кости, пластмассовый шпиль Рипплайн-билдинга, который на семнадцать этажей выше самого высокого здания в мире.

Рипплайн! Это надо понимать! Если вновь избранный губернатор задумал отметить свое избрание как торжество деловой семьи и силы доллара, если он решил сделать это в открытом море и прислал вместо геликоптера, которого боялась миссис Амелия Никсон, полицейский катер, то приходится все терпеть. Ральф Рипплайн не только учтив, но способен выписать личный чек на девятнадцать миллионов долларов, когда находит нужным спасти какую-нибудь фирму, уничтожить слабеющего конкурента или создать новый газетный трест вроде «Ньюс энд нъюс»...

Отец Ральфа, старый Джон Рипплайн был скуп, сварлив и недалек, но разве не прав был он, борясь против строительства трансконтинентального плавающего тоннеля? Мир памяти пароходного короля! Политика и жизнь – цепь ошибок. Арктический мост через Северный полюс между СССР и США был не только построен, но и стал, конечно, мостом между коммунизмом и американским миром, чего и боялся старик Рипплайн, скупой и тощий рыцарь старого порядка. Его сыну, молодому красавцу Ральфу, политику и бизнесмену дальнего прицела, человеку жадному, веселому и жестокому, возможно, еще придется закрыть движение поездов в плавающем тоннеле... в этом символическом «мосте дружбы»...

Мистер Ральф Рипплайн запросто позвонил сегодня утром по радиотелефону в редакцию главной газеты Джорджа Никсона. Там поднялся переполох, но газетчики – парни вышколенные, не подали и виду, что поняли, кто звонит боссу. Мистер Джордж Никсон одной рукой торопливо натягивал пиджак, а другой ухватился за снятую трубку:

– Хэлло, Мэлли! Двадцать две минуты на вечерний туалет и косметическую магию. Прием на яхте Рипплайна! О'кэй! Губернатор галантен, как учитель танцев, и требователен, как старофильмовый шериф. Придется пачкать палубу вонючей полицейской посудины. Что? Почему прием в море? Да чтобы отгородиться от репортеров океаном. Дырка в жилете! Один из них все же будет. И пусть теперь конкуренты из «Нью-Йорк таймс» жуют мои подошвы, им придется утирать свои гриппозные носы нашими сенсационными полосами! Хэлло, детка! Блеск в глазах и на шее, можно и в ушах и, конечно, на пальчиках. Пятьдесят строк отчета только об этом. Я выезжаю.

Мистер Джордж Никсон предусмотрительно не взял свой знаменитый, известный всему Нью-Йорку, комфортабельный автомобиль с телефоном, телевизором и коктейльным баром, а заехал за миссис Амелией Никсон в потрепанной автомашине метранпажа.

Кто поймет женщин! В конце концов, она могла бы быть более довольной и не так уж бесцеремонно пилить супруга, воспользовавшись отсутствием шофера.

– Джордж, мне не нравится яхта в открытом море и совещание без репортеров, – сразу напала она. – Здесь пахнет радиоактивным дымом. Это Африка.

– Вы носите брильянты, найденные в Африке, моя дорогая, об этом пишут газеты. А я делаю бизнес. На холоде, если хотите, дорогая.

– Джордж, вы не впутаетесь в это липкое дело, не примете никаких предложений.

– Не изображайте, милая, что вы глотнули уксуса вместо коктейля. Было время, когда вы сами устраивали деловые свидания для своего супруга.

– Для Кандербля? – ужаснулась миссис Амелия Никсон. – Оставьте это чудовище! Я не желаю слышать его имени.

– Женщины меняются, как дела на бирже, – раздраженно брюзжал Джордж Никсон, решив вдруг вспомнить всех былых соперников. – Такой ли вы были, когда мы охаживали вас с моим кузеном Майклом?

– К сожалению, он не был тогда сенатором, – огрызнулась Амелия.

– Но и сенатор ныне не миновал тюрьмы.

– А я ныне не хочу больше авантюр, я жажду покоя! – воскликнула Амелия.

– Кто станет вас еще раз похищать? – покосился на нее Джордж Никсон. – У гангстеров тоже бизнес.

Мистер Никсон намекал на похищение Амелии в дни Рыжего процесса, когда ее жениха Майкла Никсона обвинили в ее убийстве, чтобы посадить на электрический стул. Как известно, он сбежал из тюремного двора на геликоптере. Амелия уже позже, освобожденная гангстерами и прославленная газетами, отказалась от жениха.

– Уж ваш бизнес, сэр, мне известен! – зашипела она. – Провал на Рыжем процессе, потом ринг с подозрительным нокаутом негра Брауна.

Джордж Никсон усмехнулся, трогая машину с места.

– Ставки были очень велики, моя дорогая, очень велики. Пусть Ральф Рипплайн тогда немного проигрался, но зато заметил Малыша. И, главное, судя по сегодняшнему приглашению, продолжает замечать. А это куда лучше, чем булькать, как часы в колодце.

– Уж не знаю, где лучше: на дне колодца или на дне радиоактивного кратера.

– Или на тихом дне семейной жизни, на которое вы меня тянете, как камень на шее.

Мистер Джордж Никсон, заворачивая за угол, свистнул. И это почему-то особенно возмутило Амелию, дало ей повод разлиться Ниагарой слез, не считаясь с тем, как рыдания отзовутся на ее внешности. А мистеру Джорджу Никсону это было совсем не безразлично. На яхте не то общество, куда можно являться в любом виде.

Женщина, особенно плачущая, ничего не понимает в бизнесе! К несчастью, унять ее можно только полной капитуляцией. Чертовы женские слезы! Они, как плавиковая кислота, проедают даже мужскую броню! И мистер Джордж Никсон, которому предстояло в жизни проявить твердость, почти сверхъестественную в условиях совершенно невероятных, перед слабой женщиной, навязанной ему судьбой, собственным упорством и господом богом, остановился, как перед красным светофором, и капитулировал:

– Милли, право... Ну, не надо... Газеты – это тоже неплохо...

– И если марсианский наряд или нокаут безобразного негра принесли вам какое-то богатство, положение и собственные газеты, о которых вы мямлите, то надо вовремя остановиться! – продолжала рыдать Амелия.

– Может быть, заедем к доку, чтобы он реставрировал после слез известный всем газетам портрет? – осторожно предложил мистер Джордж Никсон, но вызвал этим уже не Ниагару слез, не водопад Виктория, даже не водопад Игуасу, а исполинскую слезную цунами, волну моретрясения, что начисто смывает острова с пальмами, обезьянами, хижинами туземцев, а также морские порты и... в данном случае – остатки мужского сопротивления.

Все же к доктору благоразумно заехали. Что делать! У всякой красивой женщины в известном возрасте, когда косметика выдыхается, начинают шалить нервы. Доктор был не хуже живописца, и если бы не чуть припухшие глаза миссис Амелии, то фоторепортеры могли бы работать хоть с цветной пленкой.

Мистер Джордж Никсон вспомнил об Африке – ну, туда найдется кого послать, – но вот Капитолий... и другие белые здания, которые его окружают. Вот где надо иметь проверенных людей дела. По-видимому, об этом и пойдет разговор на яхте...

Полицейский катер подходил к яхте с подветренной стороны. Причуда миллионера, яхта начавшейся космической эры, была... парусной. Конечно, у нее в трюме стояли мощные двигатели, даже атомные двигатели, но на всем судне не было и фунта каменного угля, и весь великолепный корпус с совершенными линиями, рожденными тысячелетним опытом плавания под ветром, с могучими мачтами, где по мановению нажатой кнопки вдруг оживает парусина, ослепительно белая окраска бортов с оранжевыми полосами и фигура прекрасной женщины на бушприте, бегущей в развевающихся одеждах по волнам, – все это делало яхту Рипплайна удивительным сооружением, полным технических новшеств и романтики старины.

С высокого борта был сброшен веревочный штормтрап для Малыша и плетеная корзина со скамеечкой для дамы. Электрическая лебедка подняла Амелию раньше, чем ее проворный супруг, не оставлявший тренировок, взобрался на сияющую палубу.

Как и других гостей, их встретил Ральф Рипплайн,

Миллионер Бильт с багровой шеей и неизменной сигарой, огромный Хиллард, стальной магнат, похожий на состарившегося чемпиона по поднятию тяжестей, сверстники старого, уже почившего Рипплайна, его союзники и противники со своими женами и дочерьми прилетели на геликоптерах. Были здесь и другие денежные воротилы, в том числе и представители домов Моргана и Рокфеллера, также с дамами.

Миссис Амелия Никсон, полная чопорного достоинства и страха, под приветливыми улыбками и враждебными взглядами первых леди Америки медленно приближалась к ним.

Ее оценивающе осматривали, протягивали ей руки, вспоминали о королеве сенсации мисс Амелии Медж, похищенной гангстерами. Амелия в ответ вежливо улыбалась и сердечно уверяла всех, что терпеть не могла газет, которые упоминали ее имя.

Одна из юных дам отвела миссис Амелию в сторону.

– Право, мне хотелось бы, чтобы и обо мне говорили столько же, сколько о вас, обо мне, а не о капиталах моей семьи или могуществе будущего мужа.

Амелия осторожно осматривала незнакомую собеседницу. На ней не было никаких драгоценностей, одета она была совсем просто, так просто, как могла себе позволить лишь продавщица универсального магазина или обладательница всем известного и несметного состояния.

– Мужчины отправляются в пиратскую каюту, – сказала девушка, насмешливо глядя на удалявшуюся группу джентльменов. – Говорят, там на стенах висит старинное оружие, и в том числе сабля, которой рубил своих жертв сам старый Морган, пират, а потом английский губернатор Джамайки, основатель банкирского дома, на яхте Рипплайна достойно представленного.

– Со стороны молодого мистера Рипплайна было бы очень милым подарить эту саблю...

– Хотя бы мне! – со смехом прервала Амелию девушка. – А я надела бы ее на какой-нибудь бал, чтобы вызвать сенсацию. И обо мне говорили бы, как о вас.

Шутя и смеясь, собеседницы вместе с другими нарядными женщинами прошли в просторный салон из стекла и алюминия. Они забрались на высокие табуреты у стойки и потребовали горячительных напитков, склонность к которым среди дам считалась модной.

– Я хочу с вами дружить, – сказала молодая леди Амелии. – Мужчины – это загадка. Я мечтаю, чтобы вы поделились со мной всем, что вы о них знаете.

– А вы совсем ничего о них не знаете? – осторожно осведомилась Амелия, чувствуя, что у нее чуть кружится голова после крепкого коктейля.

– Ну... кое-что, – пожала девушка плечами. – Вот, например, о чем они совещаются...

– Очень любопытно, – насторожилась Амелия, думая о муже и той выгоде, которую он извлечет для газет, присутствуя на совещании магнатов.

– Боже мой! Чудовищная, травоядная скука. Они говорят, скажем, об Африке, о сырье, которое уходит из-под ног, о том, можно ли сохранить капитализм в одной стране... Станет чуть веселее, если кто-нибудь расхрабрится и заговорит о взрыве ядерной бомбы, которым следовало бы приостановить распространение коммунизма... особенно в Африке. Будут сетовать на европейское предательство. Съели американские миллиарды и отвернулись... Вспомнят о вредной бесполезности выстроенных когда-то наших баз... И закончат все-таки снова взрывом бомбы, которую надо бросить в решительную минуту в нужном месте. В международном воздухе снова холод, миледи. На разрядку мода проходит.

Амелия невольно скосила глаза на огромный, похожий на магазинную витрину иллюминатор. Из-за горизонта торчали столбики небоскребов. Молодая леди перехватила ее взгляд и рассмеялась.

– О'кэй! Но в том-то и дело, что бомбу надо так бросить, чтобы не получить ответную. Тут нужна особая ловкость, тактика ринга, опыт рэкетиров, елейность проповедника и отвага самоубийцы.

Амелия всплеснула руками. Ее собеседница, выбросив соломинку, залпом осушила бокал бьющей в голову жидкости.

– От этого я только трезвее говорю, – указала она глазами на бокал. – Словом, им требуется человек с верной рукой, газетной совестью и бульдожьей хваткой. Вы знаете, я думаю, что под саблей Моргана сидит сейчас сам Ричард Львиное Сердце. Он хоть и не показывался на палубе, но я его, как живого, представляю там... Такой благообразный, холеный и рыхлый.

– Если бы не ваше богатство, – осторожно заметила Амелия, – вы бы сделали карьеру в газете моего мужа.

– Иногда мне хочется, чтобы я не была богата, – задумчиво произнесла девушка. – И порой противно пить эту влажную мразь из-за того только, что это модно... Зовите меня просто Лиз. А о мужчинах я почти все знаю... Я только хотела подружиться с вами и говорю лишнее. Мне кажется, вы не такая, как все... Вы были несчастны?

– Да... очень, – неожиданно для себя призналась Амелия.

– А если бы вы могли начать жизнь снова, вы поступили бы по-иному?

– Не знаю, – совсем смутилась Амелия.

– И я не знаю... Только мне всегда хочется поступать не так, как я поступаю. Зачем мне выходить замуж за Рипплайна? Зачем?

Только сейчас Амелия догадалась, что эта молодая леди – невеста Ральфа, наследница всесильных богатств самих Морганов.

– Мне кажется, что мы с вами переговорили о многом, об очень многом, – задумчиво сказала Лиз, – или я просто думала здесь при вас... Может быть, я буду такой же, как все, и стану обманывать Ральфа... или попрошусь сбросить ядерную бомбу в Африке... или взорву ее вместе с собой и еще с кем-нибудь поважнее... Я не знаю...

Амелия поняла, что времена переменились: сейчас эксцентричность, пожалуй, иная, чем в ее юные дни... А может быть, это и не эксцентричность, а что-нибудь глубже, серьезнее... Она уже боялась своей новой знакомой.

Лиз стало скучно или на нее подействовал выпитый коктейль, она пригорюнилась.

– О чем вы думаете? – спросила из вежливости Амелия.

– О чем? – усмехнулась мисс Морган. – О том, какого негодяя они выберут, чтобы делать все его руками?

– Что делать?

– Ах, вы ведь знаете, вас же похищали гангстеры... Только тут надо целую Африку... Приемы одни и те же... Масштабы другие. Вместо угрожающих писем с орфографическими ошибками – дипломатические ноты с историческими ошибками; вместо стрельбы в воздух – напоминания о взрыве; вместо разрывных пуль – «священное оружие справедливости», оружие меньшинства, которым якобы можно сдержать любое большинство, – ядерная сверхбомба. Боже! Когда же пройдет наконец на нее мода и будут носить косы, туники и ездить в колесницах?..

На палубе появились мужчины. Оживившиеся дамы поспешили выйти к ним.

Мисс Лиз Морган осталась за стойкой.

Амелия нашла мистера Джорджа Никсона. Он стоял у перил и суженными глазами смотрел на восток. Лицо его было бледно, губы плотно сжаты.

– Опять морская болезнь? Это ужасно! – посочувствовала Амелия.

– Нет, дорогая! Все как рукой сняло, – бодро ответил мистер Никсон.

– Вы сделали хороший бизнес?

– Пожалуй!

– Напишете что-нибудь интересное для газет?

– Ни строчки, дорогая. Ни строчки!

– Что же произошло?

– Снова холод, дорогая. Начинается решительный раунд.

– Вам придется драться?

– Еще как! В холодную пору надо помочь Ричарду Львиное Сердце. Придется стать... – он огляделся по сторонам: они были одни, – супергосударственным секретарем, моя милая.

Амелия ахнула:

– Кому?

– Мне, милочка! О! Я кое-что понимаю в нокауте, особенно если он касается какого-нибудь черного.

Амелия смотрела на супруга расширенными глазами, в ушах ее звучал голос Лиз.

А вверху, на мачтах, щелкали парусные автоматы, скрипели блоки, ветер надувал выпуклые паруса. Красавица яхта разворачивалась, готовая ринуться к африканским берегам.

Океан мерно дышал, поднимая на своей груди и яхту, и как бы воздух вокруг, и небо над ней.