"Немецкие морские диверсанты во второй мировой войне" - читать интересную книгу автора (Беккер Кайус)

Глава вторая. Одноместная торпеда «Негер»

У старшего лейтенанта флота Ганно Крига вытянулось лицо от изумления, когда он прочел телеграмму из Берлина. Этот молодой офицер-подводник пережил немало опасных ситуаций, и если уж он был взволнован, то, видимо, произошло нечто экстраординарное. Нужно же, чтобы главнокомандующий гроссадмирал Дениц вызвал его в Берлин именно в день свадьбы…

Уже больше двух лет Ганно Криг плавал на подводных лодках в водах Средиземного моря. Нелегкое это было дело! Он был вахтенным офицером на лодке U-81 (командир – старший лейтенант Гугенбергер), которая 13 ноября 1941 года пустила ко дну английский авианосец «Арк Ройял». Криг участвовал во многих ожесточенных схватках с вражескими конвоями. Всего лишь несколько недель назад он сам стал командиром подводной лодки, но противник не дал ему «погреться на новой койке»: в военном порту Пола на Адриатическом море лодка попала под бомбежку и вышла из строя.

Это случилось в начале марта 1944 года. Но Кригу потеря лодки принесла, кроме глубокой досады, также нечто приятное: он получил отпуск, отпуск на свадьбу! И вот он, прибыв в вюртембергский городок Людвигсбург, готов был пойти на первое невоенное приключение этих наполненных событиями лет, как вдруг ему вручили ту самую телеграмму, которую он теперь держал в руке:

«Предлагаю немедленно явиться Берлин мое распоряжение.

Гроссадмирал Дениц.»

Очень возможно, что в этот день невеста не слишком хорошо отзывалась о главнокомандующем военно-морскими силами. Ведь в конце концов «Лев», как называли подводники своего адмирала, знал о готовящейся свадьбе, ведь он даже сам прислал поздравления! И вряд ли невесту утешило высказанное женихом-неудачником предположение, что, по-видимому, дело было уж очень важным. Ибо что в мире могло быть, с ее точки зрения, более важным, чем собственная свадьба?

В самом деле, что же могло быть столь срочным и важным? Над этим вопросом и раздумывал старший лейтенант Криг, сидя в вагоне берлинского поезда. Может быть, «Льва» заинтересовали подробности бомбардировки, которой подверглась его, Крига, подлодка? Или предстояло сделать доклад о положении на Средиземном море? Это было, конечно, возможно, но маловероятно. Из-за этого гроссадмирал не стал бы его вызывать в высшее морское управление с такой поспешностью. Нет, видимо, речь шла о чем-то совершенно ином. Может быть, о каком-нибудь отряде особого назначения? Или об испытании нового оружия?

По странному совпадению. старший лейтенант Криг вслед за этим подумал об итальянцах, с которыми познакомился в порту Специя. Они называли себя «10-я флотилия МАС» и были, по-видимому, славные ребята. Ведь даже немцы уважали этих собратьев по оружию, а уважение со стороны немцев было отнюдь не столь уж частым явлением. Криг хорошо помнил тот весенний день 1942 года, когда его командир Гугенбергер получал итальянскую медаль «За храбрость» за потопление авианосца «Арк Ройял». В тот же день был награжден и капитан-лейтенант фон Тизенхаузен, под командованием которого лодка U331 потопила у африканского побережья линейный корабль «Бархэм». Был там еще итальянец князь Боргезе, командир подводной лодки, входившей в состав таинственной 10-й флотилии МАС. На счету Боргезе числилась операция против двух последних остававшихся в Средиземном море английских линкоров «Куин Элизабет» и «Вэлиент», в результате которой оба корабля были выведены из строя на долгие месяцы. Интереснее всего было то, что итальянцы атаковали и серьезно повредили оба линкора отнюдь не в открытом море, а в порту Александрия. Проникнуть в этот порт на подводной лодке было, конечно, невозможно, и Криг знал, что итальянцы поступили иначе. Подойдя вплотную к сетевым заграждениям, Боргезе положил лодку на грунт. А потом несколько этих молодцов просто покинули лодку и поплыли к линкорам на торпедах или каких-то торпедообразных взрывающихся аппаратах. Их не могли остановить никакие заслоны, они проскользнули в порт и на значительной глубине приблизились к могучим кораблям. И не помогла этим колоссам мощная палубная броня. ведь на пять метров ниже ватерлинии их уязвимость была от этого нисколько не меньше.

И все же, чтобы пуститься на такую диверсию, нужно было обладать мужеством, очень большим мужеством. Поэтому немцы и уважали этих собратьев по оружию, хотя подробности были им неизвестны. Немцы не знали, действуют ли бойцы 10-й флотилии МАС в одиночку или группами, тащат ли они торпеду за собой или, наоборот, сами. плывут на ней, используя ее силовую установку для собственного передвижения; не знали, используется ли для передвижения электромотор, имеются ли балластные цистерны, применяется ли сжатый воздух. Словом, технические подробности были немцам абсолютно неизвестны. Каждый раз, когда разговор касался подобной темы, итальянцы таинственно улыбались. Нет, об этом они ничего сказать не могут. У всякой дружбы есть свои границы. И немцы-подводники понимали такую постановку вопроса. О секретных вещах не говорят, это было правилом и для них.

«Странно, – подумал вдруг Ганно Криг, – что я вспоминаю об этих вещах по пути в Берлин». На мгновенье у него мелькнула мысль, что главнокомандующий хочет, может быть, создать какую-то свою, немецкую «10ю флотилию МАС». Но Криг сразу же отбросил такое предположение. Подобные методы ведения войны вряд ли отвечали немецкому духу. Вот для итальянцев они действительно подходят, Эти пылкие южане всегда любили нечто особенное, экстраординарное. И в данном случае как раз речь шла не о каких-то будничных, обычных военных действиях, которые велись на сотнях и тысячах участков многочисленных фронтов, а о чем-то совершенно новом, доселе неслыханном. Проявление необычайной храбрости таило ведь в себе возможность завоевать и необычайно громкую славу. «А это в числе прочего имело для итальянцев решающее значение», – подумал старший лейтенант Криг, улыбаясь. Это давало итальянцам силы спокойно смотреть в лицо смерти, даже скорее искать ее, чем избегать. Ибо такая смерть была бы геройской, и потомки не предали бы погибших забвению; наоборот, имена героев стали бы гордостью нации. Да, их энтузиазм был оправдан. Применительно же к немцам подобная мотивировка вряд ли могла оказаться эффективной, ибо основу их боевого духа составляли другие факторы.

«Однако, – подумал Ганно Криг, – все это, конечно, имеет очень мало отношения к вопросу, возникшему с самого начала: зачем так спешно нужно быть в Берлине? Что задумал «Лев»?»

– Взгляни сюда, Ганно.

Гроссадмирал Дениц говорил «ты» всем командирам подводных лодок, и вряд ли был хоть один, которого он не знал бы по имени. Ганно Криг только что явился к своему главнокомандующему, и Дениц, не сказав ни одного лишнего слова, уже вел его к чертежному столу. На столе лежала схема какой-то конструкции. «Взгляни сюда» – это было все, что пока сказал Дениц.

Криг с первого взгляда понял, что перед ним чертеж торпеды. Потом он разглядел, что это, собственно, две торпеды, соединенные между собой в носовой и кормовой части специальными державками. Расстояние между обеими торпедами, как указывалось на чертеже, составляло 7 см. Судя по второму листу чертежа (изображение в плане), обе торпеды должны были располагаться одна под другой, то есть иметь общую вертикальную осевую плоскость. Итак, двойная торпеда! И Ганно Криг уже начал догадываться о ее назначении.

Нижняя часть нового аппарата представляла собой обычную боевую торпеду типа G7E с электрическим приводом; она давно состояла на вооружении в германских ВМС. Верхняя торпеда была изображена в продольном разрезе, что давало возможность судить о ее внутреннем устройстве. Это тоже была G7E, но на месте обычной головной части с подрывным зарядом находилось свободное пространство, где как раз мог бы поместиться человек. На такое назначение головной части указывало также наличие в ней входного люка. Кроме того, там помещались три рычага, обеспечивавшие: 1) запуск и остановку электромотора, 2) управление в горизонтальной плоскости и 3) высвобождение нижней боевой торпеды с одновременным запуском ее двигателя и наведением ее на цель.

Сомнений не было: управлять торпедой должен был человек.

Старший лейтенант Криг почувствовал, что ему жарко. Захотелось расстегнуть воротник и глотнуть побольше воздуха. Так случалось всегда, когда он видел перед собой что-нибудь в высшей степени увлекательное. Основная идея нового оружия была ясна: с помощью специальной торпеды-носителя незаметно подвести боевую торпеду – это по-прежнему наиболее грозное оружие морской войны – вплотную к кораблю противника и выпустить ее, когда попадание можно будет считать гарантированным. Это было великолепно! Криг с лихорадочной поспешностью вдумывался в детали, чтобы нащупать возможные недостатки системы. Но восхищение самой идеей было так велико, что места для критики уже не оставалось. Гроссадмирал молча стоял возле него и, несомненно, ожидал, что Криг скажет. Криг повернулся к главнокомандующему и заявил, что, по его мнению, идея великолепна.

Дениц едва заметно улыбнулся. Он так и предполагал, что молодой офицер с энтузиазмом примется за решение той новой задачи, которую собирался поставить перед ним главнокомандующий. Поэтому-то Дениц его и выбрал. Однако решающую роль сыграло все же то обстоятельство, что Криг лишился своей лодки и потому остался не у дел. «Лев» никогда не снял бы с боевой действующей подлодки ее командира, чтобы использовать его для испытаний какого-то нового боевого средства, не имеющего прямого отношения к подводному флоту.

Когда гроссадмирал заговорил об «одноместной человекоуправляемой торпеде», лицо его стало серьезным и выражало скорее недоверие, чем убежденность. Имеется очень много идей и конструкций нового оружия, сказал он, и некоторые из них представляются вполне обоснованными теоретически. Однако Управление конструкторских бюро ВМС и высшее морское командование смотрят на такие вещи с законным недоверием. Они склоняются скорее к тому, чтобы продолжать строить апробированное, оправдавшее себя вооружение, а не растрачивать и без того ограниченные производственные мощности предприятий на изготовление «экспериментальных кроликов».

Но в данном случае дело обстояло иначе. Здесь предстояло использовать две обычные торпеды и больше ничего. Пришлось бы лишь несколько изменить форму одной из торпед, но с этой задачей легко мог справиться Научноисследовательский торпедо-испытательный центр (НИТИЦ) в Эккернфёрде. Именно в НИТИЦ родилась сама идея, и автором ее являлся военно-морской инженер офицер Мор. Никакой нагрузки на производственные мощности предприятий осуществление этой идеи не требовало.

Возможности применения одноместной человекоуправляемой торпеды, несомненно, таили в себе много привлекательного. Такое боевое средство вполне подходило по самому своему существу к деницевской программе «интенсификации методов ведения войны». Дениц к этому моменту уже более года занимал пост главнокомандующего ВМС. За этот период Германии пришлось и на море перейти от наступления к обороне. Необходимо было преодолеть вынужденный застой в действиях подводных лодок. Противолодочная оборона противника и особенно прикрытие его конвоев стали очень эффективными. На всех морских театрах войны противник научился на значительном расстоянии обнаруживать немецкие подлодки и загонять их под воду. Если даже врагу и не удавалось поразить их обычными и глубинными бомбами, то все равно в подводном положении лодки были слишком медлительны и беспомощны, чтобы торпедировать вражеские корабли. Отдельные удачи, конечно, не могли идти в счет, поскольку они предопределялись лишь благоприятными случайностями. Новые быстроходные подлодки, которые могли бы поиграть в кошки-мышки и с современными противолодочными средствами противника, были еще не готовы. Разве не естественно, что в этих условиях хватались за любую новую конструкцию, с помощью которой можно было бы вновь наносить противнику удары таким испытанным и мощным боевым средством, как торпеда?

Криг слушал своего главнокомандующего с огромным интересом. Он мог лишь подтвердить сказанное гроссадмиралом. Подводные лодки теперь действительно не могли приближаться к цели, потому что их засекали раньше, чем они успевали это делать. Но если применить одноместную торпеду, то и засекать-то, в сущности, будет нечего. Оба корпуса находятся под водой. Водитель высовывается из воды лишь по шею, самое большое – по плечи. Правда, еще не ясно было, как защитить его от волн. Да и радиус действия торпед носителей, конечно, очень мал. Его можно было бы несколько увеличить за счет скорости, однако ограниченная мощность батарей выдвигала альтернативу: либо повышение скорости, либо увеличение дальности плавания. Одно из двух. Разумеется, не следует посылать водителя в дальнее плавание или на многодневное задание в расположение противника. Подобного напряжения он, естественно, не выдержит. Поэтому применение нового боевого средства наиболее целесообразно в прибрежной полосе во всех случаях, когда расстояние до противника невелико. Например, при отражении попыток вторжения с моря…

Дениц имел в виду прежде всего Италию. На суше линия фронта проходила еще южнее Рима. Однако протяженные участки побережья в тылу были обнажены, так что вряд ли удалось бы сразу же оказать сопротивление новым десантам союзников в тылу действующей армии. Пользуясь своим превосходством на море, союзники могли бросить неограниченное количество судов для снабжения своих войск на плацдармах. Здесь как раз и пригодились бы одноместные торпеды. Действуя с близлежащих пунктов побережья в тылу своих войск, водители, несомненно, могли бы подводить торпеды вплотную к вражеским судам и торпедировать последние. Такая возможность была вполне реальной!

– Но успех возможен лишь в том случае, если эти штучки вообще будут функционировать так, как мы это себе представляем, – сказал Дениц.

– Разрешите спросить, господин гроссадмирал, сколько одноместных торпед уже изготовлено?

– Ни одной, – ответил Дениц и невольно улыбнулся, перехватив удивленный взгляд офицера. – Пока это только идея. Прежде чем приступить к серийному выпуску торпед, ты должен будешь испытать пробный образец.

– Слушаюсь, господин гроссадмирал, – сказал Криг взволнованно. И было от чего волноваться! Ведь разговор происходил 10 марта 1944 года. В любой момент союзники могли захватить в Италии новые плацдармы в тылу немецких войск. Ожидалось также решающее вторжение союзников на французское побережье. И вот, возможно, найдено контрсредство. Но пока что оно существовало лишь на бумаге. Готов был разве только один-единственный опытный образец, и его предстояло испытать, может быть, даже на следующей неделе. Таковы уж темпы освоения этого совершенно нового оружия.

Дениц, казалось, угадывал его мысли.

– Чтобы построить линкор, – сказал он, – нам нужно четыре года. А на производство десятка одноместных торпед – всего четыре дня. Это очень существенно.

– Так точно, господин гроссадмирал!

– Итак, тебе придется заняться этим, Ганно, – заключил Дениц, протягивая офицеру руку на прощание. Немного помедлив, адмирал добавил:

– Ну… а свадьбу сыграешь сразу же после опробования торпеды. Договорились?

Криг, смеясь, поблагодарил. Конечно, новая задача чрезвычайно привлекала его. Он отдал честь и пошел к выходу. Когда Криг уже стоял в дверях, Дениц окликнул его еще раз. Взгляд главнокомандующего стал грозным:

– Одно скажу тебе, Ганно: как бы хорошо эта штука ни действовала, соединение «К» не получит от меня на должность водителя торпеды ни одного подводника. Понятно?

Когда Криг прибыл в НИТИЦ Эккернфёрде, там уже все было подготовлено для испытаний. Несколько техников и рабочих в тот же день завершили изготовление одноместной торпеды. А к вечеру следующего дня в Берлин было доложено:

«Испытание одноместной торпеды прошло удовлетворительно. Реконструированная G7E оправдала себя как торпеда-носитель.

Криг».

Это были единственно возможные темпы опробования нового оружия. Правда, участники испытаний в течение двух суток не сомкнули глаз, и дело шло отнюдь не так гладко, как это выглядело на бумаге. Пришлось преодолеть некоторые трудности, внести в конструкцию ряд изменений. И хотя в конце концов результат оказался «удовлетворительным», как телеграфировал Деницу Криг, но для достижения идеала следовало устранить еще несколько весьма существенных недочетов и пробелов.

Первопричиной всех недочетов было положение водителя. Конструктор Мор исходил из того, что водитель должен быть защищен от воды и находиться внутри торпеды-носителя. Однако втиснуть его в головную часть торпеды наподобие складного ножа оказалось невозможным. Задачу можно было решить, лишь поместив водителя в своего рода «кабину» с таким расчетом, чтобы он сидел в ней, вытянув вперед только ноги, голова же и плечи должны были возвышаться над входным люком.

Гардемарин Потхаст, который еще до этого добровольно перешел вместе с тремя другими пловцами в команду по испытанию нового оружия, вкратце рассказал Кригу о торпеде. Затем Криг сам опробовал ее. Это было под вечер первого дня. Готовая экспериментальная торпеда, внешне совершенно безобидная, слегка покачивалась под стрелою крана у причальной стенки НИТИЦ в Эккернфёрдской бухте. Криг забрался на узкое сиденье, торпеда плавно пошла вниз и опустилась на воду.

Предварительно два человека укрепили защитное покрытие из прорезиненной парусины вокруг входного люка и сидящего в нем водителя. Защитное покрытие имело назначение предотвратить проникновение воды в «кабину». Величина плавучести была рассчитана так, чтобы торпеда погрузилась в воду почти целиком. Если бы вода попала внутрь, то торпеда легко могла потерять положительную плавучесть и затонуть. У Крига был с собой водолазноспасательный прибор – на всякий случай, ибо ведь кто знает, что могло произойти…

Наконец, все было готово. Криг включил рычаг хода и, едва успев кивнуть людям, напряженно следившим за ним с берега, почувствовал, что его выносит вперед. Торпеда отчалила!

Конечно, первоначальную скорость торпеды G7E (20 морских миль в час) в ходе превращения последней в торпеду-носитель пришлось снизить более чем вдвое. Главная задача состояла в том, чтобы по возможности увеличить дальность плавания. Приходилось рассчитывать запас энергии на несколько часов хода, чтобы «торпедный всадник» мог подвести свое оружие к противнику и поразить его. Было решено обеспечить ему также возвращение на свою базу, а это означало, что дальность плавания следовало увеличить почти вдвое, разумеется, за счет скорости.

Итак, старший лейтенант Криг плыл по мелким волнам Эккернфёрдского залива всего лишь со скоростью 7 миль в час. Тем не менее у него создавалось впечатление, что он находится на борту быстроходного катера. Это объяснялось близостью к воде. Глаза Крига находились всего в полуметре от ее поверхности, то есть на чрезвычайно малой для плавания по морю высоте. Уже через несколько минут Кригу пришлось глотнуть первую порядочную порцию воды. Лодку слегка накренило, волна (правда, небольшая) перекатилась через нее и ударила в лицо водителю. После того как эта процедура повторилась трижды через весьма короткие промежутки времени, Криг, несмотря на свой промасленный костюм, промок до костей. Правда, он не мог определить, проникла ли вода внутрь «кабины», но стало ясно, что защитное покрытие не сможет выполнять свои функции в течение сколько-нибудь продолжительного времени. Поэтому Криг решил сразу же повернуть назад к стенке причала, пока его торпеда не превратилась вопреки его желанию в подводную лодку, а ему самому не пришлось прибегнуть к водолазно-спасательному прибору. Совершив довольно ловкий маневр, он подрулил к причалу.

Стало ясно, что так дело не пойдет. Вместо защитного покрытия следовало прибегнуть к первоначально запроектированному конструктором куполу из плексигласа, что превратило бы сиденье водителя в настоящую кабину.

– Жаль, что не удалось обойтись без купола, – сказал Мор задумчиво.

– При малейшем волнении на море плавание без купола исключено, – ответил Криг. – Но какие все-таки недостатки варианта с куполом?

– Нехватка кислорода в кабине, – сказал Мор. – Купол придется монтировать с расчетом на водонепроницаемость, следовательно, он не будет пропускать и воздух. Воздуха же в такой малой кабине водителю хватит максимум на один-два часа. Выхода нет, придется обеспечивать искусственную атмосферу. Нужны кислородные приборы, оксилитовые патроны для поглощения углекислоты. А теперь скажите мне, где и как все это разместить в торпеде?

Криг не знал, что на это ответить.

– Что ж, я сейчас кое-что покажу вам, – ухмыльнулся Мор. – У нас уже все готово. Только не пугайтесь.

Несмотря на это доброжелательное предупреждение, Криг все-таки был совершенно поражен. Единственное решение состояло в том, чтобы снять с торпеды одну из двух 110-вольтовых батарей и таким образом освободить место для баллонов с воздухом. В результате силовая установка, и ранее казавшаяся едва достаточной, ослаблялась еще больше.

– Какова же будет скорость в этом случае? – осторожно спросил Криг.

– Это всегда будет зависеть от необходимой продолжительности плавания. Мы рассчитали ее на 7 часов. При этом скорость еще будет достигать около 4 миль в час.

– Но этого совершенно недостаточно! Самый медленный конвой уйдет от такой торпеды.

Мор не мог скрыть своего удивления.

– Как, вы собираетесь на этой торпеде нападать на движущиеся конвои? Оставьте эту мысль раз и навсегда. Торпеда – не подводная лодка. Это – оружие против неподвижных судов, стоящих у берега, на рейде или в порту.

Криг кивнул примирительно. Ничего не поделаешь. Приходилось, к сожалению, довольствоваться малым. Границы применимости нового боевого средства были уже определены: действовать только вблизи побережья и только в штилевую погоду; скорость хода – около 4 миль в час; продолжительность плавания – 7 часов, что примерно соответствовало продолжительности ночи. Да и вообще торпеды могли действовать только ночью, так как днем противник безраздельно господствовал на море и даже малые цели, например голова или плечи водителя или одиночный стеклянный купол на поверхности воды, не ускользнули бы от его внимания. Таковы были границы. Но, и не переступая их, можно было достигнуть многого, можно было сделать одноместную торпеду грозным оружием. Не требовать невозможного, но возможное использовать целиком – вот чем следовало руководствоваться в данном случае.

В течение следующих суток Криг несколько раз садился в одноместную торпеду – первую, имевшуюся в германских военно-морских силах. Он плавал всего с одной батареей. Теперь ему уже не казалось, что он летит по волнам, как на катере. Криг водил и одну торпеду-носитель и торпеду-носитель вместе со второй торпедой под ней. Он водил их не иначе, как с закрытым стеклянным куполом, хотя респиратор (автономный дыхательный прибор) еще не был вмонтирован, вернее, его еще вообще не существовало. Криг испытал, перепробовал и проверил все, что можно испытать, перепробовать и проверить за 24 часа.

Когда он, наконец, с вечерними сумерками в последний раз вернулся к причалу НИТИЦ и вылез из своей узкой кабины, его мнение сложилось окончательно. Несмотря на недостатки, обнаружившиеся в процессе испытаний, одноместная торпеда могла действовать, могла в известных пределах сослужить хорошую службу.

Впрочем, были и сомнения: откуда взять водителей, обладающих мужеством, достаточным для столь необычных действий, да к тому же еще и необходимыми знаниями в области судовождения и навигации? Налицо имелись четыре моряка-гардемарина и несколько рядовых, за плечами у которых был опыт службы на флоте. А остальные? Будет ли гроссадмирал Дениц упорствовать в своем решении не отдавать ни одного подводника во вновь создаваемые отряды?

Да, главнокомандующий не изменил своего решения. Через несколько дней в Эккернфёрде прибыли из разных частей первые 40 человек, которым предстояло стать водителями одноместных торпед, и вряд ли хоть один из них когда-либо проходил боевую подготовку на флоте. Впрочем, как отметил с известным удовлетворением старший лейтенант Криг, прибывшие казались людьми достаточно смелыми, и от них можно было ожидать успешных действий даже со столь необычным оружием. Все они вызвались на эти действия добровольно и частично прошли суровую школу капитан-лейтенанта Опладена. Значение этой школы Криг по достоинству оценил, когда убедился, что не так-то легко привести будущих водителей в замешательство.

Сначала он познакомил их с парой только что изготовленных учебных торпед, затем объяснил в общих чертах предстоящую задачу: в случае вторжения противника с моря подойти к находящимся в районе плацдарма кораблям и торпедировать их. Он довольно долго рассказывал о том, как это можно сделать, и наконец заметил:

– Половина шансов за то, что при благоприятной погоде, спокойном море и выгодном для вас положении противника подобная диверсия удастся, а вы сами на торпеде-носителе вернетесь на немецкий берет. Конечно, такая степень вероятности не очень уж высока…

Его слушатели молчали.

– Я говорю это вам для того, чтобы каждый до конца понял, что такая диверсия – отнюдь не увеселительная прогулка. Ваше решение должно быть совершенно добровольным. Каждый может отказаться, и это ему ничем не грозит.

Новички продолжали молчать, некоторые ухмылялись. То, что Криг говорил, было им уже известно. В соединении «К» все делалось только добровольно. И в момент их вступления в соединение, и во время службы в других отрядах МЕК, и теперь, в этом торпедном отряде, – везде требовались только добровольцы, а отцы семейств и единственные сыновья вообще не принимались. Никто не верил, что дело действительно так опасно, как оно выглядело в свете всех этих предупреждений. Но, если необходимо, – что ж, они готовы принять на себя еще с полдюжины добровольных обязательств.

40 человек прибыло, 40 и осталось в отряде. Им приходилось нелегко, так как служба начиналась ранним утром и не кончалась даже вечером. Как только «капитаны» (теперь их все именно так и звали) ознакомились со своими «кораблями», то есть неустойчивыми торпедами, участились ночные тренировки. Ведь прежде всего приходилось учиться именно действиям в ночных условиях. Не прошло и восьми дней, как начались упражнения в собственно торпедировании. «Капитаны» выезжали на шлюпках в Эккернфёрдскую бухту, пересаживались там в торпеды-носители и тренировались в стрельбе учебными торпедами по мишеням сначала днем, а затем также и ночью.

Еще до того, как тренировки перешли в такую стадию, новое детище уже получило имя. Длинное название «одноместная человекоуправляемая торпеда» представлялось слишком громоздким для повседневного употребления. Назрела необходимость в сокращенном наименовании. Кое-кто стал употреблять слово «Лал» («угорь»), однако в немецком морском жаргоне этим словом обозначалась обычная боевая торпеда. Таким образом, могла возникнуть путаница, а кроме того, хотелось ввести какое-то особое слово. Нередко новинки получают название по имени их изобретателя или конструктора, но в данном случае и такое решение было бы не особенно удачным. Ведь слово «Мор» («мавр») имеет в немецком языке какой-то оттенок ребячества и игривости; такое название казалось недостаточно почтительным. Но тут одного техника осенила идея. «Мавр» – в сущности, ведь «негр», – заявил он, – а «Негер»[5]– это же отлично запоминающееся маскировочное наименование». На этом и порешили. Одноместные торпеды стали называться «Негерами».

Боевая подготовка в соединении «К» не была учебой в обычном смысле этого слова, то есть таким процессом, в ходе которого офицеры и унтер-офицеры, давно знакомые с данным видом оружия, передают свои знания неопытным солдатам. Действительно, откуда кто-нибудь мог иметь опыт боевых действий с торпедой «Негер»? В данном случае учителя знали немногим более учеников, благодаря чему образовался особенно сплоченный и дружный коллектив. Для торпед «Негер» не существовало, как, скажем, для пулемета, специального наставления, в котором было бы записано все, что нужно знать о данном виде оружия, и давались бы исчерпывающие сведения обо всех возможностях его применения. Здесь каждому предстояло смело и в то же время разумно, чутьем и ощупью опробовать и испытать свою торпеду. «Капитаны» казались сами себе группой заговорщиков, готовящихся к какой-то авантюре. Стоило кому-нибудь одному обнаружить нечто новое, как он сообщал об этом всем остальным, и каким бы коротким ни был срок обучения, все же он принес ряд открытий и усовершенствований.

Во-первых, к своему величайшему огорчению, «капитаны» установили, что скорость «Негеров» после подвески боевой торпеды становилась еще меньшей и равнялась, по окончательным подсчетам, лишь 3,2 мили в час, что весьма серьезно усложняло задачу водителей именно в решающий момент сближения с противником. Лишь после выпуска нижней торпеды скорость «Негера» возрастала до 4,2 мили в час. Это печальное открытие привлекло внимание водителей «Негеров» еще к одной проблеме. Поскольку ограниченный радиус действия позволял осуществлять нападение на вражеские корабли лишь в прибрежных водах, приходилось считаться с приливами и отливами, а также с многочисленными морскими течениями, достигающими у некоторых берегов скорости 5-7 миль в час. Если бы «Негеры» вдруг оказались перед необходимостью двигаться против течения, «капитанам» пришлось бы с изумлением обнаружить, что, несмотря на многочасовое плавание, они не приблизились к цели ни на милю. Следовательно, необходимы были точные океанографичесиие данные о каждом прибрежном районе, о каждой гавани. Ввиду этого к уже известным предпосылкам успешного использования «Негеров» (ночь, хорошая видимость, спокойное море) добавлялась необходимость выхода в море с отливом и возвращения с приливом. А чем больше требовалось таких предпосылок, тем меньшей становилась вероятность того, что в какую-то ночь все они окажутся налицо.

Впрочем, различные морские течения можно было использовать в своих интересах, а именно в тех случаях, когда их направление способствовало проведению намечаемой атаки, то есть когда они скорее помогали, чем мешали. Очень важное значение приобретали заблаговременный умелый расчет и прокладка курса. Так, например, теоретически представлялось вполне возможным, что «Негер» в часы отлива подойдет к цели вдвое быстрее, чем если бы он двигался только за счет своего мотора. Не исключалось также, что «Негер», выпустив торпеду, попадет благодаря началу прилива или в результате умелого изменения курса в обратное течение, которое и принесет его в район исходного пункта.

По-прежнему нерешенной оставалась проблема освежения воздуха в миниатюрной кабине. Правда, кислород уже подавался, но прибора, который очищал бы воздух от выдыхаемого вредного углекислого газа, до сих пор все еще не было. «Капитаны» постоянно страдали из-за отравления СО2, которое усугублялось физическим перенапряжением. Уже во время испытаний на месте, длившихся по нескольку часов, водителям становилось дурно. При более или менее продолжительных поездках приходилось бороться с усиливающимися головными болями и рвотами. Некоторые в последний момент поднимали купол, «Негер» зачерпывал воду и шел ко дну, спасателям приходилось прыгать в воду и вытаскивать своего лишившегося чувств товарища. Нередко только благодаря неустанному наблюдению с сопровождающих шлюпок удавалось предотвращать жертвы среди водителей из-за хронической нехватки свежего воздуха.

Общее нетерпение, охватившее членов отряда, лучше всего характеризуется следующей записью в дневнике одного из «капитанов»:

«22 марта. Каждый день ждем не дождемся новых (системы Дрегера) респираторов с оксилитовыми патронами. Они все еще не поступили. Правда, мы заглушаем в себе всякое неверие в будущие успехи своим почти религиозным чувством к нашим «Негерам». Но все же при всей нашей доброй воле без респираторов дело не пойдет. Не можем же мы атаковать в полубесчувственном состоянии…»

Два дня спустя «капитаны» вздохнули наконец с облегчением в полном смысле этого слова. Респираторы прибыли, оксилитовые патроны были вмонтированы в кабину торпеды-носителя. Теперь водители «Негеров» освобождались от самой большой своей заботы.

Еще не кончился март 1944 года, когда из Берлина пришел запрос, готова ли флотилия «Негеров» к боевым действиям. Прошло всего каких-нибудь три недели со дня, когда Дениц поручил Ганно Кригу испытать одноместную управляемую торпеду, и вот намеченный план был уже накануне реализации. Даже район предстоящих действий совпадал с тем, который предполагался в начале марта. Речь шла об Италии. Здесь союзники укрепили свой плацдарм в тылу немецких войск в районах Анцио и Неттунии, оказавшись таким образом в 40 км южнее Рима. С немецких позиций, окаймлявших плацдарм (у немцев не хватило сил его ликвидировать), можно было наблюдать свободное передвижение союзных судов в районе Анцио. Расстояние составляло 9 морских миль. Это были, несомненно, идеальные условия для нападения «Негеров». Но пришло ли вообще уже время их использовать? Достаточно ли было двух недель боевой подготовки, чтобы сделать из неопытных в морской службе людей грозных, «перемытых всеми водами» торпедометателей? Да и само боевое средство «Негер» – было ли оно достаточно испытано, чтобы оправдать себя также и в боевой обстановке?

Подход к решению этих вопросов был типичным для соединения «К», в состав которого была включена и флотилия «Негеров». Окончательное решение принималось не в канцелярии. Командир (вице-адмирал Гейе как раз в это время только что принял соединение) поехал к своим «капитанам», лично убедился в степени их подготовленности и спросил у них, что они сами думают о возможности их боевого использования.

Ответы были не менее типичны для бойцов соединения «К». Не нашлось ни одного, кто отказался бы немедленно приступить к выполнению боевых заданий. Иначе зачем же они принимали на себя добровольные обязательства? Ведь не для того лишь, чтобы до конца войны переезжать из одного учебного лагеря в другой и получать самую лучшую продовольственную норму, какая когда-либо выдавалась в германском вермахте! Нет, они стремились на фронт! Даже если бы им было дано всего несколько дней на ознакомление с «Негерами», они все равно поступили бы так же. Им хотелось показать, что, обладая мужеством и необычным боевым средством, можно достигать успехов в борьбе даже против многократно превосходящих сил противника. Они жаждали доказать это.

Итак, в Италию. Думая об этом, старший лейтенант Ганно Криг невольно улыбался. Италия ведь была родиной людей, которым новые смелые методы ведения войны вошли в плоть и кровь, которые еще несколько лет назад достигли больших успехов, вступая в бой с сильным противником поодиночке. Может быть, итальянцам суждено было стать учителями немцев? Нет, во всяком случае по отношению к водителям «Негеров», это было не так. Итальянцам потребовалось несколько лет, чтобы технически разрешить проблему аналогичного боевого средства («Майяле») и подготовить горстку водителей для этого средства. А нам, думал Ганно Криг, пришлось проделать все это за несколько недель. И к тому же большинство наших людей раньше совершенно незнакомы были с торпедой и никогда даже не бывали в открытом море. Ему самому еще недавно казалось, что немцы не подходят для такого рода методов ведения войны. Но «капитаны», для которых он теперь был первым оперативным инструктором, заставили его думать по-иному. Они горой стояли за своих «Негеров», горя желанием поскорее опробовать их в деле.

Именно поэтому Кригу еще раз пришлось обратиться к людям с просьбой заявить о добровольных действиях, правда, в противоположном смысле. Ему теперь понадобились люди, которые добровольно откажутся от участия в первой операции и останутся дома, потому что к этому моменту в распоряжении флотилии было лишь 30 готовых «Негеров» на 40 человек. Но добровольцев не нашлось, и Кригу пришлось поименно перечислить тех «капитанов», которым предстояло остаться.

В тот же день занятия были прерваны и все силы направлены на подготовку к длительному переезду к месту назначения. Трудности, встретившиеся во время этого переезда, превзошли все, что можно было заранее предположить, и преодолевать их приходилось, как правило, лишь путем импровизаций на месте. Заранее никто ничего не предусмотрел, так как пришлось иметь дело с совершенно новым оружием, особенности транспортировки которого были неизвестны. Для непосвященных все должно было остаться тайной. Поэтому «Негеры» в целях маскировки транспортировались в толстых парусиновых чехлах.

Наконец, в ночь на 13 апреля 1944 года торпеды были доставлены в небольшую пиниевую[6]рощу вблизи Пратика-ди-Маре, что в 25 км южнее Рима. В течение дня деревья обеспечивали «Негерам» достаточное укрытие от наблюдения противника с воздуха. Немедленно началась рекогносцировка побережья. Необходимо было найти пункт, в котором человекоуправляемые торпеды без особых затруднений могли бы снова попасть в свою стихию. Однако осуществить это оказалось делом далеко не простым. Никак не удавалось отыскать ни одной, даже самой малой бухты. Не было кранов или лебедок, с помощью которых можно было бы спускать «Негеры» прямо на глубокое место. И вообще не было глубоких мест. Занимаемый немцами участок побережья представлял собой песчаную плоскость. В некоторых местах можно было уйти в море на 100 м, не теряя дна под ногами. Легко себе представить, что такие условия не сулили ничего хорошего. Ведь предстояло выталкивать «Негеры» в море вместе с уже сидящими в кабинах водителями по крайней мере настолько, чтобы боевые торпеды не задевали за дно и чтобы «Негеры» могли двигаться дальше собственным ходом.

Наконец близ разрушенного бомбами населенного пункта Торре-Ваяника нашлось место, где достаточная глубина начиналась метрах в 20 – 30 от берега. Правда, расстояние отсюда до места стоянки вражеских судов, то есть до рейда у Анцио, составляло целых 18 миль, в то время как от линии немецких окопов до кораблей было не более 9 миль. Однако, каким привлекательным ни казался кратчайший путь подхода, им все же нельзя было воспользоваться, поскольку в этом случае не представлялось возможным осуществить без осложнений спуск «Негеров» на воду. К счастью, дальность плавания, равная 30 милям, была как раз достаточной и для более длинного пути: 18 миль до цели и 10 – назад, за линию немецких окопов, причем оставалось еще 2 мили резерва, за счет чего можно было в случае необходимости маневрировать у цели, пока не будет выбрана наиболее благоприятная позиция для торпедной атаки. При возвращении же, убедившись в том, что линия фронта осталась позади, «капитаны» должны были – еще на глубоком месте – топить свои «Негеры» и добираться до берега вплавь. Такой приказ был отдан потому, что в трудных условиях прибрежного мелководья не оставалось никаких шансов на возвращение в строй торпеды-носителя; оставлять же «Негеры» на мелководье также не следовало, поскольку ожидалось, что противник примет меры к расширению плацдарма, после чего он мог бы обнаружить брошенные торпеды. А этого нельзя было допустить.

Между тем было принято решение совершить первую диверсию в новолуние, приходившееся на ночь с 20 на 21 апреля 1944 года. Прогноз погоды был благоприятным. Ночь предстояла, правда, темная, но звездная. В связи с этим в течение нескольких ночей, предшествующих операции, водителей «Негеров» усиленно обучали ориентироваться по звездам, что должно было прибавить им уверенности во время выполнения задания. Правда, боевой курс точно рассчитывался заранее, однако «капитанам» предстояло ориентироваться по своему малому ручному компасу, а на него легко могли оказать влияние внешние факторы, в результате чего он стал бы «врать». Темнота, конечно, в большой мере защищала «Негеры» от обнаружения, но она же и ограничивала «капитанам» видимость, и без того недостаточную, поскольку глаза водителей находились всего в полуметре над водой. Поэтому ориентирование по звездам становилось важнейшим вспомогательным средством навигации. К концу обучения «капитаны» знали, на какую звезду или созвездие они должны держать курс в тот или иной час ночи, чтобы плыть в нужном направлении.

Но звезды были не единственным вспомогательным средством ориентировки для водителей «Негров». С суши «капитаны» тоже получали два ориентира, и эта помощь, как оказалось впоследствии, сыграла очень важную роль.

Во-первых, войска на переднем крае должны были поджечь около полуночи какой-нибудь сарай и поддерживать яркое пламя в течение нескольких часов. Как подтвердили все вернувшиеся «капитаны», этот огонь был отлично виден с моря. Миновав его на обратном пути, они могли спокойно топить свои торпедыносители, не сомневаясь в том, что доберутся до берега, занятого немцами.

Во-вторых, одна немецкая зенитная батарея через каждые 20 минут выпускала серию осветительных снарядов в направлении порта Анцио. Правда, ее дальнобойности не хватало, чтобы осветить корабли на рейде, однако снаряды всегда указывали «Негерам» требуемое направление.

За передвижениями кораблей противника велось наблюдение с целью выявить закономерности, необходимые для определения наиболее благоприятного момента атаки. Выяснилось, что некоторое число кораблей – от четырех до восьми – простаивало на рейде Анцио обычно по четыре дня. Поскольку утром 20 апреля к рейду подошел новый конвой судов, «Негеры» получили еще одну предпосылку для успешных действий. За наличием судов приходилось следить особенно тщательно, иначе ведь и топить было бы нечего! И вот суда подошли. Теперь можно было начинать!

20 апреля 1944 года, едва стало смеркаться, среди дюн, где обычно в это время нет ни души, началось оживленное движение. Для обеспечения трудного спуска «Негеров» на воду сухопутное командование выделило 500 солдат. Ганно Криг сначала испугался этого столь массового «привлечения рабочей силы», однако позже выяснилось, что ему пригодилось бы и вдвое большее число помощников.

Техники-минеры еще раз проверили каждый «Негер», насколько это было возможно в темный вечер, в непривычных условиях работы на песчаном берегу, служившем им «мастерской», и в течение немногих остававшихся до выхода в море часов.

Около 21 часа пришли «капитаны». Их было тридцать. Хорошо отдохнув, они только что отлично поужинали. Отдавая себе отчет в том, что эта ночь может оказаться последней в их жизни, они тем не менее были в отличном настроении. Естественно, они испытывали определенное напряжение и возбуждение, но это чувство не имело ничего общего со страхом или тем более с трусостью. Их беспокоило одно: удастся ли обнаружить и торпедировать вражеские корабли? Конечно, «капитаны» твердо решили сделать все, что от них будет зависеть, однако никаких иллюзий они себе не строили. Им, например, совершенно не приходило в голову, что среди кораблей противника они будут выглядеть подобно зубастым волкам в беззащитном стаде. Недели учебы с достаточной ясностью показали, каковы границы достижимого с помощью «Негеров». Эти границы предопределялись тремя органическими недостатками нового оружия: малой скоростью хода, ограниченной видимостью и примитивным прицельным приспособлением (состоявшим из шкалы, деления которой были нанесены на плексигласе перед глазами водителя, и несовершенной мушки, в качестве которой снаружи перед куполом было укреплено выступающее из воды железное острие). Зато имелись и неоспоримые преимущества: знание места стоянки вражеских судов, точно рассчитанный курс движения в обоих направлениях, возможность незаметного подхода вплотную к цели, другими словами – возможность нанесения противнику абсолютно внезапного удара.

Старт намечался на время между 22 час. 00 мин. и 23 час. 30 мин. «Капитаны» заняли места в тесных кабинах своих «Негеров». Каждый надел водолазноспасательный прибор и маску, в нижней части которой был укреплен шланг для подачи воздуха. Взяв в рот свободный конец шланга, водитель тем самым подключался к респиратору. Затем кабина сверху накрывалась плексигласовым куполом, закрывавшим ее герметически, и «Негер» был готов к боевым действиям.

Теперь началась тяжелая работа для 500 солдат-пехотинцев. Нужно было затащить транспортировочные тележки с «Негерами» в море настолько далеко, чтобы торпеды сами всплыли. Это означало, что люди должны заходить в воду по шею. За каждую тележку уцепились по 30 человек справа и столько же слева, и «толкание» началось. Тележка, несомненно, застряла бы в песке, если бы предварительно на ее пути не были проложены широкие фашинные маты из кокосового волокна и конопли, скрепленных проволокой. Они не давали колесам проваливаться. Всего фашинных дорожек было шесть. Каждая из них пересекала песчаный пляж и уходила на довольно значительное расстояние в море. Чтобы спустить на воду всю флотилию «Негеров», по каждой из дорожек предстояло перетащить по пяти тележек.

Работа была не из легких. Если на суше подталкивавшие тележку пехотинцы еще видели фашинную дорожку, то в воде они часто с нее сбивались и застревали. Приходилось оттаскивать тележку назад. При этом отдельные фашины перекручивались, а местами и отрывались друг от друга. К тому же вода была еще по-зимнему холодной. Солдаты, раздевшиеся, чтобы после работы иметь возможность надеть сухую и теплую одежду, жестоко мерзли и проклинали моряков. «Если нет подходящей гавани для нормального спуска на воду этих черных труб, то нужно было сидеть дома», – ворчали они. Эти «ландсеры»[7]не чувствовали всей исключительности происходящего, не понимали, чьему успеху они содействуют своим «толканием», пусть даже этот процесс не был решающим для всей операции. Зато многолетний опыт отлично научил их всевозможными способами увиливать от казавшейся им бессмысленной работы, не имевшей ничего общего с нормальной боевой деятельностью. А в данном случае опытному пехотинцу предоставлялись для увиливания неограниченные возможности…

Не удивительно поэтому, что вскоре внушительная цифра 500 сократилась более чем вдвое. После того как две шестерки «Негеров» были спущены на воду, стало уже трудно собрать у каждой дорожки достаточно рабочих рук для выталкивания очередной тележки. Некоторые «Негеры» были просто опрокинуты в воду на мелких местах, если дальше протолкнуть их не удавалось. «Пусть плывут дальше сами!» Но они не плыли. Они зарывались в песок и застывали в неподвижности. «капитанам» пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться невредимыми из своих столь бесцеремонно выброшенных на мель боевых средств. Ничего нельзя было сделать, не существовало никакой возможности опять погрузить громоздкие торпеды на тележки, чтобы вновь попытаться затащить их в море.

Прошло более часа. 17 «Негеров» были все же вытолкнуты на достаточно глубокие места и исчезли в темноте, взяв курс на Анцио. Остальные 13 пали жертвой описанной суматохи. Они лежали вблизи берега на мелководье, и на следующий день их предстояло подорвать.

Но 17 «Негеров» все-таки вышли в открытое море. 17 бесшумных, незаметных боевых аппаратов – первая действующая флотилия нового немецкого соединения «К». Суждено ли ей добиться успеха?

Перед стартом водители были разбиты на три боевые группы. Первая, которую возглавил старший лейтенант Кох, имела задачу, обогнув мыс у Анцио, проникнуть в Неттунскую бухту и там искать корабли противника. Вторая, более многочисленная групп под командованием лейтенанта Зейбике, должна была атаковать корабли, стоявшие на рейде у Анцио. Наконец, остальные пять водителей (командир – гардемарин Потхаст) намеревались проникнуть в порт Анцио и выпустить свои торпеды по судам, которые могли оказаться там, или по причальной стенке с целью посеять панику.

В числе удачно спущенных на воду 17 «Негеров» была вся группа Коха, которой предстоял самый дальний путь, почему ее и спустили на воду первой. Кроме того, на плаву оказалось около половины «Негеров» группы Зейбике и всего 2 торпеды из числа тех, на которых предстояло проникнуть в порт Анцио. В таком составе флотилия и вышла в свое опасное плавание.

Сразу же после старта «капитаны» потеряли из виду берег и руководствовались лишь заранее исчисленными навигационными данными. В соответствии с расчетом следовало приблизительно до 2 часов ночи держать курс почти строго на юг, затем резко повернуть на восток, чтобы попасть в бухту или выйти к порту Анцио.

В отчетах «капитанов» отразилось колоссальное напряжение этого первого плавания в расположение противника. Ночь была темна, однако на небосводе различались отдельные звезды и даже целые созвездия. На это вспомогательное навигационное средство можно было положиться, и водители ориентировались почти исключительно по звездам. Море было спокойно, сила ветра достигала 12 баллов, так что и в этом отношении условия для «Негеров» были сносны.

Старший фенрих Герман Фойгт из состава группы, направлявшейся к рейду Анцио, вопреки ожиданиям не чувствовал озноба; наоборот, спину приятно пригревало. Это ощущение одновременно являлось успокаивающим доказательством того, что оксилитовый патрон, которого водитель касался спиной, действует, очищая воздух под куполом от вредной углекислоты.

«Я все время напряженно всматривался в темноту, – писал Фойгт в своем отчете, – хотя видимость была весьма ограниченной. Несмотря на трудности наблюдения, я надеялся различить вражеский корабль на значительном расстоянии по не полностью замаскированным источникам света и т. д., а затем и по его силуэту. Опознавательная таблица с изображением силуэтов лежала рядом со мной».

Фойгт отлично натренировал свои глаза для наблюдения в ночное время; кроме того, будучи кандидатом в морские офицеры, он являлся одним из немногих водителей «Негеров», обладавших навигационными и мореходными знаниями.

«Чем ближе я подходил к Анцио, тем напряженнее прислушивался ко всяким звукам, особенно взрывам. Несколько моих товарищей стартовали раньше меня и должны были уже скоро достигнуть цели. Если бы они торпедировали ту или иную цель, то я мог бы ориентироваться по звукам разрывов их торпед. Кроме того, мы предполагали, что вражеские корабли охранения, предназначенные для защиты главных сил, будут бросать время от времени глубинные бомбы. Если я шел верным курсом, то должен был вскоре услышать и эти разрывы.

Не услышав ничего подобного, я решил уже в начале второго часа ночи взять новый курс – на восток, так как боялся, что меня унесло слишком далеко в море. Однако мои опасения не оправдались. Идя новым курсом, я уже через десять минут увидел перед собой огни. Видимо, я находился вблизи Анцио. В 1 час 25 мин. заметил впереди справа малое судно, прошедшее мимо меня на расстоянии около 300 м. Орудий не видно было. Судно, судя по габаритам, могло быть тендером. Оно шло курсом на Анцио. Его силуэт был еще некоторое время различим на фоне огней, потом оно скрылось. Около 1 часа 45 мин. я увидел еще одно небольшое, по-видимому, сторожевое судно, на этот раз стоявшее на месте. Я выключил электродвигатель, чтобы со сторожевого судна не могли заметить меня или уловить шум моего мотора, и продрейфовал мимо этого судна. Тратить на него торпеду мне было жалко, так как я еще надеялся встретить крупные десантные и транспортные суда. Впрочем, пока ни один такой силуэт мне на глаза не попадался. В начале третьего часа ночи я подошел к берегу так близко, что мог различать детали: мол, отдельные здания, маяк или колокольню. Потом заметил небольшую моторную лодку. Я обратил внимание на лодку потому, что она передавала какое-то сообщение азбукой Морзе.

Теперь я был уверен, что встречу и более крупные суда, если они вообще есть на рейде».

Затем Фойгт поплыл дальше на юг, пока не оказался по другую сторону порта. Но кораблей он так и не встретил, Тогда он лег на обратный курс и затем повернул мористее, так как решил, что из-за мелководья корабли могут стоять на якоре за пределами порта. Но поиски были напрасны, и их бесполезность раздражала и утомляла водителя.

Время шло, и «капитану» пора было подумать о возвращении. Но прежде следовало избавиться наиболее целесообразным образом от боевой торпеды. «Негеру» теперь очень нужен был выигрыш в скорости на 1 милю в час, потому что назад приходилось плыть против небольшого течения, которое при выходе в море вынесло «Негер» вперед быстрее, чем можно было рассчитывать. Само собой разумеется, Фойгт хотел нанести противнику возможно больший ущерб. Теперь бы он обрадовался, если бы перед ним снова показалось одно из тех двух, пусть небольших судов, от нападения на которые он столь великодушно отказался. Но ведь тогда он и действительно не мог предполагать, что не встретит ни одного более крупного судна.

«К 2 час. 40 мин. я все еще не нашел цели, однако одной или двумя минутами позже услышал шум подводного взрыва. Я не мог установить его направления и не видел никаких вспышек. Зато заметил, как с какого-то корабля неподалеку от меня взлетела ракета. Вероятно, это был один из сторожевых кораблей, который я раньше не обнаружил, потому что он стоял носом ко мне. Увидев, что он движется в моем направлении, я сразу же резко отвернул влево, чтобы сойти с его курса. Сторожевик в свою очередь стал разворачиваться и повернулся ко мне бортом. Мне показалось, что он ждет с берега сигнала, который разъяснил бы ему, отчего произошел взрыв.

Теперь я уже решил использовать благоприятный момент. Снова развернувшись в сторону противника, я шел этим курсом, пока труба и мостик не оказались на линии прицела. Когда, по моим расчетам, расстояние сократилось до 400 м, я нажал на рычаг выпуска торпеды, одновременно взглянув на часы. Торпеда немедленно отделилась и через 65 секунд поразила цель. Впечатление было такое, что пораженный корабль рассыпался. В воздух взлетело несколько цветных ракет. На суше вспыхнуло два прожектора, их лучи заскользили по небу. Дальше наблюдать я не мог, потому что развернул торпеду и ушел курсом на северо-запад».

Фойгта не преследовали. Ему, несомненно, удалось использовать фактор внезапности. Приблизительно через полчаса он уже различил далеко впереди огонь костра, вероятно того самого, который должен был обозначать линию фронта. Но расстояние до костра было еще велико. Позади Фойгта и с суши теперь велся огонь, но, видимо, не по определенным целям, а лишь для того, чтобы помешать возможному новому нападению. Фойгта огонь уже не беспокоил. Теперь все это могло иметь для него значение только в том случае, если бы иссякла 110-вольтовая батарея, приводившая в движение мотор его «Негера», точнее, если бы это произошло до того, как он окажется у побережья, занятого своими войсками. Из-за долгого крейсирования в районе Анцио Фойгт потерял счет пройденному пути.

Медленно, но верно Фойгт приближался к огню на берегу. После 4 часов огонь уже только временами вспыхивал и наконец с рассветом окончательно погас. К этому моменту «Негер» еще не миновал его, но уже подошел к нему довольно близко. Пока мотор работал и пока еще не стало настолько светло, чтобы в воздухе могли появиться истребители-бомбардировщики противника, Фойгт решил не бросать торпеду. В 5 час. 20 мин. он наконец почувствовал себя в безопасности с точки зрения местоположения, но зато дальнейшее пребывание в «Негере» становилось с каждой минутой опаснее.

Итак, в воду!

Берег был совсем близко, плыть предстояло недолго. Водолазно-спасательный прибор должен был обеспечить преодоление небольшого расстояния до берега. Фойгт сначала освободил затвор своего стеклянного купола и попробовал, сможет ли он его легко и быстро откинуть. Затем привел в боевое положение взрыватель подрывного заряда. До взрыва он имел три минуты времени. Этого оказалось достаточно, чтобы спокойно откинуть купол, выпрямиться и, наконец, вытащить ноги из входного люка. «Капитан» охотно пронаблюдал бы и за тем, как подрывная шашка уничтожит его «корабль», но пока он вылезал из торпеды, в кабину набралась вода, и «Негер» пошел ко дну.

Прежде чем выбраться на берег, Фойгту пришлось все-таки плыть добрых четверть часа. Его сразу же встретили солдаты, немало напуганные внезапным появлением человека из морской пучины.

На свой первый, сразу же заданный солдатам вопрос старший фенрих получил успокоившее его разъяснение, что он вышел на берег в двух километрах за линией немецких окопов.

Гардемарин Карл-Гейнц Потхаст плыл к своей цели, порту Анцио, совсем близко от берега. Избрав такой курс, он надеялся, что, во-первых, обязательно выйдет к цели, а во-вторых, что ему легче будет пробираться сквозь заслон противника, поскольку сторожевые катера, по его мнению, должны были находиться мористее.

Он решил поддерживать связь с четырьмя товарищами из своей группы, обладавшими меньшим опытом, и привести их в порт всех вместе или по крайней мере так, чтобы между членами группы сохранялся контакт. Поэтому Потхаст захватил с собой сигнальный фонарик голубого света, чтобы держать связь с остальными водителями, которые должны были следовать за ним вплотную. Однако план этот сорвался. Кроме Потхаста, лишь один из «капитанов» его группы смог взять старт, но гардемарин сразу же потерял его из виду. Водить «Негеры» строем, подобно соединениям крупных кораблей, оказалось невозможным. Слишком ограниченны были пределы видимости, слишком трудна ориентировка. Таким образом, было получено еще одно доказательство того, что в данном случае речь могла идти лишь о решительном, «перемытом всеми водами» одиночном бойце, не полагающемся ни на кого, кроме самого себя.

До Анцио Потхаст доплыл без всяких приключений. Поставив рычаг скорости на «средний ход», он спокойно обогнул мол и направился ко входу в гавань. На оконечности мола Потхаст заметил часового, фигура которого довольно четко вырисовывалась на фоне звездного неба. Потхаст проскользнул на расстоянии каких-нибудь 30 м от него. У внутренней стороны мола стояло небольшое каботажное судно, других кораблей в порту не было. «Капитан» долго и тщательно наводил торпеду на судно. Ширина цели была невелика, потому что Потхасту приходилось выпускать торпеду под острым углом. «Капитан» нажал на рычаг выпуска торпеды, немедленно лег на обратный курс и поспешил в открытое море. Торпеда взорвалась через 35 секунд с оглушительным грохотом. У Потхаста не было времени для наблюдения за результатами: нужно было срочно уходить. На берегу все сразу же пришло в движение. Замелькали вспышки выстрелов, забегали по небу лучи прожекторов. Видимо, смятение в порту было велико, и никто не подозревал, что диверсант совсем рядом, в воде. Карл-Гейнц Потхаст, не обнаруженный и не преследуемый, вышел из опасной зоны и повел свой «Негер» назад, за линию немецких окопов. Возвращение было самой напряженной фазой боевого рейса. Водитель по этому поводу записал в своем дневнике следующее:

«Я вновь и вновь с ожесточением повторял самому себе: не спать! Не спать, иначе ты пропал! Уже совсем ослабевший, дошедший до полного изнеможения, я открыл купол, выкарабкался из погружающегося «Негера», и меня вынесло на берег… Задание было выполнено. Ни одного другого судна, кроме того, что стояло у мола, я так и не видел».

«Капитаны» группы, направившейся в Неттунскую бухту, также напрасно охотились за вражескими кораблями, против которых предстояло направить первый удар соединения «К».

От гардемарина Петке и ефрейтора Бергера мы знаем, что они проникли глубоко в бухту, и тем не менее их поиски оказались столь же безрезультатными. Куда же девались корабли?

Плавание в расположение противника при отсутствии там объектов для атаки означало серьезную неудачу – прежде всего потому, что «Негеры» все равно гибли. Как мы уже говорили, их нельзя было вернуть на сушу, и приходилось подрывать и топить, даже если они были совершенно исправны.

Ефрейтору Бергеру при возвращении удалось торпедировать небольшой военный корабль. Это был второй сторожевик союзников, пораженный в эту ночь, не считая малого судна в Анцио. Однако на этом перечень успехов, достигнутых в ходе первой диверсионной операции, заканчивался. В него не вошел ни один транспорт, ни одно крупное десантное судно. Накануне днем в пределах достижимости находилось пять кораблей, однако в атакованной бухте их найти не удалось. Могло быть лишь одно объяснение: вечером они ушли.

Конечно, это досадное обстоятельство омрачило радость «капитанов», довольных высокими качествами их боевого средства. Одноместные торпеды, несомненно, выдержали испытание. Если исключить вызванные местными условиями трудности спуска на воду, то недостатки касались лишь технических деталей некоторых торпед-носителей, что и вынудило водителей этих торпед преждевременно прервать плавание. Девять «капитанов» могли с полной уверенностью рапортовать о достижении района предполагавшихся действий. Лишь один доложил о том, что подвергся преследованию вражеского корабля охранения.

Несмотря на потопление двух несших боевую службу сторожевиков, нападающие не были обнаружены. Это могло свидетельствовать лишь о том, что удар был для противника совершенно неожиданным. Тем с большей досадой воспринимался факт исчезновения крупных кораблей. «Капитаны» были убеждены – и по праву – в том, что «большие силуэты», безусловно, не ушли бы от них, если уж «Негеры» смогли поразить малые, верткие суда. Но теперь уже ничего нельзя было изменить. Момента внезапности – главного козыря «Негеров» – больше не существовало. Союзники были теперь начеку, тем более что на следующий день они уже знали, каким оружием немцы нанесли свой удар: им удалось выловить совершенно исправную одноместную управляемую торпеду. Водитель был мертв. Он незаметно для себя отравился двуокисью углерода и потерял сознание.

Не вернулись еще два «капитана», но и они стали жертвами несчастных случаев, а не огня противника. Потерять трех человек было жаль, но с военной точки зрения урон, нанесенный противнику, оказался несравненно более значительным. «Негеры» хорошо выдержали испытание. В последующие месяцы им еще предстояло сыграть свою роль.

За кратковременным визитом в Рим (в гражданском платье, так как для немецких военнослужащих доступ в «открытый город» был закрыт) последовало приглашение «капитанов» в ставку главнокомандующего немецкими вооруженными силами в Италии, находившуюся высоко в горах. Если в Риме водителям «Негеров» бросились в глаза явная беспечность и безразличие к войне, так сильно контрастировавшие с их собственной, полной опасностей жизнью, то в «Монте Кессельринг» (так они назвали ставку) их шокировала и смутила помпезность приема, устроенного в их честь. Ведь бойцы соединения «К» чувствовали себя не более как солдатами, которые, правда, выполнили свой долг, но, к сожалению, достигли меньшего, чем намеревались. Они, от действий которых под Анцио ждали необыкновенного эффекта, оказались в состоянии нанести противнику лишь эпизодический удар, никак не подорвавший господства союзников на море. А что происходило в «Монте Кессельринг»? Уж не собирались ли сделать «капитанов» объектом поклонения? Неужели дела Германии так плохи? Водителям «Негеров» эта ситуация была не по вкусу.

Вскоре первая боевая флотилия соединения «К» вернулась назад, на Балтийское море.