"Цена крови" - читать интересную книгу автора (Верещагин Петр)

День пятый, завершающий все, что должно завершить, но оставляющий непроясненными иные вопросы…

Властитель до сих пор не очень понимал, что его так зацепило в этой истории, по большому счету вполне стандартной. Разумность и даже изысканность манер у драконов?

Вздор. Если люди когда-то и считали драконов простыми животными, это старое суеверие исчезло уже очень давно. Что с того, что кое-кто из Крылатых погибал от рук тех, кто именовал себя «драконоборцами»! Относиться к существам другой расы лучше, чем к самим себе, не способно ни одно из человеческих племен – а сколько людей было благополучно переправлено на тот свет руками себе подобных? Нет, этот аспект происходящего не имел решающего значения, а то и вообще служил лишь антуражем.

Тогда что же? Перевоплощение Аджан из дракона в человека?

Случай редкий, признал Джафар, но нисколько не более редкий, чем Перевоплощение вообще. Любому, кто изучал тонкие материи разума, души и духа, было известно, что плоть – это только оболочка, и высшие формулы вроде Перевоплощения обращают на сию оболочку не больше внимания, чем мчащий галопом конь – на попавший под его копыта куст перекати-поля. К примеру, один из Героев Готланда, Ангус по прозвищу Кровавый Щит, был рожден, естественно, человеком; затем он ушел странствовать, каким-то чудом оказался на Темной Стороне Арканмирра, сразился на склонах Неугасимого Вулкана с троицей Великих Драконов (Алхимик скептически подумал, что великого в тех драконах было не больше, чем в прочих Крылатых), в этой битве был смертельно ранен и умер – после чего Перевоплотился (доподлинно неизвестно, как и почему именно – разные источники утверждали разное, сам же Перевоплощенный отмалчивался как проклятый), став наполовину человеком, наполовину гномом. Об Ангусе и этих его путешествиях готландские сказители-скальды сочинили не одну дюжину саг…

Джафар никак не решался признаться себе, что влечет его не история, а ее участница.

Властители всегда одиноки – это часть той цены, которую им приходится платить за право зваться Властителями. И хотя Властитель может найти себе спутника (или спутницу) жизни, проведенное вместе время никогда не бывает долгим. И дело тут не в том, что смертные быстро стареют – например, лесной народ Фейра, сидхе, старости вовсе неподвластен, и только их странным лесным богам ведомо, умирают ли они вообще своей смертью. К тому же Властитель вправе продлить жизнь тому, кому считает необходимым, и уж всяко способен сделать это для своего избранника (или избранницы). Нет, все куда сложнее: очень немногие способны разглядеть за ореолом Власти и Могущества – живую личность. Очень немногие способны увидеть не Властителя Турракана, а обычного мага и алхимика Джафара, некогда – в ином мире и в иное время – служившего придворным астрологом у владыки сияющего белокаменного города-государства… города, название которого Джафар проклял всеми известными ему способами, но так и не смог позабыть…

Алхимик стиснул в кулаке лазуритовый Жезл Власти. Острые грани знака Властителя врезались в плоть, кровь окрасила голубовато-синий камень. Отстранившись от боли, Джафар отстранился и от грызущих сердце воспоминаний.

В любом случае, решил он, возвращая мыслям ясность и четкость, это – ее выбор. Каков бы этот выбор ни был, сделает его – она.

* * *

– Думаю, мы можем продолжать, Властитель.

Алхимик, не оборачиваясь, кивнул.

– Отлично. Ты подготовила то, что нужно сказать?

– В некотором роде.

Аджан присела рядом с Джафаром, посмотрела в большое голубовато-серебристое зеркало (в котором не отражалось ни их самих, ни зала за их спинами), передернула плечами, и проговорила:

Слова – лишь тень. Мир делают дела.Кто может делать – честь тем и хвала.Но если миф, из дела ставший словом,Исчезнет – мир покроют тени зла…

Зеркало откликнулось на эти слова замелькавшей в глубине чередой образов, читавшихся яснее, чем любая книга…

* * *

Во многих мифах Дракон обозначает Мудрость. Чертовски символично, если вспомнить о частом наличии в тех же мифах смертного-Драконоборца, то есть – Уничтожителя Мудрости (в случае его победы). Некоторые Мифотворцы не желали выводить в своих рассказах подобного «положительного героя», и создали пословицу «победивший дракона сам становится драконом».

К сожалению, эта пословица применима не ко всем мифам, и уж подавно – не ко всем реальным событиям. Потому как «победу» (впрочем, равно как и «мудрость») всякий понимает по-своему; для одних победа наступает тогда, когда противник повержен наземь и беспомощен, для других – когда оный противник испускает последний дух, для третьих – когда удается уцелеть самому, еще кто-то не считает победой никакой иной результат, кроме признания противником своего проигрыша, а некоторые вообще полагают, что победа – это заключенная сражающимися сторонами дружба, любой же иной исход есть поражение. И при этом все они забывают, что миф – это не руководство к действию и не описание реальных фактов.

Миф – это история, которой не было и не могло быть, потому что никогда не существовали ни описываемые персонажи, ни перечисляемые события, ни даже тот моральный кодекс, которым руководствовались все участники оного повествования. Миф – это не история реального мира; миф существует только в момент рассказа, и исчезает после его завершения.

Миф – это история Мира Нереального, мира грез и иллюзий. Именно поэтому для персонажей мифов и легенд столь важны мечты и сновидения, именно поэтому Мифотворцы часто выглядят безумцами – да и не только выглядят…

Но даже среди Мифотворцев не все сознают, что слова сотворенных ими легенд иногда способны обрести плоть.

Потому что миф есть история, которой в действительности не было и не могло быть, однако которая очень хотела этой действительностью стать…

* * *

– Ибо Миф, – нараспев проговорил Джафар, – есть та единственная форма, в которой Высшие имеют право передавать инструкции земным жителям…

– Это тоже Игровой Кодекс?

– Не сам Кодекс. Комментарии и дополнения. Однако, быть может, ты объяснишь, как следует правильно понимать последний… пассаж? Опасаюсь, что я не уловил здесь связи с основной историей в любом из ее аспектов.

Аджан улыбнулась так, как иногда улыбаются сидхе – давая собеседнику понять, что в сокрытом за невысказанными словами кроется тайная прелесть, и раскрыть секрет – означает уничтожить всю прелесть и красоту на корню.

– Так ведь вся эта история – и есть миф.

Сперва Алхимик подумал, что ослышался. Потом решил, что над ним издеваются: ведь он самолично видел картины, подтверждавшие правдивость истории – причем много больше, чем описала или подразумевала Аджан!..

А затем понял.

И Аджан торжественно поклонилась, когда в тишине Цитадели прозвучали негромкие, восхищенные аплодисменты Властителя Турракана.

– Отличная игра, – признал Джафар, – лучшей я не встречал, сколько себя помню. Твой талант заслуживает вознаграждения.

Лицо женщины, только что горевшее румянцем удовольствия, вдруг стало мраморно-непроницаемым.

– И вознаграждением этим станет цена крови? – резко проговорила она. – Нет уж, благодарю покорно.

Поднявшись, Аджан какой-то деревянной походкой прошествовала к двери и с шумом захлопнула ее за собой.

Алхимик изумленно молчал. С тех пор, как подобные чувства приходили к нему, прошло уже столько лет, что Властитель не мог сразу решить, каким же должен быть следующий его ход.

И когда наконец принял решение, то понял, что опоздал.

Лет этак на двадцать пять, а то и тридцать.