"Планета для робинзонов" - читать интересную книгу автора (Забелло Юрий)

1

Начинаю этот дневник, не надеясь, что кто-либо когда-нибудь будет его читать. Просто у меня в голове слишком много мыслей, которым надо дать какой-то выход, а поделиться ими пока что не с кем.

А началось так: я был в библиотеке, когда услышал голос профессора:

— Экстренный старт! Команде занять места в полётных креслах!

На борту «Ласточки» команды не было. Все работы по подготовке полёта были окончены, мне оставалось только припаять несколько контактов, да в кают-компании, она же — центральный пост управления, играли дети, — профессор считал, что их надо приучать к обстановке будущего путешествия.

По этому поводу ему пришлось выдержать целую баталию. Миссис Мандер, мать двоих ребятишек, сказала примерно так:

— Как можно пускать детей к кораблю? А вдруг они что-нибудь сломают или, упаси боже, включат что-нибудь?

Но профессор был неумолим:

— Поскольку дети полетят с нами, они должны заранее привыкать к кораблю. Сломать они ничего не сломают. За этим проследит Март. А кнопки? Кнопки пусть нажимают — управление кораблём пока заблокировано.

В последние дни профессор часто устраивал такие проверки: автомат по радио подавал подготовительную команду к старту, а профессор проверял, кто и как выполняет. Во всяком случае, дети привыкли, услышав команду, занимать места в раскладных креслах. Им даже нравилось: они воспринимали все это как игру. Мы все работали с большим напряжением, и поэтому я обрадовался возможности передохнуть минуту. Выключил паяльник и уселся в кресло перед автобибом — это хитрое устройство я собирал уже второй месяц.

Ремнями я пристёгиваться не стал и даже не лёг в кресло, а просто сел, несмотря на то, что профессор, если бы поймал меня на этом, прочитал бы мне длиннейшую нотацию.

Неожиданно на меня навалилась какая-то тяжесть, положила в кресло, сдавила грудь и живот — ни вздохнуть, ни охнуть. Руки и ноги налились свинцом, голову стянули обручи, в глазах поплыли разноцветные круги, и я потерял сознание.

Очнулся я с ощущением странной лёгкости во всем теле. Я лежал лицом вниз, уткнувшись носом в мягкую материю, которой были обшиты все стены корабля. В голове что-то звенело, тонко, по-комариному. Двигаться не хотелось. Потом пришла мысль: «Почему я лежу на стене? Наверное, „Ласточка“ упала на бок».

Я приподнял голову, чтобы осмотреться, и сразу же необычное явление привлекло моё внимание: в воздухе неторопливо, нацелившись мне прямо в лицо своим острым жалом, плыла отвёртка. Самая обыкновенная отвёртка с длинным тонким стержнем. Никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с летающими отвёртками, так что я даже растерялся немного, а она неуклонно приближалась ко мне, намереваясь «клюнуть» в нос. Я резко выкинул руку вперёд, пытаясь поймать её…

В тот же момент все вокруг завертелось колесом. Кресло вдруг оказалось у меня над головой, потом — далеко внизу, сбоку, снова над головой. Я вращался в воздухе и теперь уже не мог сказать, где верх и где низ: тяжести не было.

Да, сила тяжести исчезла. В воздухе плавали вещи, которым в обычных условиях полагалось бы спокойно лежать на своих местах: листы бумаги и карандаши, монтажные провода и шурупы, мой шарф следовал за электропаяльником.

Из обшивки в разных местах торчали ремённые петли. Я протянул руки в надежде уцепиться за какую-нибудь из них, но все они были за пределами досягаемости. Некоторое время я продолжал вращаться на месте.

«Так можно крутиться до бесконечности», — подумал я.

Мне даже стало страшно. Вдруг я вспомнил инструктаж, как вести себя в условиях невесомости. Мы изучали его на прошлой неделе. А профессор (дословно) сказал так:

— Чтобы сдвинуться с места, надо что-нибудь бросить в противоположную сторону. Это основывается на третьем законе Ньютона — действие равно противодействию.

Сунул руку в карман — ничего, заслуживающего внимания. Хотя стоп — зажигалка! Достал её и швырнул за спину, но, по неопытности, не так как нужно, потому что поступательного движения своему телу я не сообщил, и, если до этого я вращался только вокруг вертикальной оси своего тела, то теперь стал ещё кувыркаться через голову. К тому же проклятая зажигалка летала в разных направлениях, отталкиваясь от стен, и уже раза Два пролетала мимо меня. Наконец, сам не знаю как, совершив в воздухе несколько умопомрачительных переворотов, я уцепился-таки за петлю.

Несколько минут провисел у стены неподвижно, собираясь с мыслями. Затем снова обратил внимание, что кресло у меня над головой. Не долго думая, повернул своё тело так, чтобы ноги были направлены к полу, и все стало на свои места.

Перебирая руками петли, я почти опустился на пол. Мешанина в голове стала чуть-чуть проясняться.

Так как я не был уверен, что смогу вернуться к стене, если оторвусь от неё в погоне за зажигалкой, то некоторое время ещё обдумывал способ поимки её, как вдруг возникла совсем иная мысль:

«Дети! В корабле, кроме меня, были дети! Что с ними?»

По петлям добрался до двери. Хотел резко её толкнуть, но побоялся, что оторвусь от стены и не смогу выйти. Тогда я легонько надавил на неё плечом и прополз в образовавшуюся щель.

Коридор обшит не был, вместо петель в стенах металлические скобы. И здесь я услышал тишину. И в библиотеке была тишина, но там я не обращал на неё внимания.

На Земле никогда не бывает такой тишины. Всегда раздаются какие-то звуки. Здесь же была полная тишина. Так и хочется написать её с большой буквы: «Тишина».

«Неужели дети погибли? Почему их не слышно? Или они лежат без сознания?» — эти мысли не давали мне покоя все время, пока я медленно продвигался вдоль коридора: я ещё боялся резких движений.

Первое, что я услышал, открывая дверь кают-компании (по-видимому, мягкая обшивка до сих пор не пропускала звуков), — взрывы хохота. Смеялись все — и маленький Джек, и Сабина, и Мария. Так же, как и я несколько минут назад, прямо посреди кают-компании в воздухе висел Мартин, стараясь достать до ближайшей петли. Несмотря на своё очень неприятное положение, он тоже хохотал во все горло.

Остальные были прикреплены ремнями, Мартин же отцепился и теперь ничего не мог сделать.

Особенно заразительно смеялся Джек — заливисто и звонко. Он весь скорчился от смеха, глаза полузакрыты, маленькие кулачки размазывают слезы по лицу. Глядя на него, невозможно было не рассмеяться, и я с удовольствием присоединил свой бас к их звонким голосам. Смеялся и радовался, что они не плачут, и мне не надо объяснять им все и возиться с ними, чего я, кстати сказать, делать не умею.

Зацепившись ногою за петлю, я дотянулся рукой до Мартина и оттолкнул его в сторону ближайшего кресла:

— Держись за него!

В этом кресле лежал маленький Джек. Его голубые глазёнки с любопытством и интересом следили за нашими манипуляциями. И вдруг в тот момент, когда Мартин уже дотянулся до кресла, он с громким криком: «Я тоже хочу так!» выскользнул из ремней и взмыл вверх. Мартин ухватил его за туловище, они вместе понеслись к потолку, оттолкнулись от него и полетели к полу. Я испугался, что они ударятся, и оттолкнулся от двери с таким расчётом, чтобы оказаться между ними и полом. Они обрушились на меня, я ухватил Мартина за ногу, а Джек — меня за плечо, и мы все трое завертелись в воздухе, пока нас не донесло до стены, где мы, уцепившись за петли, смогли остановиться. Вся эта сцена сопровождалась раскатами хохота. Смеялись все — и зрители и участники.

Потом я оттолкнул Мартина от стенки, он довольно удачно доплыл до кресла и закрепился. Тогда я послал к нему Джека. Мартин поймал его в воздухе и водворил на место.

Теперь наступил мой черёд отталкиваться от стены, что я и сделал. Однако поплыл совсем не туда, куда хотел. Мартин поймал меня, когда я проплывал над ним. Наконец-то, перебираясь от кресла к креслу, я добрался до свободного и с удовольствием растянулся. Собственно, «растянулся» — не то слово, я повис над креслом, удерживаемый ремнями.

Теперь можно было разбираться, что случилось.

— Мартин, это не ты запустил «Ласточку»?

Я не зря спрашивал Мартина: профессор очень любил этого расторопного и способного парня, таскал его с собой по всему кораблю и много с ним занимался. Мне казалось, что старик собирался сделать из него космонавта.

— Нет, сэр, я не подходил к пульту.

— А может, кто-нибудь из вас?

— Мы тоже не подходили к этому… — Мария никак не могла найти нужное слово, — шкафчику, сэр. Сабина укладывала куклу в кресло, а Джек все время был около меня.

— Но, черт возьми, надо же разобраться, где мы находимся? Март, как здесь открываются иллюминаторы?

— Кнопка жёлтая на пульте, справа от вас, сэр.

Я и не обратил внимания, что занял кресло командира корабля, не до того мне было. Справа и слева около кресла стояли маленькие пульты. На правом около жёлтой кнопки была надпись: «Обзор».

Иллюминаторы открылись бесшумно. В верхнем была чернота и звезды, в правом боковом — огромный голубой шар.

— Внимание! — раздался откуда-то голос профессора, — всей команде отправиться в столовую на завтрак. Пища находится в шкафу № 1. Завтрак на человека: одна туба № 1, две тубы № 2, две тубы № 4.

«Значит профессор в корабле, — подумал я. — Тогда не страшно».

Сознание, что есть кто-то, кто может решать за нас, немедленно меня успокоило.

— Я хочу есть, — захныкал Джек.

Очень не хотелось покидать уютное кресло и снова заниматься эквилибристикой, но голод — не тётка, пришлось вставать. Я отцепился и перебрался к креслу Мартина:

— Март, ты двигайся сам. Это не трудно. Держись за петли и скобы. Ну, смелее, если что — я тебя поймаю.

Март сверкнул белками глаз, казавшимися голубыми на фоне тёмной кожи лица, и оставил своё кресло. Видимо, предыдущие уроки пошли на пользу, потому что он довольно мягко вспорхнул к потолку и поплыл вдоль него к выходу.

Следом за ним отцепился Джек и с громким криком: «Я сам!» пулей полетел к потолку, потом пробрался к выходу.

Лучше всех управилась Мария, она тихо оттолкнулась от кресла и медленно всплыла к потолку. Сабина сама боялась, пришлось мне отцеплять её и нести на своих плечах. Когда мы вплыли в столовую, профессора там не оказалось, чем я был очень огорчён.

Начали завтрак, не ожидая дополнительной команды. Туба № 1 содержала какую-то жидкую смесь, по вкусу похожую на овощной суп-пюре, туба № 2 — что-то мясное, паштет-не-паштет, но что-то вроде этого. Туба № 4 — ананасный сок.

Не обошлось без приключений: Джек надавил на тубу, не взяв конец в рот, жидкость вылетела из неё, свернулась в шар и поплыла в воздухе. Пришлось дать ему другую.



Удивительный это был завтрак, если посмотреть на нас со стороны! Представьте себе: посреди комнаты головой вниз висит здоровенный дядя (это я) и что-то сосёт из большого тюбика, рядом с ним, головой вверх, примостилась белокурая девчонка в белой кофточке и чёрной юбочке и тоже высасывает тюбик.

Несколько в стороне от них, держась рукой за стену и подогнув одну ногу под себя, почти опершись на спину, сидит-лежит ещё одна девочка постарше, черноволосая, в такой же одежде.

Мальчишка висит посреди комнаты, растопырив руки, а около шкафчика параллельно полу плавает подросток-негритёнок, засунув свою курчавую голову в шкафчик так, что её почти не видно, — ни дать, ни взять, корюшка, заплывающая в гнездо.

Видел я когда-то такой рисунок. Кажется, в учебнике зоологии.

Сразу же после завтрака, в том же порядке (Сабина у меня на плечах) мы двинулись в кают-компанию. Маленькому Джеку страшно понравилось, как путешествует Сабина, и он вцепился в Марта.

После завтрака дети быстро уснули, да и меня клонило ко сну. Голос профессора приободрил меня и успокоил. Раз профессор в корабле — ничего страшного не произошло, он сумеет посадить «Ласточку» на Землю. Почему-то я был уверен, что мы сядем, ведь с нами нет ни одного человека команды! Только почему он от нас прячется?

Джек во сне всхлипнул, позвал маму, и почти сразу после этого я уснул.

Разбудил голос профессора:

— Внимание! Внимание! «Ласточка» находится на круговой орбите на высоте 38802 километра над землёй. Период обращения — 24 часа 22 минуты. Начальная программа выполнена. Через четыре часа пятнадцать минут включаются основные двигатели. Всей команде пообедать и занять амортизационные камеры. Ускорение — пять «ж», оставаться в креслах — опасно для жизни. Обед — туба № 2, две тубы № 3, две тубы № 6. Камеры должны быть заняты за час до включения двигателей.

Сразу же после этих слов включился метроном, во всех помещениях корабля слышно было его мерное тиканье.

Я надеялся, что появится профессор. Но его все не было и не было, а метроном торопил.

С обедом управились быстро.

Я медлил, все ждал профессора, но времени оставалось мало.

«Будь что будет», — решил я, и мы отправились в отсек амортизационных камер. Каждая камера представляла собой ванну, герметически закрывающуюся специальной крышкой. Ванна заполнялась какой-то жидкостью, в которой человек должен был плавать в скафандре. Кабель в толстой оплётке и несколько трубочек соединяли скафандр со стенками камеры.

Первым уложили Джека. Мария раздела его, а я и Мартин засунули в скафандр. Сабина, Мартин и Мария в свои скафандры влезали сами. Я только подсоединял кабель и трубочки и закрывал крышки.

И тут я растерялся: всех я уложил, а как быть самому? Кто подсоединит мне кабель и трубки, закроет крышку? И где профессор? Хотя, может быть у него есть отдельное помещение, и там тоже есть камера? В ответ на мои мысли прозвучал голос:

— Внимание! До включения двигателей остаётся час. Командиру корабля проверить работу камер и занять свою.

Как проверять камеры, я не знал. Огляделся. Справа на стене находился большой пульт. На нем светились четыре зеленые лампочки. Они горели возле номеров камер, в которые я уложил детей. Многочисленные приборы показывали разные отсчёты. Над ними были надписи: «Пульс», «Дыхание», «Давление» и т.д. Может быть специалист сумел бы в них разобраться, но мне они ничего не говорили. Возле лампочки № 1 — надпись «Командир».

Я осмотрел все камеры. Камера № 1 отличалась от всех остальных. Во всяком случае, все трубки и кабель подсоединены к скафандру, ванна была пустой. С правой стороны, около того-места, где должна быть правая рука, маленький пульт с тремя кнопками «Включение камеры», «Связь с командой», «Разгерметизация».

Я ждал профессора. На всякий случай, поискал другую камеру, выполненную по типу командирской. Нет, не было второй такой камеры, в которую я мог бы влезть без посторонней помощи.

«Почему нет профессора? Зачем он от нас прячется?»

Единственно правильную мысль, что профессора в корабле нет, я упорно отгонял от себя.

— Внимание! На занятие камер остаётся пятнадцать минут!

«А вдруг профессор ранен и не может сам прийти в отсек?»

Холодный пот прошиб меня. Я бросился к выходу из отсека. Надо найти профессора, помочь ему! Дверь не открывалась. Я дёрнул ручку — все напрасно, напирал плечом — безрезультатно. И тут только разглядел на дверях надпись: «Перед стартом закрывается автоматически при отсутствии людей в отсеках».

— Профессора на борту нет! — мысль, которую я до сггх пор отгонял от себя, но которая все время жила где-то в глубине, всплыла теперь как наиболее реальная.

— Внимание! На занятие камер остаётся пять минут! Дальнейшее промедление опасно для жизни!

Я влез в скафандр, улёгся в ванну. В рот взял кончик трубочки питания, запястья охватили датчики, прикреплённые к скафандру. Окинул ещё раз взглядом пульт: все четыре лампочки светились ровным зелёным светом. Откинулся на спину и нажал кнопку «Включение камеры». Открылся какой-то кран, жидкость стала заполнять камеру, одновременно крышка пришла в движение и опустилась на ванну. Я лежал в тёмном гробу.

— Внимание! — раздался в ушах голос профессора. — До включения двигателей остаётся пять минут.

Нажал кнопку «Связь с командой». Снова раздался голос профессора (позднее я убедился, что все автоматы на корабле говорят голосом профессора):

— Камера № 25 («Джек, — отметил я про себя) — электросон включён. Физиологическое состояние в норме.

Точно так же автомат доложил о камерах № 8 (Мартин) и № 16 (Мария), по-видимому, он докладывал в порядке заполнения камер. А потом неожиданно для меня:

— Камера № 1 — электросон включён, физиологическое состояние — в норме. Выход из камеры разрешается сразу после пробуждения.

Спал спокойно, без сновидений.

Проснувшись, какое-то время не мог понять, где я, и только ощутив на губах вкус какао, вспомнил все.

— Внимание! Внимание! В камере № 25 человек не принимает пищи.

Лихорадочно вспоминаю, какая кнопка соответствует выключению камеры:

«Первая — включение, вторая — связь, третья!»

Крышка камеры поднялась, вылилась жидкость.

Вылезаю из скафандра.

«Что же случилось с Джеком?»

Подошёл к его камере и попытался открыть крышку руками, совсем забыл, что надо включить подъем крышки на пульте. Только теперь заметил, что невесомость исчезла.

Выключил все четыре камеры. Крышки поднялись. Подбежал к Джеку, вынул его из камеры, снял с него скафандр. Малыш спал, крепко стиснув зубами трубку подачи пищи. Пришлось его срочно разбудить и сбегать в столовую за тубой с соком. Пока бегал, проснулись и оделись остальные.

Пообедали в этот день тоже из туб, хотя в этом не было необходимости, так как невесомости уже не было. Правда, и сила тяжести была невелика. Гораздо меньше, чем на Земле, так что передвигаться приходилось осторожно.

Здесь я и потерял счёт времени, потому что не знаю, сколько мы пролежали в камерах.

В иллюминаторах уже не было голубоватого шара Земли. Либо он остался далеко позади, либо его просто не видно. Кругом была только иссиня-фиолетовая чернота, усыпанная яркими звёздами.

Только теперь у меня появилось время обдумать наше положение. Раньше я просто плыл по течению, вынуждаемый обстоятельствами или голосом профессора принимать то или иное решение.

Итак, «Ласточка» летит. Куда? Неизвестно. Какое-то время и я, и дети находимся в безопасности. А потом? Рано или поздно мы куда-нибудь прилетим. А может быть, мы будем летать десятки лет? Тоже возможный вариант. Есть ли на корабле запас продуктов? Должен быть. Профессор собирался вылететь с большим количеством людей, значит, пищи должно быть достаточно. Но ведь корабль стартовал раньше срока. Почему? На этот вопрос тоже нет ответа. Правда, профессор как-то говорил, что он предусматривает возможность отправить «Ласточку» с Земли в любое время.

Все-таки надо решать, что нам делать. Я занимался только библиотекой, устройства корабля не знаю. Где-то должны быть чертежи и расчёты профессора. Я в них, наверняка, сразу не разберусь, я ведь не инженер и даже не техник. Значит, надо найти эти чертежи и расчёты и выучить основы точных наук, которые необходимы, чтобы разбираться. На это нужно много времени.

Да, утешительного мало. Слишком много неизвестных в этом уравнении, которое надо решить. А от правильности решения зависит жизнь всех пяти невольных пассажиров «Ласточки».

Итак, на борту космического корабля нас пятеро.

Я сам, Роберт Лоусон, двадцати четырех лет. Без специального образования, профессия — монтаж электронного оборудования. Работал на заводе. Уволен. В Нью-Йорке познакомился с Паркинсом, тогда он тоже был безработным и отзывался на кличку «Профессор». Он получил наследство, не знаю, после кого, и истратил его на строительство «Ласточки», привлекая к работе только тех, кого знал лично. Я работал па монтаже библиотеки.

Второй пассажир — Мартин — я даже не знаю его фамилии, — двенадцатилетний нью-йоркский Гаврош, но поразительно способный. Негр, что не мешало профессору любить его за быстроту ума. И мне цвет его кожи не мешает. Среди, нас он лучше всех знаком с кораблём.

Сабина и Джек — восьми и четырех лет — дети профессора геологии Мандера, собиравшегося лететь на «Ласточке» со всей своей семьёй.

Мария — тринадцатилетняя девочка из индианского племени ланкадонов, шесть лет прожила в семье профессора Мандера на правах няньки. Подобрана им в джунглях около своих мёртвых родителей. За шесть лет научилась говорить по-английски, писать не умеет.

У меня не было детей, безработному и бродяге они ни к чему. Своих братьев и сестёр я тоже не помню, так сложилась моя жизнь. И теперь у меня голова идёт кругом, что я с ними буду делать? А если они заболеют? Почему-то это пугает меня больше всего.

Дети уже спят, пора и мне на боковую, сегодня пришлось писать долго, сразу за несколько дней. Потом я буду писать более регулярно, а то рука с непривычки устала. Завтра с утра будем делать осмотр и разберёмся, что у нас есть и на что мы можем рассчитывать.

Думаю, что с момента старта прошло пять дней. Я уже писал, что потерял счёт дням, пока лежал в камере. Сейчас отсчёт времени веду по чагам в кают-компании, двадцать четыре часа — сутки.