"Любовь и доблесть" - читать интересную книгу автора (Катериничев Петр)

Глава 38

Головин с минуту сидел, напряженно уставившись в одну точку. Потом сказал:

– Все, что ты наговорил, любопытно. Но сейчас я слишком взвинчен, чтобы суметь отличить правду от лжи. Тем более ты такой же, как я. Именно потому я хочу знать не то, что ты рассказал, а то, что ты скрыл.

Он кивнул парням; Грифу плотно блокировали руки, из темноты вышел человек с небольшим чемоданчиком и в течение минуты приготовил все необходимое: капельницу, препараты, компьютер, зажимы для пальцев.

– И химия, и детектор... «Почести» как для члена Политбюро тех еще времен, – скривился Гриф.

– Не лукавь, Гриф. И ты и я знаем: информированность какого-нибудь начальника отдела или сектора ЦК была куда выше любого члена. Особенно по специфическим вопросам. А у тебя, Гриф, очень специфическая профессия. – Головин скривил губы. – Ты что себе думаешь? Что прошел весь путь от сперматозоида до генерала? Черта с два! Ты просто профессиональный разводила, Гриф, как и все конторские, вас. на это натаскивали, вас этому обучали: как человечков улавливать да манипулировать ими по своему хотению да к своей выгоде! Но реальное действие ломает все и всякие расклады, Гриф! Кто-то поломал мои, похитив Дашу. Я – ломаю чужие.

На пальцы Грифа установили зажимы, оператор включил компьютер.

– Ты этим приговариваешь меня, Рамзес.

– Что делать, Гриф. На войне – как на войне. Кстати, мое предложение остается в силе. Подумай.

– Если останется чем.

– Ребята будут аккуратны. Кстати, ты на свою выучку и натренированность не очень-то полагайся. Когда ты ее проходил, таких препаратов еще не было. А кодированную блокаду ты себе вряд ли разрешил поставить. – Головин скривился. – Так что... Постарайся расслабиться и получить удовольствие.

Александр Петрович встал, пошел к выходу и только тогда заметил продолжающего сидеть на стуле Вагина.

– Это что за мебель?

– Помощник, – коротко ответил один из людей Головина. – Доверенное лицо.

– Его тоже прокачайте.

– Есть.

Уже на пороге Головин обернулся, глянул на Грифа двумя кусочками льда:

– Если ты наврал хоть в малом, не обессудь, – повернулся к доктору, бросил коротко:

– Будет в его бреде хоть что-то о Даше, звонить сразу. – Лицо его закаменело, Головин сглотнул сухой, шершавый ком, добавил хрипло:

– Сообщите любую информацию.

Магнат покинул кабинет, следом скрылась свита. Остались . двое помощников и доктор. Он ввел иглу Грифу в вену, плотнее закрепил муфты на пальцах, отрегулировал капельницу, включил секундомер.

– Что за новое снадобье? – спросил Гриф, чувствуя, как горячая волна покатила по телу.

– Люди рассказывают такое, что сами давно забыли. Расслабьтесь. Это совсем не похоже на скополамин и любые его производные.

– Появились хорошие препараты... Такие, что действуют быстро...

– Нам не нужно быстро. Время есть. Нам нужно хорошо.

– Быстро... Очень быстро... Очень...

Гриф говорил, говорил, чувствуя, как сохнет во рту и невнятная радость наполняет все его существо. Он пытался вспомнить уже испытанные им ощущения при действии подобных препаратов, но не вспомнил. Ну что ж, принцип все равно один, нужно просто поплыть по волнам фантазии и увлечь себя ими настолько, чтобы...

Гриф потерял мысль в горячем, влажном, изумительного цвета тумане, что накрыло с головой. Он попытался сосредоточиться и – вспомнил. Да: нужно выдумать себе мир, вжиться в него, и тогда никакой чужой голос не сможет вмешаться в эти грезы, разрушить их, потому что он будет верить в них и только в них..

– Долго ждать? – спросил доктора один из охранников. Тот глянул на секундомер:

– Еще семь с половиной минут.

– Может, пока вторым займемся? По сокращенному варианту.

– Нет. Халтурить я не люблю.

– Думаешь, орден дадут? Доктор только пожал плечами.

– Мне нужно выйти, – тихо произнес Вагин. Он был бледен. Его всегдашне блеклое, серое лицо, обрамленное сверху пегими, усыпанными перхотью волосами, в ярком свете сделалось зеленоватым.

– Выведи его, – приказал доктор одному из охранников. – Не то нам придется дышать его блевотиной, пока не закончим.

Охранник подошел к Вагину, открыл ключом наручники, приподнял со стула за шиворот, поставил на ноги, брезгливо отер осыпанную перхотью руку:

– Ну ты и пархат, братец.

От долгой неподвижности ноги Серого Йорика затекли, он сделал шаг, другой и неловко, боком, свалился на ковровое покрытие, нелепо взмахнув рукой.

– Ну, Гриф, набрал себе недомерков. – Охранник наклонился, вытянув пятерню и собираясь снова прихватить Вагина, как щенка, за шиворот.

Выстрел хлестнул, словно ученической линейкой с маху ударили по столу; охранник упал на месте, а Вагин выстрелил еще дважды: пули пробили другому охраннику шею. Доктор обернулся и уставился на крошечный пистолетик в руке Вагина, потом перевел взгляд на лежащего у стола охранника: сонная артерия была пробита, и жизнь покидала тренированное тело: с каждым мощным ударом сердца алая артериальная кровь заливала палас.

– Он умрет максимум через минуту, – констатировал доктор.

– Тебе что за дело?

Никелированный браунинг был направлен в лицо доктору. Неизвестно, что испугало того больше: вид убитых, полминуты назад – отменного здоровья парней или сама фигура убийцы: некрасивый, с блеклыми глазками, в кургузом пиджачке. А может быть, выражение его лица: Вагин смотрел на доктора абсолютно безразлично, как смотрят инженеры на предмет не просто неодушевленный, но скучный потому, что он не пригоден для конструктивного использования в той схеме, что уже сложилась в голове техника.

Доктор покосился на дверь, но тщетно: двойная дверь не пропустила звука выстрела малокалиберного пистолетика, а вышколенная охрана, оставленная Головиным в здании, не вмешивалась в допрос: это было компетенцией доктора.

– Гриф понимает, что происходит? – спросил Вагин.

– Да. Но он обезволен.

Вагин недоверчиво покосился на Грифа. Похоже, он ни на грош не верил в то, что его патрона можно лишить воли каким бы то ни было способом.

– Сейчас его самое время спрашивать. Он не сможет ничего утаить. И готов подчиниться голосу оператора. Компьютер покажет степень его сопротивления в той или иной форме: некоторые люди способны концентрироваться и выдумывать несуществующую действительность, и только опытный аналитик способен даже в таком состоянии отделить правду от вымысла опрашиваемого... – Доктор говорил и говорил без умолку: он или уловил, или распознал опытом тот соблазн, что мучил Вагина: стать господином над человеком, что всегда прежде возвышался над ним. И говорил все это доктор с тем, чтобы убедить Вагина в своей полезности, незаменимости: зрачок пистолета пугал черным жерлом небытия.

– Когда он придет в себя?

– Это зависит от активности опроса и силы сопротивления респондента оператору. Обычно допрос продолжается минут двадцать. Потом пара часов отдыха.

Лучше, если это будет сон.

– Сон – вообще лучше жизни, – раздвинув блеклые губы, произнес Вагин, невыразительно посмотрев на доктора. Тот хотел что-то ответить, но поперхнулся: раздался характерный звук выстрела, на животе доктора проступило алое пятно, он открыл рот, захрипел, силясь закричать или позвать на помощь и притом понимая бесцельность и тщетность этого крика... Он осел на колени, Вагин подошел к нему сбоку, приставил пистолет к височной кости и спустил курок. Убитый ткнулся в пол, как переброшенный через скобу крючок.

Вагин действовал быстро. Подхватил саквояж доктора, подошел к столу, с пульта заблокировал дверь, сбросил муфты с пальцев, приподнял Грифа, провел его через кабинет, открыл одну из панелей, приведя в действие скрытый электромотор с помощью компактного пульта, расположенного на брелоке с ключами. С тугой подхватил осевшего босса, произнес внятно:

– Нам нужно идти.

Гриф открыл глаза, но взгляд его был сейчас взглядом годовалого младенца.

За панелью находилась крохотная витая лестничка. Вагин задвинул панель, вместе с Грифом спустился в подвал, открыл плотную, как в бомбоубежище, дверь и попал в скудно освещенный туннель, похожий на подземный переход, но уже. Это был сохранившийся еще с прошлого века и кое-как подлатанный на скорую руку подвал.

Гриф шагал, поддерживаемый Вагиным, неестественно прямо, вскидывая колени, но не так, как пьяный, а словно марионетка в руках неумелого манипулятора.

Ход привел в подвал соседнего дома. Оттуда, поминутно спотыкаясь, Вагин вывел Грифа по узкой лестничке к другой двери, деревянной, отомкнул и ее, и они оказались во дворе старого многоэтажного дома, стоящего напротив особняка, в котором располагалась контора Грифа.

Еще через пять минут Вагин был уже за рулем тридцать первой «Волги». Гриф сидел рядом. Он не спал, но и бодрствованием его состояние назвать было трудно: глаза его смотрели на ветровое стекло, но лицо не выражало ничего: ни радости, ни азарта, ни страха.

Ощущения же Вагина были такими, словно он только что, натощак, выпил полулитровую кружку спирта. Хмель заволакивал сознание щедрой эйфорией могущества. Человек, которого он боялся и ненавидел так долго, сидел сейчас здесь не просто беспомощный, но подвластный ему, Вагину. Сейчас он вовсе не был Серым Йориком – он был кардиналом, властителем, монархом.

Вагин покосился на неподвижную фигуру Грифа и понял, что продолжает бояться его даже теперь, хотя в застывшем теле не осталось могущества силы, а в застывших зрачках – обаяния власти. Судорога корежащей волной прошла по всему телу Вагина и схлынула, оставив боль в кончиках пальцев. Взгляд упал на докторский саквояж. Зачем он его захватил? Зачем?

Сердце забилось часто-часто, пьянящая волна повела голову, и наступила полная ясность: наступил миг, когда он, Вагин, может стать свободным от страха и от тяжелой, словно каменная твердь саркофага, чужой воли. Подсознанием он понял это еще там, в кабинете, потому и подхватил саквояж... Но мысль эта была столь пугающей, что он даже не сумел понять ее сразу, а вот теперь...

Руки действовали сами собой. Вагин открыл саквояж, натянул резиновые перчатки, достал коробочку ампул без маркировки, в которой не хватало двух, нашел восьмикубовый шприц; Вагин действовал как автомат, ни о чем ни думая и ничего не просчитывая. Он боялся. Боялся, что Гриф очнется, боялся, что сам он в последнюю минуту струсит...

Ампулки закончились, шприц был наполнен. Готовая сорваться капля висела на кончике иглы, словно росинка предутренней влаги на остром листе осоки. Сейчас Гриф уснет. Навсегда. И уж какая нежить привидится ему в наркотическом угаре...

Вагин скривил губы. Гриф получает то, что заслужил. Золото генеральских погон червонно от крови преданных. Чтобы стать генералом, мало умерщвлять врагов.

Нужно еще и вовремя освобождаться от друзей. У сильных мира сего друзей нет.

Власть ревнива и не терпит иных привязанностей.

Неожиданно Вагину стало легко. И даже смешно. Весь хрестоматийный «вопрос о власти» состоит лишь в том, кто предаст раньше.

Игла упруго вошла в вену, Гриф дернулся слегка, Вагин придержал его руку, а поршень толкнул снадобье, превращающее кровь из живительной, несущей кислород субстанции в смертельную отраву.

Вагин выдернул иглу и замер на сиденье. На него никто не подумает. Доктор допустил передозировку. Вот и все. Теперь вернуть чертов саквояж. Вагин вынул из бардачка пистолет с глушителем, спустился в подвал, попал в туннель. Снова подземный переход, винтовая лестница... Перед панелью, закрывающей дверь в кабинет, Вагин замер, прислушиваясь: все было тихо. Прошло минут десять, и охранники, оставленные перед двойными внешними дверями, еще не хватились...

Вагин вошел в кабинет, аккуратно поставил саквояж рядом со столом и двинулся в обратный путь.

Состояние его было странным. Голова пульсировала тупыми всполохами серого, и у Вагина возникло вдруг ощущение, что он бродит подземными коридорами уже не одно столетие, и выхода для него нет...

Тень метнулась у пола, Вагин вскинул пистолет и трижды спустил курок. Пули гулко ударились о стены, одна, попав рикошетом в металлическое перекрытие, взвизгнула, словно Живое существо... Вагин почувствовал, что взмок с головы до пят, но ощущение безвременья исчезло: сводчатый переход, чуть поодаль – дверь, там – выход... А это... Это была крыса. Крыса. Все реально. Все абсолютно реально.

Вагин вернулся к автомобилю. Осторожно, словно опасаясь быть ужаленным, коснулся руки Грифа. И почувствовал, как она мелко-мелко трепещет. Агония была едва различима, словно душа Грифа давно уже тяготилась и телом, и жизнью, и теперь, в мире наркотических грез, ей было покойнее и светлее.

Рука замерла. Вагин пощупал артерию: пульса не было. Сердце остановилось.

Странно, но Вагин не ощутил никакого облегчения. Напротив: он почувствовал вдруг полное свое сиротство; окружающая тьма словно надвинулась на него, сдавила обручем голову, Вагин сжался в комочек... Рыдания вырывались из раззявленного рта хриплым кашлем, но слез не было. Кое-как Вагин вставил в рот сигарету, неумело затянулся. Стало еще противнее, но горечь никотина притупила непривычное ощущение пустоты, близкой к отчаянию, сознание словно подернулось спасительным пеплом бесчувствия, а вместе с этим вдруг пришло новое ощущение – нет, не свободы, величия! Вагин увидел себя словно со стороны – могущественным, огромным и грозным, словно каменный истукан на площади, более полустолетия правивший не только этой несчастной страной, – полумиром!

Так продолжалось минуту, может, чуть больше. Вагин успокоился. Снова коснулся руки Грифа, но так, как тронул бы перила: рука оцепенела. Все шло своим чередом: Гриф больше не человек и даже не покойник. Это просто труп. А трупов Вагин совсем не опасался. Как не боялся каменных грифонов на доме безумного архитектора. Теперь хотелось думать о приятном. Приятное представлялось Вагину ворохом разбросанного девичьего белья и сплетенных тел нимфеток... Вагин хохотнул даже, облизал блеклые губы... Кто ему теперь указчик? Никто.

Пистолет с глушителем он положил на колени, извлек из бардачка миниатюрный передатчик, включил зажигание, отжал сцепление, и черная машина с погашенными габаритными огнями тенью заскользила в ночь.

Третий вызывает первого. Первый слушает третьего. Принцесса на базе. Без осложнений. Понял. Конец связи. Конец связи.

– Пятый вызывает первого.

– Первый слушает пятого.

– Магнат рассержен. Он посетил Грифа и отправился к Тигру.

– Насколько он рассержен ?

– Крайне. Но головы не потерял.

– Мне не нужно, чтобы он терял голову. Мне нужно, чтобы он потерял рассудок. Начисто. Вы поняли, пятый?

– Так точно.

– Проводите резервный вариант.

– Есть.