"Трое на трое" - читать интересную книгу автора (Зламаный Сватоплук)

10

К делу об убийстве Покорного прибавилось два новых свидетельских показания. Дело утешительно разрасталось – по крайней мере в объеме.

Свидетеля звали Лайош Чонгради, свидетельницу – Анна Хартлова. Оба работали по очистке улиц, проще говоря – мусорщиками. Час назад они проходили Ечную улицу. Хартлова сидела за рулем мотокара, Чонгради вываливал на его платформу содержимое уличных корзин для мусора. Навеки останется тайной, действительно ли Чонгради, имевший за собой шесть судимостей, и Хартлова, с не менее блестящим прошлым, решили поступить так из честности, как они заявили, или они просто не договорились между собой, а может, кто-нибудь видел, как они нашли свою находку, и они возвели необходимость в добродетель.

Неопровержимо было одно: оба сидели теперь тут, в кабинете Матейки, и смотрели, как он открывает потертый кожаный бумажник. В боковом отделении лежали паспорт и водительские права Петра Покорного и еще два технических паспорта – на собственную «фелицию» Покорного и на «рено» доктора Томека. Второе отделение бумажника оказалось пустым. Матейка вопросительно поднял глаза на свидетелей.

– Мы не воры, – заявил на каком-то общеславянском наречии Чонгради, – а то бы не пришли к вам, пан майор.

– А вы в большой кармашек гляньте, пан советник, – подхватила Хартлова, награждая Матейку другим, тоже не принадлежащим ему званием.

Матейка отвернул клапан, прикрывающий отделение для крупных купюр. Вытащил оттуда четыре сотенные бумажки.

– Ну спасибо! – подавленный их благородством, воскликнул Матейка. – Можете вы точно вспомнить, в какой корзинке был бумажник?

– Ясно, можем. – Чонгради оскалил большие желтые зубы. – В первой на углу той улицы, как ее… ну да, Заводь, что ли.

– На углу? А с какой стороны угла?

– Да с той, что идет кверху. Ежели ступать от Карлака к Павлаку, – блеснул Чонгради знанием пражского арго, таким образом видоизменившего названия Карповой и Павловой площадей.

– Примерно посередке дома, который между Заводью и угловым на Сокольскую, по левой стороне, – подхватила Хартлова, одолеваемая опасением, что ей не дадут вставить слово.

– На карте разберетесь? – Яролим глянул на Чонгради. – Можете показать нам это место?

– Ага, – кивнул мусорщик, – я в армии ефрейтором был. – Он подошел к карте Праги, висевшей на стене, мгновенно нашел Ечную улицу и ткнул грязным ногтем. – Вот тут это было, насупротив той улицы…

– Аккурат насупротив Катержинской, – поспешила добавить Хартлова.

– А не было в этой корзинке еще чего-нибудь… любопытного?

– Одно нормальное свинство, – отмахнулся Чонгради. – Денег никаких.

Матейка быстро прикинул, с кем бы ему надолго испортить отношения, поручив не торопясь и основательно перебрать все то, что накопилось на платформе мотокара. Вот если б ему улыбнулось счастье, быть может незаслуженное, то самое, которое, если верить поговорке, садится куда угодно, когда устанет летать, – и в мусоре нашелся бы глушитель. А вдруг на нем даже отпечатки пальцев сохранились… Но скорее всего просто будет часок очень неаппетитной работенки. «Н-да, романтики в практике криминалистов и щепотки не наберется», – вздохнул Матейка, берясь за телефон, чтобы отдать нужные распоряжения.

– Где ваша повозка?

– А здесь, аккурат перед домом, – затараторила Хартлова, порываясь рассказать, как она, включив фары и бешено гудя, прикатила сюда прямиком с Ечной.

– О чем все это говорит, Ломикар? – спросил Яролим, когда с короткой записью допроса Чонгради и Хартловой было покончено.

Вместо ответа Матейка выглянул в окно. На асфальте двора выложили все содержимое мотокара, и два сотрудника терпеливо рылись в мусоре. Чонгради стоял в стороне, заложив руки за спину с таким видом, будто всем тут командует. Со времен своего ефрейторства он не переживал более прекрасных мгновений.

– Мне это почти ничего не говорит, – немного погодя ответил Матейка. – А тебе?

– По крайней мере мы можем теперь предполагать, в каком направлении уходил убийца. То есть не вниз по улице, к «Маленькому медведю», а в обратную сторону, к Павловой площади и, стало быть, к станции метро.

– Просто ты все еще думаешь о Марте Покорной, так ведь?

– А какое иное заключение можно из этого сделать?

– Минутку, – вмешался Томек, сидевший в сторонке. – Вы считаете, что Марта Покорная могла убить деверя голым кулаком? Не забывайте медицинской экспертизы, Я видел эту даму – не то у нее сложение, чтоб владеть приемами каратэ.

– Допустим, но что, если… – Яролим смолк на середине фразы, и Матейка с Томеком даже не стали просить его продолжать.

– Попробуем подвести итог, – сказал Матейка. – Петр Покорный был убит ударом в висок – или, точнее, подвергся нападению. Лишь после этого ему выстрелили в голову. Обратная очередность – бессмыслица. Убийца сломал замок дверцы на твоей «октавии», – он глянул на Яролима, – подтащил к ней труп и затолкал на заднее сиденье. Помимо крепких нервов, для этого нужна незаурядная физическая сила. Иными словами, о пани Покорной лучше забудь. Лужа крови на земле указывает, где лежал Покорный, когда в него выстрелили, то есть возле машины, которую он собирался чинить, рядом с переносной лампой. Но последняя была выключена.

– Значит, убийство совершилось при дневном свете и Покорный еще не включал переноску или ее выключил убийца, – подхватил Яролим.

– Стоп, – перебил их Томек. – Который убийца? Первый или второй? Я считал бы наиболее правдоподобным, что первый оставил Покорного на земле, а переноску включенной. Второй же, проходя по двору к Покорному домой, увидел его лежащим под машиной, а так как нервы у него были напряжены до предела, то он и подумал, что Покорный возится с какой-нибудь неисправностью под днищем, и, недолго думая, выстрелил. Без света он вряд ли разглядел бы его в темном углу. Он же запихал труп в вашу машину, которая стояла в стороне, чтоб тело нашли не сразу, и довольно неуклюже попытался придать ему вид самоубийцы.

– Допустим, – согласился Яролим, – но кто тогда выкрал бумажник из кармана куртки Покорного, —висевшей на двери гаража? И почему выбросил его?

– Он мог искать что-нибудь в бумажнике и не найти, – неуверенно предположил Матейка.

– Или хотел навязать нам мысль, будто целью убийства было ограбление. А четыре сотни он в панике просто не заметил, – сказал Яролим.

– Господа, прежде всего мы теряем время, – заявил Матейка. – Смотрите: мы установили, что Чижек никак не мог обожать Покорного – и вот, как это ни странно, с ним одним из своих сообщников он якобы не виделся после освобождения, хотя работу он нашел как раз на том самом предприятии, где брат Покорного довольно крупная шишка. Далее: Чижеку нужны были деньги, чтобы уплатить за костюм для своей сударушки, как говорили встарь. У него была сотенная купюра, то есть он мог уплатить за себя в пивной, но он притворился, будто у него нет ни гроша, и вызвал Хольцову. Для чего же, как не для того, чтоб обеспечить себе алиби и на ближайшие часы?! Он не мог знать, когда обнаружат труп в твоей «октавии». Если добавить к этому незначительное расстояние от «Медведя» до места убийства, то мне все ясно, и я знаю, что сделаю…

«Какую-нибудь опрометчивость», – подумал Яролим.

– Что же именно? – тихо осведомился Томек.

– Он под постоянным наблюдением, – ответил Матейка. – Я просто арестую его, и если он хоть что-нибудь соображает, то предпочтет сознаться сразу. Не верю я ни в каких двух убийц, Чижек просто стукнул Покорного, а потом для верности застрелил.

– Гм… А если он не сознается? – возразил адвокат.

– Это будет означать, что он действует против собственных интересов, – упрямо ответил Матейка. – И дальнейшее меня уже не будет касаться.

– Осмелюсь усомниться, примет ли прокуратура такое дело. А суд? Коллеги, я Чижека защищать не стану и оставлю про себя все, что я здесь слышал, но послушайте же и вы меня… Прежде всего вы должны будете доказать существование неприязни между Чижеком и Покорным – доказать, понимаете? И более чем неприязни – смертельной вражды! Удастся вам это? То, что Чижек нашел работу там, где служит брат Покорного, – всего лишь совпадение, которое ничего не доказывает. Чижек нуждался в деньгах? Вы, вероятно, скажете – он думал шантажировать Покорного, требовать своей доли старой добычи? – Яролим невольно одобрительно кивнул. – Да, это вполне правдоподобно, остается только доказать это, и первая версия готова. К сожалению, всего лишь версия. Ваш Прохазка, несомненно, чрезвычайно одаренный и работоспособный сотрудник, однако свидетельство почти семидесятилетней киоскерши я порву в клочья: случайно я сам покупаю у нее сигареты. Одно дело ни к чему не обязывающая информация, полученная за болтовней у прилавка, и совсем другое – свидетельское показание под присягой. Возьмем худший вариант: киоскерша точно установила личность Чижека, и суд ей поверил. А откуда вы знаете, может быть, Чижек просто негодяй, тянущий деньги с Власты Хольцовой даже на паршивое зноемское жаркое и девять кружек пива? Это, конечно, некрасиво, но к нашему делу не имеет никакого отношения. Далее: факт близости трактира от места убийства толковый адвокат повернет против вашего тезиса. Убийца мог сидеть в пивной в любом районе Праги, а к месту убийства приехать, скажем, на такси. Еще вам надо будет доказать, что у Чижека железные нервы. Да и тогда вы мало продвинетесь к цели. А как вы докажете, что пистолет принадлежал ему? Как объясните, что бумажник нашелся в стороне, противоположной той, куда шел Чижек? Паника, скажете? Хорошо, но тогда где же его железные нервы?

Яролим с некоторым злорадством следил, как Томек разбивает построения Ломикара. Да, расследование такого дела не для специалиста по хозяйственным преступлениям… Прежде чем он успел высказать такую мысль, Матейка с нервным смешком обратился к Томеку:

– При всем уважении к вам, пан доктор, я никогда больше не подпущу так близко к делу ни одного адвоката…

– Почему же? – удивился Томек. – Скажите спасибо, что у вас есть я. Если б через ваше плечо всегда мог заглядывать какой-нибудь адвокат, знаете, какого совершенства достигли бы вы в вашей работе?

– В таком случае трижды горе вашим подзащитным в суде! – дипломатично улыбнулся Матейка.

– Возможно, – отозвался Томек. – Зато тогда меньше было бы слабо обоснованных обвинений.

– Ломикар, – с некоторым беспокойством прервал их спор Яролим, – тут нынче командуешь ты, но все-таки сделай же хоть что-нибудь по-моему! Вызови секретаршу Павла Покорного. И по возможности скорее, через двадцать минут, у служащих «Строй-экса» кончается рабочий день. Только сам Покорный пускай лучше не знает о вызове.

Матейка был другом Яролима и вовсе не задавался. Да и врожденная осторожность не позволяла ему отвергать предложения других, тем более что сам он не знал, как быть дальше. Послушно подняв телефонную трубку, он набрал номер служб; однако, желая сохранить лицо перед Томеком – чего доброго тот подумает, будто он пассивно подчиняется Яролиму, – Матейка еще спросил:

– А что ты от этого ждешь?

– Отношения между сотрудниками «Стройэкса» могут нам что-нибудь подсказать, – неопределенно ответил Яролим.

Пожав плечами, Матейка распорядился, чтобы в «Стройэкс» немедленно послали машину без опознавательных знаков и с городским номером и передали бы секретарше Покорного негласное, вежливое, но настоятельное приглашение.

Повесив трубку, он задумался: не потребовать ли от Яролима более полного объяснения? Сам он немногое ожидал от этой встречи, полагая, что Яролим в сложившейся неприятной ситуации без разбора хватается за все, что в голову придет. Самому ему ничего в голову не приходило, быть может, потому, что его раздражало присутствие Томека.

Яролим словно перестал замечать своих товарищей. Ему не хотелось открывать Томеку построение, которое он только что выработал логическим путем. При всей своей вежливой любезности Томек казался ему эдаким суровым экзаменатором, к которому он, Яролим, явился без должной подготовки. Впрочем, не будь даже этого обстоятельства, Яролим скорее всего сказал бы себе, что всегда успеет поделиться своими мыслями; ведь Ломикар умел разбивать гипотезы одним ироническим словцом.

Томек по-прежнему спокойно смотрел на обоих молодых криминалистов, тщательно скрывая свои опасения. Он не недооценивал ни Матейки, ни Яролима. Первый казался ему несколько суховатым и приземленным, но Томек по опыту знал, что такие вот упорные работяги в конце концов разматывают любые запутанные клубки. Второго Томек считал немножко фантазером, у которого, однако,столько энергии, что в итоге он обязательно натолкнется на верное решение. «Только в данной игре время играет первостепенную роль, – думал старый адвокат, уставившись на противоположный угол двора. – Найдут ли они или, лучше сказать, найдем ли мы нужное решение, прежде чем…» Он-то очень хорошо сознавал, какой вес может приобрести фраза, начатая с этих слов – «прежде чем».