"Бонжур, Антуан!" - читать интересную книгу автора (Злобин Анатолий Павлович)ГЛАВА 28— Салют, Серж! С бонжуром, ребята… — Чао, Витторио. С благополучным. — А-а, привет! Выражаю тебе своё полное. Как съездишенз? — Банзай гезунд, Витю-сан. Кахен твейн делахт? — Комси комса, или, по-нашему, абсолюман. А каки васи делаете? — Токанава тояма, что означает в переводе: на том же уровне плюс пять процентози. — Значит, у тебя все о'кэй? — Ах, ребята. Если бы вы только видели! Этого ни в сказке сказать, ни пером написать, вы никогда не поверите, вы никогда не узнаете. Это надо видеть, это надо чувствовать, это надо обонять; какие шампиньоны я ел в сметане, это же умереть! — Смотрите на него — он уцелел! — Как же ты выжил, бедненький? Аж осунулся. Просто глядеть на него невозможно, до чего он осунулся. — А нам оставил? — Нам он выдаст сухим пайком. — Честно говорю, ребята. Какие шампиньоны! Такие и в сладком сне не приснятся. Сюзанна, жена Антуана, готовила. — Я всегда знал: в нём погиб великий чревоугодник. — Значит, он ещё и насюзанился? Вот это парень! — А что? Осанка у него вполне. Сразу заметно: человек ел шампиньоны. — Клокочете мелкой завистью? Насчёт Сюзанны ты мимо дал, Сержик. Я же вам от души рассказываю. Этот Антуан, знаете, какой парень! Антуан — это человек. — Партизан? — Что за вопрос! — А как по-ихнему партизан? — Так и будет — партизан. Это же французское слово. — А я-то думал, что партизаны только у нас были. Выходит, мы их у французов позаимствовали? — Что же сие означает? — Партизан — это буквально соратник. — Значит, мы твои партизаны? — Нет, ребята, это я ваш партизан. — Смотрите, как скромничает! Я его буквально не узнаю. — Перед нами новый человек! — А что? Нашампиньонился и сделался скромным — закономерная деградация. — Скромность украшает даже штурманов. — Наш Коля, к примеру, третьего дня не то что шампиньоны. — Комара съел. И ничего — помалкивает. — Коля съел Комара? И вы молчите?! — Наш Коля теперь в финале. Об этом знает весь мир и ближайшие планеты. — Так он же в деревню ездил? — Виват, Николя! Как же это произошло? Чистая или по очкам? — По чистой положил его наш Коля. В третьем раунде. Комар и пикнуть не успел. — Вот это номер! Коля в финале, а я про шампиньоны вам заливаю. — Скромность, скромность… — Комар для меня не проблема. А вот теперь в финале с Эдиком придётся, это уже кое-что. — Эдик — это штучка. Он гармоничен. — Неужто в финале с Эдиком? А кто его сейчас тренирует? Когда финал? — У Эдика правосторонняя стойка. И реакция у него на уровне. Берегись его левой. — И вообще Эдик гармоничен. — Зато с Эдиком интереснее. Будет на что поглядеть. — Что вы, ребята? Коля самого Комара уложил. Да после этого Эдик сразу лапки поднимет. Он сдаст психологически. — Эдик психологически не сдаст. Эдик гармоничен. — Заладил. А Коля наш что — не гармоничен? — У Коли коронка — встречный прямой. Садись на него в ближний бой, Коля, и всё будет в ажуре. — А чего же ты про Веру не спросишь? Скромность заела? — Спрашивается, где Вера? — Очнулся. Верочка отгул взяла по уходу за отцом. — Волнующе и непонятно… — Отцу операцию делали. «Излишки» какие-то вырезали. Так она теперь у него днюет и ночует. — Сплошные чудеса. Что же толкнуло её на этот героический шаг? — Ты и толкнул, дольче Вита. Уж больно она задумчивая стала, когда ты её в щёчку чмокнул. — О чём нашёптывал ей у трапа? Признавайся открыто. — Ребята, вы меня знаете. Я вас тоже. И я со всей ответственностью заявляю: я славы не ищу. Я рядовой советский труженик. Зачем я буду присваивать себе то, чего не совершал? — Вот к чему приводят поцелуи в запрещённом месте. — Здравствуй, Тиль. В дверях стоял Командир, и в руках у него брюссельская газета. Я вскочил. — Разрешите доложить, Командир. Штурман Виктор Маслов явился из краткосрочного отпуска. Готов приступить к своим обязанностям. — Вы только поглядите, товарищи, что пишут тут про нашего штурмана. — Командир развернул газету. — Узнаете? Там я стоял в рост и сурово указывал пальцем. Фотография занимала два столбца. А по соседству в таком же формате был выставлен обмокший Щёголь. Он стоял на полусогнутых, изо всех сил закрываясь от меня руками, смешно у него получалось. Даже на застывшем снимке видно было, как у него поджилки трясутся. — Так это же наш Витторио. Напартизанился он у них, как я погляжу. — Насюзанился, напартизанился, наобонялся… — «Русский Тиль мстит за отца», — с выражением сказал Командир, указывая на заголовок, набранный аршинными буквами. — Смотрите, и медаль на кителе какая-то. — Что вы, ребята, это не он. Он в это время питался шампиньонами. — Первый раз вижу, ребята, честно говорю. Я тут совершенно ни при чём. Это все Антуан. — Предварительный диагноз отменяется. Это не скромность, это корень кубический из скромности. Это святой наив. — Я же говорил: перед нами другой человек. Перед нами — Тиль Уленшпигель. — И мы ему верили… — Ну зачем вы, ребята… — взмолился я. — Да ещё при Командире. — Приедем — разберёмся в твоём поведении, — отрезал Командир. — Доложишь в экипаже, что ты там творил… — Я больше не буду, Командир, — ответил я. — Ведь и повода больше нет, отец-то у меня был один… — Борт ноль сорок один слушает, — сказал Николай. — Командир, порт запрашивает вылет. — По местам, — приказал Командир. — Правый готов, — сказал Виктор-старший. — Левый готов, — сказал Командир. — Приступить к проверке системы, — сказал Сергей. — Вас понял, — продолжал Николай. — Видимость пять километров, ветер северо-северо-западный, до трех баллов. — Скорректировать маршрут, — сказал командир. — Ветер северо-северо-западный, до трех баллов, маршрут принимаю, — ответил я. — Выходим на ВПП, — сказал Командир. Ведомая тягачом машина беззвучно качнулась и тронулась с места, заносясь правым крылом. Мы разворачивались, и я увидел здание вокзала с галереей. Антуан стоял в стороне от прочих, у меня сердце защемило, когда я увидел его одинокую фигуру на верхней галерее, вот так и мать стояла на краю поля, провожая меня. Антуан заметил, как мы тронулись, и поднял руку. Машина продолжала разворачиваться, вокзал проплыл и начал уходить за срез иллюминатора. А мы пойдём с полосы прямо на север, и я не увижу Антуана сверху, там только вата облаков и общие планы. Я на секунду оторвался от карты, чтобы последний раз глянуть в окошко: — Оревуар, Антуан! |
|
|