"Шторм любви" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 4

Стоя на полуюте и вглядываясь в океан, простирающийся впереди корабля, Конрад неожиданно заметил внизу маленькую фигурку, идущую по юту.

Они уже десять дней находились в пути. Атлантика, разбушевавшаяся, поначалу теперь затихала — поверхность океана бороздили некрупные волны.

Миссис Мельхиш все еще и не появлялась; Делора сообщила, что она собирается находиться в каюте до тех пор, пока океан не успокоится.

— Чего никогда не случится, ибо она ненавидит море и ждет не дождется, когда можно будет ступить на твердую землю.

Это приводило к тому, что Конрад находился рядом с кузиной гораздо больше времени, чем ему полагалось как капитану.

Он стал понимать, насколько грустные мысли одолевают Делору, когда она остается в одиночестве и, к своему удивлению, стал сопереживать ей.

Заходя к ней в каюту, он видел, как страх уходит из глаз девушки.

Посмотрев на мачты, он вновь заметил ее. По кораблю девушка ходила в синем плаще, отороченном горностаем, с капюшоном, так же отделанным белым мехом.

Мех обрамлял ее лицо, придавая девушке вид неземного существа; впечатление рассеивалось лишь когда она улыбалась, и в уголках рта появлялись озорные морщинки.

— Она прекрасна! Прекрасна! — говорил он себе, неся долгие ночные вахты. — Как я могу отдать ее в руки чудовища?

Постепенно, из глубин памяти поднимались воспоминания о том, что еще он слышал о лорде Граммеле, воспоминания о деяниях настолько отвратительных и тошнотворных, что Конрад гнал их прочь.

Тем не менее, он не мог полностью избавиться от подобных мыслей; раздумывая об участи Делоры, он считал, что гораздо более честным поступком будет выбросить ее в пучину морскую еще до прибытия в Антигуа.

По крайней мере она умрет чистой и невинной.

Такие мысли терзали Конрада по ночам. Днем же он проклинал собственное малодушие и истеричность, заставляя себя думать, что судьба Делоры — не его дело.

Те же думы терзали и девушку.

К тому времени все молодые офицеры на корабле влюбились в пассажирку, и даже матросы провожали ее взглядами, когда она прогуливалась по палубе.

Конрад старался смотреть на мачты, хотя глаза его невольно провожали фигурку Делоры, пробиравшейся по юту между тремя шлюпками; она двигалась необычайно грациозно, несмотря на то, что море заметно волновалось.

Конрад уже несколько раз просил Делору не выходить на палубу во время сильной качки, но она лишь смеялась, говоря, что воспитывалась в сельской местности.

— Я привыкла к свежему воздуху, — говорила она, — и, кроме того, совершенно не боюсь промокнуть — у меня достаточно запасных платьев.

— Но я беспокоюсь о вашем здоровье. Северные ветры очень опасны, а мне совсем не хочется, чтобы вы слегли с воспалением легких.

— Я постараюсь не разочаровать вас, капитан!

Делора всегда улыбалась, и даже когда Конрад пытался говорить жестко, ответом ее была улыбка; он знал, что девушка все равно поступит по-своему.

Ветер усиливался, корабль словно ожил — заскрипели балки, захлопали паруса.

Он увидел, что брызги воды обдали юбку Делоры; но та лишь плотнее запахнула плащ.

— Ей следует спуститься в каюту, — шепотом сказал он.

В этот момент из бочки впередсмотрящего раздался крик:

— Парус! Эй, на палубе, вижу парус!

— Парус!

Конрад стал вглядываться в море.

Впередсмотрящий вцепился в мачту, которую довольно сильно качало.

Капитан заметил, что рядом стоит один из гардемаринов, и приказал:

— Харис, лезь наверх! Возьми с собой подзорную трубу и расскажи, что ты видишь.

Гардемарин поспешил выполнять приказ, и вскоре, сквозь рев ветра Конрад услышал его голос:

— Мне кажется, это французы, сэр. Я вижу их топсели.

Конрад вздохнул.

— Матросы, брасопить! — крикнул он и, увидев, что к нему присоединился Диккен, добавил:

— Объявите сбор, мистер Диккен, и велите готовиться к бою.

При звуках барабана матросы бросились занимать свои места у пушек; Конрад же спустился на ют, где стояла с тревогой вглядывающаяся в море Делора.

— Ваше место в каюте, Делора, — сказал он. — Возьмите Эбигейл и оставайтесь в каюте до окончания боя.

— Ну пожалуйста… — начала она, но Конрад был не 6 настроении спорить. Он подозвал ближайшего офицера.

— Мистер Летхэм, проводите ее светлость вместе со служанкой в мою каюту, и проследите, чтобы с ними все было в порядке.

— Будет сделано, сэр! — ответил офицер, явно довольный приказом.

Беспокоясь за Делору, Конрад старался не смотреть на нее.

Тем не менее, он заметил улыбку у нее на лице и помахал ей рукой, когда Лэтхэм направился в ее каюту за Эбигейл.

Несколько минут корабль буквально кипел — люди старались применить в деле то, что отрабатывалось ими с момента отплытия.

Пушки были расчехлены и готовы к бою, палуба посыпана песком, шланги подсоединены к помпам и брандспойтам.

Конрад посмотрел на паруса и резко произнес:

— Велите взять на рифы топсели, Диккен.

Теперь он видел корабль, к которому они приближались и он, несомненно, был французским.

Над ним реял красно-бело-синий флаг, и Конрад автоматически взглянул вверх, чтобы удостоверится, что флаг королевского флота тоже занимает надлежащее место.

В этот момент он услышал голос Диккена:

— Они открыли огонь, сэр!

Как было известно каждому английскому капитану, открывать огонь на большом расстоянии от противника было заведомо неверным ходом. До корабля даже не донесся звук выстрела, лишь ветер отнес в сторону белые облачка дыма.

Конрад всегда считал, что первый залп всеми орудиями борта должен делаться наверняка, чтобы нанести максимальный урон судну противника.

Но когда корабли сблизились, произошла странная вещь. Французское судно прекратило огонь и резко сменило курс.

Конрад, повернувшись к правому борту, понял, что произошло.

Увидев размеры «Непобедимого», французы решили отступить!

— Мистер Диккен, — спросил он, — какое расстояние от нас до корабля противника?

— Около полумили, сэр.

— Спасибо, — ответил Конрад.

Он отдал приказ добавить парусов, и заметил, что на преследуемом судне сделали то же самое.

Конрад видел, что французский корабль размерами не уступает «Непобедимому», но он был гораздо старше и явно провел в плавании долгое время.

Именно поэтому команда его предпочитала вступать в схватку лишь с судами меньших размеров, которые легко подавлялись превосходящим огнем.

— Если ветер не изменится, мы догоним их, сэр! — восторженно воскликнул Диккен.

«Непобедимый», идя подо всеми парусами, неумолимо нагонял французское судно, которое, как казалось Конраду, шло на максимальной скорости.

Расстояние между кораблями все уменьшалось, и наконец Конрад отдал приказ стоящим в полной готовности матросам:

— Заряжай! Целься! Огонь!

Гром залпа слился со звуком выстрелов с французского корабля. Конрад услышал, как ядра просвистели над судном, к счастью, не задев мачт.

Французы поняли, что им не удастся спастись бегством м приняли бой.

«Непобедимый» окутался дымом; Конрад мог слушать лишь возбужденный голос первого помощника, отдающего приказы.

Пушки вновь выстрелили и канониры быстро перезарядили их.

— Беспорядочный огонь! — услышал Конрад.

По звуку выстрелов он понял, что более опытные канониры стреляют гораздо быстрее, чем новички.

Он заметил, что ядра французов падают уже поблизости от корабля, поднимая огромные фонтаны воды, которая заливала палубу «Непобедимого».

И в следующий момент он увидел, как рухнула главная мачта противника, и услышал восторженный рев матросов.

Теперь французский корабль мог лишь беспомощно дрейфовать.

Битва должна была закончиться в считанные минуты.

На воду — чтобы подобрать уцелевших — спустили шлюпки, и Конрад уже готов был отдать приказ идти на абордаж, как вдруг услышал крик:

— Пожар! Пожар на корабле!

Огонь, охвативший судно противника, быстро распространялся.

Дерево старых кораблей обычно высушено временем — не прошло и минуты, как французский корабль превратился в огромный факел.

Конрад видел, как матросы, пытаясь спастись, бросаются за борт; он понимал, что многие из них оказались в ловушке трюма, из которой не было спасения.

Когда спасенных доставили на борт, выяснилось, что французский корабль возвращался на родину после трехгодичного плавания.

На его счету, несомненно, было множество потопленных английских судов; трюмы его были полны добычи, что и помешало французам спастись бегством.

Когда пленников отправили в трюм, капитан поинтересовался об их собственных потерях.

— Один из канониров убит, сэр, — доложил Диккен, — из-за взрыва пушки.

Конрад сжал губы. Это была беда всех кораблей, в особенности оснащенных новыми пушками.

— Один матрос сломал руку при откате орудия, еще двое были ранены осколками, когда несколько ядер попали в палубу.

— Кораблю нанесен ущерб?

— Небольшой, все можно починить и закрасить.

— Спасибо.

Только после этого Конрад вспомнил о Делоре, подумав, не испугалась ли она.

Он хотел было послать Диккена позаботиться о ней, но решил, что лучше пойти самому.

Начинало темнеть, порывистый ветер сменился проливным дождем.

Оставив вместо себя первого помощника, Конрад спустился вниз, к каюте, которую он сейчас занимал и куда отправил Делору — во время боя там было безопаснее, чем в капитанских апартаментах на верхней палубе.

Спускаясь по трапу, он столкнулся с Эбигейл.

— Все закончилось, сэр? — спросила она со спокойствием, достойным восхищения.

— Да, Эбигейл. С вашей хозяйкой все в порядке?

— Она очень хотела видеть вас. Я собираюсь приготовить ей чашечку чая.

Конрад улыбнулся — Эбигейл, как и большинство английских служанок, считала чашку чая панацеей при всех болезнях.

— Я уверен, нам всем сейчас не помешает чашка хорошего чая.

Он знал, что матросы в этот момент думают совсем не о чае, а о глотке рома — но об этом обязательно позаботится Диккен.

Он открыл дверь каюты, которая была погружена в полумрак — лампа оставалась не зажженной.

Здесь царила тишина, и Конрад даже подумал, что девушки тут нет. Однако этот же момент он услышал вскрик, и перед ним появилась Делора.

— Вы… вы в безопасности! Вас не ранило?

Она почти что выкрикнула это; неожиданно корабль сильно качнуло, и Конраду пришлось обнять девушку, чтобы не дать ей упасть.

Он ощутил дрожь ее тела, и понял, что страх ее прошел.

Их взгляды встретились.

Не осознавая происходящего, ни о чем ни думая, повинуясь импульсу, полностью парализовавшему его волю, Конрад нашел уста девушки своими губами.

Коснувшись ее рта он понял, что именно об этом он мечтал все время — о той нежности, сладости, трепете и невинности, каких он не встречал никогда в жизни.

Полностью потеряв контроль над собой, Конрад крепче обнял Делору и ощутил ее сладостное волнение, в котором, как в зеркале отражались и его собственные чувства.

Он целовал ее страстно, требовательно, и, в то же время, с благоговением, ибо Делора отличалась от всех остальных женщин, когда-либо принадлежащих ему.

И только усилившаяся качка вынудила его оторваться от ее губ и вернуть себе самообладание.

— Простите меня, — еле слышно прошептал он.

Его ужаснул собственный поступок, и сейчас он совершенно не понимал, что ему делать дальше.

— Я… я люблю вас.

Она тоже произнесла это шепотом, но капитан прекрасно расслышал слова.

— Я знаю… что полюбила вас… с первой встречи… с тех пор… как я поняла, что мои молитвы были услышаны… и Бог послал мне избавителя!

Сверхчеловеческим усилием воли Конрад отнял руки от Делоры, оставив ее держаться за ближайший стул, привинченный к полу.

Он пересек каюту и остановился у иллюминатора, вглядываясь вдаль — над морем уже начала сгущаться тьма — и тщетно пытаясь понять, почему так стучит его сердце, и как разрешить все терзавшие его душу вопросы.

Он не двигался; Делора с трудом добралась до кресла и рухнула в него.

Конрад чувствовал, что девушка смотрит на него, и, даже не поворачиваясь, мог сказать, что взгляд ее полон немого вопрошания и изумления.

Наконец, к Конраду вернулся дар речи.

— Мы должны забыть о том, что сейчас произошло. Я бы никогда не позволил себе подобного, не будь окрылен победой.

В повисшем молчании раздался тихий голос Делоры:

— Вы… вы хотите сказать… что… сожалеете о… о том, что поцеловали меня?

— Я не должен был этого делать.

— Но… ведь это произошло… и теперь… теперь я точно знаю… что люблю вас.

— Вы не должны так говорить, Делора.

— Но это… правда.

— Если это правда, то я вдвойне сожалею о сделанном; вы же должны заставить себя поверить в то, что запутались в своих чувствах. Вы впервые оказались в центре боевых действий — а в таких случаях иногда происходят и более странные вещи, о которых бывает лучше — и легче — забыть.

В каюте вновь воцарилась тишина. Через некоторое время Делора, всхлипывая, смогла выговорить:

— Так… вам не понравился… поцелуй! Я же никогда… никогда не испытывала ничего подобного!

Конрад понял, что девушка вот-вот расплачется и поспешил ответить:

— Что вы, это было изумительно, но мне стыдно за то, что я потерял контроль над собой и своими действиями, а это непростительно для капитана.

— Я думала… что вы поцеловали меня не как капитан… а как… как мужчина.

Конрад ничего не ответил — ведь это было правдой.

Но, боясь, что Делора может наговорить еще глупостей, он повернулся к двери.

— Мне еще многое нужно сделать.

— Нет! Нет… пожалуйста, не уходите… я должна вам еще кое-что сказать.

Не в силах отвергнуть ее мольбу, он подошел и сел во второе кресло.

Девушка протянула к нему руки — он взял их в свои.

Он ощутил дрожь ее пальцев, усилием воли подавив в себе желание покрыть их поцелуями.

Она вцепилась в его пальцы, как утопающий хватается за спасательный круг. Затем, изменившимся голосом, она произнесла:

— Я… я люблю вас… и даже если вы… не любите меня… я буду любить вас… всю жизнь… до самой смерти.

— Делора, вам не следует говорить подобные вещи.

— Но это правда… я действительно люблю вас… я сделаю все, что вы захотите… пожалуйста… но продолжайте любить меня… хотя бы как родственницу.

— Любить вас!.. — вырвалось у Конрада.

Делора, словно боясь своих слов, откинулась в кресле, прижимая руки к груди.

— Я думаю, — шепотом добавила она, — я надеюсь… что, даже пытаясь подавить в себе это… вы любите меня… хоть капельку.

Темнота царившая в каюте и нежность ее голоса волновали Конрада; от близости девушки и ее прикосновений сердце его едва не выскакивало из груди; он больше не мог сдерживаться.

— Я люблю тебя! Конечно же, я люблю тебя! Но мы прекрасно понимаем, что между нами ничего не может быть!

— Но это уже было! И… мой дорогой кузен… этого… этого я ждала всю жизнь.

— Но, любимая, у нашей любви нет будущего. Я обязан выполнить приказ и передать тебя в руки губернатора. То, что я влюбился в женщину, полностью зависящую от меня, идет вразрез с моими понятиями о чести, не говоря уже о мнении остальных.

— Когда я была здесь… во время битвы… я так боялась за тебя… я решила, что если… если тебя убьют… я наложу на себя руки.

— Тебе не следует так говорить, — ответил Конрад.

Он не вполне понимал, как это произошло, но Делора уже сидела в его кресле, в его объятиях, и он целовал ее — так же как несколько минут назад, но еще более настойчиво.

Конрад целовал Делору до тех пор, пока во всем мире для него не осталось ничего, кроме очарования ее губ, мягкости и аромата ее тела и безумия его любви.

Мысли его затуманились, он ясно сознавал только одно — Делора была его идеалом.

Где-то в глубинах его души хранился образ женщины его мечты, женщины, которую он уже отчаялся найти.

И теперь, за несколько дней узнав живость ума девушки, разносторонность ее характера и силу воли, он понял, что любит ее.

Кроме того, она была настолько притягательна и желанна, что ему с трудом верилось в то, что когда-то он желал иную женщину.

Когда Конрад оторвался от Делоры, она прошептала:

— Скажи, что любишь меня… скажи лишь раз… и я обещаю… что больше не побеспокою тебя.

— Ты действительно считаешь, что причиняешь мне беспокойство? Я люблю тебя, моя драгоценная Делора, люблю так, что не могу выразить это словами; я раньше и не представлял, что можно так любить!

Он провел рукой по ее щеке и продолжил:

— Мне кажется, что это сон, в котором я нашел совершенство, достиг недостижимого.

Он понимал, что она хочет поправить его, сказать, что это не сон, что она рядом, прямо перед ним, но слова были излишни.

Так прошло несколько минут — или, быть может, несколько веков — как вдруг они услышали голос Эбигейл, Доносящийся из-за двери и отстранились друг от друга.

Конрад встал и зажег лампу; в этот момент вошла Эбигейл, за ней следовал стюард с подносом, на котором красовался чайный прибор.

Служанка, словно не доверяя стюарду, несла в руках заварочный чайник, и войдя в каюту быстро — боясь, что может не устоять при качке — поставила на стол.

— Все в темноте сидите, миледи? — громко спросила она.

— Я не могу зажечь лампу, — ответил Конрад, словно вопрос был адресован ему. — Бриггс, посмотри, можно ли ее починить?

— Да, сэр!

Стюард поставил поднос на стол.

— Кузина, когда выпьете чаю, можете вернуться в свою каюту, — произнес он нарочито спокойным голосом.

Сказав это, он вышел, раздумывая, что бы было, если бы он не зашел проведать Делору после битвы.

К облегчению Конрада, его ждало много работы, кроме того, по различным причинам его желали видеть несколько офицеров.

Весь оставшийся вечер он не видел Делоры и, вернувшись в свою каюту, долгое время не мог заснуть, спрашивая себя, не одиноко ли ей сейчас без него.

«Что же мне теперь делать?» — раздумывал он, в то время как «Непобедимый» несся вперед во мраке ночи, скрипя и вздыхая, словно сопереживая капитану.

Когда настал новый день, Конрад твердо решил взять себя в руки и убедить Делору в том, что в действительности она не любит его и то, что она назвала любовью — лишь детское влечение.

«В конце концов, в своей жизни она знала не так уж много мужчин, — говорил он себе. — Может ли она быть полностью уверена в том, что это настоящая и долгая любовь?»

Затем он спросил себя, стоит ли умалять то прекрасное неземное чувство, охватившее их, совершая тем самым почти что акт вандализма.

Но затем его мысли возвратились к исходному вопросу.

Что он может сделать?

Он задавался этим вопросом и когда поднялся на полуют, живо представляя себе, как в это время в каюте, прямо под ним, в кровати с синими занавесями, спит Делора; ведь после того, как он оставит ее на Антигуа, ему придется спать в этой же кровати — в одиночестве.

Конрад знал, что эта мысль теперь не оставит его, ибо всего за несколько дней их общения друг с другом Делора сумела полностью покорить его сердце.

И он спрашивал себя, так ли важно, что они знакомы столь малое время.

Он был уверен, что их встреча была предначертана судьбой, возможно, они уже были вместе в прошлых жизнях.

Впервые увидев ее — хотя ранее он гнал эту мысль — Конрад почувствовал что они были когда-то знакомы, и встретились после тысячелетней разлуки.

Поток его мыслей прервало появление гардемарина.

— В чем дело, Кэмпбелл?

— Если вам будет угодно, сэр, леди Делора изъявила желание немедленно видеть вас.

Конрад нахмурился.

Он знал, что по кораблю могут поползти слухи, если станет известно, что Делора посылает за ним в столь ранний час, и решил убедить ее впредь не совершать столь необдуманных поступков.

— Сообщи ее светлости, что я навещу ее при первой возможности.

— Будет сделано, сэр!

Гардемарин убежал, после чего Конрад долго беседовал с боцманом и матросом, стоящим у штурвала. Лишь закончив разговор, он спустился в каюту, в которой его уже давно дожидалась Делора.

Он постучался и, получив разрешение, вошел, придав лицу немного суровое выражение.

Конрад почувствовал, как от одной мысли о встрече с Делорой сердце его забилось сильнее, а стук в висках, не утихавший с того момента, как он впервые поцеловал ее, усилился.

Увидев выражение лица девушки он понял, что за ним послали не по простой прихоти.

— Что произошло?

Некоторое время Делора была не в состоянии говорить; потом собравшись с духом она выпалила:

— Миссис… миссис Мельхиш… она умерла этой ночью!

Эбигейл нашла ее… когда… когда пошла позвать ее.

— Она мертва? Как это произошло?

— Она всегда жаловалась… на слабое сердце… но, вероятно, она так страдала… а я ей не верила… Я чувствую себя такой виноватой… я должна была посидеть с ней во время битвы.

— Ты была в моей каюте в соответствии с моим распоряжением.

— Да, я знаю. Но когда я спросила у Эбигейл, как поступить с миссис Мельхиш, она ответила, что было бы не правильно тревожить ее, ведь у нее так плохо со здоровьем.

— Эбигейл была права. Подожди здесь. Я пойду, посмотрю, что там происходит сейчас.

Он прошел в каюту, выделенную миссис Мельхиш.

Она была небольшой, хотя и более уютной, чем та каюта, которую Барнетт занимал на «Тигре».

Войдя, Конрад обнаружил, что Эбигейл уже уложила покойницу, закрыла ей глаза и сложила руки на груди.

— Мне очень жаль, Эбигейл, — произнес Конрад.

— Это было неизбежно. Покойная относилась к тому типу людей, которые постоянно чувствуют недомогание.

— Значит, теперь ее светлость осталась одна без компаньонки, — продолжил Конрад, думая о своем.

— Не более, чем при болезни миссис Мельхиш; кроме того, она была плохой компаньонкой для молодой девушки.

— Но незамужнюю девушку всегда должна сопровождать компаньонка.

— Не стоит беспокоиться, сэр, — ответила Эбигейл тоном няни, поучающей ребенка. — Что произошло, того уж не изменить. Ее светлость хотя бы пообщается с людьми. Ведь она жила в окружении слуг, и ей так не хватало общения с ровней.

— Но неужели по соседству не находилось для нее компании?

— Соседи, достойные дружбы с ее светлостью, не допускались в дом его светлостью.

Тон, каким это было произнесено ясно говорил об отношении Эбигейл к графу. Понимая, что пора заканчивать разговор, Конрад сказал:

— Я велю корабельному плотнику сделать гроб для миссис Мельхиш. Мне кажется, чем быстрее она будет похоронена, тем меньше будет страдать ее светлость. Не вижу смысла затягивать траур.

— Вы правы, сэр. С вашей стороны было бы очень любезно не оставлять ее светлость надолго наедине с ее мыслями.

Конрад не ответил, подумав, что не может проводить с Делорой и половины того времени, которое он желал бы подарить ей.

События складывались наихудшим для нее образом, и по той откровенности, с какой разговаривала с ним Делора, Конрад понял, что ее тоже терзают и страшат мысли о будущем.

— Чертовски сложная ситуация! — пробормотал он.

Но утро шло своим чередом, и Конрад, как хорошо отлаженная машина, автоматически исполнял свои обязанности, в то время как все его помыслы были обращены к маленькой, испуганной девушке, страдающей от одиночества в капитанской каюте.

Похороны миссис Мельхиш состоялись тем же вечером.

Несколько гвардейцев несли траурный караул, пока Конрад — за неимением на корабле капеллана — вел панихиду.

Назначенный на судно капеллан сообщил о своей болезни в день отплытия, и на поиски нового уже не было времени.

Конрад остался даже доволен этим.

У него сложилось невысокое мнение о корабельных священниках. Большинство из них были неудавшимися сухопутными священниками, пошедшими работать на флот лишь для того, чтобы не остаться не у дел.

Лишь единицы из них могли действительно помочь юнгам и гардемаринам побороть тоску по дому, вдохновить матросов, утешить людей, на долгое время оказавшихся вдали от своих родных и близких.

Большинство капелланов либо проводили все плавание в беспробудном пьянстве, либо надоедая матросам длинными и заунывными службами, которые могли длиться бесконечно, если бы не приказ капитана, ограничивающий выделенное на них время.

Делоре казалось, что Конрад читает заупокойную гораздо выразительнее, чем любой священник.

Она чувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, и причиной тому была не только смерть миссис Мельхиш, но и то, что любовь к Конраду заставляла ее переживать сильнейшие эмоции, лишь при одном виде его.

— Я люблю тебя! — кричало все ее существо, когда Конрад дочитывал молитву.

Затем она молилась, молилась, чтобы небеса смилостивились и позволили ей остаться с Конрадом навсегда.

— Боже, пожалуйста… сделай так… чтобы мы всегда были вместе. Разреши мне любить его… быть с ним… и, пожалуйста, храни его!

Ей казалось, что молитвы ее воспаряют над серостью моря и устремляются прямо к небесам; она молилась столь неистово, что, казалось, сейчас тучи разойдутся, и Бог явит свой лик.

Но небо так и оставалось свинцово серым, в далекой дымке сливаясь с безбрежностью моря.

Но вот служба закончилась, и тело миссис Мельхиш ушло на дно океана.

Когда Конрад вел Делору обратно в каюту, она ничего не видела из-за душивших ее слез.

— Ты очень расстроена, Делора, — тихо сказал он.

— На самом деле, я плачу не из-за нее, — ответила Делора, отнимая от глаз платок. — Просто смерть кажется такой… беспощадной. Если бы она осталась жива… она смогла бы… еще многое сделать.

— Так мы думаем, когда молоды. Но с возрастом в сердце приходит мир и покой, возможно, старикам смерть кажется не такой уж неприглядной.

Делора откинула капюшон и слегка улыбнулась:

— У тебя есть ответ на любой вопрос. Ты такой умный. — Их взгляды встретились, и девушка добавила:

— И такой… замечательный!

— Если ты продолжишь говорить подобные вещи, все мои благие намерения относительно нашего дальнейшего поведения рассеются, как дым. Ты должна помочь мне вести себя, как положено капитану — ведь это нелегко.

— А кого волнует наше поведение? Море? Звезды? Или моего будущего мужа, который женится на мне исключительно из-за денег?

Конрад даже испугался — такая горечь прозвучала в ее словах. Не в силах сдержать себя, он подошел и обнял Делору.

— Что бы не случилось, ты не из тех, кого легко сломить; ты встречаешь трудности с завидным мужеством. Но с этого момента — и до самого конца нашего путешествия — ты должна быть счастлива. Обещай мне, что больше никогда не будешь говорить подобным тоном.

Конрад прижал ее к себе, девушка спрятала лицо у него на плече и замерла.

Через несколько мгновений она подняла голову и посмотрела на него — в глазах ее почти не осталось печали, теперь они излучали свет, идущий казалось, из самого сердца.

— Это приказ, капитан? — поинтересовалась Делора и на губах ее заиграла улыбка.