"Ола и морской волк" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 7

«Поскольку Бойден и Ола вместе выразили свое согласие вступить в Праведное Супружество и свидетельствовали об этом перед Богом, и заручились друг перед другом торжественным зароком и обещанием, и подтвердили это, обменявшись кольцами и соединив руки, я провозглашаю их мужем и женою, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».

Это правда, думала Ола. Она вышла замуж за маркиза!

Когда они оставили яхту, ей казалось, что она словно передвигается во сне, и все вокруг до того нереально, что ей хотелось проснуться в том тумане, в котором они встретились впервые.

Однако она утратила чувство реальности еще раньше, после того, как маркиз сказал ей, что они уже женаты перед законом и что он договорился о церковном венчании вечером.

Сразу после обеда, за которым впервые им было немного трудно поддерживать беседу, маркиз взял ее, как и обещал, на прогулку по Ницце.

Поездка была короткая, поскольку после того, как они полюбовались видом из Виллефранч, он приказал, чтобы экипаж возвратился к яхте.

— Я хочу, чтобы вы отдохнули, — сказал он. — Вам сегодня выпало еще одно драматическое переживание, и вы наверняка утомились.

Ола была в восторге от яркого солнца, моря и цветов, но чувствовала, что сильно устала и после поведения Жиля, и своей попытки покинуть маркиза, ведь она еще не окрепла после болезни.

Когда они вернулись на яхту, Ола послушалась маркиза и отправилась к себе в каюту отдохнуть. , Ола думала, что мысли о предстоящем венчании не дадут ей уснуть, но едва она коснулась головой подушки, как сразу заснула.

Сон был глубокий, без сновидений, и она проснулась, лишь когда Гибсон пришел к ней в каюту, настаивая на необходимости обследовать плечо.

— Хорошо, — быстро сказала она.

— Я предостерегал вас, мисс, против преждевременной активности, — сурово сказал Гибсон, входя в роль няни, как всегда, когда осматривал ее рану.

Спорить с Гибсоном было бесполезно и она позволила ему снять легкую повязку с плеча и наложить новую.

Рана заживала так хорошо, что не было необходимости в перевязке, но Ола подозревала, что Гибсону нравилось ухаживать за ней и до последнего момента ему не хотелось расставаться со своими властными и почетными полномочиями.

— А теперь, мисс, вам надлежит одеться, — сказал Гибсон, — для вас приготовлено особенное платье.

— Платье! — воскликнула в удивлении Ола.

— Да, мисс. Его светлость купили его сегодня, я дал ему точные размеры, поэтому было бы странно, если бы оно не подошло вам.

Ола была поражена не только новым платьем в подарок, но и тем, что маркиз проявил столько заботы о ней.

Она также радовалась, что их женитьба свела на нет злобные намерения Жиля и что между маркизом и королем сохранятся прежние добрые взаимоотношения.

Однако теперь ее больше заботила не столько его общественная жизнь, сколько то, как она навязала себя маркизу, который стремился освободиться от нее, — от этих мыслей ее охватил стыд и она пришла в отчаяние.

Она стала для него обузой не только на время путешествия, но на всю жизнь!

Когда Гибсон возвратился к ней в каюту с платьем в руках, она подумала лишь о том, что маркиз не только старался, по его словам, «выйти из трудной ситуации», но и каким-то странным образом ее приукрашивал.

Платье было прелестным, а надев его, она увидела, что выглядит точь-в-точь как невеста: легкой, воздушной, неземной, подобно сказочной принцессе.

Длинное платье касалось пола сзади и оканчивалось шлейфом, а корсет обхватывал грудь и сужался в талии; белая газовая ткань платья была украшена серебристыми лентами, обвивавшими цветы флердоранжа11.

Платье напоминало кустарник золотистой мимозы, усеянный яркими цветами, которые она видела вместе с маркизом, сверкающий мерцающим солнечным светом, словно исходящим с самих небес.

— Оно сидит на вас, как влитое, мисс! — воскликнул Гибсон.

Ола знала, что он восторгался не только ею, н6 и своим умением проделать столь точные измерения.

Он вышел из каюты и вернулся с венком из флердоранжа, такого же, как и на платье, и с кружевной вуалью, тонкой и легкой как паутинка.

Ола позволила ему набросить вуаль на ее яркие волосы и возложить ей на голову свадебный венок. Она знала, что этот наряд очень идет ей, подчеркивая чистоту и невинность невесты.

— Жаль, мисс, что вы не можете надеть одну из тех диадем, которые лежат в сейфе его светлости в Элвине, — сказал Гибсон. — Они так хороши, и есть еще изумруды, которые вам очень подойдут, когда вы поедете на бал, — Мне вполне достаточно и флердоранжей, — тихо сказала Ола.

Она считала, что с ее стороны было бы самонадеянно и нескромно когда-либо надеть семейные драгоценности маркиза. Ей также не хотелось сегодня открывать свой кейс с украшениями.

Интуиция подсказывала ей, что, поскольку ее свадьба была столь странной и необычной, то все, что с ней связано, должно быть очень скромным.

Это было желанием маркиза, чтобы она выглядела как настоящая невеста, и она подчинялась его выбору во всем.

Выполнение его воли было с ее стороны своеобразным жестом извинения перед ним, и она не знала, поймет ли он это или нет.

Когда она наконец была готова, ей внезапно стало страшно выходить из каюты, потому что, войдя в салон, она могла увидеть нахмуренное лицо маркиза, недовольного предстоящей неприятной церемонией.

«Может быть, он захочет убежать, как это всегда делаю я, когда дела складываются слишком плохо», — размышляла она.

Она вспомнила, что они уже женаты, хотя об этом никто на яхте ничего не знает, кроме капитана.

Она не находила никакого оправдания, чтобы избежать венчания, и лишь по настоянию Гибсона Ола гордо вошла в салон.

Как она и ожидала, маркиз был уже там, и она поразилась, увидев его в вечернем костюме.

Она вспомнила, как девушки в монастыре говорили ей, что во Франции жених всегда надевает вечерний костюм, независимо от того, в какое время дня происходит церемония венчания.

Маркиз выглядел великолепно, и она даже забыла о своем наряде.

Он не хмурился и не казался недовольным, а смотрел на нее с улыбкой.

— Благодарю вас, — торопливо сказала она, — благодарю вас за мое… платье. Я не ожидала, что вы подумаете… об этом… но я… очень благодарна вам.

— Если вы готовы, я предлагаю поехать в церковь сейчас же, — сказал маркиз. — На набережной нас ждет экипаж.

Там два экипажа, поскольку капитан будет сопровождать вас в качестве свидетеля и поедет во втором экипаже.

Ола не ответила, она просто последовала за маркизом на палубу, и была рада и сумеркам, и вуали, которые защищали ее от любопытных глаз.

Однако вокруг никого не было, и когда она вошла в закрытый экипаж, поджидавший возле трапа, маркиз присоединился к ней, и они немедленно отъехали.

Она не заговорила с ним, поскольку он тоже не проронил ни слова, и они ехали в молчании. Огни вилл и отелей вдоль дороги создавали впечатление, будто она отправилась в необычное путешествие в неведомом направлении.

Церковь находилась неподалеку, и когда они подъехали к ней, маркиз вышел первым, чтобы помочь ей сойти, и предложил ей свою руку.

Они прошли несколько шагов и оказались в церкви, освещенной свечами на алтаре. Ола заметила, что церковь была маленькой с витражами в окнах и с каменными колоннами.

Алтарь утопал в лилиях, а основания колонн и хоры были усыпаны белыми гвоздиками.

Ола не ожидала увидеть такую красоту, которую придавали церкви цветы, а воздух был напоен их ароматом, точно фимиамом.

Маркиз повел ее по проходу к пастору, ожидавшему их, и, когда они встали перед ним, он сразу же начал службу.

Маркиз отвечал ему твердым голосом, но голос Олы ей самой показался таким странным, что она едва узнала его.

Она словно боялась чего-то и ей казалось, что она совершает необратимый шаг в неизвестность, не смея отступить, так будто ее подхватила и уносит волна в безбрежном чужом море.

Когда пастор благословил кольца, Ола почувствовала пальцы маркиза, держащие ее руку, и его крепкое прикосновение, казалось, придало ей мужества.

Они преклонили колени, и она невольно стала молиться о том, чтобы их брак оказался счастливым и маркиз не чувствовал бы ненависти к ней, как к виновнице этой женитьбы.

Пастор благословил их, и когда они поднялись, произнес добрым голосом:

— Я буду молиться о вашем счастье.

Обратясь к маркизу, он добавил:

— Теперь вы можете поцеловать невесту.

Ола замерла, думая, что маркиз может отказаться от этого, но он поднял вуаль, перебросив ее за венок.

Когда их взгляды встретились и она испуганно посмотрела ему в глаза, он, глядя на нее сверху, коснулся губами ее губ.

Это был очень короткий, скорее символический поцелуй, однако он вызвал в ней незнакомое доселе ощущение, пока она не почувствовала губы маркиза…

Маркиз предложил ей руку, и они медленно пошли по проходу.

Ола глядела вверх, на свет свечей, который не разгонял теней под куполом, и чувствовала, что они не одни, что на них взирают небесные существа и желают им счастья.

Когда они достигли портала, у нее от изумления перехватило дыхание: вдоль всего пути до их экипажа стоял почетный караул, состоящий из матросов яхты.

Она видела, что маркиз тоже удивлен, но он улыбался, когда вел Олу сквозь ряды своих людей, одетых в их лучшую одежду.

Экипаж был уже не закрыт, и, когда они дошли до него, Ола увидела, что его верх украшен такими же белыми гвоздиками, какие украшали церковь. Лошадей уже не было.

Два ряда матросов приготовились везти их, и как только Ола и маркиз сели в экипаж, они двинулись вперед, а почетный караул сопровождал их сзади.

— Вы знали об этом замысле? — спросила она.

— Не имел ни малейшего представления, — ответил маркиз. — Я думал, что о нашей тайне знали капитан и Гибсон.

Ола тихо рассмеялась.

— Я уверена, что только Гибсону могла прийти в голову такая захватывающая и романтичная идея. Ему это нравится.

— А вам нравится?

Голос маркиза был глубоким и проникновенным, от чего она немного смутилась и, не глядя на него, ответила:

— Конечно… это очень… трогательно для меня. Более… прекрасной обстановки для нашей… свадьбы трудно вообразить.

Она взглянула вверх, на звезда, которые ухе ярко сияли на темном небе. Подъезжая к гавани, «ни увидели на море мерцающее серебро лунного света и темные очертания мачт яхты, вырисовывающиеся на фоне сияющих славой небес.

Взор маркиза был устремлен на нежные линии ее шеи, но он не произносил ни слова, и Ола смущенно улыбнулась ему.

— Спасибо, спасибо вам! — сказала она матросам, остановившим экипаж у трапа.

Она улыбалась им, а они громко приветствовали ее и маркиза, взмахивая своими фуражками над головами, пока они не поднялись на палубу.

— Какой чудесный сюрприз они преподнесли нам! — сказала Ола, входя в салон.

Но сюрпризы еще не кончились. Огромные вазы с белыми лилиями стояли по обе стороны софы, изобилие белых цветов украшали стол, за которым им предстояло ужинать.

Ола всплеснула руками.

— Можно ли еще придумать что-то более прекрасное? — спрашивала она.

— Я постараюсь, чтобы каждый из них был должным образом вознагражден, — сказал с улыбкой маркиз.

Она слышала, как он приказывал стюардам выставить ром для всей команды судна, а также послать шампанское капитану и другим офицерам.

Настало время ужина, и кок превзошел самого себя, приготовив лучшие блюда, какие Ола не пробовала еще с тех пор, как впервые взошла на борт «Морского волка».

Наконец, когда был подан десерт, стюарды внесли большой свадебный торт.

— Это блюдо уже моя заслуга, — сказал маркиз. — Я купил его сегодня, когда выбирал ваше платье.

Торт был очень внушительным. Он состоял из трех ярусов, традиционно украшенных сахарными подковами счастья и кремовыми флердоранжами, а на самом верху стояли крошечные, но очень французские невеста и жених под пологом из сахарных цветочных бутонов.

— Мы должны разрезать его вместе, — сказала Ола.

Но тут же спохватилась: маркиз мог счесть неуместной подобную демонстрацию единства.

Однако он согласился, встал и сказал:

— Я должен был бы взять с собой мой палаш, но я не думал, что он может пригодиться в этом путешествии.

Ола быстро взглянула на маркиза, боясь уловить горечь в его голосе, но он улыбался, подавая ей длинный острый нож со словами:

— По-моему, этот нож очень подходит.

Ола положила руку на рукоять ножа, маркиз накрыл ее своей рукой, и она вновь ощутила силу его пальцев.

У нее возникло то же незнакомое чувство, что и тогда, когда он целовал ее, но она объяснила это своим смущением.

Торт был разрезан, и стюарды, оставив два ломтика на столе, унесли его, чтобы угостить всех на борту «Морского волка».

Перед маркизом стоял графин бренди, заставивший Олу вспомнить вечер, когда она подлила ему опий. Казалось, он подумал о том же самом и, немного помедлив, сказал:

— Мы испытали вдвоем необычные события, Ола, и, возможно, самое необычное из них произошло сегодня.

Она подумала, что он упрекает ее, и, помолчав, произнесла тихим голосом;

— Простите… меня.

Он поднял брови.

— За что?

— За то, что явилась причиной всего… этого. Я знаю, что вы должны… чувствовать.

— Я сомневаюсь в этом.

— Нет, я знаю, — настаивала она. — Вы поклялись, что никогда не женитесь, и говорили мне, что ненавидите женщин, как я ненавижу мужчин, и тем не менее из-за того, что я… вынудила вас оставить меня на вашей яхте, я теперь — ваша… ж-жена.

Ей почему-то было трудно произнести последнее слово, и она запнулась, поскольку оно звучало очень интимно.

Она ощутила, как порозовели ее щеки.

— Я думаю, что нам предстоит много узнать друг о друге, — сказал маркиз, — мы оба разумные люди и хорошо понимаем, что сказанное нами вчера может утратить свое значение сегодня.

Ола слабо улыбнулась ему.

— Вы слишком добры ко мне, — сказала она, — но я хотела бы что-то сказать вам.

— Что? — спросил маркиз.

Он не наливал себе бренди, просто сидел, откинувшись на своем стуле и глядя на нее. Он казался спокойным и расслабленным, только смотрел на нее так, будто видел ее впервые.

— Мы… женаты, — сказала Ола тихим голосом, — и, как вы сказали, мы не могли поступить иначе при таких обстоятельствах. Но я хочу, чтобы вы были счастливы, и когда мы возвратимся в Англию, я буду делать… все, как вы решите.

— Что вы имеете в виду? — спросил маркиз.

Ола не могла ответить ему сразу. Она пыталась подобрать нужные слова, чтобы сформулировать мысли так ясно, как ей хотелось бы.

После долгой паузы она сказала:

— Если вы захотите, чтобы я жила… отдельно от вас, или если мы будем иногда вместе, чтобы людям не казалось странным, что мы живем врозь, я попытаюсь… сделать так, чтобы вы были довольны мной, и буду вести себя так, как вела бы себя жена, которую вы сами бы выбрали для себя.

Маркиз молчал, и Ола подумала, что, по-видимому, ее предположение об их будущей раздельной жизни он находит приемлемым.

Она взглянула на маркиза и нашла его таким прекрасным, в нем был какой-то шарм, который выделял бы его в любой компании мужчин.

«Он такой значительный и необыкновенный, — думала она про себя, — и по-своему великолепный».

Вдруг она со всей отчетливостью осознала, что он — ее муж, что она носит его имя и является его женой!

Будто до нее долетел голос с небес и Ола поняла, что не хочет расставаться с ним. Она хотела быть с ним, хотела говорить с ним… слушать его…

Она хотела… Ола едва могла признаться самой себе, она хотела, чтобы он… еще раз поцеловал ее!

Настолько странно было ей думать так о маркизе, и у нее бешено заколотилось сердце!

В панике она хотела убежать из салона, если бы вдруг он догадался, о чем она думает.

Словно приняв какое-то решение, маркиз сказал;, — Дайте мне вашу руку, Ола.

И он протянул ей свою руку, и она покорно опустила в нее свою ладонь и почувствовала, как сомкнулись вокруг нее его пальцы.

— Мне кажется, что между нами не должно быть недоразумений и недомолвок, — сказал он. — Я должен сказать вам, чего жду от будущего и что испытываю к вам сейчас.

Он почувствовал, как задрожали ее пальцы, когда он продолжил:

— Мне, может быть, трудно будет заставить вас поверить, но когда мы поженились, я понял, что хотел именно этого, и что вы действительно — та жена, которую я избрал бы для себя, даже если бы мы встретились при совершенно других обстоятельствах.

Ола была настолько поражена, что долго молчала и с изумлением не сводила с него глаз.

— Это… правда? — прошептала она.

— Это правда, — ответил маркиз. — Может быть, я должен объяснить вам, хоть это теперь и не важно, почему я сказал, что ненавижу женщин и почему вообще отправился в этот вояж.

— Нет! — быстро сказала Ола. — Нет, пожалуйста, не рассказывайте мне! Я почувствовала, я уверена, что вам причинили боль, и сделала это женщина, но я бы не хотела знать об этом!

Маркиз с удивлением смотрел на нее, а она продолжала:

— То, что произошло в прошлом, не имеет отношения ко мне, кроме того, что вы оказались там, где я нуждалась в вас больше всего! Поэтому, если возможно, я бы хотела, чтобы мы начали нашу жизнь вместе заново… отбросили бы несчастья, проблемы и… трудности, мучившие нас до того, как мы… встретились… друг с другом.

Она издала тихий звук, похожий на всхлипывание, и сказала:

— Я назвала вас моим добрым самарянином, и вы оказались именно таким. Если бы вы не взяли меня на свою яхту, когда я была в отчаянии, моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Она превратилась бы, в ужас, о котором… страшно подумать!

— Я понимаю, о чем вы говорите, — ответил маркиз, — я думаю, что нет другой женщины, столь здравомыслящей, как вы.

Его лицо осветилось улыбкой, и он добавил:

— Но вы оказались еще и очень оригинальной, Ола, и чрезвычайно непредсказуемой с самого начала нашей встречи.

— Я знаю, — согласилась она, — но я постараюсь, я постараюсь… изо всех сил, не совершать больше ничего… вопиюще скандального, буду тихой и… сдержанной, чтобы вы могли… гордиться мной.

— У меня такое чувство, что если вы будете очень стараться переделать себя, то результат окажется довольно скучным, — сказал маркиз. — В конце концов за это время я начал привыкать к драматическим волнующим событиям, и думаю, что стал бы тосковать без них.

Он подтрунивал над нею, но по-прежнему крепко держал руку Олы, и она сказала:

— Я хочу… угождать вам и радовать вас.

— Почему? — спросил маркиз.

Она удивилась его вопросу, но он ждал ответа.

— Вы были так… добры ко мне, — сказала она, — ведь жена… должна угождать своему мужу.

— И это все?

Она вопросительно посмотрела на него, и, когда встретилась с ним взглядом, сердце у нее забилось еще сильнее, чем раньше.

Более того, она не могла оторвать от него взгляда, и хотя маркиз не двигался с места, ей казалось, будто он своей рукой притягивает ее все ближе к себе.

Она молчала, и через минуту он сказал:

— По-моему, Ола, если судить о вашем характере по ярким волосам, все ваши чувства тоже всегда очень сильно выражены, поэтому я спрашиваю вас, что вы ко мне испытываете. Не как к доброму самаритянину или к волку, как вы меня называли, а как к человеку и вашему мужу.

В его голосе была та бархатная глубина, которая казалась Оле сродни музыке. Она вбирала в себя таинственные флюиды, которые передавались от него по их сомкнутым рукам.

— Что могу я… сказать? — беспомощно спросила она.

— Правду! — ответил маркиз. — Я хочу от вас только этого, Ола. Правду, теперь и всегда. Мне больше не вынести лжи.

По его тону она поняла, что женщина, лгавшая ему в прошлом, оставила в нем рану, которая еще не зажила.

Она сама сказала ему, что не хочет знать о том, что с ним происходило до их встречи, поэтому Ола лишь просто сказала:

— Я никогда не буду лгать вам. Но то, что я чувствую, трудно передать… словами.

Разве она могла бы описать ему то чувство, которое зародилось у нее в груди, и теперь словно подступает к горлу и тянется к ее губам?

Как ей сказать ему, что она хочет, чтобы он вновь поцеловал ее?

Его могут шокировать такие ее мысли! Он сочтет ее нескромной и фривольной, такой, как назвал ее Жиль!

Она вдруг разволновалась и сама не понимала, почему пришла вдруг в сильное замешательство, и, высвободив руку из его пальцев, поднялась из-за стола.

— Пожалуй, уже… наверное… поздно, — пробормотала она. — День был… длинный… и я… должна… пойти спать.

Маркиз не двигался и глядел на нее. Она стояла посреди салона. Ее яркие волосы просвечивали сквозь вуаль, изящную фигуру подчеркивала облегавшая ее белая газовая ткань, по которой беспокойно двигались ее пальцы, единственным украшением которых было подаренное им золотое кольцо.

— Я жду ответа, Ола, — сказал он.

— Я не знаю… как… ответить. Я не могу найти… верных… слов.

Маркиз поднялся из-за стола.

— Слова часто бывают совершенно ни к чему.

Он двинулся к ней, и когда она взглянула на него снизу вверх, остро чувствуя его близость, маркиз обнял ее. Притянув Олу к себе, он сказал:

— Выразим наши чувства более простым способом!

И его губы прильнули к ее губам.

Он целовал ее, и Ола поняла, что хотела, жаждала этого давно, Она ни о чем не могла думать, кроме сладостного плена его губ и чуда его поцелуя.

Серебристый лунный свет на море разлился по ее телу, а новые чувства, вспыхнувшие у нее в сердце, казалось, рвались из груди, перехватывали дыхание и обжигали губы.

Эти чудные и прелестные чувства то ли от нее передавались маркизу, то ли он дарил их ей. Но одно было для нее несомненно: они наслаждались божественным упоением, перед которым слова были бессильны.

Охватившее ее чувство было любовью. Она думала, что уже никогда не встретит свою любовь.

Маркиз обнимал Олу все крепче, властными и требовательными становились его губы, и ей хотелось посильнее прижаться к нему, чтобы в нем раствориться. Она всецело принадлежала ему, и больше не была одинокой и напуганной.

Он расслабил объятия.

— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя!

Слова непроизвольно слетели с губ Олы.

— Это я и хотел услышать от тебя, моя любимая, — ответил он.

Он снова стал целовать ее страстно, горячо и настойчиво, он властвовал над нею, но не вызывал в ней ни малейшего страха.

Тело Олы трепетало, словно было невесомым и взлетело к небу, к звездам. Она была крупицей вселенной, самой жизни, а больше всего — частью маркиза.

«Почему никто не сказал мне, — удивлялась она, — что любовь так величественна… так… неотразима!»

Олу разбудил звук поднимаемого якоря.

Увидев, где она, Ола тихонько вскрикнула от радости.

Она лежала в объятиях маркиза, положив голову ему на плечо, и чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее сердцем.

— Я люблю… тебя, — пролепетала она.

А потом подняла глаза и увидела, как он улыбается, в бледных лучах солнца, просачивавшихся сквозь занавески, закрывавшие иллюминаторы.

— Это… правда? Действительно… правда? — спросила она. — Я здесь… в твоих… объятиях и ты… любишь меня?

— Ты еще сомневаешься в этом, моя дорогая? — спросил он.

— Я подумала, что еще вижу сон.

— Ты проснулась, — сказал он, — и, если тебе снился я, значит, это правда!

Она тихо рассмеялась счастливым смехом и поближе придвинулась к нему.

— И мы… действительно поженились… вчера вечером?

— Я надеюсь! — ответил он. — А иначе я вынужден был подумать, мое сокровище, что твое поведение в эту минуту несколько предосудительно!

Она нежно поцеловала его плечо, это получилось у нее с такой очаровательной грациозностью, что ее взгляд потеплел и в глазах вспыхнули искорки.

— Ты самая восхитительная, никому не сравниться с тобой, — сказал он, — но почему, когда я увидел тебя, я не понял сразу, что ты — та, которую я искал всю мою жизнь, и уже не надеялся найти?

— Мне тоже… стыдно, что я оказалась такой… недогадливой, — сказала Ола. — Но даже несмотря на твою ненависть к женщинам, ты был добр ко мне, а по-настоящему добрые мужчины очень редко встречаются, поэтому мне очень… очень повезло, что я… встретила тебя.

Маркиз поцеловал ее в лоб, задержав губы на ее нежной коже, потом спросил:

— А я для тебя все еще волк в овечьей шкуре?

— Очень великолепный, волнующий и… требовательный волк, которого я… очень люблю.

Маркиз рассмеялся.

— Мне следовало догадаться, что твой ответ окажется непредсказуемым! Тогда позволь мне сказать тебе, что я буду очень свирепым волком и очень ревнивым! Если я увижу, что кто-либо восхищается твоими волосами или хочет дотронуться до твоей нежной кожи, я убью его!

— Тебе незачем быть ревнивым, — сказала Ола нежным голосом. — Я все еще ненавижу всех мужчин, кроме тебя, и так люблю тебя, что ни для кого больше не осталось места ни в моем разуме, ни в моем сердце, ни в моей душе.

— И я всем этим владею?

— Ты же знаешь, что да.

— Я владею и твоим телом, — сказал маркиз, — и это самое соблазнительное и совершенное сокровище, которое когда-либо было у меня.

— Может, когда ты привыкнешь к нему, то положишь его на полку и… забудешь о нем.

Руки маркиза ласкали ее, когда он ответил:

— Думаю, что это невозможно, и если бы я попытался положить тебя на полку, мое непослушное сокровище, я бы не поверил, что ты там останешься.

Он немного подумал, прежде чем продолжить:

— Мне кажется, я должен быть настороже с теми сюрпризами, которые ты припасешь для меня в будущем. Ты уже говорила мне, что никогда не повторишь своих трюков, так что мне уже не стоит опасаться дурманящего опия или разъяренных бандитов. Но ведь в мире столько других жестокостей!

Ола вскрикнула с притворным возмущением.

— Какая несправедливость? — сказала она. — Бандиты не имели ко мне никакого отношения, и я действительно спасла тебя. О, дорогой!.. Я так рада этому! Представь… что ты… погиб бы!

Маркиз притянул ее к себе.

— Я очень даже живой, — сказал он, — и прямо сейчас воспользуюсь этим наилучшим образом!.

И поймал губы Олы.

Он целовал ее, пока она не почувствовала, как ее заразил пыл его страсти, ответное вожделение проснулось в ее трепещущем теле.

Она обхватила его шею, притягивая маркиза ближе к себе.

— Ты такой… великолепный… такой поразительный, — шептала она. — Пожалуйста… научи меня любить тебя, как ты… хочешь, чтобы я… любила тебя.

— По-моему, тебе не нужно много уроков, моя прелесть, — ответил маркиз, — все, что я хочу, это научить тебя любить меня так сильно, как люблю тебя я.

— Как можешь ты любить меня после того, как я… вытворяла? — спросила она. — А когда ты впервые… подумал, что… любишь меня?

— Я понял, что люблю тебя, когда ты заслонила меня, чтобы спасти мне жизнь, — ответил он. — Но еще до этого я был пленен твоей внешностью, твоим пытливым маленьким умишком и особенно тем магическим обаянием, которое отличает тебя от всех других женщин, которых я когда-либо знал.

Ола счастливо вздохнула.

— Как прекрасно ты сказал! — пролепетала она.

— Когда я сидел возле твоей кровати, а ты была без сознания, — продолжал маркиз, — я чувствовал, что хочу заботиться о тебе и защищать тебя, чего раньше ни к кому не испытывал. Но что важно, я хотел, чтобы ты по-прежнему заставляла мой ум трудиться и вдохновлять меня в моих делах, чего я никогда не ожидал от других женщин!

Улыбаясь, он говорил ей:

— Прежде я не ощущал потребности в ком-либо, я больше довольствовался своим одиночеством, но теперь я знаю, что ты так много можешь дать мне и интеллектуального, и физического, о чем до сих пор я даже не имел представления.

— А что, если я… не смогу оправдать твои ожидания? — спросила Ола тихим испуганным голосом.

— Этого не может быть, — уверенно сказал маркиз, — потому что я верю: мы были предназначены судьбой друг для друга еще задолго до нашей встречи.

И он вспомнил, как судьба спасла его, когда он был на волосок от женитьбы на Саре, благодаря судьбе ему удалось обнаружить ее предательство и по воле судьбы он отправился в вояж на яхте, сбежав от своих проблем, и судьба же привела его в гостиницу «Трех склянок» в густом тумане, на встречу с Олой.

С этого момента все, что происходило с ним, казалось невероятным, и тем не менее судьба привела его до успешной кульминации, и маркиз еще никогда не чувствовал себя столь счастливым, как сейчас.

К нему пришла любовь, но его не покидало ощущение, что они с Олой прикоснулись лишь к краешку будущего, и им предстояло еще открытие более значительного наслаждения.

Когда этой ночью они впервые предавались любви, маркиз почувствовал, что Ола отличалась от всех других женщин, которых он когда-либо знал, и она возбуждала в нем не только страсть, но гораздо более восторженные и возвышенные эмоции.

Он любил ее и помнил, что Ола была еще юной и невинной, и держался с ней очень нежно, сдержанно, стремясь к тому, чтобы оба они смогли приблизиться к Божественному и самим хоть на мгновение уподобиться богам.

Маркиза переполняла безумная благодарность за то, что, когда он менее всего ожидал этого, жизнь одарила его истинной и совершенной любовью.

Нежность и красота Олы возбуждали его, разгоряченная плоть жаждала ее и губы вновь искали ее губ.

Целуя Олу, он знал, что она также желает его, и, несмотря на невинность и неопытность, она инстинктивно откликалась на его желания и дарила ему гораздо больше, чем он жаждал.

— Я люблю тебя, моя прелесть, — говорил он, — наша жизнь будет постоянным открытием нового счастья, более великого, чем мы когда-либо думали или мечтали.

— Такое счастье… я хочу… дать тебе, — прошептала она.

Когда маркиз наконец-то услышал от нее эти слова, они слились воедино.

Ола знала, что дорога жизни ведет их по неведомому морю, порой спокойному и гладкому, а порой бурному и грозному.

Но судьба уже уберегла их друг для друга и свела вместе.

И судьба приведет их в безопасную гавань, поскольку их кораблем управляет любовь.