"Карма любви" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)Глава 7В спальне слуга-индиец распаковал ковровый мешок Ориссы. Она подошла к окну, но вид из него был прескверный, так как дом окружали не только двадцатипятифутовые стены, но еще и огромные деревья с густой, сочной зеленью. — Желает ли мэм-саиб принять ванну? — осведомился слуга. — Да, пожалуйста, — ответила Орисса. Она с удовольствием подумала, как чудесно будет почувствовать себя действительно чистой после такого близкого знакомства с дорожной пылью. Но раздеться она смогла лишь тогда, когда слуги натаскали большими чанами горячей и холодной воды во вместительную походную ванну. Ванна стояла в маленькой комнатке, прилегающей к ее спальне. Орисса знала, что такие жестяные ванны офицеры часто используют в Индии. На то, чтобы приготовить ванну, много времени не потребовалось, а Орисса, сидя в комнате и стараясь ни о чем не думать, не могла отделаться от мыслей о майоре Мередите и о том, каким потрясением для нее было встретить его здесь, ведь она меньше всего ожидала этого. Удивительно, как ему удалось добраться до форта раньше ее. Наверное, он уехал на том самом скоростном поезде, утреннем, из Бомбея в Дели, а там пересел на Пешаварский экспресс. Но даже оказавшись в Пешаваре раньше ее, как он мог проскользнуть в форт, если, как говорит ее дядя, они сейчас на осадном положении и все ожидали, что ее и старшего сержанта пристрелят, прежде чем они окажутся в безопасном укрытии? Все это казалось Ориссе странным и непонятным — она надеялась, что, может быть, ее дядя позднее даст необходимые разъяснения. А пока слуга сообщил ей, что ванна готова, так что, сбросив свое сари, девушка погрузилась в теплую ванну в восторге от того, что может смыть не только следы долгой дороги, но и хну с рук и ног. Однако стереть хну с ногтей оказалось не так-то легко, и она решила утром поинтересоваться у прислуги, нет ли какого-нибудь средства, используемого здешними женщинами, которое помогло бы ей полностью отчистить ногти. Закончив принимать ванну, она налила в таз чистой воды и прополоскала волосы. Ее потрясло ужасное количество грязи, скопившейся в волосах, но теперь, чистые, хоть и влажные, они вновь поблескивали синими искорками, а не висели грязно-серыми прядями, в которые их превратила дорожная пыль. Она прошла в спальню, надела муслиновый пеньюар и села перед туалетным столиком, чтобы досушить волосы и затем расчесать их. Она смотрелась в зеркало, гадая, не была ли она привлекательнее, когда глаза ее были обведены кхолем, как вдруг вечерний покой внезапно разорвала перестрелка, потом один за другим прогремели два оглушительных взрыва. Орисса испуганно замерла, не в силах пошевелиться. Но тут в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел ее дядя. — Что это было? Что происходит? — воскликнула Орисса. — Я знал, что ты испугаешься, — ответил он, — потому и поспешил прийти. Не волнуйся, такая пальба вспыхивает каждый вечер, как только загораются звезды. — Нас атакуют туземцы? — спросила Орисса. — Нет, они лишь напоминают нам, что они здесь! — процедил он. — Но штурмовать форт они еще ни разу не пытались. Дальнейшие объяснения пришлось на время прекратить, потому что слова тонули в шуме пушечной пальбы. Полковник Гобарт молча ждал, пока канонада не прекратится. — Объясните… пожалуйста, объясните, что происходит? — попросила Орисса. Она больше не боялась; ее голос прозвучал достаточно твердо, и ей показалось, что дядя взглянул на нее с одобрением. — На борту корабля были разговоры… я слышала… что ожидаются беспорядки, — продолжала она. — Да, мы их ждали, и мы их получили! — мрачно проговорил полковник Гобарт. — От кого? — спросила Орисса, заранее предвидя ответ. — От русских, конечно, — проворчал полков»-ник. — Они, как ты знаешь, немало постарались за прошедшие годы — завоевали и Бухару, и Хиву, и Коканд. Теперь они сеют смуту среди афганских племен. — Но зачем? — удивилась Орисса. — Потому что они намерены угрожать Британии через «черный ход» — ее индийскую колонию, — объяснил полковник Гобарт. — Недавно издан приказ, что каждый, кого можно освободить от службы в других частях Индии, должен находиться здесь. — Старший сержант говорил мне, что этот форт обычно не используется. — Малый гарнизон здесь имелся постоянно, — ответил полковник Гобарт, — но это было лишь символическое присутствие. В основном о нашей силе можно судить по таким крупным фортам, как Куелта. — А кто стреляет в нас сейчас? — поинтересовалась Орисса. — Племена, которых подстрекают русские эмиссары, просочившиеся через границу. Они изо всех сил стараются, как считает Мередит, развязать газават. — Нечто подобное тому, что происходит в Судане? — спросила Орисса. — Именно так! — согласился полковник Гобарт. — И на данный момент обстановка для британских вооруженных сил, а особенно для нас, сложилась не самым удачным образом. Задумчиво помолчав, он добавил: — Как ты, вероятно, знаешь, наша конфронтация с Россией известна как «Большая игра», но сейчас лично для нас это не просто игра, а нечто посерьезнее. — Так мы по-настоящему в осаде? — прошептала Орисса. — Как я понял, — неторопливо продолжил полковник Гобарт, — вокруг нас в горах разбили лагеря тысячи бунтовщиков, тогда как мои вооруженные силы, моя армия здесь, в Шубе, состоящая Яростный шквал огня оглушил их, сотрясая, стены комнаты. Орисса в ужасе молчала, а когда выстрелы стали пореже, чуть слышно вымолвила: — Они… убили… кого-нибудь… из наших солдат? — Больше всего пострадали штатские, живущие в форте, среди них действительно много убитых, — вздохнул полковник Гобарт. — Вчера были ранены шестеро моих солдат, двое смертельно. Мы же можем только надеяться, что нанесли врагу хотя бы минимальный урон. С этими словами он приблизился к ней и, положа руку на ее плечо, сказал: — Я хочу, чтобы ты знала правду, Орисса, но у меня нет желания пугать тебя. То, что ты явилась сюда именно сейчас, безусловно, создало для меня проблему, но давай порадуемся тому, что мы вместе. Пока это все, что я могу тебе сказать о нашей ситуации; возможно, завтра или послезавтра я буду знать больше. — Каким чудом вы будете знать больше тогда, чем сейчас? — с любопытством спросила Орисса. Но ее дядя уже подходил к двери и, видимо, не расслышал вопроса. — Ужин будет подан через десять минут, — уходя, напомнил он. Орисса быстро закончила туалет, надев единственное вечернее платье, взятое с собой, которое слуги успели тщательно выгладить, пока она принимала ванну. Когда она была совсем готова, она посмотрела на себя в зеркало и подумала, что, если бы кто-нибудь взглянул на нее сейчас, этот любопытный ни за что бы не догадался, что еще несколько часов назад она была участницей такого приключения, от которого любая, хорошо воспитанная леди пришла бы в ужас. И только когда она совсем уж было собралась спуститься вниз по лестнице, она вдруг осознала, что одета в то же самое платье, которое было на ней в ту ночь на корабле, когда майор Мередит поцеловал ее. Она уповала лишь на то, что майор не сочтет это совпадение как знак того, что она простила ему его вольности. Потом ее бросило в краску от одной только мысли, что он может принять это за поощрение и повторить былую наглость. Но легкомысленно пожав плечами, она убедила себя, что не важно, что он подумает сегодня, другого подходящего туалета у нее все равно не было, и так как ежевечерне она будет появляться в одном и том же платье, он скоро поймет, как ограничен ее гардероб. Полковник Гобарт ждал ее в гостиной, убранство которой было выдержано в строго английском стиле — повсюду были расставлены удобные диваны и чайные столики, украшенные вазами с цветами. На полковнике была парадная форма королевских Чилтернов — короткий красно-синий китель с лацканами, форма придавала ему и другим офицерам, ожидавшим появления Ориссы, особенно подтянутый вид. Там были незнакомый майор, капитан и два лейтенанта — все те, кто обычно обедал с полковником. Орисса очень скоро поняла, что в их глазах она выглядит героиней. — С вашей стороны это было беспримерное проявление храбрости! — воскликнул майор. И нельзя было ошибиться в выражении восхищения на лицах младших офицеров. — Пожалуйста, расскажите нам все с самого начала, — попросил капитан. — Кому пришло в голову, вам или старшему сержанту, чтобы вы ехали с ним в повозке, переодевшись индуской? Ужин в столовой проходил весьма церемонно, но был великолепен. Орисса искренне наслаждалась традиционной английской кухней; впрочем, она с не меньшей охотой отдала бы должное обжигающе пряному тушеному мясу, которым она лакомилась в дороге. — Жаль, что мы не можем предложить вам свежей оленины, — сказал майор — он все время старался привлечь к себе внимание девушки. — К сожалению, об охоте пришлось забыть с тех пор, как мы сидим здесь. Желая обратить свои слова в шутку, он рассмеялся и стал перечислять Ориссе все разновидности дичи, водящейся в горах. Ориссу занимала его болтовня, но в то же время она ловила себя на мысли, что в течение всего ужина то и дело задается вопросом, где может быть майор Мередит и почему его нет за столом. Возможно, он предпочитает ужинать в офицерской столовой? Однако зная, как мал гарнизон, она понимала, что за этим столом находится весь офицерский состав форта. Ответ на свой вопрос она получила позднее. Один из младших офицеров обратился к ее дяде: — Есть ли какие-нибудь известия, сэр, относительно того, как выросло число наших врагов? — Боюсь, никаких, — ответил полковник. — Что ж, надеюсь, майор Мередит сможет уточнить это, — беспечно проговорил лейтенант. И вдруг поперхнулся, перехватив взгляд полковника, брошенный им исподлобья. Юноша понял, что допустил досадный промах. Краска смущения бросилась ему в лицо, и он надолго умолк. Остальные же, напротив, заговорили, чуть ли не перебивая друг друга, словно пытаясь загладить оплошность товарища. Орисса решила, что замечание лейтенант получил за болтливость при слугах, снующих в столовой. Но какова бы ни была причина, очевидно одно: имя майора Мередита являлось на сегодня табу, и до конца обеда его ни разу больше не произносили. Ожесточенная перестрелка продолжалась почти час, но тишина после нее показалась Ориссе даже более зловещей, чем самая оглушительная канонада. После ужина все перешли в гостиную, потому что, как сказал полковник, исключительное обстоятельство пребывания Ориссы с ними было достаточным оправданием не пренебрегать ею, пока они пьют портвейн. Поэтому, когда все расселись, Орисса оказалась в самом центре кружка, и офицеры искренне старались развлечь ее, а поскольку вечера стояли прохладные, как она уже успела убедиться во время путешествия, вовсе не лишним было радостное пламя, пляшущее за каминной решеткой. Только когда все разошлись и Орисса с дядей остались наедине, она получила возможность рассказать о своем отце и о том, какой невыносимой сделала ее жизнь дома мачеха. — Я и представить не мог, что дела так плохи, — задумчиво протянул полковник Гобарт. — Я сожалею, что не догадался предложить тебе раньше выехать в Индию и поселиться в моем доме. — Мне горько было говорить вам, как опустился папа, — извинялась Орисса. — Поэтому я о многом не писала, но теперь пришлось рассказать. — Мне следовало догадаться, — вздохнул полковник Гобарт, — но я знал, какие тучи собираются на границе, а также то, что Чилтерны станут авангардом, какая бы драка ни завязалась. Он улыбнулся: — Откровенно говоря, я полагал, что молодой леди не место на войне, но ты доказала мне, как я ошибался! — Так вы не сердитесь на меня за то, что я приехала сюда? — спросила Орисса. — Теперь я согласен: в сложившихся обстоятельствах ты приняла единственно правильное решение, — успокоил ее дядя. — Я испытывал к твоей матери искреннюю и глубокую нежность. С самого раннего детства она была мне не просто сестрой, а самым задушевным другом. В день ее кончины я торжественно поклялся сделать все возможное для тебя и Чарльза. — Вы не могли обременять себя заботой о ребенке, — прошептала Орисса, зная, что ее слова расстроят дядю. — Но сейчас я выросла, и, пока смогу оставаться с вами, мы будем несказанно счастливы. — Шуба — не самое лучшее место, которое я бы выбрал для создания уютного дома, — усмехнулся полковник. — Откровенно говоря, Орисса, меня беспокоит, что ты вынуждена была совершить такое рискованное путешествие и оказалась в самой гуще войны. — Ситуация действительно так опасна? — Я стараюсь смотреть на все с оптимизмом, — ответил полковник, — но возможно, завтра я смогу более уверенно ответить тебе. — Как это касается майора Мередита? Орисса не без колебаний задала этот вопрос, но она была уверена, что обязана выяснить правду. Ее дядя повернулся спиной к огню и замер. А потом он спросил: — Что тебе известно о Майроне Мередите? — Очень немногое, дядя, — ответила Орисса. — Только то, что Чарльз предостерегал меня от него. Брат сказал, что Мередит чересчур любопытен и что его надо опасаться. Ее дядя презрительно фыркнул. — Знаешь, дорогая, говоря по чести, Чарльзу следовало бы быть признательным Мередиту за то, что тот не дал парню свалять дурака. Мы с тобой оба знаем, насколько скоропалительно Чарльз может увлечься хорошеньким личиком. — Это верно! Любовные истории Чарльза никому не под силу сосчитать, слишком уж их много. Но при чем здесь майор Мередит? Полковник Гобарт не отвечал. Он хмурился и размышлял, Орисса прекрасно знала, что дядя выбирает, о чем ей рассказать, а о чем следует умолчать. — Чарльз сообщил мне, — продолжала она, так как говорить ее дядя все еще не решался, — что майор Мередит Оыл истинным виновником самоубийства Джералда Дюара. — Вздор! — резко возразил полковник Гобарт. — Чарльз не вправе был говорить такое. — Он сказал, что Джералд никогда бы не наложил на себя руки, если бы его не подтолкнули к этому. Он был не таким человеком. — Да, не таким, — согласился полковник Гобарт. — Но уж если тебе так много известно, будет лучше, если ты узнаешь и остальное. Только дай мне обещание, Орисса, что все рассказанное мной не выйдет за пределы этих стен. — Будьте спокойны, дядя Генри. — Джералд Дюар потерял голову, влюбившись в женщину из Симлы. Он так увлекся, что выболтал ей секретные сведения, касающиеся безопасности наших войск. — Не верится, что он мог сделать что-то подобное! — воскликнула Орисса. — Проще говоря, его поймала в свои сети русская шпионка, — ответил полковник. — Она так крепко привязала к себе юного Дюара, что он в ее когтях забыл о благоразумии и стал предателем. — Не могу в это поверить! — ахнула Орисса. — Он был лучшим другом Чарльза. — Да, я знаю это, — ответил полковник, — и это сильно меня беспокоило. — А сведения об этом у вас… только от… майора Мередита? — спросила Орисса. — Доказательством неосторожности Дюара — чтобы не сказать «его предательства», — ответил полковник, — является гибель отряда под командованием одного из наших опытнейших офицеров. На пути к границе они попали в засаду и были уничтожены. — О, нет! — с ужасом воскликнула Орисса. — К несчастью, это так, — заверил полковник. — Разоблачение означало бы трибунал для Дюара, бесчестье для полка и скандал, который не мог не отразиться на боевом духе войск. Потрясенная Орисса молчала. Она едва могла поверить в то, что рассказывал ей дядя, и все же она чувствовала, что это правда. — Дюару ничего не оставалось — и он поступил как джентльмен. Солнечный свет нежно касался волос спящей девушки. Орисса открыла глаза — и сердце ее радостно забилось. Неужели она в Индии рядом с дядей Генри! И пусть здесь опасно, какое это имеет значение, когда наконец рядом с ней человек, который по-настоящему любит ее. Она звонком вызвала слугу, и тот принес ей утренний чай. Потом Орисса спустилась к завтраку, и они с дядей ели яичницу с ветчиной и тосты с мармеладом. — Я надеюсь, ты найдешь, чем занять свое время, Орисса, — сказал полковник, — но боюсь, что должен просить тебя ограничиться домом и садом. Тебя не должны видеть в городе. И без того твое прибытие породило массу слухов. Орисса была несколько разочарована, но, взглянув в окно, увидела веранду, на которой торговцы разложили свой пестрый товар, и с загоревшимся взором повернулась к дяде. — Я охотно послушаюсь вас, дядя Генри, — сказала она, — если вы проявите ко мне щедрость. — Так это что же, маленькая плутовка, шантаж? — пряча улыбку, спросил полковник Гобарт. — Ох, дядя, боюсь, что я окажусь слишком дорогой гостьей, — в тон ему ответила Орисса. — Зато весьма очаровательной гостьей, — заметил он, — так что мои финансы в твоем распоряжении. Вот тебе достаточно рупий, чтобы обеспечить некоторых из этих мошенников пожизненным содержанием. Взяв деньги, Орисса поднялась на цыпочки и коснулась губами его щеки. — Ах, как чудесно будет приобрести красивую одежду! — радостно воскликнула она. — Мачеха ворчала из-за каждого пенни, которое папа давал мне, и я годами ходила в лохмотьях, как Золушка. — Если мы когда-нибудь благополучно выберемся из этого капкана, я куплю тебе самые красивые наряды, какие только найдутся в Лахоре, Дели или Мадрасе, — пообещал ее дядя. Потом он ушел, оставив Ориссу заниматься покупками. Она провела очаровательное утро, зарывшись в шелка, кисею с вышивкой и ярко расцвеченный муслин, которые наперебой предлагали ей торговцы. Она удивлялась, что в таком маленьком захолустном местечке, как Шуба, оказались столь красивые ткани, но потом догадалась, что для индийских купцов где солдаты, там и деньги. Скоро она выяснила, что один из торговцев привез товары из Пешавара еще месяц назад. Другие доставили свои великолепные вещицы из Кашмира. Здесь были и изящные ковры, вышитые тамбурным швом, и ларцы резного орехового дерева, отполированные до зеркального блеска. Такого блеска, как узнала Орисса, добивались, втирая агатовым камнем порошок сандалового дерева. Здесь была и кашмирская шерсть, пасхмина, спряденная из козьего пуха, и восхитительные шелка — ни в одной другой части Индии не найти столько оттенков этих тканей. — Смотрите, мэм-саиб, — расхваливал свой товар индиец, — вышитая кашмирская шаль, она настолько тонкая и легкая, что свободно проскользнет сквозь колечко. Орисса улыбнулась, но торговец не хвастал. Она действительно никогда раньше не видела столь мягких и тонких шалей и столь красивых вещиц из папье-маше, украшенных золотой фольгой. Она всеми силами старалась экономить дядины деньги, но не смогла удержаться от бутылочки чистого жасминового масла, филигранных серег-колец, сделанных местными мастерами, на чье искусство она любовалась, проезжая по Пешавару, и от нескольких некрупных самоцветов, добываемых в здешних горах: сердоликов, аметистов и лазуритов. Она так увлеклась своими покупками и так заслушалась рассказами торговцев, что, когда наступило время обеда, с разочарованием обнаружила, что утро прошло, а она так и не решила, что же все-таки купить. Торговцы пообещали терпеливо сидеть на веранде, пока Орисса после обеда, по индийской традиции, переждет в спальне дневную жару. Отлично выспавшись предыдущей ночью, Орисса не чувствовала усталости, но она знала, что обычай нарушать не следует, и поэтому прошла наверх и легла на кровать. Ей не верилось, что она находится в осажденном форте, не верилось до тех пор, пока следующим утром, на рассвете, ее не разбудила оглушительная перестрелка. — Они пуляют утром и вечером, ну прям часы проверяй, — весело объяснил ей денщик ее дяди. Произношение выдавало в нем кокни — уроженца лондонских низов. — Вы правы, очень шумно, — согласилась Орисса. — Да уж такие они, — подтвердил словоохотливый солдат, — шумят да ищут, кого бы раскромсать на кусочки своими длинными ножами. Орисса содрогнулась. Было так приятно хоть ненадолго забыть об опасности, которой они подвергались, и она успокоила себя, решив, что дядя, наверное, ожидает подкрепления. К обеду его не было, но к четырем часам он вернулся домой, и Орисса увидела, как слуги внесли в гостиную достойное подражание английскому чаю. На подносах были и кексы с цукатами, и сандвичи, и крохотные восхитительные пирожные, как раз такие, какие она так любила в детстве. Чай был горячим и крепко заваренным, вот только молоко оказалось странным, козьим, а не коровьим. — Я ждала вас к обеду, — пожаловалась Орисса. — Конечно, мне следовало предупредить, послав слугу с извинениями, — сказал ее дядя. — У нас был военный совет. — Скажите же мне, что происходит? — попросила девушка. — Мне бы не хотелось огорчать тебя, — уклонился от ответа полковник Гобарт. — Я бы предпочла знать правду. — Ну, хорошо. Наша беда, и к тому же очень серьезная беда, в том, что мы отрезаны от всех коммуникаций. — Так мы не можем послать в Пешавар сообщение, что форт в осаде! — воскликнула Орисса. — Не можем, — подтвердил ее дядя. — А почему бы не отправить курьера? — Уже пытались, — сообщил полковник. — Уходили дважды — один три ночи назад, а другой вчера. Он замолчал, но Орисса выжидательно смотрела на него. — Их головы перебросили нам через ограду во время утренних перестрелок. У Ориссы перехватило дыхание. — Мы проехали… старший сержант и я, — с трудом проговорила она. — Как же так? — Мередит считает, — сказал ее дядя, — что везение тут ни при чем. Дело в том, что туземцы морочат нам голову, они пытаются заставить нас поверить в то, что дорога в форт свободна. Они надеются, что мы, желая связаться со штабом, станем посылать людей одного за другим, тем самым ослабляя гарнизон, а если кто-либо из них дойдет, то с чистой совестью доложит, что доступ к форту возможен, поскольку они проехали невредимыми. Орисса в изумлении взглянула на дядю и медленно промолвила: — Вы полагаете, что если какие-нибудь военные силы придут… освобождать нас, вы… считаете, что они, пройдя часть пути… — Да, они попадут в засаду, — закончил за нее полковник Гобарт. — Дорога — это единственный путь в форт, а вести солдат по этой долине сейчас будет верным убийством. Орисса услышала, как дрогнул голос дяди. — Тогда что вы можете сделать? — прошептала она. — Именно это я и хочу понять, — ответил полковник Гобарт. Вечером она долго не могла уснуть, пытаясь представить, какой выход из этой ситуации предложит майор Мередит, ведь не улетит же он из форта, как птичка, и не прокопает подземный ход, как крот. Каждый, кто покинет форт, отдаст себя на милость врага — так же как и любой отряд, спешащий на подмогу, будет расстрелян бандитами, засевшими по обе стороны дороги на склонах за скалами. Она не заметила, как заснула. Утро она вновь провела на веранде, разглядывая восхитительные вещички торговцев, а потом несколько часов занималась шитьем нового платья, но у нее из головы не шел майор Мередит. В тот вечер стрельба была особенно ожесточенной, так что от нее звенело в ушах. Орисса, смазав волосы жасминовым маслом, спустилась в гостиную и обнаружила вместе с дядей майора. — Вот и ты, Орисса! — воскликнул полковник Гобарт. — Я как раз собирался послать за тобой. Несомненно, ты рада будешь узнать, что майор Мередит вернулся невредимым. — Добрый вечер, — холодно проговорила Орисса, словно они встретились в лондонской гостиной. Майор поклонился, и ей почудилась в этом поклоне некоторая ирония. Он явился к ужину не в яркой парадной форме бенгальских улан, а в мундире королевских Чилтернов. Ориссе показалось, что мундир дурно сидит на нем, и она подумала, уж не с чужого ли он плеча. Ей также показалось, что майор чуть похудел, скулы на его смуглом лице словно стали резче, а загар темнее, чем раньше. Но она убедила себя, что ее просто подводит воображение. В любом случае точнее определить перемены при неярком свете масляных ламп было невозможно. Ужинать они сели втроем, и девушка отметила, как жадно Мередит накинулся на еду. Орисса, напротив, убедилась, что либо от недостатка свежего воздуха, либо из-за вынужденного безделья у нее пропал аппетит — или так случилось потому, что рядом находился человек, о котором она постоянно думала и который в ее грезах превращался во все большую и большую загадку? Она очень хотела порасспросить его. Где он пропадал в этом маленьком форте? Почему она не видела его с того самого вечера, как приехала? Но она отлично понимала: пока в столовой слуги, ни о чем нельзя говорить откровенно. Наконец они вернулись в гостиную, но ни ее дядя, ни майор Мередит не притронулись к портвейну. Орисса обратила внимание, что майор, войдя последним, плотно закрыл за собой дверь. Затем он приблизился к камину. Было в их поведении что-то нервозное. И прежде чем он или ее дядя заговорили, Орисса догадалась: сообщение будет исключительной важности. Она села на диван и с интересом посмотрела на них. Ее глаза на маленьком личике казались огромными. — В чем дело? — спросила Орисса. — Новости, которые принес Мередит, не из приятных, — ответил полковник Гобарт. — В горах скопилось столько воинствующих туземцев, что штурма можно ожидать в любую минуту. Орисса, ни слова не говоря, продолжала пристально смотреть на своего дядю. — Власти, конечно, скоро поймут, что линия связи с нами повреждена, но вряд ли они встревожатся, — чтобы не выдать своего беспокойства, полковник старался не встречаться с Ориссой взглядом, — в горной местности лавины часто сносят телеграфные столбы или обрывают провода, так что, несмотря на наше молчание, они спешить к нам не станут, сочтя, что если мы в опасности, то непременно пришлем сообщение каким-нибудь другим способом. — Но вам не удалось это сделать, — пробормотала Орисса. — Поэтому Мередит настаивает, — продолжал ее дядя, — что единственный способ снестись с британскими силами в Пешаваре — это предоставить ему возможность добраться до них и объяснить ситуацию. Орисса недоумевающе помолчала, прежде чем спросить: — Но почему вдруг он добьется большего успеха, чем кто-нибудь другой? Вы сами утром сказали мне, что двое уже лишились жизни, когда пытались выбраться из форта, чтобы передать сообщение. — У Мередита свои методы проникновения как сюда, так и отсюда, — ответил полковник Гобарт. — Так вы, значит, были именно там… вчера вечером? — Орисса перевела взор на майора Мередита. Он ответил молчаливым поклоном. — В стане врага майор Мередит сумел найти одного пройдоху, — рассказывал ее дядя, — который за немалые деньги согласился пойти в Пешавар. Может быть, посланцу повезет, а может быть, и нет. На самом деле майор Мередит подвергался невероятному риску: если бы его разоблачили, то растерзали бы на месте. По чуть изменившемуся голосу полковника Орисса поняла, что дядя уже сделал выговор майору Мередиту за чрезмерный риск, с которым тот действовал, подвергая свою жизнь столь очевидной опасности. — И все же, — полковник быстро взглянул на майора, — Мередит уверен: он должен пойти сам и лично убедиться, что посланец благополучно добрался до нашего командования и что будет отправлено достаточно войск. В случае штурма мы не устоим. — Это… не может быть… правдой! — едва слышно прошептала Орисса. — Факты — упрямая вещь, дорогая моя, и с ними приходится считаться, — ответил ее дядя. — Да, конечно, — пробормотала Орисса, всеми силами стараясь, чтобы голос не выдал ее ужаса. Она не могла взять в толк, зачем дядя пугает ее, рассказывая все это. Наконец ответ прозвучал: — Майор Мередит убедил меня, что его план — единственная возможность спасти людей, находящихся в форте, да и сам форт от гибели. Губы полковника сжались в жесткую тонкую нить. — Падение форта никак не повлияло бы на ход военных действий, но означало бы великое бесчестье для англичан и, несомненно, воодушевило бы племена на новые нападения. — Это понятно, — кивнула Орисса. — Поэтому мы будем держаться любой ценой, — продолжал полковник. — Это решено, и майор Мередит покидает форт сегодня вечером. Взгляд Ориссы опять устремился на майора. А дядя тихо добавил: — Ты идешь с ним. В первый момент Ориссе показалось, что она ослышалась. — Вы… мне… идти… с ним? Полковник опустился на диван и взял ее руку в свои. — Дорогая моя, как это ни ужасно, но это абсолютно необходимо. Мне пришлось выбирать: либо позволить тебе остаться здесь и надеяться на чудо — на прибывшие вовремя войска, либо отпустить тебя с майором Мередитом, который заверил меня в том, что если кто-то и может проводить тебя в безопасное место, так это он. — Но я бы предпочла остаться с вами! — поспешно воскликнула Орисса. Она ощутила леденящий ужас — не только из-за поджидавших ее неведомых опасностей, но в гораздо большей степени из-за того, что придется быть наедине с майором Мередитом. — Мне тоже не хотелось бы расставаться с тобой, — ответил полковник Гобарт, — но надвигающаяся битва со столь многочисленным противником грозит оказаться чрезвычайно кровавой, такое зрелище — не для женских глаз, а кроме того… Он замялся, явно подыскивая нужные слова. — Ваш дядя пытается сказать вам, — вмешался майор Мередит, — что в случае захвата форта кому-то придется застрелить вас. Орисса побелела как мел, но промолчала. Она знала, что, наученные горьким опытом сипайского бунта, англичане ни за что не оставят женщину на милость объятых жаждой крови восставших. — Я… понимаю, — тихо проговорила она дрожащим голосом. Ее дядя встал. — Я не сомневался в твоей стойкости, Орисса, — сказал он. — Ты выросла среди военных, и ты держишься именно так, как я и ожидал от тебя в подобных обстоятельствах. Орисса слабо улыбнулась на его похвалу. — Но как я могу выйти-с майором? — спросила она. — Что я надену? Мне ведь потребуется другая одежда. — Конечно, — подтвердил майор Мередит, — но важно одно: никто даже в этом доме не должен видеть, что вы уходите, или знать, как вы переоделись. — Это тоже понятно. — Поэтому, пожалуйста, сейчас поднимитесь наверх и скажите своему слуге, что сегодня вы хотите лечь рано и не желаете, чтобы вас утром беспокоили. Потом полковник, если сочтет нужным, всем все объяснит. Орисса встала. — Что мне делать дальше? — Отправьте слугу во флигель, подождите немного, чтобы убедиться, что он ушел, и спускайтесь вниз. Сюда заходить больше не нужно, отправляйтесь сразу же в кабинет вашего дяди, благо он выходит в сад. В холле слуг не будет. Их разошлют по различным поручениям. — Я сделаю все, как вы сказали. — Было бы замечательно, — добавил майор Мередит, — если бы не возникла неприятная необходимость относить ваши вещи наверх. Не могли бы вы одеться полегче, скажем, в сари, которое было на вас, когда вы приехали? — Конечно, могу. Сказав это, Орисса направилась к двери. Действительно, о чем же еще говорить! Она все сделала так, как ей сказали: прошла в спальню, позвонила слуге, объяснила, что хочет рано лечь спать, и приказала утром ее ни в коем случае не беспокоить; убедилась, что он ушел, и, надев сари, спустилась вниз по лестнице. Как и обещал майор Мередит, в холле никого не было, и она добралась до дядиного кабинета в дальней части дома никем не замеченная. Майор Мередит ждал ее, и он был один. — Мы должны уйти как можно быстрее, — торопливо проговорил он, — так что, пожалуйста, переоденьтесь в это. Он кивнул на странный ворох тряпок. Орисса не сразу поняла, что это весьма потрепанная одежда мусульманского мальчика. — Вы хотите, чтобы я надела… это? — спросила Орисса, ужаснувшись. Не сдержав ироничной усмешки, майор Мередит заметил: — Не воображайте, будто вам удалось бы далеко уйти, а тем более пройти через вражеские заслоны в таком виде, как сейчас. За долгие месяцы большинство мужчин изголодалось без женщин. Орисса вспыхнула от намека, прозвучавшего в его словах, и гневно воскликнула: — Неужели не нашлось ничего получше… без необходимости показывать ноги? — Сейчас совершенно неподходящее время, чтобы думать о девичьем стыде, — язвительно проговорил он. Его слова взбесили Ориссу: — Видимо, вы вознамерились сделать нашу вынужденную прогулку настолько неприятной, насколько это возможно. — Вам вообще не следовало приезжать сюда, и вызволять вас отсюда будет очень непросто. — Вы действительно так беспокоитесь обо мне? — саркастически спросила Орисса. — Так вот — у меня нет никакого желания сопровождать вас, майор Мередит. Я уверена, было бы гораздо проще остаться и драться. Если она хотела досадить ему, она этого добилась. — Могу с чистой совестью заверить вас, леди Орисса, — ледяным тоном процедил он, — что я гораздо охотнее предпочел бы остаться здесь, чтобы драться, и вы глубоко заблуждаетесь, воображая, что я горю желанием обременять себя плаксивой женщиной. Получи она пощечину, Орисса не пришла бы в большую ярость. Она набрала полную грудь воздуха, чтобы гневно отчитать его, но тут в комнату вошел ее дядя. — Вам нужно спешить, — встревоженно сказал он. — Чем дальше вы окажетесь от форта к рассвету, тем в большей безопасности будете. — Я прекрасно знаю это, сэр, — ответил майор Мередит. — Так убедите вашу племянницу переодеться в ту одежду, которую я достал для нее. — Конечно, — согласился полковник Гобарт. — Поторопись, Орисса, мы будем ждать снаружи. Сказав это, он тут же вышел из кабинета, за ним последовал и майор Мередит. Покорившись неизбежному, Орисса выскользнула из своего сари и, преодолевая отвращение, надела на себя мешковатую одежду мусульман. Она едва успела привести себя в пристойный вид, когда майор постучал в дверь и, не удосужившись дождаться ответа, вошел. Орисса перехватила его взгляд, скользнувший по ее голым ногам, и вспыхнула. Между тем Мередит молча встал перед ней на колени и помог надеть на ноги пару прочных туфель, затем, ни слова не говоря, стал обматывать ее ноги полосками грубой шерстяной ткани, как это принято делать у жителей холмов во время холодов, наконец он крест-накрест закрепил обмотки крепкими хлопковыми веревками, чтобы тряпки не сваливались с ног. Полковник вошел в кабинет, как раз когда майор закончил свою работу. — Очень предусмотрительно, теперь она не замерзнет, — одобрительно заметил он. Меняя вечернее платье на сари, Орисса так торопилась, что не распустила волосы, и теперь майор, взяв длинную полосу линялой, но когда-то розовой ткани, умело накрутил из нее тюрбан прямо на голове девушки. Не успел майор покончить с тюрбаном, как полковник принес со стола блюдце с какой-то бледно-коричневой жидкостью. — Нам придется подкрасить вашу кожу, леди Орисса, — объяснил майор Мередит. — Но не волнуйтесь, только слегка: многие патаны светлокожи. Это были его первые слова, обращенные к ней после недавнего столкновения, и она расслышала в его голосе отзвуки былого гнева. — Она смывается? — спросил вместо Ориссы полковник. — Мылом — очень легко, — кратко ответил майор Мередит, — но дождь ей не повредит. Он взял губку и приказал: — Закройте глаза, леди. Орисса почувствовала прикосновение мокрой губки к своему лицу, потом к шее, ощутила, как он берет ее руки одну за другой и обтирает их. Мередит старательно трудился, пока кожа девушки не приобрела мягкий золотисто-коричневый цвет. — Пойду переоденусь в свое, сэр, — сообщил он полковнику Гобарту и вышел из комнаты. Дядя взял со стола небольшой бокал вина и протянул его Ориссе. — Это придаст тебе силы в твоем путешествии, дорогая моя, — сказал он, — и знай, я очень горжусь тобой. Орисса почувствовала, как навернувшиеся на глаза слезы застилают ей взор. — Ас вами, дядя Генри, ничего не случится? — спросила она. Орисса тихо вздохнула. Она не стала говорить дяде, до чего же она сейчас ненавидела майора. Полковник настойчиво вложил бокал в ее руку и сказал: — Я очень хочу, чтобы ты выпила это, а также это. Тут она увидела, что он протягивает ей четыре маленькие белые пилюли. — Что это? — спросила она. — Лекарство, — ответил полковник, — две противомалярийные и две противодизентерийные. Щеки Ориссы вспыхнули. Но она понимала, как затруднительна может оказаться в их путешествии любая болезнь. Она взяла у него все четыре пилюли. — Запей их вином, — посоветовал он. — Оно поможет им раствориться. Она послушно положила пилюли на язык и, решив, что вкус у них не очень-то приятный, осушила весь бокал. Вкус вина, когда она пила его, тоже показался ей весьма странным, такого за обедом не подавали. — Дядя Генри… — пролепетала она, почувствовав внезапное головокружение и необычное оцепенение. Голову словно пронзило раскаленной спицей — ощущение было таким сильным, что она даже думать могла с трудом… мысль, едва возникая, таяла… Она уплывала… уплывала все дальше… она отчаянно боролась с бессилием, так ужасавшим ее… но тело не подчинялось… оно становилось каким-то неживым… наконец сознание и вовсе отключилось… |
||
|