"Благоуханье роз" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)Глава седьмаяДо самого рассвета Николь не могла успокоиться. Она лежала без сна и прислушивалась. Она ужасно боялась, что в последний момент что-то пойдет не так и маркиза все-таки заберут. Тем не менее, Николь могла догадаться, что, оставив ее, он послал за Довкинсом. А потом заработал мотор, и Николь вздохнула с большим облегчением. Но она все равно продолжала прислушиваться, опасаясь, что русские спрятались где-то на яхте и могут попытаться убить маркиза. Николь всегда ненавидела русских за то, что они сделали с Наташей и всей ее семьей, и сейчас, узнав, что маркиз на свой лад сражается с ними, она очень боялась. Сегодня ей удалось его спасти — но кто поручится, что она сможет успешно повторить этот фокус? Ей отчаянно хотелось постучаться к нему в каюту и убедиться, что он там. А потом на коленях просить его поскорее вернуться в Англию. Почему он должен рисковать своей жизнью? Англия не участвует в этой войне, и она его не касается. Только под утро Николь наконец удалось заснуть. Когда она проснулась, в иллюминаторы лился солнечный свет. Двигатели молчали, и тишина заставила ее вскочить с кровати и поглядеть, где находится яхта. С первого взгляда Николь поняла, что они стоят в гавани Константинополя. Она оделась и побежала в салон. Там она не обнаружила никого, за исключением Довкинса, который радостно сказал ей: — Доброе утро, мисс! Веселая была ночка! Николь поняла, что он знает о том, что случилось, и спросила: — Как эти люди… попали на яхту? — Их было шестеро, — ответил Довкинс, — и двое наших вахтенных не смогли справиться с ними. — Но… они все… ушли? — пробормотала Николь. — Мы оставили их с носом! Его светлость говорит, что это лишь благодаря вам! — с усмешкой ответил Довкинс. Николь затаила дыхание. — А он теперь… в безопасности? Что, если турки?.. — Его светлость в полном порядке, — перебил Довкинс. — Он послал за вооруженной охраной, так что можете не волноваться. Говоря это, он подал ей завтрак и налил из кофейника кофе. Николь хотелось задать ему тысячу вопросов, но она понимала, что неприлично расспрашивать слуг маркиза. Несмотря на то что сказал Довкинс, она так переживала, что не могла есть, и очень скоро, встав из-за стола, вышла на палубу. Глядя на Минареты и купол мечети, возвышающиеся над гаванью, Николь молилась о том, чтобы с маркизом ничего не случилось. Любовь к нему захлестнула ее как прилив. Маркизу тоже не спалось после столь напряженных событий. Кроме того, он был чрезвычайно встревожен тем, что услышал на берегу. Он отправился в британское посольство и был немедленно принят послом. Маркиз вкратце рассказал послу обо всем, что ему удалось выяснить, и тот подтвердил его выводы. Из хорошо охраняемой комнаты маркиз отправил телеграмму непосредственно премьер-министру. В свое время между Лондоном и Бомбеем был проложен подводный кабель, который выходил на поверхность только на территориях, принадлежащих Британии. Он уже давно не действовал, но другой, аналогичный и проложенный через Европу к Константинополю, был все еще в действии, и маркиз воспользовался именно им. Посол заверил маркиза, что, по его сведениям, русские пока не могут подключиться к этому кабелю. Шифрованное сообщение, отправленное премьер-министру, гласило: СИТУАЦИЯ ОПАСНАЯ. ЕСЛИ АНГЛИЯ ЖЕСТКО НЕ ВЫРАЗИТ СВОЙ ПРОТЕСТ, РУССКИЕ ВОЗЬМУТ КОНСТАНТИНОПОЛЬ. НЕОБХОДИМО ДЕЙСТВОВАТЬ СРОЧНО. Маркиз надеялся, что лорд Биконсфилд употребит все свое влияние, чтобы с помощью королевы заставить кабинет министров принять все необходимые меры. Поблагодарив посла, он вернулся на яхту. На палубе его ждала Николь, и по ее глазам маркиз понял, что она рада видеть его целым и невредимым. Тем не менее, он сделал вид, будто ничего не произошло, пожелал ей доброго утра и пошел к капитану. Заработали двигатели. «Морской конек» с невероятной скоростью устремился к Мраморному морю. Маркиз оставался на мостике, пока не подошло время завтрака. Николь сгорала от нетерпения узнать у него, что случилось. Он понимал ее чувства, но не спешил отвечать на ее вопросы, и она решила, что неприлично вызывать человека на откровенность, когда он того не желает. Только когда стюарды вышли из салона, маркиз сказал: — Интересно, откуда вы знаете русский язык и почему не говорили мне об этом раньше? Николь улыбнулась. — Вы меня не спрашивали, а поскольку я ненавижу русских, то не горжусь тем, что выучила их язык. — А почему вы их ненавидите? — поинтересовался маркиз. Николь рассказала ему о Наташе и о том, как ее семью сослали в Сибирь. — И о Третьем отделении вы тоже узнали от вашей подруги? — спросил маркиз. Его невероятно поразило то, что Николь сказала русским солдатам. Даже в страшном сне он не ожидал услышать такое от скромной английской девушки. Третье отделение представляло собой тайную полицию, которая подчинялась только царю. Наташа рассказала Николь, что оно было сформировано Николаем I, который поставил во главе его своего друга графа Бенкендорфа. Маркиз знал, что так оно и было. — И именно Третье отделение, — продолжала Николь, — заставило царя сослать отца Наташи, и я подозреваю, что они же настояли на том, чтобы он вызвал его в Россию. — Представляю, как вы были расстроены, — сочувственно сказал маркиз. — И все же я не поверил своим ушам, когда услышал, как находчиво вы спроваживаете этих людей. — Я уверена, что это… покойный папенька подсказал мне… как поступить, — ответила Николь. — Я очень… очень испугалась, что, если они… заберут вас, я… никогда больше… вас не увижу. — И это огорчило бы вас? — спросил маркиз. Николь хотела сказать, что любит его и если бы он умер, она тоже хотела бы умереть. Но она знала, что так говорить неприлично. «Он… никогда не должен… узнать, что я… его полюбила!» — сказала она себе. Маркиз не стал задавать ей больше вопросов, и они заговорили о другом. Скоро он оставил ее и вернулся на мостик. После обеда маркиз дал понять, что не настроен беседовать. Вместо этого он взял книгу и погрузился в чтение. Николь с горечью подумала, что она ему надоела. И яхта шла на всех парах, потому что маркиз стремился как можно скорее вернуться в Англию. Было мучительно сидеть рядом с ним и молчать, поэтому Николь легла спать рано. Она очень устала, но, когда засыпала, по щекам ее текли слезы. С каждым днем Николь чувствовала себя все более несчастной. Она была рядом с маркизом, могла его видеть. Когда он заговаривал с нею, все ее существо тянулось нему. Но она видела, что он ушел в себя. Николь пыталась понять, в чем причина, и наконец решила, что он, должно быть, жалеет, что поцеловал ее, и боится, что она может этим воспользоваться. Николь в печали расхаживала по палубе и думала о маркизе. Она страстно желала быть сейчас рядом с ним на мостике. Теперь они уже больше не смеялись за обедом, и Николь казалось, что он не хочет даже взглянуть на нее. «Что случилось? Что я сделала не так? « — спрашивала она себя. Разум подсказывал ей, что маркиз отправился в эту поездку по одной, и только одной, причине. Он должен был выяснить, какова ситуация между Россией и Турцией. Он сошел на берег, а потом посетил британское посольство в Константинополе. Стало быть, его миссия завершена. Теперь он мог вернуться домой. Николь не сомневалась, что он считает часы до того момента, когда снова встретится с леди Сарой или с другой такой же красивой женщиной. «Я больше ему не нужна, — с горечью говорила себе Николь. — Я была всего лишь… временной спутницей, и теперь он хочет только как можно быстрее избавиться от меня». Она плакала в подушку, но твердо решила не становиться у него на пути и не цепляться за него, как, по словам Довкинса, делали другие женщины. — Они как плющ, вот что я вам скажу! — говорил он, делая уборку в каюте Николь. — Вы не поверите, мисс, — эти дамочки прибегали к моим услугам, чтобы выиграть в его глазах! — И как они это делали? — спросила Николь. Она знала, что неприлично обсуждать личную жизнь маркиза с Довкинсом, но он был так предан своему хозяину и так восхищался им, словно кормилица или старый дядюшка, обожающий своего питомца. Довкинс усмехнулся, услышав вопрос. — Иногда они совали мне несколько соверенов, — ответил он, — и говорили: «Если вы скажете его светлости обо мне что-то хорошее, то получите еще!» Довкинс засмеялся. — Взяточничество, коррупция — так это называется, но я был бы полный лопух, если бы отказался от денег! — И вы говорили что-то хорошее о них его светлости? — спросила Николь. — Я всегда говорю ему то, что думаю, на самом деле, — ответил Довкинс. — И в девяти случаях из десяти его светлость со мной соглашается! Николь гордо сказала себе, что никогда не стала бы подкупать слугу для таких целей. Одно было очевидно: маркиз всегда руководствуется собственным мнением, и ничто и никто не в силах его изменить. «Он от меня устал, и ему со мной скучно», — в сотый раз повторила себе Николь. На глаза у нее опять навернулись слезы. «Морской конек» достиг Афин, несомненно, в рекордное время. Якорь был брошен в два часа ночи. Едва проснувшись, Николь поняла, что путешествие окончено. Шум моторов затих. На яхте была тишина. Они приплыли в Афины. Осознав этот факт, Николь принялась страстно молиться «Мадонне в беседке из роз», чтобы маркиз не уехал в Англию сразу. — Пусть он… останется здесь хотя бы… на несколько дней, — твердила она. — Это было бы так… замечательно — немного задержаться с ним в Греции. Маркиз сам представлялся ей античным божеством, и больше всего ей хотелось, чтобы он показал ей Акрополь. Потом Николь осознала, что на самом деле ее интересует не столько Греция, сколько он сам. Даже просто ехать с маркизом в поезде и то было бы счастьем. Но ей было мучительно больно оттого, что с каждым часом, с каждой минутой приближалось мгновение, когда он распрощается с ней. После этого она никогда уже больше его не увидит. Время истекало неумолимо. Николь подумала, что пусть даже маркиз равнодушен к ней. Все же пока еще у нее есть возможность быть рядом с ним. Она вскочила с кровати. Она только что умылась и как раз начала одеваться, когда раздался стук в дверь. Догадавшись, что это Довкинс, Николь быстро накинула халат и крикнула: — Войдите! Довкинс вошел. — Его светлость просил передать вам, мисс, чтобы вы захватили шляпку, так как сразу же после завтрака вы с его светлостью сойдете на берег. — Его светлость берет меня с собой? — взволнованно спросила Николь. — Это все, что мне поручено передать, мисс, — ответил Довкинс. — Карета отвезет вас в британское посольство. Он вышел и закрыл за собой дверь. Николь смотрела на свое отражение в зеркале, но не видела ничего, испуганная новой догадкой. Вероятно, маркиз хочет препоручить ее британскому послу. Его превосходительство отправит ее в Англию отдельно, в то время как маркиз поедет один в королевских вагонах. Николь почувствовала, что камень, который лег на ее сердце, когда она испугалась за Джимми, вернулся опять. Свет солнца померк у нее перед глазами. Николь надела платье, в котором отправилась в эту поездку. Она знала, что оно выглядит потрепанным, но другого у нее не было, да и все равно маркиз не заметит. «Все кончено», — сказала Николь про себя, чувствуя, что даже «Мадонна в беседке из роз» оставила ее. В салоне она не обнаружила никого, кроме стюарда, который подал ей завтрак. — А где его светлость? — не удержалась она от вопроса. — Его светлость уже позавтракал, мисс, и сейчас отдает распоряжения на причале. Не желая заставлять его ждать, Николь торопливо проглотила завтрак, выпила кофе, взяла перчатки и выбежала на палубу. У причала стоял большой экипаж с королевскими гербами на дверцах. В первое мгновение Николь не заметила маркиза. Потом она увидела его: он говорил что-то второму помощнику капитана и Довкинсу. Они стояли возле багажной кареты. Николь спустилась по трапу, и маркиз помог ей сесть в экипаж, присланный британским посольством. Лошади тронулись. Они ехали в молчании, потом маркиз внезапно сказал: — Я хочу кое о чем спросить вас, Николь. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и маркиз, видимо, понял, что она взволнована. Он видел, как дрожат ее губы. Маркиз долго смотрел на нее, а потом спросил: — Вы любите меня, Николь? Это было настолько неожиданно, что на мгновение она утратила дар речи. Ее большие глаза, казалось, заполнили собой все лицо. От смущения кровь прилила к ее щекам, и ресницы дрогнули, когда она опустила глаза. Маркиз ждал. Еле слышно Николь пробормотала: — Да. — Я знал, что я не ошибся, — сказал маркиз и посмотрел в окно. Николь с горечью подумала, что теперь он отнял у нее даже гордость. Возможно, ему было ее жаль. Это было еще мучительнее, чем любить его, зная, что он не догадывается о ее любви. Карета подъехала к воротам британского посольства. На флагштоке развевался государственный флаг Соединенного Королевства. Маркиз сказал: — Не удивляйтесь ничему, что я буду говорить послу. От вас требуется только со всем соглашаться. Николь ничего не поняла, но задавать вопросы не было времени. Карета остановилась. Адъютант ждал их у двери и когда часовые взяли на караул, приветствовал их со всем уважением. Потом он провел Николь и маркиза в приемную. Посол, красивый мужчина с седеющими висками, живо напомнил Николь отца. — Рад видеть вас, милорд, — сказал он маркизу. — Но я и не подозревал, что вы здесь, пока не узнал с большим опозданием, что вы оставили на станции королевские вагоны. — У меня были причины отправиться в Константинополь, — ответил маркиз, — а теперь позвольте представить вам мисс Танкомб, которая, как я обнаружил, была не в состоянии выбраться из этого почти уже осажденного города. Посол пожал Николь руку: — Представляю, как вы волновались, мисс Танкомб. Николь улыбнулась, а маркиз сказал: — И теперь, когда я привез ее в безопасное место, я хочу, чтобы нас обвенчали немедленно! Посол удивился, а Николь так и застыла на месте. Она не могла поверить, что маркиз действительно произнес эти слова. Николь уставилась на него, думая, что ослышалась, а маркиз взял ее за руку. Сердце едва не выпрыгнуло у нее из груди, и комната показалась ей залитой таким ослепительным светом, что стало больно смотреть. — Разумеется, милорд, это можно устроить, — сказал посол. — Я пошлю за своим капелланом. — Спасибо, — ответил маркиз, — А теперь мне нужно с вами кое-что обсудить. Нельзя ли моей невесте отдохнуть в другой комнате? — Не сомневаюсь, что моя супруга будет рада познакомиться с мисс Танкомб, — сказал посол и, улыбнувшись Николь, добавил: — Позвольте я вас провожу. Николь посмотрела на маркиза. Он улыбался, и в глазах его было выражение, которого она не могла понять. — Предоставьте все мне, — сказал он так тихо, что она едва сумела расслышать. Посол подошел к двери и распахнул ее. Николь ничего не оставалось, как только бросить последний взгляд на маркиза и последовать за ним. Они прошли в ту часть посольства, которая, как поняла Николь, была жилой половиной. Супруга посла ждала в гостиной. Посол представил ей Николь, добавив: — Эта несчастная юная леди сидела взаперти в Константинополе, и лишь маркиз Риджмонт вызволил ее оттуда. Он улыбнулся и продолжал: — Маркиз попросил обвенчать их, и я уже поедал за капелланом. Я уверен, моя дорогая, что вы до тех пор о ней позаботитесь. — Ну конечно! — воскликнула супруга посла. — Как чудесно, что вы обвенчаетесь здесь! Представляю, как вам было страшно в Константинополе, в который со дня на день могут ворваться эти ужасные русские! — С маркизом… я была счастлива, — сказала Николь. — И теперь вы сыграете свадьбу! Это так романтично! — вновь воскликнула супруга посла. Потом, внимательно оглядев Николь, она сказала: — Я полагаю, моя дорогая, что вы захватили с собой не много вещей? — Очень мало, — правдиво ответила Николь. — Ничего, я уверена, мы что-нибудь придумаем, — сказала супруга посла. — Дайте-ка сообразить… У меня две дочери, и одна из них как раз вашего роста. Поняв, что она имеет в виду, Николь сжала вместе ладони. Больше всего на свете ей хотелось выглядеть красивой в глазах маркиза. Но разве в платье, которое она носила в течение четырех лет и которое давно вышло из моды, это было возможно? — Давайте поднимемся наверх, — предложила супруга посла. Николь еще больше укрепилась в мысли, что все это ей снится. Вернувшись к маркизу, посол сказал: — Моя супруга позаботиться о мисс Танкомб, и позвольте мне, милорд, поздравить вас! Мисс Танкомб, безусловно, одна из самых красивых девушек, которых я видел за всю свою жизнь! — Полностью с вами согласен, — ответил маркиз. — А теперь расскажите мне, — продолжал посол, — что происходит в Константинополе? — Я считал, что вы располагаете более поздней информацией, нежели я, — ответил маркиз. — Мы шли в Афины на максимальной скорости, а когда уплывали, судьба Константинополя, висела на волоске. Посол улыбнулся. — Тогда у меня для вас хорошие новости, — сказал он. — Только сегодня утром я слышал, что адмирал Торнби получил приказ взять шесть линейных кораблей и провести их через Дарданеллы. Маркиз откинулся в кресле. — На это я и рассчитывал! — воскликнул он. — Теперь русские поймут, — сказал посол, — что в своих действиях должны учитывать реакцию британского правительства, и будут вынуждены обсудить условия перемирия. — Надеюсь, что вы правы! — сказал маркиз. — Если хотите знать мое мнение, — продолжал посол, — а я хорошо разбираюсь в этих вещах, — то великий князь Николай пре — красно понимает, что русская армия не в состоянии в данный момент вести войну с Британией. Маркиз с удовлетворением подумал, что его телеграмма расшевелила кабинет министров. — Из достоверных источников мне известно, — добавил посол, — и, я уверен, вы сможете подтвердить это, что у русского царя в казне пусто, а армия истощена. Маркиз ничего не ответил, и после паузы посол тихо сказал: — Я не собираюсь спрашивать вас, милорд, какую роль в этом деле сыграли вы, поскольку уверен, что вы предложите мне заняться своими делами, но у нас есть все основания отпраздновать отказ России от посягательств на Константинополь и вашу женитьбу! Через час, когда Николь и супруга посла снова спустились вниз, им дважды передали, что капеллан уже дожидается. — Пусть дожидается, — сказал супруга посла в ответ на второе сообщение. — Я боюсь… маркиз будет сердиться, — с легким волнением в голосе заметила Николь. — Он тоже может подождать, — отвечала супруга посла. — Я уверена, моя дорогая, что, увидев, какая вы хорошенькая, он поймет, что ради этого стоило немного потерпеть. Поглядев в зеркало, Николь сама себя не узнала. Супруга посла подобрала ей белое вечернее платье из гардероба своей младшей дочери. Оно удивительно хорошо сидело на Николь, и понадобилась всего одна английская булавка, чтобы чуть заузить его в талии. Турнюр этого платья из тонкого шифона был обшит каскадом оборок и заканчивался небольшим шлейфом. На плечах Николь сверкали брызги крошечных стразов, делая ее похожей на цветок с росинками на лепестках. Горничная супруги посла уложила ей волосы в модную прическу. За неимением фаты они смастерили ее из тюля, который был куплен на платье. В ней Николь казалась эфирным созданием. Фата удерживалась на волосах маленькой диадемой с алмазами, принадлежащей супруге посла. — Вот теперь вы действительно похожи на невесту! — с восторгом воскликнула ее превосходительство. Служанка открыла дверь, и они медленно спустились по лестнице. Адъютант бросил на Николь восхищенный взгляд и бросился открывать перед нею дверь в гостиную. Маркиз с послом при виде Николь поднялись с кресел. Она застенчиво приблизилась к ним. Маркиз долго смотрел на нее, а потом сказал: — Именно так вы и должны были выглядеть! — И именно так вы должны были сказать! — воскликнула супруга посла. — Капеллан ждет, — напомнил посол. Маркиз подошел к стулу, на котором лежал букет цветов. Он взял его в руки, и Николь увидела, что это розы. Она поняла, что он выбрал их из-за картины «Мадонна в беседке из роз». Николь посмотрела на него с благодарностью, но ничего не сказала. Слова были излишни. В глазах маркиза появилось выражение, которого она никогда раньше не видела. Николь показалось, что она возносится к небу. Маркиз предложил ей руку, и в сопровождении посла и его супруги они пошли в часовню. Часовня находилась во внутреннем дворе посольства. Когда они прибыли, священник уже облачился в стихарь и готов был свершить таинство. Кто-то невидимый негромко играл на органе. Когда маркиз вел ее по проходу между скамьями, Николь показалось, что ее отец и мать в эту минуту рядом и видят, как она счастлива. Капеллан произнес чудесные слова обряда бракосочетания. Маркиз надел на палец Николь свое кольцо с печаткой. Для нее это был самый драгоценный подарок в мире. Вместе с ним он вручил ей Небо и Землю. Они опустились на колени для благословения. В эту минуту Николь подумала, что те молитвы, которые она обращала к «Мадонне в беседке из роз», помогли им соединиться. Невероятно, немыслимо — но маркиз полюбил ее! Когда они выходили из часовни, Николь испугалась, что красота и святость их венчания слегка увянут, если им придется завтракать — в посольстве. К ее облегчению, маркиз повел Николь к парадному входу, где у ворот ихожидала карета. — Примите наши наилучшие пожелания и будьте счастливы, — сказал посол. — Я благодарен вашему превосходительству за все, — ответил маркиз. Супруга посла поцеловала Николь. — Вы счастливица, моя дорогая, и маркиз тоже счастливец, — сказала она. — Ни у кого из пэров нет такой красивой жены! — Неужели все это не сон… — пролепетала Николь. — Пришлите мою диадему с каретой, когда вернетесь на яхту, — сказала супруга посла. — Но платье прошу вас принять в качестве свадебного подарка. — Вы действительно мне его дарите? — спросила Николь. — Следовало бы подарить вам вазу из серебра, — улыбнулась супруга посла, — но мне кажется, что это более практичный подарок. Кроме того, моя горничная уложила для вас еще несколько платьев, пару ночных рубашек и туфли. — Как мне вас благодарить? — воскликнула Николь. — Огромное, огромное вам спасибо! Она поцеловала супругу посла и забралась в карету. Маркиз сел рядом с ней и, когда лошади тронулись, взял ее руку и поднес к губам. — Не могу поверить, что… это правда, — пробормотала Николь. — Это правда, — ответил маркиз, — и я расскажу вам об этом, когда мы вернемся на яхту. Пока они отсутствовали, матросы не теряли времени даром. «Морской конек» был украшен флажками и расцвечен огнями. Трап увит гирляндами цветов, на борту играла музыка. Вся команда во главе с капитаном встретила их троекратным «Ура». Маркиз поблагодарил всех и повел Николь в салон. Только сейчас она вспомнила о диадеме. Маркиз осторожно снял ее с головы Николь и отдал Довкинсу, который поспешно сбежал по трапу и передал диадему кучеру. Потом Николь сняла фату, и яхта подняла якорь. Не успели они отчалить, как стюард подал завтрак. Кок приготовил любимые блюда Николь, но она была так взволнована, что даже не почувствовала их вкуса. Она могла думать только о том, что маркиз сидит рядом. Он рассказал ей о британских линкорах, которые вошли в Дарданеллы. И хотя маркиз более ничего не сказал, Николь поняла, что это его заслуга. «Он такой… умный и такой… замечательный, — сказала она себе. — Как он мог… меня полюбить?» После завтрака, когда они остались одни, маркиз сказал: — Мне так много нужно сказать тебе, моя любимая, и я не хочу, чтобы нас беспокоили. Я думаю, нам лучше спуститься вниз. Если бы он попросил ее подняться по радуге в небо, Николь согласилась бы. Но она по-прежнему не могла поверить, что все это происходит наяву. Спускаясь вниз, она думала, что вот-вот проснется и окажется в одиночестве. Маркиз не повел Николь в ее каюту, как она ожидала. Вместо этого он открыл дверь своей. Она вошла и замерла на пороге, пораженная тем, что увидела. Вся каюта утопала в цветах. Их аромат окутал ее, и она поняла, что все это розы. Там были розы почти всех существующих оттенков — но у изголовья кровати стояли лишь белые. — Как вы догадались?! — воскликнула Николь. — Разве мог я подумать, что тебя привлекают другие цветы? — спросил маркиз. — Я знаю, моя драгоценная, что ты молилась «Мадонне в беседке из роз» с первого дня нашего знакомства — и особенно сильно, когда мне угрожала опасность. — Да, это так, — согласилась Николь. — Но я думала, что… Она отвела взгляд. — Ты думала — о чем? — поторопил ее маркиз. — Что я надоела вам, — прошептала Николь. — Надоела? — воскликнул маркиз. — Это была неописуемая пытка — быть рядом с тобой и не иметь возможности поцеловать тебя после того, как мы оставили Константинополь. — Тогда… почему, — спросила Николь, — почему вы так… отдалились? Я… не понимаю… Маркиз обнял ее и усадил на кровать. — Моя драгоценная, — проговорил он, — когда я тебя поцеловал, чтобы русские нас не подслушали, я понял, что люблю тебя так, как не любил ни одну женщину прежде. Он притянул ее ближе к себе и коснулся губами ее щеки. — Я видел, что ты чувствовала то же, что и я, — продолжал он, — такое же наслаждение, и понял, что мы были суждены друг другу от начала времен. — Почему… почему вы… не сказали мне об этом? — прошептала Николь. — Потому, моя драгоценная, что взял тебя в эту поездку исключительно для собственного удобства, — сказал маркиз и, улыбнувшись, добавил: — И даже на мгновение не мог вообразить, что полюблю тебя. Но когда это случилось, я понял, что нашел в тебе все, что хотел бы видеть в своей жене. Николь еле слышно пробормотала что-то и спрятала лицо у него на груди. — И как моя жена, — продолжал маркиз, — ты должна была быть чистой, святой и непорочной до тех пор, пока я не надену тебе на палец кольцо и ты не станешь моей. — Как могла я догадаться о… том, что вы чувствуете? — прошептала Николь. — Все, что я чувствовал, — это жгучее, непреодолимое желание поцеловать тебя и пробудить для чуда любви. Но я знал — ты решишь, что это неприлично, пока мы не женаты. Теперь Николь все поняла. Она подумала, что никто, кроме него, не смог бы так тонко понять ее чувств, если бы это произошло. — Теперь ты моя, — сказал маркиз низким голосом, — и только этого, любимая, я ждал. Теперь мне не придется лежать ночи напролет без сна и тосковать по тебе. Он помолчал и добавил: — Я не смел на тебя смотреть, потому что боялся не удержаться и поцеловать тебя, потому что уже почти не владел собой. — Я… люблю… тебя! Я… люблю… тебя! — выдохнула Николь. Эти невысказанные слова каждую ночь заставляли ее плакать в подушку, и она думала, что никогда не произнесет их вслух. — Как и я тебя! — воскликнул маркиз. Николь взглянула на него, и в следующее мгновение его губы прижались к ее губам. Он поцеловал ее сначала нежно, как будто она была бесценным сокровищем. В эту минуту святость их венчания еще оставалась с ними. Потом в нем вспыхнули крошечные искорки наслаждения. Он понял, что Николь испытывает то же самое, и губы его стали более требовательными. Николь почувствовала, что тает в его объятиях. Она была так смущена тем чудом, которое он пробудил в ней, что едва заметила, как он поставил ее на ноги. Очень осторожно он расстегнул ее платье, а потом поднял Николь на руки и положил на увитую розами кровать. Только тогда она осознала свою наготу и смущенно потянула к груди простыню. Розы, казалось, придвинулись. Их благоухание усилилось, а маркиз сел рядом с Николь и заключил ее в объятия. Его сердце стучало так же сильно, как в ту ночь, когда на яхту поднялись русские. Но теперь он билось от любви, а не от страха. Николь посмотрела на него, и он подумал, что прекраснее ее нет на свете. — Я… на самом деле твоя… жена? — Именно это я намерен доказать тебе, моя любимая, — ответил маркиз. — Ноя боюсь испугать тебя, как при первой нашей встрече. — Тогда я боялась, потому что Джимми и я… поступили дурно, — прошептала Николь. — Но нас действительно соединил… Господь и, конечно, «Мадонна в беседке из роз», которая спасла тебя от русских. — Она подарила мне тебя, — сказал маркиз, — и когда мы повесим эту картину у нас в спальне в Ридже, то будем смотреть на нее вместе и думать о том, как нам повезло. Николь негромко вскрикнула и обвила его шею руками. — Ты понял? О, мой замечательный… мой чудесный муж… Ты понял! — Я понял лишь то, что искал тебя всю свою жизнь, — ответил маркиз. — Но теперь, когда я тебя нашел, я никогда с тобой не расстанусь! Ты моя, Николь, моя полностью и безраздельно! Я буду любить тебя и поклоняться тебе целую вечность! Потом снова начал ее целовать — целовать требовательно, жадно, неистово. Николь почувствовала, что ее любовь превращается в пламя, которое, взметнувшись, сливается с огнем, пылающем в маркизе. Они унеслись высоко в небеса. Они стали частью солнца, луны, звезд и роз, посланных Богом. Это было гораздо позже. Солнце светило уже не так ярко, скоро должны были спуститься сумерки. — Я… люблю тебя! — прошептала Николь. Она повторяла это уже в сотый раз, но слова не тускнели и каждый раз звучали словно впервые. — Ты совершенна! — воскликнул маркиз. Такое совершенство он уже почти отчаялся найти в какой-либо женщине. Потом маркиз добавил с улыбкой: — У меня есть для тебя подарок — а остальные ты получишь, когда мы приедем в Париж. — Мы… едем в Париж? — переспросила Николь. — Чтобы купить тебе приданое, моя драгоценная, и я уже предвкушаю, как буду тебя одевать, чтобы ты стала еще прекраснее! Он рассмеялся и сказал: — Хотя, по правде сказать, я предпочитаю, когда на тебе нет ничего! Николь покраснела. — Ты… смущаешь меня, — сказала она укоризненно. — Я обожаю, когда ты смущаешься, — улыбнулся маркиз и притянул ее к себе. Потом, словно желая закончить то, что хотел сказать, он проговорил: — Теперь у тебя есть несколько платьев, которые можно не стесняясь носить, когда мы остановимся в Венеции. — О, мне бы так этого хотелось! — воскликнула Николь. — Королевские вагоны будут ждать нас там, и на сей раз нас уже не будет разделять коридор. — Мы будем… спать в… королевской кровати… — пробормотала Николь. — Пока я могу заниматься с тобой любовью, мне все равно, где это будет, — ответил маркиз. Он положил руку ей на грудь, но вспомнил о своем обещании. — Позволь мне сделать тебе первый подарок. Он наклонился и поднял с пола газету, которую тайком от Николь принес из салона. Это была «Морнинг пост» за прошлую неделю. Маркиз развернул ее, и, когда протянул Николь, она сразу увидела заметку, которую ей нужно было прочесть. Она взяла газету, все еще не понимая, какое это имеет к ней отношение. Потом она прочла: Дочитав заметку до конца, Николь негромко ахнула. Маркиз наблюдал за ней. Потом она неожиданно рассмеялась. — Снежок! Джимми подарил его тете Алисе, и именно поэтому она оставила ему все свое состояние! Она вновь засмеялась. — Теперь ты видишь, мой замечательный муж, — сказала она, — что Джимми в конечном итоге не украл «Мадонну в беседке из роз», потому что она и так принадлежит ему! — А вот с этим я готов спорить и спорить! — ответил маркиз. — Она принадлежит нам, моя любимая, и мы никогда никому ее не отдадим! — Да… Она наша, — согласилась Николь. Она бросила газету на пол и подняла лицо к мужу. |
|
|