Крис Картер Где-то там, за морем…

«…Смерть и сон — вот две величайшие загадки почти для всех людей. Для кого-то смерть — это сон; для кого-то сон — это разновидность смерти. Но для всех, всех смерть и сон — ближайшие родственники, братья, старший и младший. Воспринимать их порознь — занятие столь же бессмысленное, сколь и вредное.

Более того: видеть сны и умереть — это практически одно и тоже. Недаром для прорицаний люди во все времена вызывали души умерших. Ибо кто лучше них видит сон Мира, называемый нашей жизнью.

Сновидец — это тот, кто стоит на краю двух миров, нашего мира и мира Вечной Тени…»

Открытая книга забыто лежала на маленькой тумбочке в ванной. Ополоснув руки и лицо, Скалли потянулась за полотенцем, и взгляд её случайно зацепился за эти дурацкие строки. Она не помнила, как называется книга и кто её автор. Она даже не смогла вспомнить, когда же она читала эту книгу, лёжа в ванне, — время от времени она любила так отдыхать. Но очевидно, читала — как бы иначе эта книга здесь оказалась.

Скалли мысленно сплюнула и вышла из ванной комнаты. Не самое лучшее занятие для рождественского вечера — читать мрачные рассуждения о сне и смерти. В другое время она бы, может, и просмотрела пассаж до конца, чтобы усмехнуться, а то и процитировать его при случае Малдеру. Но не сегодня же! Особенно если в гости пришли отец и мать. Редкие телефонные звонки никоим образом не могут заменить живое общение. Да хотя бы просто посидеть рядом с отцом, посмотреть в его лицо.

«Символ моей веры в людей и оплот надёжности, — подумала Скалли и усмехнулась. — Вообще— то такие мысли плохо сочетаются с католическим воспитанием. А всё дурное влияние мистера М.». Она снова усмехнулась и вошла в гостиную.

Увы, но приходилось прощаться.

— Так и оставишь ёлку на целый год? — с улыбкой спросил капитан Уильям Скалли.

Дана виновато кивнула, а потом подняла упрямый взгляд.

— Ага, — ответила она, — так и оставлю на целый год. Ты обычно, — она хитро прищурилась, — заставлял разбирать ёлку на следующий день после Рождества.

— Ну, — сказал Уильям Скалли, — если тебе удобно подметать сухие ёлочные иголки целый год — тогда пожалуйста.

— Можно подумать, — вмешалась Маргарет Скалли, мать и жена, — что он знает, каково это — сметать ёлочные иголки.

— Ладно, Мэгги, — с притворной суровостью сказал Уильям, — поехали.

Миссис Скалли подняла брови.

— Хорошо, поехали, — ответила она и повернулась к дочери. — Спасибо за приём. Обед был очень вкусный, как обычно.

Дана обняла мать, прижалась щекой к её лицу. Потом отстранилась и подошла к отцу.

— Счастливого плавания, Ахав, — козырнув, негромко сказала она.

Уильям Скалли широко улыбнулся и обнял её.

— Спокойной ночи, Старбак, — произнёс он, слегка похлопав дочь по спине.

Маргарет Скалли подняла брови и выразительно поглядела на мужа. «По-моему, ты сам торопился», — безмолвно напомнила она. Но капитан Скалли не внял этому молчаливому напоминанию. Сделав шаг назад, он ещё раз пристально посмотрел на молодую женщину.

— Как работа? — спросил он. — Всё хорошо?

— Ага, — Дана энергично кивнула, — с работой всё хорошо.

Она умолкла, ожидая продолжения, но отец молчал, словно не зная, что же ещё сказать. Повисла неловкая пауза.

— Ну что ж, — неопределённо произнёс Уильям Скалли, поворачиваясь и направляясь к выходу.

Дана двинулась вслед за ним. Она с грустью смотрела на то, как родители одеваются, открыла им дверь, поцеловала на прощание мать. Её не оставляло странное ощущение, что всё это уже было и в прошлый раз закончилось паршиво.

Выходя, отец слегка потрепал её по плечу.

— Спокойной ночи, пап, — с улыбкой сказала Дана. Прикрыв дверь, она сквозь щель смотрела, как родители усаживаются в машину. Хлопнули дверцы, заурчал двигатель. Проводив глазами удаляющиеся габаритные огни, Скалли вздохнула и защёлкнула заток.

«Вот и кончился праздник, — грустно подумала она, оглядывая гостиную, — остались лишь мелкие хлопоты по хозяйству». Но убирать со стола и домывать посуду не слишком хотелось. Скалли снова невесело вздохнула, включила для создания шумового фона телевизор и забралась с ногами на диван, взяв давешнюю книжку.

«…Не бывает смерти без сна, равно как не бывает сна без сновидений. Тропы этой реальности испещрены сновидениями смерти. Никто не может избежать видений смерти при жизни и видений жизни в инореальности, зовущейся смертью.

Тонка грань реальностей для тех, кто рядом со смертью, и ведут они окружающих тропами неясными. И опасность подстерегает того, кто доверится поводырю такому. Великая опасность или великая удача — кто мажет отделить одно от другого?..»

Скалли резко открыла глаза, разбуженная слишком громким воплем ведущего очередного бездумного рекламного шоу, крутившегося по телевизору. Её всё-таки сморило. Она тряхнула головой, проснувшись окончательно.

И оторопела. В кресле в углу гостиной сидел её отец. Губы Уильяма Скалли шевелились, но Дана не слышала ни звука, кроме воплей телеведущего.

— Папа, — недоумённо произнесла Дана, — вы же вроде уехали?

Она села на диване. Взгляд отца — неподвижный, даже немного пугающий — был устремлён на неё, слов по-прежнему не было слышно.

— Где мама? — спросила Дана, всё ещё ничего не понимая.

И в этот момент заверещал телефон за спиной. Дана вздрогнула и оглянулась назад. А когда она повернулась к отцу, то не увидела его — кресло было пусто. Скалли замерла. Она некоторое время с недоумением глядела на то место, где только что видела отца. Телефон заверещал второй раз, и Скалли, нахмурившись, покачала головой. «Чёрт, то ли я всё ещё не проснулась, — подумала она, — то ли начиталась дурацких книжек перед сном, и мне спросонья привиделось».

Скалли взяла трубку только после четвёртого звонка:

— Алло.

Тишина.

— Слушаю вас.

— Дана? — услышала она после долгой паузы голос матери, который едва узнала.

— Мама? Что случилось?

— Папы больше нет, — с трудом выговорила Маргарет Скалли. — У него был инфаркт час назад… Он умер.

Дана прикрыла глаза, а потом вновь поглядела на кресло в углу. Мягкое сиденье было слегка примято, словно тот, кто сидел в кресле, покинул его полминуты назад.

Университет Джексон

Роли, штат Северная Каролина

12 ноября 1994

Поздний вечер

Стёкла в машине запотели изнутри, и в какой-то момент у Лиз мелькнула мысль, что они с Джимом то ли в батискафе, то ли ещё чёрт знает в каком маленьком подводном кораблика погружаются, мерно покачиваясь, в какие-то жуткие глубины. Мысль мелькнула и сразу же ушла, ведь Джим — классный парень, и когда Лиз оставалась с ним наедине, незачем было думать о чём-то постороннем. И очень хорошо, что мир за стёклами машины невидим — взгляд не цеплялся ни за мокрые чахлые кусты на обочине, где был припаркован «Мерседес», ни за ветхие постройки в стороне от дороги. Было тепло, тихо и уютно, как в материнской утробе.

Но неприятные мысли всё равно лезли в голову — впереди были рождественские каникулы, обещавшие только нудное общение с предками и расставание с Джимом.

— Клянусь, — тяжело дыша, говорила Лиз в перерывах между поцелуями, — в день Рождества вся моя семья откроет подарки. А я буду сидеть в своей маленькой норке и думать: «Жаль, что нет Джима. Хотела бы я, чтобы Джим был здесь».

— Я знаю, — успел ответить парень, прежде чем Лиз накрыла его губы своими.

Поцелуй длился, казалось, вечность. Лиз сидела верхом на бёдрах Джима, обнимая его за шею, а он гладил её спину и ягодицы, чувствуя даже через одежду жар её тела.

Упоительный момент слияния вот-вот должен был наступить, пальцы девушки нащупали и расстегнули ремень на брюках парня, но…

В боковое стекло постучали, и рассеянный свет фонарика осветил лица влюблённой парочки. Лиз прерывисто вздохнула-ахнула — скорее от неожиданности и разочарования, чем от испуга.

«Чёрт, — подумал Джим, — вот кайфолом-то какой!»

— Ну вот, — натянуто усмехаясь, сказал он, — засекли.

Лиз плюхнулась с его колен на соседнее сиденье и принялась поспешно приводить одежду в надлежащий вид, а Джим, стерев с губ следы помады и застёгивая ремень, опустил боковое стекло.

— Что случилось, сэр? — спросил парень, жмурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза, и пытаясь разглядеть непрошеного гостя.

— Выйдете из машины, пожалуйста, — скрипучим голосом произнёс незнакомец.

— Сэр, простите, — столь искусственно виноватым тоном стал оправдываться Джим, что Лиз тихонько хихикнула, — мы сейчас проедем, и всё будет в порядке, сэр…

— Я сказал, — более жестоким тоном прервал его тираду незнакомец, — выйдете из машины!

«А, чёрт, — подумал Джим, поднимая стекло, — опять на моралиста напоролись. Теперь целый час будет докапываться — кто, что да почему». Он вылез из машины, захлопнул дверцу и выпрямился. Свет фонаря бил ему в глаза, и парень инстинктивно поднял руку, заслоняясь от яркого луча.

— Опустите руки, — приказ прозвучал всё так же жёстко.

На незнакомце была фуражка и какая-то форменная куртка, остального Джим не мог разглядеть из-за слепящего света.

— Документы, пожалуйста, — произнёс незнакомец, слегка отводя фонарь. И Джим увидел, что тот одет в джинсы, а на ногах — какие-то рыжие тупоносые ботинки. Ни один полицейский не допустил бы такого.

— Сначала — ваши, — резко ответил парень.

Фонарь опустился, и Джим постарался разглядеть, кто же перед ним, но перед глазами замелькали багровые круги.

Лиз увидела, как смазанное пятно света метнулось по косой дуге вверх, Джима отбросило на машину, и он медленно сполз на землю, оставив на боковом стекле полоску крови из рассечённой ударом тяжёлого фонаря скулы.

— Вот и славно, — донёсся до девушки голос незнакомца, уже другой — мягкий, даже несколько ласковый.

Лиз отчаянно закричала.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Утро

Шон О’Лири захлопнул дверцу своего подержанного «доджа» и направился в дому. Чугунная калитка каменной ограды, которой был обнесён его участок, покосилась, петли скрипели, и О’Лири в очередной раз пообещал себе заняться ею в ближайший уик-энд. Хотя бы подтянуть и смазать петли. Правда, обещал он это себе после каждого дежурства вот уже семь месяцев.

На ходу стягивая кожаную куртку, Шон взбежал по ступеням крыльца, толкнул входную дверь и, пройдя через прихожую, вошёл в кухню. Бросил куртку на стол, распахнул дверцу холодильника и немного порылся в продуктах, бормоча себе под нос довольно-таки непечатные выражения. Наконец поиски Шона увенчались успехом, и он вытянул на свет божий пару бутылок «Ред Булл». Захлопнул дверцу и от души выматерился вполголоса.

Сзади раздался сухой демонстративный кашель. Шон резко обернулся и покраснел. У входа в кухню стояла, прислонившись к косяку, высокая сухощавая женщина. Её седая голова была чуть откинута назад, живые серо-зелёные глаза строго смотрели на Шона.

— Привет, ма, — пробормотал Шон. — Извини, я не знал, что ты здесь. Кэйтлин О’Лири оттолкнулась от косяка и подошла к сыну.

— Я понимаю, Шонни, что ты не допустил бы непристойных высказываний в моём присутствии, но использовать в подобных выражениях имя Матери Божьей и её сына — непростительно. Даже наедине с собой, Шон.

Шон покраснел ещё гуще. Это было нелепое зрелище: высоченный — метр девяносто — тридцатидвухлетний мужчина, комплекцией напоминающий футбольного полузащитника в полной амуниции, краснел, как первоклашка. Но таково уж было его воспитание. Не боявшийся ни Бога, ни чёрта здоровенный рыжий полуирландец-полушотландец Шон О’Лири робел перед матерью.

Кэйтлин О’Лири — девичестве Мак-Ги — рано овдовела и воспитывала двух детей в строгости и богобоязненности, насколько это было возможно в безумной атмосфере конца шестидесятых — начала семидесятых. С Шона, как со старшего, она спрашивала строже, и доставалось ему за все детские шалости больше, чем младшей Мэри Пэт.

Кэйтлин не препятствовала, но и не приветствовала женитьбу сына. «Мог бы найти приличную ирландскую девушку, — ворчала она иногда, — а не эту проклятую пуэрториканку». Ворчала она, правда, наедине с собой, но Шон чувствовал её отношение к Сильвии Дельмонте, ныне миссис О’Лири. Теперь он понимал причину материнской неприязни. Сильвия была неаккуратна, сварлива, неумна. И плюс ко всему — бесплодна.

Брак тянулся по инерции; всё чаще в супружеской постели Шон поворачивался спиной к жене и засыпал. Былая страсть двух лет до брака и первого года супружества ушла. О’Лири с удивлением вспоминал иной раз о бессонных ночах, отданных любви, когда не дежурство он приходил с красными от недосыпания глазами и снисходительно выслушивал подначки сослуживцев. Даже некогда стройная фигурка Сильвии раздалась, оплыла. «Боже, — иногда думал он, — и всё за каких-то три года». Шон всё чаще погуливал на стороне и подозревал, что и Сильвия зря времени не теряет.

Но, несмотря на всё это, религиозные убеждения не позволяли Шону развестись с Сильвией. А ведь семья фактически развалилась.

— Как прошло дежурство, Шон? — спросила Кэйтлин.

— Спасибо, ма, — рассеяно ответил Шон, — всё в порядке.

— Слава Всевышнему, — перекрестилась миссис О’Лири. — Когда твой отец уходил на дежурство, я всегда молилась, но один раз, видимо, не слишком усердно.

Брайан О’Лири был патрульным полицейским, его застрелил налётчик, когда уходил от погони после ограбления ювелирного магазина. Шону тогда было всего пять лет.

— Твой отец хоть патрулировал улицы, где, кроме преступников, всё-таки попадались и

честные люди, — в который раз продекламировала миссис О’Лири. — Вокруг тебя же —

самые гнусные негодяи.

— Мне легче, ма, — в который раз ответил О’Лири. — Отец ходил среди преступников, прикидывавшихся честными людьми, у них было оружие. Я же хожу мимо клеток с мерзавцами. Я в большей безопасности.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

14 ноября 1994

8:30

«Всё как всегда, — грустно подумала Скалли, входя в подвал. — Призрак копается в бумагах и выдаёт сногсшибательные интерпретации и версии. Звонят телефоны, снуют люди. Всё как всегда».

Бесшумно приблизившись к напарнику, Скалли чуть сбоку заглянула ему в лицо.

— Последний раз ты был так увлечён, когда смотрел видеоновости для тех, кто одинок и

кому нечего делать за полночь, — сказала она.

Малдер быстро обернулся, но Скалли уже сделала шаг в сторону и отошла к заваленному папками столу.

— Дана, ты же вроде взяла выходной, — мягко произнёс Фокс. — Как у тебя дела?

— Дана? — Скалли с полуусмешкой подняла брови. — Надо же…Спасибо, всё в порядке. Над чем работаешь?

Она вернулась к столу Малдера и заглянула в бумаги, которые напарник изучал до её прихода.

— Два дня назад была похищена парочка из университета Джексон. Элизабет Хоули и Джеймс Сандерс. Обоим по девятнадцать лет. В прошлом году тоже была похищена влюблённая парочка, только это произошло в университете Дьюк. Неделей позже обоих студентов нашли мёртвыми. И точно такой же случай был три года назад в Пенн-Стейте. Неделя поисков — и два трупа в результате.

— Значит, — полувопросительно произнесла Скалли, — в течение недели их держали где-то живыми.

Малдер кивнул.

— И пытали. Полиция каждый раз полагала, что это единичный случай. Но теперь очевидно, что мы имеем дело с серийным убийцей.

Рассказывая, Малдер старался заглянуть в глаза Скалли, поддержать молчаливым участием, взглядом, в конце-то концов. Но Скалли полуотрешённо слушала его и глядела куда-то в сторону.

— Как бы там ни было, — закончил Призрак, — если наше предположение верно, у нас остаётся всего пять дней, чтобы найти этих детей.

Повисла неловкая пауза. Наконец Скалли взглянула в лицо напарнику:

— Мрачный срок, я бы сказала.

Малдер легко тронул Скалли за плечо и тут же уткнулся в бумаги.

— Есть ещё один мрачный срок, — сказал он, не поднимая головы. — Через неделю Лютер Ли Боггз сядет в газовую камеру в Северной Каролине.

Он протянул Скалли папку.

— А этот-то здесь при чём? — спросила Дана, разглядывая малопривлекательное лица на фотографии.

— Он утверждает, что у него есть информация, относящаяся к делу. Он описал браслет Хоули до мельчайших деталей. Эта информация была доступна только членам семьи.

— Или похитителю, — добавила Скалли.

Малдер улыбнулся — от ироничной апатии Скалли остался только лёгкий дымок.

— Боггз считает, что, если его таланты помогут спасти хоть одного из этих юнцов, ему следует скосить приговор до пожизненного тюремного заключения.

— Таланты? — изумилась Скалли.

— Он утверждает, что получает информацию по астральному каналу, — хмыкнул Малдер и, мотнув головой, медленно пошёл в противоположный угол комнаты.

— Малдер, — глядя ему в спину, произнесла Скалли, — извини, но я сто, почувствовала нотку Скепсиса в твоём голосе?

Фокс повернулся к ней и уселся за стол.

— Может быть, — ответил он, развалившись на жёстком стуле, словно в мягком кресле.

«Ну ничего себе», — подумала Скалли. Она с любопытством, даже с некоторым недоумением слушала напарника.

— По Лютеру Боггзу, — продолжал Малдер, — плачет газовая камера. Он там уже был, причём отправил его туда я. Его пристегнули к креслу, но в последний момент дали отсрочку. Боггз утверждает, что пережитые ощущения открыли ему канал связи с потусторонним миром. В принципе, я бы поверил, но только не этому типу. Ни за что.

«Что-то новенькое», — подумала Скалли, но вслух сказала совершенно иное:

— Значит, ты считаешь, что Боггз подстроил похищение, сидя в тюрьме? Специальный заговор, чтобы спасти его жизнь?

Малдер энергично кивнул и открыл папку на нужной странице.

— В шестилетнем возрасте Лютер Боггз перерезал всех домашних животных в доме, где жил. Когда ему было тридцать лет, он задушил пять членов семьи, собравшихся на обед в День Благодарения, а потом спокойно сел смотреть баскетбол по телевизору. Некоторые убийцы — порождение общества, некоторые мстят за прошлые оскорбления и изнасилования. Боггз убивает потому, что ему это нравится.

Малдер подался вперёд и опёрся локтями на стол. Скалли внимательно смотрела на него, ожидая продолжения, но Фокс молчал.

— И что, к тебе обратились, чтобы ты с ним поговорил? — спросила она.

Малдер развёл руками и встал.

— Вообще-то он сам потребовал, чтобы я с ним поговорил, — ответил он.

— А почему именно ты?

— Ну, — произнес Фокс, достав из ящика стола пистолет, — потому что он изучил свой психологический портрет, который сделал я, и считает, что только я в состоянии понять, что он собой представляет.

Он вложил пистолет в кобуру и потянулся за пиджаком.

— Как бы то ни было, я уезжаю в Роли сегодня днём, — закончил Малдер.

Скалли быстро положила лист на стол и встала.

— Я поеду с тобой.

Малдер остановился и внимательно посмотрел на неё.

— Похороны будут в полдень, — глядя в сторону, произнесла Скалли.

Малдер чуть наклонился и заглянул ей в глаза.

— Я думаю, что не стоит так торопиться. Ты бы ещё немного отдохнула, — негромко сказал он.

— Мне нужно работать, — упрямо и даже зло отрезала Скалли.

И тут Малдер мягко провёл ладонью по её щеке.

— Мне очень жаль твоего отца.

Дана неловко кивнула. Ладонь задержалась на щеке. Потом Малдер опустил руку, резко повернулся и быстро пошёл к двери. На пороге обернулся:

— До встречи.

Скалли снова кивнула, коротко вздохнула и решительно шагнула к шкафу, где Малдер держал свой архив. Выдвинула ящик, пробежала пальцами по корешкам папок и вытащила одну, за номером Х-167512. «Визуальные контакты с умершими».

Некоторое время Скалли отрешённо глядела на обложку. Любопытство настойчиво советовало заглянуть внутрь, но рационализм не позволял.

«Должно же хоть что-то остаться незыблемым и постоянным, — невесело усмехнулась она, заталкивая папку на место и задвигая ящик. — Даже в такой сумасшедший день, как сегодня».

Эта мысль посетила Скалли вновь, когда она стояла рядом с матерью на берегу Чесапикского залива. Накрапывал мелкий дождь, дул пронизывающий сырой ветер, усугубляя обстановку похорон. Частые небольшие волны раскачивали катер, стоящий на якоре ярдах в ста от берега. Там, на корме, бывший сослуживец отца, корабельный капеллан, совершал обряд погребения, принятый на военном флоте. Только вместо тела, завёрнутого в брезентовый саван, перед ним была урна с пеплом капитана Уильяма Скалли. Играла музыка, казалось бы, совершенно неподходящая для похорон, и жизнерадостный голос Синатры только бередил болезненные раны души:

Где-то там, за морем,

Где-то там, за морем,

Где мы будем…

Дана повернулась к матери.

— Как капитан, он должен быть похоронен в Арлингтоне, со всеми почестями, — сказала она.

Маргарет Скалли сквозь застилающие глаза слёзы неотрывно глядела, как пепел её мужа развеивается над морской водой.

— Он хотел, чтобы его похоронили именно так, — произнесла она. Повернувшись к дочери, добавила: — Только в присутствии семьи.

Обряд закончился. И музыка словно зазвучала громче, раздражая Дану своей неуместностью. Мать, почувствовав это, негромко произнесла, глядя в море:

— Эта песня играла, когда его корабль возвращался с кубинской блокады. Он сошёл по трапу и промаршировал прямо ко мне. А потом он сделал мне предложение.

Дана склонила голову.

— Я знаю, — сказала она после долгого молчания, — что вы с папой были… — она умолкла, подыскивая нужное слово, — разочарованы, когда я выбрала путь, по которому иду, вместо того, чтобы заниматься медициной. Но…мне нужно знать — он вообще гордился мной или нет?

Маргарет Скалли грустно улыбнулась сквозь слёзы.

— Он был твоим отцом, — ответила она, не глядя на дочь.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Утро

— Где эта драная сука, ма? — спросил О’Лири.

— Шон, не должно так говорить о данной тебе Богом жене, — ответила Кэйтлин.

О’Лири хотел что-то сказать насчёт того, откуда взялась Сильвия, но промолчал, не желая впадать в богохульство при матери. Кэйтлин О’Лири могла простить любую нецензурную фразу, вырвавшуюся в гневе. Но не богохульство — этому прощения не было.

— И всё-таки, где она, ма?

— Она уехала за полчаса до твоего прихода.

— Твою мать… — тихо пробурчал Шон. — Небось на моём «мустанге»?

— Она сказала, что на автобусе уже не успевает, — дипломатично ответила Кэйтлин.

Она отлично знала, как её сын относится к своему спортивному «скакуну». Шон купил машину подержанной, отремонтировал, отладил, и теперь «форд-мустанг» работал как часы.

О’Лири снова вполголоса грязно выругался.

— Шон, или попробуйте пожить отдельно, — внезапно резко произнесла миссис О’Лири, — или постарайся наладить отношения. Мне страшно смотреть, как ты дёргаешься и мечешься из стороны в сторону. Я чувствую, что скоро произойдёт что-то очень нехорошее.

Шон, склонив голову, потёр подбородок:

— Нет, ма, всё будет хорошо. Пусть идёт, как идёт. Я… знаю, что должен делать.

Кэйтлин непонимающе поглядела на сына:

— Откуда, Шон?

— Мне один человек сегодня, ну… нагадал, что ли.

Кэйтлин нахмурилась:

— Он твой сослуживец?

О’Лири не смог солгать и покраснел.

— Нет, ма.

Миссис О’Лири в ужасе поглядела на сына:

— Шон, неужели ты…

О’Лири потупил взгляд:

— Да, ма. Он убийца. Но он…он знает моё прошлое и будущее.

— Шон! Как ты можешь?!

— Да, ма. Я верю ему.

— Он преступник!

— Но я верю!

Кэйтлин побледнела. В углах глаз выступили слёзы.

— Я знала, Шон, — впервые созналась она, — что твоя женитьба и твоё богохульство доведут тебя до этого, что ты начнёшь якшаться с преступниками.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

17:50

Лютер Ли Боггз сидел на стуле, уставившись неподвижным взглядом на сжатые в кулаки кисти своих скованных рук. На крупных костяшках пальцев были вытатуированы буквы: «kill» — на правой руке и «kiss» — на левой. Мешковатый красный комбинезон, положенный опасному заключённому, делал его тощую фигуру располневшей и бесформенной. Низковатым хриплым голосом он говорил нараспев, не обращаясь ни к кому конкретно, словно вещал:

— Душа Лютера Ли Боггза тонет в адском огненном море. Теперь он в наших руках.

Впервые с того момента, как агенты ФБР вошли в камеру, Боггз поднял на них взгляд. Глаза его горели каким-то лихорадочным огнём.

— В наших? Это в чьих? — переспросил Малдер. Войдя в камеру, он пододвинул Скалли стул, помог ей расположиться поудобнее, но сам остался стоять, внимательно глядя на заключённого. — Ты имеешь в виду души твоих жертв?

— Мёртвых, живых — не всё ли равно, — тем же напевным голосом поправил его Боггз. — Все души едины.

Малдер наклонил голову и глянул на Лютера исподлобья.

— И вы их соединяете, — продолжил Фокс.

Боггз сел прямо, дыхание его стало учащённым и тяжёлым. Он улыбался.

— Дана, — проговорил он каким-то другим, более мягким и естественным голосом, — пожалуйста, поймите, что отсюда мы можем вернуться в прошлое, мы можем видеть настоящее, мы можем знать будущее.

— Откуда — отсюда? — прервал его Малдер. — Где конкретно вы находитесь?

Заключённый поднял скованные руки, помял пальцами подбородок. Потом откинул голову назад, закрыл глаза. Малдер точно таким же движением помял подбородок и усмехнулся.

Когда Боггз открыл глаза, Скалли внутренне содрогнулась — остекленевшие, с неестественно расширенными потемневшими зрачками, они словно не видели ничего перед собой, а были обращены куда-то внутрь. А может быть, так оно и было? Боггз прижал кулаки к губам, и слова доносились невнятно, будто смазано:

— Мистера Боггза следует достойно отблагодарить за его откровения.

— На следующей неделе суд штата Северная Каролина так и намеревается поступить, — сказал Малдер, поворачиваясь к Боггзу спиной.

Из уголка право глаза не щеку Лютера Ли скатилась слеза. Но он широко улыбнулся и покачал головой.

— Не-а. Давайте договоримся, — почти весело сказал он. — Жизнь Боггза — за жизнь двух детей. Надеюсь, вы меня понимаете.

Скалли перевела внимательный взгляд с заключённого на напарника. Малдер еле заметно пожал плечами.

— Сначала вы должны доказать, что говорите правду, — сказал он, вынимая из кармана полиэтиленовый пакет, предназначавшийся для упаковки вещественный доказательств. — Не поймите теня превратно, Лютер Ли. Мне хотелось бы верить.

Подойдя к заключённому, Малдер вынул из пакета клочок тёмно-синей ткани и осторожно, двумя пальцами протянул его Боггзу. Тот с интересом взял этот клок, сжал обеими руками. Дыхание заключённого вновь участилось.

Он поднёс тряпицу к лицу, шумно втянул носом запах, исходящий от неё. Закрыл глаза и как-то странно скособочился.

— О Боже! — простонал он. — Нет! Это должно остановиться. Стой, стой, стой!

Скалли переводила взгляд с Боггза не Малдера и обратно. Заключённый был в трансе либо очень искусно имитировал его. А Малдер… Малдер смотрел на него с интересом, скорее даже с любопытством, как на некий занятный экспонат. Он даже присел на край стола поближе к Боггзу.

— Боль, — задыхающейся скороговоркой бормотал Боггз, — ужасная боль. Мальчик… — Лютер Ли задохнулся, всхлипнул, — Джим…связан бечёвкой, — Боггз трепал и мял клочок ткани, словно стремился его разорвать, — той, которой упаковывают тюки… Боже! — затрясшись, выкрикнул он визгливо. — Боже!.. Он бьет их вешалкой для одежды, проволочной вешалкой…

Боггз выпрямился и устремил невидящий взгляд в потолок. Руки его сложились словно в мольбе, лица покрылось испариной. «Как бы его сердечный приступ не хватил», — подумала Скалли.

— Тёмное место… — уже отчетливей продолжал Лютер Ли, — холодно… Погреб?.. Нет, склад…

«Всё слишком гладко, — подумала Скалли, — и то же время абсолютно неконкретно».

— Каменный ангел…водопад…падающая вода… Не водопад, не вода… Они там. О Господи! — Боггз снова скособочился и в изнеможении прикрыл глаза, словно его самого только что били. Слова его вновь стали неразборчивы. — Я должен идти, должен идти.

Он мешком осел на стуле, словно уснул. Малдер поднялся со стола, медленно подошёл к заключённому и присел рядом. Приблизив лицо почти вплотную к покрытому испариной лицу Боггза, он негромко, но отчётливо произнёс, вытаскивая тряпицу из вялой руки Лютера:

— Этот кусочек оторван от моей детской майки «Нью-Йорк Никс». Он не имеет никакого отношения к преступлению.

«Та-ак, — мысленно протянула Скалли, — вот вам и Призрак».

Фокс резко встал и, не говоря ни слова, вышел. Скалли чуть задержалась, укладывая в портфель блокнот, в котором делала пометки. Она уже направилась к выходу, но хриплый голос заставил её замереть:

— Где-то там, за морем, где мы будем…

Скалли медленно обернулась и отшатнулась, судорожно вздохнув и зажмурившись. Она закусила губу, сдерживая рвущийся вскрик. На секунду ей показалось, сто на стуле сидит её отец, облачённый в мешковатый красный комбинезон заключённого. Или… не показалось? «Этого не может быть», — несколько раз повторила про себя Скалли, глубоко вздохнула и резко открыла глаза.

На неё внимательно глядел со своей обычной полуулыбкой Лютер Ли Боггз. «Чёртовы нервы», — выругалась Дана, но облегчённого вздоха не получилось — следующие слова Боггза ударили её, как бейсбольная бита в солнечное сплетение:

— Ты понимаешь меня, Старбак?

Резко развернувшись, Скалли буквально выбежала из камеры. Она проскочила мимо Малдера, о чём-то беседовавшего с одним из охранников, и остановилась перед решетчатой дверью, повернувшись спиной к камере. Впервые в жизни она была так напугана. «Напугана? — спросила она себя. — Чёрта с два! Я просто в ужасе». Но только ли страх гнал её сейчас подальше от камеры? Она знала, что нет, но не могла ответить, что же ещё.

— Скалли, что случилось? — обеспокоено спросил Малдер, почувствовав её состояние. — Он тебе что-то сказал?

Скалли медленно повернулась к напарнику.

— Нет, — не сразу ответила она. — Нет, это мой отец. Извини, это всё из-за него.

— Да нет, ничего. Давай-ка ты вернешься в отель.

Малдер помолчал, а потом, наклонившись к напарнице, негромко заговорил;

— Мы разоблачили обманщика. Боггз не тот, за кого он себя выдаёт. Возможно, это он подстроил похищение. Теперь он знает, что мы раскусили его и ему ничего не светит. Я подожду пару часов и попытаюсь его снова допросить. Надеюсь, он расскажет мне, где дети.

И тут Скалли вновь ударила по нервам проклятая песенка Синатры. Её мурлыкал Боггз, которого конвоировали из помещения для допросов в камеру.

К счастью, в этот момент открыли решётку, и Скалли быстро вышла. Малдер недоумённо поглядел ей вслед, перевёл взгляд на Боггза, и что-то неприятно и тревожно шевельнулось у него в сознании.

Скалли не сразу сумела взять себя в руки. Она долго сидела в машине на стоянке, не заводя мотор и бездумно глядя на стену тюрьмы. События последних нескольких дней измотали её, в голове царил хаос. Мир был пуст и уныл, словно из него с кровью выдернули какую-то важную составляющую. «Да, собственно, так оно и есть, — подумала Скалли. — Что-то умерло вместе с отцом».

Тяжело вздохнув, она включила зажигание и медленно выехала со стоянки. Стемнело. Этот день, лившийся как вечность, всё-таки подходил к концу. Неоновые вывески и фонари заливали улицы светом, но низкое, затянутое тучами небо было непроглядно чёрным.

Не доехав до отеля, Скалли припарковала машину у тротуара — она почувствовала, что внимание её рассеивается и она не может нормально вести машину. Устало прикрыла глаза. «Падающая вода… — вдруг прозвучали в её ушах слова Боггза. — Нет, не водопад… не вода…» Она вновь увидела его лицо, покрытое испариной, неподвижный взгляд. Дана резко открыла глаза.

— Боже мой, — прошептала она, глядя перед собой, — падающая вода, но не вода.

Напротив неё, через перекрёсток, мерцала вывеска отеля «Ниагара», низвергался поток неоновой воды. «Каменный ангел», — снова услышала она слова Боггза и поглядела налево через улицу. Каменный ангел на фронтоне церкви. Скалли резко нажала на газ, вывернула руль и, грубо нарушив правила движения, свернула в переулок у отеля.

— Склад, чёрт возьми, — прошептала она, — где же здесь этот проклятый склад?

Склад находился на задворках отеля. Старое обветшалое здание, которое явно должны были снести, но пока у хозяев не доходили руки. Скалли заглушила двигатель и вышла из машины. Она на секунду замерла в нерешительности, но потом тряхнула головой и дёрнула тяжёлую, обитую железам дверь.

Здесь всё было так, как описывал приговорённый к смерти, — темно, сыро и холодно. Бетонный растрескавшийся пол, лужи. В спертом воздухе стоял запах запустения и тлена. Скалли вынула из кобуры пистолет и шагнула внутрь.

Она медленно осматривала огромное помещение, стараясь производить как можно меньше шума.

Резкий шелестящий звук сбоку заставил её развернуться и вскинуть пистолет. Но это были всего лишь голуби. Ругнувшись про себя на этих крылатых помойных крыс, Скалли продолжила обход склада.

Зайдя за перегородку, разделявшую огромное помещение надвое, Дана замерла. Указательный палец плотно лёг на спусковой крючок.

Посреди зала горели свечи, воткнутые в пустые винные бутылки. Не свечные огарки — свечи, зажжённые недавно и не успевшие сильно оплыть.

Скалли быстро закончила осмотр. Кто бы ни зажёг свечи, он ушёл, хотя и недавно.

Свечи стояли кругом. «Как при дурацком сатанистском ритуале в дешёвом “ужастике”», — фыркнула Скалли, подходя ближе. В центре круга что-то поблёскивало. Скалли, переложив пистолет в левую руку, присел и подняла блестящий предмет. Это был серебряный браслет с висюльками. Браслет, в точности описанный Лютером Ли Боггзом. Браслет Элизабет Хоули. Скалли включила фонарик.

На противоположной стороне круга в луче блеснул ещё один предмет. Скалли содрогнулась — в подкрашенной кровью луже лежала проволочная вешалка. Толстая проволока была изогнута, словно вешалкой били по чему-то. «Или — кому-то», — подумала Скалли. Рука сама собой потянулась к радиотелефону в кармане плаща.

Полиция и агенты ФБР из местного офиса появились минут через десять. Дана плохо помнила, что она отвечала на их вопросы, — сказывались усталость и нервное напряжение. «Куда же подевался Малдер…» — билась и стучала в виски лихорадочная мысль.

Номер Скалли, отель «Аппалачи»

Роли, штат Северная Каролин

14 ноября 1994

Вечер

Приехав через час в отель, Скалли села на стул и уставилась на зашторенное окно в состоянии, близком к прострации. Перед глазами мелькали лицо отца и лицо приговорённого к смерти, слышался голос Боггза: «Ты понимаешь меня, Старбак?» В ней боролись здравый смысл и желание услышать если не голос отца, то хотя бы его слова, его послание… Кто этот Боггз — лжец или медиум? У неё не было ответа. Она не могла верить. Но хотела.

Стук в дверь заставил её вздрогнуть.

— Скалли, это Малдер, — послышался голос из коридора.

Скалли медленно поднялась и подошла к двери. Открыла. Её напарник был здорово возбуждён.

— Я только что услышал, что семья Хоули опознала браслет, — прямо с порога начал он. — Склад обыскивают дюйм за дюймом, но пока что ничего не нашли. Вообще-то, я надеялся найти тебя на месте преступления.

Скалли, не глядя в сторону Малдера, вновь уселась на стул.

— Боггз признался? — спросила она.

— Нет-нет-нет, — почти пропел Улыбающийся Малдер. — Битых пять часов он транслировал нам, что говорят духи. Через три часа я просил его призвать душу Джимми Хэндрикса, чтобы тот сыграл песню «Над маяком». Знаешь, этот парень уже двадцать лет мёртв, но тем не менее играть он ещё умеет.

— Я им соврала, — порывисто встав, почти зло сказало Скалли. — Я не сказала полицейским, почему я полезла в этот склад. Не было ничего подозрительного.

Улыбка сползла с лица Малдера.

— В таком случае, как же ты его нашла? — тихо спросил он.

— Боггз сказал, что всё будет именно так. Я случайно увидела некоторые приметы места, которые он описал, — и нашла.

Малдер сокрушённо покачал головой:

— Я же тебе сказал, что Боггз — никакой не медиум.

— Я не искала специально, — огрызнулась Скалли. — Я просто наткнулась — и всё!

— Именно этого Боггз и хотел! — чуть ли не заорал Малдер. — Может быть, он тебя подставлял, и если бы всё прошло немного по-другому, то ты сейчас была бы мертва! — Он шумно выдохнул. — А врать-то было зачем?

Скалли упрямо наклонила голову:

— Я подумала, что, с учётом обстоятельств, так будет гораздо лучше.

— На самом деле ты не хочешь, чтобы в протоколе было зафиксировано, что ты веришь прорицаниям Боггза. Контора Могла бы ждать чего-то подобного от ненормального Призрака, но не от Даны Скалли.

Дана повернулась и взглянула напарнику в лицо.

— А я-то подумала, тебе будет приятно, что я поверила в запредельные возможности, — вызывающе сказала она.

— Но почему сейчас, после всего, что мы видели? — расстроено спросил Малдер. — Почему Боггз?

Скалли не ответила. Фокс устало плюхнулся на стул, теперь уже он смотрел на напарницу снизу вверх.

— Это как-то связано с твоим отцом? — тихо спросил Призрак.

Скалли помотала головой. Она чувствовала тугой комок в горле, мешающий говорить. Боясь, что в глазах блеснут слёзы, рвущиеся наружу, она отвернулась от напарника.

— Твоему отцу не нравилось, что ты пошла в ФБР, — продолжал Фокс. — Мне кажется, работа заставляет тебя чувствовать вину. И вообще, тебе нужно ненадолго отойти от дел.

Скалли нахмурилась и с недоумением поглядела на него.

— У тебя затуманено сознание, ты не можешь трезво рассуждать, — пояснил Фокс. — И поэтому подвергаешься опасности.

— Я люблю свою работу.

— Но ты любишь и своего отца, — грустно сказал Малдер.

Скалли отошла в противоположный угол комнаты. Сжав кулаки, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Дана, — мягко произнёс Малдер, не поворачиваясь к ней, — доверять запредельным возможностям можно только тогда, когда тебе говорят правду. Что касается Лютера Боггза — верить не советую. Что касается твоего отца — подумай как следует.

Малдер поднялся и направился к двери, но остановился на полпути.

— Лютер Ли Боггз — величайший лжец на свете, — сказал он. — Я знаю, что он работает с сообщником извне и что они подбросили все эти улика. Нам нужно быть очень осторожными, планируя следующий ход, потому что он просчитывает на пять ходов вперёд. Единственное преимущество, которое у нас есть, — приговор.

С этими словами Малдер положил перед Скалли газетный лист. Один из заголовков гласил: «Проверена исправность газовой камеры для Лютера Ли Боггза».

Пробежав заметку, Скалли с сомнением поглядела на напарника. Тот лишь невесело ухмыльнулся.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Вечер

— Где ты была?

Сильвия лениво распечатала пачку «Салема».

— Не всё ли тебе равно? — ответила она вопросом на вопрос и, вытащив длинными, покрытыми ярко-красным лаком ногтями сигарету из пачки, закурила. Эти, казалось бы, ничего не значащие жесты дышали скрытым вызовом. Даже ногти были накрашены лаком именно того цвета, который Шон О’Лири просто ненавидел. «Только проститутки и дуры феминистки — что в принципе одно и то же — пользуются таким дурацким цветом», — ворчал иногда О’Лири, увидев ногти ярко-красного цвета у кого-нибудь из подруг Сильвии. Жена тактично молчала, делая вид, что не слышит, но знала мнение Шона. И О’Лири мог поклясться, что Сильвия нарочно накрасила ногти, чтобы позлить его. Да и макияж был вызывающим.

— Я тебя спрашиваю — где ты была? — накаляясь, повторил О’Лири.

Сильвия выдула струйку дыма в его сторону. Это было откровенным оскорблением, и Шон стиснул кулаки.

— Я уже ответила, — произнесла его жена лениво. — Я же не спрашиваю, где бываешь ты. Даже если я где-то и с кем-то, то это только потому, что ты тоже время зря не теряешь.

— Да? — изумился О’Лири. — И что же ты тогда делаешь в этом доме?

— А не всё ли равно, где снимать угол — здесь или в каком другом клоповнике?

Шон тяжело задышал и придвинулся к Сильвии ближе.

— Тогда будь любезна создать хотя бы видимость порядка в доме и хоть изредка мыть холодильник, — сквозь зубы проговорил О’Лири, пытаясь сохранить остатки самообладания.

Женщина подняла подведённые брови:

— Ты думаешь, мне нравится жить в свинарнике? Но как только я прикасаюсь к чему-либо или заглядываю в холодильник, твоя мамаша начинает учить жизни. Меня уже тошнит то этого дерьма…

И тут Шон ударил её. Женщина отлетела в сторону и осталась лежать неподвижно. О’Лири замер. Он впервые в жизни ударил человека вот так, всего лишь из-за движения чувств, в ярости, без малейшей угрозы для себя. Ему приходилось, конечно, драться в юности. Но тогда его могли жестоко избить, покалечить или даже убить. И в тюрьме он нередко пресекал сопротивление заключённых ударами дубинки, но делал это спокойно, выполняя служебные обязанности.

«Чёрт возьми, — подумал О’Лири, глядя на неподвижное тело жены, — уж не убил ли я её?»

Шон наклонился над женщиной и увидел, как дрогнули её веки. Сильвия ломала очередную комедию, что она очень любила делать и в лучшие годы их семейной жизни. Но на сей раз у неё получалось не слишком удачно.

О‘Лири наклонился ещё ниже, почти вплотную приблизив лицо к лицу жены.

— Ещё раз скажешь подобное в адрес моей матери, — тихо проговорил он, — и я тебя убью.

— Нет, бедный Шонни-малыш, те ничего не сделаешь мне больше, — почти проворковала она, — потому что ты обыкновенный тюфяк.

Шон поднял руку для нового удара, но, взглянув в глаза жены, обречено выпрямился и отступил на шаг назад. А Сильвия громко расхохоталась. Словно выталкиваемый этим хохотом, О’Лири выскочил за дверь, сбежал по лестнице, схватил в прихожей куртку и вылетел на крыльцо. Не услышав тревожного оклика матери, Шон уселся за руль своего «доджа», трясущейся рукой включил зажигание, передачу и помчался подальше от этого дома.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

16 ноября 1994

09:30

По какой-то злой иронии центральная тюрьма штата, где отбывали заключение самые опасные преступники и где приводились в исполнение смертные приговоры, располагалась в прекрасном месте. В этом негустом смешанном леске мог бы разместиться летний лагерь для детей или что-то подобное. Здесь, наверное, было бы здорово отдыхать. «Хотя, — подумала Скалли, — многие здесь и отдыхают. Или получают путёвку на вечный отдых». Тюрьму устроили в здании старого форта, но внутри оборудовали вполне современно.

— Посмотри сюда, Скалли, — сказал Малдер.

Он подал Скалли газету. Дане сразу бросился в глаза заголовок: «Похищенные студенты найдены невредимыми».

— Невероятно! — воскликнула Скалли. — Кто их нашёл?

Малдер покачал головой:

— Нет. Пусть Боггз думает, что мы их нашли.

— Но почему полиция не поставила нас в известность?

— Потому что никто никого не нашёл. Статья — это выдумка. Газета «Континент» специально для нас напечатала один экземпляр. Только шесть человек знают об этом.

Скалли всё ещё непонимающе смотрела на напарника.

— Сегодня, — сказал тот, — Боггзу разрешат позвонить. Надеюсь, он свяжется со своим сообщником, чтобы узнать — что же произошло?

Шон О’Лири заглянул в «глазок» и некоторое время наблюдал за заключённым. Тот лежал но спине, глядя в потолок, и то ли нашёптывал, то ли напевал что-то. О’Лири напряг слух и разобрал некоторые слова. Заключённый напевал старую песенку в стиле «кантри», о ковбое, который не послушался старенькую, но умную мамочку и привёл себе в дом жену-мексиканку.

Шон вздрогнул, как от удара. Он хорошо помнил концовку этой песенки — пока ковбой проводил время в салуне с друзьями или перегонял скот, его жена развлекалась с другим. А когда ковбой её всё-таки уличил, то жена и её дружок убили и парня, и его мамашу.

О’Лири глубоко вздохнул, открыл окошечко для передачи пищи и сунул в него свежую газету. Заключённый сел на койке, внимательно поглядел на дверь.

— Я узнал тебя, бедный Шонни-малыш, — пропел он на мелодию песенки. — Мне очень жаль тебя, ковбой.

Заключённый встал, взял газету и развернул её. Пробежав глазами пару страниц, он вдруг тихо рассмеялся и подмигнул двери, словно зная, что О’Лири внимательно наблюдает за ним.

Малдер и Скалли сидели перед мониторами тюремной охраны и наблюдали за Боггзом. Вот он взял газету, просмотрел первую полосу, дошёл до статьи о похищенных и возвращённых студентах. Малдер напрягся. А Боггз неизвестно чему улыбнулся и отложил газету в сторону.

Фокс посмотрел на часы, вновь перевёл взгляд на монитор.

— Звонить он пойдет через два часа, — хрипло произнёс он.

Скалли с некоторым сомнением покачала головой. «Не думаю, что всё так уж просто», — сказала она себе.

Два часа тянулись долго и нудно. Боггз улёгся обратно на койку. Он неподвижно лежал, глядя в потолок, и лишь изредка улыбался неизвестно чему. Малдер и Скалли время то времени перебрасывались ничего не значащими фразами.

Оба облегчённо вздохнули, когда лязгнули решётки: за Боггзом пришли двое охранников, чтобы отвести его в комнату с телефоном. Скалли заметила, что один из охранников обращается с заключённым более… почтительно, что ли? Хм. Конечно, у каждого свои странности. Может быть, этот охранник является почитателем знаменитых преступников — чёрт его знает, какие заскоки бывают у тюремных служащих. Интересно, а его начальство об этом знает?

Агенты внимательно следили за тем, как Боггз сел у столика с аппаратом. Телекамера была расположена не совсем удачно, и увидеть, какой же номер набирает заключённый, было невозможно. Но это всё ерунда — через полминуты им и так сообщат, куда же звонит Боггз.

— Давай, — прошептала Скалли оператору охранной системы, словно Боггз мог их услышать.

Оператор кивнул и включил магнитофон. И в этот момент запищал вызов телефона в комнате контроля.

— Выключите! — потребовал Малдер. Все непонимающе завертели головами. Скалли прислушалась.

— Малдер, это твой, сотовый, — сказала она.

Фокс, чертыхнувшись про себя, полез в карман своего пиджака, висящего на спинке стула.

— Малдер, — сказал он в трубку.

— Почему ты мне не веришь? — раздался голос Боггза одновременно из динамиков системы прослушивания и трубки сотового телефона.

Малдер взглянул на монитор. Боггз, прижимая скованными руками трубку телефона к уху, смотрел в видеокамеру. Скалли даже на секунду показалось, что Боггз видит их, сидящих в этой комнате.

— Почему? — продолжал Боггз. — Агент Скалли мне верит. Верит!

— Агент Скалли верит в то, во что верим все мы, — резко ответил Малдер. — Что дети в твоих руках. Итак, где они?

Боггз со стуком уронил трубку и опустил голову. Скалли встала, не отрывая взгляда от экрана.

— Малдер, — произнесла она, — даже если он всё это подстроил и подставляет нас, у нас всё равно осталось только три дня.

— Девятнадцатого ноября Лиз Хоули и Джим Сандерс умрут, — отрешённо сказал Малдер.

— А потом, днём позже, наша единственная ниточка к похитителю будет тянуться в газовую камеру, — горячо продолжала Скалли, — чтобы там оборваться. Нам нужно пойти с ним на компромисс, нам надо с ним договориться.

— Мы не можем…

— Они всего лишь подростки! — Скалли чуть ли не кричала. — И они хотят жить! А спасти их жизни — это наша профессия, наш долг, в конце концов.

Малдер наклонил голову и махнул рукой. Скалли повернулась к начальнику охраны тюрьмы.

— Проводите заключённого в камеру для допросов, — сказала она.

— Слушаюсь, мэм, — со скрытой иронией ответил высоченный чернокожий мужчина, глядя сверху вниз на Скалли, и отдал распоряжение.

Через пять минут Скалли сидела за столом в знакомой комнате для допросов и привычно делала пометки в блокноте. Малдер же уселся напротив Боггза. А заключённый ломал комедию.

«Комедию ли? — усомнилась в который раз Скалли. — Слишком уж много реализма в его игре. Транс можно симулировать, что называется, “накрутить” себя. Но так всё распланировать, до секунды, и не имея связи с внешним миром… Не знаю, не знаю».

— Похититель возбуждён, он думает о близком убийстве, — тяжело дыша, говорил Боггз.

— Как его имя? — едва ли не по слогам зло спросил Малдер.

— Этого я не вижу. Мужчина…

— Опишите его, — потребовал Малдер. Скалли с удивлением посмотрела на него — обычно напарник был более терпелив.

— Маленький… тощий… Ему под тридцать… Череп…человеческий череп… серебристо-серый, — задыхаясь, произнёс Боггз.

В какой-то момент Скалли будто выпала из происходящего и увидела какое-то полутёмное помещение. Спиной к ней стоял человек — невысокий, тощий, темноволосый. Но вот он повернулся, и Скалли увидела его лицо. Точнее — глаза. Светло-серые, они смотрели на Дану с жестокостью и наслаждением. И — серебряная серьга в ухе в виде черепа.

— Глаза… холодные, очень холодные… — донёсся до неё откуда-то издалека голос Боггза. — Смотрит на Элизабет…

И тут Скалли увидела студентов. Они лежали, как куча тряпок, связанные. И незнакомец смотрел на них, а не на неё. И в руках человека была сложенная вдвое, перекрученная стальная проволока с петлёй на конце.

— Боже, — донёсся голос Боггза, — у него в руках трос… нет, толстая проволока… Пожалуйста, не надо…

Человек взмахнул проволокой, Скалли вздрогнула, и видение пропало. Она увидела, как Боггз дёрнулся, словно от удара. Дана шумно вздохнула. Малдер на секунду обернулся к ней, потом снова повернулся в Боггзу:

— Где они?

— Он… около окна… — сдавленным голосом произнёс Боггз. — Жаждет убивать… Ждёт… Лодочный сарай на озере Джордан.

— Записала? — Малдер живо обернулся к напарнице.

Она открыла глаза и нажала на кнопку вызова охраны. Агенты направились к двери, но тихий голос Боггза заставил их остановиться.

— Малдер, — произнёс заключённый, — не подходи к белому кресту. Я вижу, как ты лежишь, истекая кровью. И белый крест забрызган ею.

Скалли устремила взгляд на лицо напарника, но тот с отсутствующим выражением несколько секунд глядел на Боггза, затем вышел из камеры. Скалли пошла за ним.

Озеро Джордан,

штат Северная Каролина

16 ноября 1994

Вечер

Джим скорчился от удара и замычал от невыносимой боли. Невысокий мужчина повернулся к Лиз и замахнулся проволочной плёткой. Но не ударил, а лишь медленно поднёс плеть к лицу девушки. Ему доставляло большее наслаждение выражение предощущения боли, чем сам вид мук. Мужчина почти нежно провёл пальцем по щеке Лиз и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но замер, услышав подозрительный шум где-то неподалёку. Оглянулся…

Агенты ФБР выломали дверь заброшенного сарая и, держа оружие наизготовку, ворвались внутрь, рассыпались по обширному помещению, загромождённому зачехлёнными лодками. «Чисто… чисто… чисто…» — доносились их голоса из разных концов здания.

— Что-нибудь видно? — крикнул Малдер.

В этот момент луч фонаря Скалли упёрся в человеческое тело. Дана присела рядом. Девушка, Лиз Хоули.

— Прочесать лодки! — крикнула Скалли, убирая «вальтер» в кобуру и наклоняясь над Лиз, чтобы оказать первую помощь избитой и истощённой девушке.

Малдер вышел на причал. Держа пистолет наготове, он медленно обводил взглядом окрестности. На одном из катеров, стоящих у соседнего причала, он заметил неяркий свет и движение. Покрепче перехватив рукоятку «глока», Малдер направил ствол в сторону катера.

— ФБР! — крикнул он, но продолжить фразу не успел.

С катера ударил выстрел. Чудовищная сила сшибла Малдера на мокрые доски причала. Он ещё успел услышать рокот мотора уплывающего катера, отчаянный крик Скалли и топот ног бегущих к нему агентов. Жгучая боль разлилась по всему телу, и Фокс потерял сознание.

Скалли первой подбежала к напарнику. Тот неподвижно лежал на спине, раскинув руки.

— Господи, только не это! — выругалась Дана.

Пульс прощупывался. Скалли перевела дух.

— «Скорую», быстрей, — крикнула она, стаскивая с себя куртку, — офицер ранен!

Она укрыла напарника курткой, огляделась. И замерла. Столб и поперечина, поддерживающие двускатный навес у причала, были выкрашены белой краской. И забрызганы кровью Малдера.

«Белый крест, — пронеслось в голове Скалли, — он не мог знать всё с такой точностью, даже если он всё спланировал заранее. На месте Призрака мог оказаться любой другой агент или полицейский. Но белый крест забрызган кровью Малдера».

В машине «скорой помощи» Скалли неотрывно смотрела на лицо Фокса, словно боясь, что если она отведёт взгляд, то навсегда потеряет напарника.

В больнице Малдера сразу переложили на операционный стол. Дана отрешённо слушала переговоры врачей, продолжая глядеть в умиротворённое лицо Фокса.

— Что у нас?

— Огнестрельное в верхнюю треть бедра.

— Давление?

— Нижнее — 67

— Два литра крови для переливания.

Только теперь Скалли устало прикрыла глаза. От неё его жизнь теперь мало зависела.

Окружная больница

Роли, штат Северная Каролина

16 ноября 1994

Поздний вечер

Лиз Хоули балансировала на грани потери сознания. Но агенты были вынуждены дать ей для опознания фотографии преступников, соответствующих словесному портрету, сделанному Лютером Ли Боггзом. На семнадцатой Элизабет отвернулась. Детектив Дилэни протянул снимок Скалли. Дана уже видела это лицо. Только без бороды. Но всё равно узнала — мужчина с холодными глазами из кошмара, наведённого Боггзом. Агент и детектив вышли в коридор.

— Лукас Джексон Генри, — читал Дилэни вслух, — двадцать восемь лет. Был осуждён в Луизиане — изнасилование, наркотики. Ничего особенного, сидел несколько раз. Он был свидетелем автомобильной катастрофы, в которой погибли его мать и отчим. Причём женщина оказалась обезглавлена. Семилетняя годовщина этого события наступает через три дня.

— Он его постоянно переживает заново, — скорее себе, чем Дилэни, сказала Скалли и села на подоконник. — Тогда понятно. Значит, нам осталось ровно три дня.

— Самое важное, что мы нашли, — произнёс Дилэни. — Высказывалось предположение, что в последних пяти убийствах, которые совершил Лютер Ли Боггз, участвовал партнёр. Мы не можем доказать это в суде, однако уверены, что партнёром был Лукас Генри.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

17 ноября 1994

07:36

В камеру Боггза она буквально порвалась.

— Ты нас подставил! Ты по уши в этом деле, ты и твой сообщник — Лукас Генри. Ты подставил Малдера потому, что он тебя сюда засадил!

Последнюю фразу Скалли выкрикнула. Боггз, развалившись на койке, смотрел на неё снизу вверх с недоумённым любопытством.

— Я тебе вот что скажу, — продолжила Дана, — если он умрёт, то я и не подумаю останавливать человека, который поволочёт тебя в газовую камеру и отправит на небеса навсегда, сукин сын!

Скалли отвернулась к двери.

— Дана, — раздался сзади знакомый голос, голос напарника, и Скалли резко обернулась.

На секунду ей показалось, что перед ней сидит Малдер, облачённый в проклятый красный комбинезон. Нет, это был всего лишь Боггз. Но Скалли продолжала слышать голос Малдера:

— Ведь ты мне поверила.

Скалли зажала ладонями уши.

— Нет! — закричала она не для того, чтобы ответить, а лишь бы заглушить этот голос. — Нет! Я тебе не верю!

Она даже закрыла глаза, чтобы случайно не увидеть ещё какой-нибудь призрак в красном комбинезоне. Когда они открыла глаза, Боггз смотрел на неё с беспокойством.

— Ну, если ты не веришь мне, — сказал он, подняв брови, — может быть поверишь самой себе.

Боггз закрыл глаза, склонил голову и глубоко задышал. Потом с кряхтением потёр лицо скованными руками.

— Мне четырнадцать лет, — заговорил он ровным голосом, — мои родители уехали. Я спустилась потихонечку вниз, совсем одна, взяла одну из сигарет моей мамы и вышла на крыльцо. Было темно. Я была так перепугана, сердце билось.

Скалли заворожено смотрела на то, как Боггз теребит прядь волос, играет ею.

— Меня бы убили, если б узнали, — продолжал заключённый, — но я не могла удержаться. Не потому, что хотелось курить, а потому, что это было запрещено.

Боггз пригладил волосы и поглядел на Скалли.

— Ну, — неуверенно сказала она, — в жизни любого ребёнка бывает такое мгновение.

— Я знаю, чего ты хочешь, — откинувшись к стене, произнёс Боггз. — И я знаю, с кем хочешь поговорить. Что же ты молчишь — спроси меня.

— Я поверю вам, если вы мне позволите с ним поговорить, — голос дрожал и срывался.

Боггз криво усмехнулся и поглядел по сторонам. Закрыл глаза.

Когда он вновь открыл их, взгляд его изменился, потяжелел. И Скалли узнала этот взгляд. Изменился и голос. И тоже стал таким знакомым…

— Старбак…

Скалли почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. А Боггз поднял кулаки к лицу, и из его горла вырвался натужный полустон-полувой.

— Н-нет! — прорычал он. — Нет-нет! Никто ни с кем говорить не будет, пока я не договорюсь с вами!

Его выпученные глаза бешено уставились на Скалли. Та поёжилась. А заключённый наклонился вперёд:

— Не нужно недооценивать мой страх перед смертью! И не нужно играть на моём ужасе перед возвращением в это кресло. Я знаю, что мой ад — возвращаться в это кресло, снова и снова, всё время. Но в этой жизни, я не хочу больше попадать в него. Никогда!

Скалли оторопела. Боггз заговорил тише и спокойнее:

— Когда я проходил врата смерти, меня провожал священник. Я никогда в жизни не слушал священников, никогда. Он сказал мне: «Тот, кто не любит, — живёт при смерти. Тот, кто ненавидит брата своего, — убийца. Ни одному убийце не дарована жизнь вечная».

И тут Скалли вновь почувствовала, что отстраняется от реальности. Она видела эту же камеру, но с другой точки. И в камере, кроме неё и Боггза, были ещё люди. Седой сухопарый священник что-то говорил, держа в руках раскрытую Библию. Но Дана не слышала, что он говорит. В её ушах звучали слова Боггза, доносящиеся из какого-то далёкого далёка.

— …Вся моя семья все, кого я убил, стояли и смотрели на меня…

И Скалли тоже увидела — мальчик-подросток, две девушки, пожилые мужчина и женщина. Никто, кроме неё и плачущего Боггза, не видел этих людей. Ни священник, ни охранники. Никто.

— …Я видел страх. Я видел ужас. Я заставил их бояться, когда убивал…

Боггза вывели из камеры и повели по коридору. А справа и слева вдоль стен стояли те, кого он убил, и смотрели на него. И он смотрел на них.

— …И свой страх они отдали мне. Весь. Целиком…

Заключённого пристегнули к креслу. Дверь захлопнулась.

— …Я подумал, что меня уже убили. Я увидел тысячи, тысячи душ, стремящихся попасть в моё тело…

Скалли вздрогнула, и видение исчезло. Она по-прежнему сидела на стуле в камере Боггза, а заключённой монотонно продолжал свой монолог:

— Это тёмное и холодное место как раз для тебя. Но Малдеру там делать нечего, — отчеканила она. — И отца моего там нет.

Тот невозмутимо поднял правую бровь.

— Наверное, капитан и сам рассказал бы то же самое. Но я ему не позволю. Никто ничего никому не скажет до тех пор, пока мы не договоримся.

— Я вам не верю, — устало отрезала Скалли.

— Ну что ж, Скалли, — взглянув на Дану исподлобья, ответил заключённый, — в этом тёмном холодном месте полным-полно места для лжецов. Ради Бога, играйте как хотите. Ноя знаю, что вы мне верите, — он усмехнулся. — Если вам хочется убедить себя, что я действую с Лукасом Генри заодно, — ради Бога. Но в любом случае — получаю я информацию от Лукаса или от духов — из меня вы больше ничего не выжмете, пока мы не договоримся. Терять мне нечего, поймите.

Скалли повернулась к двери.

— Охрана! — крикнула она.

— Если я умру, — раздался сзади спокойный голос Боггза, — и мальчишка умрёт.

Дверь открылась, и Скалли, не оглянувшись на заключённого, вышла.

Мотель «Саншайн»

20 миль от Уитакера,

штат Северная Каролина

17 ноября 1994

Женщина раскачивалась всем телом, совершая тазом вращательные движения, но лицо её оставалось практически бесстрастным, она продолжала равнодушно жевать резинку. Да и О’Лири, верхом на котором она сидела, был далёк от пылкой страсти. Он подцепил эту проститутку в надежде забыться, но ни женщина, ни пинта «Белой лошади» не помогали. О’Лири словно раздвоился. Части его «я» находилась не здесь и не сейчас.

Перед глазами вновь предстали события трёхдневной давности. Тогда Шон дежурил в ночь. В камере Боггза вышла из строя видеокамера. Срочно вызвали дежурного техника, а заключённого перевели в камеру для допросов и оставили под присмотром О’Лири. Первые минут двадцать Боггз сидел в углу, сжавшись и нахохлившись, как мокрый воробей. Потом пристально поглядел но О’Лири. Смотрел долго и внимательно, Шону аж стало не по себе.

И тут заключённый замурлыкал ту самую ковбойскую песенку, регулярно добавляя в припев пятую строку, отсебятину: «Я узнал тебя, бедный Шонни-малыш».

О’Лири вздрогнул. А Боггз, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания, бормотал что-то малоразборчивое себе под нос. Но Шон прислушивался, и его трясло. Заключённый бессвязно рассказывал некоторые истории из его, Шона О’Лири, жизни. И про то, как Шон в четырнадцать лет до полусмерти отделал чернокожего парня из уличной банды бейсбольной битой, и про фиаско с Мэри-Линн Догерти, и про то, как погиб отец.

А потом Шон словно отстранился от происходящего и увидел самого себя, стоящего в холле своего дома. А на площадке лестницы, ведущей на второй этаж, лежала его мать. И Шон знал, что она мертва. Из уха миссис О’Лири вытекала тоненькая струйка крови, и под головой скопилась лаково блестящая тёмно-красная лужица.

Резкий звук открываемой двери прервал видение. Шон вздрогнул. Сердце его учащённо билось, дыхание было тяжёлым, и он чувствовал, как струйки пота сбегают вдоль позвоночника.

— Что с тобой? — спросил его начальник смены Галлахер.

О’Лири вымученно улыбнулся:

— Всё в порядке. Простыл, наверное, вчера.

— Смотри, — покачал головой Галлахер, — а то могу отпустить со смены.

— Да нет, всё нормально.

Заключённого выводили, он сочувственно посмотрел на О’Лири.

— Бедный, бедный Шонни-малыш, — пробормотал он.

С этой ночи О’Лири, сам того не желая, начал превращаться в маньяка. Он искал и находил — истинные, мнимые ли — доказательства неверности жены. Он начал ощущать угрозу себе и своей матери, исходящую от жены и некоего гипотетического «амиго». Мелкие подробности быта, назойливые воспоминания, случайные слова друзей — всё это только укрепляло в нём уверенность. И наконец — давешний разговор с женой, в котором она ясно дала понять, что неверна ему…

— Эй, милок, — внезапно окликнула Шона проститутка, прекратив свои движения, — тебя, часом, не Пиноккио зовут?

О’Лири оторвался от своих мыслей и недоумённо взглянул на женщину.

— Я тут вкалываю на тебе, потею, а ты лежишь бревно бревном, — пояснила она.

В О’Лири вспыхнула злость.

— Потеешь на мне, говоришь? — свирепо прорычал он. — Тогда придётся попотеть ещё подо мной!

Он обхватил женщину за бока, приподнял и швырнул, как куклу, уложив на лопатки борцовским приёмом. Рыча, навалился на неё и через минуту обмяк.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

17 ноября 1994

После полудня

— Губернатор и верховный суд не собираются договариваться с маньяком-убийцей. Особенно с этим, насколько я знаю. Всем известно, что он любой ценой пытается избежать газовой камеры.

Произнеся эти тираду, директор тюрьмы снял очки в массивной оправе и отхлебнул воды из стакана. Скалли, прищурившись, посмотрела на обширную лысину опустила взгляд.

— Да, сэр, — негромко сказала она.

— Единственное, что Боггз от меня получит, — это смерть вовремя. Не более того. Давно пора было его казнить.

Директор захлопнул папку, водрузил на нос очки и поглядел на Дану поверх них, словно говоря: « Разговор окончен». Скалли встала и вышла из кабинета не попрощавшись.

Она долго сидела в машине. Власти не шли на компромисс с убийцей, а он отказывался давать информацию по делу. Тупик.

Минут через двадцать Скалли завела машину и поехала в больницу. Ещё ранним утром она узнала, что Малдер очнулся и жизнь его вне опасности. Но проклятые дела не позволили Дане навестить напарника.

— Привет, — слабым голосом произнёс Малдер, увидев Скалли на пороге палаты. — Что плохого?

— У нас заканчивается время — устало ответила Дана. — Всё ещё нет никаких следов Лукаса Генри. Полиция Роли сказала…

— Неважно, — перебил Малдер. — Что бы ни сказал кто бы то ни было — не верь ему. Боггз придумал всю эту шараду, чтобы отыграться на мне за то, что он сидит в камере смертников. Следующая не очереди — ты.

Скалли пристально поглядела в лицо Фокса.

— А что, если есть и другое объяснение?

— Не слушай ты его, — повторил Малдер. Язык его заплетался. — Ты можешь стать его последней жертвой.

Скалли энергично замотала головой:

— Я должна…

— Принести себя в жертву? — перебил Призрак. — По—моему, на душе Боггза уже достаточно грехов, чтобы отправить его прямиком в ад. Он и без тебя обойдётся.

— Я должна найти мальчишку, — мягко закончила Скалли.

Призрак печально поглядел на неё и отвернулся.

— Я бы очень не хотел, чтобы наше приятное знакомство завершилось так грустно, — невнятно пробормотал он.

Скалли положила руку ему на плечо, чуть сжала пальцы, а потом встала и, не ответив, вышла.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

17 ноября 1994

Вечер

Боггза ввели в камеру, но Скалли не подняла на него взгляд, продолжая изучать бумаги, лежащие перед ней на столе. Собственно говоря, досье Лукаса Генри она и так знала почти наизусть. Но Дана решила поиграть в молчанку. И судя по всему — успешно. Минуты через две Боггз заёрзал на стуле, и Скалли заметила это уголком глаза.

— Хорошо, мистер Боггз, — заговорила она, всё так же не отрываясь от бумаг, — мы с вами договорились.

Она искоса взглянула на заключённого. Боггз сидел, раскачиваясь всем телом, и нервно усмехался. Потом он повернулся к Дане, покивал.

— Спасибо, мэм, — сдавленным голосом произнёс он, и Скалли увидела в его глазах слёзы. — Спасибо.

«Боже мой, — подумала Дана, — только бы не покраснеть и не выдать фальшь голосом».

— Хорошо, — внутренне напрягшись, спокойным голосом задала она вопрос, — где они? Я внимательно слушаю.

Скалли встала и оперлась бедром о стол. Боггз с минуту напряжённо и недоверчиво глядел ей в лицо. Потом резко выдохнул, запрокинул голову и закрыл глаза. На его лице появилась полуулыбка-полуоскал.

— Я вижу что-то вроде окружности… — Боггз открыл невидящие глаза. — Не знаю… похоже на бочки. Нет. Нет, больше… Гораздо больше. Цистерны, как на фабрике… Чёрт… Заброшенная старая пивоварня, называется «Синий Дьявол», неподалёку от Моррисвилла. Боже мой, — речи Боггза постепенно теряла связность, — он готовится… готовится… убить.

Боггз поднял скованные руки вверх, замер на секунду, а потом уронил их на колени и обмяк, как будто из него выпустили воздух. Скалли отвела взгляд. Она никогда не умела лгать.

— Лютер Ли, если бы вы действительно были экстрасенсом… — заговорила она, пытаясь снять камень с души.

— Я знаю, — низким голосом перебил её заключённый, — что вы соврали. Не было никакого договора. Я знаю, что вы старались.

Камень не упал, а остался на месте и продолжал давить. Судорожно сглотнув, Дана пошла к двери.

— Скалли, — резко перебил Боггз, и она обернулась. — Избегайте дьявола. Не следуйте за Генри к дьяволу — это предоставьте мне. И… камень упадёт, когда вы найдёте мальчишку.

Скалли ещё некоторое время смотрела на осуждённого, но тот отвернулся к стене и не проронил ни слова.

Пивоварня «Синий Дьявол»

Окрестности Моррисвилла, штат Северная Каролина

17 ноября 1994

Поздний вечер

Лукас был в ярости. Маленький тщедушный человек, он был ужасен. Лица его искажали гримасы, в углах рта пузырилась слюна, а из тощей груди то и дело вырывался рёв.

Ему было от чего прийти в ярость. Одна из жертв выскользнула из рук, преследователи шли по пятам. Ритуал был нарушен. Если бы он просто хотел убить этих щенков, он мог бы прикончить обоих прямо там, на дороге, но это не входило в его планы. Жертвы сначала должны были вкусить мук и лишь потом получить блаженное избавление от страданий, переход в небытиё. А он должен был утолить снедавшую его страсть.

И вот всё обрушилось. Жертв непременно должно было быть две, но девчонку он не успел выдрать из лап нагрянувших федералов. Один из них поплатился, однако удовлетворения это не принесло. С каждым часом в его душе нарастало смятение. Ожидание Дня Избавления было теперь бессмысленным.

Поэтому Лукас метался из стороны в сторону, крушил маленьким топориком попадавшиеся на пути предметы и изредка замирал, присев на корточки и свесив руки между колен. Парень что-то мычал сквозь залепившую ему рот изоленту — то ли плакал, то ли молил о пощаде, то ли обращался к Всевышнему. Так и должно было быть, только и его плачу и мольбам должен был присоединяться ещё один голос. Жертв должно было быть две! Две!

Лукас спрыгнул с мостков на бетонный пол и медленно подошёл к лежащему парню. Пора. Ждать нечего. Пусть произойдёт хотя бы то, что ему подвластно, если уж не суждено сбыться тому, чего он так долго ждал, к чему так тщательно готовился. Лукас почти нежно положил ладонь на голову паренька, цепко ухватился за волосы и занёс другой рукой над головою жертвы топорик. Да, пусть на этот раз всё произойдёт именно сейчас и именно так.

Он уже был готов нанести удар, но за его спиной с грохотом рухнула дверь. Лукас резко обернулся.

— ФБР! — крикнула Скалли. — Ни с места, или будем стрелять!

Лукас замер. Четыре человека целились в него из пистолетов.

— Бросьте оружие, — приказала Скалли.

Лукас Генри безотрывно глядел на неё, медленно опуская руки. И вдруг резко замахнулся…

Отдача «вальтера» несильно толкнула руку Скалли. Эхо выстрела перекрыл крик боли, вырвавшийся у Лукаса. Он уронил топорик, схватился за плечо и опрометью бросился прочь. Несколько агентов подбежали к Джиму Сандерсу, ещё трое, вбежавшие на выстрел, вместе со Скалли кинулись вслед за убийцей.

Тёмные коридоры, ветвящиеся в разные стороны. Скалли ориентировалась только по шумному, со стонами, дыханию Генри. Раненому было тяжело бежать, и агенты настигали.

У узкой лестницы они остановились. Фримэн начал подниматься первым. Он уже достиг верха но из-за угла вылетел пустой бак и сбил агента с ног.

— Вот дрянь! — сквозь зубы выругалась Скалли.

Рухнув с лестницы Фримэн ударился головой о бетонный пол. Оставив одного человека с пострадавшим, Скалли и второй агент осторожно поднялись на следующий этаж.

Пивоварня наверняка была удобной для производства. Но гоняться по этому зданию за преступником было просто мучительно. Генри успел оторваться, и теперь его шумное дыхание слышалось в конце тёмного извилистого коридора.

Скалли первой добежала до конца коридора и остановилась. Перед ней было огромное помещение. Перекрытие между первым и вторым этажом отсутствовала. Вместо него через зал было перекинуто несколько стальных балок для талей с дощатыми мостками. Лукас Генри бежал по мосткам вдоль дальней стены. Он получил возможность уйти от преследования. А потом — ищи его в этой груде строительного хлама, оставшейся от брошенного завода.

Скалли ступила на мостки и вновь замерла. На стене, вдоль которой бежал Генри, щерил зубы и растопыривал крылья Синий Дьявол, намалёванный яркой краской. Скалли вскинула пистолет. « Что бы там ни было, — решительно подумала она, — но больше он никого не похитит и не замучает, сукин сын». Она поймала фигуру похитителя в прицел, палец плавно начал нажимать на спусковой крючок.

Лукас Генри начал двигаться быстрей и беспорядочнеё.

Скалли не хватило доли секунды, чтобы нажать на спусковой крючок, — доски под ногами преступника треснули, он дёрнулся, и ветхие мостки обрушились вместе с ним. Раздался крик и глухой удар. Скалли медленно сняла палец с «собачки» и осторожно подошла к краю провала.

Можно было не проверять — Лукас Генри погиб. Его тело, неестественно выгнувшись, лежало на обломках бетонных блоков и металлоконструкций метрах в десяти ниже настила, на котором стояла Скалли. Стальной прут арматуры проткнул Лукаса, словно булавка жука. Скалли отступила от края провала и прикрыла глаза, опустила голову. Её слегка мутило — то ли от перенапряжения последних суток, то ли от непривлекательного зрелища бесславной смерти маньяка.

Так она простояла пару минут, прислушиваясь к голосам агентов. Бездумно ответила: «Я в порядке», — на оклик О’Рорка. Потом открыла глаза и медленно подняла взгляд на противоположную стену, где щерил зубы Синий Дьявол. «Никогда не думала, что скажу тебе спасибо, Лютер Ли».

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

20 ноября 1994

Лютер Ли Боггз, сгорбившись, сидел на койке и даже не взглянул на подошедшую к решетчатой двери камеры Скалли. Он внимательно рассматривал костяшки своих пальцев и нервно притопывал.

— Пришли попрощаться со мной? — всё так же не глядя на Скалли, произнёс он.

— Я верю, что если бы вы подстроили похищение, — тихо сказала Дана, — то Лукас Генри знал бы об опасности и ни за что не побежал бы через эти мостки.

Заключённый потёр ладони и искоса взглянул на Скалли. По его губам скользнула кривая улыбка.

— Так что вы спасли жизни Джима Сандерса, — продолжала Дана. — Да и мою тоже.

Боггз поднял брови и покивал. Потом поднялся и медленно подошёл к решётке.

— Вы пришли, — пристально глядя в лицо молодой женщины, негромко произнёс он, — закончить незавершённое дело. Вы хотите услышать, что же вам хотел сказать отец… — Боггз помотал головой. — Не сейчас. Приходите сегодня вечером. Когда меня посадят в кресло, когда откроют экран, — заключённый приблизил лицо к самой решётке, — вы и увидите то, что хотите узнать.

Он оттолкнулся от косяка двери и медленно отошёл к койке, уселся на неё, отвернувшись от Скалли, и так замер. Больше он не проронил ни слова. Скалли ещё постояла с минуту, потом повернулась и медленно зашагала по коридору к выходу из этого мрачного здания.

В 19:30 дежурный нажал кнопку, дверь открылась, и О’Лири вошёл в камеру смертника, неся поднос с последним ужином для Лютера Ли Боггза. Шон попытался поймать взгляд заключённого, но тот сидел, неподвижно уставившись на сцепленные в замок пальцы скованных рук. Седой сухопарый священник с Библией в руке стоял рядом с Боггзом, но тот не обращал внимания ни на него, ни на О’Лири.

Шон поставил поднос на табурет перед заключённым и пошёл на выход. У двери он обернулся и взглянул на Боггза в последний раз. Лютер поднял голову, и взгляды их встретились.

— Вот и всё, — горько пробормотал Боггз. — Всё кончено и для меня, и для бедного малыша Шонни. Всё кончается сегодня.

О’Лири опустил голову и вышел из камеры. И Боггз тотчас же забыл о нём. Он забыл даже о священнике, стоявшем рядом и долдонившем о покаянии и отпущении грехов. Всё это было слишком здешним, принадлежало этому миру, в котором он стоял уже только одной ногой, а вторая была занесена над тонкой чертой, отделявшей мир людей от мира теней и снов. Мира иного — зовущего и пугающего.

Тени людей — сотни и сотни; тени тех, кого он знал и кого никогда не видел, убитых им и умерших своей смертью, — все они окружали его, теснились в камере, стояли в коридоре. И Боггз глядел на них. Эти тени — или души — источали такой леденящий ужас, что хотелось не существовать ни сейчас, ни до, ни после.

Не притронувшись к еде, Боггз вышел из камеры в сопровождении трёх охранников, священника, врача и директора тюрьмы. Заключённого провели двумя коридорами. И везде вдоль стен стояли тени и витал невнятный ужасающий шёпот. Боггз остановился, отвернулся, но директор сделал знак, и два дюжих охранника развернули заключённого и настойчиво повлекли вперёд. Лютер Ли закрыл глаза, но всё равно чувствовал присутствие теней, их назойливый шепоток лез в уши и буравил мозг.

В маленькой камере приговорённого пристегнули к креслу ремнями врач прилепил ему на грудь датчик кардиографа, и все вышли. Слишком громко и зловеще лязгнула закрывающаяся дверь. Боггза колотило грудь тяжело и часто вздымалась. Из уголка глаза скатилась на щеку слеза. Но он не обратил на это внимание. Он ждал.

Но тщетно. Стальная заслонка отползла в сторону, открывая прозрачный экран из толстого оргстекла. За ним стояли священник, директор тюрьмы, ещё кто-то… Скалли не было.

— Блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты! — бормотал священник. — Блажен человек, которому Господь не вменит греха и в чьём духе нет лукавства.

К экрану подошёл окружной прокурор.

— Не хотите сделать последнее заявление? — спросил он.

Боггз бессильно помотал головой. Скалли не было.

— Но я открыл Тебе грех той и не скрыл беззакония моего, — тянул своё священник, — я сказал: «Исповедаю Господу преступления мой», и Ты снял с меня вину греха моего.

По щекам Боггза текли слёзы. Палец директора нажал кнопку, и металлический стаканчик опрокинулся, высыпав своё содержимое — цианид калия — в ёмкость с серной кислотой.

Боггз инстинктивно задержал дыхание. Но это не могло продолжаться долго. В конце концов он вдохнул пары циановодорода. В голове словно разорвалась зажигательная бомба, и на краткий миг он почувствовал, что все эти тени ринулись в него, соединились с ним в одно целое. И Лютер Ли Боггз перестал существовать…

— Ну слава богу, давно это надо было сделать, — обратился директор к окружному прокурору в тот момент, когда они проходили мимо Шона О’Лири, бесцельно подпиравшего стену в коридоре у входа в административный блок.

— Увы, но это жестокая правда, — согласился с ним прокурор, и они оба прошествовали к директорскому кабинету.

О’Лири печально поглядел им вслед. «Идиоты, — подумал он, — они даже не представляют, кого только что убили». Шон вздохнул и направился в дежурку. Галлахер был там.

— Сэр, — обратился к нему О’Лири, — разрешите уйти с дежурства. Голова трещит невыносимо.

Старший смены внимательно поглядел на Шона. Видок того и впрямь был неважнецкий, и взгляд Галлахера помягчел.

— Хрень какую-то, видать, подцепил, — виновато развёл руками О’Лири.

— Ладно, Шон, кого другого я бы, может, и послал, но ты парень толковый. До дома-то доедешь или, может, такси вызовешь?

— Ничего, доеду.

— Ну смотри. И обязательно завтра покажись врачу. Хрен его знает, как эта хрень обернётся. — Галлахер улыбнулся, корявый каламбур поднял ему настроение.

— Обязательно. Большое спасибо, сэр.

О’Лири вышел на служебную стоянку и сел в свой «додж». Он не знал, откуда взялось предчувствие, заставившее его отпросится со смены и погнавшее домой. Он завёл двигатель и выехал на дорогу. Лишь проезжая залитую светом центральную площадь Роли, он вдруг вспомнил последние слова Боггза: «Всё закончено для меня и для бедного малыша Шонни. Всё кончится сегодня.

По шоссе он гнал с бешеной скоростью до самой окраины Уитакера. На его несчастье, на шоссе не было ни одной полицейской машины, иначе ареста за превышение скорости он бы не миновал. И всю дорогу предчувствие беды усиливалось, превратившись в уверенность. Остановившись около дома, Шон, даже не заглушив мотора, кинулся к крыльцу. Ворвался в холл. И остолбенел. На площадке лестницы, ведущей на второй этаж, лежала его мать. И Шон понял, что она мертва. Тонкая струйка крови сочилась из уха миссис О’Лири, и под головой скопилась уже небольшая лаково блестящая лужица.

— Не успел, — простонал Шон. — Не успел.

Он медленно подошёл к телу матери, опустился на колени и дрожащей рукой провёл по её седым волосам. И внезапно успокоился. Дыхание его замедлились, руки перестали мелко подрагивать.

— Я знаю, что делать, ма, — произнёс он. — Я — знаю.

Он медленно встал, подошёл к стенному шкафу, открыл его.

— Я знаю, где искать эту суку, — добавил он, любовно поглаживая кончиками пальцев полированный приклад дедушкиного «винчестера».

Госпиталь

Роли, штат Северная Каролина

21 ноября 1994

Малдер снова замолчал, и Скалли, чтобы как-то занять томительную паузу, перелистнула страницу утренней газеты. Сообщение о казни Лютера Ли Боггза попало только на вторую страницу местной газеты. А вот первую занимала статья с кричащим жирным заголовком: «Сумасшедший охранник убивает жену и её любовника».

«Сегодня в Уитакере около двух часов ночи Шон О’Лири, охранник центральной тюрьмы Роли, шестью выстрелами из “винчестера” убил свою жену Сильвию О’Лири и её любовника Хосе Луиса Сантоса. Убийца оказал яростное сопротивление приехавшим полицейским, ранив троих, и был убит в перестрелке. По словам очевидцев трагедии, О’Лири обвинял свою жену и её любовника в убийстве своей матери, миссис Кэйтлин О’Лири. Действительно, полицейские, вошедшие в дом О’Лири, обнаружили Кэйтлин О’Лири мёртвой, но, по заявлению медэксперта, смерть наступила от обширного кровоизлияния в мозг, вызванного, скорее всего, обычным инсультом. Причины трагедии…»

— Дурдом, — проворчала Скалли и отбросила газету.

— Ну, и … — внезапно произнёс Малдер, продолжая разговор с того места, где он был прерван.

— Я думаю о Боггзе, — сказала Скалли, поворачиваясь к напарнику. — Если он знал, что я была твоим напарником, то он мог узнать обо мне всё что угодно, о моём отце…

— Скалли, — прервал её Малдер, но Дана не дала ему продолжить.

— На свадьбе моих родителей играли песню Френка Синатры «Где-то там, за морем». Видение усопших — это общее психологическое явление. Если он знал, что мой отец…

— Дана, — мягко прервал её Малдер. — После всего, что ты видела, после всех вещественных доказательств — почему ты никак не можешь поверить?

Скалли опешила. Она присела на край постели Малдера и длинно выдохнула, подбирая необходимые слова. Но они никак не хотели находиться.

— Я боюсь — наконец призналась она и умолкла. В больничной палате воцарилась гнетущая тишина. — Я боюсь верить.

— Не можешь столкнуться со страхом лицам к лицу? Уходишь от него? — тихо спросил Малдер, и так зная ответы. — Даже если ты никогда не узнаешь, что же тебе хотел сказать отец в последние секунды?

Скалли помолчала. Фокс положил ей руку на плечо. Скалли поглядела на него с лёгкой улыбкой.

— Но я и так знаю, — ответила она.

— Откуда?

В улыбке скользнула грусть. Скалли подняла брови. И голос её слегка дрогнул, когда она после долгого молчания осветила:

— Он же мой отец.