"Верный садовник" - читать интересную книгу автора (Карре Джон Ле)

Глава 4

Британские полицейские оказались просто душками – слова Глории, а Вудроу если и не согласился с ней, то виду не подал. Даже Портер Коулридж, крайне скупо комментировавший свои встречи с ними, назвал их «на удивление цивилизованными, учитывая, что они – дерьмо». «А в чем они особенно потрафили всем, – об этом Глория доложила Элен из своей спальни, после того, как оставила их в гостиной во второй день бесед с Джастином, – так это тем, Эл, что они действительно хотят помочь, это чувствуется, а не причинить еще больше боли бедному Джастину. Этот мальчик, Роб, конечно, простоват, не мальчик – мужчина, ему лет двадцать пять! Что-то в нем есть от актера, и он так здорово поладил с местными полицейскими, с которыми им предстоит работать. А Лесли, между прочим, женщина, дорогая, вот уж кто удивил нас и показал, как мало мы знаем о нынешней Англии, одевается несколько старомодно, но, если закрыть на это глаза, я бы никогда не сказала, что образование, которое она получила, чем-то отличается от наше го. Разумеется, за исключением языка. Теперь никто не говорит так, как этому учили нас. Но зато в чужой гостиной она чувствует себя как рыба в воде, сдержанная, уверенная в себе, милая, с приятной улыбкой и пробивающейся в волосах сединой. Очень спокойная, не приходится думать о том, чем занимать ее, когда они дают Джастину возможность передохнуть…»

Единственная для Глории проблема заключалась в том, что она понятия не имела, о чем они говорили с Джастином, потому что не могла все время торчать на кухне, приникнув ухом к раздаточному люку. Не могла, особенно в присутствии слуг, не так ли, Эл?

Но о разговорах полицейских и Джастина Глория хотя бы знала, а вот об их общении с мужем – нет, потому что Вудроу не счел необходимым поставить ее в известность.

Общение это началось предельно вежливо. Полицейские сразу признали деликатность своей миссии, они не собирались будоражить белую общину Найроби. Вудроу в свою очередь пообещал всяческое содействие своих сотрудников и, по возможности, обеспечение всем необходимым, в частности транспортом и помещением для работы. Полицейские сказали, что будут держать его в курсе расследования, насколько позволят полученные ими инструкции. Вудроу не преминул указать, что все они служат одной королеве. И если Ее Величество предпочитает имена фамилиям, то почему бы им не последовать ее примеру?

– Мистер Вудроу, если вас не затруднит, охарактеризуйте в общих чертах работу, которую выполняет в вашем посольстве Джастин, – вежливо попросил Роб-мальчик, игнорируя предложение Вудроу.

Роб напоминал участника Лондонского марафона: ничего лишнего, одни только уши, колени, локти и колоссальная выносливость, решимость пробежать всю дистанцию до конца. Лесли представлялась Вудроу его старшей, более умной сестрой. Сама не бегала, но имела при себе сумку со всем необходимым, что могло понадобиться Робу на дистанции: йодом, таблетками соли, запасными шнурками для кроссовок. Впрочем, на самом деле в сумке лежали диктофон, запасные кассеты и блокноты для стенографирования.

Вудроу глубоко задумался. Сразу ставшее серьезным, его лицо указывало собеседникам на то, что они имеют дело с профессионалом.

– Ну прежде всего он – наш старый добрый итонец, – и все, само собой, улыбнулись шутке. – Основная его работа представлять Британию в Комитете повышения эффективности донорской помощи странам Восточной Африки, сокращенно КПЭДП.

– И чем он занимается, этот комитет?

– КПЭДП – относительно новый консультативный орган, базирующийся здесь, в Найроби. Состоит из представителей всех стран-доноров, которые оказывают помощь – гуманитарную, продовольственную, медицинскую – странам Восточной Африки, в той или иной форме. Формируется из работников посольств стран-доноров. Комитет собирается еженедельно и два раза в месяц рассылает отчет.

– Кому? – спросил Роб, записывая.

– Странам-донорам, разумеется.

– О чем?

– О том, что указано в его названии, – терпеливо разъяснил Вудроу, предпочитая не обращать внимания на манеры молодого человека. – Задача комитета – повышение эффективности помощи, оказываемой странами-донорами. Когда речь идет о помощи, эффективность – своего рода золотой стандарт. КПЭДП занимается очень щекотливыми вопросами: какая часть каждого доллара, выделенного страной-донором, доходит до конечной цели и какой вред приносит ненужная конкуренция между различными агентствами, занимающимися доставкой и распределением помощи. Комитет особо интересуют дублирование, соперничество и рационализм. Он пытается выявить лишние затраты и… – улыбка, показывающая, сколь тщетны эти усилия, – и вырабатывает рекомендации, не имея, в отличие от вас, друзья мои, полномочий что-либо сделать или изменить, – тут Вудроу печально покачал головой. – Но комитет этот – детище нашего дорогого министра иностранных дел, его создание находится в русле призывов к более прозрачной и высоконравственной внешней политик е и других, достаточно спорных панацей нынешнего времени, поэтому мы всячески содействуем его работе. Некоторые говорят, что заниматься этим должна ООН. Другие – что ООН этим уже занимается. Третьи – что от ООН все беды. Решайте сами, – пожатие плеч.

– Какие беды? – переспросил Роб.

– У КПЭДП нет ни людских, ни финансовых ресурсов для того, чтобы непосредственно контролировать распределение помощи. Тем не менее коррупция – это главный фактор, который должен учитываться, когда начинаешь сравнивать, сколько потрачено и сколько дошло до адресата. Конечно, что-то нужно списывать на естественные потери и некомпетентность, но в принципе это мелочи. – Он прибегнул к аналогии, доступной простому смертному: – Возьмите наш старый британский водопровод, построенный где-то в 1890 году. Вода уходит из резервуара. Часть ее, если повезет, доходит до крана. Но в основном она утекает через дыры в трубах. Когда же вода – это подарок, жест доброй воли, с пониманием воспринимаемый широкой общественностью, ей не дозволительно утекать неизвестно куда, не так ли? Определенно нет, если ваша должность зависит от переменчивой воли избирателя.

– Кто входит в этот комитет?

– Дипломаты достаточно высокого ранга. Из числа сотрудников здешних посольств. Главным образом советники и выше. Есть даже первые секретари, но их можно пересчитать по пальцам, – Вудроу решил, что необходимы более подробные объяснения. – По моему разумению, статус КПЭДП следует повысить. Он должен парить в облаках. Как только он позволит вовлечь себя в непосредственное распределение гуманитарной помощи, он потеряет статус высшей негосударственной организации, сокращенно НГО, Роб, и сам потребует дополнительного контроля. Я решительно возражал против этого. Хорошо, пусть КПЭДП располагается в Найроби, близость к тем районам, где раздается помощь, не помешает. Вероятно, не помешает. Но это прежде всего мозговой центр. Он должен сохранять беспристрастность. Абсолютно необходимо, подчеркиваю, абсолютно, чтобы в работе комитета напрочь отсутствовали эмоции. Джастин – секретарь комитета. Не потому, что выделяется среди остальных его членов. Просто в этом году наша очередь. Он ведет заседания, сопос тавляет полученные результаты, готовит отчеты.

– У Тессы как раз эмоций хватало, – заметил Роб после короткого раздумья. – Из того, что мы слышали, эмоции у нее били через край.

– Боюсь, вы прочитали слишком много газет, Роб.

– Нет. Я видел ее отчеты. Она работала там, где распределялась гуманитарная помощь. Засучив рукава. По локти в дерьме, днем и ночью.

– И, несомненно, выполняла необходимую работу. Очень важную. Но едва ли могла дать объективную оценку. А вот от комитета, международного консультативного органа, именно такая оценка и требовалась.

– Значит, они шли разными путями, – заключил Роб, откинулся на спинку стула и постучал карандашом по зубу. – Он – объективным, она – эмоциональным. Он играл роль безопасного центра, она действовала на флангах, где могло случиться всякое. Я это понял. Более того, думаю, что знал это и раньше. Но как в этот расклад вписывается Блюм?

– В каком смысле?

– Блюм. Арнольд Блюм. Как он вписывается в образ жизни Тессы и ваш?

Вудроу позволил себе улыбнуться, простив Робу эту странную формулировку. «Мой образ жизни? Какое отношение ее жизнь имела к моей?»

– Вы, конечно, знаете, что у нас много организаций, занимающихся доставкой и распределением помощи. Их поддерживают разные страны, финансируют различные фонды. Наш галантный президент терпеть их не может. Все скопом.

– Почему?

– Потому что они делают то, чем должна заниматься его государственная машина, если бы она функционировала. Они также находятся вне контролируемой им коррумпированной системы. Организация Блюма небольшая, базируется в Бельгии, финансируется частными лицами, медицинская. Это все, что я знаю. К сожалению, – добавил он с искренностью, предлагающей им извинить его за невежество в этих вопросах.

Но они полагали, что точка еще не поставлена.

– Это наблюдающая организация, – просветил его Роб. – Врачи, которые посещают другое НГО, больницы, проверяют диагнозы, корректируют их. К примеру: «Может, это не малярия, доктор. Может, это рак печени?» Проверяют лечение. Их интересует и эпидемическая обстановка. А что вы можете сказать насчет Лики?

– Лики?

– Блюм и Тесса ехали к месту его раскопок, не так ли?

– Предположительно.

– Кто он такой? Лики? Что у него за душой?

– Он, между прочим, белая легенда Африки. Антрополог и археолог, еще мальчиком участвовал в экспедициях его отца и матери, которые на восточном берегу озера Туркана искали останки первого человека. После смерти родителей продолжил их дело. В Найроби возглавлял Национальный музей, потом Департамент охраны живой природы и заповедников.

– Но ушел в отставку.

– Или его ушли. Это крайне запутанная история.

– Плюс для Мои он был источником постоянного раздражения, прямо-таки бельмом на глазу, так?

– Он – политический оппонент Мои, и за это его однажды сильно избили. Но сейчас его политическое влияние усиливается, считается, что только он сможет обуздать кенийскую коррупцию. Всемирный валютный фонд и Мировой банк настоятельно требуют его вхождения в правительство.

На этом Роб отступил на задний план, передав инициативу Лесли. Она вела допрос по-своему. Если по голосу Роба было заметно, что он с трудом сдерживает распирающие его чувства, то Лесли отличала бесстрастность.

– А что за человек этот Джастин? – полюбопытствовала она, словно речь шла об историческом персонаже. – Если отвлечься от его места работы и этого комитета? Какие у него интересы, увлечения, образ жизни, кто он?

– Господи, а кто мы? – воскликнул Вудроу, возможно, с излишней театральностью.

Роб отреагировал постукиванием карандаша по зубу, Лесли чуть улыбнулась, и Вудроу пришлось дать пространную характеристику своего подчиненного: страстный садовник, хотя, по правде говоря, после того, как Тесса потеряла ребенка, страсть эта несколько угасла, по субботам лучшее для него занятие – покопаться на цветочных клумбах, джентльмен, какой бы смысл ни вкладывался в это слово, истинный итонец, предельно вежлив со слугами, набранными из местных, всегда можно рассчитывать, что на ежегодном балу, устраиваемом посольством, он не оставит без внимания и потанцует с девушками, которые не пользовались успехом, с некоторыми привычками старого холостяка, какими именно, Вудроу уточнять не стал, не любитель сыграть в гольф или теннис, не охотник и не рыбак, вообще не жалующий занятий на свежем воздухе, если не считать садоводства. И, разумеется, первоклассный, профессиональный дипломат, с огромным опытом, знающий два или три языка, надежнейший, проверенный работник, всегда и во всем сле дующий линии Лондона. Но, так уж получилось, Роб, без всякой его вины, в какой-то момент переставший продвигаться по служебной лестнице.

– Он не водился с дурной компанией? – спросила Лесли, заглянув в свой блокнот. – Не шнырял по сомнительным ночным клубам, когда Тесса уезжала из Найроби? – в вопросе чувствовалась шутка. – Как я понимаю, это не по его части?

– По ночным клубам? Джастин? Потрясающе! В «Аннабелз», возможно, он и хаживал. В Англии, лет двадцать пять тому назад. Откуда у вас такие идеи? – воскликнул Вудроу и добродушно рассмеялся.

Роб не преминул просветить его:

– От нашего супера. Мистер Гридли побывал в Найроби, по обмену опытом. Он говорит, что именно в ночных клубах нанимают киллеров, если у кого возникает в этом необходимость. Тот, что на Ривер-роуд, в квартале от Нью-Стэнли, очень популярен у тех, кто живет здесь. Пятьсот американских долларов, и замочат любого. Половина – задаток, половина – по исполнению. По его словам, в других клубах ставки ниже, но и качество не то.

– Джастин любил Тессу? – спросила Лесли все еще улыбающегося Вудроу.

В складывающейся все более доверительной атмосфере Вудроу вскинул руки и обратил свой крик к небесам.

– О боже! Кто и кого любит в этом мире и почему? – Но, поскольку Лесли не сочла, что получила ответ на заданный вопрос, продолжил: – Она была красива. Остроумна. Молода. Когда они встретились, ему уже перевалило за сорок. Климактерический период, близость отставки, одиночество, влюбленность, желание остепениться. Любовь! Вы произнесли это слово – не я.

Если в его словах и прозвучало приглашение Лесли высказать собственное мнение, она им не воспользовалась. Ее, как и сидящего рядом Роба, больше заинтересовали едва заметные изменения, произошедшие с Вудроу: морщинки у скул стали глубже, на шее проступили красные пятна, нижняя челюсть словно затвердела.

– И Джастин не злился на нее? – спросил Роб. – Из-за ее работы, связанной с оказанием гуманитарной помощи?

– А с чего ему было злиться?

– А его не коробило, когда она кричала на всех углах, что некоторые западные компании, включая британские, беззастенчиво грабят африканцев: завышают цену оказываемых услуг, спихивают им очень дорогие, устаревшие медицинские препараты? Используют африканцев в качестве подопытных кроликов, проверяя на них действие новых лекарств. Что зачастую справедливо, пусть и доказывается крайне редко.

– Я уверен, что Джастин гордился ее работой. Многие наши жены предпочитают сидеть сложа руки. Тесса уравновешивала их безделье.

– Значит, он на нее не злился, – не унимался Роб.

– Джастин просто не способен злиться. В нормальных ситуациях. Если он что и мог выказать, так это раздражение.

– А вас это раздражало? Я хочу сказать, руководство посольства?

– Вы о чем?

– О Тессе и ее работе, связанной с гуманитарной помощью. Ее особых интересах. Они вступали в конфликт с интересами посольства?

Вудроу попытался изобразить недоумение.

– У государственных учреждений Ее Величества деяния, связанные с оказанием гуманитарной помощи, не могут вызвать раздражения. Вы должны это знать, Роб.

– Мы только знакомимся с ситуацией, мистер Вудроу, – мягко вставила Лесли. – Нам тут все внове, – и, не отрывая от его лица изучающего взгляда, по-прежнему улыбаясь, уложила в сумку диктофон и блокноты, после чего они оба откланялись, сославшись на неотложные дела в городе, предварительно договорившись встретиться на следующий день, в том же месте и в тот же час.

– Вы не знаете, Тесса доверяла кому-нибудь свои сокровенные мысли? – как бы мимоходом спросила Лесли, когда втроем они направлялись к двери кабинета Вудроу.

– Помимо Блюма?

– Я имела в виду ее подруг.

Вудроу у них на глазах порылся в памяти.

– Нет. Нет. Я так не думаю. Никого конкретно назвать не могу. Но я не могу этого знать, не так ли?

– Можете, если эта женщина работает у вас. Как Гита Пирсон или кто-то еще, – пришла ему на помощь Лесли.

– Гита? Да, пожалуй, да, Гита. Вы обеспечены всем необходимым, не так ли? Транспортом и остальным? Это хорошо.

Прошел целый день, а потом целая ночь, прежде чем они встретились вновь.

На этот раз игру повела Лесли, а не Роб, и ее энергичность ясно указывала на то, что прошедшие сутки потрачены с пользой.

– Тесса недавно участвовала в половом акте, – радостно объявила она, выложив на стол все необходимое для плодотворной работы: карандаши, блокноты, диктофон, ластик. – Мы подозреваем изнасилование. Информация не для прессы, но, полагаю, мы прочитаем об этом в завтрашних газетах. На текущий момент они только сделали вагинальный соскоб и взглянули на него через микроскоп, чтобы выяснить, живая сперма или мертвая. Она мертвая, но эксперты все-таки думают, что принадлежит она не одному человеку. Возможно, там целый коктейль. По нашему разумению, они этого определить не смогут.

Вудроу закрыл лицо руками.

– Нам придется подождать результатов исследований наших экспертов, а потом уже делать выводы, – добавила Лесли, наблюдая за ним.

Роб, так же, как вчера, барабанил карандашом по своим крупным зубам.

– На куртке Блюма кровь Тессы, – Лесли выкладывала все новые подробности. – Заключение предварительное. Здесь могут определить только группу крови. Все остальное придется делать дома.

Вудроу поднялся, такое он часто проделывал на неформальных совещаниях, чтобы создать более непринужденную обстановку. Прошелся к окну у дальней стены, посмотрел на небо. Издалека доносился рокот грома, природа напряглась в ожидании магического африканского дождя. Он же, наоборот, выглядел очень расслабленным. Тем более что никто не мог видеть две или три капельки горячего пота, которые образовались под мышками и, как жирные насекомые, поползли по ребрам.

– Кто-нибудь сказал об этом Куэйлу? – спросил он и тут же подумал, как, возможно, подумали и они, а почему, собственно, вдовец изнасилованной женщины так внезапно превратился из Джастина в Куэйла.

– Мы подумали, что будет лучше, если об этом он узнает от друга, – ответила Лесли.

– От вас, – уточнил Роб.

– Разумеется.

– Вполне возможно, что она и Арнольд занимались сексом перед тем, как тронуться в путь. Если хотите, можете упомянуть об этом. На ваше усмотрение.

«Это последняя соломинка? – подумал Вудроу. – Что еще должно случиться, прежде чем я открою окно и выпрыгну из него? Возможно, именно этого я от нее и хотел: чтобы она вывела меня за пределы, которые я полагал допустимыми».

– Мы действительно любим Блюма, – в голос Лесли прорвалась озлобленность, словно она хотела, чтобы Вудроу тоже любил Блюма. – Да, конечно, мы должны искать другого Блюма, чудовище в образе человеческом. Но там, откуда мы приехали, самые мирные люди творят что-то ужасное, когда на них давят. Но кто давил на него… если и давил? Никто, только она.

Лесли выдержала паузу, ожидая комментария Вудроу, но тот воспользовался правом промолчать.

– К Блюму как ни к кому другому подходит определение хороший человек, – гнула свое Лесли, – если хоть одного Homo sapiens можно при жизни назвать хорошим человеком. Он действительно сделал много хорошего. Не ради показухи, а потому что этого хотел. Спасал жизни, рисковал своей, работал в ужасных местах не ради денег, прятал людей на чердаке своего дома. Вы не согласны со мной, сэр?

Чего она его достает? Или просто хочет получить информацию от взрослого, здравомыслящего свидетеля взаимоотношений Тессы и Блюма?

– Я уверен, что у него прекрасный послужной список, – согласился Вудроу.

Роб нетерпеливо фыркнул. Передернул плечами.

– Послушайте, забудьте про его послужной список. Лично вам нравился он или нет? Ничего больше, – и откинулся на спинку стула.

– Боже мой, – бросил Вудроу через плечо, стараясь не переиграть, но тем не менее с легким раздражением. – Вчера мы фокусировались на любви, сегодня хотим со всей ясностью разобраться, кто нам нравится, а кто – нет. Неужели в нашей хладнокровной Британии в моду входят абсолюты?

– Мы просто интересуемся вашим мнением, сэр, – ответил Роб.

Возможно, именно «сэр» Роба наконец-то расставил все точки над i. На их первой встрече они обращались к нему «мистер Вудроу» или, уж очень осмелев, Сэнди. А вот сегодняшний «сэр» окончательно убедил Вудроу, что эти двое полицейских ему не коллеги, не друзья, а выходцы из низов, посторонние, которые суют свои носы в закрытый клуб, оберегавший его все семнадцать лет, проведенных на дипломатической службе. Сцепив руки за спиной, расправив плечи, Вудроу повернулся к следователям лицом.

– Арнольд Блюм производит самое благоприятное впечатление, – начал он, не отходя от окна. – С приятной внешностью, обаятельный, остроумный, если вам нравится его юмор. Безусловно, обладает харизмой, этому способствует аккуратная бородка. Для впечатлительных он – африканский народный герой, – и вновь отвернулся от них, словно ожидая, когда они соберут вещи и ретируются.

– А для невпечатлительных? – спросила Лесли, не сводя с него глаз, анализируя все нюансы: сложенные за спиной руки, нога, приподнятая и согнутая в колене.

– О, я уверен, что мы в меньшинстве, – сладким голосом ответил Вудроу.

– Как я могу себе представить, все это вызывало у вас беспокойство, даже раздражение, учитывая, что вы занимаете столь ответственный пост, возглавляя «канцелярию»… Вы видели, что происходит у вас под носом, но ничего не могли с этим поделать. То есть не могли подойти к Джастину и сказать: «Посмотри на этого бородатого черного человека. У него роман с твоей женой». Не могли ведь? Или могли?

– Если скандал может запятнать репутацию посольства, я имею право… просто обязан… вмешаться.

– И вы вмешались? – спросила Лесли.

– По большому счету, да.

– Переговорили с Джастином? Или напрямую с Тессой?

– Проблема заключалась в том, что для ее отношений с Блюмом имелось, если можно так сказать, прикрытие, – заговорил Вудроу, проигнорировав вопрос. – Этот человек – известный врач. У него высокая репутация в организациях, занимающихся гуманитарной помощью. Тесса была его верной помощницей. Внешне все приличия соблюдались. Не мог же я или кто-то другой просто подойти к ним и обвинить в прелюбодеянии, не имея на то доказательств. Я мог лишь сказать: все это плохо пахнет, поэтому, пожалуйста, будьте поосторожнее.

– И кому вы это сказали? – спросила Лесли, что-то записывая в блокнот.

– Все не так просто. Одним эпизодом… диалогом, конечно, не обошлось.

Лесли наклонилась вперед, проследив при этом, идет ли запись на диктофон.

– Между вами и Тессой?

– Тесса была прекрасно спроектированным двигателем, у которого вышла из зацепления половина шестеренок. Она много чего себе позволяла и до того, как потеряла ребенка, – предавая Тессу, Вудроу вспоминал кипящего от ярости Портера Коулриджа, который цитировал указания Пеллегрина. – Но потом, я должен это сказать с огромным сожалением, у некоторых из нас создалось ощущение, что она просто пошла вразнос.

– Она была нимфоманкой? – спросил Роб.

– Если вам нужен компетентный ответ, боюсь, вы обратились не по адресу,

– ледяным тоном ответил Вудроу.

– Давайте скажем, что она отчаянно флиртовала, – предложила свой вариант Лесли. – Со всеми.

– Если вы настаиваете… – с предельным безразличием произнес он. – Трудно это утверждать, знаете ли. Красавица, королева любого бала, старый муж… она флиртовала? Или вела себя естественно, развлекалась? Если женщина надевает короткое платье с большим декольте, люди говорят, что она слишком развязна. Если нет – называют синим чулком. Так обстоят дела в белом Найроби. Возможно, и в других местах. Не могу сказать, я – не эксперт.

– Она флиртовала с вами? – спросил Роб, вновь постукав карандашом себя по зубам.

– Я вам уже ответил. Невозможно сказать, то ли она флиртовала, то ли находилась в прекрасном расположении духа, – небрежно ответил Вудроу.

– А вы, сэр, часом не флиртовали с ней? – полюбопытствовал Роб. – Не смотрите на меня так, мистер Вудроу. Вам за сорок, климакс, близость отставки, совсем как у Джастина. Вас могло потянуть на нее, почему нет? Готов спорить, что тянуло.

Вудроу сориентировался очень быстро, можно сказать мгновенно, еще до того, как это понял.

– Мой дорогой друг, естественно. Не мог думать ни о чем другом. Тесса, Тесса, днем и ночью. Она стала моей навязчивой идеей. Спросите любого.

– Мы спрашивали, – мрачно ответил Роб.

Наутро, как показалось Вудроу, следователям просто не терпелось взяться за него. Роб поставил на стол и включил диктофон, Лесли открыла большой красный блокнот для стенографии и приготовилась записывать. Она же и задала первый вопрос:

– У нас есть основания полагать, что вы навещали Тессу в найробийской больнице вскоре после того, как она потеряла ребенка. Это так, сэр?

Мир Вудроу как следует тряхнуло. Кто им мог об этом рассказать? Джастин? Он бы никогда не проболтался, это точно.

– Выкладывайте все, – резким тоном приказал он. Лесли вскинула голову. Роб начал потирать нос, глядя на Вудроу поверх ладони.

– Такова тема сегодняшнего разговора?

– Одна из, – признала Лесли.

– Тогда скажите мне, пожалуйста, учитывая, что время дорого и мне, и вам, какое отношение к поискам убийцы имеет мое посещение Тессы в больнице? Как я понимаю, вы прилетели в Найроби именно для того, чтобы найти его?

– Мы ищем мотив, – ответила Лесли.

– Вы говорили, что мотив у вас есть. Изнасилование.

– Изнасилование больше не мотив. Скорее побочный эффект. Может, сознательный ход, с тем чтобы мы увидели в произошедшем случайное, а не спланированное убийство.

– Преднамеренное, – уточнил Роб, не отрывая от Вудроу больших карих глаз. – Из тех, что мы называем корпоративной работой.

На какой-то пугающий момент голова Вудроу превратилась в чистый лист бумаги. Из нее ушли все мысли.

Потом всплыло слово: корпоративная. Почему он сказал корпоративная? Корпоративная – значит выполненная корпорацией? Заказное убийство? Заговор? Это оскорбительно! И уж слишком притянуто за уши, чтобы эту версию рассматривал уважаемый всеми дипломат!

Вновь из головы все вылетело. Ни слова, даже самого банального, не приходило на ум. Он видел себя компьютером, у которого сбились все программы.

О каком заговоре могла идти речь? Убийство случайное. Никто Тессу не заказывал. Кто-то решил отведать тела белой женщины, для Африки – обычное дело.

– Что привело вас в больницу? – услышал он голос Лесли. – Почему вы пошли туда и навестили Тессу после того, как она потеряла ребенка?

– Потому что она меня об этом попросила. Через мужа. Позвала как начальника Джастина.

– Кто еще удостоился приглашения?

– Не знаю.

– Может, Гита?

– Вы говорите про Гиту Пирсон?

– А вы знаете другую?

– Гита Пирсон при нашем разговоре не присутствовала.

– Значит, присутствовали только вы и Тесса, – отчеканила Лесли, что-то записывая в блокнот. – А почему она захотела увидеться с начальником мужа?

– Ее заботило благополучие Джастина, и она хотела удостовериться, что у него все в порядке, – многословием Вудроу сознательно затягивал ответ, чтобы сбить Лесли с ритма: быстрая череда вопросов и ответов могла заставить его сболтнуть лишнее. – Я пытался убедить Джастина взять отпуск, но он предпочел остаться на посту. Приближалась ежегодная конференция министров стран, входящих в КПЭДП, и он хотел как можно лучше подготовить ее. Я все это объяснил Тессе и пообещал приглядывать за ним.

– При ней был ее лэптоп? – вмешался Роб.

– Простите?

– Ну почему вы усложняете нам работу? Был при ней лэптоп? На кровати, на столике, под кроватью? Ее лэптоп. Тесса обожала свой лэптоп. Отправляла электронные письма. Блюму. Гите. Больному ребенку в Италии, за которым когда-то ухаживала, давней подруге в Лондон. Она переписывалась с половиной мира. Был при ней лэптоп?

– Благодарю за столь подробное объяснение. Нет, лэптопа я не видел.

– А как насчет блокнота?

Пауза: он рылся в памяти и облекал ложь в слова.

– Блокнота я тоже не видел.

– Чего еще вы не видели?

Вудроу не счел нужным отвечать. Роб откинулся на спинку стула и вроде бы принялся изучать потолок.

– А как выглядела Тесса? – наконец поинтересовался он.

– Едва ли кто может хорошо выглядеть, родив мертвого ребенка.

– И все-таки.

– Слабой. Растерянной. Депрессивной.

– И вы говорили только о Джастине. Ее любимом муже.

– Насколько я помню, да.

– Сколько вы пробыли у нее?

– Время я не засекал, но думаю, минут двадцать. Мне не хотелось утомлять ее.

– Значит, вы двадцать минут говорили о Джастине. Отрабатывает ли он свою овсянку и все такое.

– Разговор часто прерывался, – ответил Вудроу, краснея. – Когда у человека температура, он обессилен и только что лишился ребенка, трудно ожидать легкой, непринужденной беседы.

– Кто еще присутствовал?

– Я вам уже сказал. Я пришел один.

– Я спрашивал не об этом. Я спрашивал, кто еще присутствовал при вашем разговоре?

– Например?

– Например, тот, кто присутствовал. Медицинская сестра, врач. Еще посетитель, кто-то из ее друзей. Подруга. Друг. Африканец. Например, доктор Арнольд Блюм. Почему я должен все из вас вытягивать, сэр?

Демонстрируя свое раздражение, Роб рассек рукой воздух, перекинул ногу на ногу. Вудроу показал, что вновь роется в памяти: нахмурился, сведя брови к переносице.

– Раз уж вы упомянули об этом, Роб. Вы, конечно, правы. Как-то вылетело из головы. Когда я пришел, там был Блюм. Мы поздоровались, и он покинул палату. Полагаю, наше общение ограничилось двадцатью секундами. Если вам того хочется, двадцатью пятью.

Но наигранная беззаботность Вудроу давалась ему дорогой ценой. Кто сказал Робу о том, что Блюм сидел у ее кровати? И он чувствовал, чувствовал, что этим дело не закончится. Боялся, что придется вспоминать о том, что Портер Коулридж строго-настрого наказал забыть.

– И что, по вашему разумению, там делал Блюм, сэр?

– Он не объяснил, она – тоже. Он врач, не так ли? Помимо прочего.

– А что делала Тесса?

– Лежала на кровати. Что еще она могла делать? – фыркнул он, на мгновение потеряв голову. – Играть в блошки?

Роб вытянул ноги, явно наслаждаясь своими огромными ступнями.

– Не знаю. Что еще она могла делать, Лес? – спросил он свою напарницу.

– В блошки она определенно бы играть не стала. Лежа на кровати. Что еще она могла делать, спрашиваем мы себя.

– Я бы подумала, кормить грудью черного младенца, – ответила Лесли. – Пока его мать умирала.

Какое-то время в кабинете слышались только шаги в коридоре, кто-то проходил мимо, да шум проезжающих по улице автомобилей. Роб протянул руку, выключил диктофон.

– Как вы сами указали, сэр, – вежливо заметил он, – времени у нас мало. Поэтому убедительно вас прошу, не тратьте его понапрасну, уходя от ответов на вопросы и относясь к нам, как к дерьму, – он включил диктофон. – Будьте любезны, если это не затруднит вас, рассказать своими словами об умирающей в палате женщине и ее младенце, мистер Вудроу, сэр. Пожалуйста. От чего она умирала, кто пытался ее лечить и как, – словом, обо всем, что вам о ней известно.

Загнанный в угол, возмущаясь тем, что ему приходится в одиночку держать оборону, Вудроу потянулся к аппарату внутренней связи, чтобы заручиться поддержкой посла, да только вспомнил, что связаться с Коулриджем – трудное дело. Прошлым вечером, когда Вудроу пытался переговорить с ним наедине, Милдрен ответил, что босс беседует с американским послом и беспокоить его можно только при чрезвычайных обстоятельствах. А утром Коулридж «работал с документами в резиденции».