Глава третья

Это была большая старая сосна с массивным красноватым стволом. Вырванная бурей, она рухнула, придавив молодые деревца. Под ней и притаился Аскер. Он лежал неподвижно, чутко прислушиваясь к шорохам. Сколько часов прошло после боя с фашистами, а он все ещё ничего не знает о судьбе группы сержанта Авдеева! Удалось ли ей уйти от преследования и благополучно вернуться в часть? Немцы воюют умело, они знают своё дело и провести их не так-то легко… Хотелось верить, что Авдеев сумел обойти вражеские ловушки. Но, если это так, то вовремя ли доставлено донесение? Успеет ли командование принять меры, чтобы сорвать замысел гитлеровцев?..

Аскер почувствовал сильную слабость, головокружение. Разведчика одолевал голод. Отчаянно хотелось пить — губы пересохли, потрескались.

Керимов взглянул на часы. Его штурманский хронометр с герметически завинчивающейся крышкой и светящимся циферблатом выдержал все испытания и работал отлично. Было около трех часов ночи. Да, Авдееву уже давно следовало добраться до своих… А что, если врагам удалось настичь разведчиков?.. Неужели всё оказалось напрасным, и сейчас самоходки и танки гитлеровцев выползают на исходные для наступления рубежи?.. Керимов скрипнул зубами от отчаяния, от сознания собственного бессилия, шумно перевёл дыхание. Но так или иначе, сейчас, в самое ближайшее время, все должно выясниться.

Тишина стала невыносимой. Её не нарушало ничто — ни шелест листвы, выкрик ночной птицы. Казалось, что и лес замер в ожидании и чутко внимает тому, что творится у линии фронта…

Не в силах больше находиться в бездействии, Аскер осторожно выбрался из своего убежища. Вдруг он замер. Почудилось, что далеко-далеко возник какой-то гул. Прошла минута, и офицер уже решил было, что ошибся. Но вот гул послышался снова — уже несколько громче. Это был теперь очень далёкий, розный, постепенно нарастающий рокот. Можно было определить, что он идёт с востока.

Аскер затаил дыхание. Он стоял, вцепившись пальцами в волосы, напряжённо вглядываясь в темноту.

— Ну! — шептал он. — Скорее… Скорее же!..

И вот на востоке раздался приглушённый расстоянием взрыв, за ним — второй, третий. И скоро в прифронтовом немецком тылу взрывы слились в один общий, непрекращающийся грохот. В небо взметнулись столбы пламени, воткнулись голубые ножи прожекторов, потянулись светящиеся пунктиры артиллерийских трасс.

При первых же взрывах Аскер вскарабкался на высокое дерево. Прижавшись щекой к шершавому стволу, наблюдал он за работой советских бомбардировщиков, громивших бронированную группировку гитлеровцев. Да, теперь он не сомневался в том, что Авдеев и его солдаты доставили донесение вовремя!

…Тусклый и сумрачный наступил рассвет. А затем показалось солнце — большое, багровое, с трудом пробивавшееся сквозь клочья чёрного дыма.

Пошли вторые сутки пребывания Аскера в немецком тылу. Он все ещё находился в своём убежище под корнями старой сосны. Разведчик сосредоточенно обдумывал план возвращения к своим. Двигаясь пешком, он не смог бы добраться до линии фронта — отсюда до передовой были многие десятки километров. И на каждом шагу он рисковал напороться на врага. Нет, следовало найти другой способ, более надёжный и быстрый.

После долгих раздумий разведчик решил раздобыть транспорт. Он выбрался из укрытия и осторожно двинулся по лесу вдоль проходившей неподалёку дороги. Пришлось пройти километров пять, прежде чем он отыскал подходящий участок. В этом месте шоссе круто взбиралось на холм, и шедшие снизу машины с трудом преодолевали длинный песчаный подъем. Здесь-то он и подкараулит какого-нибудь одинокого мотоциклиста…

Офицер проверил пистолет, взобрался на дерево, низко протянувшее ветви над полотном дороги, стал наблюдать.

Не знал Аскер, что и сам он является объектом тщательного наблюдения. В те минуты, когда он крался вдоль шоссе, его заметили группа людей, прятавшаяся неподалёку в кустах. Руководил группой пожилой мужчина в чёрной пиджачной паре и сапогах, перепоясанный толстым солдатским ремнём с подсумками, с кавалерийским карабином в руках. На голове его была кожаная фуражка, на носу красовалось пенсне.

Человек в пенсне сделал товарищам знак, и они двинулись следом.

— Наш, — прошептал один из группы, молодой парень в серой немецкой шинели с обрезанными полами.

— «Наш», — передразнил его другой, — Откуда ему взяться здесь, нашему-то? И — вооружён!

— А чего он тогда прячется?

— Тихо! — человек в пенсне поднял руку, и все умолкли. — Поглядим, подождём. Не нравится он мне что-то…

У командира партизанской десятки было достаточно оснований для сомнений. Беглый советский офицер здесь, во вражеском тылу, где нет ни одного лагеря пленных, слишком уж оборванный и истерзанный — все это очень походило на маскарад, разыгрываемый, чтобы забросить к партизанам провокатора. За последнее время гитлеровцы дважды пытались разгромить отряд, но обожглись. Теперь, видно, они придумали другое — выпустили в лес агента в расчёте на то, что партизаны подберут его. Ну, а потом тот сделает своё дело…

— Кончать его надо, — проворчал партизан в немецкой шинели. — Дать ему девять граммов и точка! — Он оттянул курок затвора карабина и вопросительно поглядел на командира.

Но тот не торопился. Неизвестный — это «язык». И, видимо, ценный. Он должен быть доставлен в штаб отряда. А там уже решат…

Однако наблюдавшие за Керимовым партизаны были вскоре озадачены. Неизвестный повёл себя странно. Он взобрался зачем-то на дерево, затаился и стал изучать шоссе.

А на дороге происходило много интересного. По ней проходили искорёженные танки и самоходки, буксируемые тягачами. Их обгоняли санитарные и грузовые машины с ранеными.

Вот с востока показался открытый белый автомобиль. «Штеер», — тотчас же определил Аскер, уже не раз имевший дело с трофейными машинами. Автомобилем управлял одинокий офицер. Как раз то, что нужно! И дорога к тому же пустынна. Разведчик весь напрягся, изготовился для нападении. Машина проползёт под ним совсем медленно, и тогда…

Однако, путая все расчёты, на противоположном конце шоссе появился встречный автомобиль — большой коричневый кабриолет. В нем находилось несколько человек — какие-то военные.

Машины встретились. И вдруг из леса загремели винтовочные выстрелы, дробно забил автомат. Коричневый автомобиль резко свернул в кювет и опрокинулся. «Штеер» остановился. Из него выскочил офицер и метнулся в лес. Вновь ударил выстрел. Офицер захромал, свалился на дорогу.

Партизаны! Аскер спрыгнул с дерева. Здесь его схватили чьи-то сильные руки.

В это же время два других партизана выскочили на шоссе, подняли и уложили в белый автомобиль раненого немца; один из них сел за руль и осторожно перевёл машину через кювет в лес. Остальные торопливо вытаскивали из коричневого автомобиля убитых, снимали оружие, обшаривали в поисках документов карманы и сумки.

Допрашивал Аскера начальник штаба отряда — командир отряда и комиссар отсутствовали. Это был мужчина лет шестидесяти, высокий, худой с большими чуть навыкате глазами, полуприкрытыми тяжёлыми красноватыми веками, будто он смертельно устал и вот-вот заснёт. Но так только казалось. Начальник штаба внимательно приглядывался к пленному, ставя ему одну ловушку за другой.

В разгар допроса вернулся командир отряда с комиссаром. Они вошли в штабную землянку, и Аскера по знаку начальника штаба на время увели. Через час он был вновь доставлен на допрос. За это время многое прояснилось. Группы партизан во главе с командиром отряда и комиссаром, совершившие далёкую вылазку на восток, оказались свидетелями переполоха, который подняли немцы, разыскивая кого-то в лесу, видели бомбёжку гитлеровских войск. Все это в точности согласовывалось с тем, что рассказал Аскер. К тому же раненый немецкий офицер, ехавший на белой машине, подтвердил, что была обнаружена разведка русских и одной группе советских разведчиков удалось ускользнуть.

Теперь все выглядело по-другому. Аскеру развязали руки, пригласили сесть. Начальник штаба, откинувшись на спинку скамьи, сказал:

— Ладно, старший лейтенант теперь все в порядке.

И он, улыбнувшись, протянул офицеру руку.

Комиссар отряда, молодой человек с голубыми, почти прозрачными глазами на заросшем бородой лице, встал и взял разведчика за плечи.

— Здорово это у тебя получилось, друг, — с уважением оказал он. — Железа там наломали — страсть! Возить его немцам — не перевозить… Ты кто — русский? Вроде, непохож.

— Азербайджанец.

— Ну, на азербайджанца — и вовсе. У вас ведь все черноволосые. А ты вроде… прости меня, фриц!

Аскер промолчал и только чуть развёл руками, как бы говоря, что не виноват в этом.

— Ладно, — усмехнулся комиссар, — расспросы потом. Иди, друг, поешь и возвращайся. Начальник штаба оказал, будто ты хорошо знаешь немецкий. Поможешь разобраться с этим. — Он кивнул на лежавшие на столе документы гитлеровцев.

Партизаны, захватившие Аскера, ждали неподалёку от землянки. Командир десятки и парень в немецкой шинели привели разведчика на кухню и, пока он ел, рассказали, как охотились за ним.

— Тебя, брат, держали на мушке, как тетерева, — сказал партизан в пенсне. — А этот вот хотел уже того… — Он кивнул на парня в шинели и сделал выразительный жест, будто спустил курок.

Парень в шинели засопел и отвернулся. Потом он полез в карман, вытащил кисет, распустил шнурок и предложил Аскеру закурить.

Вышли из кухни вместе. Аскер, видя смущение партизана, дружески хлопнул его по плечу и сказал, что на его месте поступил бы точно так же. Парень посветлел. Он проводил офицера до штабной землянки.

Комиссар и начальник штаба ждали Аскера, молча пододвинули ему документы немцев.

Разведчика тревожило: смогут ли партизаны помочь ему перебраться через линию фронта. Он спросил об этом.

Начальник штаба задумчиво погладил подбородок, свернул папиросу, вставил в большой янтарный мундштук и закурил.

— А остаться с нами не желаешь?.. Понимаешь, люди нам очень нужны. А ты и офицер, и коммунист, и разведчик!..

Аскеру вкратце рассказали об отряде. В этот район он недавно перебазировался с востока Украины. В пути и на новом месте было немало стычек с карателями, и отряд сильно поредел. Сейчас он пополняется — жители окрестных сел бегут от фашистов в лес. Но опытных воинов мало. Особенно недостаёт командиров с офицерской подготовкой и разведчиков.

Аскер задумался, потом сказал: его судьбу может решить только командование. Если оно найдёт нужным, чтобы он остался у партизан, тогда, конечно…

— Ладно, — весело сказал комиссар, — с командованием вопрос уладим. А пока — давай, читай!

Аскер просмотрел документы. Большинство не представляло интереса. Это были удостоверения личности и командировочные предписания двух старших офицеров, очевидно, интендантов, какие-то счета и накладные. Зато другие бумаги привлекли внимание партизан.

Документов было три — удостоверение личности дивизионного абвер-офицера обер-штурмфюрера СС Курта Краузе, командировочное предписание, согласно которому тот следовал в одно из управлений абвера по вызову, и, наконец, исписанный мелким почерком листок — письмо Курту Краузе.

«Курт, — писал неизвестный корреспондент, — сегодня, наконец, я узнал, что тебя вызывают. Вопрос решён. Сейчас оформляют вызов. Но он может задержаться, и я опешу предупредить тебя о радостной вести. Отправляю это письмо и уезжаю сам: командировка на фронт, примерно на три месяца. Приедешь, остановишься у меня. Тебе откроет этакая птичка со стреляющими глазами. Это моя квартирная хозяйка, фрейлен Амелия. Она предупреждена и ждёт тебя. Будь с ней ласков и щедр. Она этого заслуживает, ибо умеет делать все… Впрочем, ты убедишься в этом сам. Я тебе это великодушно разрешаю, негодник ты этакий! Теперь об управлении. Я мучаюсь — ни одной знакомой морды. Наверное, ты тоже не найдёшь никого, кто бы знал тебя. Но это в конце концов — к черту! Главное, что здесь лучше, чем на фронте. Итак, до свидания. Не горюй, я скоро вернусь».

Аскер, переводивший письмо вслух, умолк и поднял глаза на собеседников.

— Все? — опросил комиссар.

— Да.

— А подпись?

— Неразборчива. — Разведчик показал на закорючку в конце письма.

— Так, — задумчиво протянул начальник штаба. — Не довелось, значит, Краузе послужить в тылу. Вот и эта, как её, фрейлен… будет ждать. — Он усмехнулся, взял письмо, подержал в руках и брезгливо отбросил.

Аскер раскрыл удостоверение личности Курта Краузе. С фотографии на него смотрели тусклые водянистые глаза на круглом маловыразительном лице. Разведчик осторожно закрыл книжечку, покосился на письмо.

Вскоре Керимова отпустили. Он был рассеян, задумчив. С полчаса возился с трофейным автомобилем. Затем он попросил, чтобы ему разрешили допросить Краузе.

— Хорошо, — сказал начальник штаба, зажигая потухшую самокрутку.

— Только ещё просьба… Я хочу, чтобы на допросе присутствовали руководители отряда — вы, командир, комиссар.

— Это зачем? — Партизан вынул мундштук изо рта и выковырял окурок.

— Можно, я скажу об этом после?..

Начальник штаба пожал плечами, подумал и передал командиру просьбу разведчика.

В землянку привели пленного. У него была забинтована нога, он хромал и опирался на палку.

— Садитесь, — сказал по-немецки Аскер.

Пленный быстро взглянул на него и тяжело опустился на табурет.

— Фамилия и имя, звание, род войск, — Аскер постучал пальцем по столу. — Предупреждаю: отвечать точно, не врать!

— Отвечать не буду. — Пленный дёрнул плечом. — И готов умереть.

— Будете!.. Хотя я знаю, что упрямство отличает пруссаков.

Брови Краузе дрогнули.

— Откуда вы знаете, что я пруссак?

Аскер иронически посмотрел на немца.

— Акцент. Акцент, герр Краузе. Рыбаков с косы Фрише-Нерунг — из Пилау, например, — по говору за километр отличишь от любых других немцев.

— Но я не рыбак! — Краузе гордо выпрямился.

— Знаю, — махнул рукой Аскер.

— И там не жил.

— Тоже догадываюсь. Вам нечего было делать в Пилау. Юнкеры и их отпрыски предпочитают окрестности или ближние районы — Велау или, скажем, Раушен: там масса приятных местечек, а поместья — одно лучше другого… Кстати, — Аскер взял со стола мундштук и обернулся к начальнику штаба, — этот ваш мундштук оттуда. Там, в особенности в Пальминикене, столько чудесного янтаря!

Начальник штаба кивнул. Партизаны видели, что разведчик ведёт игру и, хотя не догадывались какую, не мешали, ожидая, что же будет дальше.

Аскер продолжал. Будто забыв о пленном, он долго рассказывал о Восточной Пруссии, поминутно переходя с немецкого языка на русский и вновь на немецкий. Потом он опять обратился к немцу.

— Ну, будете отвечать?

— Кто вы? — тихо спросил Краузе.

Аскер стукнул кулаком по столу.

— Вопросы задаю я. Отвечать!

— Нет, — Краузе встал и стиснул палку. — И я знаю, кто вы. Подлый предатель, вот кто!

Аскер усмехнулся и опустил на мгновенье глаза, пряча вспыхнувшие в них огоньки.

— Ошибаетесь. Я не немец и никогда не был в Пруссии.

— Ложь, — выкрикнул Краузе. — Подлая ложь! Вы оттуда. И будь я проклят, если не видел вас уже где-то… Сдаётся мне, даже в мундире германского офицера!

Это было все, чего добивался разведчик. Он попросил, чтобы пленного увели.

Когда за немцем затворилась дверь, Керимов обернулся к партизанам и взволнованно сказал:

— Прошу извинить меня за этот… театр!

Те с любопытством глядели на него. Командир отряда, полный человек лет сорока, одетый в зеленые бриджи и трофейную замшевую куртку, встал и засунул руки в карманы штанов.

— А зачем он вам понадобился?

Аскер вынул из-за пазухи толстый пакет.

— Часа два назад я внимательно обыскал автомобиль пленного. Эти бумаги оказались под сиденьем. В пакете личное дело на Курта Краузе и служебная записка. А вы знаете, куда он направлен — в одно из управлений абвера!.. Абвер вместе с гестапо — самые опасные учреждения фашистов. И каждый советский разведчик в этой змеиной норе — такой удар по врагу!.. Допрашивая пленного, я устроил себе самый придирчивый экзамен. И, мне кажется, его выдержал. Краузе признал во мне немца. Я убеждён, что могу ехать в абвер вместо Курта Краузе. Конечно, рискую. Больше того: шансы на успех очень невелики. Но они есть. Значит, надо попытаться. Второго такого случая может и не быть.

В землянке воцарилось молчание. Потом комиссар отряда сказал:

— Его же, этого Краузе, знают там. Влипните в первый же день.

— Не знают, в том-то и дело! В письме об этом говорится.

— А сам автор письма?

— Он в командировке, да ещё на три месяца! — Аскер взял письмо, поглядел на дату. — Отправлено неделю назад. Значит, у меня верных семьдесят-восемьдесят дней. За это время столько можно успеть!.. Фотограф в отряде есть?

— Есть и фотограф, есть и специалист — любую печать сделает. И мундир можно подобрать. Только без разрешения я никуда тебя не пущу. — Комиссар покачал головой.

— Или снарядим группу и переправим вас через линию фронта, — сказал командир отряда. — А там договаривайтесь и — хоть к черту на рога.

— Нельзя ждать. Не успею. — Керимов порывисто встал. — Курту Краузе дано четверо суток на дорогу. Опоздать к месту назначения — значит, вызвать лишние расспросы, а то и подозрения. Это плохое начало… Кроме того, в предписании говорится: следует в такой-то машине, такой-то номер. А где я возьму другой «штеер»?.. Но я и не думаю решать все самостоятельно. Рация ваша в порядке?

— Да, — ответил начальник штаба.

— Отлично. Мы составим текст сообщения, зашифруем и отправим. Я укажу адрес, по которому ваши начальники на «большой земле» должны будут переслать радиограмму. А там меня знают… И решат.

Партизаны видели, что Керимов что-то не договаривает и понимали: очевидно, не имеет права.

Вскоре текст сообщения был составлен и передан через линию фронта.

В томительном ожидании прошёл день. Керимов бродил по лагерю, разговаривал с людьми, даже шутил. Но делал он все это как-то механически. Мысли его были заняты другим. Он очень нервничал.

Ночь наступила. Разведчик долго ворочался в постели, пока не забылся тревожным сном. Только он закрыл глаза, как в землянку вошёл посыльный, тронул его за плечо.

Керимов вскочил на ноги. Сон с него мигом слетел.

— Ну? — выдохнул он.

— Вас вызывают в штабную землянку, — сказал партизан.

Разведчик поспешил туда. Его встретил начальник штаба.

— Вам приказано ждать, — сказал он.

Через час радист принял новую шифровку. Вечером партизанам предлагалось встречать парашютиста.

…Самолёт появился над лесом ночью. Он точно вышел на скрытую в чаще поляну, где были зажжены сигнальные костры, сделал круг, затем сбавил газ. И вот уже партизаны заметили спускавшегося с неба гостя.

Вскоре посланец «большой земли» сидел в штабной землянке. Это был подполковник специальной службы — пожилой человек, полный, медлительный в движениях, молчаливый. Он пил чай, курил трубку и слушал доклад Керимова.

Затем подполковник так же неторопливо изучил захваченные документы Курта Краузе, сделал несколько пометок в блокноте и попросил привести пленного, которого допросил на чистейшем немецком языке.

Следующие полтора часа подполковник провёл в землянке радиста, сам установил связь и обменялся со своим начальством радиограммами.

Закончив работу, подполковник отыскал Аскера Керимова, и они неторопливо двинулись к темневшим неподалёку деревьям. Там офицеры остановились. Подполковник сказал:

— Товарищ Керимов, руководство нашло возможным принять предложенный вами план…

Сказано это было просто. Подполковник говорил тихо, делая короткие паузы между словами. Но вместе с тем в голосе его чувствовалось волнение, какая-то торжественность.

Чувства эти передались Аскеру. Он закусил губу, побледнел. На виске забилась, запульсировала жилка.

Помолчали.

— Я должен вас спросить, — сказал подполковник. — Чувствуете ли вы себя абсолютно готовым? Хватит ли сил, выдержки, воли?..

— Хватит, — хрипло проговорил Аскер.

— Хорошо. — Подполковник поднял голову и, глядя ему в глаза, сказал: — Гвардии старший лейтенант Керимов, передаю боевой приказ. Вам предстоит внедриться в систему абверштелле!

Он опустился на валявшееся рядом бревно, указал Аскеру на место возле себя.

— Конкретного задания пока не получите. Ваша цель — проникнуть во вражескую среду и ждать. Никакой работы, шока вас не отыщет связной. Он и передаст все, что нужно… Впрочем, об этом поговорим после. А сейчас все внимание пленному. Мы должны знать все, что касается его самого, его старой и новой службы, связей, родственников, друзей и прочего… Словом, все детали. Вы понимаете меня?

— Так точно, товарищ подполковник.

— И особенно подробно надо установить все об авторе письма, которое оказалось при Краузе… как его?

— Мориц Келлер.

— Да, о штурмфюрфе Морице Келлере… Времени у нас мало — через сутки вы должны быть уже в дороге. Поэтому начнём допрос немедленно. Кое-что нам известно. Полагаю, что к утру станет ясно и остальное. Потом вы ляжете отдыхать, а я буду думать. Во второй половине дня работаем вместе. — Подполковник задумался, потёр виски. — Да, необычайно трудную предстоит решить задачу… Она сложна вдвойне, ибо мы сильно ограничены во времени… Ладно! — Он встал, решительно разрубил ладонью воздух. — Отправляйтесь к командиру отряда и попросите, чтобы нам выделили свободную землянку и доставили туда пленного.