"Поп и работник" - читать интересную книгу автора (Каледин Сергей)3Бабкину снилась женщина, Валда Граудиня, медсестра рижского дурдома, где Бабкин этим летом безуспешно лечился от заикания, обнимала его своими полными плавными руками и называла осень «бабское лето»… – Во-овкя!.. Вовкя!.. Бабкин, не открытая глаз, привычно потянулся к полке, где за магнитофоном возле будильника лежали спрятанные от дочери очки. Рука его наткнулась на шершавую стену. Другой рукой Бабкин по-слепому стал нашаривать деревянный заборчик детской кроватки, чтобы проверить, сухая ли Танька, но вместо дочери рука его нащупала пустоту. Бабкин открыл глаза: с обитого фанерой потолка свисала голая лампочка. За лампочкой в углу под иконой мерцала лампадка. Бабкин вспомнил, что он церковный истопник. В комнату всунулась Вера Ивановна. – Спишь? Все царство небесное проспишь! Одеись. В алтаре всю ночь огонь горел. Тебя будить не стала, храм сама подтопила, глянь в окно: в алтаре огонек шевелится. Как не спалилось-то?.. Потекло бы на престол, на покрывало, в алтаре пол деревянный. Бабкин поискал очки, очков не было. Он нагнулся: может, на полу? Очки от резкого нагиба съехали со лба на нос, жнь прояснилась. Из пасти растворомешалки торчал черенок лопаты. Бабкин покачал его. Лопата не поддавалась. – Захватился цемент, влагу натянул, – проворчала Вера Ивановна, открывая церковь. – Вот такие работнички у Господа Бога. Бабкин шагнул внутрь, но это была еще не церковь. По стенам тамбура стояли лавки, под лавками несколько колоколов, в углу мутный полупрозрачный мешок с надписью «Мочевина», доверху наполненный бурыми свечными огарками, похожими на креветок. – Старая чума… – ворчала Вера Ивановна, не совладав со следующим замком. – Ну-ка покрути. Бабкин открыл замок, пропустил вперед старосту и вошел сам. Две недели Бабкин числился истопником, а в самой церкви ни разу еще не был: на буднях церковь закрыта, а в выходные постеснялся зайти – в угле весь, грязный, потный… Вера Ивановна шмыгнула направо в угол, где стоял большой сундук, над сундуком висела грамота: «Дана Князевой Вере Ивановне, старосте Покровской церкви села Алешкина Московской области, в благословение за труды во славу святой церкви…* Вера Ивановна присела на сундук, подперла голову рукой. – А зачем мы сюда пришли, не помнишь?. Бабкин пожал плечами. – Откуда это? – Он кивнул на грамоту. – Кагор надо проверить, вот что, – Вера Ивановна открыла сундук. – Вызвал меня в Москву митрополит, думала, может, денег даст. Нет – дал грамоту. Над царскими вратами ближайшего к сундуку алтаря среди икон Бабкин узнал «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи. – Это н-не икона. За спиной хлопнула крышка сундука. – Пальцем не тычь. А то я не знаю. Картинка. Тут много икон поъято. Какие раньше за вином ушли от позапрошлого батюшки, прости его душу грешную; какие в этом годе лихоманы уворовали. Собаку привели, собака понюхала, а что толку? Батюшка наш и не печалится особо. Новых, говорит, икон ребята нарисуют, богомазы, лучше старых. Чем болтать, иди огонь туши. Бабкин с опаской шагнул на забранный ковровой дорожкой амвон центрального алтаря и толкнул указанную старостой дверь. – Ты точно крещеный? – заволновалась Вера Ивановна. – Точно, – сомневаясь, кивнул Бабкин. Он шагнул в алтарь. Сердце застучало, хотя школы и вечернего института Бабкин знал, что Бога практически нет. Иисус Христос, нарисованный на матовом стекле в полный рост, в белом хитоне, раскинув руки, внимательно следил за действиями Бабкина. Бабкин на цыпочках бесшумно подкрался к престолу – мраморному кубу, покрытому парчовым покрывалом, – тихонько задул лампадку в огромном семисвечнике. Потушенный фитилек задымился, дымок спирально потянулся вверх. Перед семисвечником под стеклянным колпаком стоял бронзовый ящичек старинной выделки. – Вовка! – крикнула в открытую дверь следившая за ним с амвона Вера Ивановна. – Ничего не трог на престоле! Выходи давай! Ковчег, гляди, не трог – там дары святые! Бабкин напоследок оглядел алтарь. На стене у окна рукомойник, такой же, как в трапезной, письменный стол, заваленный книгами, покосившийся платяной шкаф, одна створка закусила обтрепанный, шитый золотом подол ры. Он вышел алтаря. – К иконе приложись. Бабкин замялся. – Я, к-когда договор в исполкоме оформлял, сказал: не буду в обрядах п-при-нимать… – А кто тебя принимать просит? К иконе приложись и не принимай. Бабкин поцеловал босые облупившиеся ноги указанного ему мрачного святого. – Сделал бы ты еще, Вовка, доброе дело. Починил бы свет на клыросе. – Вера Ивановна пошатала лампу на складкой ноге, привинченной к аналою. – Телепается туда-сюда!.. Такая же лампа была у жены Светланы для печатания на машинке, только у Светланы финская, а эта отечественная, с зеленым конторским колпаком. Светлана работала машинисткой-надомницей, несмотря на высшее образование. Работать она умудрялась почему-то только вечером, когда Бабкин с головой, распухшей от заводских чертежей, притаскивался домой. Не раз он малодушно мечтал сломать пишущую машинку, несмотря на стоимость в четыреста рублей. – Инструмент надо, – солидно сказал Бабкин. – Им бы только отпеть свое, а там хоть трава не расти, – бормотала Вера Ивановна. – И батарея у того алтаря капает… Таз подставляю. У меня ведь и ключ есть на батарею, зубастый такой… А дров, Вовка, больше в батюшкин дом не носи! Одной мокроты нанес вчера, я все назад сволочила. Женя-артист придет, наносит. Ты за котлами надзирай. У старого котла колосники прогорели, топи не топи… Батюшка-то не больно беспокоится, все бы только блеск навести, а от того блеска сердце чернеет… – Есть кто? – раздался в притворе полупьяный веселый бас. В дверях топтался здоровый мужик в праздничном костюме, с галстуком. – Покойницу привезли… Батюшка здесь? Вера Ивановна, вытирая руки о халат, деловито направилась в свой угол. – Чего ему здесь делать на неделе? – проворчала она, доставая ведомость. – Дома отдыхает. В субботу будет. – Понял, – кивнул мужик. – Значит, пускай она тут пока полежит? – Ты что? Как я ее до субботы беречь буду?! Пошлем батюшке телеграмму, пусть приезжает отпевать… – Вера Ивановна сунула мужику лист бумаги. – Пиши имя, фамилие, сколько лет, возраст… – Мое? – На кой мне твое? Ее пиши, покойницы. – Колюбакина Антонина Егоровна, – старательно, по складам пронес мужик, заполняя нужную графу. Вера Ивановна медленно выпрямилась и зловеще взглянула на мужика. – Какая Колюбакина? Тонька? – Тетя Тоня. – Так она ж полмесяца назад померла. Если не больше. – Почему? – удивился мужик и протянул руку к двери, как бы прывая покойницу подтвердить. – Позавчера! А тогда у ней первый удар был. Да вон она, тетя Тоня, поди проверь. Вера Ивановна не стала дослушивать, вышла церкви. Вернулась недовольная. – Не может эта Тонька без проказ!.. Молебен полным чином? – Как положено. – Двадцать рублей. Мужик полез за деньгами. Вера Ивановна обернулась к Бабкину. – У тебя мотоцикл не балует, на ходу? Ехай к Катерине на почту, пошли батюшке телеграмму или позвони. А лучше ехайте в Москву вместе, разом и свечей купите. Пока погода, пока дорога, хоть дело сделаете. Покушай мигом и ехай, а то потом батюшка деньги побегит зарабатывать, не застанешь. В трапезной бормотала Шура. Она поклонилась Бабкину и продолжала крошить яйцо в миску с молоком. – Вот мужчина обходительный, всегда и покушать предложит, и бранного слова не услышишь… Влиятельный мужчина… ох, ох… Белток сама покушаю, а желток отдам кисе… Спасибо вам за ваше доброе… – Чего? – не напрягаясь спросил Бабкин, Шуру он давно уже слушать перестал. Но и Шура не слушала Бабкина. – Сегодня уезжаете, больше не приедете? – с непонятной надеждой, не вяжущейся с предыдущим воркованием, заулыбалась она. – В городе хорошо… На праздник потретов нарядют… Все со шпагами выступают, военный парад… В трапезную вбежала Вера Ивановна с деньгами в руках. – Деньги большие, спрячь на теле. И рыбы кошкам купи, а то они вон с ног валятся. Колбасы себе возьми сухой, рулон. По одиннадцать. Бабкин завел мотоцикл. Из-за церкви выскочил Бука и понесся к нему. Вера Ивановна на всякий случай прихватила подол. – Запер бы кобеля. Бука подлетел к Бабкину, но, как всегда, по дурости не успел вовремя сбросить скорость и боком стукнулся о его ноги. Бабкин почесал Буку за ухом. – Не надо з-запирать. Пусть так. Вера Ивановна распахнула ворота. Бабкин крутанул газ. – Стой! – вдруг крикнула Вера Ивановна. – Картошки мешок возьми батюшке! Катерина Ивановна сдавала смену на коммутаторе. – В Москву позвонить не желаешь? – Д-дорого? – За бесплатно. Номер в Москве? – 152-38-46. Катерина Ивановна протянула ему трубку. – А-ало! – Мой папа Вова? – ясным голосом спросила Таня. Бабкин понял: не надо было звонить, потому что сказать он ничего не сможет. Заклинило. – Т-таня? – с трудом вытолкнул он. – Ты… босиком? – Босиком… Мамочка в магазин ушла… А у тебя ухи мерзнут? У Буки тоже, что ли, мерзнут? – Д-до свидания, Таня. – Бабкин положил трубку и закрыл глаза, почувствовав лютую одинокость и подступившие слезы. – Позвал бы жену-то, – посоветовала Катерина Ивановна, – Все равно помиритесь, чего друг дружке нервы рвать? – Слышь, Кать, – сказала сменщица, регулируя наушники по голове, – а Магомаев-то сейчас в браке, не знаешь? – Да у него Синявская Большого театра. – А чего он тогда все воет: «Прощай, прощай…»? |
|
|