"Ночь с дьяволом" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)

Глава 8, в которой мистер Амхерст выполняет работу Всевышнего

Маркиз Раннок вставал рано. Эта привычка укоренилась в нем в те годы, когда он вел разгульный образ жизни и когда, для того чтобы выжить, научился, не сомкнув глаз всю ночь, стрелять без промаха на рассвете. Хотя большинство своих наименее приятных склонностей к этому времени ему удалось победить, с некоторыми из них ему все еще приходилось бороться, в первую очередь со вспышками ярости и случавшимися время от времени приступами бессонницы. За последнее время и то, и другое приняло угрожающие размеры, потому что — хотя об этом едва ли кто-нибудь догадывался, кроме его жены, — маркиза одолевали сомнения.

В то утро Раннок стоял у заново застекленного окна библиотеки, задумчиво глядя поверх края кофейной чашки на цветники, которые едва ли мог разглядеть. Вчерашний ночной туман превратился в непроницаемый «гороховый суп» [11], который словно в вату закутал Страт-Хаус, подобно стеклянной елочной игрушке, которую убирают в коробку до следующего Рождества. Большинство членов семьи еще валялись в постелях; поднялись только его жена Эви и его подопечная Фредерика. Он боялся, что обе они спали не лучше, чем он, причем по той же причине.

Дверь в библиотеку открылась, выведя маркиза из задумчивости. Повернувшись, он с удивлением увидел Маклауда. Дворецкий держал в руках небольшой серебряный поднос, посередине которого лежала визитная карточка. Раннок издал неприязненный горловой звук, значение которого было понятно только соотечественнику-шотландцу.

— Да, милорд, — озадаченно произнес Маклауд. — Слишком рано.

— Значит, это какой-то болван, — проворчал Раннок. — Ну, выкладывай. Какой дьявол осмелился беспокоить меня в столь ранний час?

Маклауд кисло усмехнулся:

— Если судить по его мрачному виду, то это и есть сам дьявол собственной персоной.

Раннок взял визитную карточку и взглянул на нее.

— Боже мой!

— Прикажете пригласить?

К тому времени как появился Бентли Ратледж, Раннок успел подкрепиться еще одной чашечкой кофе. У него мелькнула мысль подкрепиться чем-нибудь покрепче, но он ее сразу же отбросил. Одному Богу известно, во что может вылиться эта встреча. Сомнения, которые ни свет ни заря подняли маркиза с постели, одолели его с удвоенной силой.

Когда Ратледж вошел, Раннок настороженно приподнялся из-за стола. Молодой человек решительным шагом пересек комнату. Затем небрежным жестом он швырнул скрепленный печатью документ на середину письменного стола Раннока.

Маркиз не отличался тонкостью обхождения.

— Сейчас всего половина десятого утра, Ратледж! — прорычал он. — Какого черта тебе надо?

Молодой человек сердито взглянул на него через стол.

— Мне нужно только то, что принадлежит мне, — объяснил он, ткнув пальцем в документ, который бросил на стол. — И я пришел, чтобы взять это.

Раннок медленно обвел Ратледжа взглядом. Он слишком хорошо знал И блеск в глазах, и напряженную позу человека, едва сдерживающего ярость. И он ни на мгновение не позволил себе недооценить противника. Ратледж был, несомненно, опасен, что он время от времени и подтверждал. В семнадцать лет он отправил к праотцам первого, но далеко не последнего противника. Он был завзятым картежником, водил компанию с подонками, был замешан в контрабанде, сбыте наркотиков, шантаже и кое в чем похуже. Одной его любовнице, портовой шлюхе, перерезали горло, когда сорвалась сделка с опиумом. Другая любовница — очень богатая, несколько раз выходившая замуж графиня, — была задушена в собственной постели. Но Ратледж всегда оставался на обочине, никогда не попадая в центр скандала, что отчасти объяснялось тем, что он, словно лев, нежащийся на солнце, казался слишком красивым и слишком ленивым, чтобы быть опасным. Верить в это было очень серьезной ошибкой.

Не сказав ни слова, он взял документ Ратледжа и, взломав печать, пробежал глазами текст. Сначала один раз, потом другой. Силы небесные! Это не сулило ничего хорошего.

— Ты, должно быть, совсем спятил, — грубо заявил он, швыряя бумагу на стол. — Ты глубоко ошибаешься. Здесь нет ничего, что принадлежало бы тебе. Фредерика д'Авийе — моя подопечная и останется под моей опекой столько, сколько я пожелаю.

Он даже не заметил руку, которая ухватила его за шиворот сюртука.

— Твоя подопечная станет моей женой, — прохрипел Ратледж, протащив маркиза за шиворот до половины стола. — И до конца сегодняшнего дня ты сам этого пожелаешь. Возможно, даже будешь на коленях меня умолять.

Ухватив Ратледжа за запястье, Раннок оторвал его руку от своего сюртука.

— Ты, дурень, похоже, только и способен на наглую болтовню, — язвительно процедил Раннок, отталкивая его. — И, как я вижу, на наглые поступки тоже. Видно, тебе очень не терпелось получить специальное разрешение, если ты посмел в такой час поднять с постели епископа.

Ратледж, уперевшись ладонями в крышку стола, наклонился к нему.

— Мы не можем терять времени, Раннок! — сердито отрезал он. — Ты и этот болван Уэйден умудрились так все испортить, что теперь она неизбежно окажется в затруднительном положении. Так что не будем терять времени и сделаем все сегодня же.

Раннок отметил, что парень был абсолютно серьезен. И кое в чем он был прав, хотя этот факт лишь еще больше выводил из себя маркиза.

— Не следовало ли подумать о том, что вы можете поставить ее в затруднительное положение, прежде чем "соблазнять ее, мистер Ратледж? — насмешливо спросил он. — Возможно, прежде чем заманивать ее к себе в постель и лишать ее девственности, следовало бы подумать о том, что она еще ребенок? Нежный, благовоспитанный ребенок, который совсем не пара такому, как ты?

Впервые с тех пор, как вошел в комнату, Ратледж смущенно опустил глаза.

— Я не отрицаю, что вы правы.

Раннок был готов к тому, что Ратледж попытается снять с себя вину за происшедшее, а когда он этого не сделал, маркиз непонятно почему вдруг взорвался.

— Но ты об этом не подумал! — взревел он, стукнув кулаком по столу. — Вместо этого ты — будучи гостем в нашем доме — позволил себе самые непристойные вольности и не оправдал нашего доверия, за что заслуживаешь пули в лоб на рассвете. И не жди, что я одобрю твою неожиданно возникшую нравственность. Не жди, что я позволю невинной девочке сочетаться браком с никчемным мерзавцем для того лишь, чтобы он мог соблюсти приличия, о которых до сих пор и понятия не имел. Видит Бог, мне следовало бы пустить тебе пулю в лоб просто из принципа… Ратледж прервал его.

— Это может оказаться труднее, чем вы надеетесь! — прорычал он в ответ. — Но как только будут произнесены слова супружеской клятвы и мисс д'Авийе окажется под защитой моего имени и моей семьи, вы можете прислать ко мне своих секундантов.

— Как бы не так! — заявил маркиз. — Уж лучше я посмотрю, как ты будешь мучиться. А мучиться ты наверняка будешь, уж я об этом позабочусь.

Губы Ратледжа скривились в презрительной гримасе.

— А ты проклянешь тот день, когда впервые увидел меня, Раннок.

— Насколько я слышал, многие проклинают этот день, — согласился он. — Но на сей раз ты неправильно выбрал свою жертву, Ратледж. А теперь убирайся из моего дома и считай, что тебе повезло, потому что я не прострелил тебе коленные чашечки.

Однако, к его удивлению, Ратледж снова уперся обеими ладонями в крышку стола и наклонился к нему, злобно глядя ему в лицо.

— Нет, Раннок, ты заставишь девушку спуститься сюда и объяснишь ей, в чем заключается ее долг, — потребовал он. — Я послал за священником и хочу, чтобы это дело было сделано. Ты меня слышишь? Да, я не безгрешен. Но я знаю законы этой страны и знаю также, что она носит моего ребенка. И я буду судиться во всех судах, пока ад не обледенеет. Не забудь, что это Англия, Раннок, а не твоя забытая Богом каледонская [12] глухомань. У нас здесь еще не отменили законы.

— Браво! — Кто-то возле двери тихо зааплодировал. — Сразу чувствуется, что говорит человек, хотя бы поверхностно знакомый с юрисдикцией.

Раннок бросил взгляд через широкое плечо Ратледжа. В дверях стоял Гас Уэйден.

— Кстати, Эллиот, — сухо добавил Гас, — вверх по лестнице поднимается кузен твоей супруги, причем держится он так, словно его послал сюда сам Всевышний. — Потом он переключил внимание на Ратледжа: — А что касается тебя, старый дружище, то я с нетерпением жду удобного момента, когда смогу несколько подправить твою красивую физиономию.

Не успел Ратледж ответить, как позади Гаса появился рыжеватый человек в черной сутане священника. С напряженной улыбкой Гас вошел в комнату, пропустив преподобного мистера Коула Амхерста, державшего в руках касторовую шляпу. Трудно было поверить, что этот высокий, безмятежно спокойный джентльмен приходится отчимом такому молодому шалопаю, как лорд Роберт Роуленд. Еще более удивительно, что он был родственником Раннока через его жену. Но викарий был и тем, и другим, хотя многие могли бы сказать, что ему здорово не повезло.

Раннок вышел из-за стола.

— Черт тебя побери, Коул, видно, вся моя семья ополчилась против меня! — проворчал он. — Разве мало крестов мне приходится нести?

Викарий чуть заметно улыбнулся.

— Господь никогда не взваливает на нас больше, чем мы можем вынести, Эллиот, — тихо произнес он. — Молись, чтобы тебе было послано терпение, и все твои ноши окажутся сразу легче.

— Терпение?! — взревел Раннок, чувствуя, что кровеносные сосуды на его висках готовы взорваться.

Глаза викария весело блеснули. Он перевел взгляд на Ратледжа.

— Я оказал тебе услугу и уговорил епископа, Бентли, причем в самое неудачное время. А теперь ты окажи мне услугу и позволь поговорить с милордом с глазу на глаз.

Как только оба молодых человека ушли, Амхерст положил шляпу на краешек стола.

— То, что утверждает Бентли, правда? — спросил он, снимая с рук перчатки и бросая их рядом со шляпой.

— Правда, черт бы его побрал. — Раннок опустился в кресло и жестом указал в сторону подноса с кофе. — Не хочешь ли?

Викарий не двинулся с места.

— Она носит его ребенка? Раннок, стиснув зубы, кивнул.

— Хотя мне кажется, она не такая дурочка, чтобы сказать ему об этом.

— И все же ты намерен выдать девушку замуж за кого-то другого? — печально спросил Амхерст. — Послушай, Эллиот, разумно ли это?

Раннок взъерошил пальцами волосы.

— Это всего лишь уловка, — признался он. — Фредди заупрямилась и заявила, что не хочет замуж за Ратледжа. Я тоже не хотел бы видеть ее связанной на всю жизнь с этим типом. Оставалось лишь увезти ее отсюда под каким-нибудь предлогом. Она всегда была хорошей девочкой, и я люблю ее как собственную дочь.

Амхерст подошел к чайному столику и налил себе чашечку кофе.

— Боюсь, что Ратледж прав, Эллиот, — заключил он, возвращаясь на свое место. — В глазах церкви они должны пожениться. Он может осуществить свою угрозу и обратиться в центральный суд. Конечно, это все без толку. Но грязи будет предостаточно. Однако если вы пожелаете предъявить Ратледжу кое-какие весьма неприятные обвинения — ты понимаешь, что я имею в виду, — и передать его в руки закона, то вы могли бы выиграть дело. Но для этого потребуется сотрудничество Фредерики. Вам придется заставить ее обвинить его в том, что на самом деле все происходило совсем по-другому.

Раннок долго смотрел в пустую чашку. Фредерика с самого начала не отрицала, что была активной соучастницей. И ее наивность Раннок несколько преувеличивал. Он хотел бы, чтобы Ратледж оказался полностью виноват во всем, но, черт возьми, это было не так!

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — проворчал он. — Но Ратледж — шалопай и мерзавец.

— Ах, Эллиот, Эллиот, — пробормотал викарий, помешивая ложечкой кофе. — Когда мы молоды, никто из нас не бывает намного лучше, чем нас считают окружающие. Ты это знаешь. К тому же он уже не так молод. И я понял, что мне он даже нравится.

— Вот как? — проворчал Раннок. Амхерст усмехнулся:

— Да, представь себе. И Фредерике он тоже нравится. Иначе она никогда не поступила бы так, Эллиот. Ты наверняка знаешь, что человеку свойственно совершать легкомысленные поступки.

— Пожалуй, — пробормотал Раннок. — А скажи мне, что ты о нем знаешь?

Викарий чуть помедлил.

— В прошлом, — заговорил он, — был случай, когда Ратледж очень меня выручил. Если тебе нужны подробности, ты можешь расспросить об этом мою жену.

Раннок догадался, что тогда, наверное, удалось предотвратить какой-то скандал.

— Что-нибудь с Робертом, да? Амхерст кивнул.

— И Ратледж, хотя все ожидали другого, показал себя самым преданным другом, пусть даже Роберт этого не заслуживал. А это, Эллиот, говорит о зрелости человека.

Раннок взял со стола одно из перьев и принялся вертеть его в пальцах.

— Ты считаешь, что он будет Фредди хорошим мужем?.. Викарий снова улыбнулся.

— Это известно одному Богу, — ответил он. — Однако вспомни Эллиот, что сказал Эразм: уж лучше дьявол знакомый, чем тот, которого вы не знаете. Какое ее ждет будущее, если она не выйдет за него замуж?

Раннок оттолкнул пустую чашку.

— Не знаю.

— То-то и оно! — Амхерст тоже отодвинул чашку.

Мир жесток, Эллиот, и мы не всегда можем защитить от него своих детей. Ратледж по крайней мере из превосходной семьи. Я считаю его брата, лорда Трейхорна, своим добрым другом. Если вдруг — заметь, я говорю «если» — он не будет как следует заботиться о Фредерике, можно быть уверенным, что о ней позаботится его семья. Так что молитвенник лежит у меня в кармане, а я поддерживаю кандидатуру Бентли Ратледжа. Что скажешь ты, Эллиот?

Раннок некоторое время сидел не двигаясь. Потом с решимостью уверенного в себе, слегка надменного вельможи маркиз вскочил со стула.

— Жди здесь, — бросил он через плечо. — Мне нужно поговорить со своей женой.

В конце концов Амхерст одержал верх над лордом Ранноком, и жена лорда Раннока поддержала мудрые доводы Амхерста. Однако — и леди Раннок особенно настойчиво подчеркнула это — решающее слово в вопросе о браке должно принадлежать Фредерике. Они уже пообещали ей один вариант решения и теперь не могли просто так взять свои слова назад.

Поэтому маркиз снова встретился со «знакомым дьяволом» и, взяв себя в руки, поведал Ратледжу о чувствах Фредерики. Потом Раннок и его жена, отыскав Фредди в музыкальной комнате, сообщили ей об изменении своего решения. Молодая леди этому не обрадовалась. Тем не менее полчаса спустя Бентли указали жестом в направлении музыкальной комнаты, и викарий, чтобы приободрить, пихнул его в спину.

Когда он вошел в комнату, Фредди сидела за фортепьяно, подбирая одним пальцем какую-то грустную мелодию. Она была не похожа на женщину, которая ждет ребенка. Она выглядела, как… как Фредди, с ее чернильно-черными волосами, собранными в элегантный пучок. И с ее бровями. С этими завораживающе прекрасными бровями. Она приподняла брови и встала с табурета — олицетворение нежной экзотической красоты.

— Доброе утро, Фредерика. — Он произнес это спокойным, уверенным тоном. Пока все шло хорошо.

Фредди проявила нервозность, торопливо присев в реверансе.

— Спасибо, что пришел, Ратледж, — сухо проговорила она. — Боюсь, что Эллиот не смог четко объяснить тебе мою точку зрения.

Ага, значит, она намерена начисто отрицать все.

— Твою точку зрения? — переспросил он, склонив голову к плечу.

Она быстро пересекла комнату и подошла к нему.

— Очень мило, что ты сделал мне предложение, но, уверяю тебя, в этом нет необходимости.

— А я уверяю тебя, что необходимость есть, — возразил он. — Фредди, ведь ты носишь моего ребенка.

Она чуть заметно улыбнулась.

— Это я хорошо знаю, потому что большую часть утра меня… Ах, не будем говорить об этом.

Бентли на мгновение встревожился.

— Фредди, ты плохо себя чувствуешь? — спросил он, беря ее за локоть. — Может быть, послать за доктором?

Она снова улыбнулась той самой горькой улыбкой, которой, ему казалось, он будет теперь всегда бояться.

— Спасибо, но и в этом тоже нет необходимости, — махнула она рукой, снова отходя от него. — Как и в женитьбе на мне. Возможно, тебе этого не понять, но в моей родной стране то, что ребенок рожден вне брака, не считается позорным пятном, и как только проклятая гражданская война закончится…

Что-то в ее тоне вызвало его раздражение.

— Довольно, Фредди, — прервал он ее. — Я уже слышал это от Раннока, так что не начинай все сначала. Ты не бежишь во Фландрию и не возвращаешься в Португалию. И ты не выходишь замуж за какого-то воображаемого жениха, что, как я подозреваю, ты была намерена сделать.

Ее глаза вспыхнули гневом.

— Ишь, раскомандовался! Ты пока что не мой хозяин, Ратледж.

Бентли почувствовал, как в жилах его закипает кровь. Нет, видимо, убедить ее не удастся.

— Возможно, Раннок недостаточно четко изложил мою точку зрения, Фредди, — произнес он, стараясь подавить гнев. — Но твоя страна здесь. И ты носишь моего ребенка. И если ты думаешь, что тебе удастся покинуть Англию с моим ребенком в чреве, то тебя, черт возьми, ждет глубокое разочарование.

Фредди застыла на месте.

— Что я слышу? — тихо промолвила она. — Это угроза? Он видел, как под голубым шелком утреннего платья задрожали от гнева ее плечи.

— Это мой ребенок, Фредерика, — решительно заявил он. — Я намерен заботиться о нем. И не вздумай встать на моем пути.

Карие глаза насмешливо взглянули на него.

— Твой ребенок! Твой путь! — сердито фыркнула она. — Как ты смеешь предполагать, будто я не забочусь о благополучии этого ребенка? Поверь, Ратледж, я очень хорошо знаю, как важно иметь родителей. Чувствовать себя защищенной. Сначала представь себе, каково ребенку без обоих родителей, как это было у меня, а потом уж высказывайся.

Бентли отвел от нее взгляд и уставился куда-то в глубину музыкальной комнаты. О да, она это знала. Наверное, гораздо лучше, чем он. Фредерика осталась сиротой. А Бентли по своей небрежности оставил сиротой своего первого ребенка — дочь его и Мэри. Из-за его легкомыслия Бриджет умерла. Но с этим ребенком все будет по-другому. Об этом ребенке он знал. Он не совершит дважды тот же грех. Но как потенциального мужа Фредерика, по-видимому, считала его полным ничтожеством. И он не мог бы утверждать, что она была не права.

Он подошел к окну и, сложив за спиной руки, уставился в бесцветный туман. Потом вернулся к Фредерике. Она, нахохлившись, снова сидела на крутящемся табурете возле пианино. Бентли опустился на колени у ее ног и взял ее руки в свои.

— Ах, Фредди, — заговорил он, сжимая ее руки, — мы должны сделать так, чтобы наш брак был удачным. У нас есть страстное влечение друг к другу. Наверняка мы сможем создать и более прочную основу. Неужели ты даже не хочешь попытаться? Думаешь, мне это легко?

— Нет, — печально ответила она. — Когда тебе на шею сажают жену, ты едва ли сочтешь это удовольствием. Мужчинам вроде тебя жены не нужны. Уверена, что и ребенок тебе не нужен.

Он наклонился к ней и легонько поцеловал в щеку.

— А девушкам вроде тебя не нужны такие мужья, как я, Фредди, — прошептал он. — Думаешь, я этого не знаю? Но мы с тобой прорвемся. А что касается удовольствия, то получим мы его или не получим от нашего брака, будет зависеть только от нас.

Ее глаза округлились от неожиданного поцелуя.

— Ты, наверное, думаешь, что я тебя заманила в ловушку? — сказала расстроенная Фредерика. — Ох, Бентли, я ведь просто не подумала о последствиях. Я не подумала, что может родиться ребенок!

Бентли поднялся на ноги и положил руку на ее узкое плечико.

— Это моя вина, Фредди, — повинился он. — Нам не следовало… Я хочу сказать, что я не был… готов.

Фредди смутилась.

— Ты думаешь, я была готова?

Бентли не сразу понял, а поняв, улыбнулся и покачал головой.

— Фредди, милая, я не о той готовности говорю. Видишь ли, всякий раз, когда занимаешься… гм-м… этим…

— Этим? — переспросила она.

— Сексом, — с трудом произнес он. — Всякий раз, когда занимаешься этим, рискуешь зачать ребенка.

Она взглянула на него, потом неожиданно прыснула от смеха.

— Силы небесные, Ратледж! Ты, должно быть, с твоим легкомыслием успел стать отцом целой крикетной команды!

Бентли тоже едва удержался от смеха.

— Фредди, это не твое, черт возьми, дело… — Он сразу же остановил себя. Мало того, что он чуть не солгал ей, он еще и выругался. И его дело было теперь также и ее делом. Вернее, будет в самое ближайшее время. — Всего одного ребенка, — произнес он, показывая пальцем на ее пока еще плоский живот. — Это второй. Но даже если бы этого не случилось, для меня было бы делом чести жениться на тебе.

Она вздернула точеный подбородок и встала.

— Значит, для тебя это всего лишь дело джентльменской чести, я правильно поняла?

— Совершенно верно, — попытался улыбнуться он. Приподняв свои экзотические брови, она как-то странно взглянула на него и принялась расхаживать взад-вперед по комнате. Бентли был достаточно опытным картежником, чтобы понимать, когда на руках у игрока плохие карты и он отчаянно ищет выход. Почему бы и ему не поступить так же? Зачем он так упорно карабкается по ступеням на гильотину семейной жизни? Он сказал себе, что, наверное, это из-за Мэри и из-за того, что он сделал с ней. Из-за того, что он не сумел позаботиться об их ребенке. Результат был ужасный, и он не хотел повторить свою ошибку.

Но что, если у него ничего не получится? Тогда он окажется в ловушке. Снова. И на этот раз вместе с ним в ловушке окажется кое-кто еще. Его охватило знакомое чувство паники. У него увлажнились ладони и задрожали руки. Господи, только не здесь. Не сейчас. Ему стало душно, словно из комнаты выкачали весь воздух.

Сможет ли он стать верным мужем? Надежным отцом? Сможет ли он пообещать никогда не бросать ее? Он оперся рукой о фортепьяно и подождал, пока успокоится дыхание.

Когда он впервые осознал, что они поженятся, он сказал себе, что это всего лишь незначительное неудобство. Что на самом деле ничего не изменится. Однако измениться должно было все. На меньшее Фредди не согласится. Да, они находили друг друга физически привлекательными. Даже сейчас при взгляде на нее он ощущал реакцию своего тела. Однако Бентли боялся, что это продлится недолго. Да и Фредерика заслуживала чего-то большего.

Он внимательно вгляделся в изящные контуры ее личика и вдруг отчетливо понял, что, женившись на ней, он отказывается от того, что всегда поддерживало его во всех житейских ситуациях, — от свободы встать и уйти — из комнаты, из страны, даже из чьей-нибудь жизни, если этот кто-то становится слишком близким, слишком требовательным, слишком… неудобным ему в каком-нибудь отношении. И никто, даже его сестра Кэтрин, не мог командовать им. Ник никаким способом — ни угрозами, ни шантажом, ни призывами к совести — не мог заставить его любить, быть покорным или испытывать другие подобные эмоции. Он поклялся себе, что никогда больше и ни за что не будет жить так, как раньше. И если за свою свободу ему приходилось платить жизнью в некоторой изоляции, он не мог бы сказать, что чрезмерно страдает от этого.

Но справедливо ли позволять страдать Фредерике?

Она наконец перестала сновать по комнате и взглянула на него, упрямо расправив плечи.

— Мы можем закончить тем, что возненавидим друг друга, — вдруг сказала она.

«Она хотела сказать: я кончу тем, что возненавижу тебя», — подумал Бентли.

— Не возненавидим, — уверенно ответил он. — Мы несем ответственность перед ребенком.

Она словно бы прочла его мысли.

— Ах, Бентли, — произнесла она тихим печальным голосом. — Смогу лия на тебя положиться? По-настоящему на тебя положиться?

Вопрос прозвучал так искренне, что сомнения охватили Бентли с новой силой. Он подошел к ней, взял ее за руку и торопливо проговорил:

— Давай дадим себе год. Поженимся и устроим себе год испытательного срока. Чтобы посмотреть, как у нас все получится.

— Год? — Она, кажется, пришла в ужас. Бентли сделал глубокий вдох.

— Ладно, пусть будет шесть месяцев. Испытательный срок в течение шести месяцев. В конце, если не получится, если мы будем друг с другом несчастны, мы станем жить раздельно. Но я должен иметь возможность видеться с ребенком. Я должен знать, Фредди, что все идет хорошо. А ты должна обещать, что никуда не уедешь. Я предоставлю тебе дом и слуг, а также все, что требуется ребенку — образование или приданое.

— Бентли, чтобы вырастить ребенка, требуется значительно больше, чем это!

Бентли понял ее по-своему.

— Хорошо. Пять тысяч в год на твои расходы.

— Пять тысяч фунтов? — Она посмотрела на него так, словно у него вдруг выросли рога.

Боже всемогущий! Бентли никогда не думал, что Фредди так меркантильна. Но ведь он не знал, что значит одинокой незамужней женщине растить ребенка, не так ли?

— Тогда десять тысяч, — осторожно сказал он.

— Прекрасно! — сердито оборвала его она. — Если тебе так хочется.

— Или пятнадцать? — торопливо добавил он. — Сколько бы ни потребовалось. Черт возьми, я совсем забыл. Ведь если я на тебе женюсь, то все, чем я владею, будет твоим. Но ты должна обещать, что попытаешься, Фредди. А я, черт возьми, сделаю все, что в моих силах, чтобы быть хорошим мужем.

У Фредди сморщилось лицо.

— Ох, Бентли, все это звучит ужасно. Ты говоришь о деньгах, о раздельном проживании… О Боже, как мы позволили этому случиться?

Он пожал плечами и широко развел руками. Надо было как-то разрядить обстановку.

— Что касается меня, Фредди, то я был сильно под хмельком. А вот… — Он сделал паузу, улыбнувшись самодовольной улыбкой. — Мне хотелось бы думать, что ты не устояла передо мной, потому что я неотразим. Но ты скажи сама, Фредди. Что толкнуло тебя на это?

Позднее Бентли не мог себе объяснить, зачем задал ей этот глупый вопрос. Уж не надеялся ли он услышать, что она всю жизнь испытывала к нему неразделенную страсть? Или что ее вообще всегда тянуло к никчемным распутникам?

Фредди, сложив руки, словно школьница, сделала глубокий вдох.

— Не знаю. Я была очень обижена. И зла. И я думаю… — Она помолчала, словно пытаясь точнее сформулировать мысль. —Да, я думаю, что мне просто хотелось отомстить Джонни. Хотелось наказать его.

Бентли, ушам своим не веря, пристально взглянул на нее.

— Отомстить Джонни?

У нее задрожали губы.

— Ну, понимаешь, заставить его пожалеть о том, что он отказался от меня.

В нем вновь поднялись гнев и обида.

— Ты просто хотела отдаться мне назло другому? Фредерика потупила взгляд.

— Отчасти, — прошептала она. — И еще мне хотелось узнать, как все бывает, когда делают это. Я слышала, как Уинни говорила, будто ты в этом настоящий эксперт.

— Проклятие! Какой же я дурак! — выругался он, с силой отталкиваясь от фортепьяно.

Фредди, оказывается, даже неотразимым его не считала! Она просто хотела насолить другому мужчине! Это будило слишком много горьких воспоминаний. Бентли снова утратил самообладание.

— Позволь мне сказать тебе кое-что, Фредерика! — прорычал он, сердито глядя на нее. — Меня, случалось, использовали, мной злоупотребляли и обвиняли во всех смертных грехах. Но Бог свидетель, мне не нравится, когда меня используют для секса в отместку другому парню, и я не буду, черт возьми, заезжать к старику Джонни на чашку чаю, чтобы поболтать с ним об этом. И клянусь, Фредди, еще одна подобная выходка — и я отшлепаю тебя по заднице собственной рукой.

Фредди вздернула свои потрясающе красивые брови и свысока взглянула на него.

— Только попробуй! — прошипела она. — Раннок снимет тебе голову с плеч, если от тебя что-нибудь останется после того, как я сама с тобой расправлюсь! Кстати, чтобы ты знал, я считаю все, что ты говоришь, глубоко оскорбительным.

Бентли поймал ее за плечо и развернул к себе.

— Дорогая, — насмешливо произнес он, — во мне почти все является глубоко оскорбительным. Так что тебе лучше привыкнуть к этому с самого начала.

Она открыла было рот, но тут лицо ее сморщилось, и она разразилась слезами.

Бентли удивленно уставился на нее. «Пропади все пропадом! — думал он. — Опять довел ее до слез!» Он отпустил ее плечо и обеими руками схватился за голову. — Боже мой, Фредди, только не плачь! — умолял он. — Ну, прошу тебя, ну, пожалуйста, не надо. Все, что угодно, только не это. Ты знаешь, что я не могу этого видеть.

И вдруг Фредди неожиданно для себя оказалась в его объятиях и всхлипывала, уткнувшись в лацкан его пиджака. А ведь именно с этого и началась вся эта история. Он боялся — нет, он просто приходил в ужас, — когда плакали женщины. И если такое случалось, он либо сбегал, либо задаривал их драгоценностями, либо норовил затрахать до потери сознания. Неудивительно, что Фредди беременна. Если так пойдет и дальше, то они и впрямь обзаведутся крикетной командой. Это при условии, если Фредди останется с ним.

— Я ничего не могу с собой поделать! — всхлипывала она. — Я теперь такая странная: то смеюсь, то плачу. То мне хочется есть, то тошнит даже от запаха еды. Я сама на себя не похожа. Эви говорит, что как только родится ребенок, я приду в себя, но я ей не верю.

Бентли мысленно отметил для себя: «Надо вычислить, что именно заставляет ее плакать. И никогда, ни за что больше не делать этого». Он поцеловал ее в макушку и обнял за все еще тонкую талию.

— Ладно, Фредди, извини. Думаю, не имеет большого значения, почему мы это сделали.

— Но ты сказал об этом так, что все это выглядело просто отвратительно, Бентли. А мне тогда было так плохо, и я была так сердита… А от тебя так хорошо пахло, и ты всегда такой милый…

Милый?..

Боже милосердный! Она считает его милым! Он постоянно забывает, что она еще очень юная. Он не хотел, чтобы кто-нибудь смотрел на него снизу вверх. Он, черт возьми, не желал быть ничьим героем. И вдруг до Бентли дошло, почему так происходит. Он умел использовать в своих интересах репутацию бесшабашного парня. От него всегда можно было ждать вместо правильного поступка какой-нибудь выходки, которая ему сходила с рук благодаря покаянному взгляду и безотказно действующей обаятельной улыбке. Он делал вид, что все хорошо, даже если было ясно, что это не так. Он не был лишен проницательности и прекрасно понимал принцип действия этой схемы.

Не вполне отчетливо представлял он себе другое: как стать другим человеком? Например, главой семьи. Раньше эту обязанность с готовностью — с раздражающей готовностью — брал на себя Кэм. А что теперь? Ведь это уже не будет семья Кэма, не так ли? И, отложив в сторону все мысли о своей уязвленной гордости, о своих безумных противоречивых чувствах к Фредди, о своем неприглядном прошлом, он вдруг задумался о будущем. Он станет женатым мужчиной. Его даже в дрожь бросило. У него появится жена, петом ребенок, и он будет нести ответственность за то, чтобы они были счастливы, пока его не похоронят на погосте возле церкви Святого Михаила. При условии, что она останется с ним.

Вот оно опять, это, казалось бы, пустяковое условие.

— Бентли! — услышал он как будто издалека голос Фредди. — Бентли, с тобой все в порядке?

Он взглянул на нее. Фредди показалась ему бледной и усталой. И очень, очень юной. Он заставил себя улыбнуться и, чтобы успокоить не только ее, но и себя, привлек ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. И к его удивлению, ему показалось, что она стоит всех его мучений и жертв.

— Не падай духом, Фредди, — прошептал он. — Мы прорвемся.

— Ладно, — вздохнула Фредди, уткнувшись в его галстук. — Я попытаюсь.

Бентли снова поцеловал ее в макушку.

— Вот и умница, — улыбнулся он. — А теперь давай спустимся вниз и сделаем все, что от нас требуется. Преподобный мистер Амхерст ждет нас.

Она потрясенно взглянула на него.

— Сейчас? — в ужасе вскрикнула она. — Ты совсем с ума сошел, Бентли? Мы не можем сделать это сейчас! Ты не одет! И посмотри на меня! Глаза красные, нос тоже… Послушай, у меня нет даже свадебного платья! И кольца нет, и всяких прочих вещей!

Бентли почувствовал раздражение.

— Фредди, любовь моя, ты беременна! Какие еще тебе нужны украшения?

У Фредди сморщилось лицо, как у маленького Армана, когда его укладывают спать.

«Черт возьми! — подумал Бентли. — Сколько суеты из-за этой женитьбы!»

— Извини меня, Фредди, — смутился он. — Прошу тебя, только не плачь. Я приду завтра.

— Завтра? — шмыгнув носом, уточнила Фредди почти с благодарностью.

— Завтра, — устало подтвердил он. — Но, дорогая, это крайний срок. Если ты не будешь готова, то я накину мешок тебе на голову и увезу в Гретна-Грин.

По настоянию Бентли следующий час он провел в Страт Хаусе, уединившись с Ранноком в его библиотеке за составлением проекта брачного контракта. Как бы неприятно это ни было Бентли, он был твердо намерен соблюсти обещанный Фредди шестимесячный испытательный срок. И он хотел, чтобы это было зафиксировано в письменном виде, желая показать, что он с уважением относится к ее капризам. Но чего он решительно не хотел принимать, так это денег маркиза.

Когда Бентли упомянул о том, что они с Фредди уже оговорили условия возможного раздельного проживания, маркиз слегка приподнял брови. Когда Бентли объяснил предложенные им финансовые условия, маркиз как-то странно хмыкнул. Но когда Бентли стал настаивать на том, чтобы весьма значительное приданое Фредерики перешло к детям, рожденным в этом браке, Раннок поперхнулся кофе.

И Бентли вдруг осознал, что удивление маркиза доставляет ему удовольствие.

Он был одним из тех дерзких картежников, которые мог ли в течение одного месяца и проиграться в пух и прах, и выиграть целое состояние, причем и к тому и к другому он относился весьма равнодушно. Но теперь впервые Бентли очень гордился тем, что в настоящее время его финансовое положение было стабильным. И тут он неожиданно понял, что теперь обязан сохранять его на том же уровне.

С тревожно бьющимся сердцем Бентли покинул Страт-Хаус почти так же поспешно, как и приехал, и прямиком направился на Ломбард-стрит. Он оказался бы на волоске от крайней нищеты, стоило только произойти какому-нибудь кораблекрушению. Он представил себе, как страховые агенты не только раздевают его донага, но и обгладывают его косточки. Нет, как ни приятно пощекотать себе нервы риском, больше он не мог позволить себе такого удовольствия.

Стодцард, слава Богу, еще не успел дать ход их последним договоренностям. Он был несказанно рад швырнуть их в камин и был безумно счастлив, когда ему приказали депонировать весь неразмещенный капитал под разумные и надежные пять процентов. Конечно, приходилось отказаться от непристойно высоких прибылей, но ведь обратной стороной медали было полное разорение. Так растаяла словно дым длившаяся три года интрижка Бентли с самой вероломной из любовниц— «Английским Ллойдом».

Стоддард просто сиял от удовольствия, провожая Бентли до двери.

— Насколько я понимаю, вы осознали ошибочность своих инвестиционных привычек, мистер Ратледж, — произнес он, смахивая едва заметную пылинку с его рукава.

— Вы понимаете правильно, — несколько мрачно согласился Бентли. — От рискованных авантюр я отныне отказываюсь. Еще немного, и я буду страдать подагрой и обматывать горло теплой фланелькой.

Стыдно, конечно, но ничего не поделаешь. Жизнь, которую он вел раньше, должна была вот-вот измениться. Бентли направился в переулок Хангинг-Суорд, несколько обескураженный его символическим названием, если учесть все, что произошло с ним в этот день. Он зашел в маленькую пивную, атмосфера которой была ему особенно по душе, и подкрепился пирогом с угрем и кружкой эля. Почувствовав себя лучше, он неторопливо зашагал в сторону Стрэнда.

Кембл в это время находился одной половиной своего тела в витрине, устроенной в эркерном окне, где он выставлял украшенные эмалью табакерки. Когда его внимание привлек затренькавший над дверью звонок и он поднял взгляд, он глазам своим не поверил.

— Как? Снова ты? — воскликнул он, когда Бентли вошел внутрь. — Только не смотри на меня умильным взглядом нашкодившего щенка, как будто ты только что написал на ковер!

— Гав! — сказал Бентли с самой бессовестной улыбкой. — Но боюсь, что на этот раз дело гораздо серьезнее, чем описанный ковер.

Кем вытаращил глаза:

— Что на сей раз?

— Свадьба.

— Силы небесные! — взмолился Кембл, осторожно вылезая из витрины. — Когда?

— Завтра. — Бентли оперся на дверь, придав физиономии жалобное выражение.

Вздохнув, Кембл закрыл окно и запер его на задвижку.

— Приличная визитка имеется? — спросил он, осторожно обходя стол, на котором стояли старинные каминные часы. — Впрочем, зачем спрашивать? Думаю, что не имеется. Где состоится церемония? Только, ради Бога, не говори, что в церкви Святого Георгия! Это мне будет не по силам.

Церковь? Бентли даже не подумал об этом. Но если Фредерика хочет свадебный торт и кольцо, то она, наверное, захочет и церковь тоже. Пропади все пропадом! Со всем этим не то что за день, но и за неделю не управишься. Потом ему вспомнились нежные дрожащие губки Фредерики — и мысли о каких-то там неудобствах мигом вылетели у него из головы.

— Где? — повторил Кембл, распахивая зеленые шторы, прикрывавшие вход в здание комнаты. — Запомни, Ратледж, что одеваться надо не только для определенного случая, но и для места, где все будет происходить.

Бентли последовал за ним, обходя стороной элегантные часы.

— Я не подумал о церкви, — честно признался он. — Ты полагаешь, что мне следовало подумать?

Кембл в ужасе повернулся словно ужаленный.

— Господи, надеюсь, это не твоя свадьба?

Бентли попытался улыбнуться:

— Пожелай мне счастья, Кем.

Но Кембл лишь прижал ко лбу руку.

— Боже мой, — пробормотал он. — Теперь я понял, что Бентли Ратледж — человек действия! А я-то думал, что он всего лишь обаятельный и беспутный лентяй.

— Да, — вздохнул с легким сожалением Бентли, — люди меняются.

Кембл нырнул за шторы. Бентли последовал за ним к его столу. Схватив перо, Кембл начал строчить записку.

— Молю Бога, чтобы у Мориса сохранились твои мерки. Кстати, регент церковного хора в церкви Святого Мартина в Полях кое-чем мне обязан. Мы сейчас же сходим туда. А цветы? Нам потребуются цветы — думаю, лилии, если их удастся достать. Послушай, Ратледж! Этак ты сделаешь меня кандидатом на причисление к лику святых среди представителей портновского искусства! Разве может человек успеть сделать это за один день?

— Ну, тебе и не такое удавалось сделать, Кембл, — спокойно заявил Бентли. — Я ведь зашел только для того, чтобы купить кольцо.