"Чужая вина" - читать интересную книгу автора (Монк Карин)

Глава 5

В течение следующих нескольких дней Хейдона и Джека познакомили с обязанностями, которые им предстояло выполнять в качестве новых обитателей дома. Хейдон понимал, что в его доме эту работу, разумеется, выполняла многочисленная прислуга.

Джек успешно изобретал разнообразные способы, с помощью которых можно было бы увильнуть от работы.

Когда Женевьеве пришлось самой заботиться о себе и о новорожденном младенце, она поняла, что в свои восемнадцать лет она ничего не умеет делать. В доме всегда были кухарка, горничная, дворецкий, лакей и садовник. Женевьева посвящала свое время учебе и занятиям живописью. Но после смерти отца и разрыва помолвки с Чарлзом она осталась без всякого дохода и, таким образом, не могла позволить себе роскошь нанимать прислугу.

Вот тогда Женевьева и почувствовала на собственной шкуре, каково это тянуть на себе хозяйство, имея на руках младенца и не имея ни фунта за душой.

Она хорошо помнила те ужасные дни, когда ей приходилось в одиночку ухаживать за Джейми. Кухня была постоянно в дыму — следствие ее неумения толком развести огонь. Еда превращалась в угольки, оставленная без присмотра на плите. Женевьева бросала все, услышав крики Джейми. По всему дому валялись кучи белья в различных стадиях процесса стирки и сушки; серые слои пыли покрывали ковры, мебель и картины; лампы горели до тех пор, покуда стекла не становились черными, а масло не высыхало. Продукты выбрасывались из-за небрежного хранения, а то, что Женевьева готовила для себя, оказывалось совершенно несъедобным, потому что либо переваривалось до бесформенной пасты, либо попросту сгорало. Уход за Джейми отнимал массу времени, и до бесчисленных домашних дел руки никогда не доходили. Каждый вечер Женевьева падала в кровать полумертвая от усталости, со слезами на глазах, не зная, хватит ли у нее сил подняться следующим утром.

Но, подходя к колыбели, где спал Джейми, и глядя на его хорошенькое личико и маленькие ручонки, Женевьева чувствовала, что беспорядок в доме не имеет никакого значения, что главное в ее жизни — слышать ровное, безмятежное дыхание малыша и знать, что он сыт и счастлив. Проводя пальцами по его нежной бархатной коже, она словно набиралась сил и решимости.

В то утро, когда в доме появилась Юнис, она только сочувственно цокала языком, глядя вокруг. Она немедленно надела передник, привела в порядок кухню, испекла хлеб и приготовила простое, но вкусное жаркое.

Сначала Юнис попыталась запретить Женевьеве появляться в кухне, сведя все заботы новой хозяйки к присмотру за «ягненочком», как она называла Джейми. Юнис уверяла ее, что со всем остальным она отлично справится сама. Женевьева отказалась, хотя было немалым искушением согласиться, чтобы ее вновь холили и лелеяли. Она считала, что должна быть полностью самостоятельной, если хочет обеспечить счастливую жизнь себе и Джейми. Поэтому Женевьева отвела брату место для игры подальше от очага и плиты и начала учиться у Юнис готовке, уборке и другим премудростям домашнего хозяйства.

Твердое убеждение Женевьевы в необходимости уметь полностью обслуживать себя распространилось и на ее подопечных, которые обладали крайне скудными знаниями о том, что значит держать себя и дом в чистоте. Хотя Оливер, Дорин и Юнис предпочли бы, чтобы дети не путались под ногами и не мешали им хозяйничать, Женевьева настояла на том, что все должны работать. Детям это было бы, несомненно, полезно. Им пригодится этот опыт, когда они покинут ее дом. У них нет ни знатного происхождения, ни солидного состояния. Значит, каждому придется полагаться только на собственные силы, чтобы отстоять свое место под солнцем. Даже если они когда-нибудь смогут нанять прислугу, пусть понимают и ценят ее нелегкий труд.

— Вот так, — сказал Оливер, наблюдая, как Грейс и Аннабелл достают длинные фитили из миски с крепким уксусом. — Теперь их нужно как следует высушить, и лампы не будут чадить. А пока что возьмите воронки и налейте в лампы масла, только не пролейте.

— Как же эта штука скверно пахнет! — пожаловалась Аннабелл, кладя мокрый фитиль на лист газеты.

— Ну уж не так скверно, как это. — Саймон, наморщив нос, помешивал что-то в кастрюльке на плите.

— А что это такое? — спросила Грейс.

— Смесь для удаления пятен от утюга с белья, — объяснила Дорин, добавляя в кастрюлю полпинты уксуса. — Она бы нам не понадобилась, если бы ты занималась своими делами, а не болтала с Шарлоттой, когда та гладила скатерть.

Саймон снова поморщился.

— У меня от этого запаха мозги расплавятся.

Джейми перестал чистить почерневший утюг специальным составом из воска и соли. Его лицо, волосы, руки и рубашка были покрыты сажей, как у трубочиста.

— А что там такое?

— Сок двух луковиц, пол-унции мыла, две унции сукновальной глины и полпинты уксуса, — ответила Дорин. — Вот вскипятим это как следует, остудим. Тогда можно будет намазать ею пятна от утюга, и они сойдут.

— Скорее эта проклятая смесь прожжет материю насквозь, — сухо предрек Хейдон. — Подержи-ка этот чайник, Шарлотта, пока я приклею к нему ручку.

Шарлотта послушно схватилась за тяжелый фарфоровый чайник.

— Вот так?

— Отлично. — Наморщив лоб, Хейдон аккуратно приклеил обломок ручки в нужном месте и выпрямился, явно довольный собой. — Теперь вы можете снова пользоваться этим красивым чайником, Юнис. Мы с Шарлоттой его починили. — Он поднял чайник, чтобы продемонстрировать результат работы.

Ручка сразу же отлетела, хрупкое изделие упало на пол и разбилось на мелкие кусочки.

Хейдон ошеломленно уставился на осколки, а дети разразились смехом.

Шарлотта старалась скрыть улыбку, видя разочарование Хейдона.

— Мне так жаль, лорд Рэдмонд. Думаю, чайник должен был немного постоять.

— Вы неплохо поработали, дружище, — заверил его Оливер, весело качая головой. — Только в следующий раз дайте клею засохнуть, прежде чем размахивать чайником.

Хейдон нахмурился.

— Клей должен засохнуть? — Он виновато посмотрел на Юнис. — Мне очень жаль.

— Не огорчайтесь, — успокоила его Юнис и протянула ему швабру и совок. — На ошибках учатся. Если бы мы плакали над каждой вещью, которая разбивалась в этом доме, нам бы понадобилась лодка! Раз тебе нечего делать, Шарлотта, давай-ка взбей масло.

— Конечно, — Шарлотта ободряюще улыбнулась Хейдону и, прихрамывая, отправилась к другому концу стола, где стояла миска с маслом.

Джек появился из погреба с кувшином молока и корзиной с яйцами. Поставив их на стол, он попытался улизнуть из переполненной кухни, но не тут-то было.

— Помоги Шарлотте, Джек, — велела Юнис, смешивая варенье с лимонным соком. — Разбей пару яиц в миску и добавь муки и молока. Только не слишком много — просто чтобы сделать пудинг повкуснее и помягче.

Джек недовольно нахмурился. Рано утром Оливер поручил ему наколоть дров — единственная работа, которая доставляла мальчику удовольствие. Джеку нравилось ощущать в руках вес топора, описывать им серебристую дугу над головой, слышать треск дерева и смотреть, как разлетаются щепки. Вчера он помогал Оливеру чистить и смазывать карету — эта работа тоже казалась ему достойной. Только вот Женевьева трижды посылала его отмывать руки и чистить ногти, пока не сочла их вид приемлемым. Но готовить еду — женское дело, и Джек ни за что не будет разбивать эти дурацкие яйца и возиться с мукой. Он сжал кулаки и решил было прямо заявить об этом Юнис.

— Пожалуйста, Джек, помоги мне взбить масло, — попросила Шарлотта. — Что-то у меня ничего не получается, а ты такой сильный, в два счета управишься.

Джек с удивлением посмотрел на нее.

Из всех детей в доме только Шарлотта не стремилась подружиться с ним. Он чувствовал, что причина не в презрительном к нему отношении, а в робости и неуверенности самой Шарлотты. Джек не знал, почему она хромает, но подозревал, что ее покалечил какой-то негодяй — возможно даже, родной отец.

Если бы он присутствовал при этом, то, не задумываясь, прикончил бы ублюдка.

Вид Шарлотты, неуклюже примостившейся на стуле, вытянув перед собой изувеченную ногу, и тщетно пытающейся размягчить ложкой большой кусок масла в миске, сломил упрямство Джека. Тонкие пряди рыжеватых волос девочки свисали на лоб из-под выцветшей зеленой ленты, молочно-белая кожа покраснела от напряжения, словно эта простая работа действительно была для нее утомительной. Но больше всего на Джека подействовал взгляд ее карих с зеленоватым оттенком глаз, обрамленных черными ресницами. Он никогда не замечал, какие они большие и красивые. Шарлотта смотрела на него — и взгляд ее был настороженным, как будто она опасалась, что Джек огрызнется или вообще ничего не ответит, бросив на нее презрительный взгляд. Судя по его обращению с остальными обитателями дома, подобного вполне можно было ожидать.

Джеку стало стыдно. Он подошел к Шарлотте, взял у нее миску и ложку и начал разминать непокорное масло.

— Спасибо. — Голос Шарлотты был еле слышен. Джек молча кивнул. Когда с маслом было покончено, он принес яйца и молоко в кувшине.

— Вот, — сказал Джек, пристроив все это на столе. — Разбей яйцо и в миску, а я взобью масло. — Он пристально смотрел на девочку, давая понять, что делает это ради нее, а не потому, что ему приказала Юнис,

Неуверенно улыбнувшись, Шарлотта наклонила голову и осторожно постучала яйцом о край миски.

— Думаю, пудинг получится вкусный, — сказала она.

— Всем добрый день. — Женевьева, войдя в кухню, улыбнулась своим подопечным. Кухня была полна народу, поэтому Женевьеве почти не пришлось притворяться, будто она не замечает Хейдона.

Невозможно было полностью избегать лорда Рэдмонда, но в течение последних дней, после того как Женевьева объявила его своим супругом в присутствии полицейских, она ни разу не оставалась с ним наедине. Хейдон вполне поправился и не нуждался больше в постоянном уходе. Дорин любезно предложила: «А не перебраться ли мне в комнату Юнис, и тогда его лордство устроится в моей». Сначала Женевьева беспокоилась, что такие условия никак не удовлетворят лорда Рэдмонда. Вряд ли ему понравится жить на втором этаже, где располагались комнаты прислуги. Однако комната его вполне устроила, и он выразил благодарность Дорин, заверив, что не будет слишком долго злоупотреблять ее любезностью. Женевьева подумала, что после тесной сырой камеры светлая и аккуратная комнатка Дорин и впрямь могла показаться почти роскошной. Хотя перебрался туда он все-таки из ее спальни, куда более комфортной.

— Господи, Джейми, ты выглядишь так, словно упал в ящик с углем! — Женевьева уставилась на изрядно перемазанного сажей братишку.

— Я чищу утюг, — гордо заявил Джейми.

— Вижу. Вопрос в том, кто теперь почистит тебя. Джейми посмотрел на свои почерневшие руки и рубашку.

— Ничего страшного, — успокоил он ее. — Возьму у Юнис обмылочек, и все будет в порядке.

— Обмылочек! Похоже, тебе не хватит целого куска, — усмехнулась Дорин. — Не волнуйтесь, мисс Женевьева. Как только Джейми закончит с утюгом, я засуну его в ванну и хорошенько отдраю. Он будет беленький, как ангелочек.

— Ладно, Дорин.

Женевьева ласково провела рукой по волосам Джейми, которые выглядели сравнительно чистыми. За восемь лет возни с детьми она успела усвоить, что, если где-нибудь есть грязь, мальчики непременно в нее влезут. — Когда вы закончите работу, мы можем пойти прогуляться. Сейчас пошел снег и…

Громкий стук в дверь прервал ее.

— Оливер, посмотри, пожалуйста, кто там, — попросила Женевьева.

Она постаралась сдержать дрожь в голосе. Теперь, после появления Хейдона, она каждый раз тряслась от страха, когда кто-нибудь приходил в дом. Даже регулярная доставка молока и масла вызывала у нее панические мысли, будто полиция узнала о присутствии здесь лорда Рэдмонда и пришла, чтобы забрать его в тюрьму.

— Вытрите лампы как следует, девочки, и поставьте стекла на место, — сказал Оливер.

Он демонстрировал традиционную неторопливость, всякий раз нападавшую на него при необходимости открыть входную дверь.

— Когда фитили высохнут, мы вставим их, и вы увидите, как они отлично будут гореть, — добавил он, ничуть не спеша выполнить просьбу Женевьевы.

— Дверь, Оливер, — напомнила Женевьева. Стук стал громче.

— Иду, — заверил ее Оливер и бросил задумчивый взгляд на Хейдона. — Может, спрячетесь где-нибудь на всякий случай?

Хейдон покачал головой. Если власти каким-то образом выяснили, что Максуэлл Блейк в действительности беглый заключенный, он не бросит Женевьеву и ее подопечных, предоставив им объяснять, почему они приютили его, а останется здесь и постарается убедить полицию, что он силой принудил Женевьеву оказать ему помощь.

— Я подниму шум, если мне покажется, что пришел кто-то, с кем вам не хочется встречаться. — Оливер расправил потрепанный сюртук и вышел из кухни.

— Ладно, детки, давайте работать, — попыталась отвлечь всех от дурных мыслей Юнис. — Это вас развеселит.

Все молча приступили к своим обязанностям.

— Это старый Хамфрис из банка, — доложил Оливер, вернувшись в кухню. — Он говорит, что ему срочно нужно поговорить с вами и с вашим мужем, мистером Блейком. Похоже, новость о вашем браке уже распространилась по всему Инверэри. Несомненно, он пришел вас поздравить. — В голосе старика звучало презрение.

— Спасибо, Оливер. — Женевьева неуверенно посмотрела на Хейдона. — Полагаю, мистеру Хамфрису покажется странным, если я буду разговаривать с ним одна, без вас. Но если вы не хотите, то…

— Я охотно познакомлюсь с управляющим банком моей жены. — Хейдон протянул ей руку.

Женевьева осторожно положила ладонь на его рукав, чувствуя, как напряглись его мышцы, словно мускулы пантеры перед прыжком. Ей хотелось крепче сжать руку Хейдона, но она справилась с собой и, едва касаясь дрожащими пальцами дорогой ткани темного костюма, отправилась вместе с Хейдоном в гостиную.

— Рада видеть вас, мистер Хамфрис, — сказала Женевьева, когда они вошли. — Хочу представить вам моего мужа, мистера Максуэлла Блейка. Максуэлл, это мистер Джералд Хамфрис, управляющий филиалом Королевского банка Шотландии в Инверэри.

Хейдон с удивлением разглядывал управляющего.

Мистер Хамфрис был сморщенным маленьким старичком. Тонкие ноги, казалось, с трудом выдерживали даже его хрупкую фигурку. Редкие седые волосы были аккуратно разделены пробором над левым ухом и кое-как прикрывали розовую макушку. Мистер Хамфрис, несомненно, пользовался помадой для волос. Отдельные пряди удержать не удавалось, и возникало впечатление, будто лысина прорастает сквозь прорехи белого головного убора. Опираясь на черную лакированную трость, Хамфрис поднялся со стула и так сильно пошатнулся, что Хейдону показалось, будто он сейчас упадет.

— Рад с вами познакомиться, мистер Хамфрис, — сказал Хейдон, шагнув вперед с протянутой рукой, чтобы вовремя подхватить седовласого гномика.

Мистер Хамфрис ухватился за руку Хейдона похожими на когти пальцами.

— И я тоже, сэр, — бодро отозвался он, глядя на Хейдона проницательными глазами, похожими на ягоды черной смородины. — Когда я услышал, что вы женились на нашей дорогой мисс Макфейл, то сказал себе: только достойный и великодушный человек способен взвалить на себя такое бремя. Достойный и, безусловно, состоятельный. — Он лукаво подмигнул и поспешно добавил, ласково улыбнувшись Женевьеве: — Конечно, мисс Макфейл исключительно хороша собой, но нужно быть незаурядным человеком, чтобы разглядеть красоту не только в ее внешности, но и в ее постоянных заботах об этих детях. Их шестеро, не так ли, считая новичка? А вы так молоды. — Старик окинул Хейдона завистливым взглядом. — У вас впереди вся жизнь. Вам повезло, миссис Блейк, что вы нашли себе такого красивого супруга. Желаю вам и мистеру Блейку много лет счастья.

— Благодарю вас, мистер Хамфрис. — Женевьева старалась не проявлять нетерпения, покуда управляющий банком восхвалял радости брака. Личный визит мистера Хамфриса мог означать только какие-то проблемы с ее счетом. Она опустилась на диван, ощущая смутную тревогу. — Хотите чего-нибудь выпить?

Старик махнул узловатой рукой.

— Нет, спасибо. К чему навязывать новобрачным свое присутствие? Я только хотел поздравить вас и сообщить вам и вашему супругу о кое-каких изменениях, касающихся вашего банковского счета. — Он позволил Хейдону усадить его в кресло.

— Так в чем же дело? — решительно приступил к делу Рэдмонд.

— Счет, увы, пуст.

— Но… этого не может быть! — воскликнула потрясенная Женевьева. — Я положила на него солидную сумму всего две недели назад. Денег должно было хватить минимум на четыре месяца.

— Это верно, — согласился мистер Хамфрис. — Я сам регистрировал поступления. — Он улыбнулся Хейдону, продемонстрировав ряд неровных желтых зубов. — Некоторым клиентам, вроде вашей жены, я стараюсь оказывать личные услуги. Ведь я знаю ее с пеленок и вел все счета ее отца, да упокоит господь его душу. Виконт Бринли был необыкновенно обаятельным и очень образованным человеком, а как он гордился своей дочуркой…

— Прошу прощения, что прерываю вас, мистер Хамфрис, — сказала Женевьева, вцепившись в подлокотник дивана, — но что случилось с моими деньгами?

Мистер Хамфрис озадаченно сдвинул седые брови.

— С деньгами? Ах да! Их изъяли в счет просроченных выплат по вашим закладным, дорогая моя. — Он с усмешкой повернулся к Хейдону. — Вы, конечно, понимаете, мистер Блейк, что когда берешь пенни тут и пенни там…

— Но почему? — Женевьеву охватила паника. — Вы ведь знали, что на эти деньги мы собирались жить следующие несколько месяцев. Этот счет для того и предназначен. Почему же вы использовали их для выплаты по закладным?

Управляющий вздохнул.

— К несчастью, моя дорогая, решение принимал не я. Ко мне поступили письменные инструкции из нашего офиса в Глазго, предписывающие немедленно погасить ваши долги. Якобы мы слишком долго не брали их во внимание, а они изрядно увеличились за последние годы. Я пытался объяснить им, что вы сейчас устраиваете свою жизнь и выплаты будут осуществлены в ближайшем будущем, но они заявили, что условия, на которых я предоставлял вам ссуды, противоречат политике Королевского банка Шотландии. — Он сердито нахмурился. — Вообразите — я проработал в банке более пятидесяти лет, а какой-то молокосос объясняет мне банковскую политику. Это оскорбительно! Если бы у меня было время на поездку, я отправился бы в Глазго и объяснил этому парню, что я управлял филиалом в Инверэри, когда он еще качался в колыбели. Я не нуждаюсь, чтобы какой-то юнец учил меня, как вести дела!

У Женевьевы закружилась голова.

— Мы рассчитывали жить на эти деньги несколько месяцев, — уныло повторила она. — Что же мне делать?

Мистер Хамфрис быстро заморгал.

— Что делать? Ну, пусть ваш супруг погасит задолженность, — ответил он, довольный, что нашел такое удачное решение. — Я могу сегодня же открыть вам счет, мистер Блейк, вы переведете на него необходимую сумму, и проблема будет решена. Мы закроем ваш счет, дорогая, — добавил он, ласково глядя на Женевьеву, — и вам будет незачем забивать вашу прелестную головку скучными финансовыми делами. Не правда ли, это большое облегчение?

«Еще бы», — подумал Хейдон, молча наблюдая, как бледнеют щеки Женевьевы. Мистер Хамфрис услышал, что его клиентка вышла замуж. И, если городские сплетни сделали свое дело, ему известно, что ее супругу лет под сорок, что он хорошо одетый, образованный и, очевидно, состоятельный человек. Так как муж отвечает за долги жены, мистер Хамфрис пришел к разумному выводу, что мистер Максуэлл Блейк просто оплатит долги Женевьевы, и дело с концом. Поэтому он спокойно выполнил полученные указания и опустошил счет Женевьевы, на что банк имеет право в случае неуплаты по закладным.

— Какова сумма долга? — почти равнодушно осведомился Хейдон. Что бы ни случилось, они должны скрывать свою неплатежеспособность.

— Простите, если я не смогу назвать вам точную цифру, — извинился мистер Хамфрис. — Давайте договоримся о встрече в банке, я к тому времени подготовлю все расчеты.

— А хотя бы приблизительно?

Управляющий нахмурился, словно считал неподобающим обсуждать столь деликатный вопрос вне священных пределов банка.

— Ежемесячная выплата не осуществлялась почти два года, но я использовал деньги со счета миссис Блейк, покрыв двухмесячный долг. Следовательно, остается задолженность за двадцать два месяца — разумеется, плюс проценты.

— Сколько? — настаивал Хейдон.

Мистер Хамфрис задумчиво почесал острый подбородок.

— Ко времени смерти виконта этот дом был уже заложен за пятьсот фунтов. Ваша жена брала многочисленные ссуды под остатки залога, которые нерегулярно выплачивались до позапрошлого года. Тогда миссис Блейк пришла ко мне и спросила, не могла бы она прекратить выплаты на несколько месяцев. Я хотел ей помочь и, конечно, сказал, чтобы она ни о чем не беспокоилась. Я всегда стараюсь услужить клиентам, — заверил он.

Хейдон едва сдерживался, чтобы не повысить голос.

— Сколько?

— Общая сумма закладных сейчас составляет примерно две тысячи семьсот фунтов. Сумма задолженности — около четырехсот сорока фунтов, включая проценты.

У Женевьевы сжалось сердце. Каким образом она сможет выплатить такую огромную сумму?

— А какие условия предлагает банк? — спросил Хейдон, внешне сохраняя полное спокойствие.

— Боюсь, что долги нужно выплатить сразу, — ответил мистер Хамфрис. — А впоследствии выплаты по закладной должны осуществляться без задержек первого числа каждого месяца. — Его синеватые губы вытянулись в тонкую линию, как будто слова имели неприятный привкус. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я передаю вам это малоприятное сообщение, но банк заявил, что если вы полностью не оплатите долги в течение тридцати дней, то на вас подадут в суд, требуя продать дом и конфисковать полученные за него деньги. Но, разумеется, в этом не будет необходимости, так как мистер Блейк обо всем позаботится. — И он радостно улыбнулся обоим.

— Конечно, — пробормотала Женевьева, ощущая тошноту.

— Вот и отлично. — Тяжело опираясь на трость, управляющий медленно встал с кресла. — Если не возражаете, мистер Блейк, встретимся в моем кабинете завтра, скажем, в семь часов и уладим это дело?

— Превосходно. — Хейдон улыбнулся, давая понять, что его нисколько не огорчило состояние финансов его жены. — Благодарю вас за то, что вы так любезно пришли сюда уведомить нас о случившемся. Позвольте вас проводить.

— Всегда рад вас видеть, дорогая, — сказал мистер Хамфрис, отвешивая поклон Женевьеве. — Брак пошел вам на пользу — вы прекрасно выглядите.

Женевьева заставила себя улыбнуться.

Хейдон проводил гостя к выходу, потом вернулся в гостиную и закрыл дверь.

Женевьева рассеянна рассматривала край своей юбки, лежащий на потертом ковре. Кайма сильно износилась, и она уже один раз подшивала ее. Но теперь юбка стала слишком короткой, чтобы подшивать ее снова.

— Я ничего больше не могла придумать, — грустно сказала она.

Хейдон промолчал.

— Какое-то время я выкручивалась, экономя изо всех сил, — продолжала Женевьева, чувствуя необходимость объясниться. — У меня не было дохода, а мой отец не оставил мне никаких денег на содержание дома или оплату закладной. Очевидно, он думал, что я сдам дом в аренду или просто продам, когда выйду замуж за Чарлза. Ему и в голову не приходило, что Чарлз разорвет помолвку.

«Тебе повезло, что он ее разорвал, — подумал Хейдон. — Ты слишком хороша, чтобы жить под каблуком у этого тупоумного осла».

— И вы все брали и брали в долг, чтобы выжить, — сделал он малоутешительный вывод.

Она кивнула.

— Сначала я думала, что смогу продать дом и переехать в более дешевое жилище. Закладывая дом дальше, я как бы брала аванс под те деньги, которые получу за продажу.

План был достаточно разумный. Любой на ее месте поступил бы так же.

— Почему же вы его не продали?

Женевьева провела пальцем по валику дивана, обивка была старая, кое-где ткань вот-вот грозила порваться. Женевьева помнила, как маленьким ребенком сидела на этом диване рядом с матерью. Они любили читать здесь вместе. Тогда диван был новым и дорогим, и ей приходилось следить за собой, чтобы не коснуться ткани своими расшитыми туфельками или не испачкать его еще как-нибудь.

— Я была совсем одна, Джейми — крошечный. Отец погиб. Несчастный случай во время прогулки верхом. Мать долго болела и умерла, когда мне было двенадцать. Отец сделал большую ошибку, женившись через полгода на моей мачехе. Она была очень мила, но истинная ее сущность — змеиная. Мачеха была возмущена, что я осмелилась взять в дом своего незаконнорожденного брата.

Она уехала, забрав с собой то немногое, что оставалось от отцовских денег. За время их брака она успела много потратить. Чарлз разорвал нашу помолвку и говорил всем в Инверэри, что я повредилась в уме. Люди стали отворачиваться от меня. — Женевьева сделала паузу, описывая пальцем круги на выцветшей ткани валика. Закрыв глаза, она могла ощутить аромат цитруса и роз, исходивший от ее матери. — Этот дом был единственным, который я когда-либо знала. Мне не хотелось покидать его.

«Конечно, не хотелось, — подумал Хейдон, возмущенный ужасающим положением, в которое ее поставили. — Ты чувствовала себя брошенным ребенком и стремилась сохранить хотя бы родной дом».

— Позже, когда я начала приводить сюда детей из тюрьмы, стало ясно, что мы уже не можем перебраться отсюда в более тесное жилье. Мистер Хамфрис любезно предложил мне выгодные условия и не возражал, если я запаздывала с выплатой или даже пропускала одну или две. Каждые несколько месяцев я продавала какую-нибудь картину или серебро, и на эти деньги мы могли какое-то время существовать. К тому же я рисовала портреты детей в богатых семьях. Платили за них немного, но это лучше, чем ничего.

— Но денег все равно никогда не хватало, — предположил Хейдон.

Женевьева покачала головой.

— Детям постоянно требовались новые костюмы, платья, обувь, книги, бумага. Мы всегда старались обходиться тем, что имеем, и передавать вещи от одного ребенка другому, но кое-что все равно приходилось покупать. К тому же деньги уходили на еду и разные мелочи — дрова, свечи, масло для ламп, простыни…

— Я уверен, вы делали то, что считали правильным, Женевьева, — прервал Хейдон. Он не хотел быть резким, но они столкнулись с серьезной проблемой, и ему не терпелось решить ее. — Никто не может винить вас за это. Вы заботились о детях и, как могли, обходились малыми средствами. Но со стороны мистера Хамфриса было опрометчиво и непрофессионально предлагать вам условия, которые он в итоге не смог выполнить.

— Он просто был добр ко мне. — Женевьева была озадачена этим упреком. — Если бы не мистер Хамфрис, я могла бы попросту оказаться на улице.

— Он только немного отсрочил это. Теперь он своей добротой поставил вас в крайне рискованное положение. Банк требует свои деньги и готов получить их любыми средствами. Сейчас мистер Хамфрис полагает, что сможет получить эти деньги от меня, и я не собираюсь его разубеждать. В качестве лорда Рэдмонда я обладаю значительными средствами, хотя по глупости успел растратить солидную их часть. У меня достаточно денег, чтобы оплатить ваши долги, но, увы, при нынешней ситуации я не в состоянии до них добраться.

Женевьева удивленно посмотрела на Хейдона. Неужели он полагает, что она взяла бы у него деньги?

— Я не рассчитываю, что вы или кто-либо другой оплатит мои долги, — напрямик заявила она.

— При других обстоятельствах я бы не стал вас спрашивать, — отозвался Хейдон. — Но сейчас я не могу раздобыть необходимую сумму. Надо подумать. Слушайте, у вас есть родственники, которые могли бы оказать вам помощь?

— Нет.

Хейдон нахмурился.

— Ни одного? Может быть, дядя или кузен — кто-нибудь из родственников вашего отца?

Женевьева покачала головой.

— Семья моего отца была очень маленькой — у него был только один брат, который умер раньше него. У матери не было ни братьев, ни сестер, а никого из моих дедушек и бабушек нет в живых.

— Как насчет вашей мачехи?

— Я бы никогда ни о чем ее не попросила. Да она никогда бы и не согласилась мне помочь. — В ее голосе слышалась горечь. — Это эгоистичная, злая женщина, которая презирала меня с самого начала. После свадьбы она перестала изображать привязанность к отцу, вынудив его искать ее на стороне. Когда я привела в дом Джейми, мачеха заявила, что мне следовало оставить его умирать в тюрьме. Не сомневаюсь, мое теперешнее положение доставило бы ей немалое удовольствие. Она пальцем не пошевелила бы, чтобы помочь мне.

Хейдон задумался. Оставшийся выход был очевиден, но он не мог себя заставить предложить его.

«Ты дурак! — сердито сказал он себе. — У Чарлза полно денег, и он все еще неравнодушен к Женевьеве».

— Тогда вы должны попросить Чарлза о займе, — промолвил Хейдон, преодолев отвращение, которое он испытывал к собственному предложению.

— Ни за что, — твердо сказала Женевьева. — Чарлз постоянно твердил, что я не смогу одна заботиться о детях. Когда я взяла Джейми, он заявил, что не намерен воспитывать отродье какой-то шлюхи, кем бы ни был его отец, и потребовал, чтобы я отнесла ребенка назад. — Ее рука стиснула валик. — Я ответила, что не собираюсь отдавать своего брата на верную погибель. Чарлз пришел в ярость и велел мне выбирать между ним и ребенком, которого я держала на руках. Вот я и выбрала.

Хейдон промолчал. Было легко презирать Чарлза за глупость, эгоизм и трусость и утверждать, что он не заслуживает такой прекрасной и отважной женщины, как Женевьева.

А вот как он, Хейдон, поступил бы восемь лет назад, столкнувшись с тем же самым. Что бы он сказал своей невесте, увидев у нее на руках невесть откуда взявшегося ребенка.

Хейдон ужаснулся самому себе, понимая, что во многих отношениях он не так уж и отличается от Чарлза.

— Как вы думаете, если бы вы обратились к Чарлзу с просьбой, он бы одолжил вам деньги?

— Нет. Он только пришел бы в восторг, получив доказательство своей правоты.

— Не думаю, что он хотел бы видеть вас и детей выброшенными на улицу, — возразил Хейдон. — Если бы вы обратились к нему за помощью, я уверен, что он вам бы не отказал.

— Вы не знаете его так, как знаю я, — отозвалась Женевьева. — Чарлз был бы очень доволен, если бы все произошло так, как он и предсказывал. То есть я осталась бы без дома и дети попали бы в приюты или работные дома. Подобный катастрофический исход успокоил бы его гордость, задетую тем, что я выбрала не его, а Джейми, и лишний раз подтвердил бы в глазах жителей Инверэри его мнение о моем помешательстве.

— Но вы ведь не знаете…

— Я ценю ваше беспокойство, лорд Рэдмонд, — прервала Женевьева. — Но все это я привыкла решать сама. Думаю, так будет и впредь.

— Что же вы намерены делать?

— Поищу, что я могла бы продать.

Хейдон окинул взглядом обшарпанную мебель и две не представляющие ценности картины.

— Не похоже, чтобы у вас остались ценные вещи.

— Кое-что осталось.

— Достаточно, чтобы собрать к завтрашнему утру четыреста сорок фунтов?

— Нет. Но мистер Хамфрис сказал, что у меня есть в запасе тридцать дней, и я полагаю, что банк предоставит мне отсрочку и после этого.

— Мистер Хамфрис уверен, что я завтра оплачу все ваши долги. А кроме того, что толку во времени? Ну пропустите еще одну выплату по закладной, увеличите сумму долга, и что дальше?

— Я найду выход, — ответила Женевьева. — Я продам кое-какие вещи. Это удовлетворит банк, покуда я найду способ выплатить оставшийся долг.

Хейдон покачал головой.

— Королевский банк Шотландии не принадлежит вашему отзывчивому маленькому другу, мистеру Хамфрису. Все, что им нужно, это получить деньги. Если они заявили, что через тридцать дней подадут на вас в суд, то, безусловно, так и сделают. В результате ваш дом продадут по ничтожной цене, деньги пойдут на уплату ваших долгов, а вы с детьми окажетесь на улице. А пока что банк опустошил ваш счет — это означает, что сейчас вы даже не можете купить молока или яиц.

— Я все это прекрасно поняла, лорд Рэдмонд. — Женевьева поднялась. — По-моему, у вас достаточно оснований тревожиться за себя, не забивая себе голову моими затруднениями. Завтра в одиннадцать я встречусь с мистером Хамфрисом и объясню ему, что мне нужно немного времени. Я скажу, что финансы моего мужа сейчас связаны инвестициями, но через неделю или две все уладится. Этого времени будет достаточно, чтобы собрать деньги и отдать долг.

Хейдона это не убедило. Даже если Женевьева соберет четыреста сорок фунтов, остаются ежемесячные выплаты. Это окажется ей не по силам, а кроме того, нужны ведь деньги и на повседневные расходы. Хейдон понимал ее благородное стремление помочь бездомным детям и заблудшим взрослым, которых она взяла в свой дом, но ей придется осознать, что у нее нет средств на содержание стольких людей. С другой стороны, великодушие являлось сущностью этой девушки. Если бы не ее желание помогать другим, он бы сейчас не стоял перед ней.

— Я пойду с вами, — сказал Хейдон.

— В этом нет надобности.

— Есть. — Упрямство Женевьевы выводило его из себя. — Люди считают вас замужней женщиной, и в их глазах я должен отвечать за ваши долги. Мы вместе встретимся с мистером Хамфрисом и убедим его, что у нас есть деньги. Будем надеяться, что нам удастся получить отсрочку на неделю или более. А потом, — добавил он, мрачно глядя на почти голые стены, — нам останется только рассчитывать, что вы найдете бриллианты, спрятанные в рамах этих картин.


— … А потом лорд Рэдмонд сказал, что банк заберет все деньги от продажи дома и мы окажемся на улице.

Джейми, Аннабелл, Грейс и Шарлотта в ужасе уставились на Саймона — их лица в темной спальне походили на маленькие бледные луны.

— Женевьева этого не допустит, — заявил Джейми, стараясь выглядеть более уверенным, чем был в действительности. — Она найдет способ рассчитаться с банком.

— Не найдет, потому что банк забрал все ее деньги, — возразил Саймон. — Лорд Рэдмонд сказал, что нам не хватит даже на молоко и яйца.

— Господи! — глаза Грейс испуганно расширились. — Что же нам делать?

— Мы умрем с голоду, — вздохнула Аннабелл. — Мы будем слабеть, худеть, а когда наконец умрем, то окажемся такими маленькими, что нас всех положат в один простой сосновый гроб и похоронят в одной могиле, на которой Женевьева даже не сможет поставить надгробье. Она посадит там розовый куст, будет приходить туда каждый день и поливать его слезами, и на нем раз в год будут расцветать шесть роз — по одной за каждого из нас. — Она снова вздохнула, прижав колени к груди.

— Меня не считайте. — Джек вытянулся на кровати, заложив руки за голову. — Я не останусь здесь голодать.

Джейми удивленно посмотрел на него.

— Не останешься?

— Завтра я уйду. Я и не собирался задерживаться здесь надолго.

— И куда же ты отправишься? Джек пожал плечами.

— Скорее всего в Глазго. Там я раздобуду денег.

— Заработаешь на фабрике? — восхитился Саймон. Ему нравилось представлять себе сложные механизмы, выполняющие множество задач, прежде чем выплюнуть в итоге пуговицу или чайник.

Джек презрительно фыркнул.

— Еще чего — работать на фабрике! Это все равно что сидеть в тюрьме или умереть.

— Тогда как же ты собираешься раздобыть денег? — поинтересовался Джейми.

— Также, как и всегда. Глазго полон ротозеев, напрашивающихся на то, чтобы их обчистили. Большинство из них настолько богаты, что даже не заметят, если у них пропадут часы или бумажник.

Аннабелл неодобрительно поджала розовые губки.

— Ты не должен больше воровать, Джек. Тебя опять поймают и посадят в тюрьму.

— А Женевьева не сможет отыскать тебя в Глазго, — добавила Грейс. — Наверно, тюрьмы там очень большие.

— Не нужна мне ваша Женевьева, — сердито буркнул Джек. — Я больше не попаду в тюрьму. Я всю жизнь ворую и никогда не попадался, если не считать последнего раза. Я умею стянуть вещь и быстро смыться. Люди, как правило, даже не замечают, что их обокрали. Если ты умен и проворен, то можешь недурно зарабатывать таким способом.

Саймон с любопытством посмотрел на него.

— Значит, ты не был умен и проворен, когда тебя поймали?

— Ну, ошибся разок, — нехотя признал Джек. — Больше этого не повторится.

— Если ты убежишь, у Женевьевы будут неприятности.

Спокойные и серьезные слова Шарлотты заставили всех умолкнуть. Никто из детей не хотел, чтобы с Женевьевой случилось что-нибудь плохое.

Джек шевельнулся на кровати. Ему не хотелось осложнять жизнь Женевьевы, но он не видел причин оставаться здесь. В конце концов прежде всего нужно заботиться о себе. Джек поступал так с самого раннего детства, так зачем что-либо менять? Только потому, что Женевьева забрала его из тюрьмы и избавила от порки? Конечно, Женевьева сидела ночи напролет у кровати Хейдона, когда у него был жар, а потом сказала, что он ее муж, спасая его от ареста, — она рисковала ради них обоих, но это еще не значит, что Джек обязан оставаться в ее доме.

Тем не менее совесть не давала ему покоя.

— Если у Женевьевы из-за тебя будут неприятности, нас всех могут забрать у нее, — сказала Грейс.

— Неужели они, правда, могут это сделать? — Джейми казался ошарашенным подобной перспективой.

— Не думаю, что они смогут забрать тебя, Джейми, — успокоил его Саймон. — Ты ведь никогда не сидел в тюрьме.

— Я там родился. — В его голосе слышались нотки гордости — результат долгих разговоров с Женевьевой, которая старалась внушить мальчику чувство собственного достоинства, невзирая на злосчастные обстоятельства его появления на свет.

— Это не имеет значения, — объяснила Аннабелл. — Ты ведь не воровал и не нарушал никаких законов в отличие от нас. Суд не может забрать тебя только потому, что ты родился в тюрьме.

— Если у нас отберут дом, всех нас отдадут в исправительную школу или работный дом, — заключила Грейс. — Женевьева не сумеет нам ничем помочь.

— Я не смогу там жить. — Шарлотта судорожно глотнула, стараясь не плакать. — Они будут поручать мне работу, которую я не смогу выполнить из-за того, что я слабая и хромая, а когда я упаду, станут бить меня и называть ленивой и глупой… — Слезы все-таки потекли по ее щекам. — А рядом не будет никого из вас, чтобы помочь мне.

— Не плачь. — Грейс обняла Шарлотту и прижала ее к себе. Грейс было двенадцать лет — всего на год больше, чем Шарлотте, — но жизнь сделала ее зрелой не по годам. Она убежала от дяди, который пытался изнасиловать ее в восьмилетнем возрасте, провела год в маленькой шайке карманников, потом попала в тюрьму, откуда ее забрала Женевьева. — Что бы ни случилось, я не позволю им разлучить нас — слышишь, Шарлотта?

— И я тоже, — добавила Аннабелл, склонив голову на дрожащее плечо Шарлотты.

Аннабелл хорошо знала, что такое отчаяние и одиночество. Ее мать умерла, когда она была совсем маленькой, а пьяница-отец избивал девочку и однажды так швырнул ее через всю комнату, что она ударилась о стол и потеряла сознание. У Аннабелл остался шрам на виске, который она старательно прикрывала волосами.

— Тогда и я пойду с вами. — Лицо Джейми внезапно прояснилось. — А может быть, они отпустят с нами и Женевьеву?

В глазах Шарлотты снова блеснули слезы.

— Никто из вас никуда не пойдет, — неожиданно буркнул Джек.

Маленькая компания удивленно воззрилась на него.

Во всем были повинны слезы Шарлотты. Они блестели на ее щеках, как будто влажные следы боли и страха, проникая прямо в сердце Джека. Ничто не производило на него более сильного впечатления. Когда Джек прибыл в дом Женевьевы, он вообще не собирался обращать внимание на кого-либо из детей, думая, что сумеет в подходящий момент сбежать, не оглядываясь назад. Но мысль о том, что Шарлотту и других детей будут бить и обижать в исправительной школе, была для него невыносимой. Джек почти ничего не знал об их жизни до прихода сюда, но отлично понимал, что каждому из них приходилось страдать от страха, одиночества и беспомощности, покуда их не спасла Женевьева. В ее доме они впервые почувствовали себя в полной безопасности.

Джек просто не мог стоять и смотреть, как детей оторвут от единственного человека, который любил их по-настоящему, чтобы снова вышвырнуть на свалку как ненужный хлам.

— Все, что нам нужно, это раздобыть денег и заплатить этому паршивому банку, — заявил он. — Тогда вы все сможете остаться здесь.

— Но где нам взять деньги? — спросил Джейми.

— Женевьева считает, что может что-то продать, но лорд Рэдмонд сказал, что ей все равно не набрать достаточно денег, — отозвался Саймон. — Он посоветовал ей лучше поискать бриллианты.

— Не думаю, что у Женевьевы есть бриллианты, — промолвила Аннабелл. — Никогда не видела, чтобы она носила какие-нибудь драгоценности.

— У нее раньше были кольцо и ожерелье, которые принадлежали моей бабушке, — сказал Джейми, — но она продала их в антикварный магазин мистера Инграма, когда взяла Саймона.

Саймон кивнул.

— Женевьева притворялась, будто очень рада, что продала их, но я-то видел, что ей грустно. Она повела нас пить чай и купила нам пирожные с лимоном вместо лепешек, сказав, что нам есть что отметить.

— Я собираюсь искать деньги не здесь, а там. — Джек многозначительно указал головой в сторону окна.

— В занавесках? — недоуменно спросил Джейми. Джек закатил глаза, но вовремя напомнил себе, что они совсем еще малыши.

— На улицах.

— Ты собираешься украсть их? — Грейс закусила губу. Джек кивнул.

— Мы тебе поможем, — восторженно заявил Саймон. — Мы все умеем шарить по карманам — конечно, кроме Джейми, но я думаю, он научится.

— Это мелочи. Это не то, что нужно, — возразил Джек. — Нужно украсть что-то по-настоящему ценное — украшение с дорогими камнями, а может быть, статую или картину.

— Украсть картину нелегко, — со свойственной ей практичностью заметила Грейс. — Они слишком большие — их не спрячешь под пальто.

— Придется забраться в чей-нибудь дом, чтобы найти дорогие вещи, — добавила Аннабелл. — А как нам это сделать?

— Я умею взрывать замки, — гордо сообщил Саймон. — Однажды я проделал это, чтобы залезть в дом.

Джек поднял брови.

— И что же ты там украл?

— Я съел огромный имбирный кекс, половину пудинга с финиками, четыре сдобные пышки с вареньем, тарелку холодной баранины с горохом, пакет изюма, кусок масла, выпил пинту двойных сливок и запил кружкой эля.

— Тебя не стошнило? — удивленно спросил Джек.

— Вырвало прямо на брюки начальника тюрьмы, — ответил Саймон. — Он очень хотел, чтобы Женевьева меня забрала.

— Женевьева расстроится, если узнает, что ты снова взрываешь замки, Саймон, — предупредила Аннабелл. — Когда ты пытался взорвать крышку кастрюли, то прожег большой ковер в столовой. Хорошо еще, что ты не спалил весь дом.

— Это был несчастный случай. Теперь я отлично справлюсь.

— Оливер говорит, что взрывать замки незачем, — сказала Шарлотта. — По его словам, во всем Инверэри нет замка, который нельзя было бы открыть, запасшись терпением.

— Он научил нас открывать без ключа парадную дверь и черный ход, — с гордостью сообщил Джейми. — Но Оливер сказал, чтобы мы не делали это при Женевьеве. Она считает, что такой опыт нам ни к чему.

— Беда в том, что, когда забираешься в чей-нибудь дом, не знаешь толком, есть ли там что-нибудь ценное, — задумчиво произнес Джек. — Мне нужно место, где наверняка есть вещи, которые стоят хороших денег.

— Почему бы тебе не украсть что-нибудь из магазина мистера Инграма? — предложила Аннабелл. — Там есть рыцарские доспехи. Женевьева говорит, что они, возможно, принадлежали самому сэру Ланселоту. Он был одним из рыцарей Круглого стола.

— Вряд ли я смогу незаметно украсть доспехи, — сухо заметил Джек. — А кроме того, кому они нужны?

— У мистера Инграма полно других вещей, — заверила его Грейс. — Женевьева иногда носит туда продавать вещи.

— Она показывала нам прилавок с разбитыми горшками из древнего Египта, — сказал Саймон. — Краска облупилась, и пользоваться ими нельзя, но она заставила нас рассматривать их и сказала, что они стоят целое состояние.

Но это не убедило Джека.

— Если кому-то нужен горшок, почему он не может купить целый и чистый?

— Они дорогие, потому что очень старые, — объяснила Аннабелл. — Людям нравится, что этими вещами пользовались давным-давно.

— Я знаю кое-кого, кто купит у меня краденое, но ему не нужны черепки из Египта, — сказал Джек. — Он предпочитает вещи, которые идут нарасхват у богатых.

— У мистера Инграма есть и драгоценности, — сообщила Шарлотта.

Джек вопросительно поднял брови.

— С дорогими камнями, с бриллиантами и рубинами?

— Он хранит их в специальном застекленном прилавке и очень сердится, если к стеклу прижимают нос и оставляют следы.

— Женевьева иногда смотрит туда, когда ждет, пока мистер Инграм ей заплатит, — поведал Джейми. — Она говорит, что большая часть этих драгоценностей принадлежала богатым людям, которые жили во Франции и бежали оттуда, чтобы им не отрубили головы.

«Это уже что-то», — подумал Джек.

— Прилавок заперт?

— Не думаю, — ответила Грейс. — Но тебе придется встать на место продавца, чтобы открыть его.

— Там много красивых вещей, — добавила Аннабелл. — Уверена, что мистер Инграм не заметит, если ты что-нибудь возьмешь.

— Мне понадобится взять несколько штук, чтобы хватило для уплаты в банк.

— Если не хватит, мы всегда можем вернуться и украсть что-нибудь еще, — предложил Саймон.

— «Мы»! — фыркнул Джек. Неужели они действительно думают, что он возьмет их с собой? — Ну уж нет. Я сделаю это сам.

Дети с огорчением посмотрели на него.

— Но мы только хотим помочь! — воскликнул Джейми.

— Мы будем стараться, — заверил Саймон.

— Я не могу рисковать, что кого-то из вас поймают, — заявил Джек.

— А если поймают тебя? — спросила Аннабелл.

— Меня не поймают.

— А вдруг? — Джек пожал плечами.

— Я старше всех вас. Если меня поймают, я смогу о себе позаботиться. Я не привык ко всему этому. — Он обвел рукой красиво обставленную комнату с темно-зелеными портьерами, не пропускающими холода из окон, и ковром с причудливым рисунком, касавшимся его босых ног мягко, словно шелк. — Куда бы меня ни отправили, я сумею вытерпеть.

Грейс упрямо покачала головой.

— Может, ты и старше, но не прожил здесь столько, сколько я. Ты должен взять с собой хотя бы меня. Я буду стоять на стреме и дам тебе знать, когда появится мистер Инграм.

— Я прожила здесь три года — всего на год меньше тебя, Грейс, — сказала Аннабелл, решительно выпятив подбородок. — А так как я актриса, то сумею отвлечь мистера Инграма, покуда Джек будет красть драгоценности.

— Я отвлеку его получше тебя, — усмехнулся Саймон. — Как взорву что-нибудь, он сразу туда побежит смотреть.

— Мы хотим обокрасть магазин мистера Инграма, а не взорвать его, — напомнила Аннабелл.

— Я не собираюсь взрывать магазин, — обиженно отозвался Саймон.

— Я бы тоже хотела пойти. — Шарлотта устремила на Джека серьезный взгляд. — Люди всегда глазеют на меня, ведь я сильно хромаю, — значит, тебя они не заметят.

— Вовсе ни к чему, чтобы люди на тебя глазели, — буркнул Джек, взбешенный этой идеей.

— Да мне же все равно, Джек, — улыбнулась она. — Лишь бы удалось помочь Женевьеве.

— А я боюсь оставаться один, — пожаловался Джейми. — Можно я тоже буду помогать?

Джек уставился на обращенные к нему умоляющие лица.

Его первым побуждением было сказать им, что они слишком малы, чтобы сопровождать его. Но сам-то он занимался воровством лет с девяти, когда был всего на год старше Джейми. Тогда он окончательно понял, что мать не собирается забрать его у злобных старика и старухи, которым отдана сына вскоре после его появления на свет. Они устроили ему поистине адскую жизнь. Ее краткие визиты становились все менее частыми, но когда она появлялась, это походило на луч света в темном царстве. Напудренная и нарумяненная, с пышным телом, втиснутым в тугой корсет и выцветшее платье с большим вырезом, мать казалась Джеку изумительной красавицей, какой и на свете не бывает. Она гладила его по голове и обнимала, а Джек вдыхал исходивший от нее таинственный сладковатый аромат, который напоминал ему о цветах и меде, пока он не подрос и не узнал, что это просто дешевое виски. «Это долго не продлится, мой мальчик, — обещала ему мать. — Осталось накопить совсем немного денег, и тогда мы купим прекрасный коттедж и будем жить в нем вместе». Потом она уходила, а старик избивал Джека до полусмерти, говоря, что его мать всего лишь пьяная шлюха и он больше не желает, чтобы ее ублюдок пользовался его добротой. В конце концов визиты матери прекратились вовсе, а старик колотил Джека все сильнее. В один прекрасный день Джек дал ему сдачи лопатой и убежал, не зная, стал ли он убийцей или нет.

Джек привык воровать в одиночку, не усложняя себе жизнь наличием сообщников. Но в итоге дело обернулось арестом и тюремным заключением. Пожалуй, решил он, эту работу лучше выполнить с помощниками. По крайней мере будет кому стоять на стреме. А если что-нибудь пойдет не так, как надо, то, как предложила Аннабелл, другие могут отвлечь внимание.

— Ладно, — согласился Джек. — Будете все мне помогать. Но вы должны делать только то, что я вам велю. Понятно?

Начинающие грабители торжественно кивнули.