"По ту сторону небес" - читать интересную книгу автора (Робардс Карен)

9

Несмотря на легкую поступь, Кэролайн, даже не оборачиваясь, узнала о приближении Мэта. Какое-то шестое чувство подсказало ей, что он рядом.

Она выпрямилась и с досадой смахнула со щек слезы, надеясь, что наступившая ночь не выдаст ее слабости. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее жалели. Неважно, Мэт или кто-либо еще.

— Хвала Господу, вы перестали всхлипывать. Терпеть не могу хнычущих дамочек.

При столь бессердечном заявлении Кэролайн до отказа выпрямила спину и напряглась всем телом. Сжав кулаки, она резко повернулась к нему лицом.

— Я не всхлипываю. Я вообще не плачу.

Их обоих окутывала темнота, и выражение его лица невозможно было разглядеть. Девушка надеялась, что и он не видит ее лица. Мэт стоял примерно в пяти-шести шагах, и до нее доносился его мужской запах. Она различала только очертания его высокой, широкоплечей фигуры и смутное белое пятно рубашки.

— Все женщины льют слезы, как из фонтана, рассчитывая вызвать к себе жалость. В моем доме это не пройдет.

Кэролайн глубоко втянула в себя воздух.

— Вы, — сказала она с нарочитым спокойствием, — во всей вероятности, очень мало имели дело с женщинами.

— Я был женат тринадцать лет.

И вы хотите сказать, что Элизабет лила слезы, как из фонтана? Я этому не удивлюсь, поскольку уже имела счастье познакомиться с вами, вашими сыновьями и братьями.

— Вы не можете ничего знать ни обо мне, ни о моей семье!

— Поверьте, я знаю о вас и о вашей семье ровно столько, сколько мне нужно. Я ухожу от вас завтра же утром. В городе для меня найдется какая-нибудь работа.

— Вы не уйдете.

Спокойная уверенность этих слов поразила Кэролайн.

— Еще как уйду! Вы не имеете права меня задерживать! Вы — все до одного — грязные, грубые и не умеете ценить то, что для вас делают, и это еще мягко сказано. Я согласна работать в качестве… в качестве кого угодно, лишь бы не батрачить на вашу семейку!

— Вы не очень-то любезны, но боюсь, выбирать вам не приходится.

— То есть как это выбирать мне не приходится? Почему мне не приходится выбирать?

— Не забывайте, я заплатил за ваш проезд. По закону вы должны мне немалые деньги. Предлагаю отработать их в качестве члена моей семьи, а если вам это не подходит, мы можем пойти в магистрат и оформить все официально. Я не возражаю взять вас к себе в качестве прислуги.

— Прислуги?!

— Уверен, Тобиас с готовностью подтвердит, что вы должны мне деньги.

— Вы этого не сделаете!

— Сделаю, если вы меня заставите так поступить.

Мэт замолчал. От возмущения и негодования Кэролайн тоже была не в силах произнести ни слова. Когда же он снова заговорил, его тон уже не был столь беспощаден.

— Однако предпочел бы, чтобы вы меня к этому не вынуждали. Для всех нас будет лучше, если мы попытаемся прийти к какому-то взаимоприемлемому соглашению. Признаюсь, когда я впервые познакомился с вами и узнал о ваших… э… обстоятельствах, то не очень обрадовался. Но теперь вижу, что в этой ситуации для нас всех есть положительные стороны. Вам нужен дом. А нам здесь нужен женский глаз. Особенно моим мальчишкам — им не хватает матери. Вы их тетка. Кто же лучше вас сможет справиться с этой ролью?

— Если вы хотите, чтобы у ваших сыновей была мать, почему бы вам просто не жениться второй раз? — От кипевшего в ней негодования вопрос прозвучал довольно резко.

— Я не собираюсь больше жениться. Никогда.

В голосе Мэта слышалась такая холодная убежденность, что Кэролайн поняла: он не отступит от своих слов.

— Вспомните хорошенько: я воровка и лгунья, к тому же роялистка по убеждению. Не может быть, чтобы вы позволили подобной особе развращать ваших невинных детей.

— Я не боюсь, что вы научите их красть или лгать, — возразил он. Затем, не дав Кэролайн оправиться от удивления по поводу столь явного комплимента, добавил: — У них для этого слишком строгие моральные устои. Кроме того, они страшатся моего гнева, и это тоже на пользу. Что касается роялистских наклонностей, то они, очевидно, были восприняты от отца, и потому их нельзя целиком ставить вам в вину. Нам просто придется вас перевоспитать.

— Только попробуйте!

— А может быть, нам это удастся.

— Мало вероятно.

— Знаете, я за свою жизнь понял, что на свете подчас происходят маловероятные вещи. Возьмите, к примеру, ваш приезд сюда. Я чуть ли не весь день думал об этом и наконец пришел к выводу, что вас послало ко мне само Провидение. Согласно Священному Писанию, пути Господни неисповедимы. — В голосе Мэта зазвучала ирония. — Я бы сказал, что в вашем случае Его пути чрезвычайно неисповедимы.

— Благодарю, — ледяным тоном ответила Кэролайн.

— Не обижайтесь, я просто подтруниваю. — На мгновение мужчина замолчал, пытаясь сквозь тьму вглядеться в ее лицо. Когда он вновь заговорил, его тон настолько изменился, что теперь Мэт чуть ли не увещевал Кэролайн. — Сегодня вечером впервые за долгие-долгие годы мы вернулись с работы в чистый, опрятный дом, где нас ждал горячий ужин. Приятно было сознавать, что на кухне хлопочет женщина, даже если из-за этого и пришлось идти смывать с себя грязь. И тогда меня осенило, что вы можете предложить моим мальчикам нечто нужное, чего я сам никогда не смогу им дать: женскую заботу и ласку.

— Вот оно что.

Картина, которую нарисовал ей Мэт, — шесть мужчин, изнывающих без облагораживающего влияния женщины, — смягчила гердце Кэролайн. (Хотя она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе.) Она им нужна, вот что Мэт пытался ей объяснить. И, осознав это, девушка также почувствовала: то, что он ей предлагал, словно бальзам, необходимо ее уставшему и израненному сердцу — иметь дом и семью. Разве не об этом она думала сегодня днем, и не в этом ли состояла ее мечта в последние годы?

— Что ж, я не против сделать для моих племянников все, что в моих силах. Но не допущу, чтобы со мной обращались без уважения или понукали, как служанкой.

— Обещаю, что будем относиться к вам со всем почтением, но, в свою очередь, надеюсь на то, что и вы не будете устраивать нам сцен из-за какого-нибудь неудачно сказанного слова или необдуманного поступка. Мы слишком долго жили одни и, возможно, наши манеры стали несколько грубоватыми. Кстати, коль скоро у нас зашел об этом разговор, скажу откровенно: сегодня за ужином мы ни в коем случае не хотели вас обидеть. Еда была очень вкусной; сказать по правде, я и не помню уже, когда так вкусно ел.

— Мне очень нравится готовить, — Кэролайн осторожно ослабила боевую стойку. Своей лестью Мэт добился желаемого эффекта. Она понимала: он специально так говорит, чтобы добиться своего, но все равно отреагировала на его любезности. Девушка почти с нетерпением предвкушала, как возьмется за воспитание этих Мэтисонов.

— А поскольку нам очень нравится кушать, вы поистине посланы сюда небесами.

И вслед за этим Мэт улыбнулся. Это была даже не улыбка, а чуть кривоватая ухмылка, неожиданно освещенная вынырнувшей из-за облаков луной. Но от этой улыбки-ухмылки в душе Кэролайн вдруг ослаб какой-то тугой узел, беспокоивший ее со смерти отца. До этой минуты девушке как-то в голову не приходило, что Мэт умеет улыбаться. Он сразу стал выглядеть моложе и намного красивее. Мэт был просто ослепительно красив. О, как он ей мог понравится когда-то!

— Сколько вам лет? — Вопрос вылетел как-то сам собой. Не успев его задать, Кэролайн покраснела до кончиков волос. И снова поблагодарила Бога за то, что вокруг темно. Возраст Мэта ее нисколько не касался. А вопрос подразумевал некий ее интерес к нему как к мужчине — интерес, которого она явно не испытывала.

Улыбка Мэтисона погасла. Глаза сузились. И ответ прозвучал намеренно отчужденно:

— Тридцать два.

— Но ведь Элизабет сейчас было бы… — Его ответ так изумил Кэролайн, что она никак не могла закончить фразу.

— Она была старше меня на три года.

— Значит, вам было не больше семнадцати, когда вы с ней поженились и покинули Англию!

— А разве сестра не рассказывала вам этого в своих письмах? Она ведь без конца писала то вам, то вашему отцу. — В голосе Мэта звучало что-то такое, чего Кэролайн не могла уловить. Горечь, обида, гнев или нечто среднее между всем этим? А, может, просто досада на нее за надоевшие расспросы?

— Сказать по правде, она крайне редко упоминала о вас. — Едва произнеся эту фразу, Кэролайн спохватилась, поняв, насколько бестактно она прозвучала.

— И о сыновьях тоже, держу пари. — На сей раз горечь в голосе Мэта была очевидной.

Да.

Кэролайн удивилась, когда осознала, что так оно и было. Раньше она никогда не задумывалась о столь странном упущении, но, с другой стороны, до сегодняшнего дня она ни разу не встречалась с семьей своей сестры и не представляла их себе реально существующими людьми. Оставалось только гадать, как женщина могла не похвастаться двумя крепкими, здоровыми сыновьями и умопомрачительно красивым мужем. Но в своих письмах — сначала регулярных, а затем год от года все более редких — Элизабет в основном распространялась о красотах природы Нового Света и о том, как он отличается от Старого. Кэролайн насупила брови, поняв, насколько мало писала сестра о себе и своих близких. Она ни разу не упомянула ни о возрасте Мэта — вернее, мистера Мэтисона, как Элизабет всегда называла его, — ни о его необыкновенной внешней привлекательности, ни о его хромоте. Сестра ни разу не упомянула о его братьях, живших сними одним домом, и крайне скудно описывала свой быт. Время от времени Элизабет вскользь сообщала о сыновьях, но ни разу о том, какие они оба живые, крепкие и энергичные. Как она могла так мало уделять внимания столь важным сторонам своей жизни? Если на все эти вопросы и был ответ, то в данный момент он не приходил Кэролайн в голову.

Вдали вновь раздался вой какого-то дикого зверя. Привязанный на заднем дворе Рейли скорбно завыл в ответ. Кэролайн внезапно пробила дрожь, и она поежилась. А может быть, ей стало холодно совсем по другим причинам?

— Я должен идти спустить собаку, — вполголоса произнес Мэт и взглянул на Кэролайн. — Пойдемте со мной. Если вам суждено жить в нашем доме, вам нужно подружиться с Рейли.

— Нет, спасибо.

Кэролайн вдруг захотелось вновь оказаться в доме в безопасности. Выбегая на улицу, она была так расстроена, что едва обратила внимание на близость мрачного, угрюмого леса, вплотную подступавшего к полям. Теперь его неприветливая громада нависала совсем рядом и в темноте казалась еще более зловещей. Вой не утихал, превращаясь в леденящий кровь хор, по мере того как в него вступали все новые и новые участники. Кэролайн обхватила плечи руками и нервно огляделась.

— Что это?

Несмотря на все свои старания, она так и не смогла избавиться от страха. Мэт протянул руку и автоматическим жестом, каким обычно успокаивают тех, кто пугается напрасно, взял ее чуть повыше локтя. Направляясь к дому, он потянул Кэролайн за собой. Даже сквозь шелк рукава девушка почувствовала жар его ладони и твердую силу пальцев. И, хотя она знала, что сейчас произойдет, попыталась преодолеть подступавшую дурноту и взять себя в руки. Но все ее усилия оказались тщетны: тошнота, физическое отвращение, словно желчь, поднялись откуда-то снизу и моментально заслонили собой все прочие мысли и чувства, кроме желания отбросить его руку. Мужское прикосновение оказалось для нее намного страшнее, чем этот звучащий со всех сторон первобытный хор зверей. Не в силах более сдерживаться, Кэролайн рывком высвободила свою руку, на что Мэт, к ее облегчению, даже не обратил внимания.

— Это? — переспросил он почти небрежным тоном. — Это волки. Не так уж близко от нас.

— Волки?! — Известие ошеломило Кэролайн. Она со страхом обежала глазами окружавший их со всех сторон призрачный лес. Теперь девушка боялась волков больше, чем Мэта, поэтому придвинулась к нему поближе, ощущая тепло его мощного крепкого тела. Она не могла заставить себя дотронуться до него, просто шла рядом, но чувствовала себя гораздо спокойнее. Впрочем, если волки нападут, Кэролайн не могла бы поручиться, что Мэт не бросит ее им на съедение. Судя по всему, он испытывает к женщинам такое же отвращение, как она к мужчинам.

— Ага, волки. Но не бойтесь. Они в основном держатся вдали от поселений. Даже если голод и заставит их подойти близко, то они не станут охотиться за молодыми барышнями. Иаков им больше по вкусу, потому-то мы и запираем его на ночь в сарай.

— Иаков? Кто это?

— Бык. Помните Иакова из Священного писания? Он был весьма плодовитым родителем, и того же мы ждем от его тезки. — И в словах Мэта, и в искоса бросаемых на нее взглядах ощущалась легкая усмешка.

Кэролайн знала, что сейчас он вспомнил об унизительном для нее знакомстве с этим злосчастным животным. Если бы девушка так не боялась диких зверей, которые вот-вот могут выбежать навстречу из леса, то в ту же секунду покинула бы Мэта, кипя благородным негодованием. Но в данных обстоятельствах ей пришлось ограничиться хмурым взглядом в его сторону.

— Надеюсь, волки все-таки съедят вашего проклятого Иакова. А я иду спать.

Они уже завернули за угол дома и теперь были достаточно близко от входной двери, так что Кэролайн могла без опаски направиться к дому. Увидев их, Рейли перестал выть и радостно залаял. Веревка, за которую он был привязан, не мешала ему делать огромные прыжки. Кэролайн инстинктивно отступила за спину Мэта.

— Боитесь собак, быков и волков. — Мужчина покачал головой. — По крайней мере, можно считать нам повезло, что вы не боитесь мужчин.

Это уже было сказано ей вслед, когда Кэролайн, не дожидаясь, пока он спустит собаку с привязи, заторопилась к дому, чтобы наконец почувствовать себя в безопасности. И тут Мэтисон произнес нечто такое, что заставило девушку моментально остановиться.

— Или все же боитесь? — пробормотал он.

Но когда Кэролайн обернулась и уставилась на него, мужчина, повернувшись к ней спиной, уже отвязывал пса.

Зная, что зверюга в любую минуту может освободиться, Кэролайн подхватила юбки и побежала к дому. Но наполовину услышанный, наполовину угаданный вопрос Мэта не давал ей покоя. Неужели он и впрямь это сказал или это был всего лишь ветер?

— Фу, Рейли, лежать!

Когда Мэт развязал веревку, собака в экстазе чуть не сбила его с ног. Едва выпрямившись, он подвергся новому нападению, и, несмотря на все попытки отогнать животное, Рейли пару раз обслюнявил ему щеку. Наконец Мэту удалось схватить скачущего и бросающегося на него пса и отпихнуть от себя, к вящей радости самого Рейли, который все это считал восхитительной игрой. Пес с сумасшедшим лаем пустился кругами вскачь по двору, громко выражая радость по поводу освобождения.

Мэт немного понаблюдал за выходками пса, пряча легкую улыбку. Из Рейли предполагалось сделать сторожевую собаку, однако в этом качестве он очень мало преуспел. Несмотря на то, что одним своим ростом пес внушал почтительный страх, за всю свою жизнь он не обидел даже белки, хотя эти лесные обитатели вели себя с ним вызывающе дерзко. Сыновья Мэта любили Рейли, для его братьев он был самым милым из домашних питомцев, да и сам он по-настоящему привязался к этой огромной псине. Новому члену их семьи стоило бы приглядеться к собаке поближе, чтобы понять: невзирая на лай и чудовищные размеры, Рейли, по сути, довольно безобидное создание. Если бы Кэролайн это осознала, пес действительно превратился бы во всеобщего любимца.

Подумав о Кэролайн как о новом члене своей семьи, Мэт скосил глаза к задней двери, через которую девушка только что вошла в дом. Мужчина вспомнил о том, что случилось в этот день, и его лицо исказилось гримасой. Очень может быть, что он совершил еще одну громадную ошибку. Кэролайн Везерби совсем не похожа на скромную и застенчивую пуританскую мисс, она дочь игрока, роялистка, воровка, лгунья и Бог знает кто еще. И тем не менее он согласился, чтобы она осталась у них жить. Более того, попросил ее по-женски присмотреть за его мальчишками. Почему? Будь он проклят, если знает ответ.

Конечно, Мэт немного лукавил. Он прекрасно знал почему. Мэт всегда был легкой добычей для красивых женщин, особенно тех, кому не повезло в жизни. Именно так он женился на своей покойной, но неоплакиваемой супруге. Он мог бы назвать ее самой большой ошибкой в своей жизни, если бы не сыновья, которых она ему родила.

Как Элизабет, так и ее сводная сестра хороши собой, хотя это совсем разные типы красоты. Кэролайн для женщины довольно высокая. И чересчур худощавая, что, надо полагать, явилось следствием недавних тяжких лишений, выпавших на ее долю. Элизабет была ниже ростом и имела округлую фигуру, можно даже сказать, отличалась пышностью форм, хотя само это выражение имело для Мэта подтекст, о котором он предпочел бы не думать. Некоторые воспоминания были настолько ему неприятны, что их лучше было бы совсем вычеркнуть из памяти.

В то время как у Кэролайн волосы цвета воронова крыла (в сущности, такие же черные, как у него самого) и прямые, у Элизабет они были золотисто-каштановые и волнистые. У Элизабет округлой была не только фигура, но и лицо, с нежно-розовым цветом кожи, с годами превратившимся в яркий румянец. У Кэролайн же точеное лицо с мелкими тонкими чертами, а кожа такая белая и гладкая, что Мэту страшно хотелось, буквально до зуда в пальцах, дотронуться до нее. Один только раз, чтобы узнать, действительно ли на ощупь кожа такая бархатистая или это только кажется. Хотя, конечно, ничего подобного не сделает. Ведь он уже не глупый юнец, а зрелый мужчина, закаленный в горниле жизни, который никогда больше не поддастся страсти, не основанной на любви.

Мэт уже знал: подобное безумство чревато непоправимыми последствиями.

И все-таки и сам он, и его сыновья понемногу приходят в норму.

Теперь осталось только показать им, что не все женщины такие, какой была их мать. Именно это, по всей вероятности, в конечном итоге и побудило его разрешить Кэролайн поселиться в его доме. Шрамы, которые оставили на нем годы супружества, в большей степени изуродовали тело, нежели душу. Но Мэт боялся за мальчишек: если он срочно не примет меры, в их сердцах на всю жизнь могут остаться незажившие раны и рубцы. В Элизабет не было ничего материнского, и они вечно испытывали из-за нее смешанное чувство ужаса и стыда. Сыновьям необходимо узнать, что не все женщины похожи на их мать. Как это он раньше не подумал о столь важных вещах! Впрочем, все эти годы Мэт боролся с собственными тяжкими воспоминаниями. Он не лгал Кэролайн: она и впрямь, можно сказать, послана ему Богом.

Итак, решение Мэта позволить сестре Элизабет войти в его семью продиктовано исключительно отеческой заботой. И на него ни на йоту не подействовали ни обрамленные черными ресницами золотисто-карие миндалевидные глаза, в которых он увидел такое, о чем лучше забыть. Ни щедрый рот с полными губами — он один обещал большую чувственность, чем все округлости на теле Элизабет.

По крайней мере, если и подействовали, то не слишком. Мэту вдруг пришла в голову мысль: а что если Кэролайн привыкла вести беспорядочную половую жизнь? Но, вспомнив, как она вся сжалась, когда он до нее дотронулся, сразу успокоился. Какие бы ни были у Кэролайн Везерби пороки (а Мэт бы уверен, что их у нее предостаточно), такого греха в ней явно не водилось.

Осознание этого вызвало у него чувство глубокой облегчения. Вряд ли бы он смог пережить нечто подобное еще раз.

Внимание Мэта привлек неровный мерцающий огонек в лесу, справа от того места, где он стоял. Даже не один, а сразу несколько. В районе неподалеку от ручья.

Рейли тоже заметил огоньки, и его радостный лай сменился угрожающим. Несмотря на свой безнадежно мирный нрав, со стороны пес производил убедительное впечатление злобного и свирепого животного. Видимо, также решили и те, кто зажег эти огоньки, потому что мерцающие яркие точки внезапно исчезли.

«Фонари, — подумал Мэт, — их задули».

Снова они взялись за свое, снова бродят по лесу, эти призрачные тени, последователи Сатаны, да сгинут они в преисподней! Они устраивают свои нечестивые колдовские обряды ночью в лесу, и никто, кроме них самих, не знает их в лицо. И только Мэт знает — вернее, знал, — по крайней мере, одно имя: Элизабет Мэтисон.

Черная магия была их религией, сказала она ему однажды. И еще много чего рассказывала, яростно выстреливая в него фразами в разгар очередной мучительной ссоры. Они призывали силу земли, чтобы с ее помощью вызывать духов и наводить порчу. Каждый раз сатанисты собирались в новом месте, чтобы не быть обнаруженными, помечая площадку колдовскими заклинаниями на своем особом древнем языке, чтобы все ведьмы знали, где предстояло собраться на шабаш в определенные ночи, вычисляемые по чередованию лунных фаз. Над их сатанингкими кострами Элизабет видела самого Дьявола, танцующего в струйках дыма.

Сумасшествие жены началось, после того как она внезапно вообразила себя ведьмой. Когда Мэт узнал о ее ночных прогулках и их цели, им овладели ужас и отвращение. И, если быть до конца честным, он даже испугался. Разумеется, Мэт запретил Элизабет бродить по ночам в лесу, а когда она отказалась повиноваться, он прибегнул к крайней мере: стал на ночь запирать жену в ее комнате. Когда она окончательно поняла, что он тверд в своем намерении не пускать ее в лес, Элизабет прокляла его настоящим ведьминским проклятием, и это отчетливо слышали его братья и сосед-фермер, случайно зашедший в гости. Непричесанная, со спутанными, разметавшимися по плечам и спине волосами, одетая в одну только ночную сорочку, она высунулась из окна своей спальни и призывала Сатану отомстить ее мужу. Элизабет произносила напыщенные фразы, иногда невнятно бормоча и глотая отдельные слоги. Именно с этого дня по округе поползли слухи, что она ведьма. Когда Мэту сказали об этом в лицо — что отваживались делать только один-два человека на весь поселок, — он лишь презрительно засмеялся. Но до самой смерти Элизабет жила в постоянном страхе, что однажды ее арестуют по обвинению в колдовстве, будут судить и признают виновной. Наказанием за такого рода преступление была виселица или сожжение на костре, как это делали в соседних поселениях. При всем презрении к жене, возраставшем год от года, Мэт не мог желать ей подобной смерти. К тому же для его сыновей такая развязка явилась бы ужасным ударом, а воспоминания преследовали бы их до конца жизни. Вот почему, когда Элизабет утонула, он не стал особенно вдаваться в обстоятельства ее смерти. Возможно, Мэт слишком очерствел сердцем, но единственным чувством было глубокое облегчение. Он имел кое-какие основания подозревать, что группа горожан взяла на себя смелость устроить Элизабет испытание водой, которое частенько устраивают ведьмам. Если даже все было именно так и это кончилось смертью его жены, он все равно не мог ее оживить. Мэт проследил, чтобы Элизабет похоронили по христианскому обычаю, но в остальном предал дело забвению.

Однако последователи Сатаны все еще бродили по лесам, и само их существование было позором, с точки зрения всех богобоязненных людей. У Мэта, в отличие от многих, было больше причин бояться и ненавидеть их.

Вряд ли ведьм можно разогнать ружейными выстрелами, и все же Мэт быстро подхватил мушкет, всегда стоявший наготове у задней двери, и выстрелил в направлении, где загорелись, а потом погасли огоньки. От желтой вспышки огня и резкого звука выстрела у него стало легче на душе, как и от отдачи мушкета в плечо и едкого запаха пороха. Пусть результат его усилий ничтожен, по крайней мере, он попытался что-то предпринять.

Несколько мгновений Мэт постоял, вглядываясь в темноту, но больше ничего не увидел. Затем к нему подскочил Рейли. Высунув язык, он приглашал хозяина поиграть. Для пса инцидент явно был исчерпан. Да и для Мэта тоже. Со смертью Элизабет у него не осталось причин вмешиваться в то, что творилось по ночам в лесу. Никто из членов его семьи ни в чем подобном не участвует, а следовательно, его это не касается.

Мэт повернулся и, держа мушкет в одной руке, направился к дому.