"Тайна рукописи" - читать интересную книгу автора (Монинг Карен Мари)

Пробормотав извинения перед мамочкой, я схватила разорванную подушку и швырнула ее через всю разрушенную спальню, завопив:

– Черт, черт, черт! Куда ты его дела, Алина?

По комнате закружились перья. Что напомнило мне о запущенной в свободный полет подушке, которая врезалась в раму картины с изображением крытого соломой коттеджа на морском берегу – одну из немногих уцелевших вещей в квартире Алины – и сшибла картину со стены. К счастью, она упала на кровать и стекло не разбилось. К несчастью, за картиной не обнаружилось тайника.

Я сползла на пол и прислонилась спиной к стене, глядя в потолок и ожидая озарения. Озарение не торопилось. Я проверила все места, в которые Алина прятала дневники дома, потом остальные места, но безрезультатно. Кроме того, я обнаружила, что пропал не только ее дневник, но и другие вещи: фотоальбомы и ежедневник исчезли. Алина вела свой ежедневник так же аккуратно, как и дневник, и я знала, что она взяла с собой в Дублин два фотоальбома: один – с фотографиями семьи и дома в Ашфорде, чтобы показывать друзьям, и второй – пустой, для ее фотографий отсюда.

Мне не повезло найти ни один из них. А искала я действительно тщательно.

Я даже остановилась по пути у магазина инструментов и купила молоток, чтобы можно было отломать заднюю стенку шкафа в спальне. Я даже использовала острый конец молотка, чтобы простучать все пустоты и обшивки в квартире, ища слабо держащиеся части. Я простучала даже половицы. Я осмотрела всю мебель в квартире сверху, с боков и снизу и даже проверила внутри, равно как и снаружи, туалетный бачок.

Я ничего не нашла.

Если дневник Алины был спрятан где-то в этом помещении, то на сей раз она победила. Все, что мне осталось – это полностью уничтожить это место: выбить стены, разбить на части все шкафы, сорвать полы, но в таком случае мне придется купить это чертово здание, чтобы оплатить нанесенный ущерб, а у меня не было таких денег.

Я задержала дыхание. Но у Бэрронса эти деньги были. И я могу предложить ему купить это место, используя в качестве стимула его желание найти книгу. Мне нужен был дневник Алины, поскольку он мог помочь вычислить ее убийцу, однако имелись неплохие шансы и на то, что там содержится информация о местонахождении «Синсар Дабх». В конце концов, последними словами моей сестры в сообщении были: «Теперь я знаю, что это такое, и знаю, где...», после чего звонок был прерван. Шансы на то, что она написала что-то по этому поводу в дневнике, довольно велики.

Вопрос в том, могу ли я доверять Иерихону Бэрронсу, и если могу, то насколько?

Я уставилась в пространство, думая о том, что мне о нем известно. Немногое. Мрачный экзотический полубаск, полукельт был загадкой в загадке, и я считала, что он никогда и никому не позволит себя разгадать. Может быть, Фиона и знает о нем кое-что, но она сама по себе тоже загадка.

Я знала лишь одно – Бэрронс зверски на меня разозлится, когда мы снова встретимся, поскольку последним, что он сказал мне ранним утром в своей типичной высокомерной манере, прежде чем я без сил рухнула на кровать, было: «У меня на сегодня запланированы дела, мисс Лейн. Оставайтесь в книжном магазине до моего возвращения. Фиона позаботится обо всем, что может вам понадобиться».

Я проигнорировала его приказ и почти сразу после того, как проснулась во втором часу дня, выскользнула через черный ход в аллею за магазином. Нет, я не полная идиотка, и я не хочу умереть. Просто у меня была миссия, и я не могла позволить страху взять надо мной верх, поскольку с тем же успехом я могла сесть на следующий же рейс обратно в Джорджию, поджать хвост и сбежать домой, к безопасности и маме с папой.

Да, я знала, что Многоротая Тварь охотится за моим легкомысленным, белокурым вариантом. Да, я не сомневалась, что пока Мэллис дремлет, игнорируя дневной свет, где-то на романтическо-готической кушетке и переваривает чью-то кровь, его люди прочесывают Дублин в поисках вороватой мисс Радуги.

Но такую меня никто не станет искать. Я была инкогнито.

Я собрала свои потемневшие волосы в короткий хвостик и заправила их под бейсболку, плотно надвинув ее на глаза. Я надела свои любимые линялые джинсы, неряшливо растянутую, почти изношенную футболку, которую я стащила у папы перед отъездом (много стирок тому назад она была черной), и растоптанные теннисные туфли. На мне не было ни единого аксессуара, а вместо сумочки я захватила коричневый бумажный пакет. Я не нанесла ни грамма косметики, нуль, зеро, ничто, даже помадой не воспользовалась, отчего губы как-то странно себя чувствовали. Я слишком привыкла их увлажнять. Думаю, эта привычка родилась из-за жизни в жарком климате Юга. В таких условиях, как дома, даже самая здоровая кожа нуждается в поддержке. Но апофеозом моей маскировки были по-настоящему отвратительные увеличивающие очки, которые я купила в аптеке по пути сюда и которые теперь висели у меня на шее, на вороте выцветшей футболки.

Вы можете подумать, что я выглядела предельно отталкивающе, но я знаю кое-что о людях. Мир замечает симпатичных, красиво одетых юных девушек. И изо всех сил старается не обращать внимания на непривлекательных нерях. Если хорошо постараетесь, то в результате от вас начнут шарахаться минимум за десять метров. Без сомнения, я выглядела отвратительно, как никогда в жизни. И я не гордилась этим, хотя в то же время это было мне на руку. Пусть я не смогла сделать из себя уродину, но мне хотя бы удалось превратиться в невидимку.

Я взглянула на часы и вскочила на ноги. Поиски в квартире Алины заняли несколько часов, сейчас было около семи. У Бэрронса, похоже, была привычка возвращаться в магазин в начале девятого, и я хотела попасть назад до его прихода. Я знала, что Фиона заложит меня в любом случае, но решила, что он не так разозлится, если увидит, что его детектор ОС уже вернулся, целый и невредимый, и будет шуметь гораздо меньше, чем шумел бы, если бы я заставила его некоторое время переживать потерю столь ценного инструмента.

Я собрала свою бумажно-пакетную сумочку, нацепила обратно на нос отвратительные очки, надвинула бейсболку на лоб так низко, как только могла, выключила свет и закрыла квартиру.

Когда я вышла из дому, воздух оказался теплым, а великолепный закат красил небо в оранжевый и кроваво-красный цвета. Приближался прекрасный дублинский вечер, была середина лета. Квартира Алины и магазин Бэрронса находились в разных концах оживленной Темпл Бар Дистрикт, но я не возражала против того, чтобы по пути в магазин проталкиваться сквозь толпу радостных завсегдатаев пабов. Пусть я сама не могла быть счастлива, но приятно было видеть, что другим это состояние доступно. Это заставляло меня более оптимистично оценивать собственные шансы на упомянутое ощущение.

Я спешно шагала по заполненным улицам, и ни одна живая душа не удостаивала меня взглядом. Я была довольна своей невидимостью и решительно, боролась с чужим и давящим на психику внутренним миром, настраивая свой плеер. Я слушала одного из своих любимых исполнителей, которых хватает на один хит – Джеймса с песней «Laid» – «Эта кровать в огне страстной любви, соседи жалуются на шум наверху, но она кончает, лишь оказавшись сверху» – и тут увидела его.

И захотела трахаться, как только скользнула по нему глазами.

Я уже говорила, что ругательные слова нелегко мне даются, особенно те, которые я вообще нечасто употребляю, так что можете себе представить, как повлиял на меня эльф, если уж это слово вылетело на середину моего сознания и радостно там загарцевало. Эго и суперэго отключились со скоростью звука, уступив место моему новому контролеру – этому примитивному маленькому гедонистическому ублюдку.

В трусах стало мокро, жарко и скользко, и каждая клеточка тела буквально изнывала от желания. Мои груди и бедра дернулись от одного только взгляда на него, стали мягче, полнее, отяжелели. Трение сосков о ткань бюстгальтера внезапно превратилось в невыносимую сексуальную пытку, а трусики причиняли больше неудобств, чем могли бы причинить веревки и цепи, и мне отчаянно требовалось нечто между моих ног, проникающее в меня, заполняющее изнутри. И мне нужно было трение. Грубое трение чего-то толстого, горячего, длинного внутри меня. Входящего и выходящего, снова и снова, о Боже, пожалуйста, мне нужно хоть что-нибудь. Ничто другое не успокоило бы моей боли, ничто другое не смогло бы удовлетворить эту отчаянную потребность – я хотела трахаться!

Одежда раздражала кожу. Мне нужно было ее снять. Я схватила край футболки и начала стягивать ее через голову.

Прохладный ветерок, коснувшийся обнаженной кожи, отрезвил меня. Я застыла на месте, держа край футболки на уровне глаз.

Что за фигню я вытворяю?

Моя сестра мертва. Похоронена и разлагается в могиле за церковью, в которую мы ходили с тех пор, как были детьми. За церковью, в которой мы мечтали когда-нибудь венчаться. Алина никогда не сможет пойти под венец.

Из-за эльфов, у меня не было в этом сомнений. После событий последних нескольких дней я была уверена, что одна или несколько этих тварей несут ответственность за жестокое убийство моей сестры. Это они кусали и рвали ее своими зубами и когтями, и один Бог знает, что еще они с ней вытворяли. Нет, коронер не нашел в Алине следов спермы, но то, что он в ней нашел, невозможно было идентифицировать. Большую часть времени я старалась не думать об этом слишком часто.

– Ну уж нет, – прошипела я, одергивая футболку. Заодно я вытащила наушники из ушей. Слушать, как Джеймс поет о сексе, повторяющемся снова и снова, было все равно что плескать бензином в открытый огонь.

– Что бы ты со мной ни делал, можешь сразу прекратить. Это пустая трата времени.

– Я ничего не делаю, ши-видящая, – ответили мне. – Это то, чем я являюсь. Я – каждая эротическая фантазия, которая посещала тебя, и я же – тысячи фантазий, которых ты себе и представить не можешь. Я – секс, который вывернет тебя наизнанку, а после испепелит дотла. – Существо улыбнулось. – А если ты попросишь, я буду повторять с тобой это снова и снова.

Голос существа был глубоким, богатым и мелодичным, казалось, он обволакивает и нежно, чувственно посасывает мои напряженные соски. Внутри меня снова начало нарастать эротическое инферно. Я попятилась, прижалась спиной к окну паба и задрожала.

Алина умерла из-за такой же твари. Я схватилась за эту мысль, как за спасательный круг.

Эльф стоял посреди запруженной народом улицы, в пяти или шести метрах от меня, и не делал попыток подойти ближе. В этой части улицы движение машин было запрещено, а пешеходы обтекали существо, даже не глядя на него.

И никто не смотрел в мою сторону, что меня немало удивило, поскольку я снова стянула футболку, открыв всеобщему обозрению свой любимый розовый кружевной лифчик и большую часть груди. Тяжело дыша, я опять натянула футболку.

Даже сегодня, после всего что я видела, я не могу описать В'лейна, принца Туата Де Данаан. Есть такие вещи, которые просто невозможно описать словами, слишком они потрясающи и невыразимы. Лучшее описание, которое я могу предложить: представьте себе высокого, сильного, могущественного архангела, пугающе мужественного, ужасающе красивого. Потом раскрасьте его в самые изысканные оттенки каштанового, бронзового и золотистого цветов, которые только можете себе представить. Наделите его гривой с блеском корицы, вызолоченной солнцем смуглой бархатной кожей и глазами цвета янтаря с вкраплениями расплавленного золота.

Этот эльф был невыразимо прекрасен.

А я хотела трахаться, трахаться, трахаться и трахаться, пока не умру.

И тут я поняла. У каждого эльфа есть собственный особый дар, своя «визитная карточка». Серый Человек крадет красоту. Тени выпивают жизнь. Многоротая Тварь предпочитает пожирать плоть.

Этот был смертью от секса. Его пищей был оргазм, и самое страшное в том, что его жертвы какой-то частью сознания вполне понимают, что они умирают, хотя сами же умоляют о сексе, который их убивает. Внезапно меня посетило жуткое видение меня самой, на той же улице, раздетой, жалкой, извивающейся в мольбе у ног этой твари, которая была невидима для прохожих, умирающей вот так...

Никогда.

У меня была единственная надежда: если мне удастся подобраться достаточно близко, я смогу заморозить его и сбежать. Опираясь на силу воли и отрезвляющие воспоминания о том, как выглядела Алина в тот день, когда я опознавала ее тело, я отлепила себя от окна и шагнула вперед.

Эльф тут же сделал шаг назад.

Я моргнула.

– А?

– Это не отступление, человек, – холодно произнесло Существо. – Это нетерпение. Я знаю, кто ты, ши-видящая. И нам не нужно играть в твои глупые игры с преследованием.

– Ладно, – огрызнулась я, – однако у тебя было время, чтобы поиграть со мной в глупую игру умри-от-секса, не так ли?

Существо пожало плечами.

– Я бы не убил тебя. Ты нужна нам.

Когда он мне улыбнулся, мое сердце пропустило удар, это было как солнце, которое вынырнуло из-за туч и засияло для меня одной, но оно было настолько жарким, что обжигало до костей.

– Я только доставил бы тебе удовольствие во всем моем великолепии, – продолжал он, – но не боль. Мы можем и так, ты ведь знаешь.

Я задрожала от одной мысли об этом – волшебство, но никакого льда, секс, но никакой смерти. Вечерний воздух вдруг показался мне необычайно холодным, коснувшись моей груди и остудив пылающие соски. Я опустила глаза. Футболка и лифчик лежали в сточной канаве у моих ног, смешавшись с дневным мусором и городской грязью.

Стиснув зубы, я дрожащими руками вытащила оттуда свою одежду. Вспыхнув сразу дюжиной оттенков красного, я снова надела лифчик и натянула через голову футболку. Потом вытащила из грязи бейсболку и бумажный пакет с плеером, надвинула бейсболку на глаза, но нырять за очками не стала, – я не хотела, чтобы это Существо показалось мне больше, чем на самом деле. А затем, без промедления, я резко рванулась к эльфу. Я должна его остановить. Это моя единственная надежда. Потому что только Бог знает, что еще я могу натворить.

Однако прежде чем я добралась до него, эльф исчез. Секунду назад он был на этом месте, и вот – его нет. Я была уверена, что стала свидетельницей той самой «телепортации» эльфов. Но куда он переместился?

– Позади тебя, человек.

Я резко обернулась и увидела, что он стоит на тротуаре в нескольких метрах от меня, а прохожие все так же расступаются, обходя его по широкой дуге; так Красное море повиновалось пророку Моисею. К тому же на этой улице явно стало меньше прохожих, от начала и до самого ее конца, а дверь паба внезапно захлопнулась, словно отрезая заведение от странного, явно не летнего холода в августовском воздухе.

– У нас нет времени на то, чтобы валять дурака, Мак-Кайла Лейн.

Я вздрогнула.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Мы многое знаем о тебе, Нуль, – ответил эльф. – Ты одна из наиболее могущественных ши-видящих, не замеченных нами вовремя. И мы надеемся, что ты только начала развивать свой потенциал.

– Кто такие «мы»? – спросила я.

– Те из нас, кто озабочен судьбами обоих наших миров.

– И кто вы такие?

– Я В'лейн, принц Туата Де Данаан, и я представляю Эобил, благородную Верховную Королеву нашей расы. У нее есть задание для тебя, ши-видящая.

Я едва удержалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Последнее, что я ожидала услышать от любого из эльфов, начиналось со слов: «твоя миссия, если ты решишь взяться за нее...»

– О, на тот случай, если вы забыли... – Не то чтобы я специально напоминала или что-то в этом роде... – Но разве эльфы не привыкли убивать ши-видящих везде, где увидят, вместо того чтобы давать им маленькие задания?

– Мы давно уже не видели подобных тебе, – ответил эльф. – В качестве жеста доброй воли и в знак уважения со стороны нашей королевы мы хотим вручить тебе подарок.

– О нет. – Я помотала головой. – Никаких подарков, благодарю.

Я была знакома с такими понятиями, как Троянский Конь и бойтесь-данайцев-дары-приносящих, и ни секунды не сомневалась, что подарки эльфов будут гораздо хуже.

– Насколько я знаю, ты выдала себя одному или нескольким Невидимым, – холодно заметило Существо.

Я застыла. Откуда он знает? И что он имеет в виду под «несколькими»? Неужели они привлекли Королевских Охотников?

– И что? – Я пожала плечами и решила прибегнуть к последней и самой лучшей защите – блефу.

– Наш подарок предлагает тебе небольшую защиту от тех, кто захочет нанести тебе вред.

– Даже от тебя? – выпалила я. Хоть мне и удавалось вести с ним беседу, – поверьте мне, при том, что я чувствовала, сложно в принципе связать два слова, не то что заставить их звучать осмысленно, – дважды за это время мне пришлось снова надевать футболку, и я поймала себя на том, что расстегиваю джинсы.

– Против таких, как я, не существует защиты, ши-видящая. Мы, принадлежащие к королевским дворам, неконтролируемо влияем на людей. И этого нельзя избежать ни одним из способов.

Однажды я пойму, что он мне солгал. Но во время разговора я была ошарашена его словами и приняла их за правду.

– Тогда какой прок в вашем глупом подарке? – Я скосила глаза на свой лифчик. Груди так напряглись, что мне стало по-настоящему больно. Я сжала их ладонями и попыталась помассировать, но мои отчаянные попытки не приносили облегчения.

– Наш подарок поможет тебе защититься от многих, кто попробует тебя убить, – сказало Существо. – Но не поможет против тех, кто имеет право отнять у тебя жизнь.

Я нахмурилась, мои руки упали вдоль тела и сжались в кулаки. Ногти оставили глубокие вмятины на ладонях.

– Право отнять мою жизнь?! – зарычала я. Именно так они думали о моей сестре, те, кто убивал ее? Они считали, что имеют право!

Существо изучало меня.

– Мы не собираемся пользоваться этим правом.

Ага, как же – а пираньи у нас вегетарианцы.

– Что это за подарок? – спросила я.

Эльф протянул мне золотой браслет, инкрустированный серебром и рубинами.

– Это Браслет Крууса. Он был создан давным-давно для одной из его избранных человеческих любовниц. Браслет представляет подобие щита против многих Невидимых и... других небезопасных созданий.

– А что насчет Видимых? Против них браслет работает?

Эльф покачал своей неописуемо прекрасной головой.

Я минутку подумала и спросила:

– Он сможет защитить меня от Королевских Охотников?

– Да, – ответило Существо.

– Правда?! – воскликнула я. Да из-за одного этого мне стоило схватиться за браслет обеими руками! С тех пор как я узнала о дьяволоподобных Охотниках, каждое воспоминание о них заставляло мою кожу покрываться мурашками, словно страх перед этой кастой Невидимых был заложен в моих генах.

– В чем подвох? – спросила я.

Знаю, глупый вопрос. Словно он мне ответит. Нельзя было доверять ни единому его слову. Я не забыла, что говорил Бэрронс о Видимых и Невидимых – их практически невозможно отличить. И даже если В'лейн, принц Туата Де Данаан, прибыл сюда по приказу Видимой Королевы, у меня не было ни малейших доказательств того, что он тот, за кого себя выдает.

– Нет никакого подвоха, – ответил он.

Как я и говорила, глупый вопрос.

– Я не буду менять первоначальное решение, – сообщила я. – Так что нет, спасибо. А теперь давай перейдем к делу: что ты от меня хочешь?

Я одернула футболку. Я хотела услышать его предложение о найме на работу и покончить со всем этим как можно скорее.

Воздух вокруг меня резко остыл, словно эльф, недовольный моим поведением, заморозил его.

– В Королевстве Чар неспокойно, ши-видящая, – сказало Существо. – И, как ты скоро убедишься, в твоем мире тоже. После целой вечности спокойствия некоторые из низших каст Невидимых начали сбегать из своего заключения. Несмотря на все наши усилия исправить истончившиеся участки реальности, мы до сих пор не определили, каким образом узники вырываются на свободу.

Я пожала плечами.

– Ну и что я, по-вашему, могу с этим сделать?

– Королева Эобил хочет получить «Синсар Дабх», ши-видящая.

Мне стало интересно, не проще ли будет перечислить моих знакомых в Дублине, которым не нужна «Синсар Дабх». Ха, да таких просто нет.

– Ну и что ей мешает заполучить книгу? Разве Эобил не должна быть самой могущественной из всех эльфов? – Я знала об этом из рассказа Бэрронса и верила ему. За исключением Невидимого Короля, который, похоже, вообще не вписывался ни в какие рамки и которого кое-кто не признавал, «дети богини Дану» подчинялись матриархату. Бэрронс также отметил, что о Невидимом Короле никто и ничего не знает наверняка.

– У нас есть небольшая трудность. Мы не способны ощутить близость наших объектов силы. Лишь немногие ши-видящие способны на это. Мы просто не знаем, где искать.

Казалось, эльф был оскорблен этим обстоятельством. Как смеет мир не падать к его ногам? Как смеет мироздание не соответствовать его запросам? Как смеют простые люди владеть чем-то, недоступным ему?

– Исчезли и другие вещи, и мы были бы рады получить их назад.

– И что конкретно она от меня хочет по этому поводу? – Мне не нравилось то, к чему, похоже, сводился разговор. Я не была уверена, что в итоге выживу.

– Эобил лишь хочет, чтобы ты продолжала поиски, как и ранее, и время от времени мы будем проверять, на какой стадии они находятся. Как только ты узнаешь что-нибудь, – пусть даже мелочь, – о любой из наделенных силой реликвий, особенно о «Синсар Дабх», ты должна будешь немедленно мне сообщать.

Я вздохнула с облегчением. Я боялась, что В'лейн собирается остаться рядом со мной и лично наблюдать за ходом поисков. Слава Богу, это не входило в его планы.

– И как я, по-твоему, смогу выйти на связь?

Он снова протянул мне Браслет Крууса.

– При помощи этого. Я покажу тебе, как следует его использовать.

Я покачала головой.

– Я не возьму эту вещь.

– Не глупи. Твой мир тоже страдает.

– Это ты так говоришь, – сказала я. – А из всего, что я знаю, следует, что вы лжете всегда и обо всем, так что этот браслет может убить меня на месте, как только я надену его.

– К тому времени, как ты найдешь доказательства, которые удовлетворят тебя, ши-видящая, – холодно проговорило Существо, – для твоей расы может стать слишком поздно.

– Это не мои проблемы, – сказала я. – Я никогда не хотела стать ши-видящей, и я даже не признала, что являюсь одной из них.

В колледже я знала нескольких человек с комплексом супергероя, они делились на две категории: одни хотели присоединиться к Корпусу мира, другие собирались выучиться на врачей, чтобы разрезать людей, «ремонтировать» и возвращать к нормальной жизни, но лично я никогда не чувствовала желания спасти весь мир. Украшать его? Да. Спасать? Нет. Еще совсем недавно я была провинциальной девочкой с провинциальными мечтами и четким планом на всю оставшуюся жизнь. А потом кто-то вломился в мой мир и за шкирку вытащил меня из уютной тихой норки. Я приехала в Дублин с одной-единственной целью – отомстить за смерть сестры. После этого, и только после этого, я вернусь в Ашфорд хоть с каким-то утешением для мамы и папы. Возможно, тогда мы сможем оправиться от горя и снова попробуем стать семьей. Единственный мир, который я собиралась спасать, – это свой собственный.

– Ты передумаешь, – сказало Существо.

И исчезло.

Я тупо смотрела на то место, где он только что стоял, прежде чем поняла, что все закончилось. Несмотря на ужасы, которые я видела, я все еще не привыкла к таким вещам, и исчезновение того, что только что было перед носом, меня не на шутку обеспокоило.

Я оглянулась, проверяя, не появится ли эльф за моей спиной, намереваясь схватить меня или совершить еще нечто в том же роде, но я была одна на улице. Я замерзла и внезапно поняла, что температура окружающей среды значительно упала, поскольку я видела, как при дыхании у меня изо рта вырывается пар. Тоненький слой тумана очерчивал вокруг меня периметр, по краю которого холодный воздух и жара сталкивались друг с другом. Скоро я узнаю, что это отличительная характеристика всех высших эльфов: их удовольствие или неудовольствие обычно влияет на небольшой кусочек окружающей среды.

Я снова быстро оглянулась по сторонам. Да, улица была пуста, все двери закрыты, и вокруг не было ни души.

Жутко стыдясь самой себя и своего возбуждения, я засунула руку в джинсы.

И кончила от первого же прикосновения.

До книжного магазина я добралась в пятнадцать минут девятого. Как только я завернула за угол, я сразу поняла, что Бэрронс уже внутри. Его огромный черно-хромированный байк был припаркован у ярко освещенного фасада, почти целуясь, словно кузины при встрече, со степенным «седаном» Фионы.

Я закатила глаза. Мой день продолжал катиться по наклонной. Я надеялась, что Фиона уйдет вовремя, до того как приедет Бэрронс, до того как она выдаст меня.

Не с моим счастьем.

Я обошла дом с тыльной стороны, решив проскользнуть с заднего хода и притвориться, что просидела наверху весь день, – а мой любимый плеер послужит оправданием того, что я не отвечала на стук, – и посмотреть, удастся ли обман. Никогда не знаешь, сработает ли что-то, пока не попробуешь. Может, никто не удосужился проверить мое местонахождение.

Когда я завернула за угол дома, взгляд непроизвольно прикипел к аллее за магазином и раскинувшемуся за ней заброшенному району, к непроглядной темноте с редкими вкраплениями фонарей. Я остановилась, ища тени, которых не должно было там быть. Невеселая улыбка скользнула по губам: самые странные поступки я стала совершать на чистом инстинкте.

Я рассматривала четыре участка тьмы, которые казались мне неправильными. Три из них прилепились к темным карнизам здания, над двумя дверями справа от меня. Четвертый был слева и вел себя куда более храбро. Он сновал туда и обратно по каменному фундаменту магазина, расположенного рядом с тем, что принадлежал Бэрронсу, выпускал и втягивал темные волоски, ощупывая края залитого светом пространства у задней двери.

И все четыре тени казались мне пульсирующими от голода.

«Держитесь на свету, – говорил мне Бэрронс, – и вы будете в безопасности. Тени могут добраться до вас лишь в полной темноте. Они не способны преодолеть даже маленького пятнышка света. И вы никогда, никогда, мисс Лейн, не должны входить в заброшенный район ночью».

«А почему никто не может отправиться туда днем и починить все сломанные фонари? – спросила я. – Разве это не поможет избавиться от теней? Или хотя бы отогнать их?»

«Город забыл о существовании этого района, – ответил Иерихон. – Вы не найдете ни одного документа в «Гарде», который указывал бы на существование этих кварталов, а если вы спросите о них городскую сеть электроснабжения и канализации, они не обнаружат в своих отчетах ни одной записи об этих улицах».

Я фыркнула: «Города не теряют целых районов. Это невозможно».

Бэрронс слабо улыбнулся: «В свое время, мисс Лейн, вы отучитесь пользоваться этим словом».

Поднявшись по ступеням к черному ходу, я подняла кулак и злобно погрозила Теням. С меня на сегодня достаточно всяких монстров. Тень, которая рыскала по фундаменту, заметно ощетинилась в ответ на мой жест. Ее явная враждебность показалась мне пугающей.

Черный ход оказался заперт, но мне легко удалось открыть третье окно. Я пробормотала себе под нос нелестную оценку такой беспечности со стороны Бэрронса и перетащила свое бренное тело через подоконник. Быстренько заскочив в ванную, я направилась в переднюю часть «Книг и сувениров». Я не знала, что заставило меня притормозить, когда я открывала вторую дверь, отделяющую жилую часть дома от магазина, но что-то заставило. Возможно, я услышала свое имя, когда прикоснулась к ручке, или мое удивление было вызвано тем, что голос Фионы, доносившийся до меня даже сквозь дверь, был злобным и напряженным, хотя ее слова и не соответствовали тону. Какой бы ни была причина, вместо того чтобы выдать свое присутствие, я тихонечко приоткрыла дверь и припала ухом к косяку, демонстрируя крушение всех манер, которые воспитывались у десятков поколений женщин нашей семьи: я собиралась подслушать разговор, который велся за этой дверью.

– Ты не имеешь права, Иерихон, и ты знаешь это! – кричала Фиона.

– Когда ты уже научишься, Фиа? – ответил Бэрронс. – Кто силен, тот и прав. А это все, что мне нужно.

– Она не должна здесь находиться! Ты не сможешь заставить ее остаться. Я не допущу этого!

– Ты не допустишь этого? С каких пор ты стала моей хранительницей, Фиа? – в мягкости, с которой Бэрронс задал этот вопрос, таилась угроза, но Фиона или не услышала ее, или решила не поддаваться.

– С тех пор как ты начал нуждаться в хранителе! Ей небезопасно оставаться здесь, Иерихон. Она должна уйти – сегодня, если возможно, но завтра – наверняка! Я не могу постоянно сидеть здесь, чтобы проверять, все ли с ней в порядке!

– Тебя никто и не просит об этом, – холодно ответил Бэрронс.

– А стоило бы! – воскликнула она.

– Ревнуешь, Фиа? Это на тебя непохоже.

Фиона громко вздохнула. Я почти видела ее, стоящую там: глаза горят от страсти, два ярких пятна румянца пламенеют на щеках прекрасно очерченного лица стареющей кинозвезды.

– Если ты решил перевести разговор в личную сферу, то – да, Иерихон, я ревную. Ты знаешь, что я не хотела видеть ее здесь. Но дело не во мне и не в том, чего я хочу. Она просто ребенок, невоспитанный и невинный, как Божий день...

Класс, это я заслужила.

– ... и она не имеет ни малейшего понятия о том, что делает. Она не замечает опасности, которой подвергается, и ты не имеешь права удерживать ее здесь.

– Неверно, Фиа, я могу это делать. Помнишь? Права меня не интересуют. И никогда не интересовали.

– Я не верю этому, Иерихон. Я знаю тебя.

– Нет, Фиа, ты только думаешь, что знаешь меня. А на самом деле ты ничего обо мне не знаешь. Или не вмешивайся в это, или уходи. Я уверен, что смогу найти кого-нибудь другого для... – он запнулся, словно подыскивая правильные слова, – удовлетворения моих потребностей.

– О! Удовлетворения твоих... О! Так вот чем я занимаюсь? Удовлетворяю твои потребности? И ты ведь сделаешь это, не так ли? Ты отыщешь мне замену. И даже не найдешь времени со мной попрощаться, верно? И наверняка не станешь обо мне думать!

Бэрронс мягко засмеялся, и я представила их обоих, почти увидела, как он обнимает ее за плечи, возможно даже проводит пальцами по ее бледной щеке.

– Фиа, – сказал он. – Моя глупенькая, милая, доверчивая Фиа, в моей голове всегда есть место для мыслей о тебе. Но я не тот человек, которым ты меня себе представляешь. Ты непростительно романтизировала мой образ.

– Я никогда не видела в тебе того, кем ты не можешь быть на самом деле, Иерихон, – страстно ответила Фиона, и даже я, невоспитанный невинный ребенок, поняла, что означает эта фраза – я услышала в ее голосе слепое признание в любви.

Бэрронс снова засмеялся.

– И вот в этом, моя дорогая Фиа, заключается главная ошибка всей женской половины человечества: они влюбляются в того, кем может быть мужчина. А мы слишком редко видим в себе то, что видите вы, и слишком редко соответствуем вашему вымышленному идеалу. Перестань придумывать себе черты того, кем я мог бы быть, и внимательно, пристально, оценивающе взгляни на того, кем я являюсь.

В моем воображении Бэрронс схватил ее за плечи при слове «взгляни» и не слишком нежно встряхнул.

Затем последовала долгая пауза, которую прорезало рваное, затрудненное женское дыхание, а потом снова тишина.

– Она останется, Фиа, – через некоторое время проворчал Бэрронс. – И ты смиришься с этим, не так ли?

Я уже подумала, что просто не услышала ее ответа, но тут Бэрронс повторил, теперь уже настойчиво:

– Я спросил, «не так ли», Фиа?

– Конечно, Иерихон, – мягко ответила Фиона. – Как пожелаешь.

Ее голос был мечтательным и беззаботным, почти детским.

Сбитая с толку внезапной сменой ее настроения, смущенная до крайности, я быстро вернулась в свое временное обиталище и забаррикадировалась стулом.

Позже вечером, уже после того как Бэрронс подходил к двери, чтобы всласть поорать на меня из-за того, что я отлучалась из магазина и рисковала его собственным ОС-детектором, а потом ушел, – да, Фиона меня заложила, – я стояла у окна спальни и смотрела в темноту. Мысли путались. Они прыгали и крутились в голове, словно осенние листья на ветру.

Где же дневник Алины? Не может быть, чтобы она его не вела. Если моя сестра была уверена, что влюбилась, она каждый вечер исписывала страницу за страницей о своем новом парне, особенно если учесть, что со мной она не обмолвилась о нем и словом. Думаю, если бы я и решилась попросить помощи у Бэрронса, то после его воплей под дверью я получила бы большое и жирное «нет». К тому же я не хотела обсуждать с ним мою маленькую встречу с эльфом, который представлял собой смерть от секса.

Был ли В'лейн действительно принцем Видимых? Так называемым «положительным персонажем»? Мне так не казалось. Однако все эльфы, должно быть, не особо любезны с ши-видящими. Хоть я и не признавалась, что я все-таки одна из них. Я все еще надеялась на то, что происходит нечто странное. На то, что я слишком долго сплю и мне снится длинный, отвратительный кошмар, который закончится, как только мне удастся проснуться. Или же меня сбила машина и я лежу в госпитале Ашфорда и ловлю коматозные галлюцинации.

Все что угодно было предпочтительнее, чем признание себя ши-видящей. Это было бы поражением, сознательной уступкой той странной темной лихорадке, которую я, похоже, подхватила, ступив на землю Ирландии. Сумасшествие началось той же ночью, когда я заметила эльфа в баре и получила по лбу от старой карги.

Сейчас, в ретроспективе, я понимаю, что та женщина вовсе не была сумасшедшей, она была ши-видящей и, вообще-то, той ночью спасла мне жизнь. Кто знает, что могло бы со мной произойти, если бы она не остановила меня и я выдала свою природу? «Гордиться своим происхождением», – сказала она.

Каким происхождением? Родословной ши-видящих? Каждый вопрос, который я задавала себе, порождал целый сонм себе подобных. Значит ли это, что моя мама тоже одна из них? Даже мысль об этом вызывала смех. Я не могла представить Рейни Лейн, которая с шумовкой в одной руке и кухонным полотенцем в другой притворяется, будто не видит эльфов, точно так же, как не могла представить Мэллиса, который прощает меня за кражу его камня и приглашает побродить по магазинам, чтобы вместе подобрать потрепанные шмотки для его верных готов. И не могла представить своего папу, консультанта по налогообложению, тщательно разыгрывающим эльфо-слепоту.

Мои мысли снова перескочили на В'лейна. Что, если эльф солгал мне и на самом деле он был Невидимым, который решил помочь своим собратьям убрать меня с дороги? А если он говорил мне правду, тогда почему Видимая Королева захотела получить книгу «самой смертоносной магии»? Что Эобил собиралась сделать с книгой, и каким образом, прежде всего, они умудрились эту книгу потерять?

Кому я могу доверять? Как мне вести себя?

Знала ли Алина то, чему я сейчас учусь? Бывала ли она у МакКейба и Мэллиса? Что случилось с ней после того, как она приехала в Дублин, что с ней происходило в течение этих месяцев? Как бы то ни было, она была в восторге от этого – поначалу. Неужели и моей сестре встретился человек, который показал ей темную изнанку мира, как это случилось со мной? Или она встретила эльфа, который соблазнил ее? «Он все время лгал мне, – сказала она. – Он один из них». Под «ними» она подразумевала эльфов?

– О Боже, – прошептала я, парализованная этой мыслью.

Неужели Алина думала, что влюбилась в эльфа? Неужели он соблазнил ее, а потом использовал? Была ли она тоже ОС-детектором? И Нулем, как и я?

Я невольно повторяла ее судьбу шаг за шагом, двигалась тем же путем к тому же возможному результату – смерти.

Я мысленно перечислила тех, кто искал «Синсар Дабх»: это были Бэрронс, МакКейб, Мэллис, В'лейн и, по словам В'лейна, Королева Видимых. И, если принять во внимание сторожевых псов Невидимых, ошивавшихся возле МакКейба и Мэллиса, по крайней мере один большой и важный Невидимый, который может быть, а может и не быть упомянутым ими Гроссмейстером. Почему? Зачем все эти... люди, за неимением лучшего слова, охотятся? Неужели у всех у них одна и та же цель? А если так, что это за цель?

«Нельзя позволить им завладеть ею», – сказала Алина про «Синсар Дабх».

– Блин, сестричка, ты не могла выразиться более конкретно? – пробормотала я. – Кто не должен завладеть книгой?

Даже если по какой-то прихоти судьбы я найду эту проклятую штуку, я не только, как уже говорил Бэрронс, не смогу к ней прикоснуться – я не буду знать, что мне с ней дальше делать.

Я вздохнула. У меня была куча вопросов, и было абсолютно некому их задавать. Меня окружали люди, которые хранили свои секреты и шли к цели странными путями, – и все это для них было столь же естественно, как жить, дышать и, возможно, убивать. Стоит только взглянуть на мужчин, которые встретились мне за последнюю неделю: МакКейб, Мэллис, В'лейн, Бэрронс. Ни одного нормального. И все, как на подбор, крайне опасны. «Ягненок в городе волков, – назвал меня Бэрронс спустя некоторое время после нашей встречи. – Которому из них ты достанешься, хотел бы я знать?»

Секреты. У всех здесь свои секреты. Алина унесла свои тайны в могилу. Я не сомневалась, что попытки расспросить В'лейна при нашей следующей встрече, – я была не настолько глупа, чтобы поверить, будто он оставил меня в покое, – будут упражнением в бесполезности. Сомнительный принц мог ответить мне, но я ОС-детектор, а не детектор лжи. С Бэрронсом ситуация не лучше. Судя по небольшой сцене, которую устроила ему Фиона, у него тоже есть свои тайны, и каким-то образом получалось, что я в куда большей опасности, чем считала раньше.

А вот это уже умная мысль. Если сегодня утром я была твердо уверена, что рискую жизнью каждый раз, выходя из магазина, то теперь получалось, что и в магазине я в опасности!

Боже, как я скучала по дому! Скучала по прежней жизни. Скучала по «Кирпичному». По ночам воскресений, когда мы с друзьями барменами заканчивали смену. Скучала по набегам в «Хаддл-хаус» за свежими оладьями, – непременно в три часа ночи, после закрытия бара, – когда мы пытались как следует развеяться, чтобы потом уснуть. И я скучала по летним дням, когда самым сложным выбором в жизни был выбор озера, к которому мы поедем днем.

«Завтра мы встречаемся с Рурком О'Баннионом, мисс Лейн, – сказал мне Бэрронс из-за закрытой и забаррикадированной двери, которую до этого раза четыре попытался взять с налету, чтобы оторвать мне голову. – Он третий опасный игрок на этом поле. Помимо всего прочего, он управляет весьма прибыльным баром, названным его фамилией, в центре города. Это Старый Свет для богатых клиентов. Если у вас возникнут проблемы с гардеробом, Фиона поможет вам подобрать необходимое. И не выходите из магазина в мое отсутствие, мисс Лейн».

В три часа утра я смогла заснуть, предварительно открыв дверцу шкафа и включив свет по всей комнате и в ванной.

Рурк Роки О'Баннион родился в семье ирландских католиков, в грязи и бедности, и единственным его наследством оказались гены, давшие ему силу, выносливость и телосложение кулачного бойца еще до восемнадцатилетия. По тому, как он выглядел, кто-то мог бы заключить, что он «черный ирландец», однако испанской или меландженской крови в нем не было, скорей уж среди его предков оказался житель Саудовской Аравии, привнеся нечто дикое, темное и свирепое в линию О'Баннионов.

Роки родился в городе, контролируемом двумя ирландскими криминальными семьями, враждующими между собой – Хеллоранами и О'Кирни. Рурк О'Баннион пробился на самый верх своего круга, но этого ему оказалось недостаточно. Его амбиции простирались куда дальше – он хотел заполучить все. Однажды ночью, когда Роки было двадцать восемь лет от роду, все помощники Хеллоранов и О'Кирни и члены их семей, сыновья, внуки и беременные жены были убиты. Двадцать семь человек умерло в одну ночь, они оказались застрелены, взорваны, отравлены, зарезаны или задушены. В городе еще никогда не происходило ничего подобного. Группа безупречно орудовавших киллеров сработала повсюду – в ресторанах, домах, отелях и клубах, убийства произошли практически одновременно.

«Ужасно», – говорили многие. «Классная работа», – говорили другие. «Чисто сработано», – соглашались практически все, включая полицейских. На следующий же день внезапно разбогатевший Роки О'Баннион, чемпион по боксу и кумир множества молодых парней, покинул ринг и взялся контролировать различные предприятия, ранее принадлежавшие Хеллоранам и О'Кирни. Он заботился о работягах, о представителях низов общества, чьи надежды и банковские счета были практически на нуле, зато телевизоры и мечты были огромными, – и вел себя как герой, несмотря на свежую кровь на руках и группу бывших боксеров и преступников, которых втащил в бизнес вслед за собой.

То, что Рурк О'Баннион был «чертовски привлекательным» мужчиной, никому не вредило. Роки имел репутацию совратителя и дамского угодника, однако к его чести нужно сказать, что он никогда не нарушал своего собственного правила: не спал с чужими женами. Никогда. Человек, который не уважал ни чужую жизнь, ни закон, трепетно относился к таинству брака.

Я упоминала, что он был ирландским католиком? По городу бродила шутка, что в детстве О'Баннион прогулял школу именно в тот день, когда священник рассказывал о десяти заповедях, поэтому маленькому Роки достался лишь сокращенный конспект: «Не возжелай жены ближнего своего, но прибери к рукам все остальное».

Несмотря на столь колоритное описание, которое я получила от Бэрронса, чтобы ознакомиться с нашим третьим «гостеприимным» хозяином – и предполагаемой жертвой, как я начала вскорости думать, – я все равно оказалась не готова к тому, чтобы встретиться с противоречивой личностью – Роки О'Баннионом.

– Эй, Бэрронс, – сказала я. – Я совсем не думаю, что обворовать этого парня было бы хорошей идеей.

Я видела немало фильмов про мафию. Нельзя безнаказанно ограбить Крестного отца, – если, конечно, ты хочешь прожить еще достаточно долго и относительно счастливо. За мной и так охотилось множество страшных персон.

– Этот мост мы сожжем, когда доберемся до него, мисс Лейн, – ответил Иерихон.

Я взглянула на Бэрронса. Жизнь становилась все более странной. Сегодня он выбрал из своей невообразимой коллекции «ламборгини кантач», одну из трех моделей «вульф», что вышли в свет.

– Я думала, что в пословице говорится «когда преодолеем этот мост», Бэрронс, а не наоборот. Чего ты добиваешься, – чтобы все придурки, вампиры, эльфы и мафия этого города охотились за мной? Сколько раз, по-твоему, я должна перекрашивать волосы? Я не буду краситься в рыжий. И точка.

Как бы я ни любила яркие цвета, я не хочу превращать свою голову в апельсин!

Он рассмеялся. Чистый, неудержимый смех был такой редкостью для этого резкого, сдержанного типа, что я застыла и уставилась на выражение его лица.

– Забавно, мисс Лейн, – сказал Бэрронс. А потом добавил: – Хотите сесть за руль?

– А? – Я задохнулась. Да что с ним такое? С тех пор как я спустилась вниз, а это было незадолго до одиннадцати, одетая в неудобное платье Фионы, – когда я первый раз натянула его через голову, то несколько минут стояла, размышляя, не пропитано ли оно каким-нибудь ядом, от которого растворится вся моя кожа, – Бэрронс вел себя странно. И я просто не понимала почему. Он был... ну... игривым, другого слова я подобрать не могу. И пребывал в крайне веселом расположении духа. Он казался пьяным, но ум его работал так же остро, как и всегда. Если бы речь шла о каком-то другом человеке, я могла бы подумать, что он накачался наркотиками и теперь пребывает в состоянии измененного сознания. Но Бэрронс был слишком прагматичен для этого, его наркотиками были деньги, сила и власть.

Однако Иерихон был настолько наэлектризован жизнью, что воздух вокруг него практически потрескивал и шипел.

– Просто шучу, – сказал Бэрронс.

И это тоже выходило за рамки его обычного поведения. Иерихон Бэрронс не был склонен к юмору.

– Неумная шутка. Я мечтала сесть за руль... «ламборгини».

– Не можете произнести «кантач», мисс Лейн? – С его неопределимым акцентом это слово звучало как «каннташш» и казалось еще более непонятным.

– Могу, – раздраженно ответила я. – Но не буду. Мне мама не разрешает.

Он покосился на меня.

– Почему же, мисс Лейн?

– Потому что ругательство остается ругательством, вне зависимости от языка, которому оно принадлежит, – гордо сказала я. Я знала, что означает «кантач». Мой папа привил мне любовь к скоростным машинам. Я была маленькой семилетней девочкой, а он таскал меня с одного шоу экзотических машин на другое, за неимением сына, который мог бы разделить его страсть. Мы с ним вдвоем пронесли через годы страстную любовь ко всему быстрому и сверкающему. Итальянское «кантач» было почти эквивалентом английского «о... фигенная телка», именно такое впечатление, впрочем, и производила эта машина, однако я не видела причин произносить эти слова вслух. Раз уж я не могла спастись от прогрессирующей ненормальности моей жизни, я хотела сохранить хотя бы честь и достоинство.

– Похоже, вы разбираетесь в машинах, мисс Лейн, – пробормотал Бэрронс.

– Немного, – скромно ответила я.

На данный момент это признание было единственным, к чему подходило слово «скромно». Мы начали переезжать железнодорожные рельсы, и от тряски мои бедра подскочили вверх, а платье, облепившее мою фигуру как желе, поползло в том же направлении. Ладно, иногда мне не удается сохранить честь и достоинство. Иногда половина Дублина может лицезреть мою обнаженную грудь, и единственное, что меня утешало при воспоминании о вчерашней встрече с сексуально-смертоносным эльфом, – я была твердо уверена, что благодаря навеянным им чарам никто ничего не заметил.

Мы собирались преодолеть следующий ряд рельсов, и я сцепила руки, удерживая себя и платье на положенном месте. Когда мы проехали железную дорогу, я почувствовала тяжелый взгляд Бэрронса, скользящий по моим бедрам, жар этого взгляда, и, даже не поворачиваясь, я знала, что Иерихон уставился на меня с той же жадностью, что и в прошлый раз. Я не хотела на него смотреть, и следующие несколько миль мы пролетели в тишине, Бэрронс со своей давящей аурой занимал слишком много места в автомобиле, и странное чувство поглотило все пространство между нами.

– Видел новый «галлардо спайдер»? – выпалила я наконец.

– Нет, – спокойно ответил он. – Почему бы вам не рассказать о нем, мисс Лейн?

Игривые нотки исчезли из его тона, теперь голос был гортанным, напряженным.

Я притворилась, будто ничего не заметила, и начала изливать мед поэзии о V-10, о его резких, утонченных линиях и пятистах двенадцати лошадках под капотом, которые, хоть и не могли победить «порше 911 турбо» в тесте на разгон, но все же оставались яркой, впечатляющей силой. Прежде чем я это осознала, мы уже тормозили у заведения О'Банниона и его работники отыскивали свободное место для нашего автомобиля – оно оказалось между майбаховскими «седаном» и «лимузином». Работники О'Банниона были людьми, что показалось мне приятным разнообразием.

Сознаюсь, что оставила отпечатки пальцев на творениях «Майбах». Я была не в силах не погладить их, проходя мимо, и жалела, что не могу признаться папе в том, что трогала такую прелесть. Если бы я жила другой жизнью, той, в которой Алину не убили, а я не попала в оживший ночной кошмар, я позвонила бы папе по мобильному в этот самый момент и описала бы ему двухтурбинный седан пятьдесят седьмой модели с V-12, туристический – «Для тех, кто хочет водить собственный «майбах»». Описала бы все, начиная с внутренней начинки и заканчивая черным лаком, который контрастировал с дорогущей кремовой кожей салона. А папа наверняка настаивал бы на обилии деталей – и обязательно спросил бы: не могу ли я сбегать в ближайший магазин за одноразовым фотоаппаратом или даже за десятью?

Но Алина была убита, а мои родители все еще пребывали в депрессии, и звонить сейчас папе не имело смысла. Я знала, поскольку звонила домой чуть раньше, как только закончила одеваться. Без пятнадцати одиннадцать вечера в Дублине означало, что в Джорджии еще ранний вечер. Я сидела на краю своей временной кровати, смотрела на чулки, которые крепились к поясу с подвязками, высокие тонкие каблуки, красное овальное родимое пятно на груди и удивлялась тому, во что превратилась.

Папа был пьян, когда поднял трубку. Я долгие годы не слышала его пьяного голоса. Шесть с половиной, если быть точной. С тех самых пор как его брат погиб по дороге на собственную свадьбу, оставив свою соломенную вдову беременной, а мой папа в тот момент стоял у алтаря, свидетель покойника... Я повесила трубку, как только услышала заплетающийся папин голос, не в силах справиться с собой. Мне нужно было опереться на чье-то уверенное плечо, и я была абсолютно не в состоянии подставлять свои плечи другим.

– Будьте начеку, мисс Лейн, – предупредил Бэрронс, его голос раздался у самого моего уха, вырвав меня с края той темной пропасти, в которую готово было свалиться мое сознание. – Осторожность вам не помешает.

Обняв меня левой рукой за талию, правой он подхватил меня под локоть, слегка поглаживая тыльной стороной пальцев мою грудь, и повел в сторону входа, встречаясь взглядом с каждым мужчиной, смелым или глупым настолько, чтобы опустить глаза на все, находящееся ниже моего подбородка.

Игру в гляделки Бэрронс выигрывал с блеском, остальные отводили глаза. Он не мог бы дать понять яснее, что считает меня своей собственностью.

Как только мы вошли в бар, я все поняла. Именно этим и являлись женщины, сидевшие там: прекрасной, лощеной, ухоженной до блеска, мило смеющейся, ярко украшенной собственностью. Трофеями. Они даже не были людьми, личностями, они были лишь отражением своих мужчин. Эти женщины, которых охраняли столь же ревностно, сколь любовно баловали, сияли и переливались, словно бриллианты, показывая миру, как успешны их мужья, какими гигантами они являются.

Радуга Мак была бы здесь так же неуместна, как дикобраз в магазине домашних животных. Я выпрямила спину, высоко подняла голову и притворилась, что две трети моего гибкого молодого тела не обнажены коротеньким обтягивающим черным платьем с открытой спиной и глубоким декольте.

Бэрронса здесь знали. Мы шли по залу, отвечая на кивки и приветствия, и если отвлечься на минутку от того количества оружия, которое таскали при себе здешние завсегдатаи, в заведении О'Банниона было мило и очаровательно.

Я плотнее прислонилась к Бэрронсу, чтобы прошептать ему на ухо свой вопрос (даже на каблуках я была приблизительно на голову ниже его):

– У тебя при себе есть пистолет?

Я очень надеялась услышать, что да.

Его губы скривились, скользнув по моим волосам, когда он ответил:

– В таких местах пистолет является дополнительным шансом быстро умереть, мисс Лейн. Не волнуйтесь, я не собираюсь здесь никого злить.

Он кивнул низенькому, но невероятно толстому мужчине, жующему сигару и держащему в каждой мамонтообразной руке по красавице.

– По крайней мере, сейчас, – пробормотал Иерихон, когда мы прошли дальше.

Мы заняли столик в дальнем конце зала, и Иерихон заказал обед и выпивку для нас обоих.

– С чего ты взял, что я хочу среднепрожаренный бифштекс? – спросила я. – Или что мне нравится салат «цезарь»? Ты ведь даже не спросил меня.

– Смотрите по сторонам и учитесь, мисс Лейн. В этом заведении ни один официант не примет заказ от женщины. В ресторане О'Банниона вы едите то, что для вас заказали, нравится вам это или нет. Добро пожаловать в старые добрые времена, мисс Лейн, когда мужчины приказывали, а женщины повиновались. А если дамам что-то не нравилось, они притворялись, что это не так.

Ого! А я-то думала, что на Глубоком Юге плохо живется. К счастью, я люблю бифштексы, вне зависимости от того, до какой степени они прожарены, и могу съесть любой салат, особенно если за эту невероятно дорогую еду платит кто-то другой. Так что я быстро расправилась со своей порцией. В тот день я съела лишь две тарелки каши и действительно была голодна. Когда я покончила с едой и подняла глаза на Бэрронса, то обнаружила, что его тарелка все еще полна, и приподняла бровь.

Он подтолкнул тарелку ко мне.

– Я поел раньше, – сказал Иерихон.

– Так зачем было заказывать? – спросила я так отчетливо, как это только возможно с полным ртом вкуснейшего «филе миньон».

– Нельзя прийти в заведение О'Банниона и не потратить здесь деньги, – ответил Бэрронс.

– Звучит так, словно у него есть множество глупых правил, – пробормотала я.

Именно в этот момент у нашего столика появился массивный мужчина с костистыми руками, плоским носом и деформированными от ударов ушами.

– Рад снова встретить вас, мистер Бэрронс. Мистер О'Баннион приглашает вас и вашу спутницу пройти в задние комнаты и поздороваться.

Это было, в общем-то, даже не приглашение, да никто и не собирался преподносить фразу подобным образом. Бэрронс тут же встал, поднял меня, снова прижал к себе и потащил вслед за бывшим боксером, держа так, словно я была слепой и могла налететь на стену без его поддержки – урезанная версия «суррогатной жены».