"Прикосновение горца" - читать интересную книгу автора (Монинг Карен Мари)Глава 19Адам перемешал песчинки времени и очутился с их помощью на острове Морар. Пожалуй, он отдохнет здесь денек-другой, обдумает происходящее, изучит возможные последствия и определит, где события требуют его небольшого вмешательства. Пока все шло хорошо, и он не собирался оставлять завоеванные позиции. Правда, эта девушка заставила его поволноваться, когда затворилась в своих покоях, но в итоге, как он и рассчитывал, оказалась сильной, переборола свое горе и теперь была готова к любви. А как прекрасна она была, когда купалась! Адам даже улыбнулся при воспоминании об этом. Едва его ноги коснулись пляжа, он приказал одежде исчезнуть и с удовольствием зарылся босыми ногами во влажный теплый песок. Как-то он прошелся голым по пляжу в Калифорнии в своем истинном облике. Тысячи калифорнийцев были охвачены возбуждением, вылившимся в массовые эротические акты прямо на улицах. Адам наслаждался своим могуществом. Солнце ласкало его мускулистую грудь, а легкий бриз слегка развевал его темные волосы. Адам был языческим богом, идолом, обожающим свой мир, – нигде не было так хорошо, как здесь. Как правило... По заливу проплыл корабль. Адам улыбнулся и помахал рукой. Эти жалкие людишки на судне все равно не могут видеть его, как не могут летать к звездам. Этот экзотический остров не существовал в обычном смысле слова. Но с волшебными островами всегда так – они находятся в мире людей, но недоступны их восприятию. Иногда рождаются смертные, способные видеть эти острова, но это случается очень редко, и их сразу же после рождения похищают. С тех пор как Манаинан дал своему народу напиток бессмертия и между людьми и эльфами было заключено соглашение, Туата-Де Данаан стали вести себя очень осторожно, попадая в мир смертных. Но бывали случаи, когда черному эльфу не удавалось удержаться от соблазна. Что-то в мире людей притягивало Адама, заставляя задуматься о том, что он, возможно, гораздо ближе к ним, чем может припомнить через столько долгих лет. – О чем задумался? – прошелестел за его спиной голос Эобил, королевы эльфов. Она догнала его, грациозно переступая точеными длинными ногами, и перед ними тут же появился удобный розовый диванчик. Королева уселась на него и взбила подушки, как бы приглашая Адама присоединиться к ней. Она, как всегда, вся переливалась и поблескивала золотой пылью. Если бы он прикоснулся к ней, то и его пальцы засверкали бы таким же золотым порошком. Адам давно уже подозревал, что эта золотая пыль содержит афродизиак, который проникает под кожу того, кто прикоснется к ней, и делает его совершенно покорным воле королевы. Когда Эобил пригласила Адама сесть рядом с ней, он с трудом скрыл свое удивление. Прошла уже целая вечность с тех пор, как королева баловала его своим вниманием. Интересно, что ей надо? Она прижалась к нему всем телом, и Адам издал короткий вздох, что было равносильно дрожи у смертных. Эобил была королевой Туата-Де Данаан по той простой причине, что власть и сила ее были неимоверны. Она вызывала всеобщее восхищение, но многие побаивались ее, а простой смертный тихо отдал бы Богу душу в ее объятиях от ее непомерных желaний. Даже эльфы, к числу которых принадлежал и Адам, выходили из ее будуара не такими, как раньше. – Пустяки, моя королева. Размышлял о Цирцене. – Адам не удержался и поцеловал ее грудь, коснувшись языком соска. Эобил точеной ручкой приподняла его голову и взглянула на него своими чарующими глазами, казавшимися бесконечно мудрыми на вечно юном лице. – Думаешь, я не знаю о женщине? – спросила она. – Ты опять это сделал. И до каких пор ты будешь испытывать наше терпение? – Я не проводил ее сквозь время – это как раз не моя вина. Это Цирцен наложил заклятие на какой-то предмет. – Ах, вот как. – Королева потянулась всем своим грациозным телом и словно случайно коснулась Адама грудью. – А напомни-ка мне, а то я что-то запамятовала, кто научил его накладывать заклятия? Адам склонил голову, молчаливо признавая свою вину. – Ну-ка, убеди меня, мой дурачок, что ты не имел отношения к тому, когда и кто найдет заколдованный предмет. Скажешь, ты и здесь ни при чем? – Я влиял на ход событий не больше, чем на исход сражения, во время которого предмет был утерян. Королева тихо засмеялась. – Адам есть Адам. Ничего не признает, но ничего и не отрицает. Я видела ее в замке Броуди. Она очень... привлекательна. – Не трогай ее, – резко произнес Адам. – Ага, значит, ты все-таки заинтересован в чем-то, хотя и сваливаешь вину на шотландского лорда. – Эобил подняла голову и холодно взглянула на него. – Больше не вмешивайся в дела смертных! Я знаю, ты являлся к ней в другом обличье. Больше не смей приходить к ней! Эйррин должен навсегда исчезнуть. Молчи! – Эобил повелительно подняла руку, увидев, что он собирается возразить. – Амадан Д'Жай, повелеваю тебе не отходить от меня ни на шаг и не отлучаться с острова без моего разрешения. – Как ты смеешь! – прошипел он. – Я все смею. Я твоя королева, хоть ты об этом иногда забываешь. Ты забавляешь меня, но снова и снова доставляешь хлопоты. Ты слишком далеко зашел, Адам. Сначала ты нарушил один из наших самых строгих законов, сделав Цирцена Броуди бессмертным, а теперь смеешь оправдываться. Я этого не потерплю! – Ты просто завидуешь, – дерзко заявил Адам. – Тебе не нравится моя связь с... – Это неестественно! – в свою очередь прошипела Эобил. – Не должно было быть никакой связи! Это не по-нашему! – Но это давно произошло, и тут уже ничего не поделаешь. И не думай запрещать мне, я ведь все равно найду способ обойти запрет. Эобил вопросительно приподняла бровь. – Вряд ли это тебе удастся, Амадан. Ты будешь рядом со мной, пока я не отпущу тебя. Я сформулировала свой приказ достаточно ясно, так что тебе не удастся найти лазейку. Адам задумался над ее словами. Приказ действительно был четкий и ясный и не давал возможности интерпретировать его по-своему. Адам даже вздрогнул, осознав, что королева связала его по рукам и ногам всего несколькими словами. Большинство из тех, кто пытались управлять им, прибегали к длинным рукописным канонам, как Сидих Дуглас в Долкейте-апон-зе-си, который написал целую книгу. Но иногда можно было обойтись минимальным количеством слов, и Эобил хорошо справилась с этой задачей. Теперь он не мог покинуть ни королеву, ни остров без ее разрешения. – Но они же испортят мой замысел! – А мне все равно. Отныне ты не можешь влиять на их жизнь. Амадан Д'Жай, я лишаю тебя дара перемещения во времени. – Остановись! – Прекрати, смирись и подчинись. – Стерва! – А вот за это я лишаю тебя способности переплетать миры. Лицо Адама посерело, и он замолчал. Она могла лишить его всего, если бы захотела. – Ты закончил? – вкрадчиво спросила Эобил. Адам кивнул, не решаясь говорить. – Вот и хорошо. Когда все закончится, я отпущу тебя. Когда они сами сделают свой выбор. А теперь, мой очаровательный шут, покажи мне, что ты не забыл, как доставлять удовольствие своей королеве, потому что ты меня серьезно обидел, и я хочу... о-о-о! Роберт Брюс был в ярости. Усталый запыленный гонец покорно стоял перед ним, ожидая смертельного удара. Он то и дело поглядывал на меч своего короля, осознавая, что если тот вытащит его из ножен... – О чем только думал мой брат?! – Не знаю. – Гонец виновато опустил голову. – Они все были пьяны. – Он опять пил с англичанами? – прорычал Роберт. Гонец кивнул, не решаясь говорить. – Да как он смеет назначать время и место моих сражений?! – взревел Роберт. Он не мог поверить тому, что рассказал гонец. Его брат Эдвард, который командовал осадой замка Стирлинг, удерживаемого англичанами, заключил пари с англичанином, командовавшим гарнизоном замка. Пари! Пьяный гонор, который обойдется дороже, чем стоит весь Стирлингский замок со всеми его потрохами. Признание поражения и отказ от шотландской короны, – вот какова истинная цена этого пари. Роберт почти физически ощущал, как его королевство ускользает от него. Его люди еще не готовы к этой битве. Им нужно время. – Может, ты просто недооцениваешь своих людей? – произнес Наялл Маккиллох. – Иногда нам кажется, что время еще не пришло, а на самом деле пробил твой звездный час. Роберт только свирепо глянул на него и снова обратил свое внимание на побледневшего гонца. – Какие именно слова были произнесены? Гонец обвел взглядом шатер короля, словно надеясь на поддержку, но все молчали. И вдобавок ко всему, оба берсеркерия не сводили с него глаз, следя за каждым его движением, как будто и без этого у него было мало проблем. Гонец тяжело вздохнул – ему очень не хотелось расстраивать своего короля. – Сэр Филипп де Моубрэй, нынешний начальник гарнизона замка Стирлинг, заключил пари с вашим братом о следующем: если основная часть английской армии не сможет подойти к замку на три мили до дня Иоанна Крестителя[12], то он сдаст замок вам и вашему брату, уйдет из Шотландии и никогда сюда не вернется. Если же армия англичан прорвется, то вы отказываетесь от борьбы за независимость Шотландии. – И мой одуревший от виски брат принял эти условия?! – взревел Роберт. – Да. – Разве он не понимает, что это значит? Разве ему невдомек, что король Эдуард соберет всех, кто у него есть, – англичан, валлийцев, французов, всех наемников, на которых у него хватит денег, – и за две недели отбросит его сюда, на мои земли? В шатре воцарилась мертвая тишина. – Разве мой безумный брат не знает, что у англичан в три раза больше кавалерии и в четыре раза больше лучников и пехоты? – Но это наши холмы и долины, – тихо напомнил Наялл. – Это наша земля, и мы хорошо ее знаем. К тому же не забывай, что у нас есть Броуди и его тамплиеры. У нас есть туманы и болота. Мы можем это сделать, Роберт. Столько лет мы бьемся за свободу, и до сих пор не одержали ни одной решительной победы. Наш час настал. Не надо недооценивать людей, сражающихся под нашими знаменами. У нас есть две недели, чтобы собраться с силами. Поверь в своих бойцов, как они верят в тебя. Роберт тяжело вздохнул и задумался. Может, он действительно слишком осторожен? Может, потому он и не решается на участие в больших сражениях, что цена поражения была бы слишком велика? Может, неразумно было сдерживать своих воинов из-за боязни потерпеть фиаско? Цирцен давно мечтает о большой битве. И берсеркерии тоже. И даже его собственный брат Эдвард рвался в бой, поставив на кон их будущее. Может, они правы, и действительно пришло время действовать? – Надо послать за Броуди. Это то, чего ты ждал, – твердо сказал Наялл. – Я согласен с Наяллом, милорд, – кивнул Лулах. – Если мы не дадим англичанам прорваться к Стирлингу, то нас уже не остановишь. Эдуард потеряет власть, и многие английские лорды не последуют за ним на наши земли. Так что мы должны принять это пари как подарок судьбы. Роберт медленно кивнул и повернулся к гонцу. – Скачи во весь опор в замок Броуди. Передай Цирцену, чтобы шел по старой римской дороге навстречу нам, к церкви Сент-Ниниан. Скажи ему, что дорога каждая минута, и пусть он берет все оружие, какое у него есть. Гонец облегченно вздохнул и поспешно вышел из шатра. Лиза и Цирцен с каждым днем узнавали друг друга все лучше, погрузившись в свой, созданный ими самими мир. В эти дни Цирцен смеялся больше, чем за последние столетия. Лиза была откровенна, как никогда, высказывая вслух такие заветные мысли, в которых раньше боялась признаться даже самой себе. Влюбленные бродили по замку, устраивали пикники на свежем воздухе, время от времени уединяясь в надворных постройках. Однажды Лиза призналась Цирцену, что застала Дункана со служанкой во время их свидания. – И ты смотрела на них? – Он недовольно нахмурился. – Ты видела Дункана без одежды? – Да. – Щеки Лизы горели от стыда. – Мне это не нравится. Ты больше не будешь смотреть на голых мужчин. Никогда. Лиза рассмеялась. Его ревность показалась ей такой забавной! – Ты выглядишь гораздо лучше, чем Дункан, – заверила она Цирцена. – Ну и что? Сама мысль о том, что ты видела его голым, заставляет меня злиться на Дункана только потому, что он мужчина. А потом Цирцен прижал Лизу к стене и сделал так, что она позабыла о молодом Дугласе и о том, что видела тогда. Дважды. Однажды они даже любили друг друга на лестнице, когда в Грэйтхолле никого не было. Но большую часть времени они проводили в постели. Лиза рассказывала Цирцену о своей жизни, а он ей о своей, хотя она чувствовала, что чего-то он не договаривает. Благодаря их таинственной связи Лиза безошибочно определяла его настроение и часто не могла понять, чем оно вызвано. Так, например, когда Цирцен смотрел на играющих детей, его душу переполняли грусть и злость, а она не могла понять почему. Обитатели замка были рады, что их хозяин снова научился смеяться, а Дункан и Галан просто сияли, когда обедали вместе с Цирценом и Лизой. Времена чопорных трапез наедине канули в Лету, и теперь они обедали только в Грэйтхолле, часто в обществе братьев Дугласов, а иногда к ним присоединялся кто-нибудь из тамплиеров. Лиза медленно, но уверенно привыкала к жизни в четырнадцатом веке. Ей начали нравиться свободные платья и тартаны, а иногда она даже проводила время с женщинами, глядя, как они осветляют и заплетают волосы по моде замка Броуди. Ей нравилось, что люди, живущие в замке, собираются по вечерам у камина, чтобы поговорить, а не сидят, уставившись в телевизоры или компьютеры. Обитатели замка Броуди знали множество колоритных преданий и с удовольствием пересказывали их. Дункану и Галану была известна история их клана за сотни лет до их рождения, и они охотно рассказывали о своих героях-предках. Лиза слушала их, пытаясь припомнить, о ком из Стоунов она могла бы упомянуть, но так ни на ком и не остановилась. Кому интересно, что чей-то там дед был юристом? А он мог срубить дерево и натаскать воды? Дни пролетали в безоблачном счастье. Теперь Лиза понимала, почему ее мать утратила волю к жизни после смерти мужа. Если Кэтрин любила его хоть вполовину так, как Лиза любит Цирцена, то потеря мужа была для нее сокрушительным ударом. Забота и любовь Цирцена, словно волшебный плащ, оберегали Лизу от невзгод. Теперь она и представить себе не могла, как раньше жила без него. Незримая связь между ними позволяла ей ощущать присутствие Цирцена, даже когда его не было рядом. Теперь Лиза никогда не чувствовала себя одинокой. Бывало, он уезжал со своими воинами, и если что-то его забавляло, Лиза слышала его раскатистый смех, хотя и не знала причины. Благодаря этой связи она научилась понимать мужские чувства, которые раньше являлись для нее тайной за семью печатями, и Лиза с удивлением осознавала, что и лорд Броуди улавливает ее более тонкие женские ощущения и эмоции. Это продолжалось до тех пор, пока она не спросила Цирцена о щенке, которого она так хотела. Лиза оборвала себя на полуслове из-за обрушившейся на нее горечи и печали, таившихся в душе ее возлюбленного. Они сидели на каменной скамейке у пруда – это стало одним из их любимых мест – и смотрели, как дети играют со щенком. Лиза хохотала до слез, глядя на его неловкие прыжки и озорную морду. – Хочу щенка, – заявила она. – Я всегда хотела иметь собаку, но наша квартира была для этого слишком маленькой... – Нет, – ответил Цирцен. Ее улыбка погасла, но Лизу тут же захлестнула волна жалости, исходившая от него. – Почему? Он не сводил глаз со щенка. – Зачем тебе собака? Они ведь долго не живут. – Нет, живут. Лет десять, а то и пятнадцать. – Десять... пятнадцать. А потом умирают. – Ну да, – кивнула Лиза, не понимая, что он хочет сказать. – У тебя когда-нибудь был щенок? – Нет, – коротко ответил Цирцен и, поднявшись, протянул ей руку. – Пойдем лучше погуляем. – Но, Цирцен, я же понимаю, что щенок вырастет, состарится и умрет, зато я смогу любить его, пока он будет жив. Не отвечая, он повел ее прочь от играющих детей и посторонних глаз. Подойдя к рощице, Цирцен прижал ее к дереву и страстно поцеловал. Лиза ответила на его поцелуй, но была смущена каскадом его эмоций – болью, отчаянием, желанием всегда обладать ею и чем-то еще, неуловимым, ускользавшим от ее понимания. – Моя, – прошептал он, с трудом оторвавшись от ее губ. – Собственник, – промурлыкала Лиза, снова потянувшись к нему губами, – типичный средневековый варвар, самоуверенный и нахальный. – Пусть так, но все равно ты моя, – произнес Цирцен срывающимся голосом. – Сколько бы мы ни прожили вместе, я никогда не смогу насытиться тобой. – Что ты! У нас же вся жизнь впереди, – нежно заверила Лиза, целуя его. – И всю свою жизнь я буду принадлежать тебе. – Знаю, – тихо ответил он. – Знаю. – Ты чего-то недоговариваешь, Цирцен. – Этого все равно мало. Мне нужна вечность с тобой. – Тогда я твоя навеки, – тут же пообещала Лиза. – Осторожно, девочка, – произнес Цирцен, и его глаза потемнели. – Я могу поймать тебя на слове. Лиза прижалась к его груди, хотя ее несколько смутил странный тон, которым он произнес эти слова. Она смутно чувствовала какую-то угрозу и не хотела, боялась узнать, какую. – Расскажи мне все о себе, любимая, о своей жизни. О катастрофе, о том, что случилось с твоей мамой, и вообще, чего ты хочешь от жизни. – Цирцен надеялся, что его голос не выдал его мыслей, от которых ему самому становилось стыдно. Судя по тому, как охотно Лиза принялась рассказывать о своей жизни, обучая его новым словам, ему это удалось. А у него появилась сумасшедшая, опасная мысль, и он старался отогнать ее, но уже понимал, что теперь ему не удастся от нее избавиться. |
||
|