Карен Кинг Бегство из-под венца

Глава 1

Ноябрь 1818 года,

Южная Англия

Перепрыгивая через две ступеньки, Лидия Маргарет Хамилтон взлетела по лестнице на второй этаж.

– Я купила два билета на почтовую карету, и никто на меня даже не взглянул! – воскликнула она, распахнув дверь в номер гостиницы «Бык и петух».

Недовольно поджав губы, Дженни бросала в камин недавно срезанные белокурые локоны Лидии. Сначала горничная отказывалась стричь хозяйку, но девушка, схватив ножницы, сама отрезала приличную прядь, так что Дженни оставалось лишь завершить начатое.

– Ну и запах! – Лидия уселась в кресло, закинув ногу на подлокотник, как делали ее братья. – Кстати, я поеду на козлах рядом с кучером.

Подбоченившись и окинув Лидию скептическим взглядом, Дженни проговорила самым что ни на есть твердым голосом:

– Мисс Хамилтон, вы не поедете на козлах.

– Ну перестань, Дженни. Ты моя горничная, а не наставник, и я не позволю отравить мне последние минуты свободы.

– Вряд ли свобода заключается в том, чтобы носить брюки и ездить на козлах рядом с кучером, мисс.

Впервые Лидия сама принимала решения. Она никогда еще не чувствовала себя столь независимой, хотя и выросла в самой свободной стране в мире.

– У меня не было выбора, потому что в карете оставалось только одно свободное место, и, если бы не место на козлах, нам пришлось бы ждать следующего рейса. Погода вполне располагает к поездке на открытом воздухе, к тому же я смогу любоваться пейзажем.

Лидия мечтательно улыбнулась. В Бостоне, наверное, уже выпал снег.

Она вскочила с кресла, слишком возбужденная затеянной авантюрой, чтобы усидеть на месте.

– Перестань называть меня «мисс», это привлечет к нам внимание. Кроме того, на козлах обычно ездят молодые мужчины.

Дженни всплеснула руками:

– Вы не юноша, и ваш маскарад доведет нас обеих до беды.

– Но я ведь пока справляюсь? Никто не обратил на меня внимания. – Лидия покружилась перед горничной.

Она зарегистрировалась в журнале пассажиров как Ленард М. Холл из Бостона, штат Массачусетс, Америка.

Лидия не хотела облегчать поиски братьям, отцу и оставленному ею жениху, если те последуют за ней через океан.

– От Плимутского камня, нашей национальной святыни, к английскому Плимуту, – пошутила она с клерком, покупая билеты.

Тот ответил дежурной улыбкой, делая вид, что шутка молодого американца его позабавила, но, в сущности, не обратил на нее внимания.

Дженни внимательно осмотрела Лидию, задержав взгляд на обтянутых бриджами бедрах.

– Вы не очень-то похожи на мужчину!

Две подушечки, закрепленные на талии, скрывали ее изгиб. Выше талии, откровенно говоря, и прятать-то было нечего, но Лидия решила постоянно носить сюртук и жилет. Пышный галстук скроет отсутствие кадыка. А ее рост и некоторая угловатость оказались весьма кстати. Поэтому, услышав реплику Дженни, Лидия нахмурилась:

– Это почему?

Дженни вспыхнула.

– Ну… мужчины… у них есть еще и другие части тела.

Скривив губы, Лидия оглядела себя. Ей двадцать один год, у нее пятеро старших братьев, и она прекрасно представляет себе разницу в анатомии мужчин и женщин, однако шестнадцатилетняя Дженни гораздо лучше разбирается во всем, что касается мужчин.

– Может, соорудить это из носка? Думаю, я сумею сшить… этакий довесок. Но тебе придется помочь мне скроить недостающую деталь.

Лидия открыла чемодан и нашла швейные принадлежности.

– Нет!

– Карета отправляется сегодня вечером, у нас мало времени.

– Я никуда не поеду. Вы не говорили, что собираетесь нарядиться молодым человеком, когда сообщили, что мы едем в Лондон.

Лидия вздохнула. От Дженни следовало ожидать подобной вспышки. Когда служанка, открыв чемодан, обнаружила рубашки, сюртуки, жилеты Тревора – самого младшего из братьев Лидии – вперемешку с бриджами и панталонами Джеймса – самого старшего, – она едва не лишилась чувств от изумления. Ей стало совершенно ясно, что, несмотря на все уверения Лидии, они отправляются в путешествие без разрешения ее отца или жениха.

– Дженни, я еду в Лондон, ты же вольна последовать за мной или отправиться назад в Бостон. – Лидия ненавидела уловки, но сейчас пришлось прибегнуть к одной из них, поскольку без помощи Дженни ей не обойтись. – Только позволь напомнить тебе, что, не вступись я за тебя, когда вас с соседским конюхом поймали в кустах, ты сейчас была бы без работы.

Дженни покраснела.

– А когда я вернусь назад, то окажусь без работы, потому что помогала вам в этой безумной затее, не так ли?

– Когда мы вернемся, я скажу папе, что у тебя не оставалось другого выхода и что ты удерживала меня от безрассудных порывов. Согласна? – Лидия состроила гримасу. – А если в конце концов я выйду замуж за мистера Салливана, то буду закатывать ему истерики до тех пор, пока он не найдет тебе место в моих новых владениях.

– Надо было выйти за него, и делу конец. Не понимаю, чего вы хотели добиться, откладывая свадьбу?

От этого вопроса у Лидии сразу испортилось настроение. Совсем недавно она думала о приближающейся свадьбе если и не с восторгом, то по крайней мере с удовольствием.

– Я подслушала его разговор обо мне. Представляешь, он сказал, что мне не, хватает женственности! Ты вышла бы замуж за человека, который считает тебя мужеподобной?

Дженни, маленькой, с аппетитными округлостями в нужных местах, нечего было беспокоиться, что ее назовут неженственной. Ее карие глаза выразили сочувствие.

Утверждение Салливана было достаточно неприятным. И хотя Лидии не были присущи самомнение и тщеславие, высказывание жениха больно задело ее. Но это еще не все. Ее нареченный признался своему приятелю, что собирается прибрать к рукам судоходную компанию отца невесты и отстранить от руководства ее братьев… и что женитьба на Лидии – плата за то, чтобы завладеть прибыльным предприятием.

Потрясенная Лидия пыталась поговорить с отцом, но тот был непреклонен. Она должна выйти замуж за Оскара Салливана, и это не подлежит обсуждению. Отцу казалось, что дочь просто старается уклониться от очередного предложения.

Что ж, если капитал ее отца – самое привлекательное в ней для мистера Салливана, она поведет себя столь возмутительно, что ее лишат доли собственности. А если ее жених считает, что она неженственна, она станет мужчиной. Лидии давно хотелось, подобно всем ее братьям, побывать в Европе, так что решение бежать в Англию, переодевшись в мужское платье, казалось ей прекрасным выходом.

Кроме того, только в мужском обличье она сможет попасть в игорные дома, чтобы пополнить скудный запас денег, которые так необходимы для беззаботной жизни.

Северная Англия

Тяжелый запах дыма и гари висел в воздухе. Даже спустя неделю пепелище, в которое превратился дом Виктора Джона Бартлетта, все еще тлело. Серый пепел кружился над бывшим западным крылом его владений. Уцелела только башня тринадцатого века, которая, словно грозный часовой, возвышалась над рекой и дорогой. Она предупреждала незваных гостей, что этой землей владеют Уэдмонты, и они не потерпят посягательств на свою собственность.

Но беда пришла изнутри.

Наверное, одиннадцать из двенадцати предыдущих графов Уэдмонтов перевернулись в своих гробах, кляня Виктора за то, что он ввел в дом человека не их круга, довершившего разрушение. И только его отец, очевидно, тихо лежит в своем склепе. После бурной, расточительной, грешной жизни едва ли что-нибудь может потревожить его загробный покой. При нем начал приходить в упадок их древний благородный род, он практически не интересовался собственным сыном, еще меньше – семейными владениями.

Виктор пнул ногой кучу головешек у входа в башню. Рассыпавшись, они вспыхнули красными искорками и тут же погасли. Виктор перешагнул через обгоревшие остатки обрушившихся потолочных балок и вошел в почерневшее каменное чрево башни. Когда-то мощные деревянные настилы теперь обуглившимися бревнами лежали на покрытом золой полу. Пять лет назад Виктор молил судьбу, чтобы это произошло. Но судьба, как всегда, выбрала неподходящее время.

От опаленных камней еще веяло жаром. Подняв кусок искореженного металла, который, должно быть, прежде был средневековой шпагой, висевшей на стене, Виктор выбрался на лужайку. Ухоженный газон странно контрастировал с руинами замка.

Слуги сложили спасенные оловянные блюда и чаши прямо на земле. Их было немного. Самое ценное было продано давно, еще до его женитьбы, чтобы поправить пошатнувшиеся дела.

На дороге показалась карета. На дверцах из красного дерева ни герба, ни других знаков отличия. Его тесть.

Страх пронзил Виктора. Страх, чувство вины и жалости. Пожар возник после его ссоры с женой. Их последней ссоры. Он сжал руку в кулак. Клинок старой шпаги врезался в ладонь, болью напомнив о потере.

Как он посмотрит в лицо тестю? Как скажет, что его дочь мертва и он, Виктор, не смог ее спасти? Она кричала и отбивалась, но он вынес ее из горящей комнаты. Она бросилась назад, и во второй раз ему не удалось ее вытащить.

Его дородный тесть выбрался из кареты.

– Какое несчастье! – Он обвел взглядом пепелище и покачал головой. – Мы отстроим все еще лучше прежнего.

– Я бы не стал, – хрипло проговорил Виктор; горло у него саднило от дыма. – У меня нет радостных воспоминаний об этом месте.

«И нет наследников, которые сохранят его».

Виктор – последний из графского рода Уэдмонтов, если только после его смерти не обнаружится какой-нибудь дальний родственник. У его отца было множество внебрачных отпрысков по всей Англии, но он не позаботился о том, чтобы завести побольше законных потомков. Виктор больше никогда не женится. Слишком много горя принес ему первый брак.

Он отбросил пострадавшую в огне шпагу, вытер запачканные сажей руки о бедра и пошел навстречу отцу своей жены. Приблизившись, он заметил, что глаза у тестя припухли и покраснели. Он знает? Догадывается?

Пожилой мужчина обнял Виктора и похлопал его по спине.

– Я все знаю. Я остановился у церкви и поговорил с викарием. Знаю, что ты пытался спасти ее.

Да, Виктор пытался. Он пытался сохранить их брак, пытался любить свою жену, пытался предотвратить ее безумие. Но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом.

– Ты был хорошим мужем моей девочке. Зная твою страсть к игре и то, как ты нуждался в моих деньгах, я от тебя этого не ожидал. Мужчины из высшего общества редко хранят верность женам, но ты это делал.

Говоря это, тесть обнимал Виктора и успокаивающе похлопывал по спине. Виктор готов был сквозь землю провалиться. Использовать деньга жены, чтобы расплачиваться с проститутками и любовницами? На это даже он, с его весьма свободным отношением кморали, не был способен. Что касается страсти к игре, то он отдал ей слишком много лет, чтобы еще и теперь находить в этом удовольствие.

Хотя порой он ловил себя на том, что скучает по холостяцкой жизни, когда на столе стоялабутылка мадеры, а в руке была колода карт. Хотелось простых удовольствий, хотелось вернуться в свое привычное старое логово.

Виктор до крови прикусил губу. Все последние дни он старался выбрасывать из головы горькие мысли. Ему бы неделю назад быть таким мудрым, чтобы попридержать язык и не произносить того, что он сказал Мэри-Фрэнсис.

– Я знаю, что ты приглашал к ней лучших докторов, – проговорил тесть.

– Им следовало заняться мной.

Если бы у него было хоть малейшее подозрение, что она подожжет дом, Виктор никогда бы не стал ее провоцировать. Но язык всегда был его врагом.

– Ну-ну… Я понимаю, что ты сейчас страшно подавлен. – Мистер Чандлер выпустил его из своих объятий, но продолжал похлопывать по плечу. – Время лечит раны.

Виктор покачал головой:

– Не все. Что толку говорить… – Его голос сорвался.

Какие бы демоны, гнездившиеся в душе Мэри-Фрэнсис, ни превращали ее в самый неподходящий момент в фурию, одолеваемую безумными страстями, в кусающееся и царапающееся чудовище, нет смысла обсуждать это сейчас… да и потом. Этим ее не вернешь. И ей не поможешь. Теперь ей не нужна помощь, она там, где нет страданий. Там нет «ни печали, ни воздыханий».

– Я надеялся, вы с Мэри-Фрэнсис подарите мне внуков… но ты еще молод, снова женишься, и у тебя будут дети.

Виктор тяжело вздохнул. Раны были еще совсем свежие.

– У меня есть дочь.

Которую он не мог официально назвать своей.

– Тебе нужны сыновья… Чтобы унаследовать мое состояние и твой титул.

Виктор вздрогнул. Его жена еще не предана земле. Но, будь она жива, о детях не могло быть и речи. Острое чувство вины захлестнуло его. Тесть все еще считает его своим наследником.

– Вы еще не так стары, – сказал Виктор. – И можете снова жениться и родить сыновей.

Гарольд Чандлер покачал головой:

– Нет. Разве Мэри-Фрэнсис не сказала тебе?

– Что?

Что скрыла Мэри-Фрэнсис? Причину своего безумия? Тайну, которая объяснила бы ему все?

– Моя жена Мэри жива, – сказал Чандлер. – Она родила мне пятерых детей, но выжила только Мэри-Фрэнсис, – вздохнул он. – Вот такая у меня жена.

Где же она теперь? За четыре года брака Виктор не слышал от своей жены ни единого упоминания о ее матери. Он полагал, что его теща умерла. Но возможно, она в сумасшедшем доме? Сидит прикованная цепью к стене? И именно от нее Мэри-Фрэнсис унаследовала безумие? Виктор изумленно смотрел на тестя.

– Она в Ньюгейтской тюрьме.

– За поджог? – спросил Виктор. Возможно, в их семье это наследственное.

У Лидии стучало в висках, к горлу подкатывала тошнота, когда она пробиралась сквозь толпу мужчин к столу, чтобы сделать ставку. Большую часть денег она уже проиграла и теперь надеялась лишь на то, что ей удастся выиграть в хэзард, где разумные ставки и осторожная тактика гарантируют успех.

Мало кто из толпившихся в зале мужчин заботился о личной гигиене. Брезгливо поморщившись, Лидия отпрянула от коротышки в грязной рубашке, когда же она подошла к столу, ставки уже были сделаны.

Вино туманило ей голову. Лидия с трудом удерживала в памяти выпавшие очки и едва помнила, как бросать кости.

Ход перешел к ней, когда у нее уже почти не было денег. Вот незадача!

У нее перехватило дыхание. Она взяла стаканчик с костями, став центром внимания шумной толпы игроков.

Лондонская сутолока, дома, магазины, музеи, фабрики – все это так не походило на родной Бостон. Толпы людей, лошади, повозки, кареты наводняли городские улицы, над которыми висел серый туман.

Лидия пребывала в новом качестве уже три месяца. Она привыкла к лондонской толпе, однако в эту пятницу игорный зал был переполнен сверх всякой меры. В этом исключительно мужском обществе друг с другом не церемонились, и она каждую минуту опасалась, что кто-нибудь двинет ее по уху.

Лидия основательно потрудилась над своим обликом. Выработала соответствующую походку. Голос у нее от природы был низкий. Они с Дженни немало посмеялись, прилаживая недостающую деталь к ее панталонам. Но она так и не научилась прокладывать себе дорогу в толпе И с трудом пробиралась к столу, чтобы сделать ставку. Для беззаботной жизни в Лондоне ей отчаянно требовались деньги. В отличие от братьев она не могла обратиться за помощью к отцу.

Молодые люди в этом городе имели привычку крепко выпивать, и хотя алкоголь туманил мозги, ей не хотелось выделяться из толпы, поэтому приходилось пить за компанию.

Лидия сосредоточилась на броске. Шесть очков. Она потянулась к расчерченному столу, чтобы сделать ставку, но ее оттолкнули.

– Извините, – пробормотала она.

С другой стороны стола тоже толпились игроки, но и туда было не подойти. Лидия проглотила ком в горле и нырнула под чей-то локоть. С досадой она увидела, как изящная рука с длинными пальцами кладет деньги на выбранное ею поле. Локоть соседа угодил ей в подбородок, и она отскочила назад, так и не сумев сделать ставку. Крупье принял ставки, бросили кости.

Выпало двенадцать очков. Дважды шесть. Лидия точно знала, на что надо ставить, чтобы выиграть. Она пробралась к столу и задела руку игрока, ставящего на то же поле, что и она. Скользнув взглядом по черному рукаву, она подняла глаза на мужчину, который был гораздо выше ее.

Он насмешливо улыбнулся ей, если это вообще можно было назвать улыбкой. Уголки губ слегка приподнялись на лице, которое она, пожалуй, назвала бы красивым, если бы в разлете бровей не крылось нечто зловещее. Длинные волнистые волосы падали на плечи в изысканном беспорядке. Лидия замешкалась и снова упустила возможность сделать ставку. Мужчина сгреб со стола выигрыш, нахмурился, встретившись с ней взглядом, и подмигнул.

Ее обдало жаром. Неужели он догадался, что она женщина? Почему он подмигнул?

Лидия уставилась на покрытый зеленым сукном стол. Может уйти? Но возможно, ей и сегодня повезет. В последнее время именно тут она выигрывала, а ведь завтра надо платить за новое жилище, иначе они с Дженни окажутся на улице.

Лондон оказался более дорогим городом, чем ожидала Лидия. Она не слишком удачно обменяла доллары, к тому же ее обокрали.

Пока она принимала ванну, вор воспользовался моментом и похитил припрятанные тысячу шестьсот фунтов. Не удосужившись смыть мыло и вытереться, Лидия проворно натянула панталоны и спряталась в темном углу. Она так боялась разоблачения, что даже не попыталась помешать грабителю.

Неплохо бы перебраться в более приличное место, иначе Дженни окончательно взбунтуется и придется отправляться домой. У Лидии оставалось еще немного денег, но сегодня ей явно не везло. Почему удача отвернулась от нее?

Хотя особенной удачи и не было. Игра означала риск, но Лидия свела его к минимуму разумной тактикой. Чего ей никак не удавалось, так это вовремя оказываться у стола. Главное – сделать правильную ставку, и она обязательно выиграет, больше или меньше. Честное слово, она была бы рада и самому скромному выигрышу.

Стараясь работать локтями, Лидия проталкивалась к игорному столу. Она остановилась около человека в черном, который поставил на то же поле, что и она. Выпало семь очков. Она потянулась за выигрышем, но тут мистер Грязная Рубашка грубо оттолкнул ее.

Черт, это становится уже смешным. Когда она попыталась продвинуться вперед, двое мужчин подхватили ее под руки и поволокли к выходу, но не к парадному, а к заднему, ведущему в темный переулок.

Что происходит? Куда они ее тащат?

«Сейчас закричу», – подумала Лидия, но тут же прикусила язык. Мужчины не кричат.

– Отпустите меня, – едва выговорила она сдавленным шепотом.

Однако мужчины не обращали на ее мольбу никакого внимания. Лидия пыталась сопротивляться, но они тащили ее как ребенка. Она вырывалась и брыкалась. Тогда они подняли ее над полом. Мистер Грязная Рубашка удивленно взглянул на нее, словно ожидал, что она окажется тяжелее.

Господи, да ее сейчас выбросят в кучу мусора!

– Тебя следует проучить, парень, – сказал тот, у которого отвратительно пахло изо рта. Он наклонился ближе, и скверный запах ударил Лидии в ноздри. – У меня есть большое желание разукрасить твое смазливое личико.

– Не надо! – пискнула Лидия.

Впереди показались смутные очертания двери. Теперь мысль о том, что ее вышвырнут вон, казалась ей не такой уж страшной. Интересно, если она упрется ногами в дверной проем, то сколько сможет продержаться?

– Надо, приятель. Мы привыкли учить таких молодых выскочек, как ты, – заявил мистер Грязная Рубашка.

– Чтобы знали свое место, – добавил мистер Скверный Запах.

Пока Лидия соображала, как выпутаться из создавшейся ситуации и не выдать себя, они волокли ее, словно упирающегося щенка.

– Куда это вы тащите моего друга? – послышалось позади нее.

Голос был ленивый, почти скучающий. Лидию не волновало, кто это, главное, что друг. Слава Богу, он заговорил прежде, чем она закричала.

– Этот парень ваш друг? – с сомнением произнес мистер Грязная Рубашка.

– Да, мой американский друг. Мы, пожалуй, сыграем в пикет в отдельном кабинете. Игра в кости мне наскучила. Скажите хозяину, чтобы приготовил нам комнату, новую колоду карт и пару бутылок лучшей мадеры.

Оба негодяя так поспешно отпрянули от Лидии, словно вовсе к ней не прикасались.

Ей придется играть в пикет с только что приобретенным «другом»! Обернувшись, она увидела джентльмена в черном, который стоял, скрестив на груди руки. Он скользнул по ней взглядом, в котором не было и намека на дружелюбие. Напротив, на лице незнакомца было написано явное недовольство. Оказаться на улице в куче мусора, пожалуй, было: бы даже предпочтительнее, чем провести время с этим человеком в отдельной комнате.

Виктору меньше всего хотелось вступаться за дерзкого жителя колонии. Но этот юнец чем-то заинтересовал его. Он даже не мог бы точно сказать, чем именно.

Одежда юноши, хотя и из хорошей ткани, была ужасна – старомодна, плохо пригнана. Копна белокурых локонов явно нуждалась в руке опытного парикмахера. Парень казался щуплым, с нескладными длинными ногами и узкими, как у двенадцатилетнего подростка, плечами. Широко распахнутые голубые глаза смотрели на мир с такой наивностью, какую в Лондоне редко встретишь.

– Вы им не понравились. На их взгляд, вы слишком часто выигрывали, – заметил Виктор.

– Да, я выиграл кое-что, – сказал юноша, возя носком сапога по ковру.

Его черные сапоги для верховой езды были хорошего качества, но ни один джентльмен не наденет их вечером. Это явно дурной тон.

Румянец вспыхнул на высоких скулах молодого человека. «Слишком уж часто он краснеет», – подумал Виктор. Ему хотелось наслаждаться свободой от всяких обязательств, а не опекать невесть откуда взявшегося юнца. И к тому же американца. Дерзкий Парень, очевидно, понятия не имел о титуле Виктора, иначе сразу постарался бы исчезнуть с глаз долой.

В тот момент, когда их руки соприкоснулись, Виктор что-то почувствовал… Он и сам не мог определить, что это было. Может быть, своеобразное восхищение способностями мальчишки к игре?

Юноша одернул сюртук и уставился в пол.

– Спасибо, сэр, – пробормотал он голосом, слишком походившим на девичий.

Голос был достаточно низкий, но модуляции иные, чем у мужчин. А может быть, дело в его американском акценте? Виктора одолевали сомнения.

Он потер лоб.

– Пошли. Посмотрим, сумеете ли вы обыграть меня и заполучить мои деньги.

Юноша резко вскинул голову.

– Мне не нужны ваши деньги… ммм… сэр.

– Почему? Я достаточно богат, чтобы позволить себе проиграть. Если вы выиграете честно, то моя щедрость к вашим услугам. – Виктор поклонился. – Можете называть меня Уэдмонт.

Невоспитанный юнец во все глаза смотрел на него. Грубиян. Разве он не понимает, что ему следовало бы ответить на поклон?

Виктор повернулся и вошел в комнату. Он придержал дверь, давая возможность юноше последовать за ним.

– У вас есть имя?

– Да, – сказал молодой человек, удивленно взглянув на Виктора, от чего тому сделалось неловко. – Л-ленард Холл, из Массачусетса. Это в Америке.

– Я знаю, где это. У вас здесь родственники?

– Сейчас нет, сэр.

Виктор скрипнул зубами. К нему следует обращаться «милорд», а не «сэр». Он граф, а не лавочник.

– Зовите меня Уэдмонт, Ленни.

– Ленард, сэр.

– «Ленни» мне нравится больше. У вас еще молоко на губах не обсохло. К тому же, когда представляетесь, принято кланяться.

– В Америке мы обычно обмениваемся рукопожатием.

– Позвольте вам заметить, что вы не в Америке.

– Правда? А я и не догадывался. – Ленард недоуменно огляделся вокруг, словно только сейчас понял, где он находится.

Виктор шагнул вперед, Ленард отпрянул.

– Садитесь. – Виктор жестом указал на стул.

– Пожалуй, я лучше пойду. – Юноша попятился к двери.

Виктор сел и взял колоду.

– Как хотите. Но гарантирую, вы получите хорошую взбучку. Владельцу этого заведения вы явно не нравитесь. – Виктор вынул нижнюю карту. – Глядя на ваш сюртук, я его понимаю.

Ленард в отчаянии взглянул на дверь, словно она была крепко заперта.

– Садитесь. Я даю вам шанс выиграть. Если вы докажете свои способности, я возьму вас в приличный клуб, где игроков не потчуют побоями.

Ленард шагнул к столу, на его лице появился намек на улыбку.

– Чем же их угощают?

Виктор поднял глаза от карт. Чувство неловкости не покидало его.

– Обычно большим количеством крепких напитков. А в тех клубах, где не требуется членства, отвлекают с помощью девиц.

Ленард снова покраснел и взялся за спинку стула.

– Боюсь, мне нечего поставить. Сегодня я слишком беден.

Иди юнец достаточно сообразителен, чтобы понять, что Виктор – серьезный противник, иди он действительно на мели.

– Мне будет достаточно ваших слов, мистер Холл. Я не собираюсь лишать вас последних средств. – Виктор бросил карты на стол. – Проверьте колоду и скажите, если она крапленая. – Он откинулся назад, положив руку на спинку стоящего рядом стула. Ленард смотрел на карты.

– Каких слов?

Похоже, мальчишка еще слишком молод для подобного урока. Виктор собирался показать ему, что значит иметь дело с человеком, посвятившим игре долгие годы. И если юнец уже слишком втянулся в игру, Виктор простит ему долг в обмен на обещание отказаться от пагубной привычки.

– «Я вам должен», – пояснил Виктор. В Англии это любому школьнику известно, подумал он при этом. – Разве вы никогда с этим не сталкивались?

– Я никогда не ставил больше того, что мог себе позволить потерять. До сегодняшнего вечера.

– Пять фунтов у вас найдется?

Решительные намерения юноши были поколеблены, он перетасовал и раздал карты. Интересно, у юнца действительно страсть к игре? Или он просто еще не научился покрывать свои долги старым как мир способом – ссудой под проценты?

Конечно, нет. Он еще не достиг совершеннолетия. Виктор готов был биться об заклад, что парню не больше шестнадцати.

– Так что же заставило вас пересечь океан и оставить колонии ради Лондона?

– Я просто путешествую, как это делали мои братья.

Виктор пристально посмотрел на юношу. Нет, не как братья. К тому же ему еще не доводилось встречать американца, который пропустил бы мимо ушей, что его родную страну назвали колонией.

– Полагаю, ваши братья были несколько старше, когда предприняли подобное путешествие.

– Только Джеймс.

Виктор взял свои карты.

– И они снабдили вас рекомендательными письмами, чтобы друзья могли должным образом представить вас в обществе?

Ленни от удивления приоткрыл рот и покачал головой.

– У вашей семьи здесь есть знакомые, которые могли бы приглядеть за вами?

Казалось, карты полностью поглотили внимание юноши. Он долго молчал, затем тяжело вздохнул:

– Нет, уже несколько поколений нашей семьи живут в Америке. В Англии у нас никого нет.

Лидия даже не задумывалась, успели ли ее старшие братья во время путешествий завести друзей.

– И вас отправили путешествовать по миру в столь юном возрасте? Должно быть, родителям не терпелось от вас избавиться.

– Мне двадцать один год, – ответил Ленард; в его глазах мелькнула тревога.

– Не похоже, что вы совершеннолетний. Вы еще не бреетесь.

– Во мне есть индейская кровь. А индейцы, знаете ли, не бреются. Моя прабабушка, мать моего деда, была индианка. – Юноша пожал плечами. – Наверное, я унаследовал от нее какие-то гены.

Виктор снова пристально посмотрел на молодого человека. Его слова звучали бы весьма правдоподобно, если бы не голубые глаза и светлые волосы. Несомненно, парень весьма сообразителен – слишком уж ловко увиливает. Обычно это вызывало у Виктора желание, что называется, умыть руки. Однако сейчас странный порыв защитить юнца поборол присущее Виктору неприятие лжи. Возникшая вдруг странная склонность к опеке тревожила его.

Избавив юнца от хорошей трепки, Виктору следовало отвезти его домой и больше не вспоминать этого грубияна.