"Седьмой сын" - читать интересную книгу автора (Кард Орсон Скотт)15. Обещания Сказитель открыл письмо и прочел его вслух от начала до конца внимательно слушающему кузнецу. – Ты помнишь эту семью? – спросил Сказитель. – Помню, – кивнул Миротворец Смит. – Их старший сын был одним из первых, кто нашел приют на нашем кладбище. Я собственными руками вытащил его тело из реки. – Ну, так что ты решил? Возьмешь его к себе в подмастерья? Юноша лет, наверное, шестнадцати вошел в кузню, волоча набитую снегом корзину. Бросив взгляд на гостя, он склонил голову и направился к бочонку с холодной водой, стоящему рядом с горном. – Как видишь, у меня уже имеется ученик, – ткнул пальцем кузнец. – Он почти взрослый, – заметил Сказитель. – Да, растет, – согласился кузнец. – Правильно, Бози? Готов отправиться на поиски собственной работы? Бози улыбнулся краешком рта, но быстро подавил улыбку и кивнул. – Да, сэр, – ответил он. – Характер у меня тяжелый, – предупредил кузнец. – У Элвина доброе сердце. Он будет трудиться изо всех сил. – Но будет ли он повиноваться мне? Мне нравится, когда меня слушаются. Сказитель снова взглянул на Бози. Тот усердно перекидывал снег в бочонок. – Я же сказал, у него доброе сердце, – проговорил Сказитель. – Если ты станешь поступать с ним по справедливости, то и он будет слушаться тебя. Кузнец, не дрогнув, снес пристальный взгляд странника. – Я всегда поступаю честно. Привычки избивать учеников не имею. Я когда-нибудь тебя хоть пальцем тронул, Бози? – Никогда, сэр. – Вот видишь, Сказитель, подмастерье может повиноваться из страха, а может слушаться из жадности. Но коли я хороший мастер, он будет исполнять мои повеления, поскольку знает, что таким образом он учится. Сказитель широко улыбнулся. – Платы за него не дают, – предупредил Сказитель. – Мальчик сам отработает содержание. Кроме того, он должен получить некоторое образование. – Насколько мне известно, кузнецу всякие там буквы без надобности. – Очень скоро Гайо войдет в Соединенные Штаты, – возразил Сказитель. – Мальчик должен будет голосовать и читать газеты. Человек, который не умеет читать, знает жизнь только по рассказам других людей. Миротворец Смит посмотрел на Сказителя с плохо скрываемой усмешкой: – Правда? И это ты мне рассказываешь? Разве я плохо узнал жизнь по рассказам других людей, к примеру, по тем историям, которыми вечно полон ты? Сказитель расхохотался и кивнул. Этим выстрелом кузнец попал прямо в яблочко. – Я разношу по миру всевозможные истории, – согласился Сказитель, – и сам убедился, что один звук человеческого голоса несет в себе массу знаний. Элвин уже читает не по годам, и, если он пропустит пару лет занятий, это ему не повредит. Но его мама решительно настроена на то, чтобы он научился обращаться с буквами и цифрами, как настоящий ученый. Пообещай мне, что не встанешь между ним и образованием, если он захочет вдруг продолжить его. И на этом мы договоримся. – Даю слово, – пообещал Миротворец Смит. – И можешь это не записывать. Человеку, который держит свое слово, не обязательно уметь читать и писать. Но вот человек, который обязательно должен записать свои клятвы, – с такого типа глаз не своди. Знаю точно. Недавно в Хатраке поселился законник. – Вот оно, проклятие цивилизации, – покачал головой Сказитель. – Когда человек не может заставить окружающих верить своей лжи, он нанимает профессионала, который будет лгать за него. И они дружно расхохотались. Они сидели на двух небольших чурбанчиках рядом с дверью кузни, в сложенном из кирпича камине полыхало веселое пламя, на полустаявший снег снаружи падали теплые лучики солнца. Над покрытой жухлой травой, перепаханной землей порхнул красногрудый зяблик. Его яркое оперение на секунду ослепило Сказителя – так удивительно смотрелась птичка на фоне бело-серо-коричневых цветов отступающей зимы. Неожиданно, в момент изумления полетом зяблика, Сказитель осознал – хотя сам не понял, с чего он это взял, – что пройдет немало времени, прежде чем Рассоздатель позволит юному Элвину стать учеником кузнеца. Появившись в этом городке, мальчик будет похож на зяблика, порхающего над зимними снегами. Он ослепит и озарит окрестности, а люди примут его как само собой разумеющееся, как летящую птичку, не догадываясь, какое чудо происходит каждый раз, когда птица взлетает в воздух. Сказитель встряхнулся, и видение, посетившее его, рассеялось. – Значит, договорились. Я напишу, чтобы Элвин выезжал. – Буду ждать его к первому апреля. Не позднее! – Ты что, думаешь, мальчишка умеет управлять погодой? Пожалуй, точную дату назначать не стоит. Кузнец что-то буркнул и махнул рукой, выпроваживая Сказителя из кузни. В целом разговор прошел удачно. Сказитель ощутил небывалую легкость – он исполнил свои обязанности. А письмо можно отослать с какой-нибудь повозкой, следующей на запад, – каждую неделю через Хатрак проезжали семьи переселенцев. Он давненько не бывал в этом городе, но не забыл, как добраться от кузни до постоялого двора. Дорога была накатанной и недлинной. Гостиница разрослась, увеличившись в размерах, чуть дальше, как грибы, выросли несколько лавок. Галантерейщик, шорник, сапожник. Их услуги всегда придутся кстати путнику. Не успел он ступить на крыльцо, как дверь отворилась, и из гостиницы, распахнув объятия, выбежала старушка Пэг Гестер. – А, Сказитель, давно тебя не видали, ну, заходи, заходи! – Рад снова видеть тебя, Пэг, – сказал он. Из-за стойки, построенной в большой комнате, приветственно помахал ему Гораций Гестер, обслуживающий нескольких терзаемых жаждой посетителей. – Явился не запылился! Только еще одного трезвенника мне здесь не хватало! – Тогда у меня к тебе хорошие новости, – добродушно крикнул Сказитель. – Я и чай бросил пить. – Чем же ты теперь утоляешь жажду? – Водой и кровью жирных стариков, – поведал Сказитель. – Эй, Пэг, ты лучше держи его от меня подальше, слышишь? – предупредил жену Гораций. Старушка Пэг помогла Сказителю освободиться от зимних одежек. – Ты посмотри, – всплеснула руками она, меряя его взглядом. – Да твоего мяса даже на похлебку не хватит. – Зато медведи и пантеры обходят меня стороной, ищут добычу пожирнее, – мудро объяснил Сказитель. – Давай устраивайся и расскажи мне парочку новых историй, пока я готовлю ужин для честной компании. Начались болтовня и переругивание, которые усилились, когда на кухню притащился помочь деда. Он изрядно сдал, но все еще не оставлял жарку-парку, чему столующиеся здесь были неимоверно рады; старушка Пэг старалась изо всех сил и работала не покладая рук, но у некоторых есть дар, а у некоторых его нет, и ничего тут не попишешь. Но Сказителя привел сюда не голод, да и не нужда в доброй беседе. Спустя некоторое время он наконец задал вопрос, который его терзал: – А где ж ваша дочь? К его удивлению, старушка Пэг сразу как-то напряглась и нахмурилась, а в голосе прорезались ледяные, жесткие нотки. – Она уже не маленькая. У нее свой ум есть, отвечать научилась. «А тебе это не особо и нравится», – подумал Сказитель. Но дело, которое он имел к дочке хозяев гостиницы, было куда важнее местных сплетен. – Она по-прежнему… – Светлячок? Да, обязанности свои она прилежно исполняет, да вот народ теперь неохотно обращается к ней. Стала какая-то напыщенная, холодная. И язык взяла привычку распускать. – На мгновение лицо Пэг смягчилось. – А когда-то была такой доброй девочкой… – Никогда не видел, чтобы доброе сердце превращалось в камень, – удивился Сказитель. – По крайней мере, просто так, без причины. – Ну, не знаю, причина, там, не причина, но сейчас сердце ее напоминает ведро с водой, выставленное на улицу в морозную зимнюю ночь. Сказитель прикусил язык, решив обойтись без нравоучений. Он не стал говорить, что, если разбить лед, он снова замерзнет, а если занести его внутрь, он тут же оттает. Не дело встревать в семейные ссоры. Сказитель достаточно близко был знаком с местной жизнью, поэтому воспринял этот раздор как нечто естественное, как холодные ветры и короткие дни осенью, как следующий за молнией гром. Большинство родителей мало пользы находят в детях, которые начали взрослеть. – Мне надо обсудить с ней кое-что, – заявил Сказитель. – Так что, пожалуй, я рискну, пускай она мне откусывает голову. Он отыскал ее в кабинете доктора Уитли Лекаринга: перебирая счета, она подсчитывала и раскладывала их по порядку. – Вот уж не знал, что ты счетовод, – заметил он. – А я никогда не думала, что ты увлекаешься лекарствами, – парировала она. – Или ты пришел поглазеть на чудо-девочку, которая умеет складывать и вычитать? О да, язычок у нее был подвешен дай Боже. Многие люди чувствуют себя неудобно при виде остроумной девицы: они-то ожидают, что девушка опустит глаза, заговорит еле слышно, послушно, бросая робкие взгляды из-под густых ресниц. В Пэгги не было ничего от юной леди. Она открыто смотрела на Сказителя. – Я явился не затем, чтобы меня исцелили, – объяснил Сказитель. – И не за предсказанием будущего. И даже не затем, чтобы ты проверила мои счета. Ну вот. Получив прямой, незамысловатый ответ, увидев, что стоящий перед ней человек не смутился, она сразу улыбнулась – подобной улыбкой снимаются чары с заколдованных принцев. – Да, вряд ли тебе требуется что-то посчитать, – сказала она. – Ноль плюс ноль равно ноль, если я не ошибаюсь. – Ошибаешься, Пэгги, – возразил Сказитель. – Я владею всем этим миром, правда, люди постоянно задерживают с оплатой по счетам. Она опять улыбнулась и отложила бухгалтерию доктора в сторону. – Я проверяю его счета раз в месяц, а он возит мне книги из Дикэйна. Она принялась рассказывать о том, что недавно прочитала, и Сказитель увидел, как сердце ее тоскует по далеким краям, раскинувшимся за рекой Хатрак. Подметил он и кое-что другое: она, будучи светлячком, успела узнать живущих в округе людей, а потому решила, что в дальних краях живут только те, у кого сердце как бриллиант, кто не разочарует девочку, которая умеет заглядывать в самую глубь души. Она молода – этим все сказано. Со временем она научится любить то добро, что рядом с ней, и прощать остальное. Вскоре появился доктор, и Сказитель немного поболтал с ним. День клонился к вечеру, когда Сказитель наконец вновь остался наедине с Пэгги и смог задать вопрос, ответ на который так хотел узнать. – Насколько далеко ты видишь, Пэгги? Усталость, словно толстый бархатный занавес, упала на ее лицо. – Надеюсь, ты не посоветуешь мне приобрести очки, – сказала она. – Я просто вспомнил одну девочку, которая когда-то написала в моей книге: «Творец на свет появился». Я вот думаю, следит ли она еще за тем Творцом, оберегая каждый его шаг. Она отвернулась, уставившись на высокое окно, закрытое огромной занавеской. Солнце почти село, а небо посерело, но лицо Пэгги было исполнено светом – Сказитель видел, как она источает его. Порой не обязательно быть светлячком, чтобы распознать, что творится в человеческом сердце. – Кроме того, я засомневался, видел ли тот светлячок кровельную балку, которая однажды упала на мальчика, – продолжал Сказитель. – Может, и видел, – ответила она. – И случай с жерновом… – Все возможно. – А не та ли девочка каким-то образом расщепила балку на две половинки, и не она ли проделала в жернове трещину, так что некий старый сказитель увидел свет лампы сквозь толщу камня? На глазах ее заблестели слезы. Не то чтобы она готовилась вот-вот разрыдаться, нет – она словно смотрела на яркое солнце, и резкий свет заставил капельки влаги навернуться на глаза. – Берешь сорочку младенца, растираешь ее кусочек, и сила мальчика переходит тебе. На пару-другую творений хватит, – тихо объяснила она. – Но теперь ему самому кое-что известно о собственном даре, и он способен помешать твоим действиям. Она кивнула. – Наверное, чувствуешь страшное одиночество, когда смотришь на него отсюда, из этой дали, – промолвил Сказитель. Она помотала головой. – Я вовсе не одинока. Вокруг меня постоянно толкутся люди. – Она подняла глаза на Сказителя и криво улыбнулась. – Проводить время с мальчиком, который ничего от меня не требует, – настоящее облегчение, потому что он даже не ведает, что я существую. – Зато ведаю я, – напомнил Сказитель. – Но мне от тебя тоже ничего не нужно. – Старый врунишка, – улыбнулась она. – Ну ладно. Я и в самом деле хотел попросить тебя кое о чем, но не для себя. Я сошелся с этим мальчиком и, пусть я не умею заглядывать в сердца, как это делаешь ты, близко узнал его. Мне кажется, я догадываюсь, кем он может стать, что он может сделать. Поэтому хочу сказать: как только тебе потребуется моя помощь, любая помощь, пошли за мной. Просто напиши, что я должен сделать, и, если это будет в моих силах, я помогу. Она не ответила, даже не посмотрела на него. – Пока что ты обходилась без посторонней помощи, – произнес Сказитель, – но он научился выносить самостоятельные решения, и ты не всегда можешь поступать так, как ему нужно. Опасности, которые угрожают ему, не ограничиваются тем, что что-то может свалиться ему на голову или поранить его. Теперь он сам решает, что ему нужно, а что нет – вот где таится настоящая опасность. Я пытаюсь сказать тебе, если ты увидишь подобную угрозу и тебе понадобится моя помощь, – я приду, ничто меня не остановит. – Это утешает, – проговорила она. Ее слова были достаточно честны – Сказитель видел это. Но вместе с тем чувствовала она куда больше, чем хотела показать, – это он тоже знал. – Прежде всего должен тебе сообщить, что он едет сюда, первого апреля он поступит в ученики к кузнецу. – Я знаю, что он едет, – кивнула она, – только к первому апреля он сюда не доберется. – Да? – В этом году ему не суждено стать подмастерьем. Тревога за судьбу мальчика защемила сердце Сказителя. – Похоже, я действительно пришел сюда, чтоб узнать будущее. Что его ждет? Какая у него будет судьба? – Произойти может что угодно, – ответила она. – Гадать здесь бесполезно. Я вижу, как жизнь разделяется перед ним на тысячи дорог. Лишь некоторые ведут мальчика сюда к апрелю, но большинство могут закончиться его смертью от томагавка краснокожего. Сказитель наклонился над письменным столом доктора и накрыл ладонями ее руки. – Он будет жить? – Пока мое тело дышит, – сказала она. – И мое, – кивнул он. Секунду они сидели в тишине, ощущая касание рук, глядя друг другу в глаза. Потом она вдруг звонко рассмеялась и отвернулась. – Обычно, когда люди смеются, до меня доходит соль шутки, – намекнул Сказитель. – Я просто подумала, насколько жалко мы с тобой выглядим по сравнению с полчищами врагов, с которыми суждено столкнуться мальчику. – Верно, – согласился Сказитель. – Но ведь мы стоим на стороне добра, и вся природа действует с нами заодно. – В том числе и Господь Бог, – твердым голосом добавила она. – Я бы этого не сказал, – пожал плечами Сказитель. – Всякие проповедники и священники возвели вокруг него столь плотный забор доктрины, что бедняге Господу и повернуться трудно. Теперь, когда Библия истолкована согласно их желаниям, они не дадут ему слова сказать, не говоря о том, чтобы продемонстрировать свою силу миру. – Много лет назад в рождении седьмого сына седьмого сына я узрела его руку, – ответила Пэгги. – Если хочешь, назови это силами природы, ты ведь всевозможных знаний набрался от философов и магов. Я знаю одно: мы с этим мальчиком связаны так крепко, будто появились на свет из одной и той же утробы. Сказитель вовсе не планировал следующего вопроса, он сорвался с губ сам собой: – И ты радуешься этому? В глазах ее проступила неизмеримая печаль. – Редко, – произнесла она. Она выглядела такой усталой – Сказитель ничего не мог с собой поделать. Он обошел вокруг стола, встал рядом и крепко прижал ее к себе, как отец прижимает дочь. Он держал ее в объятиях довольно долго. Плакала ли она или о чем-то думала, он не мог сказать. Ни слова не было произнесено. Наконец она отстранилась и вернулась к своим счетам. А он, так и не промолвив ни слова, вышел из дома. Покинув Пэгги, Сказитель направился прямиком в гостиницу, чтобы поужинать. Ему предстояло рассказать пару-другую историй и исполнить кое-какую работу по дому, чтобы оплатить стол и кров. Однако все его рассказы блекли по сравнению с той историей, которую он не мог поведать, по сравнению с историей, конца которой он не знал. На лугу напротив мельницы собралось с полдюжины повозок, на которых фермеры проделали далекий путь, чтобы получить хорошую, добрую муку. Не придется больше их женам потеть со ступкой и пестиком, грубо толча зерно, из которого потом выйдет жесткий, кислый хлеб. Жернова мельницы закрутились, и вскоре весь народ, живущий в окрестностях Церкви Вигора, начнет свозить сюда зерно. Вода весело струилась по желобу, и огромное колесо вращалось. Внутри мельницы силой шестеренок приводился в движение малый жернов, скользящий по поверхности большого жернова с четвертной нарезкой. Мельник высыпал пшеницу на камень. Жернов прошелся по зерну, давя и превращая его в муку. Мельник разровнял ее и снова пустил жернова, а затем ссыпал муку в корзину, которую держал его сын, десятилетний мальчик. Сын просеял ее сквозь сито и стряхнул получившуюся муку в холстяной мешок. Всякая шелуха, что осталась в сите, последовала в силосный бочонок. Затем мальчик вернулся к отцу за новой корзиной еще не просеянной муки. Трудясь бок о бок друг с другом, они думали об одном и том же. Мысли их удивительным образом сходились. «Вот чем я всегда хотел заниматься, – думал каждый из них. – Я бы поднимался рано утром, приходил на мельницу и работал весь день рядом с ним». И неважно, что желанию их не суждено исполниться. Может быть, они больше никогда не увидят друг друга, ибо вскоре мальчик уезжал, чтобы поступить в подмастерья к кузнецу в городе, где он десять лет назад родился. Это только добавляло сладости мгновению, которое вскоре должно превратиться в воспоминание, а потом – в сон… |
||
|