"Русь и Орда Книга 1" - читать интересную книгу автора (Каратеев Михаил Дмитриевич)

Глава 4

Того же лета (1310) князь Василей Бряньскии ходя с татары к Карачеву и уби там князи Сиятослава Мстиславичя Карачевскаго. Патриаршая летопись

Вскоре в чаще леса послышались голоса и мерный стук копыт идущей шагом конницы. На поляну стали выезжать всадники, по двое в ряд. Они были одеты и вооружены так же, как и карачевские воины, только металлических доспехов и кольчуг тут виднелось гораздо больше. Впереди всех, на статном вороном жеребце ехал в богатых доспехах мужчина лет тридцати, с пышными русыми усами и гладко выбритым подбородком. Поза его была небрежна, взгляд лениво-рассеян. Полуденное солнце припекало изрядно, и всадник ехал с непокрытой головой, – шлем его мирно колыхался на луке седла.

– Пашка Голофеев,– пробормотал княжич Василий, внимательно глядевший на дорогу из-за ближайших елей.– Вот бы этого пса живым взять! За него князь Глеб полсотни смердов в обмен не пожалеет.

Между тем отряд вытянулся уже почти через всю поляну. За головной сотней дружинников следовало десятка два телег, груженных награбленным скарбом. За ними плелась довольно длинная цепочка пленных крестьян, связанных попарно за руки и, по практике, заимствованной от татар, скрепленных одним общим ремнем. Сзади шла вторая сотня всадников. Ехали они вразвалку, громко разговаривая и перебрасываясь шутками. Многие поснимали с себя не только шлемы, но и кольчуги, перекинув их перед собой поперек седел. По всему было заметно, что они считают набег удачно законченным и о какой-либо опасности не помышляют.

Резкий звук рожка прорезал тишину леса. Опушки поляны внезапно ожили, и на растерявшихся брянцев, с устрашающим криком, с двух сторон обрушились карачевские воины. Многие еще не успели сообразить – что произошло и схватиться за оружие, как были уже выбиты из седел или заарканены. Но остальные быстро пришли в себя, и на дороге завязалась жестокая схватка. В ней все перемешалось. Из-за тесноты поляны о применении луков и даже копий не приходилось думать, дрались лишь оружием короткого боя,– саблями, палицами и чеканами.

Особенно лютая сеча разгорелась вокруг пленников и телег с добром. Брянцы и впрямь с добычей расставаться не любили и защищали ее отчаянно. Лаврушка, находившийся в засаде рядом с Василием, выскочил па дорогу как раз напротив своих связанных односельчан. В первую минуту боя здесь, кроме нескольких человек охраны, никого не было, и потому, воспользовавшись тем, что княжич ловко смахнул с седла ближайшего конвойного, он. размахивая саблей, подскакал к цепочке пленных, в нескольких местах перерубил соединявший их ремень и даже успел кое-кому освободить руки. Но сейчас же брянцы хлынули сюда с обеих сторон, и Лаврушке пришлось туго. Саблей он владел плохо, но был мускулист и ловок, а легкая рубаха, составлявшая весь его доспех, не стесняла свободы движений. К тому же жгучая ненависть к этим людям, ни за что разорившим его родное село, удваивала его силы.

От первого наскочившего на него брянского воина он отбился удачно: быстро пригнувшись к гриве коня, избежал сокрушительного удара меча, который просвистал над его головой, а затем, разом выпрямившись и махнув наудалую саблей, он с радостью увидел, что противник его валится с седла. Однако радость эта была преждевременной: другой брянский дружинник,– один из вчерашних караульных,– здоровенный детина, вооруженный пудовой палицей, узнал Лаврушку направил на него коня.

– А, это ты, чертов хорек!– закричал он,– Ну, пожди, зараз я тя научу, как из полона бегать и чужих коней уводить!

Лаврушка поднял было саблю, но могучий удар окованной железом дубины выбил ее из его неопытных рук. Палица вновь взметнулась кверху и на этот раз размозжила бы голову беззащитному теперь Лаврушке, если бы Василий, рубивший рядом, не пришел на выручку: наскочив сбоку на верзилу, махнул саблей, и страшная палица, вместе с отсеченной рукой покатилась под ноги коням.

Спаси тя Христос, княжич, как ты меня спас,– крикнул Лаврушка, не чаявший остаться в живых.

– Ништо,– ответил Василий.– Подбирай-ка саблю да вдругораз не плошай!

– Да ты, сынок, возьми-ка лучше вот энту штуку,– сказал один из развязанных Лаврушкой крестьян, подавая ему упавшую на землю палицу.– Она нашему брату куды сподручней сабли! Лаврушка принял новое оружие, для пробы взмахнул им в воздухе и сразу понял, что земляк его говорят дело. Через минуту его палица уже мелькала над головами брянцев, в самой гуще свалки.

Княжич между тем старался пробиться поближе к Голофееву, но это было нелегко, так как он находился но другую сторону дороги, загроможденной в этом месте телегами. Вокруг них шла сейчас горячая схватка.Брянский воевода, так и не успевший надеть шлема, который скатился у него с седла при первой же сшибке, посмеиваясь, вертелся на своем жеребце среди нападающих, отбивая удары и ловко действуя саблей. Он был искусным воином, прошедшим у всегда воюющих брянских князей хорошую боевую школу, а потому вскоре вокруг него расчистилось место и на земле уже лежало несколько сраженных им карачевских дружинников. Остальные невольно подались назад.

– А ну, пахари, наскакивай, кто еще желает попробовать брянского гостинца!– куражился Голофеев.– Вы, чай, у своих святых князей больше приучены саблями дрова колоть, чем рубиться! Пользуйся, карачевщина, сей день всех обучаю бесплатно!

– Погоди, Пашка, может, и я тебя койчему выучу! – крикнул Никита Толбугин, пробиваясь к нему на своем могучем коне.

– А, здорово, перевертыш!– узнал старого сослуживца Голофсев.– Ну как, отдохнул у князя Пантелея Мстиславича от ратного дела? Небось коров у него доишь?

– Я-то не дою, а вот тебя, как приведем в Карачев, мы к этому делу и приставим,– ответил Никита, замахиваясь тяжелым мечом. Но Голофеев, знавший, что теперь встретился с серьезным противником, был начеку и легко отбил удар.

Начался поединок, в котором возможности сторон казались равными. Голофеев уступал Никите по силе, но зато превосходил его ловкостью и навыком. Он перестал зубоскалить и все внимание сосредоточил на острие сабли. В короткий срок он сбил с противника шишак и задел его щеку. Рана была пустячная, но лицо Никиты залилось кровью, и Голофеев снова повеселел.

– Пожди, колода, сейчас я из тебя наколю лучины, начал он, но кончить не успел: под ударом Никиты сабля его

переломилась надвое, а в следующую секунду, богатырской рукой вырванный из седла, он уже барахтался на земле и двое карачевцев вязали его ремнями.

Эта победа Никиты решила исход сражения, которое уже подходило к концу. Люди княжича Василия всюду теснили брянцев. Развязавшие друг друга пленники, вооружившись чем попало, крушили их с тыла и вязали упавших на землю или сдавшихся. Увидев, что схвачен их воевода, немногие еще защищавшиеся брянцы побросали оружие. Лишь человек сорок, находившихся в самом хвосте колонны, успели повернуть коней и вскачь пустились назад, по дороге. Зная, что там они столкнутся с отрядом Алтухова, Василий тотчас послал следом за ними с полсотни всадников, чтобы зажать их с двух сторон. Алтухов в это время уже подходил к поляне. Попав между двух огней, беглецы предпочли в новый неравный бой не вступать и сдались по первому требованию.

– Ну, с полем тебя, Василей Пантелевч,– сказал воевода, подъезжая к Василию.– Быстро ты управился! Мы всего на версту позади их держались и то ко времени не поспели. Однако много вы их посекли, – добавил он, оглядывая усеянную телами поляну. Чтобы в другой раз поразмыслили, допрежь чем идти разбойничать в нашу землю,– ответил княжич, снимая шлем и вытирая платком вспотевшую голову. – Но их тут больше повязанных валяется, нежели убитых. Разбери-ка, Семен Никитич, что к чему, да наведи счет и порядок. Такоже погляди, чтобы раненым немедля была помощь оказана.

Алтухов тотчас приказал освобожденным крестьянам подобрать раненых и отнести их на берег ручья, протекавшего нескольких саженях от поляны. Убитых он велел складывать отдельно, у дороги. Дружинники, под наблюдением Никиты, тем временем собирали пленных, ловили коней и сносили в кучу взятое у брянцев оружие.

Через полчаса итоги сражения были подведены. Карачсвский отряд потерял убитыми восемь человек, и более двадцати были ранены, из них пятеро тяжело. Победителям досталось полтораста пленных, около двухсот лошадей и много оружия. У брянцев семнадцать воинов было убито и свыше тридцати ранено.

– А среди взятых, кроме Голофеева, есть ли еще дети боярские? – спросил Василий, когда воевода доложил ему обо всем.

– Есть четверо, княжич.

– Добро, Семен Никитич, пойдем-ка поглядим, что там за люди, да рассудим и урядим что надобно.

Осмотрев пострадавших, раны которых обмывали у ручья, а затем перевязывали, обложив листьями подорожника, Василий и Алтухов вышли на дорогу. Справа от нее стояла толпа пленных брянцев, слева группа отбитых крестьян. Глянув в их сторону, княжич заметил, чуть поодаль от других, миловидную девушку лет семнадцати. Рядом с нею, спиной к дороге, стоял воин в высоких сапогах, кольчуге и шлеме, на боку его висела кривая сабля. Оп держал девушку за руку и что-то ей говорил,– слов не было слышно, но по счастливому выражению ее разрумянившегося лица нетрудно было догадаться, о чем у них шел разговор.

– Эге, человече, ты, я вижу, времени терять не любишь,– сказал Василий, подходя к этой паре и коснувшись плеча воина рукоятью плети. Дружинник быстро обернулся, и княжич с удивлением узнал Лаврушку.

– Вон оно что!– вымолвил он.– Где ж это ты разжился столь знатным доспехом?

– Сбил с седла одного ворога, пресветлый княжич, ну и завладел его справой. В самую пору на меня все пришлось!

– Ну, молодец! Дружинник теперь ты важный, ничего не скажешь. Вижу, и невесту себе заимать успел?

– Да вот, случилась она средь тех людей, что брянцы из Бугров угнали…

– Теперь разумею, почто ты так рвался в битву: зазнобушку свою выручить спешил! Ну, что ж, значит, невдолге и свадьба?

– Не отдают за меня Настю родители,– сокрушенно промолвил Лаврушка.– Бают, голь я перекатная.

– Где же голь, ежли ты княжий дружинник? Не печалуйся, да и ты, Настенька, не кручинься. Коли снадобится, сам буду вашим сватом, авось мне не откажут!

Оставив просиявшую при этих словах пару, Василий обратился к столпившимся вокруг крестьянам:

– Ну, как, мужика, все свое добро понаходили?

– Благослови тя Христос, пресветлый княжич, спаситель наш,– загалдели крестьяне, кланяясь в землю.– Все как есть в сохранности оказалось, туточки на телегах все было покладено!

– Добро, значит, в этом убытка вам нет. Кто у вас тут староста?

– Ежели тебе от Клинковской общины, то я староста, твоя княжеская милость,– выступил вперед кряжистый, седобородый крестьянин.– А бугровский – вона раненых пользует!

– Нет, мне ты и надобен. Как звать-то тебя?

– Ефимом звать, пресветлый княжич. Робкин я, сын Степанов.

– Скажи, Ефим, сильно погорело ваше село?

– Да, почитай, ничего не осталось,– ответил староста.– Ведь энти аспиды кажную избу порознь подпалили, а в ту пору еще и ветер был.

– Сколько же у вас всего дворов?

– Десять дворов, батюшка.

– А Бугры тоже спалили?

– Не, Бугры токмо пограбили. Видать, дюже поспешали они, анафемы.

– Все одно не ушли! А как мыслишь ты, староста, во что станет отстроить ваше село?

– Да что ж, лесу-то нам не куплять, – вишь сколько его Господь вырастил на потребу людям! А ежели на кажный двор, сверх того, прикинуть серебром гривны по две, так лучше прежнего построиться и зажить можно.

Добро,– сказал Василий,– получите по три гривны па семью. Да родителя стану просить, чтобы на два года ослобонил вас от податей. Ну, а теперь разбирайте телеги и езжайте с Богом. До ночи в обрат поспеете.

Отойдя от крестьян, земно кланявшихся и выкрикивавших слова благодарности, Василий приблизился к пленным брянцам. Они толпились по другую сторону дороги и, слушая, что княжич говорил смердам, толкали друг друга локтями и переглядывались, в Брянщине такого не бывало.

– Ну, вот что,– жестко сказал Василий, обращаясь к ним. – С воеводой вашим и с боярскими детьми разговор у меня будет особый, а сейчас слово мое к простым воям: взял я вас в бою, на своей земле и с поличным,– с поятыми у нас людьми и добром. Войны промеж Брянском и Карачевом ныне нет, и мог бы я вас всех казнить, аки татей и разбойников, ибо обратить в холопы. Но я того не хочу, ибо ведаю: не своей охотой пошли вы на это подлое дело, а лишь по приказу. Того, кто его дал, судить будет Бог, вас же я отпускаю на волю.

* Гривна – основная денежная единица Древней Руси. Существовало три типа гривны: золотая, серебряная и кунная. Их стоимость и соотношение менялись в зависимости от эпохи. В XIV в. серебряная гривна заключала около 200 граммов чистого серебра. Золотая гривна ценилась в 6.5 раза дороже, а кунная – в 4 раза дешевле серебряной.

Запомните все мое слово да перескажите другим: карачевские князья никакой русской земле не вороги, чужого они не ищут, но за свою вотчину и за людишек стоят крепко,– то вы сегодня и сами видели. Кони ваши, оружие и доспехи взяты нами в честном бою и останутся нам. Вы же берите своих убитых да раненых и ступайте с Богом. А ежели кто из вас вдругораз попадется мне за разбоем, разговор с ним ужо будет иной: прикажу повесить на первом суку. Тому верьте, ибо слово мое крепко.

– Спаси тя Христос, княжич,– раздались голоса из толпы, – нешто мы по своей воле пришли? Не дает Господь Брянщине добрых князей, вот и сами маемся, да и соседям поперек горла стоим!

Из гущи пленных, раздвигая локтями других и подталкивая друг-друга, вышли на дорогу три молодых воина. Не говоря ни слова, сии опустились на колени и поклонились Василию в землю.

– Сказывайте, чего хотите?– строго спросил княжич. – Дозволь нам остаться, твоя княжеская милость,– за всех ответил одни на воинов.– Тебе и родителю твоему, пресвстлому князю Пантелею Мстиславичу, хотим служить! До конца XV века все вольные люди, не попавшие еще в прямую зависимость от вотчинников (тоесть в холопы, в закупы или в кабалу), были свободны покинуть земли одного княжества и переселиться в другое. Князь, от которого они уходили, конечно, старался удержать их всеми правдами и неправдами, но на новых местах их обычно принимали охотно, давали землю и на несколько лет освобождали от податей. Таким образом, просьба, высказанная брянцами, не заключала в себе ничего необычного, и Василии ответил:

– То ваше право, коли вы вольные люди, а не холопы, я это право уважу. Ежели воями хотите служить,– велю принять вас в дружину, а коли желаете хозяйствовать,– получите землю и помощь. Но глядите сами: как бы семьям вашим не приключилось худа от брянского князя.

– В дружину твою хотим, княжич, а люди мы вольные и семей у нас нету. Бобыли мы все трое!

– Кабы не семьи да не худоба, почитай, все бы до вас утекли,– раздались голоса.– Разве у нас жисть? А уйти и не мысли: князь Глеб Святославич на расправу куды как лют!

Все же еще несколько брянцев выразили желание остаться на службе у карачевских князей. Приказав всем им возвернуть коней и оружие, Василий распорядился, чтобы раненых и убитых карачевцев положили на крестьянские телеги, затем велел привести Голофеева и пленных боярских детей. Через несколько минут Никита подвел всех пятерых к огромному дубу, у подножья которого сидел Василий. Как и у остальных, руки у Голофеева были связаны за спиной, но глядел он самоуверенно, почти вызывающе.

– Тебя, Голофеев, по совести, надо бы повесить,– сказал княжич, сдерживая гнев, – поелику ты есть тать и разбойник доброхотный, а не приневоленный. Но я хочу через тебя же исправить то зло, что причинил ты нашей земле. А посему вот тебе мой сказ: будешь ты в железах сидеть у меня в ямедо той поры, покуда князь твой не пришлет за тебя откуп, тридцать гривен серебра. И пойдут те гривны на отстройку деревни, что ты спалил. Но это не все: восемь моих дружинников вы сегодня посекли насмерть, а пятерых изувечили. Из тех восьми убитых пятеро были семейные. Каждой осиротевшей семье и каждому покалеченному воину кладу по пяти гривен, и то серебро дадите вы, дети боярские, коли хотите выйти на волю. Конь и доспех у тебя таковы, что любому князю впору,– добавил он, обращаясь к Голофееву,– но Никита Толбугвн одолел тебя на один, и ты обычаи знаешь: все это принадлежит теперь твоему победителю. Захочешь откупить,– ладься с ним, коли будет на то его согласие.

– А не мыслишь ты, княжич,– ухмыляясь, сказал Голофеев,– что вместо откупа князь Глеб Святославич через седмицу сам придет с дружиною вывести меня из твоей ямы, разметавши по бревнышку ваш Карачев?

– Что ж, коли схочет, пусть пробует. Яма та просторная и для него места хватит.

– Ты, видать, запамятовал, как не столь еще давно князь наш, Василек Александрович, дядю твоего родного, Святослава Мстиславича, в самом Карачеве живота лишил!

– Замолчи, собака!– в бешенстве крикнул Василий, вскакивая на ноги.– Как смеешь ты передо мною похваляться тем каиновым делом? Богом клянусь: еще слово вылетит из твоего поганого рта, и велю тебя повесить тут же, на этом дубе! А откуп твой не тридцать гривен, а шестьдесят! Коль пожалеет за тебя князь твой отдать столько серебра, – минет месяц, и голову тебе долой!

Голофеев прикусил язык и сразу утратил свою самоуверенность. Он почувствовал, что Василий без колебаний приведет свою угрозу в исполнение, и потому счел за лучшее его больше не раздражать.

*Ямой называлась тюрьма, камера заключения.

Никита отвел пленных дворян к коновязи и, не развязывая им рук, всех по очереди, как малых ребят, поднял и усадил верхом на лошадей, Василий тем временен быстрыми шагами вышел на дорогу, где Алтухов уже собрал дружину и закончил приготовления к походу.

– По коням!– скомандовал княжич, и отряд тронулся в обратный путь.