"NEXT-3: Дюбин снимает маску" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)

Глава 15

Зал заседания офиса компании «Империя» изукрашен фресками, лепниной и картинами, освещен огромной хрустальной люстрой и множеством бра. В украшениях так или иначе фигурирует буква "И", начальная буква наименовании компании. Она — повсюду: на стенах, спинках кресел, на спинах технического персонала, на полу и на потолке. Будто руководители «Империи» настырно втискивают в сознание сотрудников и акционеров торжественные мысли о величии и благостных перспективах компании.

Сейчас зал напоминает муравейник, который какой-то озорник разворошил палкой. В панике бегают потревоженные «муравьи», пытаются спасти остатки своего «имущества», залатать дырки в коммунальном жилье. Сталкиваются друг с другом, шевелят усиками, будто советуются, и снова разбегаются.

В стороне, под портретом первого президента компании о чем-то шепчутся Мамыкин и господин в очках. Мало ли о чем могут беседовать акционеры? Например, о мерзкой погоде, подскочившем давлении или о падении либо росте курса доллара. Ничего таинственного, тем более, предосудительного.

Полная дама, наряженная в бархатное платье вишневого цвета и обвешанная драгоценностями, вздыхает по поводу жуткого падения нравов. Ее собеседник, в огромных очках и с козлиной бородкой охотно поддакивает, но думает совсем о другом — то и дело косится на официанта, разносящего вино и освежающие напитки.

Седовласый господин, постукивая по паркету самшитовой палочкой, тревожится по поводу незначительности дивидентов. Собеседник, худосочный парнишка, успокаивает ветерана таинственной информацией о предстоящем открытии в спальном районе столицы еще одного, перспективного супермаркета. Его поддерживает кокетливая дамочка бальзаковского возраста.

Черной бабочкой порхает от группы к группе смеющихся, пьющих или жующих акционеров Хомченко. В знакомом всем модном пинджачишке, с приклеенной на физиономии подобострастной или пренебрежительной улыбочкой.

Заместитель директора невесть по каким поставкам, личный адвокат семьи Кирсановых «работает» во всю. С одним перебросится парочкой многозначительных фраз, другого ненавязчиво похвалит за неоценимый вклад в общее дело, третьему таинственно подмигнет, от четвертого пренебрежительно отмахнется…

Федечка готовится к решительному сражению. Главный аргумент лежит в папке: заключение лабораторного анализа с приложением потревоженного пакетика с наркотой. Второй аргумент, тоже немаловажный, вот-вот появится. Свидетель хранения на складе компании самопала — Белугин. Еще один свидетель, готовый под любой присягой подтвердить изготовление зелья не где-нибудь — на окимовском заводе, он сам. Лавриков.

Этих «боеприпасов» вполне достаточно для того, чтобы свалить криминальное руководство завода и получить право на владение им.

Федечка вглядом отыскал в толпе безмятежного Мамыкина, победоносно поправил очки. Противник ответил снисходительной улыбочкой. Дескать, веселись, наивный пацан, тешь свою душу, все равно ничего у тебя не получится. Я был, есть и буду!

Поглядим — увидим, мысленно ответил Федечка. Что ты запоешь-закаркаешь, когда услышишь обоснованные обвинения, когда сработают дуплетом самопал и наркота? Как бы не пришлось срочно менять обмаранное бельишко.

Но почему нет главного свидетеля? Неужели струсил? Не должно быть, во время недавнего свидания Белугин был уверен в победе, шутил, посмеивался. Или, проанализировав сложную ситуацию, решил остаться в стороне? Под прикрытием обострившегося геморроя либо злющего насморка.

— Простите, Олег Михайлович, — Федечка с извинительной улыбкой склонился к соседу. — Вы случайно не знаете, где господин Белугин? Что-то я его не вижу.

— Час тому назад видел в магазине. Как всегда веселого и деловитого. Носился вдоль витрин, строжил мененджеров и продавщиц. Не человек — торпеда. Сейчас примчится, никуда не денется. Грудь вперед, брюхо наружу, пот под мышками. Работяга!

— Дай-то Бог, — перекрестился Федечка. — Без Петра Алексеевича как-то неуютно.

— Еще бы, уютно! — засмеялся Олег Михайлович, подзывая официанта с подносом. — Все же, уважаемый старожил, ветеран «Империи».

Посовещавшись с дамой, поборницей высокой нравственности, Хомченко вместе с ней поднялся на сцену. Дама села в кресло, стоящее рядом с председательским, заместитель по поставкам скромно остановился поодаль.

Акционеры потянулись к своим местам. Официанты исчезли.

— Господа, прошу минутку внимания, — негромко попросил Хомченко. — Уже пятнадцать минут четвертого. Все основные акционеры присутствуют...

— Белугина нет! — выкрикнул Федечка. — Без него нет кворума.

— На самом деле, отсутствует ветеран, — недоуменно оглядел зал Олег Михайлович. Будто отсутствующий управляющий главным супермаркетом компании прячется под креслом или притаился за бархатной портьерой.

Хомченко поморщился.

— Слишком он ведет себя... по американски, что ли. Считаю, начнем без него...

— Не годится! Лично я — против, — снова выкрикнул Федечка.

Проснулся телефонный аппарат, стоящий рядом с дамой. Она помедлила, поглядывая на Хомченко, потом решительно сняла трубку.

— Центральный офис, зал заседаний... Да, он здесь, но занят...

Это так важно?... Минутку... Просят вас, Борис Антонович.

Странный звонок, опасливо подумал заместитель по поставкам, принимая из рук дамы согревшуюся трубку. На подобии готового взорваться фугаса. В последнее время он стал слишком уж пугливым. Мяукнет кошка — вздрагивает, взлает дворняга — холодный пот прошибает. А уж негромкие телефонные звонки так грохают — впору укрываться под одеялом либо под жениным подолом.

Ничего страшного — обычная усталость, результат постоянных стрессов. Одна подпольная операция с самопалом и наркотиком чего стоит?

Лечиться надо, лечиться, твердил он сам себе и на службе, и дома. Поехать на Балатон, там, говорят, не издерганные российские врачи — настоящие кудесники. Попьет целебной водички, полежит под кварцем, отдохнет и возвратится в Москву здоровым.

Все эти мысли промелькнули этакой хвостастой кометой. Промелькнули и погасли. Перед ним — зал, заполненный растревоженными акционерами. В руке — алекающая трубка.

— Слушаю... Понятно... Вернее, не понятно... Где? Кто обнаружил? Почему сюда звоните — нужно немедленно вызвать специальные службы... Сейчас буду, никого не впускайте. Особенно, журналистов! Ни под какими предлогами!

Сказать, что лицо Хомченко помрачнело, значит, ничего не сказать. Недавно излучающее доброжелательность и скромность, оно превратилось в маску. Под глазами — синие мешки.

Он побежал к выходу из зала.

— Что случилось? — заволновался любитель дивидентов. — Почему нам не объясняют? Российская валюта рухнула или упали цены не нефть?

— Действительно, что за секреты? — поддержала его дамочка с бриллиатнами.

Хомченко остановился.

— Извините, господа, горестное известие. Только-что в одном из магазинных холодильников обнаружили Петра Алексеевича. Тяжелейшая черепно-мозговая травма.. Сообщили, что он мертв, но это еще не факт. Наши медики не уверены... Нет, не злодейское покушение — скорей всего несчастный случай. Оступился, упал… Милиция приступила к расследованию. Вызвана «Скорая»...

У Федечки запотели очки, вокруг — размытые силуэты людей. Нервно протер линзы — тот же результат. По детски всхлипнул. Не потому, что лишился свидетеля — сделалось нестерпимо жаль доброго и отзывчивого мин херца. Просто человека, без разных пояснений.

То, что его убили — никаких сомнений, кто это сделал, ясно без долгого расследования.

Лавриков в упор посмотрел на Мамыкина. Тот поймал его негодующий взгляд и сочувственно покачал головой. Ничего не поделаешь, вьюнош, такова уж наша обкаканая житуха. То ты седлаешь судьбу-индейку, то она седлает тебя. Сейчас она, хитрая судьба, оседлала тебя.

Убийца! Но как это докажешь? Есть десятки свидетелей, готовых подтвердить его алиби, а что имеется у «обвинителя»? Одни смутные догадки, над которыми в прокуратуре откровенно посмеются и поиздеваются.

Зря смеешься вурдалак, подумал он, не сводя с Мамыкина испепеляющего взгляда, пить-есть не буду, заброшу все свои дела, а выведу тебя на чистую воду.

Убил он Белугина, конечно, не сам — послал киллера, может быть, не одного. Значит, нужно переворощить сотрудников супермаркета, каждого просветить на рентгене. Сделать это ему — не под силу, займутся опытные сыщики, которым он, Лавриков, заплатит. Хорошо заплатит!

Федечка погладил в кармане пухлый бумажник. Все же, приятно чувствовать себя состоятельным человеком, способным позволить себе любую прихоть. Захотелось подарить детдому компьютерный класс — ради Бога, держите, пацаны, пользуйтесь. Пришло желание приобрести палаццо под Неаполем — никаких проблем!

А уж для того, чтобы отправить за решетку убийцу, он ничего не пожалеет. Не хватит налички — потревожит немалый счет в Альфа-банке, запросят сыскари большую сумму — снимет ее в Дойч-банке.

Ничего не пожалеет!

В зазеркальных помещениях супермаркета кипит обычная жизнь. Электрокары развозят ящики с товарами, работает конвейер, выбрасывая в лотки расфасованные сыр, крупы, cахар, макаронные изделия. Разгружаются фуры, катятся тележки с нарубленным мясом.

На первый взгляд — неразбериха, на самом деле — сложный технологический процесс, созданный и отлаженный усилиями управляющего. Покойного Белугина.

Федечка в очередной раз всхлипнул. И тут же зло выругался. Слезливым, блин, сделался горепредприниматель, рассупонился, фрайер недоделанный! В таком состоянии не бизнесом заниматься — младенцев няньчить в яслях!

Он присел на нижнюю ступеньку лестницы, сваренной из железных прутьев, успокоился. Не все еще потеряно, только не паниковать, сосредоточиться.

В папке хранится лабораторное заключение по наркоте? Ну, и что, как доказать, что пакетики изъяты на складе компании, а не подброшены с целью скомпроментировать того же, зама по поставкам? Пробраться на склад не получится — не пустят, а то и засунут самодеятельного сыщика в тот же холодильник, куда отправили Петра Алексеевича.

— Переживаешь? — остановился рядом Хомченко. — Понятное дело. Я тоже — не в себе... Увезли покойника в морг... Так сказать, в последний путь отправили.

— Я видел, — скорбно промолвил Федечка. — Проводил...

В горле застрял колючий комок, стекла очков снова запотели.

— Даже не знаю, кого ставить на место Петра Алексеевича. Опытный был дядька, разворотливый, такого не найдешь.

Будто не человека убили — должность осиротили. Федечке захотелось выплюнуть в лицо заместителя директора сгусток боли, заставить его хотя бы покраснеть от стыда.

С трудом удержался.

— Зачем спрашиваете? Мое мнение вас нисколько не интересует.

Из-под полуседых бровей — насмешливый взгляд. Пухлая рука погладила грудь в районе сердца.

— Конечно, нет. Разве только в качестве одного из основных акционеров компании... Но речь не об этом. Не надо отчаиваться, Федор Федорович, не берите грех на душу. Я понимаю, проигрывать всегда больно. Но жизнь складывается не только из выигрышей.

— О чем вы? — непонимающе спросил Федечка, снимая очки и близоруко щурясь. — Петра Алексеевича убили, а вы...

— Рано или поздно все там будем, — равнодушно изрек Хомченко. — Я о другом. Слишком несвоевременно вы поставили вопрос о заводе. Без предварительной проработки. Вот и получили по лбу.

— Как-нибудь переживу... Хочу спросить, Борис Антонович... Вы ведь занимаетесь поставками?

— По мере скромных сил и возможностей...

— Йодированную соль кто поставляет?

Хомченко от неожиданности открыл рот, но тут же захлопнул. На скулах вспухли желваки. На щеках появились багровые пятна. Федечка внимательно следил за этими изменениями. Похоже, хитрован чего-то испугался, не знает, что ответить на простой, как облупленное яйцо, вопрос.

— Соль?

— Ну, да, соль, только не обычную — йодированную. Расфасованую в пакетиках по несколько граммов. Странная расфасовка, вам не кажется?

Ответственный чиновник пришел в себя, даже нашел силы улыбнуться.

— Первый раз слышу. Сода, и простая, и не простая, не по моей части, не та номеклатура. И вообще — если каждый акционер станет вникать в такие мелочи — соль, сахар, макароны — работать будет некогда. Смешно даже подумать.

— Да, нет, не смешно, скорее — грустно. А иногда и страшно. Странная у вас позиция, господин Хомченко, если не сказать по другому.

— Не вижу никаких странностей, — окончательно успокоился Борис Антонович. — Что до боязни, то она иногда — не грех.

Федечка поднялся, вплотную приблизился к собеседнику. Обличающе протянул к нему руку.

— Ошибаетесь. В некоторых случаях — грех. И больщой грех.

Собеседник тоже поднялся.

— Тогда молитесь, Федор Федорович. Молитесь...

— Вы мне угрожаете?

Не отвечая, Хомченко остановил грузчиков, которые только-что сняли с фуры тяжеленный ящик с бутылками, принялся неизвестно за что ругать их. С такой злостью, что парни поникли.

Федечка понимающе кивнул и пошел к выходу...