"Старинная легенда" - читать интересную книгу автора (Стинбоу Луэлла)

15

— Привет, Джилл.

Крепко вцепившись в дверной косяк, Джиллиан настороженно оглядела Чарли Донована с ног до головы.

— Чего тебе надо?

В свете одинокой лампочки над дверью черты лица незваного гостя словно заострились, обрели дагерротипную четкость. В волосах его поблескивали капли дождя, влажные пряди отливали червонным золотом.

— Мне нужно поговорить с тобой. Могу я войти?

— Не думаю, что стоит.

Чарли удрученно сгорбился, засунул руки в карманы. В лице его отражалось неподдельное отчаяние.

— Джилл, это очень важно.

«Шестое чувство» подсказывало Джиллиан, — да что там, требовало вслух! — захлопнуть дверь прямо перед носом незваного гостя. От Чарли Донована ничего доброго ждать не приходится. От таких — одни неприятности!

— Я не задержу тебя надолго. На минуту-другую, не больше. Пожалуйста! — Чарли скрипнул зубами. — Я пришел из-за Натали. Я только что узнал, что это она погубила твои кассеты.

Джиллиан глубоко, прерывисто вздохнула — и посторонилась на шаг. Чарли прошел в комнату. Таким постаревшим и озабоченным Донована-младшего она никогда еще не видела. На всякий случай молодая женщина оставила дверь чуть приоткрытой, — на дюйм-два, не больше. Стоит ей вскрикнуть, — и на шум сбежится половина постояльцев мотеля, не говоря уже о Юфимии с Пегги.

Джиллиан обернулась: Чарли стоял посреди комнаты, глядя на экран телевизора. Второпях молодая женщина забыла выключить видеоплейер. На губах незваного гостя играла циничная, понимающая улыбочка. Вот он оторвался от «фильма» и перевел взгляд на хозяйку номера.

— А я-то полагала, ты приехала в Санто-Беньо, чтобы увековечить легенду о Плакальщице! Но, похоже, ты подыскала сюжет поинтереснее?

Джиллиан демонстративно проигнорировала ядовитое замечание. Меньше всего на свете ей хотелось обсуждать то, что произошло между нею и Катбертом, с этим человеком. Не оборачиваясь, молодая женщина нажала на кнопку пульта управления, — и изображение пропало, словно его и не было. Небрежно швырнув пульт на кровать, документалистка скрестила руки на груди.

— А я полагала, что ты пришел поговорить про Натали.

— Так и есть.

— Тогда говори.

Но Чарли, похоже, понятия не имел, с чего начать. В кои-то веки слова не шли у него с языка.

— Мне очень тяжело, Джилл… Я не думал… Не знал…

— Не знал, сколько боли причинил жене за все эти годы? — докончила за него Джиллиан, скептически изогнув бровь.

— Не знал, как сильно Натали меня любит, — произнес Чарли наконец, глядя в пол. — Не знал всей глубины ее отчаяния.

Донован-младший машинально схватил со стола бокал с вином и поднес его ко рту. Джиллиан закусила губку, но протестовать не стала. Чем скорее Чарли покончит со своим делом, тем скорее она от него избавится. Молодой женщине совершенно не хотелось затягивать нежелательный визит, вступая с гостем в никчемные препирательства и обмениваясь взаимными упреками.

Запрокинув голову, Чарли одним глотком втянул в себя белый зинфандель, точно простую воду. Минуту он разглядывал опустевший бокал, — так, словно видел его впервые. И, наконец, нашел в себе силы продолжить.

— Нынче вечером с Натали случилась истерика. Надо думать сочетание из двух мартини и этих чертовых таблеток для похудения, — она их как конфеты ест, целыми горстями! — доконало-таки бедняжку. — Донован-младший передернулся от ужаса. — Неприятная вышла сцена.

Ах, бедненький мальчик! — цинично подумала про себя Джиллиан. Вот и пришлось ему наконец взглянуть в лицо реальности. А то жил себе, точно под стеклянным колпаком.

— Натали рыдала так, что я чуть руки на себя не наложил. Высказала мне все то, что наболело; говорила о своих сомнениях и страхах; а я-то даже не подозревал, как скверно ей приходится! Думал, она весела, всем довольна… — До глубины души потрясенный, Чарли нервно расхаживал между кроватью и дверью. — Призналась, что всякую неделю ездит к психотерапевту в Окленд. А я-то думал, она у парикмахера пропадает, или, может, ногти красит в косметическом салоне… Ей антидепрессанты прописывали, а она мне — ни слова!

Чарли вскинул умоляющий взгляд на собеседницу.

— Я и не догадывался, что так ее мучаю, Джилл, правда! Понятия не имел, какая она хрупкая и ранимая…

Джиллиан с трудом сдержала язвительный ответ, уже готовый сорваться с языка. Дескать, достаточно взглянуть на его жену, — просто взглянуть повнимательнее! — чтобы понять, как она беззащитна и уязвима. Вот Катберт это сразу заметил, и даже целую комедию разыграл! — притворился, что по уши влюблен в женщину едва знакомую, — лишь бы пощадить чувства Натали, избавить ее от неловкой ситуации. Какой жене придется по нраву, что муж на ее же глазах откровенно заигрывает с другой! Донован-младший таких «тонкостей» вообще не понимает; небось, до сих пор не догадался, что Катберт спасал его жену от него же самого. Но ведь Катберт — это не Чарли!

И слава Богу!

Незваный гость по-прежнему внимательно созерцал пустой бокал, словно ничего занимательнее в жизни своей не видел.

— Значит, Натали созналась, что уничтожила мои кассеты? — подсказала Джиллиан, когда стало ясно, что молчание может затянуться до бесконечности.

Донован-младший удрученно кивнул.

— Она ревнует к тебе. К твоей внешности, к твоим успехам. До сих пор не может забыть о том, что промеж нас случилось десять лет назад.

— Ну, а я давным-давно эту дурацкую историю из головы выбросила! И от души надеюсь, что ты заверил жену в том же самом.

— Я пытался. — Чарли шумно, с перерывами выдохнул. — Джилл, Натали искренне сожалеет о содеянном. Она раскаивается. Мы готовы оплатить ущерб, ею нанесенный: только назови сумму.

Молодая женщина вздохнула, понемногу начиная смягчаться.

— Да плевать мне на деньги. Мне отснятого материала жалко.

Чарли повертел в руках бокал и, наконец, плеснул себе еще вина.

— Слушай, я буду тебе весьма признателен, если ты позвонишь шерифу и скажешь, что не станешь предъявлять обвинение.

— Ага! Вот она, истинная цель твоего визита! — Голос Джиллиан дрогнул от гнева. — Гордое семейство Донован не желает, чтобы представительницу их клана привлекали в суду по обвинению в злонамеренном уничтожении чужой собственности!

— Это я не желаю, чтобы мою жену привлекали к суду!

— И твой отец, надо думать, нисколечко к этому делу не причастен?

— Юджин ни о чем не подозревает. В том числе и о том, что я отправился унижаться перед тобой. Я даже Натали ничего не сказал.

Внезапно молодая женщина почувствовала, что по горлышко сыта этой мерзкой, скандальной историей. Неужто она и впрямь когда-то с ума сходила от любви к Чарльзу? Сегодня ей в это слабо верилось. Более того: Джиллиан к вящему своему изумлению обнаружила: то, что она чувствовала десять лет назад, с истинной любовью даже рядом не стояло.

Зато теперь она куда яснее представляла, из чего состоит это всепоглощающее, волшебное чувство. А ведь базовые ингредиенты совсем просты… Любовь — это когда ты слушаешь, как мужчина рассказывает о работе в тесном «каменном мешке», где с потолка капает вода, а стены грозят обрушиться тебе на голову, — слушаешь, и всем своим существом отзываешься на его заботы и мысли, проникаешься его одержимым энтузиазмом. Днем и ночью мечтаешь о том, чтобы снова услышать его низкий рокочущий смех, почувствовать его ладони на своем теле. Трепещешь от волнующего предвкушения при мысли о том, как отправишься вместе с ним на маленькое ранчо, укрывшееся у подножия гор Сьерра-Невады.

Стремясь поскорее избавиться от досадного визитера, Джиллиан забрала бокал у него из рук и подтолкнула Чарли к двери.

— Завтра я позвоню Джералдсону и скажу ему, что не хочу доводить дело до суда. Заберу заявление по поводу уничтожения кассет, и спите себе спокойно. Правда, не могу обещать, что окажусь столь же снисходительной, ежели выяснится, что тот «несчастный случай» на дороге вдоль каньона тоже подстроила Натали.

Чарли словно прирос к месту.

— О чем ты?

— Катберт считает, что та глыба песчаника оказалась на дороге отнюдь не случайно. Да еще в самом узком месте, сразу за крутым поворотом.

— Что за чушь!

— В свете всего того, что ты поведал мне нынче вечером, помощник шерифа мистер Джералдсон наверняка поинтересуется у Натали, где она находилась на момент несчастного случая и в течение всего дня.

На щеках Чарли проступили алые пятна. Он стремительно обернулся и схватил молодую женщину за плечи, — та даже не успела увернуться.

— Ты смеешь утверждать, будто моя жена пыталась убить тебя?

— Твоя жена… или твой отец! — выпалила Джиллиан, тщетно пытаясь высвободиться.

— Ты просто спятила!

— А ты начинаешь раздражать меня. Хватит, поговорили! А ну, отпусти!

Но пальцы Чарли еще сильнее впились в нежную кожу. А голос его сорвался на истерический крик.

— Моя жена и мухи не обидит!

— С кассетами она недурно справилась!

До глубины души возмущенная бесцеремонностью гостя, молодая женщина попыталась стряхнуть с себя его руки. Убедившись, что все бесполезно, Джиллиан, припомнив университетские уроки самообороны, попыталась пнуть его в самое уязвимое место. Защищаясь, Чарли рванул ее на себя.

— Черт подери, Джилл, да успокойся же!

— Убирайся ко всем чертям!

Молодой женщине удалось наконец-то высвободить руку, и, размахнувшись пошире, она нацелилась противнику прямехонько в подбородок. Чарли вовремя перехватил ее кулак и завернул ей руку за спину.

— Да ради всего святого, прекрати! Вот ведь сумасшедшая! Вся в отца пошла! Зря он с кулаками на Юджина полез! Впрочем, за то и поплатился!

— Ах, вот как?!

От бешенства Джиллиан просто не находила слов. Волосы ее растрепались, заколка слетела и теперь валялась где-то на полу, правая бретелька футболки сползла с плеча, — но молодая женщина ничего не замечала. Ее саму Чарли может поливать грязью сколько душе угодно, но никому, никому на свете, не позволит она безнаказанно говорить гадости об отце!

— На мой взгляд, куда больше уважения заслуживает тот мужчина, что бросается защищать дочь, нежели тот, что по команде собственного батюшки трусливо поджимает хвост и убегает в кусты!

Каждое ее слово дышало ледяным презрением. Чарли, и без того красный как свекла, побагровел до ярко-малинового оттенка. Он оскалил зубы, уже готовый выпалить в ответ что-нибудь не менее оскорбительное, но не успел и слова вымолвить, как от дверей раздался душераздирающий, исполненный муки крик.

— Чарли! Ох, Господи, Чарли!

Донован-младший застыл на месте. В лице его отразился неописуемый ужас. Ситуация могла бы показаться комичной, — да только всем ее участникам было явно не до смеха.

— Натали! — хрипло запротестовал злополучный супруг. — Ты все неправильно поняла!

Натали тихонько всхлипывала, даже не пытаясь утирать слезы. Но вот шум перекрыл негодующий вопль Юджина.

— Я знал! Я с самого начала знал, что эта мерзавка попытается запустить в тебя когти!

«Героиня происшествия» с трудом сдержала стон отчаяния. Просто глазам не верится! Прошлое словно воскресает к жизни! Ситуация десятилетней давности повторяется во всех подробностях!

— Идиот! — прошипела молодая женщина Чарли. — Отпусти меня немедленно!

— Что?

Потрясенный нежданным поворотом событий, Донован-младший непонимающе уставился на нее сверху вниз. Джиллиан открыла было рот, чтобы повторить свое требование, но возмущенный голос ее потонул в новом всплеске шума. Снаружи, по всему судя, поднялась изрядная суматоха.

Захлопали двери. Загрохотали шаги. Раздался пронзительный вопль Пегги:

— Мы слышали крики! Ради всего святого, что случилось?

Визгливый голос Юфимии присоединился к восклицаниям сестры.

— Юджин, что вам нужно в номере у Джиллиан? — Шаги смолкли у самой двери. — Натали! И вы здесь? И Чарли? Ох, Боже ты мой! Ох, Господи праведный!

Ну что ж, всему есть предел! С пылающим лицом Джиллиан вырвала наконец руку из крепкого захвата. Черт ее подери, если она станет что-либо кому-либо объяснять или оправдываться! И проваливаться сквозь землю от стыда она тоже не собирается! Никогда. Ни за что. Ничего предосудительного она не совершила.

— Ты уверял, что ее не любишь! — плача, восклицала Натали. Она крепко вцепилась в руку свекра, словно собственные ноги ее уже не держали. — Не далее как сегодня вечером, какой-нибудь час назад ты клялся и божился, что никогда эту женщину не любил!

— Так и есть. — Чарли нервно сглотнул. Лицо его, еще мгновение назад полыхающее румянцем стыда, теперь сделалось белее простыни. — Это была летняя интрижка, не больше.

Десять лет назад Джиллиан и сама в этом убедилась на горьком опыте. Но вовсе не собиралась объявлять об этом «на публику». Так что разъяснения Донована-младшего ни малейшего удовольствия ей не доставили.

— Тогда что ты тут делаешь? — безутешно рыдала Натали. — Что ты позабыл в ее номере?

— Ха! Отличный вопрос. Скрестив руки, Джиллиан мстительно ждала ответа. Любопытно, как станет выкручиваться Донован-младший из ситуации столь сомнительной? Она, во всяком случае, руку помощи ему не протянет!

— Я пришел поговорить насчет видеокассет.

Аристократические черты Юджина заострились еще больше. Стряхнув с себя руку снохи, он решительно вошел в комнату и встал между Джиллиан и сыном.

— Что еще за дела с кассетами?

Донован-младший воинственно выставил вперед подбородок.

— Это я их разломал, и я…

— Ты! — недоверчиво возопил Юджин.

Рыдания Натали стихли. Она потрясенно глядела на мужа во все глаза, — не зная, что и подумать, до глубины души потрясенная его великодушием.

— Чарли…

— Глупая была выходка, ничего не скажешь, — быстро перебил он жену. — Сам не знаю, что на меня нашло. Никаких особенных причин так поступать у меня не было. Минутный порыв, мелкая мстительность, сами понимаете… Очень по-дурацки все вышло.

«Тоже мне, защитничек!» — подумала документалистка, не то одобрительно, не то с досадой. Джиллиан с неохотой вынуждена была признать то, о чем сам Чарли, возможно, и не подозревал. Он и впрямь любит Натали. Любит достаточно сильно, чтобы попытаться оградить жену от публичного унижения. Во всяком случае, к ней, Джиллиан, ничего подобного Чарли десять лет назад не испытывал.

— Я пришел к ней с просьбой: не передавать дело в суд, — неловко закончил Донован-младший, вызывающе поднимая глаза на Джиллиан. Словно приглашая ее возразить или затронуть тему автокатастрофы на дороге вдоль края каньона…

Но молодая женщина предпочла промолчать. Вся семейка Донованов осточертела ей до невозможности. Пусть помощник шерифа сводит воедино их противоречивые показания. В конце концов, это — его работа. Она уже открыла рот, собираясь объяснить это Чарли с Юджином, но тут у крыльца пронзительно взвизгнули тормоза, и все головы, словно по команде, обернулись в нужном направлении.

Катберт!

Сердце молодой женщины дрогнуло от облегчения — а в следующий миг Джиллиан похолодела от страха. Что за злая ирония, что за опереточная ситуация! Катберту все уши прожужжали сплетнями да россказнями насчет ее скандального прошлого. С каким неприкрытым отвращением, с каким холодным презрением глядел на нее Далтон, этот рыцарь без страха и упрека, когда выступил на защиту Натали в тот, первый вечер в кафе! Поверит ли он, что нынче вечером Донован заглянул к ней в номер только поговорить, или автоматически подумает самое худшее, как и все вокруг?

Бросит ли ее Катберт, как некогда — Чарли?

Нет, не бросит! Только не Катберт! И все-таки Джиллиан внутренне напряглась, предчувствуя тягостные объяснения, которых любимый наверняка потребует.

Едва свернув на подъездную дорожку, Катберт заметил толпу, собравшуюся у дверей двенадцатого номера. Колеса джипа еще вращались по инерции, когда он опрометью выскочил из машины и бегом бросился к месту событий. Сердце его колотилось, точно тяжелый молот. Неистово работая локтями, он протолкался сквозь толпу. И, лишь завидев Джиллиан, — волосы растрепаны, глаза мечут молнии! — облегченно перевел дух и отчасти расслабился.

Больше всего на свете молодая женщина напоминала рыжую рысь, на загнанную в угол сворой голодных волков. Аметистовые глаза ее полыхали фиолетовым огнем. Такая без боя не сдастся. Такая при необходимости пустит в ход и когти, и клыки.

Сейчас Катбертом владела одна-единственная мысль: спасти эту женщину от злобной стаи, защитить от клацающих зубами хищников. Беглым взглядом окинул он обстановку: два бокала для вина, смятая постель, залитое слезами лицо Натали…

— С тобой все в порядке? — тихо спросил он Джиллиан.

— Да.

Этот краткий, вымученный ответ заключал в себе целые тома. Эта женщина изнемогает от боли, но она слишком горда, чтобы это выказать. Теперь, убедившись, что Джиллиан в безопасности, Катберт решил, что первым делом следует очистить комнату и дать бедняжке возможность вздохнуть спокойно.

— Ну, ладно, приятели, повеселились — и будет. Шоу закончено. Не пора ли разойтись восвояси?

В небрежно оброненной фразе отчетливо прозвучали стальные интонации. Толпа, осаждающая дверь, понемногу начала рассеиваться.

Чарли Донован смерил Катберта свирепым взглядом, решительно пересек комнату и обнял жену за талию. Натали уткнулась ему в плечо и дала волю рыданиям. Так, поддерживая и утешая бедняжку, Чарли повел ее прочь из комнаты.

Теперь из посторонних в номере оставался только Юджин. Несгибаемый. Прямой как палка. Надменное лицо его превратилось в неумолимую каменную маску. Иссиня-черные глаза испепеляли презрением.

— Далтон, эта женщина — распутница. Дешевая потаскушка. Десять лет назад она совратила моего сына, и теперь возвратилась в Санто-Беньо, чтобы довершить начатое.

Катберт раскачивался на пятках, непроизвольно сжимая кулаки.

— Донован, я не пересчитаю тебе все ребра прямо здесь и сейчас по одной-единственной причине: весу во мне на сорок фунтов больше, а вот лет мне на три десятка меньше. Впрочем, про эти милые тонкости я могу и позабыть, если ты сейчас же не уберешься к дьяволу.

— Она и тебя погубит, если не остережешься.

Далтон шагнул вперед.

— Считаю до трех, Донован!

Ноздри Юджина раздувались, точно у породистого скакуна. Еще секунду-другую он пепелил противника взором, а затем метнул злобный, ненавидящий взгляд в сторону Джиллиан, развернулся на каблуках и с достоинством удалился. Катберт закрыл за ним дверь, походя отмечая, что задвижка и замок не несут на себе никаких следов насильственного взлома. Очевидно, Джиллиан сама впустила в номер эту шумную процессию из прошлого.

Но об этом неразумном поступке он поговорит с нею позже. А сейчас, как представлялось Катберту, Джиллиан Брайтон нуждается в одной-единственной вещи. Точно так же, как и он.

Далтон вернулся к ней, наклонился, подхватил молодую женщину на руки. Единственное кресло в номере казалось чересчур шатким и неустойчивым, чтобы выдержать их обоих, но инженер решил рискнуть.

На протяжении нескольких бесконечно-долгих секунд Джиллиан лежала неподвижно, точно окаменевшая, всем телом прильнув к его широкой груди. Затем ее начала бить крупная дрожь. Катберт с трудом подавил вскипающее бешенство: что за мерзавцы эти Донованы! Это же надо — подвергать беззащитную женщину этакой публичной «казни»! На дворе — не мрачное средневековье, в конце-то концов! И он еще крепче прижал Джиллиан к себе.

Наконец молодая женщина шевельнулась, отстранилась, уселась прямо.

— Ты разве не хочешь спросить, что случилось?

— Я приблизительно себе представляю.

Джиллиан упрямо выставила вперед подбородок. Глаза ее воинственно сверкнули. Видимо, прощальные слова Юджина до сих пор жгут ее и мучают, догадался Катберт.

— Ну, и что же такого ты себе представляешь?

— Явился Чарли, постучал в дверь, упросил впустить его внутрь.

— И что?

От этих вызывающих интонаций у Катберта болезненно сжалось сердце. Джиллиан уже приходилось пережить нечто подобное. Вот откуда эта агрессивная озлобленность.

— И, — невозмутимо докончил инженер, — Донован-младший повел себя как распоследний идиот. Ты попыталась выставить его за дверь, и тут к месту событий подоспели его жена, и отец, а заодно и весь город.

Джиллиан неотрывно глядела на Катберта, дожидаясь продолжения. И, не дождавшись, удивленно свела брови.

— Ты и впрямь думаешь, будто все произошло именно так?

— Я не думаю, Джиллиан. Я знаю.

— Откуда?

Встретив недоуменный взгляд собеседницы, Катберт только улыбнулся. Неделю назад, — да что там, каких-нибудь несколько дней назад! — инженер, пожалуй, задал бы себе тот же вопрос. Он знал наизусть все скандальные сплетни, касающиеся этой женщины. В голове его составилось крайне нелестное о ней представление, — еще до того, как Катберт лично познакомился с «разрушительницей семейных очагов». Но с тех пор он ближе узнал эту неутомимую, вдохновенную энтузиастку своего дела, глубже проник в систему ее ценностей. Он уже имел возможность наблюдать ее упрямую одержимость работой, ее неуемное любопытство, которому есть дело до всех и вся, в том числе и до его ненаглядной плотины. Он смеялся с нею вместе, он разделял с нею самое сокровенное, — любовь к работе, к раз и навсегда избранному делу. И теперь у Катберта просто в голове не укладывалось, как это он мог поверить, пусть даже на краткое мгновение, всем этим скабрезным историям, изображающим Джиллиан как холодную, расчетливую интриганку.

Запустив пальцы в спутанные рыжие волосы, Катберт бережно обнял ладонями ее лицо.

— Я знаю, как все произошло, потому что я знаю тебя.

До глубины души потрясенная услышанным, Джиллиан подставила губы навстречу поцелую. А когда поцелуй закончился, все ее существо преисполнилось сладостного любовного томления, что пробудилось где-то в груди и стремительно разлилось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев.

И в этом блаженном забытье прошло несколько минут, прежде чем Джиллиан вспомнила, зачем Чарли постучался к ней в дверь. Молодая женщина снова выпрямилась, поудобнее устраиваясь на коленях у любимого.

— Чарли приехал в город, чтобы рассказать мне одну ужасную вещь: это Натали поломала мои кассеты.

— Доносить на собственную жену? — Катберт презрительно скривил губы. — Какой милый мальчик!

Хотя Джиллиан меньше всего хотелось оправдывать этого человека, справедливость требовала выступить в его защиту.

— Нет же, Чарли не ябедничать явился. Он попросил, чтобы я не передавала дела в суд.

И последние остатки былого раздражения растаяли, будто их и не было, едва Джиллиан вспомнила, как Чарли ринулся защищать жену. Он и впрямь любит Натали, пусть даже в полной мере этого не сознает. И всегда ее любил. Молодой женщине оставалось винить лишь саму себя: ведь только собственное безрассудное увлечение некогда помешало ей понять эту простую истину. Так чего же ждать от легкомысленного Чарли?

— А ты что же? — полюбопытствовал Катберт. — Откажешься от судебного преследования? — пояснил он, когда молодая женщина недоуменно вскинула глаза.

Улыбнувшись, Джиллиан решительно и навсегда стряхнула с себя оковы прошлого.

— Ну, конечно. Я не желаю зла Натали. И никогда не желала.

Обвив руками его шею, Джиллиан легонько поцеловала любимого в губы. И вместе с этим невесомым прикосновением пришло мгновенное понимания. Да, она не хотела повредить Натали. Никому повредить не хотела. Но… Молодая женщина отстранилась; в аметистовых глубинах глаз читалось искреннее сожаление.

— А что, если Юджин прав?

Большим и указательным пальцем Катберт легонько ущипнул ее за подбородок.

— Это вряд ли.

И от этой широкой улыбки на сердце у Джиллиан тут же потеплело.

— Я сюда приехала не ради мести, не для того, чтобы рассорить Чарли с женой, но я наверняка усугубила ситуацию. Ведь им и без меня непросто приходилось, а с моим приездом все пошло наперекосяк… Если одно мое присутствие подтолкнуло Натали к таким отчаянным, мстительным поступкам, то, думается мне… Впрочем нет, я твердо знаю. Мне следует вернуться в Хьюстон и оставить супругов в покое.

Катберт не сказал ни да, ни нет.

— Завтра я начну паковаться.

— А как же твой фильм?

Джиллиан глубоко вздохнула.

— Я использую тот метраж, что есть, а в тех местах, где нужно заполнять бреши… что ж, придется использовать творческий подход!

Катберт даже не пытался ее переубедить. Он видел, какими глазами смотрел на документалистку Юджин Донован, и интуиция подсказывала инженеру: ненависть старика куда глубже и непримиримее, чем даже неприязнь его снохи. А может, это вовсе не ненависть? Может, это страх? Но, какие бы уж побуждения не владели Донованом-старшим, Катберт предпочел бы убрать Джиллиан с «линии огня».

Однако инженер отлично понимал, чего ей стоит этот досрочный отъезд и как много значит для документалистки фильм про Плакальщицу каньона Санто-Беньо. И оттого, что Джиллиан вынуждена сниматься с места, не закончив съемок, сердце его разбивалось на тысячу осколков.

— Я заеду за тобой в Хьюстон, — объявил Катберт с улыбкой, обещающей все то, что он не сумел облечь в слова. — И отвезу тебя домой: знакомить с братьями.

— Они все такие же здоровяки, как ты?

— Еще здоровее.

— И такие же упрямцы?

— Еще упрямее.

Джиллиан проследила пальцем линию его подбородка.

— И такие же красавцы?

— Нет, мэм, — невинно отозвался Катберт, не моргнув и глазом. — Все страшны, как смертный грех, а уж подлые — не приведи Господи! Я — единственная гордость семьи.

Рассмеявшись, Джиллиан звонко чмокнула его в губы.

— Я запомню.