"Второе предупреждение. Неполадки в русском доме" - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Разум и «воля к смерти» в политике

Слово политика происходит от греческого polis — государство. Политика — государственные дела. Сфера их очень широка, но ее ядром является проблема завоевания, удержания и использования государственной власти. Политика — необходимый “срез” жизни сложного (гетерогенного) общества, в котором сосуществуют и взаимодействуют разные социальные группы, разделенные по классовым, национальным, культурным и другим признакам. Идеалы и интересы, соединяющие людей в эти группы, различны. Во многих случаях эти различия дозревают до стадии антагонизма.

В чем суть политики? Если говорить о легитимной власти, то ее сверхзадача — гарантировать существование и развитие страны (народа) с сохранением ее пространственно-культурной идентичности. Как говорил Менделеев в отношении России, «уцелеть и продолжить свой независимый рост». Чтобы этого достичь, нужно согласовать интересы разных групп — наиболее «дешевым» способом из всех доступных.

Лучше всего, конечно, осуществлять конструктивное разрешение противоречий, творческий синтез, ведущий к развитию. Если для этого нет творческих и материальных ресурсов, политики ищут компромисс — противоречие смягчается, «замораживается» до лучших времен. Если и это не удается, собираются силы, чтобы подавить несогласных. При этом неприятные последствия откладываются на будущее. На какое будущее, зависит от остроты кризиса и масштаба времени, которым оперируют политики. Иногда на несколько поколений, как было перед войной в 30-е годы, иногда хоть на пару месяцев, как в октябре 1993 г.

В общем, идеалом власти всегда является достижение гражданского согласия и прочного мира. Это удается редко, и приходится довольствоваться гражданским перемирием. Переговоры о его продлении — ежедневный труд политиков. В общем, как сказано в фундаментальном труде «История идеологии», по которому учатся в западных университетах, «демократия есть холодная гражданская война богатых против бедных, ведущаяся государством». В этой формуле выражено, со свойственным Западу дуализмом, главное противоречие гражданского, то есть классового, общества.

Эта формула для нас не годится — нам все уши прожужжали о том, что отродясь не было и нет в России ни демократии, ни гражданского общества. Но что-то ведь есть! Об этом бы и надо нам говорить, следуя нормам рационального мышления. Ведь это первый шаг к познанию реальности — увидеть «то, что есть», а потом уж рассуждать о «том, что должно быть».

Тут первый камень преткновения нашей политологии и всего нашего обществоведения — либерального досоветского, марксистского советского и нынешнего антисоветского. Восприняв язык и познавательные нормы Просвещения, оно прикрыло свой взор фильтром евроцентризма. Оно просто не видело факты и процессы, о которых не было написано в западных учебниках. А если и видело, не имело слов, чтобы их объяснить или хотя бы описать.

Этот фильтр стал важной причиной той катастрофы, которую потерпела политическая система России в начале ХХ века. Маркс сказал, что крестьянин — “непонятный иероглиф для цивилизованного ума”, а в понятиях марксизма мыслила тогда вся наша интеллигенция, включая жандармских офицеров. И вот, государство направляет свою мощь на разрушение крестьянской общины, а кадеты с эсерами начинают гражданскую войну против Советов, этой общиной порожденных. Чаянов пытался растолковать марксистам этот «иероглиф», но его поставили к стенке (хотя и не за это), а самим крестьянам навязали модель колхоза, срисованную с киббуца — потому что «цивилизованный ум» прославил киббуцы как шедевр социальной инженерии. Хорошо хоть, что быстро выправили ошибку.

Член ЦК партии кадетов В.И.Вернадский написал в 1906 г.: «Теперь дело решается частью стихийными настроениями, частью все больше и больше приобретает вес армия, этот сфинкс, еще более загадочный, чем русское крестьянство». И что же? Политическая система царизма действительно оказалась беспомощной перед загадкой этого сфинкса, своими руками шаг за шагом превращая армию в могильщика монархической государственности. Потом этот же путь «исходили до конца» и Керенский с Корниловым. Ведь вожди Белого движения так построили свою армию, что, по выражению В.В.Шульгина, пришлось «белой идее переползти через фронты гражданской войны и укрыться в стане красных».

Какое-то время советская государственность продержалась на творческой мысли первого поколения революционеров, «преодолевших Маркса», на опыте старых генералов и бюрократов, на здравом смысле «рабоче-крестьянской» номенклатуры. Но уже в 60-е годы наступила более или менее сытая и благополучная жизнь, сменилось поколение и произошла, по выражению М.Вебера, «институционализация харизмы» — политическая машина катилась сама собой, без революционного задора и творчества, но и без тяжеловесной крестьянской логики. О том времени можно было бы воскликнуть: «Уже написан „Исторический материализм“ Келле-Ковальзона!» Без крови — а опять запахло трагедией. Андропов издал крик отчаяния: «Мы не знаем общества, в котором живем!»

Вот с такой научной базой стали политики перестраивать советское общество, причем методом слома и ампутации. При этом они пользовались западными учебниками и «чертежами», не располагая тем запасом неявного знания, который есть у западных политиков и без которого эти учебники вообще не имеют смысла. Когда в конце 80-х годов начали уничтожать советскую финансовую и плановую системы, «не зная, что это такое», дело нельзя было свести к проискам агентов влияния и теневых корыстных сил (хотя и происки, и корысть имели место). Правительство подавало нашептанные «консультантами» законопроекты, народные депутаты из лучших побуждений голосовали за них, а им аплодировали делегаты съезда КПСС. Политики, размахивая скальпелем, производили со страной убийственные операции — то тут кольнут, то там разрежут. И все приговаривая: «Эх, не знаем мы общества, в котором живем, не учились мы анатомии». Вот и катимся мы сегодня в инвалидной коляске, мычим и куда-то тянемся культей…

Что же изменилось со времен перестройки? Эмпирический опыт получен огромный, причем на собственной шкуре — живого места нет. Казалось бы, после таких экспериментов должны мы были бы познать самих себя. Нет, это знание так и остается на уровне катакомбного. Где-то в мрачных кельях его обсуждают вполголоса, а политики так и продолжают с гордостью говорить о «неправильной стране» и «неправильном народе». Правда, теперь в щадящих выражениях: «а вот в цивилизованных странах то-то…» или «а вот в развитых странах так-то…». Эта «неправильность» России для политиков служит безупречным оправданием любой их глупости. Неправильный народ пока что виновато переминается с ноги на ногу.

Недавно на совещании преподавателей обществоведения зав. кафедрой политологии объясняла, какие полезные курсы читаются студентам — «их учат, как надо жить в гражданском обществе». Ее спросили: зачем же учат именно этому, если у нас как раз гражданского общества нет? Почему не учить тому, что реально существует? Она удивилась вопросу, хотя и признала, что да, далеко нам до гражданского общества. Почему же она удивилась? Потому, что в ее сознании господствует не реалистическое, а аутистическое мышление. Проведенная за последние 15 лет кампания по разрушению культурного ядра нашего общества привела к деградации структур рационального мышления — его аутистическая компонента вытеснила реалистическую. Это произошло прежде всего в среде гуманитарной интеллигенции.

Одним из следствий этого стало странное убеждение, что «неправильное — не существует». Гражданское общество — правильное, но его у нас нет. Значит, ничего нет! Не о чем думать и нечему тут учить. Вспомните, например, как стоял вопрос о характере советской правовой системы. Советское государство? Неправовое! Не было у нас права, и все тут. Подобный взгляд, кстати, стал одной из причин кризиса политической системы России в начале ХХ века. И либералы, и консерваторы восприняли дуалистический западный взгляд: есть право и бесправие. Требования крестьян о переделе земли они воспринимали как неправовое. На деле правовая система России была основана на триаде право — традиционное право — бесправие. А земельное право, которому следовал общинный крестьянин, было трудовым. Не видя реальной структуры действующего в России права, и власть, и либеральная оппозиция утратили возможность диалога с крестьянством (80% населения).

Точно так же советская либеральная интеллигенция времен перестройки, уверовав в нормы цивилизованного Запада, стала отрицать само существование в СССР многих сторон жизни. Настолько эта мысль овладела интеллигентными умами, что на телевидении элегантная дама жаловалась на то, что «в Советском Союзе не было секса».

Таким образом, от незнания той реальности, в которой мы живем, наш политический класс перешел к отрицанию самого существования реальности, которая не согласуется с «тем, что должно быть». У наших политиков это стало своеобразным методологическим принципом. Этому есть масса красноречивых примеров из рассуждений самых видных и уважаемых политических деятелей и близких к ним академиков-обществоведов. Приведу лишь один пример, но совершенно типичный. В «телефонном разговоре с народом» в декабре 2002 г. В.В.Путину задали вопрос о реформе ЖКХ.

Президент ответил: «Действительно, мы очень много и часто говорим о необходимости проведения реформы в сфере жилищно-коммунального хозяйства, а сдвигов пока нет, и реформа вроде бы не идет. И это тоже правда, и я скажу почему…»

Здесь для нас важна не содержательная сторона ответа, а утверждения методологического характера. Реформа ЖКХ началась в 1992 г. В.В.Путин говорит: «Реальных сдвигов не видно». Как можно сказать такое, если реальные сдвиги налицо! Вот лишь самые очевидные. Хозяйство, которое практически полностью (на 85%) содержало государство, теперь почти полностью оплачивают сами жители — это привело к структурным сдвигам в бюджете буквально каждой семьи. В результате реформы теплоснабжения динамика аварий стала выражаться геометрической прогрессией — в 1990 г. было 2 аварии на 100 км теплотрассы, в 1995 г. 15, в 2000 г. 200 аварий. Значит, деградация системы приобрела характер цепного самоускоряющегося процесса. Это фундаментальный сдвиг, изменение самой природы системы, ее качественного состояния.

В чем же дело? Как понимать утверждение В.В.Путина? Дело в том, что людей с реалистическим мышлением волнуют прежде всего именно сдвиги к худшему, а президент отбрасывает саму мысль, что такие сдвиги бывают в действительности. Раз улучшений в сфере ЖКХ, которые обязаны были иметь место при его правлении, не наступает, значит, “реальных сдвигов не видно”.

Аналогично и второе утверждение: «Реформа вроде бы не идет». Как это не идет, если именно реформа ЖКХ стала в последние годы главной причиной социальных протестов терпеливого населения? Разве не реформой является само расчленение единой государственной отрасли на огромное множество мелких акционированных фирм? Разве не реформой является обязательная передача объектов ЖКХ, принадлежавших промышленным предприятиям (например, котельных), в муниципальную собственность? Свидетельства глубокого реформирования ЖКХ перед глазами у людей. Неужели политики этих свидетельств не видят? Они, скорее всего, отметают саму мысль, что проводимая под их руководством реформа может иметь неблагоприятные последствия. Нет, либеральная реформа является благом по определению, и если благо не появляется, значит, “реформа вроде бы не идет”.

Очевидно, что нынешний кризис в России представляет собой клубок противоречий, не находящих конструктивного разрешения. Но политики категорически отказываются от диалектического принципа выявления главных противоречий. Они предпочитают видеть кризис не как результат столкновения социальных интересов, а как следствие действий каких-то стихийных сил, некомпетентности, ошибок или даже недобросовестности отдельных личностей в правящей верхушке. При этом исчезает сама задача согласования интересов, поиска компромисса или подавления каких-то участников конфликта — «политический класс» устраняется от явного выполнения своей основной функции, она переходит в разряд теневой деятельности. Для прикрытия создается внесоциальный метафорический образ «общего врага» — бедности, разрухи и т.п.

Такую концепцию отстаивает, например, Аграрная партия России. М.И. Лапшин сказал на съезде в 2000 г.: «Рецидивы баррикадного сознания всем нам нужно скорее преодолевать. У нас сегодня один общий противник: разруха и развал, и именно с ним крестьянству и власти нужно сообща, засучив рукава, вместе бороться».

АПР перешла на риторику, которая отрицает конфликт интересов в России и вообще утратила социальное измерение. Противник — разруха! Как будто это не социальное явление, не результат конкретных решений и действий, а какое-то стихийное бедствие. Не может же политическая партия не понимать, что разруха создана действиями определенных сил, она им нужна, она позволила кое-кому составить огромные состояния и поэтому вовсе не является «общим» противником.

Таким же врагом-призраком выглядит в программе В.В.Путина бедность, с которой надо вести общенародную борьбу. Эта доктрина стала выражением того расщепления сознания, каким отмечено мышление политической элиты. Ведь бедность половины населения в нынешней РФ — это не наследие прошлого. Она есть следствие обеднения и буквально «создана» в ходе реформы. Известны социальные механизмы, посредством которых она создавалась и политические решения, которые запустили эти механизмы — приватизация земли, промышленности и части социальной сферы, изменение характера распределения богатства (прежде всего доходов), ценообразование, налоговая политика и т.д. В этом суть экономической реформы, и если эта суть не меняется, то она непрерывно воспроизводит бедность. Поэтому «борьба с бедностью» несовместима с «неизменностью курса реформ».

Очевидно, что создать огромные состояния и целый слой богатых людей в условиях глубокого спада производства можно только посредством изъятия у большинства населения значительной доли получаемых им в прошлом благ, что и стало причиной обеднения. Это и служит объективным основанием социального конфликта — независимо от степени его осознания участниками. Следовательно, борьба с бедностью предполагает неизбежное изъятие значительной части богатства у разбогатевшего меньшинства. Есть ли признаки готовности политической верхушки хотя бы к диалогу по этой проблеме? Нет, до сих пор никаких признаков не возникло.

Нет даже признаков того, что само государство готово возместить гражданам изъятие у них сбережений, хранившихся в государственном Сбербанке с государственными гарантиями. А ведь сумма эта колоссальна, и ее потеря населением стала важной причиной обеднения. В.В.Путин в телефонном разговоре с народом в декабре 2003 г. сказал: «Общий объем долга перед населением — я хочу обратить на это ваше внимание — 11,5 триллиона рублей… Теперь хочу обратить ваше внимание на темпы и объемы этих выплат… В 2003 — 20 миллиардов, а в 2004 мы запланировали 25 миллиардов рублей…».

Гражданам сообщается, как о большом одолжении, что в 2004 г. государство вернет им 25 млрд. руб. — 1/420 от суммы долга. Одну четырехсотую! Это значит, что возвращение долга (даже без процентов!) рассчитано на 420 лет — если цены на нефть будут держаться на нынешнем высоком уровне. Какое уж тут гражданское общество…

Чем же может быть полезен обществу в этих условиях интеллектуальный журнал? Может ли в принципе быть что-то полезным обществу в целом в условиях, когда оно расколото глубокими противоречиями — или такой журнал может быть только инструментом какой-то одной «партии»?

На мой взгляд, в ходе перестройки и реформы были допущены действия, которые нанесли сильнейшие удары именно по обществу в целом. Хотя в краткосрочной перспективе они и дали преимущества каким-то небольшим или даже маргинальным социальным группам, эти преимущества сопровождались столь глубокой деградацией самой «среды обитания», что и господствующее меньшинство оказывается беззащитным перед возникающими угрозами (а некоторые угрозы даже наиболее опасны как раз для этого меньшинства).

С другой стороны, ни в какой части общества конфликт не дозрел до такого состояния, чтобы она была готова запустить самоубийственные процессы и, обняв врага, броситься с ним в пропасть. Таким образом, пока что в обществе существует общий интерес — не допустить развития конфликтов до перехода пороговых критических точек, за которыми начинается лавинообразный процесс. Для этого требуется «починка сознания» — как массового, так и в политически активной части населения, прежде всего в политической элите. Это — именно в общих интересах. Только решив эту задачу, политики смогут овладеть объектом своей деятельности — трезво представлять себе «карту противоречий» и структуру стоящих за ними социальных сил. Лишь в этом случае возможна реалистичная и рациональная постановка целей, учет непреодолимых ограничений, расчет сил и средств, выбор оптимальной альтернативы.

Сегодня главное дело интеллектуального журнала — не ведение боевых действий, а создание того пространства, в котором боевые действия любой политической силы будут поставлены под контроль разума, будут планироваться на языке рациональных понятий и логики и освободятся от той «воли к смерти», которой были проникнуты действия реформаторов в период ельцинизма.