"Достопочтенный школяр" - читать интересную книгу автора (Kappe Джон Ле)

ДРУЗЬЯ ЧАРЛИ МАРШАЛЛА

Джерри переночевал на полу в номере Люка и вышел незадолго до рассвета. Он взял с собой пишущую машинку и сумку, хотя полагал, что ни то ни другое ему не понадобится. Келлеру он оставил записку с просьбой дать Стаббсу телеграмму о том, что он едет в глубинку и продолжит там писать статью об осажденной стране. После ночи, проведенной на полу, болела спина, после бутылки – голова.

Люк, по его словам, приехал сюда послушать стрельбу: бюро отпустило его отдохнуть от Большого My. К тому же Джейк Чиу, вспыльчивый домовладелец, в конце концов вышвырнул его из квартиры.

– Уэстерби, я лишился крова! – вскричал он и принялся расхаживать по комнате, голося: «Лишился крова»; наконец Джерри, не выдержав, снял с кольца запасной ключ от гонконгской квартиры и швырнул ему. Хотелось откупиться от Люка и немного поспать, к тому же в стену уже стучали соседи.

– Пока я не вернусь, – предупредил он. – Потом выметайся. Понял?

Джерри спросил его, что слышно о деле Фроста. Люк давно все забыл, и Джерри пришлось напомнить. А, это, оказал он. О том самом Фросте. Ну, поговаривают, он был невежлив с Триадами, и лет через сто окажется, что это правда, ну а пока кому до него какое дело?

Но даже после этого сразу уснуть не удалось. Они обсудили планы на завтра. Люк напрашивался с Джерри везде, куда ему нужно. Осточертело подыхать со скуки одному, утверждал он. Лучше обоим напиться и подцепить парочку шлюх. Джерри ответил, что Люку придется подождать и они еще не скоро вместе выйдут под закатное солнышко, потому что весь день он проведет на рыбалке и поедет туда один.

– И какую же рыбку ты будешь ловить, дьявол тебя побери? Если наклевывается какая-то история, поделись со мной. Кто тебе за просто так отдал Фроста? Куда бы ты ни пошел, с Братцем Люки там станет еще прекраснее! Разве есть на свете местечко, куда нельзя взять и меня?

– Да сколько хочешь, – неблагодарно ответил Джерри и постарался уйти потихоньку, чтобы не разбудить Люка.

Сначала он пошел на рынок и съел там порцию супа по-китайски, прогулялся, изучая киоски и витрины магазинов. Он остановил свой выбор на молодом индийце, который продавал всего лишь пластиковые ведра, бутылки для воды и метлы, но выглядел при этом весьма процветающе.

– А еще чем торгуешь, приятель?

– Сэр, я продаю все что угодно всем джентльменам. Они завели хитроумный торг. Ни тот ни другой не говорили напрямик. Нет, уверял Джерри, ему нужно не то, что курят, и не то, что глотают, и не то, что нюхают, и не что-нибудь для запястья. И нет, благодарю, при всем уважении к вашим очаровательным сестрам, кузинам и юношам вашего круга, обо всех остальных своих потребностях Джерри давно позаботился.

– Тогда вам можно позавидовать, сэр, вы самый счастливый человек на свете.

– На самом деле мне нужно кое-что для друга, – сказал Джерри.

Индиец внимательно огляделся по сторонам и отбросил притворство.

– Этот друг вам взаправду друг, сэр?

– Не совсем.

Они наняли велорикшу. У индийца был дядя, который на серебряном рынке торговал изображениями Будды, а у дяди была задняя комната, запирающаяся на крепкие замки и засовы. За тридцать американских долларов Джерри приобрел изящный коричневый автоматический «вальтер» и двадцать патронов к нему. Да, подумал он, садясь в коляску велорикши, гувернеры из Саррата упали бы в глубокий обморок. Во-первых, как они выражались, из-за недостаточной маскировки, что считалось тягчайшим преступлением. Во-вторых, они свято верили в несусветную чушь, что мелкое огнестрельное оружие приносит больше неприятностей, нежели пользы. Но если бы Джерри попытался переправить свой гонконгский «уэбли» через таможню в Бангкок и потом в Пномпень, с ними случился бы просто истерический припадок, так что, на взгляд Джерри, они легко отделались, потому что, какую бы доктрину они себе на эту неделю не выдумали, он все равно не пойдет нагишом на дело, которое ему предстоит.

Самолета на Баттамбанг в аэропорту не оказалось; впрочем, самолетов там не было никогда и никуда. По взлетно-посадочной полосе с ревом приземлялись и взмывали серебристые реактивные лайнеры из рисового каравана; после ночного обстрела восстанавливали земляные укрытия. Джерри смотрел, как на грузовиках подвозят землю и кули лихорадочно наполняют ею ящики из-под боеприпасов. В следующей жизни, решил он, – я займусь продажей песка в осажденные города.

В зале ожидания Джерри разыскал стайку стюардесс. Они пили кофе и смеялись. Он подошел к ним и завязал непринужденный разговор. Высокая девушка, говорившая по-английски, ненадолго задумалась, а потом исчезла с его паспортом и пятью долларами в кармане.

– C'est impossible, – в один голос уверяли они, дожидаясь ее возвращения. – C'est tout occupe.

Девушка вернулась с сияющей улыбкой.

– Наш пилот о ч е н ь впечатлителен, – сказала она. – Если вы ему не понравитесь, он вас не возьмет. Но я показала ему вашу фотографию, и он согласился surcharger (Взять перегрузку). Ему разрешено брать на борт только тридцать одного personne (Человека) но он берет и вас, он не обращает внимания на неприятности, он сделает это ради дружбы, если вы дадите ему тысячу пятьсот риелей.

Самолет был пуст на две трети. Пробоины от пуль в крыльях сочились, как не перевязанные раны.

В те дни Баттамбанг был самым безопасным городом в обломках тонущего архипелага лонноловских владений, последней надеждой и опорой пномпеньского режима. Целый час они тарахтели над районами, которые, как предполагалось, кишели «красными кхмерами», но не видели ни души. Пока они кружили, с рисовых полей раздался ленивый выстрел. Летчик сделал пару символических витков, чтобы избежать попадания, но Джерри было не до того. Он старался заметить до посадки как можно больше наземных ориентиров; где расположены стоянки самолетов, какие взлетно-посадочные полосы используются гражданскими самолетами, а какие – военными; а вон там огорожен колючей проволокой пятачок складов. После приземления их окружил дух пасторального изобилия. Вокруг артиллерийских огневых позиций росли цветы, в воронках от снарядов копошились куры, воды и электричества было в достатке, однако телеграмма до Пномпеня шла целую неделю.

Теперь Джерри действовал очень осторожно. Чутье, подсказывающее, что надо состряпать маскировку понадежнее, говорило в нем сильнее, чем прежде. Достопочтенный Джеральд Уэстерби, наемный писака высшего класса, докладывает об экономике страны, находящейся в осаде. «Когда дорастешь до моего уровня, приятель, начнешь понимать, что для всего, что ты делаешь, нужно иметь уйму веских причин». Джерри, если говорить на жаргоне, «пустил дымовую завесу». В справочном бюро под присмотром нескольких молчаливых мужчин он спросил адреса лучших отелей в городе и записал парочку, а сам тем временем внимательно изучил расположение самолетов и зданий. В аэропорту он блуждал от одного окошка к другому, расспрашивая, каким образом можно по воздуху переправить в Пномпень сводку новостей, но никто не имел об этом ни малейшего понятия. Не прекращая осторожной рекогносцировки, он принялся размахивать кредитной карточкой для оплаты телеграмм и расспрашивать, где расположен дворец губернатора, давая понять, что у него к высокопоставленному лицу чрезвычайно важное дело. Он уже заработал репутацию самого именитого репортера, когда-либо посещавшего Баттамбанг. Тем временем он заметил расположение дверей, помеченных «Для экипажа» и «Посторонним вход воспрещен», местонахождение мужских комнат, и позже, оставшись один, сумел набросать приблизительный план всего вестибюля, особо отметив на нем выходы на огороженную проволокой территорию летного поля. Напоследок он выспросил, кто из летчиков может сейчас находиться в городе. Он, дескать, дружит кое с кем из них, поэтому, если возникнет необходимость, он просто-напросто попросит кого-нибудь переправить сводку новостей. Стюардесса назвала ему несколько имен из общего списка, а Джерри тем временем осторожно перевернул страницу и прочитал весь список до конца. В списке был указан рейс компании «Индочартер», но имени пилота не значилось.

– А что, капитан Андреас все еще летает в «Индочартер»?

– Le Capitaine qui, monsieur?

– Андреас. Мы обычно звали его Андре. Такой невысокий, всегда ходил в темных очках. Летал в Кампонгчем.

Она покачала головой. В «Индочартер» летали только капитан Маршалл и капитан Рик, сказала она, но капитан Рик разбился. Джерри не проявил интереса к этой новости, но мимоходом выяснил, что «карвер» капитана Маршалла должен вылететь сегодня днем, так значится в сводке, полученной вчера ночью, но свободного пространства для груза нет, все занято, самолеты компании «Индочартер» всегда летают с полной загрузкой.

– Не знаете, где я могу его найти?

– Капитан Маршалл никогда не летает по утрам, месье. Он сел в такси и поехал в город. Лучший отель оказался блохастой развалюхой на главной улице. Улица была узкая и вонючая, типичный центр азиатского города, растущего на волне экономического подъема. Шум стоял оглушительный, гудели едва ползущие «хонды», раздраженно проталкивались сквозь толпу «мерседесы» недавно разбогатевшей верхушки. Не выходя из образа, он снял номер и заплатил вперед, включая «особые услуги», которые означали не что иное, как чистые простыни взамен тех, на которых отпечатались следы предыдущих постояльцев. Таксисту он велел вернуться через час. По привычке он сохранил квитанцию. Джерри принял душ, переоделся и вежливо выслушал коридорного, который рассказал, как нужно влезать в здание после наступления комендантского часа, потом вышел на улицу позавтракать. Было еще только девять утра.

Пишущую машинку и сумку он взял с собой. Других европейцев видно не было. Встречались плетельщики корзин, торговцы кожей, продавцы фруктов, и, разумеется, как всегда, повсюду на мостовой лежали те же бутылки ворованного бензина, ожидая, пока в них попадет снаряд. На дереве висело зеркало. В нем он увидел, как зубной врач вытаскивает зуб у пациента, привязанного к высокому креслу. Зуб с красным корнем был торжественно прицеплен на нитку, знаменовавшую итог дневной работы. Джерри демонстративно записал все эти подробности в блокнот, как и подобает ревностному репортеру, освещающему бытовые темы. В уличном кафе, потягивая холодное пиво со свежей рыбой, он не спускал глаз с обшарпанной конторы под вывеской «Индочартер» на другой стороне улицы и ждал, пока кто-нибудь придет и откроет дверь. Никто не появлялся. «Капитан Маршалл никогда не летает по утрам, месье». В аптеке, специализировавшейся на продаже детских велосипедов, он купил рулон лейкопластыря и у себя в номере приклеил вальтер слева подмышкой – так было гораздо удобнее, чем подвешивать его к поясу. Снарядившись таким образом, неустрашимый журналист отправился создавать себе дополнительную маскировку – иногда в понимании оперативных агентов это означает всего лишь добровольное подтверждение законности своего существования, особенно если тучи начинают сгущаться.

Губернатор жил на окраине города, в доме с верандой и воротами во французском колониальном стиле, и содержал секретариат численностью в семьдесят человек. Огромный бетонный вестибюль вел в приемную, которую никак не могли достроить, и в несколько небольших кабинетов в дальнем углу, в одном из этих кабинетов Джерри, прождав минут пятьдесят, удостоился чести предстать перед крошечной фигуркой чрезвычайно напыщенного камбоджийца в черном костюме, который был поставлен Пномпенем, чтобы отваживать излишне назойливых корреспондентов. Говорили, что он сын генерала и управляет баттамбангским отделением семейного опиумного бизнеса. Письменный стол для него был чересчур велик. Вокруг слонялись несколько человек обслуживающего персонала чрезвычайно сурового вида. На одном из них была форма, усеянная орденскими лентами. Джерри попросил дать ему подробную информацию о положении в стране и в ответ получил перечень сладчайших мечтаний: дескать, коммунистический враг почти разгромлен; серьезно обсуждается восстановление дорожной сети всей страны, туризм в провинциях бурно развивается. Сын генерала говорил медленно, на превосходном французском, и видно было, что ему очень нравится слушать самого себя: во время речи он полузакрыл глаза и улыбался, словно слушал любимую музыку.

– В заключение, месье, осмелюсь сделать вашей стране серьезное предупреждение. Вы американец?

– Англичанин.

– Это все равно. Передайте своему правительству следующее, сэр. Если вы не окажете нам помощь в битве с коммунистами, мы обратимся к русским и попросим их занять в нашей борьбе место, принадлежавшее вам.

Ой, мамочки, подумал Джерри. Ох ты, Боже мой. Вот напугал-то.

– Я передам им ваше послание, – пообещал он и собрался уходить.

– Un instant, monsieur, – резко бросил высокопоставленный чиновник, и дремавшие телохранители встрепенулись. Он открыл ящик стола и достал внушительную папку. Завещание Фроста, подумал Джерри. Мой смертный приговор. Марки для писем к Кэт.

– Вы писатель?

– Да.

Вот Ко до меня и добрался. Сегодня отправят в полицейский участок, а завтра я там проснусь с перерезанным горлом.

– Вы учились в Сорбонне, месье? – спросил чиновник.

– В Оксфорде.

– Оксфорд. Это тот, что в Лондоне?

– Да.

– Значит, вы читали великих французских поэтов, месье?

– С огромным удовольствием, – пылко ответил Джерри. Приближенные взирали на него мрачнее некуда.

– Тогда, может быть, месье окажет мне честь и выскажет свое мнение о следующих стихах. – Коротышка-чиновник, плавно жестикулируя, начал читать на блестящем французском:

Deux amants assis sur la terre Regardaient la mer.

Так начинались эти стихи. Дальше шло еще строк двадцать, столь же невыносимых. Джерри слушал, ничего не понимая.

– Voila, – произнес наконец чиновник и отложил папку. – Vous l'aimez? – спросил он, уставившись куда-то вконец комнаты.

– Superbe, – с энтузиазмом ответил Джерри. – Merveilleux. Сама чувственность.

– Как вы думаете, чьи они?

Джерри наугад назвал первое пришедшее в голову имя.

– Ламартин?

Высокопоставленный чиновник покачал головой. Присутствующие сверлили Джерри глазами.

– Виктор Гюго? – рискнул Джерри.

– Это мои, – скромно признался сочинитель и со вздохом положил стихи обратно в ящик стола. Приближенные уселись поудобнее. – Следите, чтобы этот высокообразованный литератор ни в чем не нуждался, – приказал он.

Джерри вернулся в аэропорт. Там царила чудовищная неразбериха. По подъездной дороге, как в разоренном муравейнике, туда и сюда сновали «мерседесы», на привокзальной площади мигали сигнальные огни, трещали мотоциклы, завывали сирены. Он с трудом протолкался сквозь кордоны охранников; вестибюль был битком набит перепуганным народом. Люди сражались за место возле доски объявлений, орали друг на друга и прислушивались к трубному гласу громкоговорителей. Джерри проложил себе дорогу к справочному бюро – оно оказалось закрытым. Вспрыгнул на стойку и сквозь щель в противоосколочном щите увидел летное поле. По пустой полосе к белым мачтам, на которых в неподвижном воздухе повисли национальные флаги, рысцой бежал взвод вооруженных солдат. Они приспустили два знамени; громкоговоритель в вестибюле прервал передачу и проревел несколько тактов национального гимна. Джерри высматривал в бурлящем море голов человека, с которым можно было бы поговорить. Неподалеку стоял худощавый рыжеволосый миссионер в очках; к карману его коричневой рубашки был приколот пятнадцатисантиметровый серебряный крест. Возле него с потерянным видом околачивалась пара камбоджийцев в высоких жестких воротничках.

– Vous parlez francais?

– Да, но я говорю и по-английски!

Делал он это правильно и мелодично. Датчанин, догадался Джерри.

– Я журналист. Что здесь за кутерьма? – Он кричал что было сил.

– Пномпень закрыт, – проревел в ответ миссионер. – Самолеты не взлетают и не садятся.

– Почему?

– Красные кхмеры разбомбили в аэропорту склад боеприпасов. Город закрыт по крайней мере до утра.

Снова забормотал громкоговоритель. Двое священников прислушались. Они тихо переводили; чтобы расслышать их, миссионер согнулся чуть ли не пополам.

– Они нанесли огромный– ущерб и повредили полдюжины самолетов. О да! Полностью вывели их из строя. Власти также подозревают саботаж. Возможно, кто-то будет посажен в тюрьму. Слушайте, как им пришло в голову устроить склад боеприпасов в аэропорту? Это же самое опасное место. Какой в этом смысл?

– Хороший вопрос, – согласился Джерри.

Он принялся продираться обратно. Основной план уже провалился – так всегда проваливались все его основные планы. Дверь с надписью «Только для членов экипажа» охранялась парой очень серьезно настроенных полицейских, и он понял, что в столь сложной обстановке ему не удастся проникнуть внутрь ни силой, ни хитростью. Толпа напирала в сторону выхода для пассажиров. Там задерганный персонал ни у кого не принимал посадочных талонов, а измочаленные полицейские едва отбивались от записок с требованием разрешить проход, выдаваемых важным персонам именно для защиты от полиции. Пришлось отдаться на волю людской реки. У ее берегов группа французских торговцев с воплями требовала возмещения убытков, а старики, умудренные жизнью, готовились ночевать в аэропорту. Середина потока бурлила и обменивалась свежими слухами. Толпа безостановочно несла вперед. Добравшись до кордона, Джерри осторожно вынул карточку для оплаты телеграмм и перелез через наспех сколоченный барьер. На той стороне его встретил надменный взгляд лоснящегося старшего полицейского в хорошо подогнанном мундире; его подчиненные сражались с толпой. Размахивая сумкой, Джерри направился прямо к нему и сунул ему под нос телеграфную карточку.

– Securite americaine. – прорычал Уэстерби на ужасающем французском и, рявкнув на двух служащих у вращающихся дверей, вышел на бетонированную дорожку, спиной ожидая или оклика, или предупредительного выстрела, а возможно – в этой накаленной атмосфере все возможно – и не предупредительного. Он шагал с сердитым видом, как человек, облеченный властью, и в лучших сарратских традициях, чтобы отвлечь внимание, размахивал сумкой. Впереди – до них оставалось от силы шестьдесят метров, потом расстояние сократилось до пятидесяти – стояли в ряд учебно-тренировочные одномоторные военные самолеты без опознавательных знаков. Позади, на огороженной площадке, размещались грузовые склады с номерами от девятого до восемнадцатого, а позади складов Джерри заметил ангары и самолетные стоянки; на каждой двери чуть ли не на всех языках, кроме китайского, было написано: «Вход воспрещен». Джерри дошел до учебно-тренировочных самолетов и с командирским видом зашагал вдоль строя, словно проводил инспекцию. Их удерживали на месте кирпичи, привязанные проволокой. Джерри помедлил, но не остановился, раздраженно пнул кирпич кожаным ботинком, дернул за элерон и покачал головой. Слева, с позиции, защищенной мешками с песком, на него лениво взирал расчет зенитного орудия.

– Qu'est-ce que vous faites?

Джерри полуобернулся, сложил ладони рупором и поднес ко рту.

– Глазею на небо, черт бы вас побрал, – проорал он с образцовым американским акцентом и сердито указал на небо. Потом подошел к высокому забору. Ворота были открыты, склады лежали прямо перед ним. Если он скроется там, его не увидят ни из аэровокзала, ни с диспетчерской вышки. В трещинах разбитой бетонной дорожки рос пырей. Никого не было видно. В длину склады достигали десяти метров, в высоту – более трех, стены были обшиты досками, крыши – устланы пальмовыми листьями. Он дошел до первого строения. Окна прикрывали доски с надписью: «Осколочные бомбы без взрывателей». По другую сторону тянулись ангары, к ним вела утоптанная грунтовая тропинка. В просвет между складами Джерри мельком заметил на стоянке раскрашенные, как попугаи, грузовые самолеты.

– А вот и ты, – вслух пробормотал Уэстерби, выбираясь из-за складов с безопасной стороны. Прямо перед ним, как на ладони, словно первый враг, встреченный после многомесячного перехода, стоял потрепанный «DC-4 Карвер» серо-голубого цвета. Он припал к искрошенной полосе, как толстая лягушка. Носовой конус был откинут. С обоих двигателей правого борта густым черным дождем стекало дизельное масло. Возле грузового люка, покуривая и то и дело сверяясь с описью, наблюдал за погрузкой высокий тощий китаец в морской фуражке с военной кокардой. Туда и сюда носились с тюками два кули, третий работал возле допотопного автопогрузчика. Прямо у его ног с нахальным видом копошились в пыли куры. На фюзеляже ярко-алыми буквами, пламенеющими на фоне блеклых скаковых цветов Джейка Ко, сияла надпись «ОЧАРТ». Остальные буквы исчезли во время ремонта.

Хорошо бы это оказалось правдой, с содроганием подумал Джерри, глядя, как кули один за другим через открытый нос кидают тюки в потрепанное брюхо самолета.

«Пожизненный Санчо Панса преподобного Рикардо, ваша светлость, – говорил Кро, уточняя описание, которое дала Лиззи. – Наполовину китаец, как и сообщала нам дражайшая леди, гордый ветеран множества никому не нужных войн»

Джерри и не пытался скрыться, он остался стоять на месте, помахивая сумкой и виновато улыбаясь: извините, мол, англичанин заблудился. Теперь казалось, что грузчики-кули ринулись к самолету сразу с нескольких сторон; их было уже не двое, а куда больше. Джерри повернулся к ним спиной и беспечно зашагал вдоль складов, как только что шагал мимо строя учебно-тренировочных самолетов, как шел по коридору к комнате, где лежал Фрост. Он заглядывал в щели между досками, но видел лишь валявшиеся кое-где разбитые ящики. «Возобновляемая концессия на полеты из Баттамбанга стоит полмиллиона американских долларов», – говорил Келлер. Кто при такой цене платит за косметический ремонт? Склады кончились, он оказался возле четырех армейских грузовиков, доверху загруженных фруктами, овощами и ненадписанными джутовыми мешками. Они стояли задним бортом к самолету, на боках красовались знаки артиллерийских дивизионов. По два солдата в каждом грузовике передавали кули джутовые мешки. Было бы разумнее поставить грузовики на бетонную полосу поближе к самолету, но сейчас каждый предпочитал поступать по собственному усмотрению. «Армия любит во все совать нос, – говорил Келлер. – Военно-морской флот сколачивает миллионы на конвоях вниз по Меконгу, военно-воздушные силы тоже не плохо устроились: на бомбардировщиках возят фрукты, вертолеты вместо раненых вытаскивают из осажденного города богатых китайцев. Солдаты же торчат там, куда их забросят, а ведь им тоже хочется кушать. Вот армии и приходится крутиться, чтобы заработать на кусок хлеба».

Джерри уже подошел к самолету довольно близко и слышал визгливый голос Чарли Маршалла, отдававшего команды грузчикам-кули.

Снова потянулись склады. У номера восемнадцатого были двустворчатые двери. На дереве зеленой краской было намалевано «Индочартер». Буквы с любого расстояния напоминали китайские иероглифы. Внутри, в полумраке, на земляном полу сидела на корточках пара крестьян-китайцев. Возле них лежала связанная свинья, она положила голову на обутые в шлепанцы ноги старика. Остальное их имущество составлял длинный тростниковый тюк, тщательно перевязанный веревкой. Не исключено, что в нем лежал труп. В одном углу стоял кувшин с водой, рядом с ним – две чашки с рисом. Больше в бараке ничего не было. «Добро пожаловать в зал транзитных пассажиров авиакомпании „Индочартер“, подумал Джерри. Пот струился ручьями. Он пристроился к цепочке грузчиков и вместе с ними приблизился к Чарли Маршаллу. Тот все так же пронзительно кричал на кхмерском и трясущейся рукой вносил в опись каждый загружаемый тюк.

Он был одет в замасленную белую рубашку с короткими рукавами. В военно-воздушных силах любой другой страны золотых полосок на его эполетах хватило бы на звание генерала. Спереди к рубашке были приколоты две американские боевые нашивки, на груди сверкала изумительная коллекция орденских лент и коммунистических красных звезд. На одной нашивке было написано «Убей коммуниста ради Христа», на другой – «Христос в душе был капиталистом». Он стоял, опустив голову, лицо скрывалось в тени от огромной морской фуражки, свободно болтавшейся на ушах. Джерри подождал, пока он поднимет глаза. Грузчики вопили на Джерри, поторапливая его, но Чарли Маршалл упрямо смотрел вниз. Он что-то подсчитал, внес в опись и яростно рявкнул на кули.

– Капитан Маршалл, я журналист, пишу статью для лондонской газеты о вашем друге Рикардо, – торопливо проговорил Джерри. – Я хотел бы слетать с вами в Пномпень и по дороге задать несколько вопросов.

При этих словах он положил поверх описи томик «Кандида», из которого осторожно выглядывали три стодолларовые купюры. Если вы хотите, чтобы человек посмотрел в одну сторону, говорили в Сарратской школе иллюзионистов, укажите ему в другую.

– Мне говорили, вы любите Вольтера, – сказал Джерри.

– Я никого не люблю, – пронзительным фальцетом отрезал Чарли Маршалл, не сводя глаз с описи. Фуражка съехала еще ниже, закрыв лицо. – Я ненавижу весь род людской, слышите? – Он изрыгал проклятья с переливчатыми китайскими модуляциями, но манера ругаться была, несомненно, франко-американской. – Господи Иисусе, я до чертиков ненавижу человечество! Пусть лучше оно поторопится и само разнесет себя на куски, а не то я лично куплю парочку бомб и живо с ним разделаюсь!

Речь пропала даром, слушатели исчезли. Не успел он закончить, как Джерри уже одолел половину стальной самолетной лестницы.

– Вольтер ни черта не знал! – завизжал он на следующего кули. – Он сражался не на этой чертовой войне, слышите? Положи это туда, черномазая уродина, и бери другой тюк! Depeche-toi, cretin, oui?

Но он все-таки запихнул томик Вольтера в задний карман мешковатых брюк.

Внутри самолет оказался темным, прохладным и просторным, как собор. Кресла убрали, к стенкам привинтили зеленые дырчатые полки, словно собранные из детского «конструктора». С потолка свисали туши свиней и цесарок. Остальной груз был сложен в проходе, начинавшемся прямо от хвоста. Это не вселило в Джерри надежды на благополучный взлет. Груз состоял из фруктов, овощей и джутовых мешков с надписями «Зерно», «Рис», «Мука», которые Джерри заметил в армейских грузовиках. Буквы были огромными, чтобы их без труда смог прочитать самый неграмотный агент по борьбе с наркотиками, хотя въедливый запах дрожжей и черной патоки, заполнявший грузовой отсек, не требовал пояснений. Часть мешков уложили в кружок, чтобы освободить место для пассажиров, попутчиков Джерри. Главными из них казались два аскетичных китайца, одетых в дешевые серые костюмы. Они были такими одинаковыми и держались с таким суровым превосходством, что Джерри сразу отнес их к специалистам в какой-нибудь области. Они напомнили ему подрывников и радистов, которых он когда-то от случая к случаю переправлял через границу и обратно, не получая за это никакой благодарности. Рядом с ними, уважительно отодвинувшись, сидели, курили и уплетали рис из чашек четверо вооруженных до зубов горцев. Джерри догадался, что они принадлежат к народности мео или к одному из племен шань, живущих у северной границы, где командовал армией отец Чарли Маршалла; они держались непринужденно, и Джерри понял, что они летают с Чарли не в первый раз. Отдельным классом располагалось высшее общество: полковник артиллерии собственной персоной, любезно предоставивший транспорт и войсковой эскорт, и его приятель, старший офицер таможенной службы, без которого вообще ничего бы не получилось. Они сидели в проходе, царственно развалясь на специально принесенных стульях, и важно наблюдали за погрузкой. Оба, как и было положено, облачились в парадную форму.

На борту был еще пассажир. Он в одиночестве притаился на вершине груды ящиков в самом хвосте, чуть не упираясь головой в потолок, и Джерри никак не удавалось его разглядеть. Он единолично владел бутылкой виски и даже собственным стаканом. На голове была шляпа в стиле Фиделя Кастро, лицо обрамляла окладистая борода. На его смуглых руках сверкали золотые цепочки, которые в те дни все (кроме тех, кто их носил) называли браслетами ЦРУ – предполагалось, что человек, попавший в беду во враждебной стране, может купить себе свободу, продавая эти цепочки звено за звеном. Но в его глазах, внимательно рассматривавших Джерри поверх хорошо смазанного ствола АК-47, застыл жесткий блеск. «Он меня засек у самого носового конуса, – подумал Джерри. – Взял на мушку, как только я отошел от склада».

Двое китайцев – повара, в порыве вдохновения предположил он; поварами в среде посвященных называли химиков. Келлер говорил, что авиакомпании класса «Эйр Опиум» имеют обыкновение перевозить сырой полуфабрикат и очищать его в Пномпене, но при этом у них бывает масса хлопот, потому что трудно уговорить специалистов приезжать и работать на осажденной территории.

– Эй, ты! Вольтер!

Джерри быстро пробрался к краю грузового отсека и выглянул. У подножия лестницы стояли старики крестьяне Чарли Маршалл вырывал у них свинью и одновременно подталкивал старуху вверх по стальной лестнице.

– Когда она поднимется, ты ее подхвати, слышь? – окликнул он Джерри, обхватив руками свинью. – Если она свалится и расшибет задницу, с этими паршивцами у нас будет уйма хлопот. Ты вроде как герой по наркотикам, а, Вольтер?

– Нет.

– Так хватай ее крепче, слышишь?

Старуха начала карабкаться по лестнице. Пройдя несколько ступенек, она начала ворчать – Чарли дал ей хорошего пинка в зад и заорал по-китайски, ухитрившись при этом не выпустить из-под мышки свинью. Ее муж влез следом за ней, Джерри подхватил их обоих. Наконец из конуса появилась забубЈнная головушка самого Маршалла. Джерри впервые разглядел его лицо, хотя оно и оставалось полускрыто фуражкой: смуглое, худое, с сонными китайскими глазами и большим французским ртом; когда он кричал, губы изгибались самым невероятным образом. Он втолкнул свинью, Джерри подхватил визжащую извивающуюся тварь и передал старикам крестьянам. Наконец, как паук из водосточной трубы, внутрь вползла костлявая фигура Чарли. Таможенник и артиллерийский полковник сразу встали, отряхнули мундиры и проворно двинулись по проходу к скрывающемуся в тени человеку в шляпе а-ля Кастро. Тот сидел на корточках на груде мешков. Приблизившись, они замерли в почтительном ожидании, как церковные служки, подносящие к алтарю пожертвования от прихожан.

Сверкнули золотые браслеты, рука опустилась раз, потом другой, и воцарилась благоговейная тишина: счастливчики пересчитывали банкноты в пачках, остальные взирали на них. Шагая почти в ногу, они вернулись к лестнице, где с полетным листом ждал их Чарли Маршалл. Таможенник подписал его, артиллерийский полковник одобрительно прочитал, оба отдали честь, спустились по лестнице и скрылись из виду. Носовой конус задрожал и почти закрылся, Чарли Маршалл наградил его пинком, заткнул щель какой-то циновкой, быстро перелез через ящики и по внутреннему трапу поднялся в кабину. Джерри вскарабкался следом за ним, уселся в кресло второго пилота и принялся про себя перечислять все выпавшие на его долю невзгоды.

«У нас почти пятьсот тонн перегрузки. Утечка масла. С нами летит вооруженный телохранитель. Нам запрещено взлетать. Нам запрещено садиться. В Пномпеньском аэропорту яма величиной с Бекингэмшир. От нас до спасения полтора часа полета над территорией „красных кхмеров“, и если мы кому-то из них не понравимся, шпион-виртуоз Уэстерби будет схвачен со спущенными штанами и с двумя сотнями джутовых мешков опиума-сырца за спиной».

– Ты знаешь, как управлять этой штуковиной? – прокричал Чарли Маршалл и пощелкал шеренгой заплесневелых переключателей. – Ты вроде как великий воздухоплаватель, а, Вольтер?

– Ненавижу все это.

– Я тоже.

Чарли схватил мухобойку и отвесил тяжелый шлепок по огромной мухе, жужжавшей у ветрового стекла; потом один за другим запустил двигатели. Допотопный самолет трясся и гремел, как лондонский автобус, отправляющийся в последний рейс на Клапамский холм. Затрещало радио. Маршалл оторвался от рычагов, чтобы кратко послать по адресу контрольно-диспетчерский пункт, сначала на кхмерском, потом, в лучших авиационных традициях, на английском. На пути к дальнему концу взлетно-посадочной полосы они проехали мимо двух огневых позиций. Джерри все время ждал, что не в меру усердные орудийные расчеты вот-вот откроют огонь по самолету. Он с благодарностью вспомнил армейского полковника с грузовиками и порадовался, что ему вовремя дали взятку. Влетела еще одна муха, на сей раз мухобойкой завладел Джерри. Самолет, казалось, совсем не набирал скорость. Стрелки половины приборов указывали на ноль, поэтому ничего нельзя было сказать наверняка. Грохот шасси по полосе, казалось, перекрывал даже рев двигателей. Джерри вспомнил шофера, старого Самбо, который отвозил его в школу: медленно, но неотвратимо продвигались они по Западному объездному пути сначала в Слоу, потом в Итон.

Двое горцев подошли, чтобы поглазеть на потеху, и хохотали, запрокинув головы. Прямо на них, подскакивая, летела небольшая пальмовая рощица, а шасси самолета все еще находились на земле. Бравый капитан Маршалл с отсутствующим видом потянул рычаг управления на себя и убрал шасси. Джерри так и не понял, поднялся ли у самолета нос. Ему опять вспомнилась школа, соревнования по прыжкам в длину. Тогда он испытал то же самое чувство – ты не взлетаешь, но уже и не на земле. Он ощутил толчок и услышал, как зашелестели листья – брюхо самолета задело верхушки деревьев. Чарли орал на самолет, приказывая ему подниматься в этот чертов воздух. Прошла целая вечность, а они никак не могли набрать высоту. «Карвер», хрипя, завис на высоте нескольких метров над извилистой дорогой, неотвратимо карабкавшейся на гряду холмов. Чарли Маршалл попросил Джерри подержать штурвал, а сам закурил сигарету; штурвал в руках Джерри брыкался, как живой. Капитан снова взял управление на себя и, войдя в плавный вираж, направил самолет к самой низкой точке гряды. Он перевалил через хребет и, следуя тем же курсом, описал полный круг. Джерри посмотрел вниз на коричневые крыши, на реку и аэропорт и прикинул, что они поднялись более чем на триста метров. По мнению Чарли Маршалла, эта высота была самой удобной для перелетов. Он наконец снял фуражку и с видом человека, успешно справившегося с тяжелой работой, налил из бутылки, стоявшей на полу, большой стакан шотландского виски. Внизу собирались сумерки, коричневый цвет земли медленно переходил в розовато-лиловый.

– Благодарю, – сказал Джерри, принимая бутылку. – Думаю, мне тоже не повредит.

Джерри начал разговор с легкой болтовни – если возможно вести легкую болтовню, когда приходится кричать во весь голос.

– «Красные кхмеры» только что взорвали склад боеприпасов в аэропорту! – прокричал он. – Он закрыт для взлета и посадки.

– Правда? – Впервые с той минуты, как Джерри познакомился с ним, Чарли Маршалл оживился и выглядел довольным.

– Говорят, вы с Рикардо были хорошими друзьями.

– Мы бомбили все подряд. Уничтожили половину рода людского. Мы видели больше мертвых, чем живых. В Долине Кувшинов, в Дананге, нас считают такими героями, что, когда мы погибнем, Иисус Христос лично спустится на вертолете и выудит нас из джунглей.

– Говорят, Рик знал толк в бизнесе.

– Еще бы! Лучше всех! Знаешь, сколько оффшорных компаний было у нас с Рикардо? Шесть. У нас были фонды в Лихтенштейне, корпорации в Женеве, на нас работал управляющий банком на Голландских Антильских островах, и даже юристы, Господи. И как ты думаешь, сколько у меня теперь денег? – Он похлопал себя по заднему карману. – Ровно триста американских долларов. Чарли Маршалл и Рикардо вместе истребили половину рода людского, будь он проклят. Никто не дал нам ни копейки. Мой отец истребил вторую половину и загреб кучу денег. Рикардо всегда придумывал какие-то сумасшедшие планы. Как тогда, с гильзами. Господи. Мы собирались платить туземцам, чтобы они собрали все снарядные гильзы в Азии, хотели продавать их для следующей войны! – У него на носу повисла капля, он с крепким французским ругательством утер ее. – Или латекс! Мы хотели выкрасть весь латекс в Кампонгчеме! Мы летали в Кампонгчем, раздобыли большие вертолеты с красными крестами. И что мы там делали? Вывозили этих проклятых раненых. Стой смирно, сволочь такая, слышь? – Последние слова относились к самолету. Джерри заметил в носовом конусе длинный ряд пулевых пробоин, кое-как залатанных. В голову пришла нелепая мысль: «Открывать здесь». – Или человеческие волосы. Мы собирались сделать на них миллионы. Все туземные девчонки в деревнях отращивают длинные волосы, мы хотели состригать их и переправлять в Бангкок на парики.

– А кто заплатил за Рикардо его долги, чтобы он смог летать для «Индочартер»?

– Никто!

– Кто-то говорил, что их заплатил Дрейк Ко.

– Я никогда не слышал имени Дрейк Ко. На смертном одре я скажу отцу и матери: ублюдок Чарли, генеральское отродье, никогда не слышал о Дрейке Ко!

– Что такого особенного сделал Рикардо для Ко, чтобы тот заплатил его долги?

Чарли Маршалл отхлебнул виски прямо из бутылки и протянул ее Джерри. Стоило ему снять костлявые руки со штурвала, как они начинали жестоко трястись, из носа непрерывно текло. Джерри спросил себя, сколько трубок в день он выкуривает. Он знавал одного корсиканца, родом из Алжира, владельца отеля в Луангпрабанге, которому для нормальной ежедневной деятельности требовалось шестьдесят. Капитан Маршалл никогда не летает по утрам, вспомнил он.

– Американцы всегда торопятся, – пожаловался пилот, качая головой. – Знаешь, почему нам приходится тащить это барахло в Пномпень? Потому что всем невтерпеж. Все хотят скорее пострелять. А покурить им некогда. Вот и заводятся с пол-оборота. Если хочешь истребить род людской, на это нужно время, слышь?

Джерри попытался начать еще раз. Один из четырех двигателей заглох, зато другой взвыл, словно у него сломался глушитель, и приходилось кричать еще громче, чем раньше.

– За что Рикардо получил эти деньги? – повторил он.

– Слушай, Вольтер, я не люблю политики, я всего лишь вожу контрабандный опиум, ясно? Хочешь политики, ступай вниз и поговори с этими придурками шанами. «Политику нельзя есть. С политикой нельзя переспать. Политику нельзя выкурить», – говорил он моему отцу.

– Кто говорил?

– Дрейк Ко говорил моему отцу, отец сказал мне, а я говорю всему треклятому роду человеческому! Дрейк Ко вроде как философ, слышь?

Самолет по ему одному ведомым причинам начал падать, пока не оказался метрах в шестидесяти над рисовыми полями. Они увидели деревню и горящие костры. Люди отчаянно побежали к деревьям, и Джерри всерьез засомневался, заметил ли Чарли Маршалл, что случилось. Но тот, как опытный наездник, в последнюю минуту наклонился, натянул поводья и заставил лошадь вскинуть голову. Оба выпили еще виски.

– Ты хорошо его знал?

– Кого?

– Ко.

– Никогда в жизни не встречал, Вольтер. Хочешь говорить о Дрейке Ко, ступай к моему отцу. Он тебе перережет глотку.

– А как насчет Тиу? Кстати, что это за пара со свиньей? – прокричал Джерри, чтобы поддержать разговор, пока Чарли еще раз отхлебывал из бутылки.

– Из народности хо, из Чнангмая. Волнуются о своем паршивце-сыне в Пномпене. Думают, он там голодает, вот и везут свинью.

– Так как насчет Тиу?

– Я никогда не слышал о мистере Тиу, слышишь?

– Рикардо видели в Чиангмае три месяца назад, – проорал Джерри.

– Это точно, Рик последний дурень, – с чувством произнес Маршалл. – Рику надо бы держаться подальше от Чиангмая, а то его там живо пристрелят. Раз прикинулся мертвым, сиди и помалкивай в тряпочку, слышь? Я ему говорил: «Рик, ты мой партнер. Держи рот на замке, а голову в кармане, или кому-то захочется до тебя добраться».

Самолет вошел в дождевую тучу и сразу же начал быстро терять высоту. Дождь струился по фюзеляжу и проникал в окна. Чарли Маршалл щелкнул какими-то переключателями, из-под приборной панели раздался короткий писк, и зажглась пара сигнальных огоньков, но потушить их не удалось никакими ругательствами. К удивлению Джерри, они снова начали набирать высоту, хотя в густом облаке он не мог точно определить угол подъема Он оглянулся, пытаясь сориентироваться, и, оказалось, как раз вовремя: он успел заметить, как по лестнице из кабины в салон спускается, держа автомат АК-47 за ствол, темнокожий казначей в шляпе от Фиделя Кастро. Они поднялись еще выше, дождь кончился, теперь их, как и всю страну, окутывала ночь. Внезапно наверху замелькали звезды: самолет скакал по залитым лунным светом расселинам в верхушках облаков. Они поднялись выше, облака исчезли совсем, Чарли Маршалл надел фуражку и объявил, что отныне оба двигателя правого борта не принимают никакого участия в игре. В этот миг, переведя дух, Джерри задал свой самый сумасшедший вопрос.

– Так где сейчас Рикардо, приятель? Знаешь, хочу его найти. Обещал газете перемолвиться с ним. Не могу же я разочаровать их, правда?

Сонные глаза Маршалла почти закрылись. Он сидел, наполовину погрузившись в транс, положив голову на спинку сиденья, козырек фуражки закрывал нос.

– Что ты сказал, Вольтер? Ты вообще что-то сказал?

– Где сейчас Рикардо?

– Рик? – повторил Чарли, поглядев на Джерри со странным интересом. – Ты спрашиваешь, где Рикардо, Вольтер?

– Именно так, приятель. Так где он? Я бы хотел с ним кое-что обсудить. Вот для чего три сотни баксов. Если найдешь время нас познакомить, будет еще пятьсот.

Маршалл внезапно встрепенулся. Он вытащил из кармана томик «Кандида» и швырнул на колени Джерри, а сам разразился яростной речью:

– Я понятия не имею, где Рикардо, и знать не хочу, слышь? Мне никаких друзей не надо. Если я увижу этого психа Рикардо, я ему прямо на улице яйца отстрелю, слышь? Он мертв. Так пусть и остается мертвым, пока совсем не сдохнет. Он на каждом углу твердит, что его убили. Могу я хоть раз в жизни поверить этому подонку!

Он со злостью направил самолет прямо в облако и опустился навстречу ленивым вспышкам пномпеньских артиллерийских батарей. В темноте, которая казалась Джерри угольно-черной, Маршалл совершил идеальную посадку на три колеса. Джерри ожидал, что силы наземной обороны встретят их автоматным огнем, что самолет кувыркнется носом в громадную воронку, но вместо этого перед ним предстало всего лишь новенькое заграждение из тех же ящиков из-под патронов, наполненных землей. Они едва не налетели на еле освещенную стенку. Когда они выруливали, перед ними появился коричневый джип, на задней дверце которого мигал зеленый фонарь, словно кто-то вручную включал и выключал его. Самолет выкатился на траву. Возле самого заграждения притулилась пара зеленых грузовиков, несколько человек, сбившись в кучу, кого-то поджидали, тревожно взирая на их самолет. Позади, в глубокой темноте, различались очертания двухмоторного спортивного самолета. Они остановились, и Джерри тотчас же услышал, как, открываясь, заскрипел под кабиной носовой конус, как лязгнула вслед за ним железная лестница, услышал перекликающиеся голоса. Все высадились так быстро, что он даже удивился. Но он услышал и еще один звук, от которого кровь застыла у него в жилах. Он быстро спустился по трапу в салон самолета.

– Рикардо! – закричал он. – Стой! Рикардо!

Но в самолете осталась только крестьянская семья со свиньей и длинным свертком. Он ухватился за стальную лестницу и соскочил вниз, ударившись спиной о бетонную дорожку. Джип с китайцами-поварами и их шанским телохранителем уже отъехал. Джерри помчался вперед и заметил, что джип едет к открытым в ограждении летного поля воротам. Он пролетел сквозь них, часовые захлопнули ворота и опять заняли свои места. К «карверу» уже сбегались грузчики в шлемах. Показались два грузовика с полицейскими, и Джерри, идиот-ковбой в душе, на мгновение предположил, что они действительно хотят кого-то задержать, но потом сообразил, что это всего лишь почетный караул по-пномпеньски, охраняющий трехтонный груз опиума. Но основное его внимание было направлено только на одного человека: высокого бородача в шляпе от Фиделя Кастро с АК-47. Тот, сильно хромая, спускался по стальной лестнице, и резиновые подошвы его летных ботинок выстукивали сбивчивый ритм, то громче, то тише. Джерри следил за ним. Его ждал небольшой «Бичкрафт» с распахнутой дверцей, двое из членов наземной команды были готовы помочь ему подняться. Когда Джерри приблизился, они потянулись к винтовкам, но Рикардо знаком отстранил их. Он повернулся и посмотрел на Джерри. На секунду они встретились глазами. Джерри упал, Рикардо вскинул автомат, и за считанные мгновения перед Джерри промелькнула вся его жизнь – от рождения до этой минуты. Над изрытым войной летным полем просвистели пули. Когда Джерри снова поднял голову, огонь прекратился, Рикардо был уже в самолете, а его помощники убирали из-под самолета тормозные колодки. «Бичкрафт» рванулся навстречу вспышкам, а Джерри со всех ног ринулся к самому темному участку ограждения, пока кто-нибудь еще не решил, что его присутствие мешает нормальной работе.

Просто размолвка двух влюбленных, сказал он себе, сидя в такси. Он обхватил руками голову и пытался утихомирить отчаянную дрожь в груди. Вот что получается, когда пытаешься заигрывать с бывшим возлюбленным Лиззи Уэрдингтон.

Где-то неподалеку упал реактивный снаряд, но он и головы не повернул.

Он дал Чарли Маршаллу два часа, хотя считал, что и одного слишком много. Комендантский час уже начался, но с наступлением темноты дневные неурядицы не кончились. На всем пути к отелю «Пном» часовые с автоматами на изготовку останавливали транспорт для проверки. На площади перед собравшейся толпой при свете факелов орали друг на друга два человека. Дальше на бульваре войска оцепили ярко освещенный дом; солдаты, прислонившись к стене, держали пальцы на спусковых крючках. Таксист сказал, что тайная полиция кого-то здесь арестовала. Полковник и его люди еще оставались внутри вместе с арестованным, которого подозревали в агитации. Во дворе перед отелем стояли танки. У себя в спальне Джерри обнаружил Люка. Тот лежал на кровати и с довольным видом потягивал виски.

– Вода есть? – спросил Джерри.

– Угу.

Он открыл воду в ванной и начал раздеваться, но вдруг вспомнил о вальтере.

– Отметился? – спросил он.

– Угу, – снова сказал Люк. – И ты тоже.

– Это как?

– Я велел Келлеру дать Стаббси телеграмму за твоей подписью.

– Рассказ про аэропорт? Люк протянул ему листок.

– Добавил немного красок в твоем духе, О том, как на кладбищах распускаются цветы. Стаббси от тебя в восторге.

– Что ж, спасибо.

В ванной Джерри отклеил пистолет и сунул в карман пиджака, так до него будет легче добраться.

– Куда идем сегодня вечером? – крикнул Люк через закрытую дверь.

– Никуда.

– Как так – никуда?

– У меня свидание.

– С женщиной? – Да.

– Возьми с собой Люки. Займемся любовью втроем. Джерри с наслаждением погрузился в тепловатую воду.

– Нет.

– Позвони ей. Скажи, пусть приведет девочку для Люки. Слушай, здесь внизу та шлюха из Санта-Барбары. Я не гордый. Я могу ее привести.

– Не надо.

– Ради Бога, – завопил Люк, не на шутку рассердившись. – Какого черта? – Вне себя от злости, он подошел прямо к запертой двери.

– Приятель, слезь с моего горба, – посоветовал Джерри. – Честно. Ты мне нравишься, но ты на свете не единственный, ясно? Так что отвали.

– Колючку тебе в штаны. – Люк надолго замолчал. – Смотри, чтоб тебе по пути башку не отстрелили, приятель, ночка сегодня бурная.

Когда Джерри вернулся в спальню, Люк лежал на кровати, сжавшись в комок в позе зародыша, смотрел в стену и все время прикладывался к бутылке.

– Знаешь, ты хуже, чем баба, – сказал ему Джерри, оглядываясь из дверей.

Через мгновение эта детская перебранка могла бы забыться, если бы в дальнейшем все не обернулось куда как серьезно.

На этот раз Джерри не стал звонить у ворот, а просто залез на стену, порезав при этом руки о битое стекло, которым был усеян ее гребень Он не пошел к парадному входу и не стал лицезреть смуглые ноги на нижней ступеньке. Вместо этого он остановился в саду, подождал, пока утихнет шорох его приземления, и напряг глаза и уши, пытаясь уловить в огромной вилле признаки жизни. Перед ним темнели очертания массивного Дома, за которым пряталась луна.

Во двор въехал автомобиль с потушенными фарами, из него вылезли две небольшие фигурки. Они держались тихо. Скорее всего, это камбоджийцы. Они нажали на кнопку звонка, у входной двери прошептали в щелку заветный пароль. Их немедленно, без единого слова, пропустили. Джерри попытался прикинуть планировку дома. Он не понимал, почему ни возле дома, ни в саду не ощущается никаких запахов, по которым можно было бы о чем-то догадаться. Ветра не было. Он знал, что для больших курилен, секретность жизненно необходима, не только потому, что закон предусматривает для их хозяев суровое наказание, но и потому, что любого, кто о них знал, могли подкупить.

Вилла была двухэтажной, с внутренним двором, на крыше возвышалась дымовая труба. В таком доме мог бы с удобством жить французский колонист в окружении небольшой семьи из наложниц и детей-полукровок. В кухне налажено производство, догадался он. Самое безопасное место для курения, несомненно, наверху, в комнатах, выходящих во внутренний двор. А так как из парадной двери не доносится никаких запахов, курильни, скорее всего, находятся в задней части дома, а не спереди и не в боковых крыльях.

Стараясь не шуметь, он подошел к дощатому забору, отделявшему задний двор. В палисаднике буйно цвели цветы и ползучие растения. Он полез наверх. Первой ступенькой послужило забранное решеткой окно, второй – водосточная труба, третьей – широкий раструб вытяжного вентилятора. Возле него он и ощутил запах, который ожидал: теплый, сладкий, манящий. На балконе было темно, однако в лучах луны можно было рассмотреть двух камбоджийских девушек, сидевших на корточках. Они заметили его силуэт на фоне неба и испуганно замерли. Он знаком велел им встать на ноги и пошел за ними в ту сторону, откуда доносился запах. Обстрел прекратился, хозяевами ночи стали гекконы. Он вспомнил, что камбоджийцы, слушая, сколько раз пискнут эти ящерки, любят загадывать: будет завтра счастливый день или нет; найду ли я невесту завтра, а если нет – то послезавтра? Девушки были совсем молоденькие; должно быть, они ждали, пока клиенты пришлют за ними. Возле тростниковой двери они замешкались и печально оглянулись. Джерри сделал знак, и они принялись откидывать в сторону циновку за циновкой, пока на балкон не проник тусклый, слабый, как свеча, свет. Он шагнул в курильню, подгоняя перед собой девушек.

Комната, в которую он попал, когда-то, вероятно, служила спальней хозяина; с ней соединялась другая, поменьше. Он положил руку на плечо одной из девушек. Другая покорно следовала за ними. В первой зале лежало двенадцать клиентов, одни мужчины. Кое-где между ними, что-то нашептывая, лежали девушки. Клиентам прислуживали босоногие кули. Они с величайшей осторожностью переходили от одного неподвижного тела к другому, нанизывали на иглу травяной шарик, поджигали его и клали поперек трубки клиента; тот глубоко затягивался, шарик сгорал. Тихим шепотом велись задушевные разговоры, время от времени тихо журчал приветливый смех. Джерри узнал благоразумного швейцарца, которого встречал на ужине у советника. Он беседовал с толстым камбоджийцем. К Джерри никто не проявил ни малейшего интереса. Девушки, подобно орхидеям в многоквартирном доме Лиззи Уэрдингтон, были знаком того, что у него есть право пребывать здесь.

– Мне нужен Чарли Маршалл, – тихо произнес Джерри.

Кули указал на следующую комнату. Джерри отпустил девушек, те проворно ускользнули. Вторая комната оказалась меньше первой. В углу лежал Чарли Маршалл, над ним, готовя трубку, склонилась китаянка в изысканно расшитом чыонгсаме. Джерри предположил, что она живет в этом доме, а Чарли Маршалл получает особое обслуживание, потому что он постоянный клиент и поставщик. Джерри встал на колени по другую сторону от него. Из дверей за ним наблюдал высокий старик. Девушка с трубкой в руках тоже смотрела на него.

– Чего тебе нужно, Вольтер? Почему ты не оставишь меня в покое?

– Немного прогуляемся, приятель. Потом вернешься. Джерри взял его за руку и с помощью девушки осторожно поднял на ноги.

– Сколько он выкурил? – спросил он девушку. Она показала три пальца.

– А сколько обычно выкуривает? – продолжил Джерри.

– Гораздо больше, – был ответ.

Сначала Чарли шел покачиваясь, но, когда они добрались до балкона, у него появились силы сопротивляться, поэтому Джерри подхватил его поперек туловища и понес по деревянной лестнице во внутренний двор, как пострадавшего на пожаре. Из парадной двери ему вежливо кивнул старик, ухмыляющийся кули открыл ворота, ведущие на улицу, оба явно были благодарны Джерри за то, что он проявил столько такта. Они прошли метров пятьдесят и вдруг заметили, что по дороге прямо на них, завывая и размахивая палками, как байдарочными веслами, несутся двое парней-китайцев. Джерри поставил Чарли Маршалла на землю, но продолжал крепко держать его левой рукой. Правой Джерри встретил первого нападавшего, отразил палку и вполсилы ударил его двумя костяшками пальцев чуть ниже глаз. Парень убежал, его товарищ за ним. Джерри подхватил Маршалла и пошел с ним к реке. Стояла непроглядная тьма. Он, как куклу, усадил его на берег, поросший сухой травой.

– Вольтер, ты хочешь вышибить мне мозги?

– Опиум, приятель, сделает это лучше меня, – ответилДжерри.

Джерри нравился Чарли Маршалл; будь мир устроен лучше, он с удовольствием провел бы с ним вечер в курильне и выслушал историю его искалеченной, но все-таки необыкновенной жизни. Но сейчас ему приходилось безжалостно сжимать в кулаке тонкую руку Чарли Маршалла, чтобы в его пустую голову не пришло желание удрать; он предполагал, что Чарли, если почувствует себя прижатым к стенке, может бегать очень быстро. Джерри полулежал на левом боку, опираясь на локоть, точно так же, как когда-то возлежал, наслаждаясь бездельем, в доме старушки Пэт, и прижимал к земле запястье Чарли Маршалла, распростертого на спине, С реки, плескавшейся метрах в десяти у них под ногами, доносился тихий говор: по серебряной лунной дорожке, как длинные опавшие листья, проплывали сампаны. В небе со всех сторон время от времени сверкали вспышки орудийного огня – это какой-нибудь усталый командир батареи давал всем знать о своем существовании. С гораздо более близкого расстояния то и дело доносился резкий треск – это отвечали «красные кхмеры», но все эти звуки лишь ненадолго прерывали визгливую перебранку гекконов, и снова наступала глубокая тишина. При свете луны Джерри взглянул на часы, потом посмотрел на бессмысленное лицо Маршалла и попытался прикинуть, сильно ли этому опиоману хочется курить. Будто кормишь ребенка, подумал он. Если Чарли всегда курил по ночам и спал по утрам, то скоро ему захочется еще. Все лицо его истекало странной влагой. Она сочилась из крупных пор, из раскрытых глаз, из сопливого носа, медленно стекала по глубоким морщинам и скапливалась во впадинах.

– Господи, Вольтер. Рикардо мой друг. У него масса умных мыслей. Ты бы послушал его, Вольтер. Послушал, какие у него идеи.

– Ладно, – согласился Джерри. – Обязательно послушаю.

– Вольтер, они хорошие ребята, слышь? Мистер Тиу… и Дрейк Ко. Они не хотят никому вреда, просто хотят вести дела. У них есть кое-что на продажу, они нашли, кому это продать! Очень просто! Никто не разбивает собственную чашку для риса. Почему тебе нужно завалить все дело? Ты ведь неплохой парень. Я видел, ты нес свинью старика, правда? Где это видано, чтобы белый нес свинью узкоглазого? Но, Господи, Вольтер, ты из меня это вытянул, и теперь они тебя убьют, потому что мистер Тиу человек деловой и большой философ, слышишь? Они убьют меня, убьют Рикардо, убьют тебя, истребят весь род людской, будь он проклят!

Артиллерия открыла заградительный огонь, и на сей раз джунгли ответили небольшим ракетным залпом, наверное, из шести орудий. Ракеты просвистели над ними, как камни, выпушенные из катапульты. Через несколько минут откуда-то из центра города послышались взрывы. Затем наступила тишина. Не слышалось ни рева пожарных машин, ни даже сирены «скорой помощи».

– Почему они должны убить Рикардо? – спросил Джерри. – Что он сделал?

– Вольтер! Рикардо мой друг! А Дрейк Ко – друг моего отца! Они как братья. Лет двести пятьдесят назад эти старики вместе сражались на какой-то паршивой войне в Шанхае, ясно? Я ходил к отцу. Я говорил: «Отец, ты должен меня полюбить. Перестань звать меня паучьим отродьем и скажи своему доброму другу Дрейку Ко, чтобы он отвязался от Рикардо. Ты ему скажешь: „Дрейк Ко, этот Рикардо и мой Чарли, они как мы с тобой. Они братья, как мы. Они вместе учились летать в Оклахоме, вместе истребляют род людской. И они хорошие друзья. Это так“. А отец меня терпеть не может, ясно?

– Вот оно что.

– Но он все-таки послал Дрейку Ко длинное личное письмо.

Чарли Маршалл глубоко вдохнул, потом еще и еще раз, словно в его узкой груди не умещалось достаточно воздуха.

– Эта Лиззи. Женщина. Лиззи, она сама пошла к Дрейку Ко. С очень личным делом. Она ему сказала: «Мистер Ко, выдолжны отвязаться от Рика». Здесь, Вольтер, дело очень тонкое. Мы должны крепко держаться друг за друга, иначе все загремим под откос, слышь? Вольтер, отпусти меня. Умоляю! Умоляю ради Христа, je m'abime, слышь? Все, больше ничего не знаю!

Джерри слушал его невнятное бормотание, смотрел, как тот теряет силы, потом вспыхивает, снова сникает и снова оживляется, но уже не так бурно, и понимал, что присутствует при последних мучительных судорогах человека, который не желает предавать друга. Ему хотелось медленно вести Чарли в нужном направлении и дать его мыслям свободно перескакивать с предмета на предмет. Сложность заключалась в том что он не знал, скоро ли у Чарли начнется то, что происходит со всеми наркоманами. Он задавал вопрос, но часто казалось, что Чарли его не слышит. Иногда он, наоборот, отвечал на вопросы, которых Джерри не задавал. А иногда механизм замедленного действия выдавал ответ на вопрос, о котором Джерри давно забыл. Как говорили инквизиторы в Саррате, сломанный человек опасен тем, что он, чтобы купить вашу любовь, платит деньги, которых у него нет. Но несколько долгих минут Чарли не мог заплатить ничего.

– Дрейк Ко никогда в жизни не ездил во Вьентьян! – внезапно завопил Чарли. – Вольтер, ты рехнулся! Чтобы такая важная шишка, как Ко, ехал в какой-то занюханный азиатский городишко? Дрейк Ко – это философ, Вольтер! Тебе за этим парнем нужно следить в оба! – В понятии Чарли Маршалла все были философами, или, по крайней мере, все, кроме него самого. – Во Вьентьяне никто о Ко и не слышал! Слышь, Вольтер?

В другой раз Чарли Маршалл горько заплакал, схватил Джерри за руку и принялся сквозь всхлипы расспрашивать, был ли у Джерри отец.

– Да, приятель, был, – терпеливо отвечал Джерри. – И он, в своем роде, тоже был генералом.

Над рекой, заливая все вокруг изумительным дневным светом, взвились две сигнальные ракеты. Они вдохновили Чарли на воспоминания о трудностях, пережитых в давние дни во Вьентьяне. Он сидел прямо, как стрела, и нарисовал на глине некое подобие домика. Вот здесь жили Лиззи, Рик и Чарли Маршалл, гордо заявил он: а вонючей лачуге на окраине города, в такой паршивой дыре, что оттуда даже гекконы разбежались. У Рика и Лиззи были королевские апартаменты: единственная комната этой лачуги, а в обязанности Чарли входило держаться подальше, платить за жилье и доставать выпивку. Но мысли об их ужасающем экономическом положении вызвали у Чарли еще один приступ рыданий.

– Так на что вы жили, приятель? – спросил Джерри, не надеясь получить ответ. – Продолжай. Все давно кончилось. На что вы жили?

Обливаясь слезами, Чарли поведал, что отец, которого он горячо любил и почитал, выплачивал ему ежемесячное содержание.

– Эта сумасбродка Лиззи, – проговорил Чарли, справившись с горем, – эта сумасбродка Лиззи ездила в Гонконг по делам Меллона.

Кое-как Джерри сумел справиться с собой, чтобы не нарушить ход мысли Чарли.

– Меллона? Кто такой Меллон? – спросил он.

Но от его тихого голоса Чарли сморила дрема, и он принялся играть с глиняным домиком, пририсовав к нему трубу и дым.

– Говори же, черт бы тебя побрал! Меллон, Меллон! – орал Джерри прямо ему в лицо, пытаясь напугать Чарли и вызвать ответ. – Кто такой Меллон? Говори же, дохлая развалина! Поездки в Гонконг! – Он поставил Чарли на ноги и встряхнул, как тряпичную куклу, но, чтобы получить ответ, трясти пришлось еще долго.

В продолжение этой процедуры Чарли Маршалл взывал к Джерри, умоляя понять, что значит любить, любить по-настоящему, любить чокнутую белую шлюху и знать, что никогда не получишь ее, даже на одну ночь.

Меллон был гнусным торгашом-европейцем, никто не знал, чем он занимается. Немного тем, немного этим, говорил Чарли. Люди его боялись. Меллон сказал, что может ввести Лиззи в успешное предприятие по торговле героином. «С твоим паспортом и твоим телом, – говорил ей Меллон, – ты можешь разъезжать в Гонконг и обратно, как принцесса».

Исчерпав силы, Чарли рухнул на землю и съежился у дверей нарисованного домика. Джерри сел рядом с ним на корточки и схватил за воротник, стараясь не ушибить.

– Значит, она делала это для него, так, Чарли? Лиззи возила героин для Меллона? – Ладонью он осторожно повернул голову Чарли, так что теперь пустые глаза смотрели прямо на него.

– Лиззи не возила героин для Меллона, Вольтер, – поправил Чарли. – Лиззи возила его для Рикардо, Лиззи не любила Меллона. Она любила Рикардо и меня.

Чарли мрачно уставился на свой рисунок и внезапно разразился гнусным хриплым хохотом, оборвав его без всяких объяснений.

– Лиззи, ты все испоганила! – в слезах возопил Чарли, ткнув пальцем в дверь нарисованного домика. – Милая, ты, как всегда, все испоганила! Ты слишком много болтаешь. Почему ты всем говорила, что ты королева Англии? Почему ты всем говорила, что тебе приходится скрываться? Меллон по тебе сума сходил, Лиззи. Меллон тебя бросил, отшвырнул вверх тормашками. Рик тоже с ума сходил, помнишь? Рик избил тебя в кровь, и мне пришлось среди ночи тащить тебя к врачу, помнишь? Чересчур велик у тебя был рот, слышишь, Лиззи? Ты мне сестра, но у тебя самый большой рот на свете!

Был, пока Рикардо не прикрыл его, подумал Джерри, вспомнив шрамы у нее на подбородке Потому что она провалила сделку с Меллоном.

Джерри все еще сидел на корточках возле Чарли и держал его за шиворот. Мир вокруг него исчез, его место занял Сэм Коллинз в машине у подножия Стар-Хайтс, откуда так хорошо виден восьмой этаж. В одиннадцать вечера он читал газету, страницу, где пишут о скачках. Даже взрыв реактивного снаряда неподалеку не смог разогнать леденящее душу видение. Сквозь минометный огонь он слышал голос Кро, нараспев перечислявший преступления Лиззи. Когда денег не хватало, говорил Кро, Рикардо заставлял ее перевозить для него через границу небольшие посылки.

И вот что еще хотел бы он спросить у старика Кро: как еще могли узнать об этом в Лондоне, ваша светлость, если не от самого Сэма Коллинза, он же Меллон?

На три секунды налетел ливень. Он смыл нарисованный на глине домик Чарли Маршалла, и тот пришел в бешенство. Разыскивая его, он вертелся во все стороны, плакал и отчаянно чертыхался. Приступ миновал, и он принялся снова рассуждать об отце, о том, как старик нашел для родного сына работу в некой вьентьянской авиакомпании, хотя Чарли к тому времени, окончательно потеряв терпение, решил навсегда расстаться с небом.

В один прекрасный день генерал, как и Чарли, тоже потерял терпение. Он созвал телохранителей и спустился с Шанских холмов в крошечный опиумный городишко под названием Фанг по ту сторону тайской границы. Там он, как принято у отцов семейства во всем мире, начал упрекать Чарли в мотовстве.

Чарли искусно подражал пронзительному голосу отца и точно так же, как он, по-военному сердито надувал впалые щеки:

– Поэтому для разнообразия займись наконец полезным делом, слышь, куайло, паучье отродье? Прекрати играть на бегах, слышь, прекрати пить и курить опиум. Сними с сисек эти коммунистические звезды и прогони своего мерзкого дружка Рикардо. Перестань транжирить деньги на баб, слышь? Потому что я больше не буду содержать тебя ни одного дня, ни единого часа, паучье ты отродье. Я тебя ненавижу и когда-нибудь убью, потому что ты напоминаешь мне твою мать, корсиканскую шлюху!

Потом генерал, отец Чарли, заговорил о работе:

– К счастью, есть некие добрые господа из Чжучжоу, хорошие друзья моих хороших друзей, слышь, они владеют контрольным пакетом в некой авиационной компании. Я тоже владею несколькими акциями этой компании. По случаю эта компания носит славное название «Индочартер Эвиэйшн». Чего ты смеешься, куайло, обезьяна?! Не сметь надо мной смеяться! Так вот, эти добрые друзья видят, какое мне выпало несчастье иметь вместо сына трехногое паучье отродье, и решили оказать мне услугу и помочь тебе. Я искренне молюсь, чтобы ты свалился с неба и сломал свою поганую шею, куайло !

Вот так Чарли и начал перевозить отцовский опиум для «Индочартер». Поначалу он совершал один-два рейса в неделю, но работа была стабильная, надежная, она ему нравилась. К нему возвратилась выдержка, он стал спокойнее и ощущал неподдельную благодарность по отношению к старику. Он, конечно, пытался уговорить господ из Чиу-Чау взять на работу и Рикардо, но ничего не вышло. Через несколько месяцев они согласились платить Лиззи двадцать долларов в неделю за то, чтобы она сидела в приемной и ласково улыбалась посетителям. Это были золотые деньки, уверял Чарли. Чарли и Лиззи зарабатывали деньги, Рикардо их тратил на всякие безумные авантюры, все были довольны, вое были при деле. Но однажды вечером, как Немезида, появился Тиу и испортил все. Он явился как раз в тот миг, когда они запирали контору, вырос, будто из-под земли, назвал Чарли Маршалла по имени и представился одним из управляющих бангкокского отделения компании. Из заднего кабинета вышли ребята Чиу-Чау. Они окинули Тиу всего одним взглядом, подтвердили его добрые намерения и испарились.

Чарли прервался, чтобы поплакать у Джерри на плече.

– Теперь слушай меня внимательно, приятель, – воззвал к нему Джерри. – Слушай. Вот эта история мне нравится. Расскажи мне об этом подробнее, и я отведу тебя домой. Обещаю. Ну, пожалуйста.

Это был ошибочный ход. Больше не требовалось вытягивать из Чарли слово за словом. Джерри сам стал наркотиком, от которого Чарли Маршалл впал в зависимость. Удерживать его на земле тоже не требовалось. Чарли Маршалл вцепился в грудь Джерри, словно она была последним оплотом в океане его одиночества, их разговор превратился в полный отчаяния монолог. Джерри извлекал из этого монолога полезные для себя сведения, а Чарли Маршалл раболепствовал, умоляя, стонал, требуя, чтобы его мучитель уделял ему внимание, а потом сам же шутил и смеялся сквозь слезы. Ниже по реке при свете сигнальной ракеты лонноловский пулемет, который еще не успели продать «красным кхмерам», дал очередь трассирующими пулями в сторону джунглей. Длинные золотые стрелы вереницей пролетели над водой и, исчезая в лесу, осветили небольшую полянку.

Намокшие от пота волосы Чарли кололи Джерри подбородок. Чарли пускал слюни и бессвязно бормотал.

– Мистер Тиу не хотел говорить в конторе, Вольтер. Ни зачто! Мистер Тиу одевался не очень хорошо. Сразу видно, что Тиу родом из Чиу-Чау, у него таиландский паспорт, как у Дрейка Ко, он приехал во Вьентьян под идиотским именем и выглядел очень, очень плохо. «Капитан Маршалл, – сказал он мне, – хотелось бы вам заработать уйму денег? Для этого нужно выполнять некую интересную и разнообразную работу в те часы, когда вы не заняты в компании. Ну как? Например, совершить для меня некий не совсем обычный полет. Мне говорили, вы чертовски хороший летчик, очень надежный. Вам хотелось бы заработать четыре-пять тысяч долларов за один день, даже меньше, чем за день? Вас лично это привлекает, капитан Маршалл?» «Мистер Тиу, – сказал я ему. – Чарли истерически кричал. – Если это не повредит моему нынешнему положению, мистер Тиу, за пять тысяч американских баксов я для вас спущусь хоть в преисподнюю и принесу оттуда яйца самого дьявола». Мистер Тиу сказал, что он зайдет еще раз и чтобы я держал рот на замке.

Внезапно Чарли снова заговорил голосом отца, он звал себя паучьим отродьем и сыном корсиканской шлюхи. Постепенно до Джерри дошло, что Чарли уже рассказывает следующий эпизод.

Выяснилось, что, как ни удивительно, Чарли никому не говорил о предложении Тиу до того дня, когда снова встретился с отцом. Это случилось в Чиангмае на празднике китайского Нового года Он не сказал ни Рику, ни даже Лиззи, может быть, потому, что у них начали портиться отношения. Рик заводил себе множество женщин на стороне.

Совет генерала не воодушевил его.

– И не вздумай! У этого Тиу слишком высокие связи, это не по плечу чокнутому паучьему отродью вроде тебя, слышишь?Господи Иисусе, где это видано, чтобы уроженец Сватоу давал пять тысяч долларов паршивому отродью, наполовину куайло, чтобы тот тратил время на путешествия?

– Значит, ты передал это дело Рику, так? – быстро спросил Джерри. – Так, Чарли? Ты сказал Тиу: Извини, попытай счастья с Рикардо». Так оно и было, да?

Но Чарли Маршалл уже отключился. Он отвалился от груди Джерри и лежал в грязи, вытянувшись и закрыв глаза, лишь изредка жадно хватая ртом воздух. О том, что жизнь в нем еще теплится, говорили лишь эти судорожные вдохи да бешеное биение пульса под пальцами Джерри.

– Вольтер, – прошептал Чарли. – Клянусь на Библии, Вольтер. Ты хороший человек. Отведи меня домой. Господи, отведи меня домой, Вольтер.

Джерри оглушенно глядел на простертое перед ним искалеченное тело и понимал, что должен задать еще один вопрос, должен, даже если он окажется последним в жизни их обоих. Он склонился и опять поднял Чарли на ноги. После этого на ночной дороге в темноте, пронзаемой бесцельным заградительным огнем, Чарли Маршалл целый час бился у него в руках, визжал, рыдал и клялся в вечной любви, только чтобы Джерри не выпытывал, какие именно меры принял его друг Рикардо, чтобы выжить. Но Джерри втолковывал ему, что без этого тайна не будет раскрыта и наполовину. И Чарли Маршалл, разбитый и отчаявшийся, рыдая, выдавал Джерри самые заветные секреты; может быть, он уловил ход рассуждений Джерри – в городе, который вот-вот будет отдан на милость джунглей, ничего не делается наполовину; разрушать, так уж до конца.

Джерри как можно осторожнее отнес Чарли Маршалла обратно на виллу, на второй этаж, где его с благодарностью приняли те же бессловесные фигуры. «Надо было вытянуть из него побольше, – подумал он. – Надо было и сказать ему больше: я ничего не узнал об их двусторонних грузоперевозках, слишком долго расспрашивая его о Лиззи и Сэме Коллинзе. Я все перевернул вверх ногами, завалил дело не хуже Лиззи». Джерри пытался вызвать в душе сожаление, но оно не приходило. Из рассказа Чарли Маршалла он лучше всего запомнил слова, никак не относящиеся к делу; он печатал послание к дражайшему старине Джорджу, а слова огнем горели в его мозгу.

Прежде чем сесть за машинку, он запер дверь и нацепил пистолет на пояс. Люка нигде не было видно, и Джерри предположил, что тот, обидевшись спьяну на весь свет, пошел в публичный дом. Послание было длинным, самым длинным за всю его карьеру: «Передаю вам все, на случай, если это письмо окажется последним». Он рассказал о том, как вышел на контакт с советником посольства, сообщил, куда направляется дальше, назвал адрес Рикардо, описал Чарли Маршалла, в самых формальных выражениях рассказал о том, как эта троица жила в лачуге, но опустил все, что ему недавно удалось узнать о роли злокозненного Сэма Коллинза. В конце концов, какой смысл им рассказывать, если они сами все знают? Он вычеркнул названия мест и собственные имена, выделил их отдельным списком, потом потратил еще час на то, чтобы зашифровать оба послания простейшим шифром, с которым любой криптограф справится за пять минут, но который, однако, находится выше пределов понимания простых смертных, таких, например, как его хозяин, советник британского посольства. Под конец он напомнил «домоправителям», чтобы те проверили, отправлен ли последний денежный перевод на имя Кэт. Он сжег чистовики, завернул зашифрованные тексты в газету, улегся на нее и задремал, не снимая пистолета. В шесть часов он побрился, переложил шифровку в дешевый роман, с которым не жалко будет расстаться, и пошел прогуляться по утренней прохладе. В условленном месте, сразу бросаясь в глаза, стоял автомобиль советника. Сам советник, столь же заметный, как и его машина, сидел, тоже бросаясь в глаза, на террасе симпатичного бистро и отдавал должное горячим круассанам и кофе с молоком. На голове у него красовалась соломенная шляпа, из тех, что носят на Ривьере; увидев ее, Джерри сразу вспомнил о Кро. Заметив Джерри, советник заговорщически помахал рукой. Джерри словно невзначай подошел к нему.

– Доброе утро, – сказал Джерри.

– А, так эта книга у вас?! Вот удача! – вскричал советники вскочил на ноги. – С тех пор как этот роман вышел, мне не терпится его прочитать!

Расставшись с шифровкой, Джерри думал только о тех нюансах, о которых умолчал. Он чувствовал себя как студент в конце семестра, только что сдавший последний экзамен. Он может вернуться, может не возвращаться, но мир никогда не станет прежним.

Точные обстоятельства отъезда Джерри из Пномпеня стали известны позже только благодаря Люку.

Первую половину утра Джерри с настойчивостью одержимого создавал себе прикрытие. Может быть, это было противоядием от охватившей его растерянности – он все сильнее чувствовал себя голым. Он усердно добывал материал для заметок о беженцах и сиротах – в полдень он передал его через Келлера, сопроводив неплохой статьей об обстановке в Баттамбанге; если она и не увидела свет, то, по крайней мере, заняла достойное место в его досье. Там было два лагеря беженцев, и оба процветали; один располагался в огромной гостинице в Бассаке, недостроенном воплощении мечты Сианука о личном рае, другой – на сортировочной станции неподалеку от аэропорта, где в каждом товарном вагоне жило по две-три семьи. Он побывал в обоих лагерях и обнаружил там одно и то же: юные австралийцы героически сражаются с невыносимыми условиями жизни, единственный источник воды загрязнен, дважды в неделю выдается бесплатная пайка риса, дети щебечут ему вслед «привет» и «пока». Он повсюду таскал за собой переводчика-камбоджийца, осыпал всех встречных вопросами, действовал с размахом, отыскивая какую-нибудь особенную черточку, которая растопит сердце старого Стаббси.

В жалкой попытке замести следы он зашел в бюро путешествий и во всеуслышание заказал билеты в Бангкок. Отправляясь в аэропорт, он ощутил внезапный приступ дежа-вю. «Когда я был здесь в прошлый раз, я катался на водных лыжах», – подумал он. Европейские торговцы держат на Меконге плавучие дома. На мгновение он увидел себя и город таким, каким он был в дни, когда камбоджийская война еще обладала неким призрачным простодушием: шпион-виртуоз Уэстерби, впервые в жизни рискнувший встать на монолыжу, скачет, как мальчишка, по коричневой воде Меконга; его тащит на буксире скоростной катер весельчака-голландца, пожирающий столько горючего, сколько любой здешней семье хватило бы на неделю. Самую большую опасность, припомнил он, представляли полуметровые волны, которые прокатывались по реке всякий раз, когда часовые на мосту взрывали глубинную бомбу, чтобы ныряльщики из «красных кхмеров» не взорвали их самих. Но теперь река, как и джунгли, принадлежала врагу. И вскоре, завтра или послезавтра, ему будет принадлежать весь город.

В аэропорту Джерри выбросил вальтер в мусорное ведро и в последний миг, подмазав кого надо, попал на самолет, летевший в Сайгон, – истинное место его назначения. Взлетая, он подумал: интересно, кто проживет дольше – я сам или этот город?

Что касается Люка, то он вылетел в Бангкок, сжимая в кармане ключ от гонконгской квартиры Джерри-точнее, от квартиры Ганса Призывающего Смерть. Судьба распорядилась так, что ему пришлось лететь под именем Джерри, потому что Джерри значился в списке пассажиров, а все остальные места были заняты. В Бангкоке он попал на поспешно созванное совещание бюро, на котором все находившиеся в регионе сотрудники журнала были распиханы по разным углам рассыпающегося вьетнамского фронта. Люку достались Хюэ и Дананг, поэтому на следующий день он тоже вылетел в Сайгон, откуда дневным рейсом должен был отправиться на север.

Вопреки слухам, в Сайгоне они не встречались.

Не встречались они и во время поездки на север.

В последний раз они виделись в тот вечер в Пномпене, когда Джерри наорал на Люка, а тот обиделся. Таковы факты – вещь, которую, как известно, в дальнейшем очень трудно обойти стороной.