АМЕРИКАНСКИЙ ПРОФЕССОРСКИЙ КЛАСС И РЕВИЗИОНИЗМ

Брэдли Смит

Брэдли Смит — американский писатель — публицист. В 1979 г. он открыл для себя ревизионизм холокоста; первой ревизионистской книгой, которую он прочитал, была «Мистификация двадцатого столетия» Артура Бутца. С самого начала Смит интересовался вопросом интеллектуальной свободы настолько же серьезно, как и непосредственно ревизионистской аргументацией. В 1984 г., после того, как находящийся в Калифорнии Институт исторических исследований (Institute for Historical Review) сгорел в результате поджога, Смит приступил к «Проекту средств массовой информации IHR», предоставляя сотни интервью для газет, радио и телеканалов. В 1987 г. он написал книгу под названием «Признания ревизиониста холокоста». В 1991 г. Брэдли Смит основал «Проект Университетского городка», публикуя сотни прокламаций в студенческих газетах. В 2001 вышла его вторая книга «Поломай ему кости. Личная жизнь ревизиониста холокоста», основанная на собственном опыте. В течение 15 лет Смит редактирует ежемесячный информационный бюллетень «Отчет Смита» («The Smith Report»).

Добрый день. Очень рад присутствовать здесь. Сегодня я предлагаю вашему вниманию вопрос о том, как американский профессорский класс пользуется иррациональным словарем при ответах на ревизионистские аргументы, ставящие неудобные вопросы официально принятой истории о холокосте.

О том, что это решение американского профессорского класса использовать иррациональный словарь является преднамеренным решением с целью избежать общения.

О том, что целью преднамеренного стремления не входить в общение в качестве ученых ни со студентами, ни со своими коллегами, является их стремление, и весьма эффективное, защищать и лелеять университетскую среду, в которой наложено табу на любые вопросы по поводу «уникальной чудовищности» немцев во время Второй мировой войны.

О том, что вопросы об «уникальной чудовищности» немцев во время Второй мировой войны вынуждают со всей необходимостью напомнить о том, что история XX столетия должна быть переписана, а сущность роли Соединенных Штатов в этой войне и в международных делах должна подвергнуться переоценке.

Под «словарем» я подразумеваю: совокупность слов, используемых как индивидуумом, так и группой лиц, в определенной области знаний, собрание терминов или кодов, доступных для использования, запас выразительных средств.

Вы, очевидно, знаете, что в начале этого года Телеграфное Агентство Мейер в Тегеране опубликовало интервью с американским профессора Артуром Бетцем, автором «Мистификации XX столетия». Слово «Мистификации» в названии относится к обвинению немцев в том, что в течение Второй мировой войны они якобы использовали оружие массового уничтожения «газовые камеры», для убийства миллионов невиновных, невооруженных гражданских лиц, к которым, как доказывает немецкая администрация, она относилась «достаточно хорошо».

Вы, очевидно, знаете, что в том же интервью, опубликованном Агентством Меер, профессор Бутц поздравил президента Ахмадинежада с тем, что он стал первым среди государственных лидеров мира, который поставил под сомнение ортодоксальную историю о холокосте. Однако некоторые из вас могут не знать, что профессор Бутц — единственный из профессоров в американском университетском городке Соединенных Штатов Америки, и среди десятков тысяч профессиональных ученых, которыми кишат наши университетские городки, единственный, кто публично высказал свои сомнения по поводу истории с газовыми камерами и, таким образом, по поводу «уникальной чудовищности» немцев.

Профессор Бутц опубликовал «Мистификацию XX столетия» в 1976 г., тридцать лет назад. И в течение 30 лет университетское сообщество в Америке осуждает профессора Бутца и его книгу, но в течение 30 лет ни один профессиональный ученый не опубликовал ни единой статьи, ни в одном журнале, печатающем критические материалы, в которой была бы сделана попытка показать, что профессор Бутц был в чем-то неправ.

Полагаю, настал момент признавать, что я сам не профессиональный ученый. Я — любитель. Я не посещал университет. Работа, которой я занимаюсь, настолько проста, что не требует высшего образования. Вам не обязательно даже быть очень умным. Вам надо только иметь желание. Моя работа в том, чтобы находить способы убеждать американцев, и американский профессорский класс в особенности, что ревизионистских исследователей холокоста необходимо поддерживать в их стремлении публиковать свои работы обычным образом, как поддерживают всех других ученых при публикации их работ.

Что может быть более понятным? Что может быть проще?

Итак, не нужно быть гением, чтобы делать то, что делаю я.

С середины 1980-х до начала 1990-х годов я возглавлял программу, субсидированную Институтом исторических исследований, которую мы назвали «Проект средств массовой информации». Институт стал международным центром ревизионистских исследований холокоста. «Проект средств массовой информации» был задуман как долгосрочная программа, целью которой является стремление передать широкой аудитории ревизионистскую теорию посредством «живых» интервью в прямом эфире, посредством радио и телевизионных ток-шоу и новостных программ.

Эта работа должна доказать широкой общественности, что интеллектуальная свобода предполагает предоставление одинаковых возможностей тем, кто верит в рассказы о газовых камерах, и тем из нас, кто этому не верит. Я доказывал, что перспективы интеллектуальной свободы должны пролить «дневной свет» на фактический материал, независимо от того, каковы эти факты, так чтобы и верящие в холокост, и скептики одинаково ясно могли видеть: что так, а что не так.

Природа радио и телевизионных ток-шоу в Америке, и даже новостных программ не позволяет серьезной дискуссии по специфическим историческим вопросам. Двадцать лет назад почти никто в Америке не знал ничего о ревизионистской аргументации. Хозяева радио и слушатели были одинаково возмущены, когда узнали, что я предлагаю свободный обмен мыслями по вопросу о холокосте. Ответы на мои аргументы хозяев программ и слушателей сводились, в основном, к атакам на мой характер, мой интеллект и мою добрую волю. Меня обычно представляли как нечто «любопытное», как представляют животное в зоопарке, на которого можно поглазеть и развлечься.

К приходу 1990-х я появлялся «живьем» более чем в 400 интервью на радио и телевидение, проводя открытые дискуссии по холокосту. Ревизионизм становился количественно известен в Америке. Его не понимали, открыто насмехались и осуждали. Но американцы начинали прислушиваться к нему, понимать, что что-то происходит. В то же время я заслужил национальную репутацию как один из главных «антисемитов» Америки. Может быть, в мире? Какая разница, правда!

Мои еврейские друзья теперь стесняются показываться со мной в обществе. А друзья неевреи не уверены, стоит ли им показываться со мной. Появилось все возрастающее согласие по поводу того, что, возможно, просто возможно, что у меня с головой что-то не так. Терять друзей может быть очень болезненно. Но чем больше я говорил о мошенничестве в самой сути свидетельств о холокосте, газовых камерах, тем интереснее становился для меня запрет, табу, на разговоры об этом. И тем более значимым, как я осознал, было это табу.

Затем, в начале 1990-х я принял критичное решение. Вместо того, чтобы продолжать приводить ревизионистские аргументы для радио- и телевизионной аудитории обычным людям, без особых знаний истории холокоста, я запущу очерк-рекламы, или прокламации, в студенческие газеты в университетских городках. Я должен перенести свою работу непосредственно в логово тигра. Прямо туда, где, как я понял, профессиональные ученые ждали возможности съесть меня живьем.

Мой сотрудник по первому очерку, человек который выполнял самую сердцевину работы, был воспитан мусульманином. Ни он, ни я сам, теперь не придерживаемся религии, мы оба «светские», но то, что этот краеугольный камень ревизионистской публицистики был написан в соавторстве мусульманином и христианином — интересная и вдохновляющая ирония. Мне кажется, я впервые говорю об этом публично.

Я опубликовал свой первый полностраничный ревизионистский очерк-рекламу в «The Daily Northwestern», Северо-Западном ежедневнике, студенческой газете Северо-Западного университета вблизи Чикаго. Это произошло 4 апреля 1991 г. Он был озаглавлен «Холокост: сколько в нем лжи?» Текст содержал около 2700 слов. Впервые в американском университетском городке, основные ревизионистские аргументы, бросающие вызов ортодоксальной истории о холокосте были отмечены университетской публикацией. Каждое наблюдение, котороемы делали, отражало банальный ревизионистский аргумент. Но ни один студент никогда не читал подобных аргументов, и ни один профессор никогда не обсуждал ничего подобного. В этих статьях-рекламах мы сообщали нашим читателям следующее:

Нельзя доказать, что государство Германия проводило политику, направленную на уничтожение европейских евреев, или кого-либо еще, подвергая их смерти в газовых камерах или умерщвляя их вследствие злоупотреблений или по небрежности.

Нельзя доказать, что 6 миллионов евреев «были уничтожены» в течение Второй мировой войны.

Нельзя доказать, что газовые камеры существовали в каком-либо лагере в Европе, находящимся под немецким управлением.

Нельзя доказать, что ужасающие картины мертвых и изможденных заключенных, снятые кинохроникой в Дахау, Бухенвальде и Берген-Белсене, — это жертвы преднамеренных убийства и организованного голода.

Нельзя доказать того, на что претендует лобби холокоста, что были «тонны» захваченных немецких документов, подтверждающих массовое убийство евреев и других лиц в смертоносных газовых камерах.

Нельзя доказать, как было предъявлено во время судов по военным преступлениям, что евреев якобы варили для приготовления мыла из их жира, или снимали с них кожу, чтобы делать из нее абажуры.

Нельзя доказать, что во время войны Красный Крест, папа, гуманитарные агентства, союзнические правительства, нейтральные правительства, и такие выдающиеся фигуры, как Рузвельт, Трумэн, Черчилль, Эйзенхауэр, знали о «газовых камерах» и тем не менее не беспокоились по этому поводу.

Через неделю после нашей первой публикации, появившейся в «Ежедневнике Северо-Запада», студенческая газета напечатала письмо из 1250 слов профессора истории и немецкого языка из этого университетского городка. Его зовут Питер Хайес. Он читал курс по изучению холокоста. Он все еще преподает этот курс. Если хоть один человек в Северо-Западном университете был способен оспаривать какой-либо из наших аргументов, то профессор Хейес был этим человеком. Это стало этапным моментом для ревизионизма. Впервые ревизионистский текст о реальном холокосте был опубликован в университетской печати, и впервые, таким образом, профессиональные ученые имели возможность публично продемонстрировать, что хотя бы один ревизионистский аргумент был неверным и почему неверным.

Профессор Хейес тем не менее не адресовал нам никаких своих взглядов, касающихся существа нашей публикации. Он проигнорировал опубликованный текст в скромной колонке «Только послушайте» в студенческий газета, обвинив меня в «манипулировании» «обмане» «искажении» «невежестве» «запугивании» «неприличии» «мошенничестве» «двуличии» «предвзятости» «безвкусии» «запугивании» подобных ему академиков, «продажной конспирации» «неправдоподобиях» и «дезинформации».

Когда я прочитал ответ на наш текст этого профессионального ученого и лектора по холокосту крупного университета, я впервые понял, что этот самый профессорский класс в Америке и разработал концепцию использования иррационального словаря при своем осознанном решении «не связываться» со студентами или коллегами по поводу ревизионистских аргументов, независимо от того, насколько просто они не были бы представлены. А для того, чтобы прервать любую возможность установления подлинной обратной связи, они используют словарь нападок и оскорблений.

Если в течение 1990-х профессора Хейес должен был бы доказывать, что он был исключением из правил, его выступление в «Ежедневнике Северо-Запада» не заслуживало бы внимания. Но это был не тот случай. Он продемонстрировал правило, а не исключение из него.

В течение всех 1990-х я запускал подобные прокламации в студенческих газетах в сотнях университетских и относящихся к колледжам городках из конца в конец Америки. Обычно каждый академический год я писал новый текст. Реакция профессорского класса на эти тексты, год за годом, была в значительной степени одинаковой. Содержание текстов игнорировали, но на них обрушивались оскорбления, истерия и инсинуации иррационального словаря. На протяжении всех 90-х. И это примечательно.

За редкими исключениями из этих правил, обычно все было написано студенческими редакторами. Никто не спорил, что якобы какой-то конкретный ревизионистский аргумент не был надежным, но большое количество подобных откликов доказывало, что обсуждение холокоста должно быть открытым для свободного обмена мыслями, подобно любому другому историческому вопросу.

Теперь мы переходим к 2006 г. в этой очень затяжной, но определенно запутанной истории официального холокоста. Последующие эпизоды продемонстрирует, что американский профессорский класс все еще привержен иррациональному словарю, то есть, преднамеренному решению не ввязываться в обсуждение вопросов о холокосте.

Итак, мы снова окажемся в Северо-Западном университете.

1 февраля 2006 г. Телеграфное агентство Меер сообщало, что, вслед за международной шумихой, возникшей в ответ на заявление президента Ирана Ахмадинежада о том, что холокост — это «миф», Меер взяло интервью у Артура Р. Бутца, автора «Мистификации XX столетия».

Вкратце вот что сказал профессор Бутц Агенству Меер: «Предполагаемой резни миллионов евреев немцами во время Второй мировой войны не было. Заявления об уничтожении евреев правильно характеризуются как мистификация, то есть как умышленно изобретенная ложь. Мистификация имеет сионистское происхождение и мотивацию».

Профессор Бутц отметил, что в течение лет, прошедших после публикации его книги в 1976 г., были получены два результата, которые он не предусмотрел:

Западные страны предпринимали массовую репрессию ревизионизма, включая тюремное заключение за интеллектуальные преступления тех, кто сомневался в этой истории. Признание «холокоста» на Западе превратилось в то, что можно интерпретировать только как религиозное по своей сути явление. Профессор Бутц поздравил президента Ахмадинежада с тем, что он стал первым главой государства, который внятно и ясно заявил о своей позиции по этому вопросу, и выразил свое сожаление лишь о том, что это сделал не глава западного государства. Он написал, что не может быть «никаких сомнений в том, что я подписываюсь под замечаниями президента Ахмадинежада в этом вопросе».

Об интервью Агентства Меер с професором Бутцем сообщалось по всему миру. Я подумал: наконец-то, профессор Бутц и президент Ирана. Динамичный дуэт. Найдется, несомненно, несколько представителей профессорского класса в Америке, или, по крайней мере, в Северо-Западном университете, которые могут здраво посмотреть на профессора Бутца и его «Мистификацию XX столетия».

Увы! Я безнадежный романтик.

6 февраля президент Северо-Западного университета Генри С. Бинен выпустил заявление об интервью Агентства Меер с профессором Бутцем. Президент Биенен не сказал ничего о каком-либо конкретном факте, о котором писал профессор Бутц в интервью с Меер, на своем вебсайте или в «Мистификации XX столетия».

Президент Бинен, принимая преднамеренное решение не вступать в общение, написал лишь, что мнение профессора Бутца является «предосудительным» и «презренным оскорблением всех приличных и не лишенных чувств людей».

9 февраля Отдел религии Северо-Западного университета опубликовал письмо, в котором не коснулся ни одного из фактов, о которых писал профессор Бутц. Но Отдел религии обвинил профессора Бутца в «мошенничестве» «вранье» «злоупотреблении» «полной ненависти словах» «фальшивых данных» и «нравственном и интеллектуальном падении».

20 февраля шестьдесят один член факультета Северо-Западного университета Отделения электротехники и электроники, собственного отделения Бутца, опубликовал письмо с осуждением его. Ни один из этих профессиональных ученых не затронул ничего из написанного когда-либо профессором.

Его коллеги по отделению написали, что они «полностью отрицают» и «осуждают» профессора Бутца. Они считают его «чрезвычайным позором» для своих коллег, что его взгляды являются «оскорблением их человечности» и считают его «не отвечающим стандартам, предъявляемым ученому». Они «отрекаются» от него и настаивают на том, чтобы он покинул отделение. Это были его собственные коллеги.

Еще более беспокоящий, я хочу сказать, еще более отвратительный факт, это то, что хотя в Северо-Западном университете тогда работало около 1800 профессиональных ученых, ни один из них не встал, чтобы публично заявить, что «Мистификация XX столетия» профессора Бутца должна быть изучена прежде, чем подвергать ее осуждению, что хотя бы одна статья должна содержать рецензию на его книгу после 30 лет проклятий, и она должна быть опубликована в критическом журнале, в котором профессору Бутцу было бы предоставлено право ответить на критику.

Ни шанса. Мы здесь говорим об американском профессорском классе. Он терпит моральный крах в этом вопросе и не обладает достаточным характером, чтобы видеть это воочию.

В 2006 г., через тридцать лет после ученой публикации ревизионистами холокоста, профессорский класс в Америке топчется на одном месте в отношении ревизионистских исследований холокоста. Он умышленно не показывает, где ревизионистские исследования неверны, из опасения получить в ответ то, на что он не рассчитывал, что ревизионистская ученость окажется правой. Он все еще использует словарь иррациональности, чтобы избегать всякого здравого общения, связанного с ревизионистскими аргументами.

Будучи не в состоянии обсуждать тему холокоста, используя рациональный словарь, профессорский класс одинаково не в состоянии объяснить американцам и ценность союза США с Израилем.

Две стороны одной медали.