"Тающий человек" - читать интересную книгу автора (Каннинг Виктор)

Глава первая

Я сидел у окна, закинув ноги на подоконник, и наблюдал сверкание уличной жизни. Вообще-то, она не очень сверкала. Водитель такси читал утренний выпуск “Ивнинг Стэндард” и курил сигару. Несколько рано покинувших родные платаны листьев исполняли под аккомпанемент ветра танец дервишей. В огромной голубой простыне медленно продвигался представитель Западной Африки. Его большое лицо озаряла двухсотпятидесятиваттная улыбка, которая могла являться следствием только трансцендентальной медитации или удовлетворительного пополнения его гарема. Служащий дорожной полиции выписывал штраф владельцу “Мини-Остина” за парковку на запрещающей линии. По другой стороне улицы шли две девушки: одна — блондинка с лицом, при виде которого у Боттичелли вылезли бы из орбит глаза, вторая несла приемник и лизала мороженое. Носильщик надраивал свою бляху. В водосточном желобе голубь пытался затеять драку с парой воробьев. Два бизнесмена спешно направлялись в сторону Трафальгар Сквер, в цилиндрах, с дипломатами и зонтиками наготове.

Я устал от уличного маскарада и посмотрел на свои ноги. По замшевым туфлям давно следовало хорошенько пройтись щеткой. Зеленые носки явно не подходили к моему темному костюму. Но меня это не трогало. В это время года меня почти ничего не трогает. Перед отпуском меня всегда посещает летаргия и небрежность. Через пять дней я буду отдыхать. Нужно подзарядить батареи. Я подумал, что очень скоро мне придется решить, куда я еду.

Позади меня открылась дверь. Я не стал оборачиваться. Я знал, что это Уилкинз, Хильда Уилкинз: тридцать пять, старая дева, ярко-рыжие волосы, честные голубые глаза, даже слишком честные, толстая твидовая юбка, простая белая блузка, мешковатый серый кардиган — мой партнер и наше партнерство незыблемо. Ей мало что нравилось во мне. Иногда я спрашивал себя, почему она продолжает работать со мной. Конечно, не из-за жалования.

— Я еду в банк, — сказала она.

Я повернулся к ней.

— Класть или снимать?

— Снимать, — сказала она. — Я переключила конторский телефон через вас.

— А я и не предполагал, что там есть что снимать.

— Немного. Вы решили, куда вы едете?

— Нет. Ни вместе с кем я еду. Или следует сказать просто “с кем”?

Она фыркнула и направилась к двери. Хильда была невысокого мнения о моих моральных принципах и грамматике.

— Я подумал о “Гритти Пэлас” в Венеции, — сказал я.

Она тоже немного подумала.

— А почему бы и нет... если вы собираетесь провести только одну ночь? Вам все же лучше поехать к вашей сестре в Хонитон. Бесплатное питание.

— Да, это мысль. Девонширские сливки и сидр, ломти бекона, яичница, потроха, пудинг, жареная свинина, отварная говядина и пельмени... Да, мне нужно набраться сил.

Она пристально посмотрела на нижнюю пуговицу моего жилета и заявила:

— У меня не создается такого впечатления.

Хильда ушла, а я посмотрел на пуговицу. Возможно, она была права. Последнее время я вел сидячий образ жизни. Я посмотрел на календарь на противоположной стене и, так как больше заняться мне было нечем, попробовал определить, сколько осталось дней для рождественских покупок, но у меня ничего не получилось.

Зазвонил телефон. Я подождал немного и поднял трубку.

— Карвер и Уилкинз. Чем могу вам помочь?

Мужской голос официально произнес:

— Я хотел бы поговорить с мистером Рексом Карвером.

— Подождите минутку, я посмотрю, на месте ли он, — сказал я.

Я отложил трубку и зажег сигарету. Наша контора была очень небольшой, только Уилкинз и я, и незначительная помощь со стороны в периоды напряженной работы. Однако никогда не мешало создать впечатление большой организации. Да и долгие годы работы наделили меня шестым чувством, всегда позволяющим безошибочно определить по телефону нового клиента. Но я собирался в отпуск и не хотел ввязываться в какие-либо дела, связанные с обнаружением какой-нибудь утерянной мелочи или махинациями со страховкой, или носиться в поисках какого-либо мужчины или женщины, не желающих, чтобы их нашли.

Я взял трубку.

— Извините, но мистер Карвер не может сейчас подойти к телефону.

— Вы хотите сказать, что его нет на месте? — Его вопрос прозвучал так, словно он не привык, чтобы кого-либо, кто ему нужен, не было на месте.

— Боюсь, что да. Он вышел.

— Тогда не передадите ему пару слов?

— Конечно.

— Скажите ему, что звонил секретарь мистера Кэвана О'Дауды. Машина мистера О'Дауды заедет за ним сегодня в три часа дня. Я думаю, было бы желательно, чтобы он захватил с собой все необходимое для небольшого путешествия.

Я спросил:

— А мистер Карвер знает об этом?

Голос произнес слегка раздраженно:

— Конечно, знает. Иначе я не стал бы звонить и подтверждать это. Машина будет у его конторы в три часа. Благодарю вас.

Щелчок, и голос пропал.

Интересно. Но не настолько, чтобы заставить меня подняться и заняться поиском О'Дауды в телефонном справочнике Лондона. Мне нужен был отдых, а не работа. Но заметьте, мне также нужны были и деньги. Мне они всегда нужны, и иногда, когда эта нужда была особенно острой, меня не очень волновали пути их получения. Но в тот момент, так как на моем банковском счету кое-что лежало, мне нужен был отдых по полной программе. Я сидел и перебирал в уме все места, куда бы я мог поехать. У меня был друг, который уехал на Мальту из-за некоторых налоговых моментов. Но это означало бы путешествие на яхте, а я терпеть не могу возиться с парусами. Коста Брава? Рыба и чипсы, ужасное гаспаччо и еще более ужасное пение фламенко. Биарриц? Тихий городок времен Эдуардов... Только все в прошлом. Сейчас это большой, суетливый и шумный город, улицы которого забиты “Ситроенами”, а стоит только вступить в дюны, как Атлантика сразу начинает бросать тебе в лицо пену и песок. Что-нибудь тихое рядом с Каннами? Возможно, это будет приятно — покой, уединение и полная расслабленность, утреннее потягивание красного вина под увитым виноградом деревом, чтобы прийти в себя после вечернего периода. Замечательно, все, кроме уединения. Мне все же придется найти себе компаньона. Я почти собрался с силами, чтобы дотянуться до своей записной книжки, лежащей в ящике стола, как зазвонил телефон. Я изменил направление движения руки и взял трубку.

— Я вернулась, — доложила Уилкинз.

— Хорошо. Без тебя контора стала совсем другой. — Не дождавшись ответа, я спросил: — Ты не договаривалась о моей встрече с неким мистером О'Даудой?

— Нет.

— У-гу. Тогда все.

Я положил трубку и забыл о своей записной книжке. Так или иначе, у них у всех найдутся уважительные причины. Конечно, я мог бы попробовать что-нибудь новое. Возможно, круиз, если удастся взять билет. Нет. Они все там чертовски приветливые, эти дневные прогулки по палубе, игры в кольца и настольный теннис, и смешные одежды. И, тем не менее, все эти недотроги будут влет сбиты морскими офицерами. Форме и черному морскому загару противопоставить нечего.

Зазвонил мой личный телефон. Сделав усилие, я поднес трубку к уху.

— Карвер слушает.

Веселый, грохочущий голос пахаря, принадлежащий Миггзу, оглушил меня.

— Как дела, старина? Ты уже месяц не разминал у меня кости. Готов спорить, что все твои связки и мышцы за плыли жиром, в противном случае, я — болван.

— Иди, продолжай накачиваться.

— Ни в одном глазу. Такая работа. Но приходи, и мы пропустим по стаканчику. К тому же, у меня кое-что есть для тебя.

— Все, что у тебя есть, оставь себе. Но выпить я приду... если мой геморрой позволит.

В приемной Уилкинз вязала что-то из желтой шерсти гадкого оттенка и разгадывала кроссворд в “Хейли Телеграф”.

— Пойду, зайду к Миггзу, — сказал я.

Она посмотрела на меня и сказала:

— Не забудьте пообедать. А почему вы спросили меня о Кэване О'Дауде?

— Я не говорил, что его зовут Кэван.

Она кивнула на блок аппаратуры на столе.

— Я оставила включенным магнитофон.

— Знаешь его?

— Слышала о нем. Он...

— Не трудись рассказывать мне. В настоящий момент меня волнует только одна проблема. Куда поехать отдыхать.

Я потянулся и вышел.

Я спустился по лестнице и остановился в дверях, обозревая Нортумберленд Авеню. Слева от меня, на некотором удалении, на своей колонне стоял Нельсон, повернув невидящий глаз навстречу атаке голубей и скворцов. Справа медная дощечка с надписью “Карвер и Уилкинз” явно нуждалась в чистке. Раньше там было только мое имя, пока в один из крайне неудачных годов Уилкинз не настояла на освобождении старой чайной банки, стоявшей на камине у нее дома (она жила вместе с отцом, ушедшим на пенсию корабельным стюардом и неутомимым, хотя и не очень удачливым, игроком на лошадиных бегах) и не пришла на помощь с таким видом, который вызвал у меня даже двухсекундную вспышку благодарности. Ничего ей не говоря, я поменял дощечку. Оценив ее настоящее состояние, я понял, что очень скоро кому-то хорошо намылят голову за все это.

Я направился к Миггзу. Для человека в подобном моему апатичном состоянии это был нелегкий труд, но я собрался на все триста пятьдесят метров.

За гаражом Миггза находился его спортзал. Его цены кусались, но желающих было хоть отбавляй. Одно время Миггз служил сержантом в спецназе. Поработав с ним в паре, даже хорошо подготовленный человек обнаруживал, что у него болят с десяток мышц, о существовании которых он и не догадывался. Для спецклиентов — а таких у него были единицы — он проводил курс занятий по безоружному бою, включавший несколько очень интересных способов быстрого и бесшумного убийства людей.

Когда я добрался до Миггза, он заканчивал занятия, поэтому я прошел в его контору, сел и стал тихо ждать. Вскоре он появился, с красным и блестящим после душа лицом, взглянул на меня и произнес:

— Боже мой, юноша в теле старика. Позволь мне записать тебя на десяток занятий. Для тебя — особые расценки.

— Мне и так хорошо. Мне нравится набирать вес к сентябрю. За зиму весь жир уйдет. Так медведи делают. Так как насчет выпить?

Он открыл буфет и достал виски.

Мы сидели и пили, и он печально качал головой по моему поводу, а его глаза разочарованно ощупывали меня, словно он был скульптор, а я — его первый глиняный греческий атлет в натуральную величину, который не получился везде, где только было возможно.

— Работа — как раз то, что тебе нужно. Но прежде чем ты возьмешься за дело, походи сюда несколько дней.

— Отдых — вот, что мне нужно... и я буду отдыхать.

— Отдых подождет, а хорошие деньги не будут. Ты возьмешься за это дело. К тому же, там можно много срубить на стороне. Ты же это любишь, правда? Этот коротко стриженый мерзавец имеет явно больше того, с чем он знает как управляться, но это не значит, что он разбрасывает деньги на ветер, не удостоверившись в их возвращении. Эти миллионеры все такие.

— Что я люблю, — сказал я, — так это людей, которые не говорят загадками, а также больше виски к моей содовой.

Я подтолкнул стакан к нему и он выполнил мою просьбу.

— Разве ты не получал мое послание?

— Нет.

— Я звонил вчера вечером твоей миссис Мелд и передал его ей.

— Сегодня понедельник. На выходных я был в Брайтоне и приехал прямо в контору утренним поездом. Я так понимаю, ты пытаешься организовать мне работу?

— Уже организовал. Он сказал, что пришлет за тобой машину сегодня в три.

— Слишком самоуверенно.

— Нет, когда это — миллионер. Его сын был убит в Италии у меня на глазах. Он всегда очень трепетно относился ко мне и доверяет мне все свои автомобильные дела. Он покупает машины у “Джек Баркли”, а это настоящее сумасшествие, сплошные “Роллсы” и “Бентли”, а он иногда меняет машины по четыре-пять раз в год. Вчера я пригнал ему “Фейсл Вегу” — он хочет подарить ее своей дочке на день рождения.

— Я всегда мечтал о папе-миллионере. Что ты думаешь об Ирландии в плане отдыха?

— Ничего. Все эти бары, которые они называют перворазрядными и которые на деле оказываются комнатушкой размером с половину бакалейной лавки с одним столом и тремя стульями. А их идиотское отношение к погоде. Выходишь из отеля под проливной дождь с ветром, а швейцар говорит: “Прекрасный сегодня день, сэр”. К тому же я не люблю “Гиннесс” и “Джон Джеймсон”.

— Тогда Ирландия отпадает.

— Поэтому берись за работу. Я сделал тебе хорошую рекламу. Честен, надежен, неустрашим и благоразумно осторожен. Быстр и решителен в сложных ситуациях, находчив, презирает все опасности.

— Великолепно. Добавь сюда пару крыльев и я — Бэтмэн. Я полагаю, ты говоришь о неком мистере Кэване О'Дауде?

— А я разве не сказал?

— Нет. Но можешь не трудиться. Мне не нужна никакая работа. Я еду отдыхать.

— Ты берешь эту работу.

— Какую именно?

— Кто-то украл один из его автомобилей.

Я рассмеялся. И любой человек из Скотланд-Ярда сделал бы то же самое. К настоящему моменту она была уже раскурочена, номер на двигателе перебит, коробка передач заменена, номерные знаки поставлены другие, перекрашена и выставлена с поддельным паспортом на продажу на каком-либо автомобильном рынке; или брошена где-нибудь под Хэкни, после того, как пара проходимцев попользовалась ею для своих дел. Я сказал:

— Об этом пусть беспокоится полиция. Хотя я не думаю, что они возьмутся за это с охотой.

— Есть еще один момент. Ее украли не в Англии.

— А где?

— Где-то за границей. Он не сказал. И я думаю, что на самом деле его волнует не машина, хотя он всячески старался это не показать.

— Мне не нужна работа. В сентябре я всегда беру отпуск.

— Поезжай и переговори с ним. В конце концов, я сказал, что ты возьмешься за это дело, а если я подведу его, он может передать свои автомобильные дела кому-нибудь другому.

— Я бы расплакался, если бы не знал, что ты врешь.

— Встреться с ним. Если ты отошьешь его, все в порядке. Но я разрекламировал тебя просто потрясающе. Там была его дочка, та с “Фейсл Вегой”, и ты бы только видел, как заблестели ее глаза, когда я рисовал твой портрет. Хотя, должен признаться, я полагал, что ты находиться в лучшей форме. И тем не менее...

— Спасибо за виски. — Я потянулся к двери.

— Ты уходишь?

— Да, пообедать. Мне было дано указание не забывать об этом.

— Ты меня разочаровываешь.

— Временами я сам себя разочаровываю. Но мне нужен отдых. Иногда человек просто должен куда-нибудь уехать.

— Зачем?

— Я пришлю тебе открытку и все объясню.

Я вышел.

Такие вот дела. Человеку всегда следует знать, что он хочет делать и, по возможности, почему он хочет делать это. А что я не хотел делать, так это искать украденную машину. Пусть О'Дауда покупает себе другую. А если к украденной машине прилагалось еще что-то, пускай это беспокоит кого-нибудь другого. Для этого существует Скотланд-Ярд, Интерпол и им подобные. Да, одиннадцать месяцев в году я работаю, если есть работа, но приходит сентябрь, сезон туманов и спелых и сочных плодов, и я беру отпуск.

Но не в этот сентябрь.

В четыре часа того же дня я сидел в “Роллс Ройсе”, скользящем, как горячий нож по маслу, по автостраде А21 в направлении Суссекса.

Объяснение было очень простым и очень человеческим. У Херрика, конечно, были строки на этот случай, не только потому что он угадал ее имя, а потому что он, как и я, был девонширцем, а девонширцы, в противоположность школе мыслителей “от сохи”, — большие романтики, особенно когда дело касается шелеста шелков идущей женщины, приятного и мягкого строения ее одежд... и в завершении очень сильная строчка: “...О, как этот блеск пленит меня!” Он пленил меня ровно в двадцать секунд.

Без двух минут три я сидел, закинув ноги на стол, и читал августовский номер “Криминалиста” — почему-то издательство “Форензик” всегда присылало мне бесплатные номера. Я уже полностью погрузился в редакторскую статью, посвященную особенностям пыли, когда уставшим горном загудела внутренняя связь и Уилкинз сказала:

— За вами пришла машина мистера Кэвана О'Дауды.

— Отошли ее обратно. — Я отключился.

Анализ обычной домашней пыли, читал я, выявляет наличие в ней целого ряда таких веществ, как окись кремния, оксиды алюминия и железа, окись магния, известь, оксид титана, щелочи...

Снова раздался гудок.

Уилкинз сказала:

— Шофер мистера О'Дауды хотел бы поговорить с вами.

— Скажи шоферу мистера О'Дауды, — сказал я, — что я не договаривался о поездке к его хозяину. Скажи ему, если его интересуют личные подробности, что мне не нужна работа. Мне нужен отдых. Скажи ему...

Уилкинз отключилась, без сомнения, испугавшись, что последуют более яркие выражения.

Через три секунды дверь в мою комнату открылась. Я поднял голову, и это, конечно, было смертельно. Удар был нанесен прямо промеж глаз.

Секунду-другую она молча смотрела на меня, пока я моргал, пытаясь отделаться от блеска в глазах. Затем она закрыла дверь и медленно прошла к столу. Ее одежда по-настоящему струилась, даже с присутствовавшим в ней очень приятным моментом маленького беспорядка. Это даже скорее был только намек на него. На ней было серое шелковое платье с крошечными золотыми и серебряными прожилками, на которых при каждом ее движении изгибались и вытягивались лучи света. Если вы можете представить платье, сшитое из воды с играющими на ней золотыми и серебряными солнечными зайчиками, то мне не нужно больше ничего говорить. В самом низу выреза на груди был маленький изящный бантик, похожий на готовую вспорхнуть бабочку.

Она сказала:

— Что все это значит? Я проделала такой путь до Лондона специально за вами.

Сделав усилие, я произнес:

— Если вы — шофер мистера О'Дауды, то на вас прекрасная униформа.

— Не будьте болваном. Я — его дочь Джулия.

Я встал. Я не стал бы этого делать перед шофером, но дочь миллионера — совсем другое дело. И даже если бы она не была дочерью миллионера, я бы все равно сделал это. Ей было немногим за двадцать, у нее были черные как воронье крыло волосы и ярко-вишневые губы. Ее лицо покрывал приятный загар, ее темные глаза смотрели вызывающе независимо, а приятно подчеркнутый подбородок предполагал наличие в ее характере такой черты, как упрямство. Ее лицо было красивым, немножко цыганским, но исполненным самоуверенного великолепия.

Она была выше меня, но меня это не беспокоило. Хорошая вещь в любом виде хороша. Я продолжал стоять, дрожа как пойнтер, ожидающий команды к началу охоты.

Она сказала:

— Красивое платье, не правда ли? Жак Фат.

— Не могу оторвать от него глаз, — сказал я. — Я — Рекс Карвер.

В ответ на мой упорно продолжающийся идиотизм она слегка подняла глаза и сказала:

— Я знаю. Но вы не совсем соответствуете тому описанию, которое дал Миггз. Кое-где смазаны грани.

— Осенью, — сказал я, — я всегда начинаю немного распадаться. Мой лучший месяц — май.

Она посмотрела на свои часы — я заметил мягкое поблескивание бриллиантовой оправы — и заявила:

— Я не могу ждать, да и мой отец тоже. Вы едете или нет?

— Я предполагал, — промямлил я, — поехать отдыхать.

— Вы выглядите так, — сказала она, — что вам, возможно, и нужен отдых. Я скажу отцу, что вы не можете ничем помочь. — Она повернулась к двери.

Я пересек комнату и взял свою дорожную сумку.

— Вы явно пытаетесь меня обидеть, — сказал я. — Но мне все равно. С вами я поеду куда угодно. — Я широко улыбнулся ей. Это стоило определенных усилий, но я подумал, что дело того стоит. — Джулия О'Дауда. Замечательное имя. Дикая ирландка с развевающимися под свистящими порывами ветра волосами и...

Она пошла к двери, говоря:

— Я — его падчерица. Меня зовут Джулия Юнге-Браун. И в машине вы сядете на заднее сидение. Я не люблю, чтобы на моем колене лежала чья-то рука, когда я веду машину. Хорошо?

— Хорошо, — сказал я.

Я покорно последовал за ней к выходу. Уилкинз посмотрела на меня с деревянным выражением лица.

Я сказал:

— Следующий раз, когда ты будешь использовать слово “шофер” в телефонном разговоре, называй пол. Меня уводят в рабство.

Джулия, идущая впереди, засмеялась. Это был замечательный звук, словно быстрый ручеек пробежал по камням.

Уилкинз сказала:

— Я позвоню миссис Мелд и скажу, что вы не вернетесь сегодня.

Это была не “Фейсл Вега”, а большой черный “Роллс”, немного походивший на катафалк и такой же тихий и спокойный на заднем сиденье как траурный зал. Рядом со мной, зажатая в серебряном кронштейне, находилась труба, ведущая в водительский отсек.

Когда мы проезжали по Вестминстер Бридж, я посвистел в трубу и сказал: — А что случилось с настоящим шофером?

Приставив к трубе ухо, я получил ответ:

— С Тишем? Он на рыбалке с моим отцом. Отчимом.

— Что там с этой украденной машиной? — спросил я.

— Что-то связанное с Зелией. У нее всегда что-то случается.

— Зелия?

— Моя сестра. Вам все расскажут.

— Куда мы едем?

— В Суссекс. Рядом с Седлзкомбом. Вы как раз успеваете к вечерней зорьке.

— Вечерней что?

Она проскочила между автобусом и бензовозом и затем сказала:

— Перестаньте разговаривать. Там на полочке перед вами есть журналы.

Я поковырялся немного и опустил полочку. Там были последние номера “Вог”, “Филда”, “Иллюстрейтид Лондон Ньюс”, “Плейбоя” и “Ривалля”. А также наполовину опустошенная коробка с сигарами “Боливар Пети Коронас”. Я закурил сигару и откинулся на сиденье с “Плейбоем”.

Когда мы выехали из города, она погнала машину так, словно жалела, что бог не дал ей крылья, и втайне надеялась, что если она поедет достаточно быстро, то машина, возможно, и взлетит. Любой, ехавший в машине, может быть, и не услышал бы тиканья часов в тишине, но он бы точно услышал, как мое сердце бьется о мое нёбо. Я начал сожалеть о своем поспешном решении. Симпатичная цыганка заходит в твою контору в платье от Фата, которое стоит почти столько же, сколько выкуренные тобою за год сигареты, вызывающе смотрит на тебя и вот ты, отбросив все благие намерения, снова за работой, вместо того чтобы отдыхать.

Я не пытался следить, куда мы едем. Но вся дорога заняла часа полтора. Наконец, мы свернули с шоссе, проехали через главные ворота парка, столбы которых были украшены каменными гончими псами, каждый из которых держал щит. Я не смог разобрать девиз на щитах, потому что мы ехали слишком быстро. Затем мы проехали около километра по парку. Впереди я увидел массив загородного особняка, но не успел хорошенько рассмотреть его, так как мы свернули с главной парковой дороги и поехали по боковой, между буками и елями, под которыми росли грязные, неприятно влажные на вид рододендроны.

Мы миновали деревья и боковая дорога закончилась большим круглым пространством для удобства разворота машин, за которым возвышался поросший травой вал.

Джулия развернула машину и остановилась. Пока я вылезал и подходил к ее двери, она продолжала сидеть на месте.

— Бодрящая поездка, — сказал я. — Тоник для нервной системы. Когда вы будете ставить ее в конюшню, хорошенько пройдитесь по ней щеткой и дайте ей горсть овса. Но не давайте ей пить какое-то время. Как-нибудь вы можете вывезти меня на “Фейсл Веге” и мы действительно хорошо проведем время.

Она задумчиво посмотрела на меня сверху вниз, а потом снизу вверх, словно я был предметом антикварной мебели, высоким комодом на ножках или чем-нибудь подобным, который, как она считала, может ей подойти, и затем сказала:

— В вас есть что-то. Совсем немного, и я боюсь, вы слишком много ставите на это что-то.

— Просто давно не было практики. Все, что мне нужно, — это несколько дней на свежем воздухе. Так где папа?

— Папа — это тот человек, с которым вам нужно быть чертовски любезным.

Я вдруг понял, что сорвало меня с уютного конторского кресла. Она была человеком, с которым можно обходиться и так, и так. Обойдись с ней неправильно, погладь ее против шерсти и перед тобой будет если не враг на всю жизнь (всегда надеешься на лучшее), то человек, который вычеркнул тебя из своей памяти. Но поведи себя с ней правильно, прикоснись к ней умелой, искусной рукой мастера, и тебя ждет усыпанный звездами карнавал. Но на это нечего было надеяться, пока не достигнешь пика своей формы.

Я подмигнул ей.

— Я уже имел дело с миллионерами. С ними легко, когда даешь им знать, что ищешь именно их деньги. Так где он?

— Наверху. Позвоните ему. Можете оставить свою сумку. Я отвезу ее в дом.

Она завела мотор.

Прежде чем машина тронулась, я спросил:

— А за что вы не любите своего неродного папу?

И тут я впервые получил, прямо и сполна: холодный взгляд темных глаз, явившийся следствием удивления, которое ей не удалось полностью скрыть.

Она нажала на педаль газа и “Роллс” стал удаляться от меня вдоль буковой аллеи.

Я закурил и поднялся по каменным ступеням на вал. Вал оказался дамбой, поросшей травой с одной стороны и облицованной бетонными плитами с другой. По ее верху шла коротко подстриженная дорожка. За дамбой простиралось искусственное озеро площадью примерно акров в тридцать. Вокруг озера росли сосны, а его дальний берег подпирал холм, усыпанный большими дубами. На этом дальнем берегу, у левого края дамбы располагались эллинг и пирс, который метров на двадцать врезался в озеро. В центре озера я увидел лодку, в которой находились два человека.

Я пошел по дамбе к пирсу. Пара голубей пронеслась над соснами, откуда-то из-за буков донесся голос фазана, утиный выводок поднялся с прибрежной отмели у дальнего конца озера. Место было красивым и, судя по дамбе, эллингу и пирсу, все это было сооружено недавно. О'Дауде это, должно быть, влетело в копеечку. Замечательно, подумал я, когда ты не можешь поехать на рыбалку в Ирландию или Шотландию, ты организуешь ее прямо рядом с домом.

Я прошел мимо эллинга на пирс. У пирса был пришвартован фиберглассовый катер с подвесным мотором. На конце пирса находился вертикальный деревянный шест, похожий на маленькую виселицу, на котором висел большой медный колокол. Я пару раз качнул его язык и по озеру прокатился звон. Я сел на край пирса, свесил ноги и стал ждать, пока подойдет лодка.

Двое в лодке не обратили на меня никакого внимания, хотя они, наверняка, слышали звон. Я продолжал сидеть, докуривая сигарету. Они слышали, они подгребут, когда будут готовы. Одну вещь невозможно сделать — поторопить миллионера. Если я возьму работу, решил я, я накину пять процентов за ожидание. Ондатра лениво выплыла из-под пирса и направилась к клумбам ирисов на берегу. Неподалеку от дамбы ласточка спикировала к воде и оставила на ней круг, напоминающий те, которые производит поднимающаяся к поверхности форель. Метрах в тридцати над соснами не спеша пролетела цапля с вытянутыми назад ногами — настоящая старая птичья аристократка. День был замечательный: солнце, облака, легкий ветерок, оставляющий на воде небольшую рябь. На озере один из рыбаков сделал пробный заброс, и солнце заиграло на мокрой лесе. Ожидание не тяготило меня, оно отвечало моему настроению. Я был почти в полном согласии с миром.

В следующее мгновение я чуть было не лишился всего этого.

Две вещи случились, как мне показалось, совершенно одновременно. Винтовочный выстрел и удар пули, вошедшей в колокольный шест сантиметрах в семи над моей головой. Отколовшаяся от шеста щепка пролетела мимо меня и стала опускаться на воду. Она еще не коснулась поверхности воды, а я уже бежал к эллингу — ближайшему укрытию.