"Книги Великой Альты" - читать интересную книгу автора (Йолен Джейн)

ПОВЕСТЬ

– Что она сказала? А ты? – жадно выспрашивала Пинта, запустив пальцы в свои темные кудряшки. Она сидела на полу под окном в их общей комнате. Здесь было темновато, как и во всех комнатах хейма, поэтому девочки всегда играли поблизости от узких окошек, и летом, и зимой. – Она тебя побила?

Дженна задумалась над ответом. Она почти жалела о том, что Мать Альта и вправду не побила ее. Амальда была скорой на руку и недавно отстегала их обеих ивовым прутом: Пинту – за дерзкий язык, а Дженну за то, что ее защищала. Но наказание было недолгим, и за ним, как всегда, следовали объятия, слезы и поцелуи. Если бы жрица вела себя так же, Дженна не притаилась бы у нее за дверью, как лесная мышка. Неужели она – то дитя, которое, не ведая того, убило свою мать, да не один раз, а целых три? Эта мысль так напугала Дженну, что она не стала больше слушать, а убежала и спряталась в подвале, среди больших бочек с темно-красным вином. Там, в темноте, ее стали душить рыдания – ведь если она то дитя, тогда нечего и притворяться, нечего и надеяться, будто Ама ее мать. Но потом Дженна принудила себя уняться и перестала плакать. Она отыщет Пинту и спросит у нее.

И вот теперь, стоя около Пинты, Дженна вдруг поняла, что ее ноша слишком тяжела, чтобы делить ее с кем-то.

– Она спросила, кто мне об этом рассказал, а я сказала, что не помню, кто была первая. – Дженна опустилась на пол рядом с Пинтой.

– Первая была Ама. Я помню. Это было точно сказка. Нам позволили лечь в большой кровати, между Амой и Саммор, и…

– А может, и нет, – перебила Дженна, радуясь тому, что самое трудное позади. – Может, первая была Катрона. Или Дония. Она слишком много болтает, и уж точно рассказывала это…

– …не меньше трех раз. – Пинта засмеялась. В хейме все повторяли эту шутку, даже дети.

– Домина тоже об этом говорила. И про мою вторую мать тоже. Они были подруги. – Не вступает ли она на зыбкую почву? У Дженны задрожали пальцы, но Пинта как будто ничего не заметила.

Пинта уперла локти в колени и положила подбородок на руки.

– Но не Кадрин. Она бы никогда тебе не рассказала. – Обе важно покивали головами. Кадрин никогда не сплетничала и не говорила лишнего.

– Мне нравится Кадрин, – сказала Дженна, – хотя она и Одиночка и улыбки от нее не дождешься. – Одиночки, женщины без темных сестер, были редкостью в хеймах, и Дженна теперь чувствовала себя так же, как, по ее мнению, и они: покинутой и не имеющей подруги, которая знает каждую твою мысль.

– Я видела раз, как она улыбнулась. Это было, когда Альна перестала дышать, а потом опять начала, с кашлем и такими пузырями изо рта. Мы тогда еще в саду охотились на кролика – понарошку, конечно, как все малыши. А ты побежала за Кадрин, потому что бегаешь быстрее всех, и она приложила ухо к Альниной груди, а потом ка-ак стукнет!

– И Альна семь дней ходила с синяком величиной с кулак.

– Восемь – и всем его показывала.

– Но Кадрин тогда не улыбнулась.

– А вот и да.

– А вот и нет.

– Да.

– Нет.

– Да. И Ама дала мне вот это. – Пинта вынула руки из-за спины, держа в одной две новые куколки из кукурузы, а в другой – две тростниковые котомки. – Они с Саммор сплели это, чтобы отпраздновать наш Выбор.

– Да они красивее, чем у Альны.

– Конечно, красивее.

– И на котомках знак хейма.

– Ну вот, теперь мы с тобой настоящие сестры и все делим пополам. Ты возьми светлую котомку и светлую куколку, а я возьму темные.

Дженна виновато взяла подарки, вспомнив, что так ничем и не поделилась с Пинтой. Еще она вспомнила, как Мать Альта стояла перед своим большим зеркалом и говорила слова, так напугавшие ее, Дженну. Смогут ли они с Пинтой снова стать «настоящими» сестрами?

Но кукла быстро отвлекла ее от столь черных мыслей – она уложила свое дитя в коробок, повесила коробок за спину, и они с Пинтой стали играть в темную и светлую сестру, пока колокол не позвал их на уроки.

– Сегодня, – объявила Катрона, – я научу вас игре «Духовный Глаз».

Девочки заулыбались, и Пинта пихнула Дженну локтем. Обе они слышали об этой игре. Девочки постарше потихоньку шептались о ней за столом, но ничего не объясняли младшим, потому что это было одно из Таинств, открываемых только после Выбора.

Пинта стрельнула глазами по сторонам – не видит ли их кто-нибудь. На воинском дворе были трое старших, но все они занимались своим делом: рыжая Мина целилась из лука в узкую мишень, вгоняя туда стрелы одну за другой, а Варса и маленькая Домина нападали друг на дружку с ивовыми мечами под окрики большой Домины.

– Пинта, смотри на меня! – велела Катрона, но не сердито, а даже весело. – Я знаю, тут есть на что посмотреть, но вы должны научиться сосредоточиваться, а потом рассеиваться.

– Как это – «рассеиваться»? – спросила Пинта.

Катрона снова засмеялась.

– Это значит – замечать много вещей зараз. Но, прежде всего ты должна уметь слушать, Марга. – Катрона больше не смеялась, и девочки стали слушать.

Катрона повернулась к деревянному столику с порядком ободранными ножками, прикрытому старой скатеркой, под которой виднелись какие-то бугры.

– Прежде всего – что вы здесь видите? – спросила она.

– Стол, – тут же выпалила Пинта. – И старую скатерть.

– Под которой лежат какие-то вещи, – добавила Дженна.

– Вы обе правы. Но запомните: самое главное в лесу и в бою – это внимание. Все часто обстоит не так, как нам кажется. – Катрона сдернула скатерть, и девочки увидели, что столешница представляет собой подобие горной страны с пиками и долинами. – Здесь мы учимся находить дорогу в горах, где расположен наш хейм. И обдумываем военные действия.

Пинта восторженно хлопнула в ладоши, а Дженна наклонилась, задумчиво водя пальцем по горам и долам.

– А тут что вы видите? – спросила Катрона, подведя их к нише, где стоял другой стол, накрытый такой же скатертью, под которой виднелось еще больше ям и бугров.

– Снова горы, – сказала Пинта, стремясь, как всегда, быть первой.

– Будь внимательна, – напомнила Катрона.

– По-моему, это не горы, – заметила Дженна. – Они не такие высокие, как те. Тут есть что-то круглое, вроде… вроде…

– Вроде яблока! – ввернула Пинта.

– Давайте посмотрим. – Катрона сняла скатерть, взяв ее за середину. На столе лежало множество разных предметов.

– Ага, ты обманула меня! – ухмыльнулась Пинта.

– Взгляни еще раз, дитя, – только внимательно.

Пинта взглянула, и Катрона снова накрыла стол скатертью.

– А теперь начинается Игра. Начнем с тебя, Марга. Ты любишь быть первой, вот и назови какую-нибудь вещь со стола. Потом Дженна, потом опять ты – так и говорите, сколько сможете вспомнить. Та, кто запомнила больше, получит леденец.

Пинта хлопнула в ладоши – она любила сладости.

– Ложка. Там была ложка.

Дженна кивнула.

– И еще яблоко – это и было то, круглое.

– И палочки для еды, – сказала Пинта.

– Только одна палочка, – поправила Дженна.

– Верно, одна, – согласилась Катрона.

– Игральная карта.

– Пряжка, как у Амы – Амальды.

– Я такую не помню, – удивилась Пинта.

Дженна пожала плечами.

– Есть пряжка, – подтвердила Катрона. – Продолжай, Марга.

Пиита наморщила лоб, уперлась кулаком в щеку, подумала и улыбнулась.

– Еще одно яблоко!

– Молодец, – похвалила Катрона.

– На тарелке, – добавила Дженна.

– Тарелок тоже две? – неуверенно произнесла Пинта.

– Верно, две.

– Нож, – сказала Дженна.

Пинта, пораздумала еще и пожала плечами. – Больше ничего.

– Дженна? – Та теребила свои косички. Она знала, что вещей больше, и могла их назвать, но знала и то, как хочется Пинте выиграть леденец. Как Пинте нужно его выиграть. Дженна вздохнула и сказала:

– Миска с водой. Булавка. Нитка.

– Нитка? Нитки там нет, Дженна.

– Нет, есть. И еще камешки или ягодки, две или три. А больше я не помню.

– Пять ягод, – улыбнулась Катрона, – две черные и три красные. И обе вы забыли кусочек гобелена, где выткана игра в прутья, и ленту, и палочку для письма, ковровую иглу – и сам леденец! Но и запомнили вы тоже немало. Я горжусь вами – ведь вы играете в эту Игру первый раз. – Она убрала скатерть. – Вот, посмотрите сами.

– Смотри, Катрона, – вот она, Дженнина нитка! – тут же приметила Пинта.

Длинная темная нить лежала рядом с гобеленом, но достаточно далеко, чтобы считаться отдельно.

– Ну и глаз у тебя, Джо-ан-энна! – рассмеялась Катрона. – А я, видно, к старости плоха становлюсь. Хороша учительница. Такая оплошность могла бы стоить мне жизни в лесу или в битве.

Девочки важно кивнули, а Катрона торжественно вручила леденец Дженне.

– Мы будем играть снова и снова, пока вы не научитесь запоминать все, что видели. Завтра под скатертью будут уже другие вещи. Овладев Игрой в совершенстве, вы сможете назвать с первого раза более тридцати предметов. Но это не просто игра, дети мои. Цель ее – научить вас видеть не только глазами, но и разумом. Вот почему она называется «Духовный Глаз». Учитесь повторять в голове то, что видели глазами – с той же ясностью.

– И в лесу тоже? – спросила Пинта.

Дженна и без того уже знала ответ. Конечно же, они должны делать это и в лесу, и в хейме, и в городе. Что за глупый вопрос – она просто удивлялась Пинте. Но Катрона не удивилась.

– Да, – сказала она спокойно. – Вы у меня умницы. – Она положила им руки на плечи и подтолкнула поближе к столу. – Посмотрите-ка еще раз.

Они посмотрели. Пинта шевелила губами, запоминая каждую вещь, а Дженну даже дрожь пробрала от старания.

Вечером четверо новых Выборщиц собрались в своей комнате, на кровати у Дженны. Каждой было что рассказать.

Пинта взахлеб повествовала об Игре и о том, как Дженна поделилась с ней леденцом.

– Хотя она честно выиграла его. Но завтра я выиграю. Я, кажется, разгадала секрет. – Рассказывая, Пинта качала на руках новую куклу.

– Вечно ты со своими секретами, Пинта, – сказала Селинда. – И никакой пользы тебе от них нет.

– А вот и есть.

– А вот и нет.

– А вот и есть.

– Расскажи нам про кухню, Альна, – сказала Дженна, которой вдруг наскучил этот спор. Ну какая разница, любит Пинта секретничать или нет?

Альна сказала своим полушепотом:

– Никогда не думала, что на кухне столькому надо учиться. Меня поставили резать разные вещи. В саду мне никогда не давали в руки ножа. И я ни разу не порезалась. Еще там хорошо пахнет, но… – И Альна со вздохом умолкла.

– В саду бы тебе сегодня тоже не понравилось, – поспешно заверила Селинда. – Мы только и делали, что пололи. Да я этим занимаюсь с тех пор, как себя помню. Стоило это выбирать! Лучше бы я пошла на кухню, или в лес, или в ткацкую…

– А мне нравится полоть, – тихо сказала Альна.

– Ну уж нет, – заспорила Пинта. – Ты только и знала, что жаловаться на это.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– А вот и нет.

В комнату вошла Амальда.

– Пора спать, малышки. Вы должны быть как птички – они, как бы высоко ни летали, всегда возвращаются в гнездо. – Она поцеловала каждую, прежде чем уйти, и Дженна обняла ее в ответ крепко-крепко.

Потом забежала родная мать Селинды, чтобы укрыть дочку и пожелать всем девочкам спокойной ночи. А потом Дженна вылезла из постели и зажгла все лампы, потому что стемнело, и мать Альны пришла вместе с темной сестрой. Они приласкали всех, но слишком уж, по мнению Дженны, суетились над Альной, несмотря на ее уверения, что у нее все хорошо.

Наконец пришли Марна и Зо и, ко всеобщему восторгу, принесли с собой тембалы. Инструмент Марны звучал чудесно, а тембала Зо, как и ее голос, только вторили ему.

– Спойте «Послушайте, женщины», – попросила Пинта.

– И «Балладу о звонкой кузнице», – прошептала Альна.

– Нет, «Гоп-ля-ля», – вскричала Селинда, подпрыгивая на кровати.

Дженна одна промолчала, расплетая свои белые косы – волосы от них сделались волнистыми.

– А у тебя разве нет любимой песни, Джо-ан-энна? – спросила Марна мягко, следя за ее быстрыми пальцами.

Дженна ответила не сразу, но очень серьезно:

– А нельзя ли нам послушать новую песню? В честь нашего первого дня после Выбора? – Дженне хотелось бы, чтобы этот день был отмечен чем-то, и не только странной пустотой в груди, питаемой мелкими стычками с Пинтой и чувством какого-то отдаления от других девочек. Ей хотелось снова стать такой, как все, и близкой им, хотелось смыть чем-то память о Матери Альте перед ее большим зеркалом. – Такую, которую мы еще ни разу не слышали.

– Конечно, можно, Дженна. Я спою тебе песню, которую выучила в прошлом году, когда к нам приходила певица из Калласфордского хейма. Это большой хейм, там около семисот сестер, поэтому одна из них может позволить себе быть просто певицей.

– А ты хотела бы быть просто певицей, милая Марна? – спросила Пинта, но ответила ей Зо:

– В большом хейме наш скромный дар едва ли признали бы.

– И нам было бы плохо везде, кроме нашего хейма, – добавила Марна.

– Но ведь ты побывала и в других местах, – задумчиво сказала Дженна. Ей стало любопытно, чувствовала бы она себя другой – непризнанной или такой же, как все – где-то еще.

– Конечно, побывала. Во время своих годовых странствий перед окончательным Выбором и перед тем, как вызвать свою сестру из тьмы. Это и вам предстоит. Но всем хеймам, хотя тамошние сестры и хотели, чтобы я осталась, я предпочла наш Селденский хейм, самый маленький.

– Почему? – спросила Пинта.

– Да, почему? – подхватили три остальные.

– Потому что это наш хейм, – хором ответили Марна и Зо. – А теперь довольно вопросов, – добавила Марна, – иначе у нас не останется времени даже на одну песню.

Девочки устроились поуютнее в своих постелях.

– Сначала я спою новую песню, «Песню Альты», а потом и другие. После этого вы все должны крепко уснуть. Вы ведь уже не мои малышки, и с утра у вас будет много разных дел.

Она начала петь, и на третьей песне все девочки уснули. Только Дженна не спала, но Марна и Зо этого не заметили и на цыпочках вышли из комнаты.

В очаге большого зала весело потрескивал огонь, и две охотничьи собаки, дремлющие около, дергали лапами и скребли когтями по камню, преследуя кроликов даже во сне. Здесь приятно пахло камышом, дымом и сухими лепестками роз и вербены, лежавшими в больших мисках.

Когда вошли Марна и Зо, все кресла у огня оказались уже заняты, а три большие девочки лежали на животах на коврике перед очагом.

– Идите сюда, – позвала их Амальда, приберегавшая для них два места за большим круглым столом сбоку от огня. – Как там наши Выборщицы?

– Все еще взбудоражены? – добавила более спокойно ее темная сестра Саммор.

– Угомонились, наконец. Мы спели им четыре песни – хотя нет, только три. Они уснули, не дождавшись четвертой. Бедняжки, за день они совсем обессилели, и я пообещала им, что завтра будет еще труднее. – Марна тяжело опустилась на стул.

– Мы уже соскучились по этим бесенятам, – добавила Зо, садясь рядом с ней.

– Наш хейм не столь велик, чтобы вы не виделись с ними каждый день, – улыбнулась Катрона.

– Но ведь они целых семь лет находились на нашем попечении, – вздохнула Марна. – А теперь они выросли.

– Ты говоришь это каждую весну, при каждом Выборе, – улыбнулась Домина.

– Нет, не каждую. У нас ни разу не было Выбора после Варсы, а тому уже три года. И вот нынче сразу четверо. Это очень тяжело.

– Нам с Глон еще тяжелее, – сказала мать Альны, сидевшая напротив. – Нашу малютку забрали из сада и отдали под начало Донии. Тьфу.

– Что значит «забрали»? – вспыхнула Катрона. – Ты не меньше нашего боялась, что девочка когда-нибудь задохнется посреди твоих сорняков.

– Сорняков? Каких таких сорняков? Наш сад выполот не менее чисто, чем в любом большом хейме. Сорняки – тоже выдумала! – Алинда поднялась с места, но Глон, сидевшая рядом, удержала ее, и Алинда села, все еще дрожа от гнева.

– Она просто хотела пожаловаться, как нам тяжело, – сказала Глон Катроне. – Ты прости ее. Мы сегодня обе не в себе.

Катрона фыркнула и отвернулась.

– Первый день после Выбора всегда труден, – сказала Кадрин, занимая место за столом. – И каждый раз мы говорим то же самое. Только у детей бывает такая короткая память. Посмотрите-ка друг на друга, сестры, и улыбнитесь. Это скоро пройдет. – Она обвела взглядом стол, сама оставаясь неулыбчивой, но все остальные скоро обрели свою обычную веселость. – Ну что, все собрались?

– Дония и Дойи, как всегда, опаздывают, – сказала Домина.

– Тогда подождем их. Дело касается новых Выборщиц, и все, кто имеет к ним отношение, должны присутствовать. – Кадрин сложила руки на столе, сплетя крепкие пальцы с коротко остриженными ногтями. – Может, вы тем временем споете нам, Марна и Зо? Что-нибудь веселое.

Те, не дожидаясь дальнейших просьб, взяли свои тембалы и, обменявшись едва заметным кивком, заиграли быстрый танец, чья мелодия словно перескакивала с одного инструмента на другой. За столом стало еще веселее. Как только мелодия завершилась четырьмя чередующимися аккордами на басовых струнах, вошли Дония и ее темная сестра Дойи, вытирая руки о грязные передники и торопясь оправдаться за свое опоздание.

Катрона замахала на них руками, делая знак садиться, и стулья зашаркали по полу под утихающий звон тембал.

– Как все вы знаете, мы должны теперь поговорить о будущем наших новых Выборщиц. И о своем тоже – ведь дети и есть наше будущее. Начнем, пожалуй, с тебя, Марна. Что девочки знают и насколько быстро усваивают новое?

Марна и Зо кивнули.

– Вам и так уже известно то, что я скажу. Все эти годы я советовались с их матерями и с тобой, Кадрин, когда они болели. Но повторить не помешает – при этом могут открыться истины, скрытые даже от Зо и меня. Все четыре девочки умненькие, быстро схватывают и уже выучили буквы. Дженна умеет даже складывать слова и скоро начнет первую из Малых Книжек, хотя сказки больше всех любит Альна.

Алинда согласно кивнула.

– Мы всегда рассказывали ей сказки, чтобы успокоить, когда ей трудно дышалось.

Марна улыбнулась и продолжила:

– Селинда – мечтательница, и ей то и дело приходится напоминать о ее обязанностях.

– Это она в отца, – засмеялась мать Селинды. – Трех мальчишек я родила, пробыв с их отцами всего неделю, а с этим проваландалась три месяца – так ему приходилось напоминать.

Женщины подхватили ее смех. Марна дождалась, когда смех утихнет.

– Пинта – пожалуй, теперь ее следует называть Маргой, хотя про себя я все так же зову ее Пинтой – самая быстрая почти во всем…

– Но постоянно забывает об осторожности, – вставила Зо. – Мы опасаемся, как бы эта резвость не довела ее до беды.

– Это так, – кивнула Марна.

– Уже довела. – Катрона облокотилась на стол. – Она не получила леденца, который так хотела, при первом знакомстве с Игрой.

Марна рассмеялась, а Зо объяснила:

– Еще как получила – больше половины, во всяком случае, Дженна поделилась с ней.

Кадрин, расплетя пальцы, медленно произнесла:

– Они точно теневые сестры, Дженна и Пинта. Трудно им будет приспособиться к собственным темным близнецам, правда? – Кадрин задала свой вопрос с осторожностью, зная, что она, как Одиночка, почти не вправе обсуждать такие вещи. Она пришла в хейм уже взрослой, решив пожить вдали от шумных городов, где обучалась своему ремеслу. Возраст уже не позволял посвящать ее в Таинства хейма и учить, как вызывать сестру из вечного мрака Альты. – Я хочу сказать, что им тяжело будет расставаться…

– До этого им еще почти семь лет, Кадрин. И ты сама знаешь, что такое детская дружба, – сказала Марна.

– Нет, не знаю, – тихо промолвила та.

– Посмотрим, что будет, когда им придет время отправляться в странствия, – заметила Домина.

– В Книге говорится о благе преданности, – напомнила Кадрин. – Это даже мне известно. И Мать Альта поручила мне предостеречь вас всех, чтобы вы не слишком поощряли их дружбу. Дженна должна быть преданна не одной подруге, но всему хейму в равной степени. Учительница, мать, подруга – этого недостаточно. Мать Альта ясно дала это понять. – Кадрин высказала эти слова так, будто они оставляли дурной вкус у нее во рту.

– Да ведь она еще ребенок, Кадрин, – сказала Амальда. – Я давно уж взяла бы ее себе в дочки, если бы Мать позволила.

Все прочие закивали головами.

– Не простой ребенок, быть может, – пробормотала Кадрин, но больше ничего не добавила к этому.