"Леди на монете" - читать интересную книгу автора (Барнс Маргарет)

Глава 4

Прежде чем придворные перестали обсуждать тему ее визита в Англию, королева внезапно собралась и уехала, взяв с собою дочь. Что касается Генриетты, то она прекрасно понимала – либо она поедет сейчас, либо никогда, потому что совсем скоро должна была состояться ее свадьба. Однако у королевы были и свои причины для столь внезапного отъезда.

– По крайней мере, из-за свадьбы Генриетты они не смогут надолго задержаться там, – высказала свое мнение Фрэнсис, очень огорченная тем, что ей пришлось остаться.

– Дом кажется мертвым без них, особенно после всей этой суеты и спешки, – вздохнула миссис Стюарт, садясь на первое попавшееся кресло после того, как был отправлен багаж.

Они с Фрэнсис совсем сбились с ног, собирая в дорогу королеву и принцессу, а потом долго стояли во дворе на ветру и махали им вслед. Теперь они остались одни в опустевшем доме, среди разбросанных в беспорядке знакомых вещей, которые хозяева в последний момент решили не брать с собой. Слуги наконец отправились на обед, которого все они уже заждались. В глазах миссис Стюарт еще стояли слезы, вызванные расставанием с ее любимой покровительницей, но Фрэнсис плакала исключительно от злости и разочарования.

– Боюсь, что им предстоит очень тяжелая переправа через пролив, – сказала она таким тоном, словно надеялась именно на это.

– Ее Величество плохо переносит путешествия по воде. И она очень сетовала по поводу того, что в Англии осенью всегда плохая погода, – охотно поддержала дочь миссис Стюарт.

– Боюсь, что бедному отцу Киприану будет еще хуже из-за его подагры, – сказала Фрэнсис, чувствуя себя покинутой всеми друзьями, и испытывала искреннее сострадание к пожилому человеку, которому предстоит нелегкое путешествие.

Фрэнсис очень редко позволяла себе недоброжелательно говорить о ком-нибудь. Немного придя в себя и оправившись от усталости, миссис Стюарт без труда поняла, что ее дочь чувствует себя обманутой и брошенной.

– Я понимаю, что тебе было очень обидно оставаться, – сказала она.

– Вы тоже думали, что они возьмут меня с собой? Разве я не родня им? – вспылила Фрэнсис.

– Но Дороти и Джентон старше тебя. Дороти действительно может быть полезной им. А ты… ты…

– Легкомысленная. Я знаю, я слышала, как вы говорили это мадам де Мотвилл.

– Потом, они так внезапно собрались…

– Потому что у герцога Йоркского роман с дочерью Эдуарда Хайда, и она ждет ребенка, – сказала Фрэнсис, которой неожиданно стали известны разные стороны жизни.

– Наверное, ты слышала разговоры слуг…

– Разумеется. Об том говорил месье Джермин. Простите, милорд Сент-Олбанс. Он шептался об этом с нянькой Вальтера. Она ведь очень хорошенькая, вы знаете…

Миссис Стюарт, пораженная цинизмом своей юной дочери, прикрыла глаза, и на лице у нее появилось выражение полной безысходности.

– Ее Высочество вряд ли пустилась бы в такое путешествие из-за этого, – сказала она, не подозревая, что таким ответом не может не удивить свою юную дочь. – Все дело в том, что герцог Йоркский хочет на ней жениться.

Забыв про все свои огорчения, Фрэнсис подошла к матери и посмотрела ей в глаза.

– Ну и что? Разве он не имеет на это права?

Фрэнсис смотрела на мать с бесхитростным удивлением, и миссис Стюарт сразу же почувствовала себя очень неловко.

– Почему же? Если бы на его месте был кто-нибудь другой… Но ведь герцог Йоркский – единственный брат короля. Если он женится на ней, эта Анна Хайд в один прекрасный день сможет стать королевой..

– Почему? Наверняка король Карл и сам скоро женится. Разве нет?

– Разумеется. И это вторая причина, почему королева так поспешно уехала. Ей надо поговорить с ним…

– Тогда у него родятся сыновья, и все будет в порядке.

– Представь себе, мое дорогое дитя, что по какой-то причине у него не будет детей…

– У него уже есть один! – рассмеялась Фрэнсис. – Они зовут его Джемми, и милорд Крофтс выдает себя за его отца!

– Фрэнсис! Фрэнсис! Откуда тебе все это известно? Я должна буду поговорить с Ее Величеством. Необходимо выгнать некоторых слуг. Кто сказал тебе это?

– Людовик Четырнадцатый, король Франции! В беседке возле теннисного корта, – произнесла Фрэнсис зловещим шепотом, сопровождая свои слова шутливо-элегантным поклоном.

Несчастная миссис Стюарт молитвенно воздела руки к небу.

– О, милостивый Боже! Если бы только твой отец был жив! Он был мудрым человеком! Он бы знал, что нужно делать. А теперь наша добрая королева далеко и мне вообще не с кем посоветоваться!

– О, ma chère maman![23] При Дворе все говорят об этом. На самом деле это не так ужасно, как может показаться.

– Да, но говорить об этом тебе… Ведь ты еще ребенок!

– Я вовсе не ребенок. Я всего лишь на два года моложе Генриетты, через год или два вы будете искать мне мужа.

– Чем скорее, тем лучше, – прошептала несчастная миссис Стюарт. – А там и Софи подрастет, придется думать и о ней, и о том, что Вальтеру тоже неплохо бы сделать какую-нибудь карьеру…

Фрэнсис нежно обняла мать, и миссис Стюарт почувствовала, что к ней возвращаются силы, а вместе с ними – и желание продолжить разговор о поездке королевы.

– Я уже говорила тебе, что Ее Величество очень встревожена и сердится. Если Йорк женится на этой девице, их ребенок займет свое законное место среди наследников. Тебе известно, что Карл всегда сам объезжает лошадей и однажды может сломать себе шею. Или, представь себе, что он умирает от оспы, как его младший брат.

– Упаси Бог! – воскликнула Фрэнсис, внезапно понимая, что в таком случае жизнь в Англии станет гораздо более скучной.

– Вот королева и поспешила в Лондон, чтобы попытаться помешать этой нелепой женитьбе. Сэр Карл Беркли предложил выдать себя за отца этого ребенка, и даже милорд Кларендон был настолько лоялен, что сказал королю, что не возражает против того, чтобы его дочь сама расплачивалась за свое безрассудство.

– Ее безрассудство? Или его, герцога? – чуть слышно произнесла Фрэнсис.

Некоторое время Фрэнсис молча стояла за спинкой кресла, в котором сидела ее мать, с грустью думая об Анне Хайд. Она ни разу в жизни не видела ее, но почему-то представляла себе необыкновенно красивой. Фрэнсис уже прекрасно понимала, что хороша собой и что ей очень трудно защищаться от королевских ухаживаний. И она не могла не задумываться о том, как бы чувствовала себя, окажись на месте Анны.

– Никогда, никогда я не буду такой дурой! – поклялась она. – Такой безнравственной дурой, – сочла нужным добавить Фрэнсис.

И даже если эти слова были произнесены под влиянием страха, нельзя не признать, что в них отразилось все, что ей внушали на протяжении всей ее жизни.

– А что говорит сам король? – спросила она, возвращаясь к незаконченному разговору.

Миссис Стюарт начала поспешно собирать разбросанные по комнате вещи и уже направилась в свою комнату с охапкой собранных шалей, но остановилась, чтобы ответить дочери.

– Он считает, что его брат должен жениться. Если оба – он и Анна – хотят этого, конечно, – сказала она с некоторым облегчением, глядя на Фрэнсис через плечо.

Фрэнсис в недоумении смотрела на мать. Это уже звучит более гуманно, подумала она. И почувствовала, что Карл стал ей более симпатичен, чем когда он недолго жил с ними в Шато де Коломб.

– Говорят, он не хочет, чтобы повесили тело Кромвеля, – сказала она матери, когда они вдвоем уже сидели в комнате миссис Стюарт.

– Какое это имеет отношение к тому, о чем мы с тобой разговаривали? – удивилась миссис Стюарт. – Подумать только, как скачут твои мысли!

Однако Фрэнсис совсем так не считала. Ей казалось, что две эти вещи связаны между собой хотя бы потому, что позволяют надеяться на доброту и справедливость даже в том суровом и жестоком мире, в котором они жили. Однако вскоре она уже забыла об этом.

– Ее Величество, наверное, хочет убедиться в том, что Карл женится на католичке. Да, у нее там будет много дел. Две женитьбы и деньги, – подытожила Фрэнсис не слишком почтительно. – Что вас так удивило, мадам? Вам интересно, откуда мне известно про деньги? Генриетта мне все рассказала о состоянии своей матери, которое было полностью конфисковано при Протекторе. Теперь королева надеется получить компенсацию, потому что они полностью разорены.

В это время миссис Стюарт, разложив на спинке кресла старую, потертую накидку вдовствующей королевы, отороченную собольим мехом, рассеянно поглаживала ее рукой.

– Не только королева Генриетта-Мария потеряла свои дома, – сказала она медленно и с видимым трудом. – Тебе принцесса что-нибудь говорила про наши дела?

Фрэнсис, уже стоя в дверях, уставилась на мать.

– Про наши дела? Нет, ничего. Вы имеете в виду наш дом?

– Наверное, Генриетта ничего не знала. Я и сама только недавно услышала. Его забрали, и там жили солдаты. Все лучшие комнаты разрушены, а ковры и портреты украли. А потом, уже после смерти Кромвеля, дом сгорел. Может быть, несчастный случай.

Помимо своей воли Фрэнсис повернулась, чтобы посмотреть на картину, которая так часто поддерживала ее в трудные минуты изгнания.

– Значит, его больше нет, – горестно сказала она.

– Когда генерал Монк приезжал из Шотландии, он говорил Проджерсу, что остались одни руины. Это я и имела в виду, когда говорила, что у других девочек есть дома, куда они могут вернуться.

Несмотря на то, что это известие потрясло Фрэнсис, первая ее мысль была о матери. Подбежав к ней, она обняла и поцеловала мать и вместе с ней принялась горестно разглаживать жалкий, потертый мех.

– Вы должны были сказать мне об этом, – мягко упрекнула она миссис Стюарт. – Я постаралась бы успокоить вас, вместо того чтобы острить и приносить вам дополнительные волнения.

– Теперь, когда не стало твоего отца, меня мало волнует, есть у нас дом или нет.

Миссис Стюарт была очень грустна, но участие и нежность дочери приносили ей явное облегчение.

– Ведь вы жили в этом доме после замужества, и он не может ничего не значить для вас. Папа часто показывал мне аллею, по которой вы вместе прогуливались. И то место в саду, где вы выращивали целебные травы. Папа всегда гордился тем, что вы прекрасная хозяйка. Во мне ничего этого нет, я такая неумелая, никчемная, совсем не домовитая девчонка! Дорогая maman, позвольте мне остаться с вами, мы тихо поживем вместе до возвращения Ее Величества. Я помогу вам с Софи и с Вальтером. Я обещаю вам. Я постараюсь не быть такой легкомысленной.

– Я только не хотела бы, чтобы ты стала менее веселой… Это будет все равно что посадить птицу в клетку, – улыбнулась миссис Стюарт, радуясь своей близости со старшей дочерью и чувствуя себя более счастливой, чем когда-либо в последнее время.

Однако после того, как мать вышла из комнаты, Фрэнсис надолго задержалась перед картиной, охваченная одним-единственным желанием – создать свой собственный уютный дом, и в этом ее стремлении было что-то общее с потребностью маленькой Софи одевать своих кукол.

Она была достаточно умна, чтобы понять, что в желании иметь свой собственный дом проявляются лучшие качества ее характера и что, подобно другим бесценным чувствам, оно должно быть глубоко и надежно спрятано, скрыто за легкомыслием и веселым смехом. И неожиданное волнение прервало ход ее мыслей…

Устав от домашних дел и чувствуя себя бесконечно одинокой, Фрэнсис уснула в тот вечер в слезах. А на следующий день она твердо решила, что ее хорошенькая головка никогда больше не повернется в сторону той злополучной картины, которую она так любила прежде.

Вместо того, чтобы предаваться горестным размышлениям, она принялась считать недели до возвращения королевы и подыскивать подходящий наряд, чтобы выглядеть на свадьбе Генриетты достойной фрейлиной Она сгорала от любопытства, предвкушая рассказы о том, что происходит при английском Дворе после Реставрации.

Однако, когда королева и ее спутники вернулись в Шато де Коломб, все они были в глубоком трауре в связи с кончиной двадцатисемилетней Мэри, которая так же, как и ее родной брат Генрих, умерла от оспы.

– Ей устроили кровопускание и заставили выпить пиво, отчего она потеряла сознание, – говорила Генриетта. – Но я уверена, что ваш умный отец сумел бы вылечить ее.

Фрэнсис и мадам де Борд помогали принцессе раздеться, чтобы она могла немного отдохнуть в постели после изнурительного путешествия.

– Она умерла накануне Рождества, и нам не пришлось отпраздновать его en famille,[24] хотя мы все на это надеялись.

– Ваше Высочество, вы присутствовали при ее кончине? – спросила преданная Мари де Борд, беспокоясь о том, не заразилась ли Генриетта от сестры.

– Нет, madame. Maman отправила меня в Сент-Джеймский дворец, хотя за себя она совсем не волновалась.

– Сперва бедняжка принцесса Елизавета умерла в заточении, потом ваш младший брат и вот теперь… – сочувственно произнесла Фрэнсис, поправляя принцессе подушки.

При встрече, в присутствии Генриетты-Марии, погруженной в молчаливую скорбь, Фрэнсис не рискнула ни о чем расспрашивать принцессу, но не сомневалась, что она все расскажет сама. Так оно и вышло: несмотря на усталость, Генриетта была готова отвечать на вопросы и рассказывать.

– Вам не следует думать, что смерть Мэри такая же потеря для Ее Величества, – сказала она и попыталась улыбнуться. – Что касается моей несчастной сестры Елизаветы, я вообще никогда не видела ее, а с Мэри мы были едва знакомы.

– Но все-таки вы хоть немного успели познакомиться сейчас? Я все время радовалась, что и вы наконец узнаете, как хорошо иметь сестру. Я-то это прекрасно знаю.

– Дорогая Фрэнсис, по правде говоря, я почти не видела ее. По рассказам Карла, который был в восторге от того, как она принимала его в Голландии, я представляла себе Мэри красивой и веселой, как вы. И я всегда завидовала ей, потому что она единственная из нас всех смогла действительно помочь Карлу. Но на деле…

Генриетта прекрасно знала, что в их доме стены имеют уши и ничего нельзя сохранить в тайне. Поэтому она посмотрела в ту сторону, где, скрытая пологом кровати, ее горничная раскладывала новые драгоценности, и, понизив голос, договорила:

– Она очень редко появлялась на праздниках, которые Карл устраивал для нас.

– Почему? – спросила Фрэнсис. – Вот уж я ни за что на свете не согласилась бы пропустить их!

– Не сомневаюсь в этом, Фрэнсис Стюарт! Но Мэри чувствовала себя оскорбленной тем, что Карл позволил Анне Хайд, которая была ее камеристкой, стать ее невесткой!

Фрэнсис устроилась поудобнее у принцессы в ногах: было совершенно очевидно, что этот рассказ, более похожий на сплетню, доставляет ей огромное удовольствие.

– Значит, герцог все-таки женился на ней?

– Да. Несмотря на все сопротивление нашей матери. Кончилось тем, что Ее Величество даже согласилась стать крестной матерью младенца – девочки, которую назвали Мэри. Ведь вы знаете, что Карл не менее упрям, чем королева, но всегда готов пойти на компромисс. В отличие от Джеймса.

Генриетта, которую жизнь вынуждала на компромиссы с самого ее рождения, откинулась на подушки и вздохнула.

– Такие люди иногда очень усложняют жизнь…

– Она нравится вам?

– Кто? Новая герцогиня Йоркская? Не очень. В ней нет ничего интересного.

– Она красивая?

– Mon dieu, non![25]

– А я почему-то решила, что она, наверное, очень красива. Иначе зачем нужно было вашему брату, герцогу, переполошить все королевство, чтобы жениться на ней?!

– Я и сама не понимаю. Но мужчины любят не только красавиц.

– Наверное, так оно и есть, – согласилась Фрэнсис, спрыгивая с кровати. И тут же, с легкостью пушинки продемонстрировав принцессе какой-то танец, оказалась возле туалетного столика. Генриетта с восторгом наблюдала за ней и невольно подумала о том, что Карл мог бы не на шутку влюбиться в это прелестное создание.

– Я знаю много женщин, которые очень счастливы в браке, хотя совсем не так красивы, как вы, – сказала она. – Наверняка многие из них были бы поражены, если бы увидели вас.

Горничная вышла из спальни, убрав все драгоценности принцессы и оставив на туалетном столике только самое простое – нефритовое ожерелье. Взяв его за оба конца, Фрэнсис приложила ожерелье к своей белоснежной шейке.

– Чем так поражает красивая внешность? – уверенно и смело спросила она.

И со свойственной ей склонностью к мгновенным переходам от беззаботности к задумчивости, Фрэнсис внезапно остановилась молча посреди комнаты, держа ожерелье в руках.

– На долю Ее Величества выпало слишком много горя, – внезапно сказала она.

Генриетта, которой вскоре предстояло стать замужней женщиной, снова подумала о том, что за последнее время ее подруга заметно повзрослела.

– Да, конечно, – вздохнула она. – И дело не только в смерти бедной Мэри. Представьте себе, что она должна была пережить, когда вернулась в Уайтхолл. Потом Карл рассказал мне, что он специально устроил так, чтобы Ее Величество вошла во дворец, минуя банкетный зал, через вход со стороны реки. Он сам не может пользоваться им. Как она могла бы принимать там гостей, улыбаться им, есть и пить всего лишь в нескольких ярдах от того самого места, откуда ее супруга повели на эшафот и… куда они должны были…

– …внести его отрубленную голову, – едва слышно Фрэнсис договорила фразу, которую Генриетта не в силах была закончить, и тут же быстро сменила тему.

– Ее Величество смогла добиться какой-нибудь компенсации за дома, которые в свое время получила в приданое? Это правда, что они все разрушены, как говорил мистер Проджерс?

– К сожалению, парламент решил, что нельзя отбирать эти дома у нынешних владельцев. И Ее Величество будет получать компенсацию – тридцать тысяч фунтов ежегодно.

Фрэнсис, которая за всю свою жизнь сама истратила едва ли более нескольких шиллингов, неожиданно очень заинтересовалась этой проблемой. Однако она прекрасно понимала, что дело здесь не только в деньгах.

– Если она никогда не жила ни в одном из этих домов, если ни один из них не был для нее настоящим домом, а только источником доходов, она, должно быть, очень довольна?

– Особенно после того, как Карл удвоил эту сумму.

– Откуда берутся все эти деньги? Кто на самом деле платит ей?

– Думаю, что те, кто платит налоги. И еще из казны. Так Карл говорит.

– Теперь понятно, почему этот славный господин Лоуэлл говорил, что налогоплательщики не любят королеву.

Однако Генриетта не слушала подругу.

– И мне парламент по собственной воле назначил в качестве приданого сорок тысяч ежегодно.

– Сорок тысяч фунтов!

У Фрэнсис перехватило дыхание, потому что у нее самой никогда не было ничего подобного. Она стояла, глядя вниз на довольную девочку с блестящими глазами, лежащую в большой постели.

– Конечно, они все были очарованы вами! Известно, как действует стюартовский шарм! Но… сорок тысяч фунтов! Только представьте себе, ведь совсем недавно нам нечего было есть!!

Неожиданно Фрэнсис наклонилась над вышитым пододеяльником и обняла принцессу.

– Представьте себе, Риетта, если бы они могли увидеть, как мы втроем – вы, Дороти и я – пытаемся разделить куропатку, которую для нас подстрелил ваш брат Джеймс! Или как я бывала счастлива, когда Джентон отдавала мне свою одежду, потому что сама уже не влезала в нее!

И обе девушки погрузились в воспоминания. Какими бы тяжелыми они ни были, эти воспоминания всегда будут дороги им обеим, и, благодаря им, они будут близки друг другу.

– Я знаю, что мы сделаем завтра, – воскликнула Фрэнсис, которая все еще продолжала думать об их общем прошлом и о том, как три голодные девочки пытались разделить неожиданно перепавшую им еду. – Давайте уговорим милорда Сент-Олбанса разрешить конюху отвезти нас на Ньюли Фэр и купим столько этого вкуснейшего провансальского засахаренного миндаля, сколько сможем съесть!

Уставшая Генриетта откинулась на подушки, засыпая, и трагические мысли, через которые она воспринимала все после смерти Мэри, наконец оставили ее.

– Господи, Фрэнсис, – шепнула она, – вы когда-нибудь повзрослеете? Но все равно, я так счастлива, что мы снова вместе!