"Сокровища Монтесумы" - читать интересную книгу автора (Кайл Кристин)

12.

Сэм медленно провел острым как бритва, лезвием по внутренней стороне бицепса Мэтта, оставив длинный, тонкий, как волос, но не глубокий разрез. Боль огнем обожгла Мэтта, по руке потекла кровь. С той же хирургической точностью Сэм так же медленно рассек кожу на животе и верхней части бедер. Каждый раз, когда нож скользил по телу, оставляя за собой тонкий кровавый след, дыхание Сэма становилось более частым и прерывистым. Процесс возбуждал его и, видимо, доставлял настоящее наслаждение.

У Мэтта уже начали болеть сжатые в напряжении челюсти. Если Сэм это называл “начать не спеша и полегоньку”, то Мэтту даже не хотелось думать о том, какие мучения ждут его дальше.

Питер бросал на Клива недовольные взгляды. Наконец, не выдержав, он поморщился и сказал:

Черт вас возьми! Стоит ли заходить так далеко? Я не вижу в этом никакого смысла, если только вы не ставите целью, чтобы мисс Карлайл упала в обморок.

Впрочем, подозрительно серый цвет его лица говорил о том, что он и сам был недалек от этого.

Достаточно, Сэм. Ты знаешь, я не люблю долго ждать. Да ты ведь и сам не хочешь, чтобы Деверо слишком быстро помер от потери крови.

Сэм выругался себе под нос и, отвернувшись от Мэтта, воткнул нож в самый центр муравьиной кучи. Он поворошил ее, затем вынул нож. Муравьи сердито засуетились, разбегаясь в разные стороны копошащейся рыжей массой. Сэм отпрыгнул в сторону.

Но он своего добился. Вскоре тысячи тоненьких обжигающих уколов вонзились в Мэтта со всех сторон. Казалось, муравьев особенно привлекали самые нежные части его тела. Мэтт изгибался в тщетном стремлении сбросить с себя маленьких мучителей, расчесать саднящие укусы. Он почти не мог двигаться, и это было самой жестокой пыткой.

Дэрби тем временем подвел Дакоту. Конь вытянул шею по направлению к Мэтту.

Эй, Деверо! — издевательски крикнул бандит. — Гляди-ка, я снова стал владельцем твоего великолепного коня.

Мстительный блеск в его глазах без слов говорил, что на этот раз он получит еще большее удовольствие, издеваясь над жеребцом, пока не сломит окончательно его дух или не загонит до смерти.

Мэтт рванулся вверх. Ремни на его запястьях больно вонзились в кожу. Дэрби захохотал и дернул Дакоту за челку.

Уши жеребца дернулись, верхняя губа приподнялась, обнажив зубы. Дэрби испуганно отдернул руку.

Мэтт откинулся на спину с чувством мрачного удовлетворения.

Грязный ублюдок! — прохрипел он.

Изогнув шею, Дакота опустил голову и вдруг злобно укусил бандита за бедро.

Дэрби вскрикнул и выронил поводья. Дакота громко фыркнул, взвился на дыбы и, резко повернувшись, поскакал прочь. Свободно висящие поводья и черный развевающийся, как флаг, хвост было последнее, что видели бандиты, когда конь, помчавшись галопом вниз по реке, исчез за зарослями кустарника.

— Отлично проделано, идиот! — ехидно бросил Сэм.

— Да этот сукин сын прокусил мне ногу! — завопил Дэрби. Красный, кровавый круг от зубов Дакоты проступил сквозь брюки бандита.

— Перевяжи чем-нибудь! — рявкнул Клив. — Я устал от вашего нытья!

— Может быть, мне поехать за лошадью? — предложил Сэм.

Клив взглянул раздраженно на оседающую пыль, поднятую копытами Дакоты.

— Нет! С этим жеребцом одни только проблемы. Забудь.

Но он же умрет, Питер! — хрипло сказала Элли. Горло у нее сжалось от невыплаканных слез и душившего ее гнева. — Неужели ты пал так низко, что можешь спокойно смотреть, как по твоей вине умирает человек?

Не я один убиваю. Как ты, возможно, могла заметить, моя дорогая Элисия, твой партнер уже оставил на своем пути несколько трупов.

Думаю, тебе бы скорее следовало обратить внимание на своих партнеров.

— Наемных работников, вернее. Ты ведь любишь терминологическую точность, не так ли?

— Хотела бы я посмотреть, что эти “наемные работники” сделают с тобой, если ты их чем-нибудь рассердишь. Они ребята горячие, взрываются как порох, — заметила она ехидно.

Питер нервно облизал губы.

Мне и в самом деле плевать на то, что будет с этим Деверо. Мне нужно лишь, чтобы он больше не путался у меня под ногами. Сейчас меня занимает только это и то, к чему она ведет. — С этими словами Питер вытянул из кармана уголок карты из могильника.

Раздраженная напоминанием о своей собственной неосторожности, Элли усмехнулась и сказала со злой иронией:

Эта карта лишь указывает на северную часть территории Нью-Мексико. Ты уже здесь. Так куда же ты собираешься ехать дальше, о великий ценитель древнего искусства?

Питер нахмурился.

— Но ведь и ты здесь, Элисия. Едва ли ты приехала сюда, если бы считала поиски бессмысленными. Думаю, ты знаешь что-то, чего не знаю я, и ты поможешь мне найти ключ к этой тайне.

— Если бы я знала ключ, то уже давно все нашла бы сама. Или ты думаешь, что мои седельные сумки набиты золотом?

Питер с силой сжал ей руку. Элли поморщилась.

Эта твоя новая дерзость и легкомыслие уже начали меня раздражать. Должно быть, ты так изменилась из-за той грубой компании, в которой оказалась здесь, — заявил он с презрительной усмешкой.

Элли взглянула на Мэтта, распростертого на земле. Даже в такой беспомощной позе он все еще пытался выглядеть непокорившимся, вызывающе самоуверенным.

Возможно, — сказала она тихо.

Но Мэтт обречен умереть здесь, вдруг ясно поняла она и почувствовала, как в тугой узел скручиваются ее внутренности.

Здесь что-то есть, я знаю. — Питер грубо тряхнул ее за плечи. — Ты меня не проведешь. Эта карта указывает на что-то, и ты поможешь мне это найти.

Она взглянула на него как на сумасшедшего.

— Помогать тебе, после того, что ты сделал здесь? Помогать украсть исторические, археологические реликвии? Да ты, верно, спятил! Я никогда этого не сделаю.

— Обязательно сделаешь, а иначе я просто отдам тебя на растерзание этим садистам-янки и уеду. Теперь, когда ты увидела своими глазами, на что они способны, думаю, ты будешь более сговорчивой.

Мороз прошел по коже Элли. Она невольно вздрогнула.

Да, думаю, ты поняла. Я — твоя единственная защита теперь. Помни об этом.

Элли молча смотрела на него.

А потом, есть ведь еще это. — Он вытащил из кармана камень Мэтта. Талисман с ягуаром покачивался на обрезанном кожаном ремешке в его руках. — Просто удивительно, как этот рисунок соответствует тому, на карте. Разве нет? Но это только один из пяти. Интересно…

Питер сделал эффектную паузу, его глаза не отрываясь смотрели на шею Элли. Она едва не застонала от отчаяния. Ведь она так и не застегнула блузку после того, как мылась на речке. И сейчас в вырезе ее блузки была видна и ленточка, и краешек самого камня.

Питер просунул палец под ленточку. Дрожь отвращения прошла по ее телу от этого прикосновения.

Он вытащил у нее из-за пазухи камень с ягуаром. Со своими связанными запястьями Элли никак не могла ему помешать. Питер повернул на ее шее ленточку и развязал узел. Ленточка соскользнула с шеи, а он сжал камень в ладони и с жадностью уставился на него.

Элли в оцепенении смотрела, как рассыпаются в прах ее мечты, когда второй талисман исчез в кармане Питера. Он только что отобрал у нее последнюю надежду найти сокровища. Но в этот момент она даже не думала о ценности самого талисмана. Главное, что он принадлежал Мэтту. Мэтту, который сейчас невыносимо страдал, и основной кошмар заключался в том, что сама его жизнь была под угрозой.

Так-так, Элли, вот что ты, оказывается, скрывала от меня? — сказал Питер с самодовольной улыбочкой.

И причем совершенно умышленно, уверяю тебя. Его улыбка превратилась в злобную гримасу.

— Пора ехать. — Он толкнул ее в сторону стоящей рядом кобылы. — Садись на лошадь.

— Нет! Я не оставлю Мэтта, — заявила она убежденно. — Я не позволю тебе этого сделать.

— Думаешь, у тебя есть выбор? Залезай на лошадь или я сам тебя закину в седло.

— Тогда тебе не избежать синяков, царапин и очень сильной боли.

Питер, видимо, не собирался немедленно выполнять свою угрозу. Элли рассчитывала на то, что Питер редко утруждал себя. Он несколько мгновений смотрел на нее, прищурившись, и от этого сердце Элли сжалось в недобром предчувствии.

— И почему тебе так необходимо все усложнять? — наконец сказал он. Затем повернулся к кобыле Элли и привязал конец веревки к луке седла. Затем, не оборачиваясь, вскочил на своего гнедого мерина.

— Что это ты делаешь? — спросила Элли подозрительно.

— Хочешь сражаться? Давай, вперед. Посмотрим, хватит ли тебе сил сопротивляться собственной лошади.

— Хочешь заставить меня пешком тащиться за вами весь путь?

— Пешком? — Он усмехнулся, явно довольный своей шуткой. — Ничего похожего. Так ты только задержишь нас. Либо ты поедешь верхом, либо эта кобыла потащит тебя.

Элли с возмущением посмотрела на человека, которого, казалось, знала всю свою жизнь: Жадность сорвала с него маску, открыв нечто отвратительное и опасное. У нее еще была надежда справиться с человеком, но как она могла надеяться на то, что сможет тягаться силами с лошадью? Комок страха сжался в груди, не давая дышать.

Но как она сможет жить дальше, зная, что оставила Мэтта одного здесь умирать? Ведь Мэтт мог спрятаться в этой пещере, и тогда с ним ничего бы не случилось.

— Можешь убираться к дьяволу, Питер Уэнворт.

— Прекрасно, поступай как знаешь.

Он ударил каблуками по бокам своего мерина и, держа в поводу кобылу Элли, поскакал вперед. Обе лошади быстро перешли на рысь, веревка натянулась, рванула, и Элли пришлось бежать, чтобы удержаться на ногах. Она отчаянно пыталась ухватиться за веревку, чтобы та не сломала ей запястья.

А затем Питер пустил лошадей в галоп, разбив последнюю надежду Элли удержаться на ногах. Резкий рывок бросил ее на землю, прямо на острые камни. Лошадь потащила ее за собой на веревке. Элли перекатилась несколько раз, беспомощная, ошеломленная, не в силах защититься ни от колючего кустарника, ни от острых камней. Ее единственной защитой была одежда. Страшная боль в плечах свидетельствовала о том, что еще немного, и руки выдернутся из суставов.

Но когда Элли уже решила, что пришел ее конец, все остановилось.

Питер придержал лошадей. Элли, уткнувшись лицом в ил, закусила губу, чтобы не плакать. Вода медленно просачивалась сквозь рубашку и брюки на правом колене. Питер, сделав полный круг, притащил ее обратно к реке.

Элли повернула голову, надеясь на чудо. Ее глаза встретились с глазами Мэтта. На его шее надулись жилы от напряжения, когда он поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Выражение бешеной ярости в его взгляде придало Элли силы, чтобы бороться.

Пытаясь подняться на ноги, она натянула веревку, и та хлопнула по седлу. Пегая кобыла повернула голову, оглянулась, и в ее темно-карих глазах отразились страх и смущение. Она словно просила прощения, наполнив душу Элли еще большим негодованием против бесчеловечной жестокости этих людей.

Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая. — Металлический привкус крови смешался со вкусом земли.

Не смей больше называть меня так! — в ярости прошипела Элли.

Не обращая внимания на хромоту, она подошла прямо к Питеру. Ее левое колено, содранное в кровь об острые камни, выглядывало из разорванной штанины.

Элли взглянула вверх на Питера, все еще сидящего верхом.

Думаю, твоего отца хватил бы удар, если бы он увидел, во что ты превратился. Ты трус и негодяй. И мне стыдно признаться, что когда-то я была настолько наивна, что полагала, будто ты можешь стать достойным мужем.

Если она хотела страдать, а возможно, и умереть за свои принципы, она сейчас сделала для этого все, что могла. Лицо Питера потемнело.

Ты и в самом деле слишком наивна, если думаешь, что когда-нибудь что-нибудь значила для меня. Моего отца обрадует, что я смог спасти наше поместье. Не делай ошибки, думая, что я собираюсь рассказать ему, откуда взял на это деньги. Или что я позволю кому бы то ни было сделать это. — Жестко усмехнувшись, он спросил: — Ну как, готова теперь сесть в седло?

Элли плюнула на него, забыв о хороших манерах. Ей хотелось бы попасть прямо в это нагло ухмыляющееся лицо, но оно было слишком высоко от нее.

Вокруг раздался радостный гогот. Впервые Элли поняла, что за их объяснением с огромным интересом наблюдали все трое бандитов. Видимо, эта сцена по-настоящему захватила их, так как они забыли даже о Мэтте.

Рот Питера скривился от отвращения и ярости, когда он посмотрел вниз и увидел кровавый плевок на своих дорогих светло-коричневых замшевых бриджах.

Как это утонченно, моя дорогая. Поступок, вполне достойный тебя. Что ж, мы можем продолжить, если ты так настаиваешь.

Он снова без малейшего колебания вонзил каблуки в ребра своей лошади. На этот раз веревка сразу дернулась изо всей силы, бросив Элли на землю. Гром лошадиных копыт сотряс землю и ударил по нервам Элли. Оглушенная, истерзанная, она приготовилась к новому бесконечному кошмару, но Питер вдруг резко осадил лошадей. Наступила звенящая тишина. Питер сидел верхом и спокойно смотрел на нее, ожидая ее окончательной капитуляции. Он был чертовски уверен в этом. Будь он проклят!

Элли не двигалась. Казалось, в ее теле не осталось ни одной косточки, которая бы не болела: разбитые колени, бедра, плечи, запястья, содранные веревкой, горели огнем. Ей не хотелось шевелиться, не хотелось открывать глаза, не хотелось сознаваться в том, что она не может никуда убежать от жестоких игр Питера.

Элли!

Страстная настойчивость, прозвучавшая в голосе Мэтта, полоснула ее по сердцу. Она подняла голову. Он лежал всего в нескольких футах от нее, повернув к ней голову, с отчаянием в глазах.

Элли сделала над собой усилие и подползла ближе, поднявшись на колени и помогая себе связанными руками.

Муравьи облепили ему грудь. Она попыталась скинуть их, но Питер натянул веревку и не дал ей коснуться Мэтта.

Садись на эту чертову лошадь, — прохрипел Мэтт сквозь стиснутые зубы.

Его слова поразили ее как удар ножа, причинив боль более сильную, чем все ее раны и ушибы. Как он может просить ее об этом? Как он может просить ее жить с его смертью на совести?

— Мэтт, я не могу…

— Сможешь, Элли.

— Глупо сейчас заботиться о себе, когда… — Рыдание перехватило горло Элли, не позволив ей произнести эти слова так, как она хотела.

— Женщина, ты будешь спорить и с архангелом, охраняющим врата в рай?

Как он может еще шутить в такой момент?

— Я даже не могу дать им того, что они от меня хотят, — прошептала она сокрушенно. — Питер хочет, что бы я открыла ему тайну карты. Как я могу, если даже не знаю, где искать знаки?

— Но ведь негодяи не знают об этом. К тому же я уверен, мы на правильном пути. Блефуй, води их за нос… таскай по горам так долго, как сможешь, — горячо зашептал он.

— Но ведь ты умрешь, если я уеду, Мэтт. Будь проклят Питер. Прямо Средневековье какое-то!

— Но едва ли мне поможет твоя смерть, Элли. Постарайся выжить, любым способом. Дай мне причину, чтобы бороться за жизнь.

Он предлагал ей надежду, когда спасение казалось невозможным.

Элли забыла о муравьях, синяках и грязи. То, что этот энергичный, отчаянный, никогда не унывающий человек должен был проститься с жизнью, которую он так любил, казалось ей верхом несправедливости. Она хотела извиниться за то, что невольно сыграла роковую роль в его жизни. Но одних слов было мало.

Первый раз за все время, сколько себя помнила, Элли позволила себе поддаться порыву, подчиниться инстинкту. Она нагнулась и поцеловала его в губы.

Губы Мэтта были мягкими, они приникли, приняли ее поцелуй, не желали отпускать, требовали еще ласки. Острое, неожиданное удовольствие пронзило ее. Но в то же мгновение веревка натянулась, оттащив ее от Мэтта. Она упала на бок, больно ударившись о землю.

— Достаточно этого слезливого дерьма! — рявкнул Питер. — Залезай на лошадь. Мы уезжаем.

— Уезжай, — хрипло прошептал Мэтт.

Огромная тяжесть прижимала Элли к земле, когда она тащилась к своей Маре. Она с трудом взобралась в седло. Дэрби и братья Хейли уже сидели верхом.

— Едем, — коротко приказал Клив.

— А мы не можем остаться еще немного? — предложил Сэм. — Охота посмотреть, как он мучается.

Элли закрыла глаза, ее мутило. Она глубоко вздохнула, борясь с тошнотой. Только бы выдержать. Она ни за что не доставит удовольствия этим негодяям, не позволит им насладиться ее слабостью.

Да ему тут еще несколько часов корчиться, а то и сутки, — резко сказал Клив. — И что мы, по-твоему, будем делать, пока ты на него любуешься? Не дури, братец. Время дорого! Его светлость сказал, что женщина знает, как найти то, что мы ищем. Деверо уже не выкрутится, а у нас до заката остался всего час. Едем!

Элли все глядела на Мэтта, пока Питер тащил ее прочь. Но вскоре они свернули. Больше она его не увидит. Никогда.

Если бы только Мэтт не был таким упрямым, таким хитрым и ловким, она бы смогла сбежать от него еще в Альбукерке. И тогда он не последовал бы за ней. И не умирал бы сейчас из-за ее глупой, эгоистичной мечты о великом археологическом открытии.

Она подумала о его теплых, нежных губах, о том, как ей захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался…

Она поникла в седле, и горькие слезы потекли по ее Щекам.

Стук копыт затих вдали. Все тело Мэтта, растянутое между кольями, горело и зудело от укусов. Сжав зубы, он принялся расшатывать колья, напрягая все силы, но братья привязали его со знанием дела. Ремни были слишком короткими, колья слишком хорошо и глубоко вбиты, и Для упора не хватало пространства.

Тошнотворное чувство отчаяния начало овладевать Мэттом. Он изогнул спину, перенеся упор на плечи и Пятки, стараясь избавиться от обжигающего соседства с тысячами зловредных насекомых.

У него оставался всего один шанс, последняя возможность, и он не мог, не имел права упустить ее. Но главное, надо выждать время. Если Клив и Сэм услышат его и заподозрят, что у него появился шанс спастись, пусть и такой ничтожный…

И с терпением, превосходящим все, что, как ему казалось, он может вынести, Мэтт ждал. Он яростно тряс головой, стараясь сбросить муравьев, норовивших забраться прямо в глаза; он фыркал и плевался, чтобы сдуть насекомых, забившихся в нос. Но он почти ничего не мог поделать со все новыми укусами, обжигающими тело.

Когда Мэтт наконец решил, что бандиты отъехали достаточно далеко, он принялся свистеть, зовя Дакоту… и молиться. Сейчас его судьба зависела от того, как далеко убежал его конь и слышит ли его.

Когда он почувствовал легкую вибрацию земли, а затем и услышал далекий стук копыт, то едва не заплакал от облегчения. Наконец раздалось тихое знакомое ржание, и Дакота подбежал к Мэтту, едва не споткнувшись о свободно повисшие поводья, которые все так же волочились по грязи. Конь остановился в нескольких футах от распростертого на земле хозяина. Вытянув шею, он выдохнул теплый воздух прямо ему в лицо.

Стоп, Дакота. Не двигайся, — взмолился Мэтт. Вытянувшись изо всех сил, Мэтт подцепил пальцем левой руки болтающиеся поводья.

Конь замер и тихо стоял, повинуясь приказу хозяина. Годы тренировок, когда Мэтт обучал своего коня всевозможным трюкам и командам, теперь возвращали ему потраченные на это усилия сторицей, причем так, как сам Мэтт едва ли мог даже вообразить.

Мэтт медленно, очень тщательно, рискуя вывернуть себе руки, обмотал поводья вокруг туго натянутого ремня, который врезался теперь почти до кости в его запястье. Оставшийся конец повода он зажал в руке.

Назад, Дакота, назад, — прохрипел он, загоняя внутрь нарастающее отчаяние и неуверенность.

Жеребец послушно попятился. Поводья натянулись, Петля скользнула вниз по сыромятному ремню и захлестнула вбитый в землю кол. Мэтт сильнее вцепился в повод, боясь, что тот выскользнет из его влажных и почти онемевших пальцев. Дакота дернул вверх голову, напрягая мышцы шеи.

Кол наклонился.

Назад, — снова скомандовал Мэтт.

Дакота еще попятился, чуть присев на задние ноги и всем своим весом и силой натягивая поводья. Внезапно кол с хрустом выскочил из земли.

Стоп, мальчик! — скомандовал Мэтт. Боль пронзила его плечо. Он выпустил поводья. Кожаный ремень, туго затянутый на запястье, распускался с трудом.

Освободив одну руку, Мэтт перекатился на бок и принялся с лихорадочной поспешностью развязывать другую. Затем сел и освободил ноги.

Уже через несколько мгновений он был совершенно свободен и мчался прямо к реке.

С яростным ревом он выбежал на скалистый уступ и бросился в воду, подняв тучи брызг. Он глубоко нырнул и проплыл несколько метров под водой, смывая с себя своих мучителей и пытаясь ослабить боль. Холодная вода несколько освежила его кожу, не погасив мучительный жар, а лишь сделав его чуть более переносимым.

Мэтт вынырнул на поверхность и яростно затряс головой. Он изо всех сил пытался сдержать мучительное желание чесаться, понимая, что от этого будет только хуже. Долгий надрывный стон вырвался из его груди, он длился столько, сколько хватило дыхания. Звук эхом отразился от каменных стен узкого каньона.

Стоя по пояс в воде, Мэтт вытаскивал последних муравьев, все еще цеплявшихся за его волосы на груди. Внезапный приступ невыносимой жажды обжег рот, словно глоток раскаленного воздуха. Мэтт наклонился и принялся пить холодную горную воду.

Ему сейчас отчаянно хотелось как-то погасить жар в крови и снять раздражение от укусов. Мэтт быстро направился к берегу, взбивая воду в облака серебристых брызг, возле берега он опустился на колени и погрузил пальцы в холодное мягкое илистое дно. Благодарение богу, глина Нью-Мексико было предостаточно.

Сложив руки ковшиком, он захватил липкой глинистой почвы со дна и вылил вместе с водой на берег, чуть выше кромки воды. Здесь он быстро перемешал все с почвой. Получилась густая, как сметана, серая масса. Взяв пригоршни этой замазки, он принялся намазывать ею в тело, покрывая густым слоем каждый дюйм поверхности куда мог достать. Он даже намазал кожу головы, саднящую от укусов, прочесывая грязными пальцами волосы Тонкие длинные порезы на руке, ноге и животе, оставленные ножом Сэма, уже почти не болели, во всяком случае на фоне остальной боли он их почти не замечал. Кровь запеклась, и Мэтт надеялся, что эти порезы не принесут ем; много хлопот. Вечерний ветерок сразу подсушивал глину, едва только Мэтт ее наносил, превращая в светло-серый панцирь.

Мэтт знал, что выглядит как исчадье ада. Что ж, неудивительно, ведь ему и впрямь пришлось пройти через адские муки.

Его опять мучила жажда, но он не хотел смыть глину, а потому направился к своему коню, который пасся на берегу, возле зарослей кустарника. Взглянув с вожделением на привязанную к седлу флягу с водой, Мэтт шагнул к жеребцу. Но, увидев перед собой чудовище, Дакота попятился. Мэтт замер. Жеребец тоже остановился и с силой потряс головой. Мэтт двинулся вперед, и снова Дакота отступил, остановившись только вместе с Мэттом. Свое недоверие конь выразил, стукнув несколько раз копытом о землю.

Неужели я так жутко выгляжу? — проворчал Мэтт.

Жеребец задвигал ушами, а затем с видимым облегчением пошел вперед, кивая головой. Мэтт обнял коня за шею и ласково погладил по бархатистому носу.

Тебе нужно было услышать мой голос, чтобы понять, что это я, да? — Он отвязал от седла флягу. — Значит, глина скрывает мой запах. Это хорошо. Лошади Хейли не смогут учуять меня и предупредить о моем приближении-

Мало что может сравниться с божественным простой холодной воды, текущей по засохшей от жажды глотке, решил Мэтт. Разве что поцелуй, который подарила ему на прощание Элли.

Он вернулся туда, где валялась его одежда и кожаный пояс. Сунув ногу в штанину, он снова едва не застонал. Оказывается, все, что касалось теперь его обожженной укусами кожи, вызывало мучительную боль. Но все равно, он предпочитал ткань грубой коже седла. Одевался он очень осторожно, решив отказаться от рубашки. Надев сапоги, он набрал речной воды в флягу, нашел и зарядил свой револьвер, который бандиты отчего-то не потрудились забрать, оставив в песке, под грудой его одежды. Сунув “кольт” в кобуру, Мэтт почувствовал себя значительно лучше.

Поморщившись, — каждое движение вызывало обжигающую боль, — Мэтт вскочил на Дакоту и тронул поводья.

Мэтт понимал, что у него очень мало времени. Он слишком хорошо знал, что может случиться с Элли, если он скоро ее не освободит. Он не раз был свидетелем того, что могли сделать с женщиной такие дикари, как Клив и Сэм Хейли. Питер будет защищать Элли до тех пор, пока она ему полезна… и пока Клив ему позволит.

Мэтт взглянул вниз на красные, пылающие огнем рубцы под засохшей глиной. Горло снова пересохло от жажды.

Время работало сейчас против него еще и по другой причине. Он должен вызволить Элли до того, как свалится с приступом горной лихорадки.