"Смотрящие вперед" - читать интересную книгу автора (Мухина-Петринская Валентина Михайловна)ДОМ НА ВЗМОРЬЕГлава первая ЛИЗА ПОЛУЧАЕТ НАЗНАЧЕНИЕЛизу ждали со дня на день. Мы ещё не знали, куда она получила назначение. Сестра уже писала отцу, что забирает меня с собой; он не возражал, считая, что для Лизы так будет лучше: всё-таки не одна. Неожиданно я получил полторы тысячи рублей[1] — зарплату Фомы за два месяца. Он наотрез отказался её принять, говоря, что «работу делал за меня Яшка», и тогда начальник линейного узла торжественно вручил её мне. Это были мои первые деньги. Отец с мачехой были очень довольны. — Справишь себе новый костюм, и на туфлишки останется, — решили они. У меня ещё никогда не было настоящего костюма. Я всегда ходил в лыжном или в старой отцовской куртке. Но я не придавал этому большого значения. Подумаешь... И потому сразу решил: куплю Лизе платье. Когда Прасковья Гордеевна потребовала у меня деньги, чтоб идти покупать отрез на костюм, я так ей и объявил. Она ахнула и опустилась на стул . — Дурной ты, я погляжу... Купи ей штапеля на платье — чем плохой подарок? Я ей покажу, как сшить. — Нет. Вмешался отец: — Мать дело говорит. — Ты ведь сказал, что не возьмёшь эти деньги, — бросил я с укором отцу, — мне они очень нужны... Я чуть не заплакал. Отец смущённо пожал плечами. — Девай их куда хочешь, — буркнул он. Прасковья Гордеевна надулась и стала греметь посудой. Я решил купить сестре самое красивое платье, какое только может быть. Но легко сказать, а как сделать? Ни в Бурунном, ни в райцентрах по соседству таких платьев не было. Сколько я ни думал, но придумать ничего не мог, и посоветоваться не с кем. Фома ловил рыбу на глуби. Он теперь работал помощником капитана промыслового судёнышка. Не с Ефимкой же советоваться насчёт платья. Вечером я читал в своей комнатушке за кухней. Отец с мачехой сидели у себя возле приёмника — мачеха вязала отцу носки, а он просматривал газеты. Передавали замечательный концерт из Колонного зала. Отложив книгу, я бросился на кровать и стал слушать. Пела заслуженная артистка РСФСР Оленева: И вдруг меня осенило! А что, если обратиться к Оленевой? Разъяснить ей все в письме, а деньги выслать телеграфным переводом. Она-то сразу поймёт, что мне надо. И кому знать больший толк в платьях, как не артистке, да ещё заслуженной? Конечно, она это сделает, потому что у великой артистки — великое сердце, иначе не может быть. Недолго думая я присел к столу и взял лист чистой бумаги. Писал я от души. По-моему, письмо вышло хорошее, жаль, что не осталось черновика. Но у меня получилось сразу, без помарок. Запечатав, положил письмо под книгу, чтоб лучше заклеилось. Утром я смазал велосипед и отправился на почту — экзамены уже закончились; и я был свободен. Адрес написал такой: «Москва, заслуженной артистке РСФСР Оленевой». Почтарь, инвалид Отечественной войны, говорит: — Это не адрес, это «на деревню дедушке». Да ещё денежная сумма... Как можно! И не принял. Я стал ему доказывать. Было же когда-то послано письмо по адресу: «Атлантический океан, Виктору Гюго», и дошло, когда автор «Отверженных» жил на безвестном острове. Пока мы спорили, собралась целая очередь. И, как на грех, Юлия Ананьевна подходит. — Для чего ты переводишь деньги Оленевой? — спросила она с удивлением. — Личное дело, — пробормотал я, чувствуя, что краснею. Учительница подозрительно посмотрела на меня. Кто-то из ожидающих (кажется, зубной врач) подсказал адрес: Большой театр. Тогда почтарь смилостивился и принял деньги и заказное письмо. С того дня по всему Бурунному только и было разговоров о том, что Ефремов Яшка перевёл Оленевой полторы тысячи рублей. Начальник линейного узла позвонил отцу. Дома была целая история, вспоминать тошно... Когда я забежал в школу справиться, перешёл ли я в десятый класс, заинтересованные ребята загнали меня в угол и пристали, как с ножом к горлу, какие у меня могут быть с Оленевой дела. В этот момент меня позвали в учительскую. Я только было обрадовался неожиданному спасению, но учителя оказались ещё более любопытными, чем ребята. Под предлогом, что им это необходимо знать в воспитательных целях, они так прижали меня, что пришлось все раскрыть. Педколлектив так и ахнул, ребята за дверью — тоже. Больше всех возмутилась Юлия Ананьевна: — Ну, знаете... Я всегда замечала, что Ефремов не по летам... наивен, но не представляла, что до такой степени. Во-первых, это не тактично по отношению к Оленевой. Она не посылторг. Во-вторых, ты только подумай, если все станут её просить высылать им платья, пиджаки... Деньги она отошлёт тебе обратно. Ах, как неловко! И это в нашей показательной школе! — Ты хоть указал размер платья? — улыбнулся не без лукавства Афанасий Афанасьевич. — Не знаю... размер. Написал, какой у Лизы рост. — Ладно, иди... Вакула!—отпустил меня директор. Лиза приехала на другой день. Она очень выросла, стала какая-то другая — красивая. Я порадовался, что в письме к Оленевой прибавил сестре роста на целых 10 сантиметров по сравнению с прошлогодней отметкой на двери. Каково же было удивление и радость, когда мы узнали, что Лиза получила назначение на Бурунскую метеорологическую станцию — тамошний наблюдатель увольнялся. Я знал этого величественного старика, очень учёного, раз даже разговаривал с ним в библиотеке об Илье Эренбурге. Метеостанция на самом взморье, километрах в девяти от Бурунного, — серый дом на высоком холме, с ажурным шаром наверху. Отец даже прослезился от радости, что мы будем так близко. Прасковья Гордеевна, по-моему, предпочла бы, чтобы назначение было куда-нибудь в Азербайджан, что ли, — ей вдвоём с отцом спокойнее. Но она добросовестно старалась этого не показывать. Лиза привезла подарки: отцу полосатый шерстяной джемпер, чтоб тепло было ходить на трассу; мачехе чехословацкий нарядный платок, которым та осталась, в общем, довольна, а мне трёхтомник Герберта Уэллса. — Так хотелось накупить всем всякой всячины, но не было денег, — сконфуженно сказала Лиза. — И то спасибо, — отозвалась Прасковья Гордеевна, — Якову-то лучше бы ситцевую рубашечку, книги у него есть. — Уэллса у меня нет, — запротестовал я. — Учебники есть, и хватит, — возразила мачеха, — а в книгах клопы могут завестись... — И, как всегда, в её голосе была глубокая убеждённость в мудрости своих слов. На следующее утро Лиза приняла метеостанцию, и мы с ней переехали в дом на взморье. Там ещё полагался сторож... Никто не возражал, чтоб я взял на себя эту должность. Теперь у меня был хоть небольшой, но регулярный заработок. А то как-то стыдно, чтоб такой большой парень был на иждивении сестры. Я бы, конечно, мог работать линейщиком — Тюленев предлагал мне не раз, но трасса проходила далеко от метеостанции, нам бы с Лизой пришлось жить поврозь. А у нас были свои большие планы. |
||||
|