"Только любовь" - читать интересную книгу автора (Юрьева Ирина)

Глава 26.

Илана стала жалеть о решении, принятом ею, уже к концу первого дня. Горад был прав, когда предлагал ей отправиться вместе. Волшебное чувство, которое вдруг охватило ее в главном зале, угасло уже на второй день, сменившись сомнением и непонятной тревогой. Ей вновь стало плохо.

Все, что с нею было, казалось Илане гипнозом, искусным маневром, который придумала Руни, желая ее устранить. Илана готова была видеть четко продуманный план в каждом слове волшебников. Илана даже решила, что ей специально внушали конкретные мысли, которые она легко приняла за свои.

– Ты ведь знаешь, что это не так, – уловив состояние спутницы, мягко сказал Ливтрасир.

– С чего ты это взял? – огрызнулась Илана. – Я знаю, что вы невзлюбили меня с самой первой минуты прибытия в город. Может быть, для вас, магов, я просто игрушка? Орудие? Я за вас сделала все, чего вы добивались, а вы изменили мое восприятие мира?

– Зачем?

– Чтобы было поменьше проблем! Я готова была бросить все, чтобы быть с тобой рядом, а ты…

– Я использовал этот порыв в своих целях? – спокойно спросил Ливтрасир. – Я сыграл на твоем увлечении, чтобы развлечься? Ты хочешь внушить мне, что я причинил тебе боль? Вызвать чувство вины?

Он сказал это почти без эмоций, как будто озвучил подтекст ее фразы. Почувствуй Илана в словах хоть намек на раскаянье, ей легче было бы высказать вслух свои мысли.

– Хочу! Разве я не права? – если бы получилось вложить в эту фразу энергию гнева и вызова, ей удалось бы заставить мужчину почувствовать его вину. Ей хотелось услышать слова оправдания или раскаянья. Ей нужно было опять убедиться: ее провели, как девчонку.

– Зачем? Что тебе это даст? – посмотрев ей в глаза, осторожно спросил Ливтрасир.

Илана вновь ощутила волнение. Раньше она мгновенно гасила в себе интерес к недостойным «объектам», но этот мужчина имел над ней странную власть. Илана никак не могла разобраться, использует спутник запретную магию или никак не погаснет остаточный проблеск ее необычной влюбленности.

– Что даст? Запомнишь меня навсегда, Ливтрасир!

– Я тебя не забуду, Илана, – слегка придержав коня, просто ответил он, не отводя взгляд.

Наверно, маг все же использовал чары. Илана опять ощутила волну теплоты и мучительной нежности, схожую с той, что она испытала во время общения с Руни. Догадка вызвала боль, подтвердив, что она стала жертвой магических штучек.

– Еще бы! Забавно рассказывать, как ты внушил мне, что нужно принять необычные правила вашей игры? Ты заставил меня делать то, что тебе нужно! Не посчитался с моей волей!

– Илана, ты сама веришь тому, что сейчас говоришь?

Удивление было таким непритворным, что даже на миг погасило агрессию. Пришлось усилием воли напомнить себе ситуацию с ее отъездом.

– Да! А ты, наверное, хочешь, чтобы я винила себя? Ну конечно! Ведь я человек. Я, по вашим меркам, цинична, рассудочна и бессердечна. Я всегда плохая!

– Неправда. Я не хочу, чтобы ты обвиняла себя.

– Почему?

Прозвучавший ответ был совсем не таким, как она ожидала. Илане хотелось услышать слова сожаления или любви. Маг был должен сказать, что запомнит их встречу. Что он благодарен за помощь. Что, будь он свободен, их судьбы могли пересечься надолго. Что она, Илана, чудесная и необычная женщина.

– Это другой вариант тех же чувств. Обвиняя, ты пробуешь выплеснуть боль, а она не уходит. Она остается, стремясь отравить твою жизнь, отделяет тебя от других. Запускается маятник, и совершенно не важно, куда он качнется: к тебе, от тебя…

– Хватит умничать, мне надоело! – с досадой сказала Илана, стремясь отвести взгляд. – Тебе ничего не докажешь! Не знаю, зачем обсуждать то, что было? Ведь это нельзя изменить. Но вы, маги, такие болтливые!

И, тронув повод, она понеслась вперед, зная, что Ливтрасир не отстанет, не бросит ее на дороге. Он выполнит все обязательства, так как дал слово. Однако попытка заставить его испытать ту же боль, что терзала Илану, закончилась крахом.


Илана не знала, что с ней происходит, но была уверена, что Ливтрасир продолжает использовать магию. Иначе как объяснить, что с ним рядом ее раздражение гасло, а горечь от пережитых обид притуплялась, сменяясь спокойствием и ощущением радости.

Если бы чувство могло усмирить подозрительный разум, искавший ловушку, поездка могла быть чудесной. Однако рассудок упрямо стремился разрушить идиллию. Было непросто подпитывать чувство обиды, бороться с теплом и доверием, переполняющим сердце под взглядом волшебника. Но, раз решив для себя, что маг нагло использует чары, Илана никак не хотела расслабиться.

Когда дорожные кочки сменила лесная тропинка, Илана на миг испугалась, решив, что Ливтрасир попрощается с ней в этих дебрях.

– В лесах Гальдорхейма легко заблудиться, – сказал маг, почувствовав страх своей спутницы. – Я провожу тебя до нашей главной дороги. На ней не собьешься.

– Спасибо! Я добралась к вам сама. Значит, смогу найти путь в Фирод, – иронично сказала Илана, желая скрыть радость.

Волшебник не стал спорить и проговаривать вслух настоящие мысли Иланы. Он просто направил коня в чащу, пригласив ехать за ним. Очень скоро Илана решила, что маг предложил свою помощь, желая найти предлог, чтобы подольше побыть в лесу.

Шорох копыт по сухой хвое, давно покрывшей тропу… Терпкий запах смолы дроммов… Тусклый рассеянный свет, пробивавшийся сквозь вековечные кроны… Какие-то странные звуки… Треск, скрежет и свист… Хлопанье больших крыльев… Звон мелкой мошки, норовящей забиться под ткань или в волосы… Илане это не нравилось, а Ливтрасир наслаждался каждым мгновением. Илана видела, как взгляд правителя города жадно скользит по ветвям дроммов… Как дрожат ноздри, вбирая густой аромат листьев, хвои, смолы… Как рука норовит прикоснуться к шершавым стволам…

В Агеноре, среди беломраморных плит и колонн, золотых стен дворца, древних книгохранилищ, маг был отстраненным и замкнутым. Он принимал эту роскошь, как должное, совсем не думая о красоте драгоценных зеркал, ваз, подсвечников и драпировок. Ему это нравилось, но, в то же время, любой, оказавшийся рядом, мгновенно улавливал: вождь Агенора способен прожить и без этих сокровищ.

В пещерах, у темной реки, Ливтрасир вел себя совершенно свободно. Он видел во мраке, легко находил нужный путь, ощущал необычную жизнь подземелья, сражался с загадочным монстром. Но маг не любил этот мир. Он его принимал, уважал неизвестные правила и соблюдал осторожность. Он не хотел растворяться в энергии сумрака.

Здесь, в гальдорхеймских лесах, Ливтрасир ощущал себя частью глухой чащи. Он жаждал слиться с корнями и кронами, с благоухающим ветром, с клочками жесткой травы, пробивавшейся рядом с тропой. Он любил здесь все, от мелких блеклых цветов до зеленых стеблей, разукрашенных светло-оранжевой ягодой. Даже сухой бурелом, перекрывший однажды тропу, был ему дорог.

Когда, спустившись с коня, маг повел их в обход, Илана могла бы поклясться, что он благодарен препятствию, давшему повод пройтись пешком. Если бы не она, Ливтрасир давно бы уже снял сапоги, чтобы чувствовать тепло нагретой тропы. Глядя, как лучи солнца, пробившись сквозь ветви, скользят по лицу Ливтрасира, Илана подумала:

– Здесь он действительно счастлив!

Уйдя из гальдорских лесов, начав новую жизнь в Агеноре, волшебник лишил себя многого. Власть и почет, постижение Силы, борьба и любовь не могли заменить это мощное чувство единства с природой. Он, делая выбор, отрезал какую-то часть своей жизни, своей души. Маг расплатился гармонией.

Илана вдруг поняла, почему в катакомбах ей страстно хотелось его спровоцировать на жесткость, даже жестокость. Часть подсознания женщины в нем ощущала могучую силу свободного зверя гальдорских лесов. Ей хотелось добраться до этой природной энергии, скрытой покровом культуры и магии.

Еще она поняла, что была неправа, видя силу в агрессии. Именно дикая мощь Гальдорхейма, которая билась в его жилах, и заставляла волшебника быть осторожным. Он, зная себя, не нуждался в ее подтверждении. Его спокойствие и неизменная мягкость, которые, в силу привычки, люди могли посчитать проявлением слабости, были ее продолжением.

Здесь, в гальдорхеймских лесах, Ливтрасир до конца стал собой, растворившись в могучем потоке заветной энергии, мощной любви к жизни в каждом ее проявлении. В чувстве, которое переполняло его, были сила и теплота. И уверенность. И бесконечная радость от редкой возможности жить, ощущая единство со всем, что тебя окружает.

Сентиментальная слабость, зависимость, отказ от собственной воли, воспетые бардами как знаки высшей любви, совершенно не свойственны этому чувству. Они нарушают гармонию и ослабляют, мешая принять жизнь во всех ее красках. В любой душе скрыто зерно, из которого можно взрастить этот яркий цветок сопричастности с миром, однако не каждый способен понять и принять его ценность…

В этот момент и возникла реальная боль. Не протест, не бушующий гнев, не отчаянье от невозможности управлять тем, кто рядом, в своих целях, а понимание. Мысли о том, что она повстречала того, кто ей нужен, кого она ищет, кто может дать счастье, и чью жизнь уже не связать с ее собственной, были ужасны. Илане стало так плохо, что потемнело в глазах. Судьба вновь посмеялась над ней, показав, чем могла одарить, и лишив ее всякой надежды.


Лесная поляна была небольшой. Ручеек, вытекавший из узкой расщелины, был аккуратно расчищен. На камне у устья стояла круглая деревянная чаша.

– Охотники, – пояснил Ливтрасир, хотя Илана его ни о чем не спросила. – Здесь мы расстанемся. Тропа широкая, ты не заблудишься. За день доедешь до главной дороги. Сейчас мы построим шалаш, чтобы ты отдохнула.

– Не нужно, мне хватит плаща, – ровным тоном сказала Илана, впервые почувствовав, как измотали ее эти дни.

– Скоро будет гроза. Ты промокнешь.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую.

– Значит, укроюсь под деревом.

– Нет, так нельзя.


Порыв ветра был сильным и резким. Высокие дроммы ответили шелестом веток и дружным гудением стройных вершин. Потемнело. Первые крупные капли упали на ветви и дружно запрыгали, мягко стуча по сухой хвое, тонким травинкам и листьям. Ливтрасир, бросив охапку ветвей внутрь зеленого «дома», позвал свою спутницу.

Ливень был долгим. Гальдорская буря казалась Илане куда лучше нудных дождей, моросящих над Лонгрофтом. Вода хлестала потоком, гремел гром. Блеск молний был так ярок, что свет зарниц пробивался сквозь тонкие стенки. Илане казалось, что хрупкий шалаш разметает в любой момент, но «домик» крепко стоял между толстых корней дромма.

– Это недолго, – сказал Ливтрасир, убирая сапог от большой лужи, натекшей неподалеку от входа.

– Мне нравится. В Лонгрофте редко увидишь подобное. Гудит земля, гремит небо… Будет о чем вспомнить.

– Я не успел закрыть вход должным образом.

– Ну и что? Там, где мы, сухо.

– А если из лужи получится озеро?

– Переживу.

Они оба замолкли, прислушавшись. Шелест дождя по ветвям звучал тише, чем раньше. А может, так только казалось. Потом Ливтрасир открыл сумку и вынул хлеб с сыром и яблоки, взятые в путь. Есть совсем не хотелось, однако Илана взяла одно, желто-зеленое, с красными пятнами.

– Здесь, в Гальдорхейме, таких не бывает. У нас они мелкие, как яйцо голубя, и очень кислые. С ними пекут пироги или делают сидр. Только дети жуют их сырыми. Они понимают, что может потом разболеться живот, но они все равно нарушают запреты родителей.

– Да? – откусив небольшой кусок, вяло спросила Илана. – В Лонгрофте такие, зеленые, варят или запекают. Едят только красные.

– Буду знать.

– Ладно уж, здесь не Лонгрофт.


Вероятно, она все-таки задремала под шум дождя, так как, очнувшись, Илана увидела, что оказалась одна. В шалаше никого нет. Открытие сразу встряхнуло, прогнав дремоту.

– Ливтрасир!

Ей никто не ответил. Поднявшись, Илана шагнула наружу, забыв про натекшую лужу. Сапог громко хлюпнул, но, к счастью, почти не промок.

Воздух был совершенно прозрачным и плотным. Илане казалось, что он странно, еле заметно, вибрирует и окружает предметы расплывчатым контуром. Солнце еще не садилось. Лучи, отражались во множестве капель, повисших на иглах и листьях, сверкали в траве серебристою россыпью бисера.

Красный… Оранжевый… Желтый… Зеленый… Голубой… Синий… И фиолетовый… Семь цветов короткой яркой полоски блестели в просвете ветвей.

– Радуга, – раздался рядом мужской голос.

Ливтрасир, стоя у дромма, смотрел в небо, на разноцветный кусок как на некое чудо.

– И что?

– Жаль, что это не радужный мост. Лишь фрагмент, но какой яркий…

– Лишь преломление света, игра лучей. Очень банально, – с досадой сказала Илана. – Не знаю, чем здесь восторгаться!

– Ребенком я очень любил наблюдать в небе радужный мост. Я стоял и смотрел, пока радуга не исчезала… Однажды мне даже приснилось, что я… Я пройду по мосту семицветных полос. Когда вырасту. Я сам создам его, чтобы найти… Обрести что-то важное.

– Глупости! – голос Иланы звучал раздраженно.

Минуты текли, а волшебник растрачивал их на какую-то чушь.

– Жаль, – взглянув ей в глаза, сказал маг, посылая волну теплоты, о которой мечтала Илана.

– Скажи, ты меня ненавидишь? – внезапно спросила она.

– За что? – улыбнулся в ответ Ливтрасир. – Я тебе благодарен. Не встреть я тебя, не пройди с тобой вместе весь путь…

– Почему ты не хочешь любить меня?

– Я люблю.

– Нет, ты не любишь! Никто не любит меня. Каждый раз, когда я… Я встречаю мужчину, с которым могла бы жить, рядом другая, а я… Почему я лишь прихоть, игрушка, подруга на час?

Слова были не те, что хотелось услышать Илане, хотя взгляд мужчины наполнился нежностью и состраданием.

– Я уже ответил на этот вопрос. Там, в пещерах. Ты не захотела услышать. Теперь ты действительно хочешь знать правду?

– Нет, я не хочу! – ощутив прилив страха, почти закричала Илана. – Хочу быть уверенной, сильной, счастливой. Хочу выбирать и бросать сама. Я хочу брать, а потом развлекаться, пока не наскучит, не думая, что потом будет! И мне наплевать, как вы это воспримете, маги!

– Это и есть ответ. Ты боишься любви.

– Хватит! Я не хочу, чтобы ты унижал меня! Я не хочу тебя слушать! – опять закричала она, зажав уши руками. – Мне больно! Ты слышишь, больно?!

Илана боялась, что маг попытается с ней говорить своим способом, будет ей слать мыслеобразы или эмоции, сможет пробиться через нежелание слушать. Но он не пытался воздействовать. Когда Илана опомнилась, то обнаружила, что Ливтрасир продолжает смотреть на нее с пониманием и теплотой.

– Хватит слов, пора вспомнить о деле, – сказала она, овладев собой, – Мне хорошо заплатили, но не до конца. Ты поехал со мной, чтобы дать шанс забыть Агенор. Выполни обещание, дай мне другую картину моей жизни. Я лучше всех. Я красива, умна, независима. Каждый мечтает быть рядом, и я иногда снисхожу… Одаряю вниманием и развлекаюсь в свое удовольствие!

– Я не могу.

Фраза мага звучала настолько спокойно, что Илана даже решила, что она ослышалась.

– Не можешь? Как? Ты же мне обещал!

– Я не вправе вторгаться в твой разум и что-то навязывать. Чтобы забыть правду, ты мысленно перестроишь картину событий. Сама. Так, как хочешь. Сместив ряд акцентов, или заменив сюжет поиска. И, разумеется, место последних событий.

– Еще бы! – кивнула Илана.

Она понимала, какую угрозу для будущей жизни Искателя может создать эпизод ее жизни у магов мятежного города.

– И как мне все поменять? Агенор заменить Гальдорхеймом, пещеры – лесами?

– Не знаю. Меняй так, как хочешь.

– Что делать с людьми?

– То же самое.

– Назвать тебе имена?

– Нет, не нужно. Продумай лишь общую схему событий и чувств, чтобы мне знать, как нужно сместить пережитое, заменив прошлое выбранной версией. А подсознание само закончит картину.

– Надеюсь!

– Когда ты решишь, что готова, ты скажешь.