"Рука Кассандры" - читать интересную книгу автора (Юрьев Зиновий)11– Ваня, – сказал полковник Полупанов, недоверчиво рассматривая аппарат временного пробоя, – может, зря я тебя послушал? Может, надо было звонить во все колокола, в Академию наук, в институты разные… Время-то идет, а твои проволочки и пружинки не производят на меня сильного впечатления. Они сидели в комнате бригадира настройщиков, и полковник смотрел то на мальчишеское лицо Скрыпника, то на несолидный его аппарат. Его мучили сомнения. Всего два года до пенсии и – на тебе – такое дело. – Я ж вам уже объяснял, товарищ полковник, – терпеливо сказал Скрыпник. – Ну давайте представим себе: являемся мы к какому-нибудь академику-физику. «Здрасте, говорим. А вот и мы. Бригадир настройщиков из стереовизионного ателье Ленинградского района и полковник милиции Полупанов. Мы, с вашего разрешения, на секундочку. Дело в том, что мы изобрели машину времени…» – Ты меня, Ваня, в это дело не впутывай. Не «мы», а «ты». – Ладно. Значит, академик сбивает свою ермолку к затылку, смотрит на нас внимательно, потом говорит: «Поздравляю вас, коллеги, но это невозможно. Я лично, когда переутомляюсь, делаю гипсовых лебедей. Очень рекомендую». – Насчет гипсовых лебедей это ты, конечно, перехватил. Скорее он играет на большом турецком барабане или выращивает в ванной шампиньоны, но в целом картина обрисована правдоподобно. – Вот видите, я и вам говорил: потребуется минимум пять лет, чтобы в эффект Скрыпника только поверили. А товарищ Куроедов будет тем временем мыкаться среди гладиаторов. – Ваня, не прикидывайся большим дурачком, чем ты есть на самом деле. Гладиаторы – это в Риме, а в Трое был Парис и Елена. – Ничего, товарищ полковник, баллотироваться в действительные я буду по физико-математическому отделению, а не по историческому. И в речи в Стокгольме при получении Нобелевской премии обязательно упомяну вас: мол, разве это не ирония, что первым человеком, поверившим в пробой времени, был милиционер, которому по штату положено быть скептиком. – Хорошо с тобой, Ваня, лясы точить, одно удовольствие. Ты мне только одно скажи: когда выгонят меня из милиции и разжалуют за твои штучки, устроишь ты меня к себе настройщиком? – Настройщиком – нет, – нахмурился Скрыпник, – это работа квалифицированная и тонкая. Но место вахтера, так и быть, выхлопочу. Ну, давайте попробуем. Энергии как будто достаточно. С богом, товарищ полковник, может, что-нибудь получится. Бригадир настройщиков щелкнул тумблером, стрелки на шкалах с размаху низко поклонились, и в то же мгновение откуда-то снизу донесся крик. – Бежим! – крикнул полковник и мгновенно вылетел в коридор. Крики доносились снизу. – Это что ж такое? – вопил ночной вахтер Петр Михеевич Подмышко, ошалело рассматривая свою собственную правую руку. – Что ж это такое? – еще раз растерянно повторил он. – Рука, наверное, – неуверенно подсказал полковник, глядя на вахтера. – Сам ты рука. Ключи где? Только сейчас Скрыпник понял, что поразило его в облике старика. Все то бессчетное количество раз, что он видел его, Михеич всегда держал в правой руке связку ключей. Теперь же ее не было, и вахтер рассматривал свою пустую руку с недоуменным видом ребенка, которому показали непонятный фокус. – Товарищ Скрыпник, – погрозил он бригадиру настройщиков, – это все ваши штучки. Где, спрашиваю, ключи? Держу я их в руке, читаю доску приказов и вдруг – фюить! – и нету. – Может быть, вы их в карман засунули? – бросил спасательный круг полковник. – Гляньте-ка. Вахтер смерил его презрительным взглядом и вдруг поднял голову, потому что сверху, с доски приказов, кто-то угрожающе заклекотал и громко хлопнул, будто выбивал пыль, встряхивая ковер. На широком деревянном скосе доски приказов сидело какое-то существо, не то летучая мышь, не то ящерица. Широкие кожистые крылья были сложены, зато клюв с мелкими острыми зубами то и дело открывался и закрывался. Глаза смотрели зло и настороженно. – Это тебе взамен ключей, дядя Михеич, – прошептал бригадир, не сводя завороженного взгляда со странной птицы. Он наморщил лоб и, казалось, что-то напряженно пытался вспомнить. – Ты сам птицей двери запирай, товарищ Скрыпник, – обиделся вахтер. – Нам она без надобности. Тем более, без пера она. Товарищ полковник, вы заметьте, что… – Вспомнил! – вдруг крикнул Скрыпник и повис у полковника на шее. – Птеродактиль. Летающий ящер, вымерший миллионы лет назад. – Час от часу не легче, – вздохнул полковник. – Опять, значит, промахнулись? – Но зато живой птеродактиль, а? Еще одно доказательство реальности пробоя. И никто ничего не скажет. А вы как объясните, уважаемые коллеги? Летал этот летающий ящер Гришка, летал, сбился с дороги и залетел отдохнуть на миллион лет в сторону в стереовизионное ателье Ленинградского района. Причем залетел, собака, не через дверь или окно… – Это точно, после двадцати одного ноль-ноль у меня все затворено. – Что делать будем? – спросил полковник Полупанов. Он уже устал изумляться и теперь жил в неопределенном мире на границе возможного и невозможного. – Я домой эту гадину не понесу. Не говоря уж, что, того и гляди, в глаз клюнет, дочка замуж выходит, и жених может засомневаться: летучих мышей развели, что же после регистрации будет… – Звонить, товарищ полковник. Надо звонить. Срочно найти палеонтолога, археолога, зоолога или что-нибудь похожее и зазвать сюда, они эту тварь в золотую клетку посадят. Чудо – живой птеродактиль или как он там называется. – Эй, погоди, товарищ Скрыпник, ты птицу на клетку не выменивай. Ключи давай, а то мне от коменданта… – Что тебе комендант, дядя Михеич, когда ты входишь в историю… – Не надо мне историев… – А ключи твои лежат сейчас в каком-нибудь теплом доисторическом болоте, и бронтозавры, вздыхая, смотрят на них и вовсе не догадываются, что это ключи от будущего. У Скрыпника слегка кружилась голова, и он чувствовал, что его врожденная скромность подвергается сейчас испытанию на перегрузку, словно кружился на центрифуге. – Ваня, – жалобно сказал полковник, – времени-то больше десяти вечера. Где теперь взять палеонтолога? Это в милиции есть дежурный. А дежурных палеонтологов нет. Полковнику было и весело и страшно. И верил он, и не верил, и стал как будто снова мальчишкой, и сердце билось в предчувствии новых тайн, и уже все казалось возможным и даже логичным. И даже то, что сейчас он, полковник Полупанов – два года до пенсии – будет искать ночью палеонтолога, чтобы предъявить ему живого птеродактиля. – Позвоните в справочное. Узнайте телефон ну хотя бы зоопарка. Потом узнайте, где можно найти какого-нибудь зоолога, потом палеонтолога. Детское занятие. Хотите, я сам… Но полковник уже крутил диск телефона, стоявшего на столике вахтера. При этом он время от времени поднимал глаза на птеродактиля, словно искал поддержки в летающем ящере, сидевшем на доске приказов стереовизионного ателье. После дюжины неудачных попыток он наконец записал телефон. – 257–31–50. Профессор палеонтолог Анна Михайловна Зеленова. – С богом, – перекрестил полковника бригадир настройщиков. Полковник вздохнул и набрал номер. После третьего или четвертого гудка в трубке послышался сонный мужской голос: – Алле… – Это квартира профессора Зеленовой? – Частично, – ответил голос. – Только в случае развода удастся выяснить, насколько она ее и насколько моя. – Простите, но я вовсе не хотел… – Я тоже. Как я догадываюсь, вам Анну Михайловну? Одну секундочку… – Слушаю. – Голос теперь был женский, низкий, уверенный. – Здравствуйте, профессор, с вами говорит полковник милиции Полупанов… – Очень приятно… – Я к вам по не совсем обычному делу. – Слушаю. – В том месте, где я сейчас нахожусь, сидит живой птеродактиль. – В том месте, генерал, где вы, наверное, сидите, могут быть и мамонты. В трубке раздались короткие и частые гудки. Полковник Полупанов покачал головой. – Ну? – спросил Скрыпник. – Что – ну? Не верит, конечно. Бросила трубку. И правильно, между прочим, сделала. Я бы тоже бросил. Господи, неисповедимы пути твои. Придется еще раз. Полковник еще раз набрал номер. – Профессор, – сказал он, – я вас понимаю. Вас поняли бы девятьсот девяносто девять человек из тысячи. Возьмите карандаш, запишите телефон милиции, позвоните туда и спросите, знают ли они полковника Полупанова. И они же дадут вам телефон, по которому меня сейчас можно отыскать. И если вся эта операция убедит вас хотя бы на три процента, хватайте немедленно такси и приезжайте сюда. Что? Рискнете и так? Чудесно. Ждем вас. Запишите адрес… Ровно через десять минут в дверь позвонили, и Михеич впустил высокую властную женщину средних лет, смотревшую сурово и подозрительно. Была она в модных сапожках почти до колен и от того казалась еще выше. – Я, разумеется, понимаю всю абсурдность моего приезда сюда, – сказала профессор глубоким контральто, – но… – Да вы на птичку глянули бы сперва, чем шипеть, – буркнул Михеич и показал рукой на доску приказов. Дама подошла к доске, близоруко приблизила глаза к листку бумаги, на котором было напечатано: «Предоставить очередной отпуск приемщице стереовизоров Карп И.И. с 18.9» – Карп И.И., – насмешливо сказала дама. – Карп И.И. – это очень интересно. Особенно с восемнадцатого девятого. – Подыми глаза, только очки напрежде одень, – обидчиво сказал вахтер. Ему была неприятна и сама эта статная дама в кавалерийских сапогах, и ее пренебрежительное отношение к доске приказов – любимой спутнице его долгих одиноких ночей. – Очки, говорю, надень! Профессор-кавалерист покорно вытащила из сумочки очки, ловко кинула их на переносицу, подняла глаза и вдруг заплакала. Всхлипнув несколько раз, успокоилась, вытерла маленьким платочком глаза и – куда только девалась властность – жалобно сказала: – Вот и Петя говорит: поезжай срочно в санаторий, подлечи нервы, а то бог знает что наделаешь. А как я уеду, если их вдвоем и на день оставить нельзя? Вместо того чтобы сготовить обед, дуют часами в настольный хоккей. А тут эта галлюцинация… – Это не галлюцинация, – тихо сказал полковник Полупанов. – И не надо оставлять их вдвоем, чтобы они часами играли в благородную настольную игру хоккей. Перед вами живой птеродактиль или что-то вроде этого. То ли летающему ящеру надоели разговоры, то ли его обидело выражение «что-то вроде этого», но он шумно взмахнул крыльями, тяжело пролетел несколько метров и уселся на шкаф со спортивными трофеями ателье. – Ну и что мне делать? – совсем уже жалобно спросила профессор и снова вытащила платочек. – Ты профессорша, ты и определяй, – пожал плечами Михеич, и по жесту можно было догадаться, что хотя вахтер и принял эмансипацию женщин и их равноправие, но не совсем одобрял их. Анна Михайловна осторожно подошла к шкафу, почему-то ласково бормоча «цып-цып, цып-цып», внимательно посмотрела на уродливое существо, которое подозрительно косилось на нее, и вдруг закричала тонко и пронзительно: – Птеродактиль! Летающий ящер! Кожистая перепонка с четвертого пальца передних конечностей! Птеродактиль открыл зубастый клюв и злобно зашипел. Профессор, роняя сумку и платочек, металась от Михеича к полковнику, от полковника к Ване Скрыпнику и все кричала: – Вы понимаете? Нет, вы не можете понять!.. – Куды уж нам, – бормотал Михеич, но глаза его тоже подозрительно увлажнились. – … Никто не может понять. Живой птеродактиль в центре Москвы в сентябре тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Понимаете, в сентябре? Почему именно сентябрь оказался столь неожиданным месяцем для появления древнего летающего ящера, было не ясно. Тем более, что до сих пор птеродактили не появлялись и в остальные одиннадцать месяцев, но все понимали чувства Анны Михайловны Зеленовой и молчали, боясь осквернить чистейший восторг ученого пошлой репликой. – Голубчики вы мои, свидетели, окна и двери, христа-батюшки ради, вылетит – брошусь за ним! – Вот вы, профессорша, думаете, что все знаете, а выходит, и не все, – ухмыльнулся Михеич. Чем больше он чувствовал свое превосходство над ученой дамой, тем больше она начинала ему нравиться, и сейчас он был положительно готов сделать для нее что угодно. – После двадцати одного все двери и окна закрыты, и этой летучей дактили деваться ровным счетом некуда. – Спасибо, голубчик, – затрепетала палеонтолог. – Не знаю уж что мне для вас сделать. – Не для меня, для науки трудишься, – великодушно сказал Михеич. – И не волнуйся, сбережем птичку. – Может быть, покормить ее чем-нибудь? – спросил полковник. – Что вы, что вы, – испуганно замахала руками Анна Михайловна, – как я могу взять на себя такую ответственность? Утром соберется ученый совет, он и выработает меню. – Смотрите, чтоб не сдохла пока птичка, – участливо сказал вахтер. – А то пока согласовывать будут… Она раньше-то без ученых советов жила. Ну давай, давай звони… Профессорша, глядя одним глазом на птеродактиля, а другим на телефон, принялась крутить диск. – Ну, товарищ полковник, в пространстве мы уже начинаем ориентироваться. Осталось еще время… – вздохнул Ваня Скрыпник. – Как по-вашему, сколько мне дадут за научное хулиганство? Год условно? Ну ничего, до Стокгольма успею… |
|
|