"Финансист на четвереньках" - читать интересную книгу автора (Юрьев Зиновий)

15. Я человек порядочный

Ханту казалось, что сквозь чернильную толщу воды не проникало и фотона света. И тем не менее в этом плотном мраке медленно колыхались какие-то тени, плавно двигаясь в беззвучном хороводе. «Но я же задохнусь, сейчас я захлебнусь», — мелькнуло у него в голове, и он конвульсивно дернул руками. Пальцы слабо шевельнулись, и Хант ощутил нечто плотное под ними.

Он стал подниматься. Он знал, что поднимается к поверхности, хотя его по-прежнему окружал мрак. Но темнота как бы истончалась, становилась зыбкой, и где-то за ней начинал угадываться свет. Он медленно всплывал покачиваясь. Он решил, что если откроет глаза, то скорее уловит первые проблески дня. Мгновенье веки его трепетали, потом он поднял их. Взгляд упал на белый потолок. То есть Хант еще не был уверен, что над ним потолок, но на просыпающееся сознание уже стремительно набегала волна воспоминаний. Еще мгновенье, и он вспомнил все. Ну конечно же, он в больничной палате. Он остался жив. Он поднял руку, чтобы кисть оказалась в поле зрения. Движение было медленным и неуверенным. Но он не сдавался. На руке был незнакомый белый с голубыми полосками рукав. Должно быть, больничная пижама. Он опустил руку и провел ею вдоль тела. Ни бинтов, ни гипса. «У меня уже входит в~привычку приходить в сознание, — подумал Хант и мысленно усмехнулся. — Только что я пришел в себя в машине со связанными руками, теперь же — в незнакомой больничной комнате. Не слишком ли часты эксперименты? А еще говорят, что ученые у нас не пользуются большой популярностью. Судя по моей голове, это не так».

Слово «голова», промелькнувшее в его мозгу, заставило Ханта снова поднять руку и дотронуться до лба. Пальцы ощутили повязку. Он осторожно, словно боясь ненароком расплескать ее содержимое, покачал головой. И действительно, в черепной коробке тупо шевельнулась боль.

Он услышал скрип двери и инстинктивно закрыл глаза. Кто-то подошел к кровати, на которой он лежал, и замер. Какой-то давно забытый животный инстинкт подсказал ему, что на него смотрят и к лицу его приближается рука. Еще мгновенье, и рука слегка коснулась его щеки и лба. Женский голос сказал:

— Он еще в беспамятстве, лейтенант, но думаю, что скоро придет в себя.

Голос был густой и низкий, и Ханту представилось, что обладательница его должна быть рослой, полной и важной.

— Что значит скоро, сестра? — нетерпеливо спросил мужской голос откуда-то сбоку, должно быть от двери. — Вы представляете себе, как мне хочется побеседовать с этим джентльменом?

— Да, но даже когда он придет в себя, вряд ли вы добьетесь от него сразу чего-нибудь путного. Все-таки царапина на лбу довольно глубокая и, по всей видимости, у него легкая контузия.

— Э, сестра, — возразил лейтенант, — вы не знаете этот народ. Они живучи, как кошки. Их либо убивают сразу, либо они через час-другой уже вполне могут сами нажимать на спусковой крючок. Вы уж мне поверьте…

— Не буду с вами спорить. Наберитесь терпения и подождите в холле.

«Спокойнее, — подумал Хант, — главное — думать логично. Ученый я в конце концов или полуграмотный гангстер, путающий английские слова с итальянскими? Итак, кто-то совершил налет на имение Джо Джеффи. Я был ранен и доставлен в больницу. По-видимому, я единственный, кого нашла полиция. Остальные или убиты, или удрали. Но где собака, где Гроппер? Неужели тоже убит? Отрицать, что я что-либо знаю, бессмысленно. Придется избрать другой путь. Откровенность и прямота не так уж плохо, когда больше ничего не остается делать. Беллоу убит, гениальный ученый с замашками гангстера. Общество бессмертия на паях…»

Мысли скакали у него в голове, насмехаясь над ним. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться. Беллоу, очевидно, убит. Ключи от сейфов и неподписанные чеки исчезли. Но Гроппер наверняка запрятал часть своих миллионов где-нибудь еще, он не такой человек, чтобы снести яйца в одну корзинку… Ну что ж, посмотрим. Если только бульдог жив…

Хант открыл глаза. Спиной к кровати стояла могучего телосложения сестра в длинном белом халате. Белый продолговатый чепец католической монахини на голове был накрахмален так, что отливал металлическим блеском. На мгновение Ханту захотелось броситься на нее, сшибить с ног, напялить на себя ее одежду и удрать из больницы, но он тут же усмехнулся своей ребячливости. В холле сидит полицейский лейтенант, и, кроме того, в его состоянии он смог бы сшибить с ног разве что муху.

— Сестра, — позвал он, — прошу простить меня, но я уже пришел в себя, а в холле, как я слышал, моей аудиенции ожидает джентльмен.

Сестра удивленно взглянула на него, пожала плечами и пошла к двери. На секунду ее мощная фигура застыла в дверном проеме, и тут же в комнату вошел невысокий широкий человек с круглым лицом и бегающими глазами. Человек улыбнулся, подвинул к кровати стул и сказал:

— Я же говорил сестре, что вы — народ живучий. Позвольте представиться: начальник бюро хиллсайдской полиции по особо важным преступлениям лейтенант Мак-Грири. Теперь валяйте вы и не теряйте зря отпущенного вам господом времени. Его, может быть, осталось у вас не так-то много.

— Благодарю вас, лейтенант, за напоминание о бренности всего земного и быстротечности жизни. Разрешите, в свою очередь, представиться и мне: доктор Кристофер Хант, помощник профессора Беллоу. Специальность — тонкая электронная аппаратура.

— А еще говорят, будто полиции приходится иметь дело только с необразованной публикой. Итак, мистер Хант, что вы делали вчера ночью в доме у некоего Джозефа Джеффи? Устанавливали тонкую электронную аппаратуру?

— Самое комичное, лейтенант, что вы угадали…

— Ну конечно же, ночью у вас возник сугубо теоретический спор с командой из другого университета, и вы решили в порядке научного диспута перестрелять друг друга. Бросьте валять дурака. Меня интересует только одно: вы сами будете говорить или помочь вам?

Лейтенант многозначительно сжал правую руку в кулак, поднес к глазам, осмотрел и даже подул на нее, словно смахивая невидимые пылинки. Кулак у него чем-то походил на лицо: был таким же круглым и невыразительным.

Хант откинул голову на подушку и вздохнул. В Гарварде по крайней мере его никто не бил и не грозил избить. Теперь же ему доставалось с удручающей регулярностью.

— Послушайте, лейтенант, — устало сказал он, — вы не задумывались над вопросом, почему Гроппер стал идиотом?

Кулак лейтенанта как-то сам собой раскрылся. Он уперся руками в колени и наклонился вперед, почти к самому лицу Ханта. На носу Мак-Грири росли маленькие волосы и кожа была пористой.

— Да, — ответил он, — я задумывался над этим. Кроме того, я задумывался над многими другими вещами. Например, почему Гроппер не оставил никакого завещания? Вы, должно быть, не знаете, он вчера умер, так и не придя в себя. Я действительно думаю обо всех этих вещах, мистер Хант, если это ваше настоящее имя, и у меня болит голова.

— У меня тоже. В одном только я не могу с вами согласиться. Вполне возможно, что мистер Фрэнк Джилберт Гроппер вовсе не умер.

— Пожалуй, сестра все-таки была права. Рановато я вас начал допрашивать.

— Нет, нет, лейтенант, не рано. Я чувствую себя великолепно. Меня совершенно не интересует, кто испустил дух в Риверглейде. Я даже не отрицаю, что для вас и всех других скончавшийся слабоумный старец действительно Фрэнк Гроппер. Меня же в гораздо большей степени интересует коричневый бульдог с белыми лапами.

— Мне начинает везти на сумасшедших. Сначала Гроппер, теперь вы.

— Держитесь, лейтенант, а то сами присоединитесь к этой компании. Кстати, штат оплачивает больничные счета, если его полицейский попадает в сумасшедший дом?

— Послушайте, вы, на вас, кажется, уже произвел впечатление мой кулак. Хотите свести с ним более интимное знакомство?

— Не сердитесь. Я просто с детства считал, что полицейский начинает соображать что-нибудь, когда выведешь его из себя. Усиленная циркуляция крови способствует мыслительным процессам. Эй, эй, осторожнее! Ударите меня через минуту, а сейчас скажите: нашли там труп бульдога?

— Нет, а что?

— Значит, по всей видимости, он жив. Повторяю: очевидно, Фрэнк Гроппер жив. Вряд ли он дался им в руки. Надо только поймать его и по меньшей мере половина его состояния — наши. А это минимум двадцать миллионов.

Лейтенант встал и повернулся к двери.

— Не думайте, приятель, что эта игра в сумасшедшего что-нибудь вам даст. Я сам видел вчера старика в постели. Не говоря уже о том, что весь Риверглейд полон врачей. Когда племянник Гроппера Кроуфорд понял, что старик уже не выкарабкается, он не жалел на докторов. Так что полежите. Часа через два мы снова побеседуем, и тогда…

— Не торопитесь, лейтенант Мак-Грири. Какой мне смысл дурачить вас, если у двери, с той стороны, стоит ваш полицейский? Угадал? Вот видите. Я вас еще раз спрашиваю: знаете ли вы, как могло получиться, что Фрэнк Гроппер отправился на ранчо нормальным человеком, нормальным хотя бы потому, что он сам вел свой «роллс», а нашли вы его идиотом? Полным идиотом. И помните ли вы, что в подвале, где он лежал на полу, вы нашли обломки какого-то аппарата, электронного, заметьте? И помните ли вы, что фамилия владельца этого ранчо действительно Беллоу и что помощником у него был некто Кристофер Хант? Садитесь, лейтенант, и слушайте. Я думаю, что, если вы поверите мне, через недельку-другую вы смело сможете подать в отставку. Кстати, вы случайно не помните, не совершал ли кто-нибудь нападения на некоего Бакстера с целью отнять у него собаку?

Хант не заметил, как сел в кровати. Он говорил медленно, спокойно и логично, и его не оставляло ощущение, что говорит не он, а кто-то другой, а он лишь слушает этот знакомый голос. Он всегда чувствовал такое раздвоение, когда был возбужден. Должно быть, работа в лаборатории научила его этому фокусу: можно сколько угодно дрожать от возбуждения — выйдет или не выйдет эксперимент, — но часть сознания должна пристально и критически следить за приборами.

Он неторопливо рассказывал и думал: жалеет ли он о том вечере, когда принял приглашение Беллоу уйти из университета и заняться этой штукой? Нет, пожалуй, не жалеет. Конечно, для человека науки, для ученого деньги не все, но очень многое. Годы идут, мозг теряет свою остроту, пальцы — гибкость, а что остается взамен? Скудное профессорское жалованье, молодящаяся жена, набитая последними университетскими сплетнями, и куча детей, за которых нужно платить на каждом шагу. Нет, дело не в деньгах, дело в том ощущении свободы и независимости, которые они дают. В конце концов он живет в свободной стране и надо иметь на что пользоваться этой свободой. Нет, он не жалел о предложении Беллоу…

Когда Хант кончил говорить, лейтенант Мак-Грири несколько минут сидел молча. Внезапно он вскочил и крикнул:

— Я вам верю, это слишком фантастическая история, чтобы усомниться в ней! Мы должны изловить эту собаку, простите, Гроппера. Я уверен, что у Джеффи трупа собаки не нашли. Вы можете двигаться? Давайте попробуем.

С нескрываемой нежностью, словно миллионное сияние уже окружало Ханта ярчайшим нимбом, Мак-Грири помог ему встать с постели. Голова ученого гудела и ноги слегка дрожали, но он сделал несколько шагов по палате и почувствовал, что сможет идти.

— Сейчас вам принесут одежду, Хант, — сказал лейтенант и пошел к двери.

Хант снова присел на кровать. Нет, он не жалел. Если даже ему и не видать этих миллионов, он никогда не упрекнет себя, что просидел, как кретин, всю жизнь в лаборатории, вычерчивая схемы и возясь с бесконечной настройкой.

Мак-Грири вошел с одеждой Ханта в руках.

— Поехали, — сказал он, и Кристофер увидел в его глазах нетерпеливый охотничий блеск.

Пока он с трудом натягивал на себя брюки, Мак-Грири несколько раз повторил:

— Не сомневайтесь во мне, я человек порядочный. Всю выручку пополам. Честно говорю: пополам. Я человек порядочный…