"Записки вратаря" - читать интересную книгу автора (Яшин Лев Иванович)Новые птицы – новые песниБез малого пять лет просидел я в запасе. Тогда я пережил много горьких минут, теперь же, возвращаясь памятью к событиям 25-летней давности, вижу череду прекрасных, солнечных дней... А чем, собственно, они были так уж ярки, эти дни? Ну, тренировались, играли, отдыхали, ухаживали за девушками. Все как у всех. Почему же память рисует это время таким уж счастливым? Мы были молоды, и этим сказано все. Мы были в том возрасте, когда труд не в тягость, когда каждая игра – праздник, когда предвкушение отдыха еще слаще, чем сам отдых. Матчи дублеров редко проводились на стадионе «Динамо». Обычно на свои игры мы выезжали в небольшие города, порой за сто – полтораста километров от Москвы. Мы собирались рано утром у ворот динамовского стадиона, где нас поджидал старенький тряский автобус, каких теперь уже почти и не осталось,– подпрыгивающий на дорожных ухабах, по-стариковски похрипывающий при переключении скоростей, с потертыми креслами, из которых проглядывали острые концы пружин. Дежурный пересчитывал игроков – все ли на месте, шофер включал мотор, автобус трогался, выворачивал на Ленинградское шоссе, обдавая прохожих бензиновой гарью, и набирал посильную скорость. И в этот момент из растворенных окон автобуса вырывались на уличный простор первые звуки песни. Какие песни мы пели? Всякие. Мы знали их десятки, а может, сотни. Про любовь и про войну, веселые и грустные, маршевые и лирические, о девушках и о «махорочке-махорке». Не было штатных запевал, но не было и молчальников. Пели все, и никто не мог себе представить дорогу без песни. А когда наступал момент, про который в песне поется: «Захрипели, потеряли голоса», – переходили к шуткам. Со стороны, может, не слишком остроумным, может, даже плоским, может, старым и сто раз повторенным, но неизменно вызывавшим дружный хохот, от которого сотрясались стены и дребезжали окна нашего утлого, чихающего копотью лайнера шоссейных дорог. Мы были молоды, и нам было весело, и автобус, перебираясь с асфальта на проселки, приближал нас к всегда желанному футболу... Сейчас мы тоже ездим на игры все вместе. К нашей великолепной тренировочной базе в Новогорске, где комнаты на двоих, и все удобства, и телевизор, и бильярдная, и столовая с накрахмаленными скатертями, подается просторный «Икарус» с окнами во всю стену, и мы отправляемся в Москву, на «Динамо», Такие же молодые ребята-дублеры, какими были мы когда-то, выходят из дверей дома, подняв воротники свитеров и зябко поеживаясь, и садятся в автобус. Я захожу последним и пытаюсь расшевелить ребят. – Ну, как сегодня сыграем? Обед хоть отработаем? Кто-то улыбнулся из вежливости, кто-то взглянул на говорящего, кто-то и вовсе не поднял глаз, будто не слышал. Автобус катит по Куркинско-Машкинскому шоссе, по правую руку – поле, по левую – сосны, ели, белоствольные березы – никогда не надоедающий подмосковный пейзаж, на который не устаешь глядеть и не можешь наглядеться. Потом – весь новенький, ухоженный, просторный Ленинградский проспект, Петровский парк, стадион «Динамо», уютнее которого нет в мире. Тихо в автобусе. Я поворачиваю голову и со своего места, сразу за водительским, оглядываю фигуры молодых динамовских гвардейцев. Уж какие там песни! Уж какие там шутки! Если и скажет один другому слово, то тихо, в четверть голоса. Большинство же молчит – кто дремлет, укачанный ровным бегом автобуса, кто косит невидящим глазом в окно, кто рисует чертиков на стекле. Придя в раздевалку, ребята молча переодеваются, по одному выходят на разминку. Не знаю, возможно, мне так только кажется, но, по-моему, и во время игры они не загораются. Во всяком случае, тщетно я пытаюсь встретить сверкающий взгляд захваченного пылом борьбы человека, напрасно ищу проявлений восторга, уныния, недовольства собой. Разве что вскинет кто-нибудь вверх руки после забитого гола. Но и эта вспышка длится секунду. И опять каждый принимается за свое с такой деловитостью, словно он не футболист, а бухгалтер, надевающий нарукавники и готовящийся отщелкивать свои цифры на конторских счетах. Кончится игра, они быстренько примут душ, оденутся и разбредутся тихо, кивнув, друг другу головой или бросив общее: «Пока...» Не пойдут они, как мы в прежние времена, всей гурьбой на танцы, или в Парк культуры, или в общую компанию. Куда же они пойдут? Право, не знаю. Должно быть, по своим каким-то делам. Почему так? Почему мы были такими, а они теперь другие? Почему им, нынешним, нужны теперь иные радости? Почему?.. Можно произнести еще сто раз это самое «почему?». Только куда проще спрашивать, чем отвечать. Впрочем, один ответ вроде бы напрашивается сам собой. Раз мы были веселей, жизнерадостней, раз мы относились к своему делу более романтично, значит, мы были лучше. Так ли это на самом деле? Нет, не может так быть. Мы были проще – вот, на мой взгляд, ответ наиболее верный. У всех нас было трудное военное детство – без лишнего куска хлеба, без лишней ложки сахара, без лишней рубашки. Мы знали, что такое взрослый труд на заводе и в поле. На наших глазах жизнь входила в нормальное русло, и мы «добирали» теперь то, чего «недобрали» в детстве. Зашел в магазин и купил коробку конфет – прекрасно. Могу провести в автобусе два беззаботных часа – еще лучше. Гуляю с любимой девушкой до поздней ночи по освещенным, лишенным затемнения улицам и не думаю о том, как завтра встану в пять утра и буду, не разгибая спины, стоять до вечера у станка,– совсем замечательно. Хватало любого пустяка, чтобы доставить нам радость, привести в хорошее настроение. А где радость, там смех, песни, шутки. В здоровом теле здоровый дух. И мы, я бы сказал, физически ощущали себя здоровыми – мы совсем недавно стали сытно есть, всласть спать, носить хорошие костюмы. И в коллективе мы уживались проще. И такие понятия, как «долг», «обязанность», «надо», «жертва личного ради общественного», вошли в нашу плоть и кровь давно, с детства – в годы войны каждый из нас впитал их в себя на всю жизнь. Зато редкий человек среди нас имел среднее образование. Зато мы маловато, не в пример нынешним молодым ребятам, читали. Зато круг наших представлений о мире был сравнительно узок и примитивен. Нашим тренерам было относительно легко работать с нами. Мы многому верили на слово, поскольку знали: тренер образованнее, интеллигентнее нас, у него больший жизненный опыт, а если и не имеет он вузовского диплома, то мы ведь в большинстве совсем не имели и аттестатов зрелости. Человек, которому сейчас 20—25 лет, даже если он ленив и нелюбопытен, даже если не слишком восприимчив к знаниям, поверхностно осведомлен о тысяче разных вещей. Ему известно, как жил Леонардо да Винчи, зачем ездил в Россию Бальзак, как запускаются космические корабли, почему дельфины умнее всех прочих животных, каковы достопримечательности острова Борнео, чем отличается «поп-джаз» от «рок-джаза». Как о своих знакомых, толкует он о Жане Габене и о Джейн Фонде, о Дюке Эллингтоне и Миррей Матье, о Марселе Марсо и Рене Клемане. Все эти люди беседовали с ним с телеэкрана. А еще нынешний молодой футболист за редким исключением пришел в команду после окончания десятилетки, и его голова постоянно занята мыслями о выборе института, заботами о «хвостах», приближающихся сессиях, незаконченных курсовых работах, недописанных дипломах. Нынешние спортсмены учатся в разных учебных заведениях, но большинство, естественно, поступает в институты физкультуры или школы тренеров. Потому кое-кто из них с тренером может на равных поспорить и по сугубо специальным вопросам, сославшись при этом на конкретную страницу учебника или возразив ему что-нибудь вроде: «А нам на лекции по физиологии говорили иначе». Да, мы были проще, и с нами было проще. К нынешним нужен иной подход, нужны новые методы воспитания. А мы чаще всего идем к ним со старыми, которыми пользовались и два и три десятилетия назад. Те испытаны, проверены, апробированы на тысячах футболистов. Только на других, прежних, не нынешних. В этом все дело. ...Я гляжу со своего кресла на скучающие лица ребят и понимаю, почему они скучны. Не только потому, что озабочен человек множеством забот и ушел в себя. Ему еще, как ни хороша наша новогорская база, осточертели эти четыре стены, на которых он изучил каждую трещинку, надоели одни и те же собеседники, с которыми все говорено-переговорено, с которыми обо всем поспорил уже давным-давно, чьи мысли и взгляды так же изучены, как трещинки на стене. Нас тоже тяготила необходимость подолгу находиться на тренировочных базах, неделями не видя родных, девушек, друзей, жен. Но, с другой стороны, мы понимали: это оправдано. Большинство из нас жило в коммунальных квартирах, в одной комнате с многочисленными родственниками, в условиях, где и зарядку не сделаешь, и не поешь, как надо, не отдохнешь, не ляжешь вовремя спать. Теперь все не так. Теперь многих тогдашних проблем не существует. Теперешние футболисты знают, как организовать свой режим соответственно всем требованиям спортивной науки, а они по-прежнему живут под надзором многочисленных нянь, живут, по существу, взаперти. И они лишены того, что свойственно их возрасту. Верно, ложиться поздно спать вредно. И просидеть весь вечер за столом тоже. И в прогулках с девушками нужна мера, поскольку футболист обязан постоянно находиться в хорошем физическом состоянии. А разве скука и однообразие полезны? Разве монотонный быт, лишенный малейшего разнообразия, безвреден? Разве нехватка пищи для ума, недостаток новых впечатлений не отражаются на настроении человека, на его психологическом состоянии, которое не менее важно для играющего в футбол, чем состояние физическое? Я не против того, чтобы собирать футболистов на базах команд, где они как следует, отдохнут накануне матча, подышат свежим воздухом, приведут в нормальное состояние свои эмоции, пройдут элементарный врачебный осмотр. Но все хорошо в меру. А мера меняется с годами, потому что меняются те, к кому с этой мерой подходим, Мне довольно часто приходится наблюдать молодых динамовских футболистов во время зарубежных поездок. Их не удивишь ни Эйфелевой башней, ни Букингемским дворцом, ни Колизеем, ни Бранденбургскими воротами. Ни эти, ни другие достопримечательности не приводят их в восторг. Куда бы мы ни приехали, они уже здесь, оказывается, успели побывать. А я вспоминаю свою первую долгую поездку за границу, в Индию. Мне было уже 25 лет, когда я был включен в сборную. Нас было около сорока человек – известных, бывалых футболистов, кандидатов в олимпийскую команду. Мы провели в Индии множество матчей, исколесили множество городов, играя и разъезжая по стране в сорокаградусную жару. Но мы словно забыли, что существует такое понятие – усталость. Мы были счастливы, как дети, и, как дети, осыпали сопровождающих вопросами. Мы были ненасытны на впечатления. И сегодня эта первая большая поездка свежа в моей памяти. Мы вылетели из Москвы вскоре после Нового года и после коротких остановок в Хельсинки, Стокгольме, Мадриде, Лиссабоне, в Карачи попали из снежной русской зимы в душное индийское лето. Была глубокая ночь, когда мы сошли с трапа самолета на асфальт аэродрома Дели, уселись в кресла просторного автобуса и помчались навстречу огням индийской столицы. Нас поселили в большом комфортабельном отеле, в удобных комнатах с мягкими постелями. Казалось, стоит только прикоснуться к подушке, и уснешь богатырским сном – усталость валила с ног. Но никто так и не уснул в ту ночь. Да и как уснешь, когда в распахнутые окна врываются тысячи незнакомых звуков – треск цикад, гудение автобусных сирен, шелест шагов и еще бог знает что, когда под потолком кружат большие пестрые бабочки, а по стенам мечутся громадные ящерицы. Ранним утром мы вышли из отеля в тренировочных костюмах с буквами «СССР» на груди и тут же попали в плотное кольцо любопытных. Напротив отеля нам открылось бескрайнее, покрытое чахлой травкой поле. Там нам предстояло делать зарядку. Но поле было усеяно сидящими людьми, собаками, мирно дремлющими тощими коровами. Они не обращали ни малейшего внимания на палящее солнце, мы же чувствовали себя так, словно к нашим спинам прислонили листы раскаленного железа. Потом мы бродили по делийскому базару, ходили по улицам и не уставали поражаться носящимся между прохожими собачьим стаям, лазающим по стенам и крышам домов обезьянам, чинно вышагивающим по мостовым слонам. Мы заходили внутрь величественных храмов из белого камня и заглядывали за занавески циновочных шатров, обнаруживая в каждом из них жующих, пьющих, спящих, что-то делающих людей, копошащихся среди пестрого скарба, детишек. Потом мы были еще во многих индийских городах. Мы купались в теплой воде океана, пили молоко из кокосовых орехов, сорванных с дерева и вскрытых на наших глазах. Нас знакомили с видными общественными деятелями, нам устраивали встречи с друзьями Советского Союза в многотысячных залах. Нас катали на самых настоящих индийских лодках, сделанных из толстых древесных стволов. А мы ведь еще играли и тренировались. Играли практически через день. Играли хоть и с босоногими наполовину, но очень неплохими и знающими толк в футболе командами. А нам все было нипочем. Мы были рады этой первой и счастливой возможности побывать в чужих краях, увидеть хоть из заоблачных высот разные страны, побывать в сказочной, романтической Индии. |
||
|