"Провинциальный роман-с" - читать интересную книгу автора (Ярошевский Ефим Яковлевич)Глава 6Мы поссорились с Ливанычем. Ленц помирил нас. — Если бы ты был тонким психологом, Анатолий, ты бы понял, что я этого уже не хотел. Но ты содействовал, и тут твоя вина. — Я хотел как лучше. Я видел, что обе стороны готовы. — К чему? — К общесоюзной и областной славе… (Фимоза, я пошутил). — Я понимаю, что ты пошутил. И все же… — Если я полез не к делу, ты сам тут повинен. Отныне я от вас отказываюсь… Идите вы все — знаете куда? И ищите сами себе путей. Я вам не советчик и не отгадчик снов. — Все равно, Толя, спасибо. — За что? — За труд. — Этот труд мне ни к чему. Возьми его себе. Беседовали с Олежеком. — Я пошло себя веду, правда? Я знаю. Я ужасный пошляк сегодня. Но сам бы я не распустился — меня распустил Шуневич. Я провел с ним восемь с половиной часов — и совершенно сломлен. Он меня перемолол. — Восемь с половиной? Почти как у Феллини. — Феллини тут нечего делать. Тут было почище. — У тебя измученный вид. — Еще бы. В течение восьми часов мы говорили друг другу правду! Представляешь? За всю жизнь я столько не сказал. — Охотно верю. — Это страшно изматывает. Теперь я никуда не гожусь. Мы сказали друг другу слишком много гадостей. Так говорить гадости, как мы с Шуневичем, никто не может. Мы не щадили друг друга… Ничего, это полезно. Наконец-то я мог сказать ему, кто он такой. И хоть душа заплевана, но мне в каком-то плане стало легче. Хотя… Черт его знает. Я перестал что-либо понимать вообще… Извини. Я выжат окончательно. Дай закурить. Странные наши разговоры: — По-моему, он несчастен. Как тип. Он несчастливый человек, лишенный слуха. Это его беда. Он недоступен музыке. Хотя любит ее. Ему не то что медведь на ухо наступил, но какие-то важные ушные хрящики он ему переломал. Зрелище глухого, играющего на трубе слепых. — Ах, не говори. Все это оправдание раба. — Что же тогда не оправдание раба? — Ничего. Ничего не оправдание раба. — Что ты заладил? Ты меня сводишь с пути и с ума. — Никуда я тебя не свожу. Ты олух… — Куда ты меня привел? — К обрыву. К месту, где обрывается моя повесть. И юность. — Что я должен делать? — Ничего. Ты должен прыгнуть. — Почему?! — Чтоб испытать. Испытать ощущение полета. Как ее герои. Итак… — Я вернусь? — Это неизвестно. — Хорошо, — сказал Толя. — Я готов. Во имя отца и сына и их пропавшего внука… Вперед! И Толя прыгнул. Ветер снес его вниз, как яйцо. Упав, он сразу спросил себе молока. Подбежавший пропастянин услужливо протянул ему кувшин. В холоде молока Толя почувствовал холод равнин, оставленных наверху. — Где я? — Тут, — ответил хихикающий житель. — Ты стал знаменит. — Это мне не в новость. — Ты стал боровом, Толя. Куда это приведет? — Да, я растолстел. Но не телом, а духом. Мне необходимо похудание. Надо менять пищу. Мой духовный жир мешает мне двигаться вперед. Но я его уберу… Мне нужна масса. Без нее я теряю инерцию. И ту глубокую осадку, которая позволяет мне плыть… Так что, тут проблема о двух китах. Как тут не найти третьего?… Ты изобразил меня в своих записях довольно однобоко. Хотя по-своему замечательно. Но ты обошел стороной мои другие стороны. И приписал мне некоторое плоскостопие ума. За это я на тебя не в обиде. Когда я читаю, мне не к чему придраться. Хотя я мог бы. |
|
|