"Прикладная философия" - читать интересную книгу автора (Герасимов Георгий Михайлович)

Возникновение Христианства

Согласно традиционной исторической концепции происхождение религий связано со страхом человека перед силами природы, которые он начинал обожествлять и поклоняться им. У меня такая модель вызывает, по крайней мере, два принципиальных возражения. Во-первых, мне понятен страх цивилизованного человека, оказавшегося один на один с непривычной и непонятной ему природной стихией, но переносить эти же чувства на дикого аборигена, единого с этой природой, воспитанного на опыте множества поколений предков, – необоснованная экстраполяция. Возьмем к примеру героя книги Арсеньева, Дерсу Узала. Я не могу представить ситуации в природе, которая могла напугать его, до такой степени, что он, впал бы в беспомощность и начал молиться той силе, которая ему грозит бедой. Во-вторых, у меня совершенно нет оснований считать наших предков непрактичными, более того, я уверен в том, что они гораздо практичнее нас, поскольку были беднее и не могли себе позволить непроизводительно расточать ресурсы. А религия предусматривает, как минимум, затрату сил, времени, принесение жертв, содержание штата профессиональных служителей.

Поэтому разговоры о страхе мы полностью отбросим, как вульгарные, и будем искать в религии, по крайней мере на этапе ее возникновения, какой-нибудь практический смысл, другими словами экономическую (производственную или иную) выгоду от первоначальных форм религии. Например, ритуальные танцы племени диких охотников, которые вполне могут быть прототипом первых форм религии, наверняка дают участникам танца определенный настрой, концентрацию на предстоящей работе, обучение молодежи и т. д. Но перенести эти же выводы на скотоводов и земледельцев, а именно они интересуют нас в первую очередь, рационально едва ли удастся, поэтому ритуальные танцы охотников рассматривать не будем. Второй тип религий, которые классическая наука преподносит часто, как первичные, типа: поклонение солнцу, разливам Нила, и иным глобальным явлениям, на которые никакими мольбами повлиять невозможно, я бы тоже отбросил, из-за их непрактичности. Ну какой смысл молиться солнцу, если ничего в его поведении изменить все равно не удастся.

Изначально я вижу одну тему, которая больше всех других должна интересовать скотовода или земледельца. Это его урожай или приплод скота. На эти вещи будут влиять и глобальные природные явления, типа осадков, налет саранчи и т. д. Но в первую очередь, все определяется размером приплода, сколько детенышей родится у самок и сколько зерен будет в завязи колоса. В зарождении новой жизни есть и глобальная непостижимая тайна природы, которая вполне может стать предметом обожествления, и одновременно здесь же могут иметь место очень тонкие природные механизмы, на которые как-то можно повлиять совершаемыми ритуалами, и обеспечить таким образом практическую выгоду. Отсюда проистекают фаллические и вакхические культы плодородия. Их следы можно обнаружить практически у всех народов мира, т. е. эти культы можно считать некоей прарелигией догосударственного этапа истории, которые еще долгое время сохраняются в культуре народов. Их повсеместное распространение однозначно указывает на то, что практическая (производственная) польза от этих ритуалов была.

По происхождению очень тесно с культами плодородия связаны праздники любви, во многих случаях они, видимо, нераздельны. Вопрос прироста населения в роду или семье стоит не так остро, как урожай или приплод скота, но все же дети это и производственная и военная сила через некоторое время, т. е. с точки зрения деревни, рода или племени это тоже очень важный элемент. Строго говоря, например главе рода, достаточно безразлично от кого будут дети, важно, что когда они подрастут, они будут подчинятся ему, составлять его опору и в производственном процессе и в конфликте с кем-то. А если учесть, что половые связи внутри одного рода или малого круга родов с большой вероятностью приводят к близкородственному скрещиванию и следовательно высокому проценту наследственных заболеваний, то праздники любви с участием в них пришельцев должны быть весьма плодотворны для обновления генофонда малых сообществ, т. е. увеличения их численности и здоровья. Поэтому некоторый положительный практический выход, хоть и не по основному вопросу, от культов плодородия обнаруживается.

Сложившаяся культовая система приводит к ряду практических социальных последствий. Во-первых, сходный образ жизни и особенно единые культовые традиции приводят к образованию пусть и рыхлых, экономически не связанных, но все же объединений сообществ. Во-вторых, через сложившуюся культовую систему, в которой задействованы все люди сообщества, появляется дополнительный механизм управления ими. В-третьих, формируется профессиональная каста шаманов-жрецов, которая автоматически получается большего масштаба, чем основная производственная ячейка общества, и она получает власть, т. е. складывается новый общественный институт.

С возникновением городов ситуация несколько меняется. Жители городов изначально происходят из той же вакхической культуры, которая господствует на всей окружающей территории, но во-первых, у них уже нет того интереса к этим культам, поскольку занимаются они уже другим бизнесом (ремесло, торговля), во-вторых, в городе существенно большее скопление народа, и праздники любви дают больше негативных последствий, чем позитивных. Близкородственное скрещивание из-за малой величины популяции не актуально, поскольку популяция значительно выросла, а вероятность венерических заболеваний существенно возросла. В-третьих, каста профессиональных служителей культа начинает терять свою власть. Другими словами, ситуация в городах начинает требовать изменения культов и обрядов. Если на этапе возникновения религии я считал необходимостью практическую производственную пользу от нее, поскольку она должна была возникнуть стихийно, то на этапе изменения культов, такой необходимости уже нет. Народ потенциально подготовлен к институту религии и готов играть в эту игру, каста жрецов заинтересована в обновлении, коррекции культов, так, чтобы восстановить уходящую власть, и как можно больше разнородного народа вовлечь в свою систему. Поскольку у определенной группы профессионалов, более того, наиболее грамотной части населения, присутствует такой интерес, то они и решают какой создать культ, который бы увлек все население городов с разнородными производственными интересами. В этот период в городах могут формироваться различные более абстрактные культы. В Византии, складывается достаточно абстрактный культ, поклонение Единому Богу.

Безусловно процесс изменения культов сопровождался напряженной идеологической борьбой, переходящей в физические столкновения. Конкретный спор о том, какой культ победит решается на площади, перед большим стечением народа. Представитель каждого культа должен представить доказательства имеющихся у него полномочий от того божества, которое он представляет. Победит в конечном итоге тот, чьи доказательства будут впечатлять больше. Поэтому наипервейший вопрос в Евангелие – это чудеса. Переизбыток чудес в Евангелие, это одно из отражений идеологической борьбы, реально имевшее место в то время.

Описанное в Библии наказание городов Содома и Гоморры, это тоже отражение идеологической борьбы вакхического культа и раннего христианства. Если исходить из того, что эти события имели место после возникновения письменности, то наиболее вероятное их место, действительно, в Италии, поскольку только в этой части цивилизованного мира того периода есть следы вулканической деятельности и именно здесь вакхические культы сохранялись дольше, чем во многих других местах.

Но для того, чтобы выиграть идеологическую борьбу, мало условий, названных выше. Все это касалось тактики, но не существа борьбы. Я опять повторюсь, что народ в древности был практичнее нас. Вакхические культы давали практический выход (повышение урожаев или приплода скота). Горожан это касалось не так остро, как сельских жителей, но все же реально затрагивало и их интересы через рыночные цены на эти продукты. Что практическое мог предложить посланник абстрактного Бога простым горожанам, вместо пусть и мало, но все же полезного для них культа плодородия?

Посланник Единого Бога, мы это знаем практически, обещал своим прихожанам «Царство Божие» после смерти. Насколько такое обещание практично – очень непростой вопрос. В принципе всем суждено умереть, и поэтому этот предмет может заинтересовать каждого, но реально он начинает волновать человека, только тогда, когда он поставлен на край жизни. Пока же человек живет активной жизнью, все его интересы здесь, в этом мире. Поэтому в мире торжествует эгоизм и атеизм.

Но все же в древнем Риме (Константинополе) победил монотеизм (Единобожие) и затем распространился на всю планету. Я вижу для этого единственный практический механизм. Из социально значимых для древнего Рима групп за «Царство Божие» могла проголосовать только одна, это люмпены. Никакой человек, занятый делом, будь то крестьянин, ремесленник, купец, чиновник не стал бы голосовать за столь непрактичную вещь. За нее мог бы проголосовать умирающий, но ему не до того, и его мнение не могло повлиять на расстановку сил. Только нищее развращенное отребье, привыкшее жить подачками, не умеющее и не желающее работать, при этом озлобленное, безжалостное, завистливое, могло в древнем Риме поддержать культ «Царства Божия» после смерти. В реальном мире им нужны только «хлеб и зрелища». В загробном мире им обещали Рай, но главное, что туда не должны пускать всех тех, кому они сейчас завидуют, и кого ненавидят. В Евангелие мы найдем огромное количество свидетельств того, что именно с этим электоратом, и практически только с ним, работал Иисус, именно на него и рассчитаны по своему характеру творимые чудеса.

Возникает вопрос, неужели в древнем Риме люмпены играли столь важную роль. Получается, что да. Этому мы имеем множество прямых и косвенных исторических подтверждений. Из Евангелие я приведу два, для меня наиболее убедительных. Во-первых, это народное голосование о том, кого помиловать Иисуса или разбойника, накануне праздника. Кто участвует в этом голосовании?

Если бы речь шла о маленьком городе, то этот митинг можно было бы трактовать, как вече, т. е. собрание всех жителей города, но когда мы говорим о городе с населением порядка миллиона, то присутствует там существенно меньше, и состав голосующих не ясен. Едва ли на митинг в рабочее время пойдет, человек занятый делом. Там, естественно, присутствует всякий сброд, нищие, воры, работающие в толпе, и заступаются они, естественно, за своего – разбойника, а общественным мнением этого сброда манипулируют большие начальники. Во-вторых, это рассказ о том, как Иисус учинил погром в Храме, разогнав там торговцев. Любой здравомыслящий человек обязан задаться естественным вопросом, а как это реально могло произойти, почему торговцы не защищались, где, наконец, была стража. И единственный разумный ответ, что погром Иисус учинил не в одиночку, а во главе разъяренной толпы бродяг, против которой беспомощна и городская стража. Между прочим, в связи с прежней нашей реконструкцией, вполне естественно предположить, что это был не просто разгон торговцев, а первый зафиксированный погром жидов, которые власть купить были в состоянии, а всех люмпенов, естественно, нет. А многочисленность этого класса в значительной степени была продуктом монополизированной экономики древнего Рима, так что практически каждый представитель этого класса имел к жидам свой личный счет, но главное это просто ненависть нищего к богатому.

В развращенном древнем Риме власть с трудом управлялась с этой толпой, поэтому, когда появился дополнительный механизм для управления ею, то власти, далеко не сразу, а видимо, в результате сложной борьбы, поддержали его. Так в Риме утвердилось древнее Христианство, культ «Царства Божия» в загробном мире (вторая половина двенадцатого века).

Правители некоторых городов Европы были выходцы из Византии, вся Европа торговала с Византией, поэтому Христианство широко разошлось, но повсеместно не прижилось в Европе. В демократических городах-государствах Европы с большинством населения занятых сельским хозяйством или иным бизнесом, полностью привязанным к сельской экономике, культ Загробного мира, в отличие от вакхических культов, не представлял никакого практического интереса. Иная ситуация возникла на Руси. Здесь воля руководства могла во многих случаях оказаться решающей из-за родовых традиций, господствующих в этой зоне, и абсолютной власти князей. Т. е. решение могло приниматься не демократическим голосованием большинства населения, а единолично, властью, из каких-то политических соображений. Не знаю, насколько далеко вперед заглядывали князья, принимая подобное решение, плоды оно дало только через несколько поколений, но для абсолютной власти этого региона такая дисциплинирующая религия оказалась наиболее подходящей. В Киевской Руси, как известно по летописям, крещение прошло насильственно (полагаю, что в середине тринадцатого века, около 1240 г.).

Во-первых, не стоит полностью отождествлять Христианство Византийское и Русское. В основе их лежала одна идеология, но преследовались совершенно разные цели. В Византии – управление всяким сбродом, живущим в демократическом государстве, а на Руси – дополнительная система повышения дисциплины и ответственности перед начальством в абсолютистском государстве. Наверно это отличие возникло не так быстро, но через несколько поколений, когда Христианство прижилось на Руси, оно стало и очень важным этническим принципом цементирующим Русь и одновременно нравственным стержнем, делавшим русскую армию непобедимой. И это понятно, если везде действовала мирская корысть, то русские воины, были абсолютно бескорыстны в этом мире, их не привлекало богатство, не было страха смерти, они выполняли свой долг ради Царства Божия. Кодекс чести самурая это, видимо, более поздняя традиция, возникшая на основе древнего русского Христианства. Легенды о неустрашимости викингов (древних русских воинов) и о том, что они употребляли для этого наркотики из ядовитых грибов, это поздняя попытка западной культуры, не способной понять такую бескорыстную идеологию, как то объяснить эти факты.

Во-вторых, не стоит отождествлять современное Христианство с древним русским. Если в современном главный элемент это любовь, то в том, главным был долг. Не случайно первой книгой, выпущенной на Руси, был «Апостол». Это была суровая идеология служения, беспощадно требовавшая выполнения своего долга в этом мире несмотря ни на что ради счастья в мире ином. Думаю, что современный дисциплинирующий Ислам – скромное отражение дисциплинирующего сурового древнерусского Христианства. По современным литературным произведениям, описывающим раннее средневековье, военный захват города обязательно сопровождается грабежом, который начинается, пока еще не прекратился бой. Это нормально для современной западной культуры, идеологии стяжательства, попытка сделать художественное произведение (фильм или книгу) реалистичным для современного западного читателя. Полагаю, что в древнем русском христианском войске не было ничего даже отдаленно напоминающего это. И это было не просто требованием дисциплины под страхом наказания, а внутренняя установка, которая даже и мысли не допускала выйти из боя для грабежа, и тем более в свой карман, а не общую казну. В легендах многих народов мира есть упоминания о Богах, которые не умели лгать, думаю, что прототипом для этих легенд служило древнерусское христианское войско.