Яковлев ЮрийПисьмо Марине

Юрий Яковлевич Яковлев

ПИСЬМО МАРИНЕ

ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Он стукнул перышком и вывел первое слово: "Марина". Он долго думал прежде, чем написать это слово.

Оно должно быть не первым, а вторым. А перед ним ему хотелось написать "дорогая", или "милая", или "самая лучшая". В его голове пронеслась целая вереница слов. Они были скрыты в дымке стыдливости и звучали вполголоса, словно кто-то произносил их шепотом.

Он испугался этих слов. И поэтому, когда написал "Марина", ему сразу полегчало.

Он грыз кончик тонкой оранжевой ручки и раскачивался на стуле, словно хотел научить стул стоять на двух ножках.

Оказывается, писать письма - трудное дело. Потруднее алгебры.

Он перестал качаться и уставился в одну точку. И увидел перед собой Марину. Он увидел ее так отчетливо, словно сидел за партой и скашивал глаза. Он видел ее профиль: каштановые волосы, белый лоб, ровный нос. Румянец не на щеке, а повыше - на скуле. Он так хорошо изучил Марину, что мог бы ее нарисовать по памяти.

Когда на уроке он смотрел в сторону Марины, из оцепенения его выводил голос учительницы:

- Почему ты смотришь в сторону?

Он вздрагивал и невпопад отвечал:

- Я смотрю в тетрадку.

- А надо смотреть на доску, когда я объясняю.

Хорошо, он будет смотреть на доску. Доска скрипела. Мел крошился. Цифры казались ему какими-то непонятными знаками, лишенными всякого смысла. Он смотрел на доску, а видел Марину, словно учительница рисовала ее портрет на доске.

Потом началась зима. Шел снег. Это спускались с неба миллионы маленьких раскрытых парашютов. Целый десант.

После урока играли в снежки. Марина была самой красивой девочкой, и поэтому ей доставалось больше всех. В некрасивых никто не бросал снежки. Каждому хочется бросить в красивую. Марина защищалась. Она закрыла лицо портфелем, как маленьким боевым щитом. Но ребята кидали со всех сторон. Сперва Марина смеялась.

Потом в ее глазах появился испуг. Когда снежок попал за воротник ее серой меховой шубки, ему захотелось кинуться на ребят, защитить Марину, пусть даже попадет по уху. Но вместо этого он слепил свежий сырой снежок и тоже кинул в Марину. Он ненавидел себя за это, но ничего тогда не мог с собой поделать.

Сейчас надо написать об этом снежке. Пусть Марина не думает, что она такой бесчувственный чурбан. Он не хотел...

Он уперся локтями в стол и стал смотреть в окно. Стены домов, каменные ограды, стволы деревьев были старательно побелены. Вероятно, людям, живущим на юге, белый цвет напоминает свежий морозный снег.

Он подумал о том, как в феврале встретил Марину в коридоре и, заикаясь от смущения, сказал:

- Приходи на каток.

Он был уверен, что Марина скажет какую-нибудь дерзость. Но она почему-то сразу согласилась.

- Если хочешь, приду, - сказала она и посмотрела на него серьезными карими глазами. - Жди меня у входа в семь.

Он пришел на каток в половине седьмого. У него не было часов, и он боялся опоздать. Он стоял на противоположной стороне и внимательно следил за входом. Шел крупный бесшумный снег. Горели десятки лампочек. Из всех лампочек было составлено слово "Каток".

Веселая музыка наполняла его сердце тревогой. Несколько раз ему чудилось, что идет Марина. А это оказывались другие, незнакомые девчонки. И каждый раз, когда он ошибался, ему становилось неловко.

Он ждал долго, и ему уже начинало казаться, что Марина не придет. Наконец он увидел, как она подошла к ярко освещенному входу. Он не бросился к ней навстречу, а спрятался за уступом дома и стал смотреть на нее. Она поворачивала голову то вправо, то влево:

искала его глазами. А он все медлил, все не решался выйти из своего укрытия. "Еще минутку! Еще минутку!" - шептал он сам себе.

И все тянул время.

Марина отвернула краешек мехового рукава своей шубки и посмотрела на часы. Потом она еще немного потопталась на месте и пошла на каток. А он все стоял и смотрел. Когда Марина ушла, сердце его сжалось, и ему неудержимо захотелось догнать ее. Но он не мог пошевельнуться. Так и стоял в своем укрытии.

Он презирает себя за малодушие. И ему хочется написать Марине, что он был у входа на каток. Пусть она не думает, что он забыл или у него появились более важные дела.

Он вдруг почувствовал, что у него замерзли босые ноги. Самому было жарко, а ноги замерзли. Он встал со стула. Дверь была приоткрыта. В широкую дверь вошел солнечный луч и расстелил по полу светлую дорожку. Весь пол был прохладным, а солнечная дорожка - теплая. Он стал ходить по ней и греть ноги. Ему хотелось уйти по этой солнечной дорожке от своих тяжелых дум и от недописанного письма.

Но он заставил себя вернуться к столу.

После случая с катком Марина перестала его замечать. Он решил, что она никогда в жизни не простит ему обмана и не заговорит с ним. И от этого он чувствовал себя несчастным. Но однажды Марина подошла к нему и как ни в чем не бывало сказала:

- Завтра все идут в кино. Ты пойдешь?

- Пойду, - пробурчал он, краснея от неожиданности.

- Давай сядем рядом?

Он поднял глаза на Марину, и у него перехватило дыхание. Ее карие глаза светились. Они все прощали. Они были заполнены тихой, необъяснимой радостью. Он смотрел в них и от неожиданности не мог произнести ни слова.

- Сядем рядом? - повторила Марина.

- Да, - выпалил он.

Он ничего не мог понять.

В эти дни в городе начала хозяйничать весна. Она, видимо, не любила белый цвет и решительно перекрашивала город на свой лад.

Снег беспомощно жался к домам, но весна настигала его и тут.

Разлились лужи. Сырые ветры носились по улицам. И казалось, что за каждым углом - море.

Он шел в кино не разбирая луж. Он вообще ничего не замечал.

И если бы на пути в самом деле встретилось море, он зашагал бы по морю, море было ему по колено.

У кино стояла учительница. Она держала в руке длинную синюю бумажную ленту и раздавала билеты. Когда он пришел, у большинства ребят уже синели в руках билетики. А у Марины не было билета.

Она ждала его.

Завидев его, Марина подошла к учительнице и сказала:

- Дайте мне билетик.

И пока учительница отрывала от синей ленты билет, Марина глазами звала его. А он стоял как пень.

- Кому еще? - спросила учительница.

Марина звала его глазами: "Ну, что же ты медлишь? Бери скорее следующий билет, и мы будем сидеть рядом!" Но он топтался на месте, пока билет не взял Ленька Клочков.

В кино он сидел не с Мариной, а рядом с Ленькой Клочковым.

Ленька весь сеанс грыз леденцы и кричал:

- Законно! Законно!

А он весь сеанс ерзал и все старался взглянуть на Марину. Но ему мешал Ленька Клочков.

Как жарко здесь, на юге! Конечно, здесь море. Но невозможно весь день просидеть в море. А когда без моря - жарко. Можно вылить на себя ведро воды, чтобы не топать к морю. Но ведра хватит на пять минут, потом снова будет жарко. А почему он, собственно, должен писать письмо?

Он уперся большими пальцами ног в пол и стал стучать пяткой о пятку.

А потом рука снова потянулась к оранжевой ручке. Надо писать письмо, раз обещал.

Он обещал Марине написать письмо с юга. Они шли вдвоем по набережной. На Марине было цветастое платье, без рукавов и без воротника. А в глазах ее играло солнце. Марина держала руки за спиной, а ветер все время сбрасывал волосы на глаза. Ему хотелось осторожно коснуться ее волос и положить их на место. А он шел поодаль от Марины, чтобы не подумали, что он ее провожает. Ему казалось, что весь город знает, что он ее провожает.

Когда они дошли до Марининого дома, он быстро протянул руку и сказал:

- Пока!

Ему очень не хотелось делать это. Ему хотелось побыть с Мариной.

Но он всегда поступал против своей воли, когда был с ней.

- Уезжаешь? - спросила его Марина.

Он посмотрел ей в глаза. И вдруг почувствовал, что сейчас должен рассказать ей, что не хотел кидать в нее снежок, и что на каток он приходил, просто не решился подойти к ней, и что в кино ему очень хотелось сидеть с ней рядом и он почти не смотрел на экран. Но он не знал, как решиться на этот разговор.

И тут Марина сказала:

- Напиши мне письмо.

Он сразу просиял. Он обо всем напишет в письме! Сказать трудно, а в письме все можно. Сел и написал. И он воскликнул:

- Обязательно! Я напишу тебе письмо. Длинное-длинное!..

Хорошо?

- Ага!

Марина качнула головой, и волосы снова съехали на глаза.

И он уже протянул руку, чтобы осторожно убрать прядку... но рука вернулась с полдороги. И он снова сказал:

- Я напишу тебе длинное письмо!

Уже много раз перышко окуналось в чернильницу и высыхало.

Пальцы стали фиолетовыми. Если судить по пальцам, то он исписал целую тетрадку. Но на белом листе было только одно слово: "Марина". Он смотрел на море, а видел Марину в коричневом платье с фартуком, в серой меховой шубке, в платье без рукавов и воротника. Марина смотрела на него, и ее глаза спрашивали: "Ну, что же ты не пишешь? Ты же обещал!"

Наконец он взял себя в руки, в сотый раз ударил перышком о невидимое дно чернильницы и стал писать. Он рассчитывал, что письмо будет большим, но оно все уместилось на одном листке, да и тот был исписан всего лишь на три четверти.

Когда письмо было написано, он быстро пробежал его глазами:

проверил, нет ли ошибок. А то Марина будет смеяться. Потом положил листок в конверт, запечатал и облегченно вздохнул.

И письмо полетело с жаркого юга на север, где шли дожди и где вместо вечнозеленого самшита росли обычные березки. На листке почтовой бумаги, вложенном в конверт, было написано:

"Марина!

Вот уже две недели как я в Крыму. Здесь жарко. Море рядом.

Купайся сколько хочешь. Только дно плохое.

Я купаюсь. Загораю. Играю в волейбол. Вчера я ловил рыбу. Два часа простоял между скал на одной ноге. И ничего не поймал. Это потому, что я ловил бычков на хлеб. А бычков ловят на самого бычка.

Важно только поймать первого. Вот и все.

Ну, пока!

Костя".