Многое было сказано о Роберте Дугласе, человеке, вокруг которого сосредоточена история его времени: о его характере, чувстве чести, тайных силах, которые иногда направляли его поступки. Много существует рассказов о его героических деяниях, его силе и решимости спасти свой народ от тирании.

Но Роберт Дуглас был человеком, а потому и большим, и меньшим, чем та фигура, которую рисуют легенды. Народ видел в нем героя, в котором отчаянно нуждался; близкие могли разглядеть в нем страдающую душу, с мальчишеских лет отягченную пророчеством — пророчеством, определившим не только его собственную жизнь, но и судьбу его любимой родины.

Вернувшись из добровольного изгнания, Роберт Дуглас нашел Люсару стонущей под безжалостной властью завоевателя Селара, с церковью, раздираемой борьбой за власть, и могущественной Гильдией, день ото дня набирающей все большую силу под управлением проктора Вогна. Если Селар когда-то был Роберту другом, то Вогн давно стал его смертельным врагом: проктор узнал о том, что Роберт Дуглас, граф Данлорн, — колдун, и поклялся уничтожить его.

Анклав, тайное объединение колдунов, нашел убежище высоко в. горах Голета; колдуны не смели жить среди своих соплеменников: их жизням угрожали и гильдийцы, и колдуны-соперники — малахи. Горное убежище охранял могущественный талисман, Ключ, от которого распоряжения и информацию получал джабир — предводитель колдунов Анклава. Именно Ключ сообщил Роберту об ужасном пророчестве.

Народ Люсары мечтал об избавлении от тирании, жители Анклава — салти пазар — молили Роберта о помощи. Однако граф Данлорн был человеком чести: он не мог нарушить присягу, данную Селару, тем более что пророчество сулило ему ужасную судьбу — пытаясь спасти, уничтожить то, что он больше всего любит. Противоречивые чувства раздирали Роберта, и это-то противоречие и сформировало его характер и легло в основу многих его решений. Более тридцати лет росла темная сила в душе Роберта, ненавистная и пугающая, сила, которой он не мог управлять и которую не мог уничтожить. Про себя Роберт стал называть ее демоном.

Однако существовал один человек, способный понять и Роберта, и его демона. Дженнифер Росс в младенчестве была похищена Нэшем, который поселил ее в глуши леса Шан Мосс. Четырнадцатью годами позже Роберт Дуглас спас Дженнифер от преследователей, обнаружив при этом не только колдовскую силу девушки, совершенно отличную от его собственной, но и то, что она — дочь графа Элайты. Роберт вернул Дженн в лоно семьи. Чувства его к ней становились все более нежными, но тут он узнал, что пророчество говорит о ней как о Союзнице — и что если он позволит совершиться предсказанному, именно она будет им уничтожена.

У короля Селара появился новый друг, Сэмдон Нэш. Это был могущественный злой колдун; своим собратьям, малахи, он был известен под именем Карлана. Нэш не собирался останавливаться ни перед чем, чтобы завладеть Ключом и Союзницей — Дженн.

Потом с Робертом и его братом Финлеем случилась беда, и тайна перестала быть тайной: существование колдунов стало всем известным. Вся страна всколыхнулась от этой новости.

Укрепив свое положение при дворе, Нэш прибег к чудовищному извращению древнего обряда Наложения Уз, и лишившийся собственной воли Селар стал его послушной марионеткой. Роберт помог королеве вместе с двумя детьми бежать, но тут узнал о предстоящем бракосочетании Дженн... Известие сломило его: несмотря на все данные себе обещания, он провел с ней ночь и оказался, как и было предречено пророчеством, связан с ней Узами. В отчаянии он снова обрек себя на добровольное изгнание, на сей раз твердо решив не возвращаться, чтобы не причинить еще более страшного вреда.

Убитая горем Дженн была вынуждена вступить в брак с герцогом Тьежем Ичерном, жестоким кузеном Селара. Дженн удалось скрыть, что ребенок, которого она носит под сердцем, — ребенок Роберта, позволив супругу считать его своим.

На этот раз Роберт нашел приют в глухом монастыре; даже от монахов он скрыл свое истинное имя. Там он повстречал епископа Эйдена Маккоули, которого Селар заточил в темницу, но которому удалось бежать и скрыться. Между Робертом и Эйденом зародилась крепкая дружба. Вскоре обоим пришлось покинуть безопасность монастыря: возникла угроза жизни брата Роберта, Финлея, и Дженн, находившихся в Элайте.

После скачки через всю страну Роберт со своим спутником прибыли в замок и обнаружили, что его осадили притворяющиеся гильдийцами малахи под командованием третьей зловещей фигуры, названной пророчеством, — Ангела Тьмы. Враги были сильнее защитников замка, отец Дженн погиб в бою как раз в тот момент, когда на свет появился ее сын. Истощив все способы отстоять Элайту, Роберт оказался вынужден дать волю ярости гнездящегося в нем демона. С самой высокой башни он произнес ужасное Слово Уничтожения, разметав силы малахи и тяжело ранив Ангела Тьмы.

Прошло еще пять лет, проведенных Робертом в попытках раскрыть точный смысл пророчества, однако потом ему пришлось посвятить себя более неотложным делам. Селар вознамерился захватить Майенну — соседнее государство, на троне которого сидел его брат. Роберт знал, что для такой войны у Люсары недостаточно сил, так что результатом авантюры Селара станет полный разгром и завоевание страны новым тираном. Роберт призвал верных своей родине военачальников собрать войска у замка Бликстон во владениях его друга, повелителя Фланхара.

После смерти мужа Дженн оставила сына на попечение сестры, а сама присоединилась к восставшим и предложила свою помощь в выяснении связанных с пророчеством обстоятельств, для чего нужно было отправиться в Бу на южном континенте. Роберт ужаснулся возможности того, что она отправится в опасное путешествие в одиночку, и решил поехать с ней. Хотя им не удалось узнать о пророчестве ничего, что могло бы принести пользу, совместная поездка помогла Роберту и Дженн преодолеть отчуждение, и Роберт поклялся жениться на Дженн, что бы ни сулило им предсказание; он вынужден был примириться с мыслью о том, что ему не суждено найти способ избежать того, чтобы пророчество сбылось.

Когда Роберт и Дженн вернулись в Бликстон, собравшиеся там предводители отрядов потребовали, чтобы Роберт женился на дочери Селара, Галиене, а после победы над королем сам взошел на трон. Роберт в отчаянии обратился к Дженн, но та тоже стала настаивать на династическом браке: счастье родины важнее их любви. После венчания Роберта и Галиены стало известно, что войско Селара движется к границе. Силы повстанцев были приведены в боевую готовность.

Дженн, посетившая Анклав, была избрана Ключом на место умершего джабира. Роберт попытался помешать этому, но прибыл в Анклав слишком поздно; оба они с Дженн оказались во власти Ключа, который изменил их тела: теперь они не состарились бы до тех пор, пока продолжается битва со злом. Дженн навсегда стала связана с Ключом, и Роберт, который больше не мог ей доверять, вернулся к своему войску.

Сопровождая Селара в походе, Нэш привлек на свою сторону принца Кенрика. Дженн, покинув на время Анклав, присоединилась к повстанческой армии. Однажды ночью, во время вылазки малахи, воинами Роберта была взята в плен молодая женщина. Она отказалась отвечать на вопросы, и Роберт так и не узнал, что это Сайред, возлюбленная Мики, его самого верного друга. Мика, сопровождавший Роберта на поле битвы, тоже ничего ему не открыл.

Кенрику удалось проникнуть в лагерь бунтовщиков и отравить свою сестру Галиену, юную супругу Роберта. В отчаянии от этой потери, Роберт на следующее утро двинул свое войско на Селара, хорошо зная, чья рука нанесла удар.

Сражение началось на рассвете. Роберт искал Селара и нашел его; поединок кончился его победой. Сгустились сумерки, но ни одна из сторон битвы так и не выиграла.

Ночью, пока Роберт метался в лихорадочном сне, страдая от ран, малахи снова проникли в лагерь повстанцев, освободили Сайред и похитили Мику. Утром, покинув готовое вновь вступить в битву войско, Роберт поскакал в Шан Мосс, чтобы спасти друга.

Роберт нашел связанного Мику на поляне; сражаясь с охранявшими его малахи, он получил удар ножом в спину от Сайред — и только тут узнал, что Сайред — та девушка, которую любит Мика. Чувствуя себя преданным, Роберт отправил Мику к войску, чтобы предупредить повстанцев, а сам вступил в схватку с Нэшем.

Противники появились на поле битвы — между двумя охваченными ужасом армиями. Нэш был изранен, колдовской силы у него почти не осталось. Роберт тоже пострадал, но твердо намеревался продолжать бой. Двое колдунов обменивались ударами, пока наконец Дженн не почувствовала, что Роберт собирается прибегнуть к Слову Уничтожения, чтобы убить и Нэша, и себя: так, собственной смертью, он мог опровергнуть пророчество, которое определило всю его жизнь.

Дженн кинулась между сражающимися, воспользовавшись собственным колдовским могуществом, чтобы разъединить противников. Нэш обессилел, но был еще жив, и людям Кенрика удалось увезти его с поля битвы. Роберт оставался на ногах достаточно долго, чтобы увидеть бегство объятой ужасом армии Кенрика и услышать победные крики своих воинов; потом он рухнул на руки подбежавшему Финлею.

Война была окончена; Кенрик, ставший королем вместо Селара, в сопровождении павших духом малахи бежал в Марсэй, столицу Люсары, увозя изувеченного Нэша. Мика, безутешный от того, что Роберт прогнал его от себя, отправился охранять Эндрю, сына своего друга. Той ночью, пока его воины хоронили своих павших товарищей, Роберт лежал при смерти от ужасных ран, полученных в поединке с Нэшем; ярость демона пожирала его изнутри, приближая смерть.

Финлей привел к постели умирающего Дженн в надежде, что та скажет Роберту о своей любви и о том, что Эндрю — его сын: тогда Роберту будет ради чего бороться за жизнь. Раны Роберта поразили Дженн; благодаря мысленной речи она узнала, что демон уже почти захватил власть над Робертом — это означало, что еще до рассвета он Роберта убьет. Дженн поняла, что не поможет любимому, если скажет правду. Ей нужно было чем-то отвлечь демона, и поэтому она уверила Роберта, что никогда не любила его, что ночь их близости была всего лишь следствием возникших Уз и что пришло время им забыть о немногих мгновениях, когда они были счастливы вместе.

Демон нанес удар Дженн, но у Роберта оставалось слишком мало сил, чтобы причинить ей серьезный вред. Когда Дженн открыла глаза, демон уже принялся исцелять Роберта, — но во взгляде Роберта она не прочла ничего, кроме ненависти. Дженн вернулась в Анклав, зная, что лишилась своей любви, но сумела наконец освободить от себя Роберта, дав ему возможность пойти навстречу чаяниям своей страны.

Следующие восемь лет Дженн провела в Анклаве, набираясь знаний и обучая других. Она чувствовала, как укрепляется ее связь с Ключом. Ей регулярно удавалось видеться с сыном, но этих кратких свиданий ей никогда не было достаточно. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала о пророчестве и не гадала, сбудется ли оно.

Годы шли, а о Нэше почти ничего не было слышно. Ходили слухи, что он выздоравливает, используя свою злую силу и насыщаясь кровью других колдунов. Немногие салти пазар были так глупы, чтобы верить, будто его молчание означает бездействие. Все в Анклаве знали, что Нэш наблюдает и готовится.

Кенрик, унаследовавший трон отца, далеко превзошел того в жестокости. Люсара под его властью приходила в упадок, и никто, похоже, не мог этого остановить.

Все эти восемь лет, когда казалось, что тьма, готовая поглотить Люсару, не оставляет уже никаких надежд, страна молилась об освободителе. Наступило время Безмолвного Мятежа. И Роберт Дуглас, герцог Хаддон, бунтовщик и изгнанник, ждал события, которое многие могли бы предвидеть.

Время ожидания кончилось для Роберта одним морозным вечером, незадолго до праздника Зимнего Солнцестояния 1370 года.

Отрывок из «Тайной истории Люсары» Рюэля

Глава 6

Дженн аккуратно складывала одежду Эндрю в седельную сумку. Завязав усталыми пальцами ремешки, она отнесла сумку к дверям и оглянулась на сына. Эндрю, уже улегшийся в постель, смотрел на нее сонными глазами. День был для него долгим и утомительным.

День был долгим для них всех.

В синих глазах Эндрю была тревога.

— Генри поправится?

— Не знаю. — Дженн подошла к постели, и Эндрю подвинулся, чтобы она могла сесть. — С ним сейчас два наших лучших целителя. Они делают все, что могут, но нельзя забывать, что Генри очень стар.

Эндрю нахмурился.

— Без него здесь будет совсем не так.

— Да. — Дженн слышала, как в соседней комнате госпожа Маргарет убирает посуду после ужина. По какой-то причине, размышлять о которой Дженн не хотелось, мать Финлея едва ли не удочерила ее, а к Эндрю относилась, как к внуку, словно полагая, что им не хватает семейного тепла, — по крайней мере здесь, в Анклаве. И Дженн, тоже не желая размышлять о причинах этого, радовалась этой близости. Она всегда чувствовала, что они с госпожой Маргарет тесно связаны судьбой: обе без предупреждения оказались брошены в чужой и незнакомый мир.

— Почему ты так рано отправила меня спать, мама? Я не устал, и мне хотелось бы узнать, что Арли скажет насчет Генри.

— Я знаю, милый. — Дженн наклонилась и поцеловала сына в лоб. — Но вам с Микой предстоит отправляться завтра очень рано. Тебе нужно отдохнуть перед дорогой.

Дженн собралась уходить, но Эндрю поймал ее за руку.

— Ты ведь приедешь весной, да? Ты обещала встретиться со мной в Элайте и показать мне замок. Да и тетя Белла хотела бы видеть тебя в Мейтленде. Ты уже год как там не бывала, и иногда...

— Что?

— Иногда она тревожится о том, что ты так долго отсутствуешь.

Дженн вздохнула. Ее отношения с сестрой никогда не были простыми, но Белла с радостью приняла Эндрю в свою семью и любила его, как собственного сына. Она дала мальчику дом и обеспечила жизнь, которой Дженн, прикованная к Ключу, дать ему не могла. Однако Белла достаточно знала о Дженн, чтобы от всего сердца не одобрять того, что та делает, хотя и никогда не пыталась настраивать Эндрю против матери, как поступили бы многие на ее месте.

— Я понимаю ее чувства, — мягко сказала Дженн, — но ты ведь знаешь, почему я должна оставаться здесь. Ты знаешь, что я хотела бы с тобой не расставаться, будь такое возможно. Ты же веришь мне, правда?

Эндрю ласково улыбнулся матери. Его улыбка так напоминала Роберта, что Дженн ощутила укол в сердце, но оставалась при этом его собственной.

— Конечно, я все понимаю, мама. Я не мог бы вести нормальную жизнь, если бы остался здесь. Я скучаю по тебе, по Финлею и всем остальным, но жить в Мейтленде мне нравится. Иногда мне просто хочется, чтобы ты и все жители Анклава тоже могли жить также, на свободе, без защиты Ключа.

Дженн улыбнулась и снова поцеловала сына.

— Мы все этого хотели бы, милый. А теперь спи. Я пришлю госпожу Маргарет попрощаться с тобой: ты уедешь раньше, чем она завтра проснется.

Она поднялась и вышла в гостиную, где в камине ярко горел огонь, а лампа на столе добавляла уюта. Госпожа Маргарет как раз налила им обеим по чашке чая.

— Он тебя ждет, — сказала ей Дженн, протягивая руки к чашке. Госпожа Маргарет с улыбкой прошла в соседнюю комнату. Дженн были слышны тихие голоса, но она не прислушивалась. Подойдя к своему столу, она взглянула на стопку книг. С тех пор как приехал Эндрю, у нее совсем не было времени на работу, и теперь, с обрушившимися на Анклав событиями, вообще было неясно, когда она сможет вернуться к своим книгам, как бы они ее ни манили.

Скоро ей придется сообщить остальным о том, что она обнаружила...

Дверь позади нее скрипнула, и, обернувшись, Дженн увидела улыбающуюся госпожу Маргарет.

— Этот мальчик... Откуда только берется его чувство юмора! — Дженн ничего не ответила. — Ты не хочешь рассказать мне, что так тебя тревожит?

Посмотрев на старую женщину, Дженн обнаружила, что темные глаза внимательно наблюдают за ней. Годы принесли госпоже Маргарет прекрасную старость; возраст лишь подчеркивал ее яркую индивидуальность. Хотя волосы госпожи Маргарет поседели, а вокруг глаз пролегли морщинки, ясная улыбка, дружелюбие и теплота все еще делали ее красавицей. Финлей унаследовал свои карие глаза от нее, хотя сама госпожа Маргарет всегда утверждала, будто оба ее сына похожи только на отца. Тревор, погибший более тридцати лет назад в битве с Селаром, всегда очень интересовал Дженн.

— Я беспокоюсь, — с вымученной улыбкой ответила Дженн, — и за Генри, и из-за этих новостей насчет Гильдии.

— А еще?

— Ты о чем?

Госпожа Маргарет, держа в руках чашку с чаем, подошла к столу Дженн.

— Ты обеспокоена чем-то еще, я же вижу. Ты и двух слов не сказала никому после заседания совета. Тебе не на пользу держать все в себе, знаешь ли. Раньше ты то же самое говорила Роберту.

Дженн отвела глаза.

Нигде невозможно скрыться от воспоминаний о нем. Невозможно забыть, что он был прав, и что она потеряла его, и что по-прежнему ужасно в нем нуждается. То, что подобные мысли даже после этих восьми лет причиняли такую боль, заставляло Дженн чувствовать себя жалкой.

Сглотнув, она ответила:

— Я не слишком удачно провела сегодня собрание совета. Мне следовало строже оборвать спорщиков. Если бы я это сделала, может быть, у Генри не было бы причины так разволноваться.

— Ах, дорогая, — госпожа Маргарет обняла Дженн и нежно коснулась губами ее виска, — ты глупая девочка. Ты же знаешь, Генри уже давно болеет, да и всегда был вспыльчив. Ты не можешь себя в этом винить.

— Ох, конечно, здоровье у него слабое, но это не оправдывает моих промахов, — вздохнула Дженн. — Я просто думаю, что из меня не получилась хорошая предводительница. Я то слишком осторожна, то слишком безрассудна. Я чувствую себя... такой невежественной! Я читаю каждую минуту, какую только могу выкроить, и все равно остается так много всего, чего я не знаю, чего не понимаю, — а знать мне необходимо.

— Почему?

Дженн посмотрела в глаза госпоже Маргарет.

— Потому что, когда наступит день вроде сегодняшнего, я должна знать, что делать.

Когда Дженн вышла в коридор, в пещерах Анклава царила тишина. Большинство обитателей уже отправились спать, хотя многих беспокоило, что принесет им завтрашний день.

Дженн шла ровным шагом, прислушиваясь к звукам, к которым успела привыкнуть, но которые делали это место таким отличным от всех прочих. За поворотом коридора находилась дверь в комнаты Генри. Дверь была открыта, у очага сидел Финлей, подперев подбородок кулаком и глядя в огонь. У стола над листом бумаги склонился Мика, сжимая в руке перо. Он выводил одно слово за другим, сосредоточенно нахмурив брови.

Мика писал письмо своим родным, которые теперь оказались вынуждены переселиться во Фланхар. Грант Каванах, владыка независимого герцогства и истинный друг Люсары, оказал гостеприимство родителям, пятерым братьям и двум сестрам Мики, не считая многочисленных племянников и племянниц, и вот уже десять лет все семейство мирно и благополучно жило там. Может быть, они и стали изгнанниками, но по крайней мере не были казнены из-за своей невольной связи с Робертом. Письма были единственной ниточкой, связывавшей Мику с близкими, и другого безопасного способа переправить их, кроме как отослать с гонцом из Анклава, не существовало.

Мика решительным движением поставил подпись. Дженн подождала, пока он не стал складывать письмо, и только тогда заговорила:

— Я хотела спросить тебя, как поживает твой отец. Мика поднял взгляд, и в его голубых глазах отразилось нескрываемое беспокойство.

— Последнее письмо сестры было не особенно подробным. Она пишет, что с ним все в порядке, хотя я так и не понял, что именно она хочет этим сказать. Она уверяет, будто он вовсе не при смерти и мне не следует тревожиться.

— Но это тебя не успокоило. Мика покачал кудрявой головой. — Нет.

Дженн посмотрела на дверь, ведущую в спальню Генри, потом оглянулась на Финлея, который словно и не заметил ее появления.

— Арли все еще там?

— Да, — кивнул Мика, убирая письменные принадлежности. — С тех пор как ты ушла, ничего нового мы не слышали. Симус и Деста недавно отправились ужинать. Оба чувствуют себя немного виноватыми, хоть Арли и уверяет, что они ни при чем.

Дженн опустилась в кресло напротив Финлея, и тот медленно оторвал взгляд от тлеющих углей и взглянул на молодую женщину. Его лицо в рамке черных волос и бороды было бледным, в глазах ничего не отражалось.

— Ты попросила его?

Дженн ответила не сразу, но глаз не отвела. Наконец, крепко стиснув лежащие на коленях руки, она покачала головой.

— Я же говорила тебе, что не стану этого делать.

— Почему?

— Действия Осберта Эндрю не касаются. Я не хочу, чтобы мой сын оказался во всем этом замешан.

— А разве он еще не замешан? Разве с его помощью нам не будет легче всего узнать, что в самом деле происходит при дворе? Или, может быть, ты не уверена в верности сына?

Дженн не была намерена снова начинать спор.

— Ты же на самом деле так не думаешь!

— Я больше сам не знаю, что мне следует думать. Да и похоже, что никто все равно мне не верит. — Финлей снова стал смотреть в огонь. Глаза его сузились, мысли были где-то далеко. — Ты собираешься забрать Эндрю сюда насовсем?

— Нет, — ответила Дженн, несколько удивленная вопросом. — Почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытствую. Я подумал, что это, возможно, помогло бы проявиться его колдовской силе. Ладно, не обращай внимания.

Дженн умело переменила тему:

— У нас есть в столице отец Годфри. Я знаю, что напрямую сведений от него мы не получаем, но Мердок с ним близок. Это лучше, чем ничего.

Финлей рассеянно кивнул, словно его мысли были заняты гораздо более важными вещами.

Мика отошел от стола и наклонился, чтобы подкинуть в огонь новое полено, и вверх взвился дымок, тут же утянутый в трубу. Сняв кружку с крючка над камином, он налил Дженн питья из чайника, висевшего над углями.

— Разве нам удастся сохранить новости в секрете? Дженн покачала головой, понимая, что Финлей говорит не о болезни Генри.

— Не знаю. Вряд ли, особенно теперь.

— Это ведь и в самом деле ловушка, знаешь ли.

Дженн взглянула на Финлея и обнаружила, что тот смотрит на нее в упор.

— Да, знаю.

Финлей недоверчиво смотрел на нее несколько мгновений, потом с облегчением вздохнул.

— И все-таки остается вопрос: почему они затеяли это сейчас?

— Понятия не имею. Правда, Генри, похоже, считает, что момент имеет большое значение. Ты ведь слышал: Кенрик ведет переговоры с Майенной о женитьбе. Может быть, дело в этом. Или... произошли какие-то важные перемены. — Дженн почувствовала, что не может больше смотреть в глаза Финлею, и стала следить за завитками пара над своей чашкой. Она знала, что оба мужчины внимательно наблюдают за ней и думают о Роберте и о том, что со времени битвы он ни разу не появился в Анклаве. Может быть, за всеми событиями как раз он и стоит?

— Такими ли важными должны быть перемены? — наконец пробормотал Мика. Он оставался самым верным другом, который когда-либо был у Дженн, особенно с тех пор, как стал опекуном Эндрю. — Из того, что мне пришлось видеть, ясно одно: каждая волна... перемен начинается с мелкого, незаметного события. Правда, трудно назвать изменение законов чем-то незаметным. А перемены происходят всегда.

— Правда? — проворчал Финлей. — Что ж, тебе может так казаться.

Мика еле заметно улыбнулся.

— Перемены происходят здесь и сейчас, пока мы разговариваем.

Мягкая насмешка заставила Финлея нахмурить брови, но он ничего не сказал. В комнате стало тихо, и Мика отошел от очага и стал разглядывать изрядное собрание книг, хранившихся Генри на полках, приделанных к стене пещеры. Дженн посмотрела на его широкие плечи и заметила, как они напряжены.

О чем он думает? Мика почти всегда оставался жизнерадостным, улыбчивым, счастливым, насколько это позволяла та жизнь, которую он себе избрал. Однако бывали дни, когда Мика казался таким... поглощенным какой-то мыслью, разочарованным, мучимым чьим-то предательством.

Причиной всего этого был Роберт.

Мике было всего пять лет, когда отец отправил его в Данлори служить отцу Роберта, графу Тревору. Они с Робертом сделались неразлучными друзьями, несмотря на разницу в семь лет, и с того времени до самой битвы при Шан Моссе Мика был всецело предан Роберту и помогал ему в его борьбе за счастье Люсары.

Потом что-то случилось... Израненный Роберт цеплялся за жизнь, а Мика был изгнан и отправился через всю страну, чтобы поселиться в маленьком домике рядом с Мейтлендом. Там он и прожил в одиночестве эти восемь лет, оберегая Эндрю, сопутствуя ему всюду, кроме столицы, и стараясь не попадаться на глаза никому, кто мог бы его узнать. Он разговаривал с мальчиком, учил его всему, что сам узнал от Роберта, и никогда и никому не выдал того, что знает, чей Эндрю сын.

Преданность, которую Мика когда-то питал к отцу, теперь была целиком отдана сыну... и все же что-то по-прежнему привязывало его к Роберту, как будто, сколько бы лет ни прошло, он все равно пожелал бы получить удовлетворение, услышать ответ. Добродушный идеализм Мики ничуть не изменил ему, несмотря на все разочарования.

Все они были скованы вместе, все одинаково запутались в одной паутине. Они ждали друг от друга ответов, только теперь Дженн не была уверена, что ответы вообще существуют.

Дверь спальни скрипнула, и оттуда вышел усталый и бледный Арли. Дженн встала и двинулась ему навстречу.

— Как он?

— Боюсь, что неважно. Сердце у Генри никуда не годится. — Арли провел рукой по своим светлым волосам. — Он продержится несколько часов, не более. Я дал ему питье, которое уменьшит боль и позволит ему уснуть. Я скоро вернусь — мне нужно хоть немного подышать свежим воздухом. Там с ним сейчас Селия.

Дженн пожала ему руку и повернулась к Мике, когда Арли ушел.

— Тебе следовало бы отдохнуть. Завтра выезжать рано, не забыл?

Мика оглянулся на дверь спальни и пробормотал:

— Позови меня, если что-нибудь понадобится.

Когда его шаги затихли вдали, Дженн вернулась в свое кресло у огня и открыла книгу, принесенную с собой. Как ни трудно было ей сосредоточиться, существовали вопросы, на которые нужно было найти ответы, и к добру или к худу, именно от нее ожидали, что она их найдет.

— У тебя никогда не возникает впечатления, что Мика что-то скрывает? — Финлей пристально разглядывал собственный рукав, как будто обнаружил, что на нем без позволения выросло что-то.

— А разве не всем нам есть что скрывать? — ответила Дженн.

— Только не мне. У меня нет времени на секреты, по крайней мере свои собственные. Что ты читаешь?

— «Рассуждение о происхождении арканы».

— Ах, — вздохнул Финлей, складывая пальцы домиком. — Попытка Форфау создать философию колдовства. Мне казалось, что подобные вещи не представляют для тебя интереса.

— Мне приходится многое наверстывать, знаешь ли. Мое образование по милости Нэша задержалось на четырнадцать лет.

— И все-таки эта не из тех книг, которые ты обычно читаешь, верно ведь? — Финлей следил за Дженн, словно ожидая, что та вот-вот сорвется с места. — Как я понимаю, ты занималась изучением истории колдунов и Каббалы. Откуда вдруг неожиданный интерес к философии?

Дженн опустила книгу на колени и переплела пальцы.

— Позволь задать тебе несколько вопросов. Почему Роберт и Нэш не могут видеть друг друга колдовским зрением, несмотря на то, что встречались, сражались друг с другом и должны прекрасно знать ауру противника?

— Откуда тебе известно, что они этого не могут?

— Оставались бы они оба в живых, будь иначе? — Финлей ничего не ответил и жестом попросил Дженн продолжать. — И как именно Ключ защищает Анклав? Чтобы при этом никто не видел колдовским зрением тех, кто внутри? И какое отношение к такой защите имеет Печать? Когда Печать не позволяет нам говорить об Анклаве с теми, на ком Печать не лежит, не Ключ ли проявляет свою силу на расстоянии? Или тут действует нечто, заключенное в нас самих?

Долгое молчание Финлея побудило Дженн задать последний вопрос:

— Не стали ли мы благодушны потому, что полагаемся на силу Ключа, защищающего нас?

Угол рта Финлея дрогнул в иронической улыбке.

— Знаешь, несколько лет назад я и не подумал бы ломать голову над подобными вещами.

— А теперь?

Финлей снова стал смотреть в огонь.

— А теперь я обнаружил, что мечтаю о том, чтобы Деста и Симус оказались правы. Мне хотелось бы иметь возможность не обращать внимания на Нэша и Кенрика, показать моим дочерям Данлорн, рассказать им о том, какую роль я играл в делах нашей семьи.

— Но ведь, живя здесь, ты и раньше никогда не был счастлив, Финлей.

— Не был. — Отблески пламени танцевали в его глазах, придавая Финлею вид загнанного в угол беглеца. — Но до вчерашнего дня до меня по-настоящему не доходило, что я, возможно, обречен остаться здесь навеки. Что мне... придется умереть здесь.

Его слова заставили Дженн поежиться, но закончить разговор на такой ноте она не пожелала. Дженн пошевелилась в кресле, находя удобную позу, отпила из кружки остывшего чая и ровным голосом произнесла:

— Тогда позволь мне предложить тебе еще один вопрос: что станется с нами, с нашими обычаями, с нашей школой и тем, чему мы в ней учим, с нашей историей и традициями, когда в один прекрасный день действительно окажется, что мы можем жить на свободе, не подвергаясь опасности? Кем мы все тогда станем?

Финлей фыркнул, но в его глазах уже не было прежней печали.

— Свободными людьми, Дженн. Вот кем мы станем: свободными людьми.

В пещере, служившей ему спальней, было так темно, что Эндрю ничего не мог разглядеть, как ни таращил глаза. Его мать не оставила гореть свечу в соседней комнате, так что ни один лучик света не пробивался под дверью, вызывая к жизни предметы в спальне. В раннем детстве ему снились кошмары: по камню пробегали трещины, стены Анклава рушились на него, погребая его заживо. Он тогда все спрашивал и спрашивал и всегда получал успокоительный ответ: пещеры Анклава надежны, бояться нечего... и все равно кошмары снились ему еще не один год.

Иногда, оказавшись в Анклаве, Эндрю настолько чувствовал себя дома, что не хотел уезжать. А случалось и иначе, как, например, в этот раз — почти каждое слово, обращенное к нему, напоминало о том, что на самом деле он здесь чужак, как бы ни старался сделаться своим.

Отсутствие колдовской силы только ухудшало ситуацию. Будь она у Эндрю, на него по крайней мере не смотрели бы то как на предателя за то, что он живет на воле, то как на шпиона, обо всем доносящего матери.

Не наступит ли время, когда ему никто в Анклаве не будет рад? Разве не так случилось с герцогом Робертом? Тот никогда не приносил клятву верности Анклаву, но двадцать лет был здесь желанным гостем, а потом Ключ неожиданно изгнал его. Не поэтому ли Роберт стал мятежником?

Ох, сколько бы вопросов задал Эндрю, если бы появилась возможность! Что чувствует человек, произнося Слово Уничтожения? Как еще ребенком Роберт обнаружил, что обладает силой? Как он научился мысленной речи? Каково было оказаться в пятнадцать лет на поле битвы с Селаром? И не страшно ли было сражаться с Нэшем в Шан Моссе?

Неужели Роберт никогда ничего не боялся?

Возможность оказаться трусом тревожила Эндрю. Очень тревожила.

Он перевернулся на другой бок и стал глубоко дышать, как учила его госпожа Маргарет, приказывая телу расслабиться и погрузиться в сон. Но стены по-прежнему стонали под тяжестью горы, как это случалось в его снах, только теперь заснуть Эндрю мешал не кошмар, а осознанное чувство беды. Происходило что-то ужасное. Что-то ползло по пыльным коридорам Анклава, просачиваясь под двери, как это мог бы делать свет свечи...

Старый Генри очень болен, Эндрю это знал, но тут было что-то еще, что-то опасное... о чем Эндрю должен предупредить, должен...

Эндрю выругался про себя и закрыл глаза. Сосредоточившись на темноте и тишине, Эндрю надеялся, что спящая в нем колдовская сила проснется и поможет понять, что вызвало тревожное чувство.

Тьма охватила его, а воздух неожиданно стал таким тяжелым, что легкие не могли его вдохнуть. Эндрю сел, хватая ртом воздух, сердце его тяжело колотилось.

Определенно что-то не так.

Происходит нечто опасное.

Эндрю вскочил с постели, нащупывая в темноте одежду. Быстро одевшись, он распахнул дверь спальни. Несколько подернутых пеплом углей еще тлели в камине, но разжечь ими лампу не удалось бы. Эндрю устремился к двери, ведущей в коридор, не имея отчетливого представления о том, куда нужно бежать. И все-таки что-то властно гнало его вперед.

Коридор был пуст. Эндрю на мгновение заколебался, потом свернул налево, двигаясь осторожно и не отрывая руки от камня стены. То теплые, то холодные дуновения воздуха касались его лица. Эндрю отчаянно мечтал о том, чтобы у него вдруг появилась хоть сотая часть дара искателя, которым обладал Финлей.

Может быть, следовало бы позвать на помощь — но как объяснить не поддающееся объяснению чувство? Колдовской силы у него не было, а значит, не было и возможности доказать, что все это не игра его воображения.

Эндрю помедлил в галерее, там, где начиналась лестница, ведущая в главную пещеру. То, что он выслеживал, находилось именно там, но Эндрю строго-настрого было запрещено приближаться к Ключу, который как раз в главной пещере и находился. Придется идти в обход.

Подождав в надежде, что услышит голоса, Эндрю стал пробираться по извилистым туннелям; всякая сонливость давно уже его покинула. Только убедившись, что он обогнул главную пещеру, Эндрю снова помедлил в надежде, что увидит или услышит хоть что-то.

Он уже хотел двинуться дальше, когда различил еле слышный шепот. Ему этого оказалось достаточно: именно такого звука он подсознательно и ждал. По первой же лестнице он устремился вниз, повернул, спустился еще ниже и добрался до двери в одно из классных помещений.

Эндрю без колебаний распахнул дверь, вошел и решительно захлопнул створку за собой. К нему повернулись ошарашенные лица трех человек. В глубине комнаты, сложив руки на груди, стоял Нейл, на столе перед ним лежала открытая книга. Ближе к двери, сжимая в левой руке аярн, казавшийся совсем маленьким в сильных пальцах, находился Лиам. Зеа с невинным видом сидела перед ним на стуле, сложив руки на коленях, как учительница, объясняющая урок.

Эндрю хватило одного взгляда, чтобы покрыться холодным потом. Быстро подойдя к Нейлу, он схватил лежащую перед ним книгу и захлопнул ее. Не нужно было быть колдуном, чтобы понять, что затеяли эти трое.

— Вы что, совсем свихнулись? — прошипел Эндрю, не забывая о том, что кто-то может услышать его голос. — Сколько раз вам нужно твердить, чтобы до вас дошло: эта затея опасна!

— Да брось, Эндрю, — первой пришла в себя Зеа. Она вскочила, подошла к столу и страстно зашептала: — Какая тут может быть опасность? Герцог Роберт проделывал такое тысячу раз. И разве не удалось это Кенрику, когда он пробрался в лагерь, чтобы отравить принцессу Галиену? Как, по-твоему, они научились, чему нужно? Требуется только практиковаться. Лиам обладает достаточной силой и умением, чтобы создать по-настоящему хорошую иллюзию. Почему бы ему не сделать следующий шаг и не стать невидимым?

Эндрю на мгновение запнулся, потом обрушился на Лиама, намеренно не обращая внимания на Нейла:

— Ты должен бы соображать, что делаешь. Я думал, ты больше не позволишь ей подбивать себя на такие глупости.

— Ни на что она меня не подбивала, — упрямо мотнул головой Лиам. — В последний раз я был очень близок к успеху, только меня остановил Финлей. Сейчас я тоже был близок... Так что если не желаешь стать невидимым сам, не шуми и дай мне заняться делом.

— Тебя это не касается, — добавил Нейл, протягивая руку к книге. — Разве тебе не полагается быть в постельке? Разве твоя мамочка тебя не хватится? Ты ведь не хочешь влипнуть в неприятности, верно?

— Вы просто не слушаете! — в отчаянии воскликнул Эндрю. — Есть же причина для того, чтобы пространственный сдвиг и прочие такие вещи были запрещены! Или вы думаете, что колдуны на протяжении столетий просто ни с того ни с сего считали, будто для нас есть действия позволительные, а есть запретные?

— Для нас? — насмешливо протянул Нейл. — Ты не колдун. Ты не знаешь, о чем говоришь. — Он повернулся к Эндрю спиной, отбросив его возражения с холодностью, от которой гнев Эндрю вспыхнул с новой силой, заставив его забыть о страхе.

— Я, по-твоему, не знаю? — Эндрю постучал по книге костяшками пальцев. — А вы прочли книгу целиком? В последних трех главах описывается больше двух десятков экспериментов вроде вашего, которые кончились ужасно плохо.

— Ах, только послушайте знатока, — пробормотала Зеа достаточно громко, чтобы все ее услышали. — Ты уж прости меня, сынок нашего почтенного джабира, но у тебя-то никакой колдовской силы нет, сколько бы книг ты ни прочел. Если не хочешь смотреть, отправляйся в постель. Мы вовсе не собираемся лишать тебя сна. Вдруг твоя маменька обнаружит, что ты плохо себя вел, и накажет тебя! Мы вовсе этого не хотим.

Эндрю мог только беспомощно смотреть на нее. Зеа и ее приятели не желали слышать никаких доводов, и угроза привести Финлея или еще кого-нибудь ничего не изменила бы. Они просто перестали бы с Эндрю разговаривать, а свою глупую попытку повторяли бы снова и снова, пока кто-нибудь из них не погиб бы. Да если бы Эндрю и побежал бы звать на помощь, Лиам просто натворил бы еще больших бед, попытавшись проделать все быстро, пока никто их не остановил.

Эндрю видел для себя лишь один путь, да и то не был уверен, что сможет осуществить свой блеф, не нарвавшись на неприятности.

— Я останусь. Нейл, пойди и сядь вон там, в углу у двери. Придвинь стол и сиди за ним. Зеа, отправляйся туда и ты.

— Ты что, собрался нам приказывать? — с возмущением почти закричала Зеа. — У нас все получалось, покаты...

— Ты прочла книгу? От корки до корки? — Когда Зеа ничего не ответила, Эндрю повернулся к Нейлу и Лиаму. Те тоже промолчали. Какая-то часть Эндрю трепетала от ужаса: чем-то кончится его дерзкая попытка... Проклятие, все они старше его, более обученные, несравненно более опытные... И все же Эндрю без колебаний бросил: — Да, собираюсь. Садитесь так, чтобы стол вас загораживал. Если начнутся неприятности, выскакивайте и закройте за собой дверь.

— Если ты что-нибудь сделаешь с книгой, — прорычал Нейл, красный от ярости, — клянусь, я тебя...

Он не договорил, но Эндрю прекрасно понял угрозу. И все равно нужно было действовать... Эндрю в душе молил богов, чтобы ему все удалось. Он крепко стиснул книгу, придав лицу решительное выражение. Сначала никто из остальных не двинулся с места. Нейл и Зеа смотрели на Лиама, который, в свою очередь, разглядывал Эндрю с таким безразличием, что того охватил ледяной озноб. Потом Лиам коротко кивнул. Еще минута, и все было готово. Эндрю указал Лиаму на середину комнаты и сам встал перед ним.

— И все-таки я не понимаю, почему вам так не терпится...

— Откуда тебе понять!

— Но почему?

— Ты же герцог. У тебя есть земли, поместья, должность при дворе кузена-короля. У нас есть только колдовская сила, которой мы можем повелевать, а нам и ее не дают использовать должным образом. Что еще тебе нужно понимать?

Конечно, они и не могли смотреть на вещи иначе...

— Хорошо. Так все-таки какую часть книги вы прочли?

— Достаточно много.

— Нет, недостаточно, иначе вы уже все освоили бы. А теперь слушай. Дважды глубоко вздохни и медленно выдохни воздух. Закрой глаза и сосредоточь внимание на какой-нибудь точке внутри себя. Если слышишь, как бьется твое сердце, сосредоточься на нем. Можешь считать удары, если хочешь. — Эндрю дождался, пока Лиам кивнет, и продолжал: — А теперь представь, что рядом с тобой кто-то стоит, стоит так близко, что ты можешь коснуться его рукой. — Лиам снова кивнул. — Собери всю свою колдовскую силу, пусть она заполнит тебя от подошв до кончиков волос. Заставь силу хлынуть через аярн в твоей руке в того, кто стоит рядом.

Последовала долгая пауза; Эндрю почти мог ощущать силу, исходящую от стоящего перед ним колдуна. Лиам был старше его, он учился колдовству уже пять лет, но явно еще не обладал необходимой властью над собой.

— Делай все медленно, не дави. И не позволь взять власть над тобой тому, что ты делаешь.

Еще одна долгая пауза. На лице Лиама выступил пот. Наконец, не открывая глаз, он снова кивнул.

— Хорошо. Теперь не делай ничего, пока я не скажу. Когда же я дам команду, нужно, чтобы ты представил себе, что делаешь шаг в сторону и входишь в воображаемого человека рядом с собой. Когда ты это совершишь, тебя уже не будет там, где ты сейчас. Можешь ты увидеть это внутренним взором?

Лиам нахмурился, но все-таки кивнул.

Эндрю оглянулся на остальных, чтобы удостовериться: они в безопасности, и глубоко вздохнул, снова поворачиваясь к Лиаму. Он знал: если Лиам потеряет контроль над ситуацией, скорее всего он убьет и себя, и его.

— Готов? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо парня. Когда тот снова кивнул, Эндрю скомандовал: — Давай. Шагни в сторону.

Эндрю затаил дыхание. На мгновение ему показалось, что ничего не произойдет, — и тут неожиданно Лиам у него на глазах исчез. Исчез, снова появился, опять исчез. На этот раз прозрачный контур сохранился, но Лиам явно твердо вознамерился добиться успеха.

Эндрю не позволил себе протянуть руку к Лиаму. Любое отвлечение могло убить их обоих. И все же сердце его отчаянно колотилось, словно побуждая Эндрю обратиться в бегство, пока не поздно.

— Смотрите! Ему удается! — прошипела Зеа откуда-то сзади, но Эндрю махнул рукой, требуя тишины.

Лиам судорожно вздохнул, однако он все еще держался — бледная полупрозрачная фигура, сквозь которую просвечивали стены комнаты.

Эндрю понимал, что не может позволить этому продолжаться. Если несчастье до сих пор не случилось, то уже и не случится. Он открыл рот, чтобы объявить о конце эксперимента, — и тут Лиам исчез.

Эндрю поспешно вскинул руку, отчаянно стремясь помешать Зеа издать победный крик. Сейчас любая помеха была бы катастрофой.

— Достаточно, Лиам, — пробормотал он, оглядывая комнату в попытке обнаружить исчезнувшего колдуна. — Сейчас, как только почувствуешь, что смещение надежно, сделай шаг вперед, ко мне. При этом ты должен сосредоточиться и удержать смещение.

Эндрю совершенно не представлял себе, насколько выполнимы его указания, пока Лиам вновь не стал видимым — на добрых два шага ближе к нему: сначала смутно различимая фигура, потом вполне материальная, потом снова полупрозрачная.

Да, пора, пора кончать...

— Лиам, теперь нужно постепенно возвращаться, — понемногу, не спеша. Возвращайся, пока не почувствуешь, что сила внутри тебя улеглась. Вот так! Еще немножко!

Мгновение ничего не менялось, потом тело Лиама обрело больше материальности, больше цвета... В тот же миг Лиам скривился от боли, и Эндрю ощутил поток силы. Это заставило его двигаться так быстро, что он оказался не способен уследить за собственными действиями. Для Эндрю существовал только Лиам и пульсирующий силой аярн в его руке. Эндрю выбросил руку вперед и вцепился в аярн, отчаянно пытаясь остановить приближающуюся беду.

Свет ослепил Эндрю, какая-то сила швырнула на пол, в ушах стоял гул. Лиам повалился на него. И вдруг все кончилось. Проморгавшись, Эндрю обнаружил, что снова отчетливо видит окружающие предметы.

Первое, что привлекло его внимание, были изумленные взгляды Нейла и Зеа, выглядывавших из-за стола. Эндрю со стоном перекатился на спину и сел. Глаза лежавшего рядом Лиама были широко открыты, по лицу расплывалась идиотская улыбка.

— Я сумел!

Только тут Эндрю заметил, что тоже глупо улыбается.

— Пожалуй, сумел. Поздравляю. Встать можешь? Лиам повернулся так, чтобы видеть Эндрю.

— Как тебе удалось это сделать?

— Сделать что?

— Удержать ответный удар.

— Мне и не удалось. Разве ты не видишь, что мы растянулись на полу, хотя мгновение назад стояли?

— Да, это я заметил. — Лиам с кряхтением поднялся на ноги и протянул руку, чтобы помочь Эндрю. Зеа и Нейл кинулись к ним; лица обоих расплывались в таких же торжествующих улыбках, как и лицо Лиама.

— Ну что, теперь вы удовлетворены? — Эндрю хотел получить ясный ответ, чтобы не пришлось прятать книгу от колдунов-недоучек.

— Пожалуй, — кивнул Лиам, пряча свой аярн.

— Сделаете мне одолжение?

— Конечно.

— Отправляйтесь спать. А когда в следующий раз захотите попробовать, воздержитесь.

Лиам коротко рассмеялся и кивнул.

— Кто мог бы подумать, что ты такой знаток запретного искусства, а? Ладно, пошли. Уже поздно, и если нас здесь поймают, неприятностей не оберешься.

Эндрю вышел из комнаты следом за остальными, потушив предварительно лампу. Он проводил глазами расходившуюся по своим комнатам молодежь, потом двинулся в долгий путь вокруг главной пещеры. К тому времени, когда он добрался до покоев своей матери, он уже вовсю зевал. Однако Эндрю не остановился и продолжал идти, пока не оказался у двери Генри.

Из комнаты долетали тихие голоса. Войдя, Эндрю увидел, что Финлей сидит в кресле у стены, а Дженн и Арли разговаривают у двери, ведущей в спальню Генри.

— Эндрю! — Улыбку Дженн сменило выражение тревоги. — Что ты тут делаешь в такой поздний час? Я думала, ты давно спишь.

— Я... я хотел узнать, как дела у почтенного Генри.

Лицо Дженн смягчилось, она подошла к сыну и положила руку ему на плечо.

— Мне очень жаль, милый... Он умер несколько минут назад.

— Ох... — Эндрю крепко обнял мать. — А как Селия?

— Она все еще с ним, но пока держится мужественно. Эндрю просительно посмотрел на Дженн.

— Не смогли бы мы задержаться и присутствовать на похоронах?

— Учитывая снегопад, я не рискну позволить вам задержаться. Прости меня.

— Я понимаю. — Эндрю слабо улыбнулся. — Пожалуй, мне лучше вернуться в постель.

— Я встану утром, чтобы проводить вас.

Взгляд Эндрю обратился к закрытой двери спальни, потом снова устремился наДженн. Она выглядела очень усталой, глаза ее покраснели, лицо было бледным. Порыв сыновней любви заставил Эндрю наклониться к ней и поцеловать в щеку.

— Доброй ночи, мама. Утром еще увидимся.