"Мучения Минти Мэлоун" - читать интересную книгу автора (Вулф Изабель)

Сентябрь

«Забавная штука!» – донесся из стальной клетки с куполом крик Педро.

«Действительно, – подумала я. – Забавная штука».

Я стояла на кухне и любовалась странной картиной. Все мои сияющие белизной шкафчики за одну ночь пожелтели, облепленные бумажками для заметок цвета примулы. Все до единого. Колючий ветер из распахнутого окна колыхал записки, как крошечные флажки с тибетскими молитвами. Только вот обряд изгнания злых сил вершили не монахи. «Он храпит!» – гласила одна из бумажек, а в скобках стояло уточнение: «Очень громко». «Не понимает, о чем я говорю», – объявляла другая. Ее соседка подливала масла в огонь: «Не умеет рассуждать». «Лысеет», – констатировала четвертая записка. Пятая выносила приговор: «Не умеет слушать!» «Толстеет», – издевалась шестая. «Эгоист», – красовалось на холодильнике. «Забыл про мой день рождения», – кричала полочка для специй. «Носит кошмарные галстуки», – заявляла стиральная машина. «Легко выходит из себя», – значилось на записке с холодильника. Куда бы я ни посмотрела, каждая вертикальная поверхность сообщала что-то неприятное о Чарли. Эмбер, наверное, извела не меньше пяти пачек стикеров.

«Ничего себе!» – завопил Педро и глухо, протяжно засвистел. «Ничего себе!» – опять вскричал он, схватил когтями желтую бумажку, приклеенную к клетке («Не сдал древнегреческий даже на двойку»), и раскромсал ее на мелкие кусочки острым как бритва клювом.

Отклеивая стикер от тостера («Упрямый»), я подумала: «Бедняга Чарли!.. Он этого не заслужил». Положила в тостер два кусочка цельнозернового хлеба и установила высокую мощность. Скрипнула лестница. В дверном проеме нарисовалась Эмбер в бархатном халате, похожая на портрет кисти Джона Сингера Сарджента[44]. «Какая жалость! – запечалилась я. – Такая красота испорчена горьким отчаянием».

– Нужно вспомнить все его негативные черты, – немного виновато пояснила кузина, отклеивая бумажку с чайника («Слабовольная тряпка») и наливая воду. – Знаешь, Минти, тебе нужно сделать то же самое, – предложила она, отвинчивая крышку с банки кофе («Жалкий трус», – сообщала банка). – Очень помогает, вот увидишь.

– Нет, спасибо, – устало отозвалась я. – Это не в моем стиле.

Потом, из чистого любопытства, я попыталась представить, что написала бы на желтых бумажках. «Бросил меня в день свадьбы в присутствии всех моих знакомых», «Слишком властный», «Не терпит пререканий. Если возразить, приходит в бешенство», «Постоянно пытался впарить страховые полисы моим друзьям», «Грубо отзывался о моей матери», «Диктовал мне, как одеваться», «Критиковал все, что бы я ни сказала», «Одергивал меня каждую минуту».

О, я могу рассказать о Доминике много такого, что Эмбер и не снилось. Чарли по сравнению с ним ангел. «Мелочный» – еще одна очевидная характеристика. А как вам «Хронический невротик»?

Вот Чарли очень уравновешенный. Очень. И благородный человек. Во всех отношениях. Его и величают почтенный лорд Чарлз Эдворти, потому что его отец – пожизненный пэр. И еще Эмбер сказала, что Чарли был немного ошарашен, когда Доминик попросил его быть шафером. Ведь они знают друг друга совсем недавно, я их и познакомила. Но я-то сразу поняла, почему Доминик выбрал Чарли. Слишком хорошо я знаю Доминика. Он думал о том, как будет выглядеть объявление в свадебной колонке «Тайме». «Шафер – лорд Чарлз Эдворти». Но объявление накрылось, впрочем, как и моя свадьба.

В любом случае, я и так знала все плохое о Доминике. Ни к чему было писать это на бумажках. Целых два года я пыталась закрыть глаза на все негативное в его характере. Но самое смешное, что я с этим смирилась. Дело не в том, что я не замечала его недостатков – я их видела. Они меня беспокоили. Притворяясь, будто все в порядке, я презирала их. Я сделала то, чем занимаюсь по долгу службы. Отредактировала Доминика, вырезав все плохое. Удалила отрицательные черты, как удаляю помехи из радиоинтервью. На работе я прослушиваю записанный материал и потом ловко вырезаю все лишнее: шумы, непонятные звуки, невнятно произнесенные слова, скучную болтовню, повторы и заикания. Вырезаю, чтобы речь лилась гладко и приятно для слуха. То же самое я проделала с Домиником. Но зачем? Зачем я так поступила? Меня уже об этом спрашивали. Что ж, ответить нелегко.

Во-первых, я всегда стараюсь видеть в человеке только хорошее. Только положительные качества.

И у Доминика они были. Он привлекателен, щедр, богат. Очень амбициозен. Хотел, чтобы я сделала карьеру, и мне это очень нравилось. И самое главное, он был в меня очень влюблен. По крайней мере, я так думала. Именно поэтому я решила смириться с его недостатками. Потому что думала, будто он любит меня. Потому что он выбрал меня из всех женщин, с которыми мог бы встречаться. Бальзам моему самолюбию. Кроме того, даже будучи очень недовольной, я никогда не поднимаю шум. Всегда пытаюсь сгладить конфликты, вести себя «мило». Поэтому я стараюсь все держать в себе. Терпеть не могу свары и не умею ссориться. Особенно если дело касается любовных отношений. Скорее умру, чем обижу кого-нибудь. Ведь если обидеть любимого человека, он может тебя отвергнуть. Этого я боюсь как чумы.

И потому я ни словом не попрекну Эмбер. Хотя она, похоже, и пальцем не шевелит, чтобы найти квартиру. Не буду брюзжать, что она повсюду разбрасывает грязное белье (целый день торчит дома, могла бы и постирать). И даже не заикнусь по поводу телефона. Каждый вечер она часа на два прилипает к трубке и жужжит, жужжит в уши всем, кто готов ее выслушать, как «чудовищно» Чарли с ней обошелся. Это порядком действует на нервы. В конце концов, мне тоже бывает нужен телефон.

Тем временем Эмбер выпустила Педро из клетки, и он устроился у нее на плече, нежно теребя ее волосы. Внезапно мне пришло в голову: Эмбер и Педро – очень похожи. Птички из одной стаи. Ошеломляюще красивы, любят привлекать внимание, ужасно меня раздражают и все время болтаются без дела.

«Супер, дорогая!» – проскрипел Педро. Эмбер протянула ему семечку подсолнечника.

– Никак не научу его говорить: «Чарли – свинья», – с сожалением отметила она. Вряд ли у нее получится. Педро всегда был без ума от Чарли. А, кроме того, с шестьдесят второго года он не выучил ни одного, нового слова. Этот попугай как старая, заигранная и заедающая пластинка.

– Он станет героем моей новой книги, – с улыбкой поведала Эмбер.

– Кто, Педро?

– Нет, Чарли, разумеется.

– О боже! Кем же он будет?

– Изнеженным лордом по имени Карл Элворти. Но в конце выяснится, что он маньяк-убийца!

– Бедный Чарли, – покачала я головой.

– Что значит «бедный Чарли»? – вскинулась она, намазывая мой тост джемом из горьких апельсинов. – Лучше скажи «бедная Эмбер»! – Громко хрустя тостом, она отломила маленький кусочек и дала Педро. Попугай изящно взял подношение клювом и растер его в крошки своим бугристым черным языком, как пестиком.

– Свинья, – пробурчала она.

Мне хотелось сказать Эмбер правду: что на самом деле Чарли не виноват, что она сама перегнула палку. Но я промолчала, потому что, как и Чарли, слегка побаиваюсь Эмбер.

– Она меня пугает, – как-то прошептал мне на ухо Чарли, приняв больше обычного на одной из вечеринок.

– О да! – откликнулась я, пораженная его откровенностью. – Знаешь, меня тоже. Немножко!

При этом мы оба виновато покраснели, как заговорщики, и расхохотались.

– Нам нужно пережить этот кошмар, Минти, – изрекла Эмбер. Педро вразвалочку шагал по ее руке. – Нужно забыть о мужчинах, – заявила она. – Нечего расстраиваться из-за этих свиней. Можно прекрасно жить и без мужчин, можно...

– Принять обет целомудрия? – с издевкой подсказала я.

– Нет. Будем жить духовной жизнью, развиваться изнутри, – радостно провозгласила она. Взволнованно размешала сахар в кофе и намазала маслом второй кусочек моего тоста. – Минти, наши ключевые слова: защищать, заботиться и развиваться, особенно развиваться. И нужно больше времени проводить с женщинами, Минти. С умными женщинами. Придумала! – возбужденно продолжала она. – Давай, организуем женский литературный клуб! Сейчас это очень модно. Вспомни Руби Уэкс, Френч и Сондерс. Наш клуб будет называться ЖЛОБ!

– Это еще что?

– Женское литературное общество!

– «Ничего себе!» – прохрипел Педро.

– Можем устраивать интеллектуальные вечера, с морем выпивки. Прямо здесь! – воскликнула она. – Ты же не против, Минти?

– О нет... Конечно, если ты возьмешь все на себя, – сказала я и взяла сумку. – У меня нет времени этим заниматься. И, о боже, я опаздываю на работу!

У вас запор? Примите «Зеленый свет» и ощутите внутреннюю чистоту...

«О господи! Опять, только не это», – подумала я, сидя за столом и разжевывая резиновую булочку из кафетерия.

«Зеленый свет». Одна таблетка – и вы мигом побежите в туалет! Всего 3 фунта 95 пенсов. Продается в каждой аптеке. 5 фунтов 95 пенсов за экономичную упаковку.

Вдруг появился Джек. Он явно был чем-то расстроен, потому что нервно теребил кусочек пленки.

– Совещание! – рявкнул он. – Очень надеюсь услышать кучу умных предложений по поводу того, как поднять наш рейтинг. Все уже знали, что к чему. «Телегид» напечатал новость крупными буквами на обложке: «Радио „Лондон» теряет обороты! Рейтинги резко упали!» Катастрофически снизились – на целых десять процентов, если верить ежеквартальному отчету Ассоциации радио и телевидения. Мы поплелись в комнату для переговоров, где Джек возился с динамиками, пытаясь положить конец непрерывной рекламной болтовне, прогнать незваного гостя, который тараторит без умолку.

Мучаетесь от грибка? Попробуйте «Фунгазин», эффективное лекарство от микоза стопы. «Фунгазин» действует... Щелк! Джек нашел выключатель. И установилась тишина. Слава тебе господи...

Вдруг глаза Мелинды загорелись.

– Пвидумала! – пискнула она. – Болезни знаменитостей!

– Что? – хором спросили мы.

– Болезни знаменитостей! – объявила она. – Можно сделать постоянную вубвику!

И Мелинда растолковала свою идею: у одного знаменитого голливудского актера герпес, прославленный режиссер, говорят, болен СПИДом, и еще ходят слухи, что звезда популярного британского телесериала страдает хроническим геморроем. Почему бы нам не открыть новую еженедельную рубрику, в которой звезды будут рассказывать о своих недомоганиях?

– Прекрасная мысль, Мелинда, – одобрил Джек. – Думаю, нужно принять во внимание.

Лицо Мелинды озарилось, просияло адресованной мне радостной улыбкой.

– Еще будут предложения? – спросил Джек. На этот раз, испугавшись падающего рейтинга, все более или менее подготовились. Изучили газеты и журналы, просмотрели «Тайм аут» и «Премьер», проштудировали колонку светских сплетен и не упустили ни строчки в расписании культурных событий на ближайшее время.

«Неделя высокой моды в Лондоне... Всемирная конвенция высоких людей... Новый спектакль театра „Комплисите»... Выставка альтернативной медицины... Очередной кризис в Королевском оперном театре».

Через полчаса каждый из нас поделился новыми идеями и предложениями, которых хватило бы на три выпуска программы. Так мы выиграли немного времени.

– Слушателям понравился репортаж Минти о браке, – сказал Джек. – Мы получили множество откликов. Публике интересны подобные программы на социальные темы. Поэтому я хочу попросить Минти сделать серию аналитических репортажей. Мы могли бы пускать в эфир по одному в неделю. Так. Какие социальные проблемы актуальны сегодня?

– Хм-м... одиночество?

– Развод.

– Распад семьи?

– Алименты.

– Уход за детьми.

– Позднее материнство.

– Лечение от бесплодия, – предложила Софи. – В этом году исполняется двадцать один год первому ребенку из пробирки, Луизе Браун, – со знанием дела продолжала она. – Интервью с ней станет стержнем программы, на фоне которого можно провести исследование – как далеко продвинулось искусственное оплодотворение с тех пор.

– Минти может взять интеввью у Дейдвы! – радостно воскликнула Мелинда.

– Зачем? – оторопел Джек.

– Все же знают, что они с Уэсли уже котовый год бьются, но она так и не забевеменела!

– Хм-м... никто не видел мои часы?..

– Читали статью о Ферджи[45] в «Гардиан»?..

– Нужно что-то делать с уборщиками...

– Смотрел вчера «Тюремный блок Н»?..

– Я знаю очень ховошего специалиста по искусственному оплодотвовению, Уэсли, – снисходительно произнесла Мелинда. – Мне-то, конечно, он ни к чему! – с идиотским смешком заметила она, похлопав себя по выпуклому чреву. – Я дам тебе номевок, – с упорством танка перла она, роясь в сумке в поисках ручки. – Пвофессов Годфви Бавнс.

– Не стоит, Мелинда, – резко прервал ее Уэсли. – Уверен, что вполне способен заставить Дейдру забеременеть традиционным способом.

Хороший ответ, Уэсли, только сомневаюсь, что это правда. На рождественской вечеринке радио «Лондон» Дейдра призналась мне, что не может забеременеть исключительно по вине Уэсли.

– Мои яйцеклетки в порядке, – прошептала она, потягивая дешевое фраскати из пластикового стаканчика. – Я проверялась. Мои яичники здоровы. В идеальном состоянии. Мои яйцеклетки только и ждут, чтобы их оплодотворили, – звонко рассмеялась она.

– Что ж, прекрасно, – проблеяла я, испытывая некоторое смущение оттого, что избрана в конфиденты.

– Доктор сказал, я в отличной форме, – продолжала она. – Хотя мне уже тридцать девять. Он говорит, что все дело в сперме Уэсли.

– О боже.

– У него ленивые сперматозоиды, – захихикала она. – Впрочем, как и он сам! Наотрез отказывается идти в клинику.

– Что ж, надеюсь, он передумает, – произнесла я. Что еще я могла сказать?

Бедняжка Дейдра. Конечно, она говорила об этом с юмором, но на самом деле была очень расстроена. Мне ее жаль. Она очень милая. Прожила с Уэсли восемь лет, а ведь они не женаты и детей не завели. Ей, должно быть, особенно тяжело, ведь она менеджер в магазине «Малыш и мама», где продают одежду для младенцев и молодых мамаш. Неудивительно, что у нее всегда такой убитый, мрачный вид.

– Нет, пвавда, Уэсли, это очень хороший ввач... Уши Уэсли горели так, что я чувствовала исходящий от них жар.

– Большое спасибо, Мелинда! – вмешался Джек. – Совещание закончено. Софи, позвони в пиар-отдел. Пусть поработают. Все критики должны узнать о серии программ Минти.

Через полчаса мы с Джеком разработали план новой серии под названием «Общественный взгляд». «Работа предстоит нелегкая, – подумала я, вернувшись на свое место, – но это очень хорошо, потому что у меня не будет времени думать о Доминике. И потом, это настоящий карьерный взлет, который приблизит меня к профессиональному успеху».

– Почта! – послышался окрик Терри, нашего курьера.

Я выудила три письма из корзины, и в глазах потемнело. Господь всемогущий, опять этот придурок! Я разорвала малиновый конверт, усеянный серебряными сердечками. Мой тайный преследователь. У нас у всех они есть. У каждого репортера, который выходит в эфир, есть собственный надоедливый поклонник. У Имоджен – она ведет прогноз погоды – один старикан по имени Майк. Иногда он даже пытается прорваться на станцию, но Том никогда его не пускает. Радиоведущего Барри преследует Френ, женщина средних лет. Она вяжет ему кошмарные свитера без горла и шарфы невероятной длины. Моя кара небесная по имени Рон раз в две-три недели шлет мне странные письма, в которых фанатичное обожание смешано с глубоким презрением – комбинация не для слабонервных! Как обычно, письмо начиналось со слов: «Минти, мое сокровище!», а дальше следовало:

«Отрываюсь от своих ученых занятий, чтобы поведать, как дивно было снова услышать твой сладкий голосок по радио на прошлой неделе. Не мог оторваться от приемника. Скучал по тебе, мое сокровище. Где ты пропадала? Я волновался. Подумал, что, может быть, ты «делала это» с другой радиостанцией и мне придется настраивать приемник, чтобы отыскать тебя. Представь мое облегчение, когда из эфира до меня снова донесся твой фантасмагорический голос. Помнится, ты говорила о замужестве? Хочу напомнить: мое предложение еще в силе. Изумительный репортаж, Минт. Высший класс. Впрочем, как и все твои блестящие программы. Но когда же ты научишься правильно произносить слово «подростковый», тупая корова!!! Клянусь, если ты еще раз облажаешься и скажешь «подростковый», а не «подростковый», как полагается, приеду на радио «Лондон» и поколочу тебя!!!

Преданный, вечно любящий тебя Рон».

Фу-у! Лети-лети в мусорную корзину! Хорошо хоть он не печет мне печенье, как некоторые поклонники. Правило номер один при общении с умалишенными, которые слушают радио, а потом пишут вам: никогда не ешьте то, что они вам присылают. Бог знает, чего туда намешали.

– От кого письмо, Минти? – подозрительно спросила Мелинда.

– Очередное послание от моего тайного преследователя, – ответила я. – Или будет точнее сказать: от маньяка-преследователя?

Она переменилась в лице.

– Почему меня никто не пвеследует? – жалобно захныкала Мелинда.

– Зачем тебе это? – удивилась я. – Они все больные, жалкие люди.

– Потому что я звезда вадиоэфива. У меня должен быть свой маньяк.

– Я бы на твоем месте не волновалась. Хочешь, уступлю своего?

– Нет, – она решительно покачала головой. – У меня должен быть свой. У всех есть пвеследователи. Почему же у меня нет? – Просто непостижимо. – Минти-и-и? – Сейчас начнет клянчить. – Не поможешь мне написать веплики?

– О'кей, – обреченно согласилась я, садясь за ее стол. – Но у меня куча работы.

– Так: Саддам Хусейн, – прочитала она и нахмурила брови. – Это как-то связано с Иваном или с Иваком? В жизни не упомнить.

– С Ираком, – подсказала я.

– Будет весело! – прокричала Эмбер из гостиной. Прошло несколько дней с тех пор, как ей в голову пришла затея с ЖЛОБ, и вот уже она поправляла диванные подушки в предвкушении первого собрания, которое должно было начаться через полчаса.

– Мы устроим настоящий праздник духа, – с воодушевлением сообщила она, пока я готовила ужин на кухне. – Захватывающие литературные дебаты с участием умнейших женщин.

Эмбер нарочно пригласила четырех своих самых умных подруг: Джоан, специалиста по астрофизике, Фрэнсис, блестящего адвоката по разводам, врача-генетика Джеки и Кэти, ядерного инженера. Мне же нравится компания приятных людей, поэтому я позвала Хелен, с которой ни разу не виделась со своего медового месяца. Пару раз я звонила ей с работы, но у нее постоянно находились какие-то дела, что для нее несвойственно. В конце концов, мне удалось с ней поговорить, и она согласилась прийти.

Вместо того чтобы весь вечер обсуждать одну книгу, мы решили посвятить первое собрание романам, которыми восхищаемся. «Только бы Эмбер не сглупила, – молила я бога, – не оказалась настолько тщеславной...»

– Давай обсудим «Общественную пользу»! – предложила она.

Я лихорадочно соображала, как поделикатнее отговорить ее. Прежде всего, потому, что не вынесла бы повторного чтения.

– Хм... – замялась я.

– Почему нет, Минти? Надеюсь, твои сомнения никоим образом не связаны с тем, что написала эта корова Полли Снодграсс в «Дейли пост»? – сердито осведомилась Эмбер.

Нет, мнение Полли Снодграсс, которое я, кстати, полностью разделяла, не имело никакого отношения к моим колебаниям. Дело в том, что роман «Общественная польза» – чушь собачья. Проза Эмбер не то чтобы бессмертна – скорее безжизненна, а персонажи настолько плоские, будто их вырезали из картона.

– Ты знаешь, почему Снодграсс это сделала, – продолжала Эмбер, откупоривая бутылку красного вина. – Знаешь, почему она написала такую чудовищную рецензию.

– Хм... Наверное, потому, что в прошлом году ты написала такую же чудовищную рецензию на ее книгу?

– Нет! Дело не в этом! – огрызнулась Эмбер и плюхнулась в кресло. – Правда в том, что эта женщина обезумела от зависти.

– О да, – согласилась я. Разумеется. Как я могла забыть? У Эмбер один ответ на все вопросы. – И чему ей завидовать? – полюбопытствовала я.

Эмбер закатила глаза, поражаясь моей безграничной тупости.

– Тому, что мои книги лучше, – провозгласила она, чеканя каждое слово, будто объясняла дорогу кретину, не знающему ни слова по-английски, и так же раздельно проскандировала: – А ее книги – собачье дерьмо!

Я знала, что это неправда. Полли Снодграсс – замечательный автор. Именно она написала прекрасное продолжение «Грозового перевала», глубокий, мрачный роман, сохранивший дух Бронте.

– Если смотреть объективно, – отважилась я, – не понимаю, с какой стати Полли Снодграсс должна хорошо отзываться о твоем романе. Ты-то смешала ее книгу с грязью.

– Минти, – Эмбер воззрилась на меня с некоторым недоумением, – ты раньше никогда не спорила со мной о литературе.

Это правда. Более того, я вообще раньше никогда не спорила с Эмбер. Нормальная ситуация. Но сейчас я уже не считала ее такой уж «нормальной».

– В самом деле, чего ради она должна хорошо отзываться о твоей книге? – решительно повторила я, прикрывая новообретенную смелость нервным смешком.

– Минти, ты ничего не понимаешь, – устало, но терпеливо произнесла Эмбер, как взрослый, пытающийся втолковать что-то туповатому ребенку. – Критики должны судить объективно. Должны забыть о личных претензиях, иначе пострадает читатель.

– Но ты в «Ивнинг мейл» написала о ее романе – поправь, если ошибусь, – «столь же интересный, как содержимое унитаза». – Да, – с пренебрежительным смешком признала она. – Так и есть! По-моему, прекрасное сравнение. Но только вспомни, что она выдала годом раньше о моем «Убежище». Цитирую: «Эмбер Дейн пустить бы свою энергию на разведение кроликов. Сколько читателей вздохнут с облегчением!» – Эмбер с какой-то извращенной гордостью слово в слово запоминала каждую плохую рецензию на свои книги.

– Да, – кивнула я. – Неприятно, ничего не скажешь.

– Неприятно? – фыркнула Эмбер. – Зверская, чудовищная клевета! Что поделать, в литературном мире полно гадюк, – вздохнула она. Я тем временем взбивала белки для шоколадного мусса. – Бездарных ничтожеств, которые с помощью рецензий пытаются завоевать популярность и взвинтить рейтинги. Вот возьму и напишу об этом, – объявила она, отломив кусочек горького шоколада и запихнув его в рот. – Только сначала закончу «Животную страсть». Я выставлю на посмешище этих ублюдков, которые смешивают с дерьмом мои книги.

– Ты не первая до этого додумалась, – заметила я.

– Что?

– Вспомни «Бестселлер».

Эмбер проигнорировала мои слова.

– Давай выставим на обсуждение мою книгу, – настаивала она. – Давай, Минт. Пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-алуйста!

– Хм... это не очень корректно, – осторожно возразила я, – обсуждать свою собственную книгу. Ничего не имею против «Общественной пользы», не пойми меня неправильно, Эмбер, вовсе нет. Прекрасная книга. К тому же она разошлась в... хм... сотнях экземпляров.

– Так в чем же проблема?

– М-м-м... Это все равно как если бы Элизабет Шварцкопф выбрала восемь собственных песен для

«Дисков необитаемого острова»[46], – объяснила я. – Несколько нескромно. – И тут же сменила тему, огласив список своих любимых романов.

– «Мандолина капитана Корелли»? – фыркнула Эмбер. – Тебе что, нравится эта книга?

– Да, по-моему, она хороша. Конец меня разочаровал, но в целом очень живой язык.

– «Король мелочей» – напрасный перевод бумаги!

– Эта никчемная книжонка разошлась тиражом сто сорок тысяч экземпляров, в переплете, – заметила я. – А в обложке – более миллиона.

– Да, но не видать бы им таких продаж, не получи она Букеровскую премию, – с видом триумфатора выпалила Эмбер.

– Скорее всего, нет, – согласилась я.

– «Шарлотта Грей»? – скривилась она. – О боже, не выношу Себастьяна Фаулкса. Те же Миллс и Бун, только с пушками! Я выбираю «Бесконечную любовь» Иена Макьюэна. Он очень хорошо пишет. Может, тебе помочь? – спросила кузина, погружаясь в кресло.

– Нет-нет, справлюсь, не нужно, – отмахнулась я, лихорадочно промывая салат.

– Почему бы тебе не приготовить твою фирменную французскую заправку? – предложила Эмбер. – Только не забудь бальзамический уксус. – Она разочарованно вздохнула, возвращаясь к больной теме. – Не знаю, почему мой роман так плохо продается, – жаловалась кузина, пока я накрывала на стол. – Наверное, из-за плохого маркетинга: агенты даже пальцем не шевельнут. Я говорила, что хочу пустить рекламу в кинотеатрах, но они и думать не хотят. Ни на что не годятся.

Педро заскрежетал и раскатился оглушительным бабушкиным смехом.

– Но это же потянет на миллионы, – сказала я, протирая бокалы для вина чистым полотенцем.

– Я того стою, Минти, – не смутилась Эмбер. – Они должны использовать любую возможность.

В издательском мире Эмбер известна благодаря своим эксцентричным поступкам. В статьях она сравнивает себя с Диккенсом, Золя, Толстым. В книжных магазинах устраивает жуткие сцены, если ее произведения стоят не на самом видном месте. Яростные письма Эмбер критикам, рискнувшим нелестно отозваться о ее книгах, уже стали притчей во языцех. Однако наибольшую известность ей снискали те непомерные требования, которые она предъявляет своим издателям, «Хеддер Ходлайн».

– Как можно рассчитывать, что будет продан хоть один экземпляр моей книги, – жаловалась Эмбер, – если у меня даже нет рекламных постеров в метро? Я должна заставить их увеличить расходы на маркетинг. По крайней мере, до пятидесяти тысяч.

– Но люди в основном покупают книги по совету друзей, – заметила я, нарезая шампиньоны для домашнего соуса. – Вспомни «Мандолину капитана Корелли». Роман почти не рекламировали. Он разошелся только благодаря молве.

– Я же говорю, Минти, – Эмбер метнула в меня ядовитый взгляд, – ты ничего не смыслишь в издательском бизнесе.

– А, по-моему, тебе нужно гордиться своими литературными агентами, – возразила я, вспомнив, какие цитаты им удалось нарыть для обложки. Ради этого понадобилось с мастерством и хладнокровием пластического хирурга прооперировать рецензии на ее ранее вышедшие романы, превращая самые грязные оскорбления в восторженные похвалы. К примеру, Энтони Уэлч из «Таймс» аттестовал ее «Счастливый случай», как «поразительно тупое, тошнотворное чтиво». Сотрудники рекламного отдела «Хеддер Ходлайн» чудесным образом трансформировали нелицеприятное высказывание, и получилось: «Поразительно!» Еще «Хеддер Ходлайн» проявили нечеловеческую сдержанность, когда позволили Эмбер включить в список тех, кому она приносит благодарность, целое созвездие знаменитостей, ни с одной из которых она не была знакома. «Огромное спасибо Тони Блэру», – писала она и рассыпалась в благодарностях на три страницы – это в предисловии к «Общественной пользе». «Невозможно словами выразить признательность моей подруге, принцессе Кентской. И сердечное спасибо Фэй Уэлдон[47] за неоценимую поддержку и вдохновение». Ну, с Фэй Уэлдон Эмбер встречалась, один раз. В электричке. Фэй Уэлдон попросила ее закрыть окно. В пароксизме благодарности Эмбер разошлась до того, что выразила «безграничную признательность Гордону Брауну[48], Твигги и, конечно, моему любимому наставнику, сэру Исайе Берлину[49]». Я попыталась, было втолковать ей, что сэр Исайя Берлин скончался за год до того, как она приступила к написанию книги. Но она заверила меня, что никто не заметит, не говоря уж о том, что всем до лампочки.

– Издатели любят, когда авторы пускают пыль в глаза, – резвилась она. – Самое главное – пара громких имен, и неважно, живые это знаменитости или мертвые.

Эмбер опять взяла в руки книгу. Роман раскрылся на первой странице.

– Если бы я знала, что Чарли меня бросит, никогда бы не посвятила ему книгу, – объявила она. – Вычеркну его, если будет переиздание. Лучше бы я посвятила ее Педро. Он меня любит. Правда, дорогой? Скажи, Педро, тебе нравится? – Эмбер наугад открыла книгу и начала читать вслух. В золотистых глазах Педро заиграли искорки.

«Кэти страстно взглянула на Тома поверх горы дымящихся внутренностей. Разрушительные инстинкты повелевали ей излить свое сердце. Поведать ему о своих чувствах. Он срывал шкуру с белеющего остова, и его напряженные мускулы блестели от пота. „Нужно отбросить здравый смысл, – подумала она. – Все, что мне сейчас нужно, это его плоть».

– Том, – произнесла она. Он стоял к ней спиной и играл мускулами. – Послушай, Том, я долго думала...»

«Гав! Гав!» Эмбер отложила роман и бросилась открывать дверь. Все гостьи пришли одновременно. За ужином Эмбер опять напустилась на Чарли: как он, «грязная свинья», посмел так подло бросить ее, как можно быть таким «законченным мерзавцем». Гостьи сочувственно кивали. Только я морщилась и видела краем глаза, что Хелен, ставшая пунцовой, смущенно поеживается на стуле. Думаю, Хелен недолюбливает мою кузину, но никогда бы не призналась в этом. По-моему, она считает, что у Эмбер тяжелый характер, и не она одна. Я тоже, и не боюсь говорить об этом вам. Но в моем случае все по-другому, ведь Эмбер – член моей семьи.

– Прости, что долго не звонила, – тихо извинилась Хелен, когда я готовила кофе. – Я была очень... – она попыталась подобрать нужное слово, – загружена работой. В последнее время так много заказов. Приходится рано вставать, чтобы пойти на цветочный рынок. Я выбиваюсь из сил.

– Не волнуйся, – успокоила я. – Ты прекрасно выглядишь. К тому же и у меня работы выше крыши. И, слава богу. Совсем не осталось времени думать сама знаешь о ком.

– Доминик тебе не звонил? – спросила она.

– Нет, – при одном упоминании его имени я разозлилась.

– Ты не собираешься ему позвонить?

– Нет! Да. Нет. Возможно. Не знаю. Нет-нет. Совершенно точно нет... Ты понимаешь, что я говорю?

Хелен отрицательно покачала головой и взяла меня за руку. Мы вернулись к остальным в гостиную, расселись по диванам и креслам. И Эмбер принялась за Иена Макьюэна.

– Вот это умная книга, – начала она, – с оригинальным и неоднозначным названием. «Бесконечная любовь» – значит бессмертная. Такова любовь героя, Джо Роуза, к его девушке, Клариссе. Но «бесконечная» значит и «навязчивая», как нездоровая одержимость, которую испытывает к Джо Джед Перри, сумасшедший гомосексуалист. Теперь...

– Был у меня один одержимый, – перебила Джоан, специалист по астрофизике. – Какой-то ненормальный. Я едва его знала, – ударилась она в воспоминания. – Читала лекции по квазарам у него в группе один семестр, но он почему-то вбил себе в голову, что я в него влюблена, и все время мне названивал.

– Джоан, – одернула Эмбер. – Я не закончила.

– Я твердила «нет», но он ничего не хотел понимать.

– Как я и говорила, – проигнорировала ее Эмбер, – Джед Перри испытывает необъяснимую гомо-эротическую одержимость Джо...

– Мне даже пришлось сменить номер телефона.

– .. .одержимость, которая сводит Джо с ума...

– Бывает и наоборот, – встряла Кэти, ядерный инженер. – Моя сотрудница сходила с ума по доктору, – объяснила она. – У нее совсем крыша поехала, она нам все уши прожужжала. Стала его пациенткой, чтобы появился предлог видеться. Постоянно записывалась на прием. Вела себя, как Мюнхгаузен. Придумывала всякие болезни, симптомы. Сочинила, представьте, будто у нее лучевая болезнь! Уверяла, будто он такой красивый, такой обаятельный, что она не может сопротивляться...

– Послушайте, может, вернемся к книге? – раздраженно ввернула Эмбер.

– Короче, доктор женился, и она успокоилась. Все принялись обсуждать историю Кэти – кроме Эмбер, которая театральным жестом подняла книгу и упорно продолжала развивать свою теорию:

– На протяжении первой главы читателя держат в жестком напряжении. Здесь сталкиваются пятеро незнакомцев, пытающихся вернуть на землю воздушный шар, в корзине которого маленький мальчик. В то время как аэронавт...

– У меня был парень, который любил кататься на воздушных шарах! – обрадовалась Джеки, врач-генетик. – Мы познакомились в банке ДНК. Я тоже несколько раз поднималась в воздух, но, честно говоря, мне это не очень понравилось. Газовая горелка так страшно шипит, как будто пламя вырывается из пасти дракона... о, прости, Эмбер!

– Как я говорила, – продолжила Эмбер, – аэронавта спасают, и ребенка тоже возвращают на землю в целости и сохранности. Но один из спасателей, который все еще держится за веревку, падает с высоты триста футов и разбивается насмерть. Эта катастрофа становится катализатором мании Джеда, его безумной одержимости, которая сводит с ума Джо и его девушку Клариссу. На самом деле книга о влюбленной паре, подвергшейся психологическому давлению со стороны навязчивого незнакомца.

– Да уж, такого ни одна пара не выдержит, – произнесла Фрэнсис, блестящий адвокат. – Когда я встречалась с Фрэнком – это мой бывший, – у нас была похожая ситуация. Понимаете, у него есть один знакомый с работы, раньше они очень дружили. И когда мы с Фрэнком стали встречаться, этот парень все время ошивался у нас дома, от него невозможно было избавиться. Фрэнк не хотел обижать его: все-таки они дружили, но этот парень, Адам, похоже, не понимал, что, когда ты живешь вместе с девушкой, хочется побыть наедине, поэтому...

Скоро мы уже знали все о личной жизни друг друга. Эмбер никто не слушал, и о книгах речи не шло. Тема была одна – отношения. Как жить с мужчиной и не отдалиться от друзей, как важны друзья, потому что, в конце концов, когда расстаешься с мужчинами, кто еще поддержит, как не друзья?

– Послушайте, – Эмбер была в ярости, выдержав пять минут такой болтовни, – цель нашего литературного общества – говорить о книгах, а не о мужиках!

Все моментально умолкли, послышалось виноватое хихиканье.

– О'кей, Эмбер, – добродушно согласилась Джоан. – Я выбрала книгу «Армадилло» Уильяма Бойда. Уильям Бойд – один из самых... – ...симпатичных мужиков в литературном мире! – закончила за нее Джеки, врач-генетик, пьяно хохотнув. – Клянусь, – продолжала она. – Красавчик – закачаешься. Я как-то была на его лекции. Глаз не оторвать.

– Джоан, продолжай, пожалуйста! – скомандовала Эмбер.

– Итак, «Армадилло» – это комедия, хоть и мрачнее, чем «Хороший человек в Африке» или «Звезды и судьи». Герой «Армадилло» – страховой агент, – рассказывала Джоан, а я подумала о Доминике, ощутив болезненный укол. – Его зовут Лоример Блэк. Он занимается мошенническими страховыми исками и улаживает проблемы при помощи убеждения, взяток и угроз. Его цель – чтобы страховая компания потеряла как можно меньше денег.

– Я один раз встречалась со страховым агентом! – вмешалась Фрэнсис. – Потрясающий мужик. Но он жил в Пиннере, а я – в Кентише, и меня колотило при мысли, что придется проехать всю Столичную линию, чтобы с ним увидеться.

– Да, это кошмар, – согласилась Кэти.

Опять со скоростью лесного пожара разгорелся треп по поводу того, как важно в Лондоне жить недалеко от любимого человека.

– Не дальше чем в двух кварталах...

– По крайней мере, на одной линии метро...

– ...в конце концов, потратишь целое состояние на такси...

– ...или часами будешь потеть в переполненном вагоне...

– Эй, послушайте! – выпалила Эмбер. Нервы ее уже поистрепались, словно ветхий персидский ковер. – Как же Уильям Бойд?

Откровенно говоря, мне было наплевать на Уильяма Бойда, Иена Макьюэна и всех их, вместе взятых, Я была так измучена после тяжелого рабочего дня и приготовления ужина, что просто упала на диван и расслабилась. Мне было до лампочки, что наши интеллектуальные гостьи решили поболтать о мужчинах. И меня решительно не волновало, расскажу я им или нет о книге, которую выбрала. Но Эмбер наметила меня в очередные жертвы.

– О'кей, Минти, твоя очередь. По-моему, ты собиралась рассказать нам о «Мандолине капитана Корелли».

– М-м-м, да. О'кей. – Я выпрямилась на диване. – Ну, наверняка вы уже читали «Капитана Корелли»?

Все кивнули.

– Тогда коротко повторю то, что вы уже знаете. Эта книга о любви и войне, действие разворачивается на греческом острове Кефалиния. Этот остров...

– Я была на Кефалинии четыре года назад, – влезла Фрэнсис, – с Эриком. Я с ним встречалась до Фрэнка... Нет, был еще один парень после Эрика, уже потом Фрэнк.

– Понятно, – хором сказали мы.

– Прекрасный был отпуск, – умилялась Фрэнсис. – Но вскоре после этой поездки мы расстались. Ни с того ни с сего появилась его бывшая, которая только что разошлась со своим парнем, и сказала, что хочет его повидать. Для меня все было кончено.

– Что произошло? – спросили хором все, кроме Эмбер, которая закатила глаза.

– Они поженились, – беззаботно проговорила Фрэнсис, пожав плечами. – Ничего страшного. В жизни всякое бывает. Кстати, я сейчас занимаюсь их разводом.

– Круто! – мы пораскрывали рты.

Эмбер гипнотизировала меня, посылая мысленные сигналы: «Говори о своей проклятой книге!»

– Так вот, – спохватилась я. – «Мандолина капитана Корелли» – необычное смешение кровопролитных сцен с высокой комедией. Это роман о призвании и традициях. В центре сюжета – незавершенный роман Антонио Корелли, музыканта и капитана итальянской армии, и дочери врача Пелагии. Книга написана живым, сложным языком с характерным для латиноамериканской литературы изобилием красок. Меня немного разочаровал конец. Луи де Бернье долго описывает жизнь героев после войны, намекая на счастливый финал...

– Все мы мечтаем о романе со счастливым концом, – вздохнула Джоан. – Что бы это ни значило. Но не все сказки заканчиваются свадебными колоколами.

Вот и все. Луи де Бернье был позабыт за оживленными разговорами о мужчинах и страстным обсуждением плюсов и минусов замужества.

– С меня хватит! – вдруг завопила Эмбер. – Интеллектуальный вечер духовного развития выродился в девичник! Очевидно, никто, кроме меня, о книгах говорить не хочет.

После минуты напряженной тишины заговорила Хелен.

– Почему же, – сказала она. – Я хочу. – До этого она за весь вечер не проронила ни слова. – Я даже принесла с собой книгу, – Хелен открыла сумочку, – и советую всем вам ее прочитать, потому что книга потрясающая.

В руках у нее была одна из тех продолговатых, тонких книг в бумажной обложке, которые обычно оказываются очень серьезными. Роман назывался «Пёс», автор – Джозеф Бриджес. Это была книга Джо. Того самого Джо, с которым мы познакомились в Париже.

– «Пёс» – рассказ о дружбе мальчика, страдающего аутизмом, и его собаки, – рассказывала Хелен. – Действие происходит в Польше вскоре после войны. Эта книга о том, как животные помогают излечить раны, нанесенные человеком человеку, сломать психологические преграды. Очень тонкий анализ человеческой природы, – продолжала она. – Прекрасный язык и трогательный сюжет, даже если вы не привыкли плакать над книгами.

В комнате наступила полная тишина.

– Действительно, потрясающая книга, – согласилась Кэти. – Нужно записать название. «Пёс»?

– Совершенно верно, – подтвердила Хелен, протягивая ей книгу.

– Ты когда-нибудь слышала о Джозефе Бриджесе? – спросила я Эмбер, из чистого любопытства естественно.

– О да, смутно припоминаю, – равнодушно ответила она. – Кажется, бредятина какая-то. – Чего и следовало ожидать. Эмбер часто поливает грязью то, что достойно восхищения.

– Чудесная книга, – спокойно возразила Хелен, хотя я увидела, что ее лицо покраснело. – Здесь написано, что роман дважды номинировался на литературные премии.

– Это ничего не значит, – буркнула Эмбер. – Скорее всего, у него есть друзья в жюри.

– Нет, книга на самом деле удивительная, – не уступала Хелен. И вдруг взглянула на меня: – И ее автор – удивительный человек.

Ага! Значит, вот в чем дело. Вот почему от Хелен так долго ничего не было слышно. Она запала на Джо, но стеснялась мне признаться. Или не хотела расстраивать, рассказывать, что влюбилась и была счастлива, после того, что мне пришлось пережить. Вот почему она купила эту книгу. Вот почему в Париже силком потащила играть в настольный футбол. Джо ей понравился. Хелен же сказала, что он симпатичный, поэтому и настаивала, чтобы мы сыграли партию. Я попыталась вспомнить тот день. Возможно, память меня подвела? Я тогда была не в себе. Помню, что после матча мы выпили пива и, когда я вернулась из туалета, у Хелен и Джо был вид двух воркующих голубков. Но почему бы и нет? Если одна подруга не дала свой телефон, почему бы не попросить его у другой? Тем более что он ей явно понравился. Это нормально. То-то в последнее время до нее было не дозвониться. Когда Хелен кто-то нравится, она становится тихой как мышь и целыми неделями где-то пропадает.

– Значит, ты снова встречалась с Джо? – как бы невзначай спросила я чуть позже, когда Эмбер провожала остальных.

– Пару раз он звонил из Парижа, – ответила Хелен. – Через месяц возвращается в Лондон. Знаешь, Минти, он очень милый, – многозначительно произнесла она. – Я дам тебе почитать его книгу, правда, сама еще не закончила.

– Не надо. Я куплю. Если верить твоим словам, книга хорошая. Позвони мне, ладно?

Хелен взяла сумку и направилась к двери.

– Да, хорошо, – неуверенно пообещала она. – Только сейчас у меня очень... напряженно со временем.

– Ничего... позвони, когда захочешь, – успокоила я.

– Боже, это катастрофа! – причитала Эмбер, пока я загружала посуду в посудомоечную машину. – Коэффициент интеллекта этих женщин превышает все мыслимые нормы, но они, тем не менее, могут говорить только о мужиках!

– Так всегда бывает, когда собирается женская компания, – утешила я. – Даже самые умные женщины только об этом и говорят. Готова поспорить, что умницы-разумницы, отхватившие Нобелевскую премию по физике, и те, в конце концов, скатятся на разговор о мужиках.

– На них жалко было смотреть! – сердито выпалила Эмбер. – Честно, Минт, весь вечер коту под хвост, не говоря уж о проделанной работе! – Она затопала по лестнице, а я как раз закончила убирать на кухне. – Знаешь, – донеслось сверху, – я так разочарована, что больше не собираюсь заботиться о духовном развитии своих подруг! Пусть что хотят, то и делают!

«Пусть что хотят, то и делают, – писала Ситронелла Прэтт в своей колонке. – Какое мне дело до жизни моих незамужних подруг? Разумеется, и у них есть свои достоинства. К примеру, из них получаются отличные крестные. У Сьенны их целых шесть, и все души в ней не чают. Все время приходят в гости, дарят чудесные подарки. Неудивительно, ведь Сьенна – очаровательный младенец. И мне так нравится привычка незамужних женщин приходить на ужин в самый последний момент. Они никогда не жалуются, если их сажают рядом с некрасивыми и занудными мужчинами. Поэтому не подумайте, что я не люблю своих незамужних подруг. Это не так. К сожалению, все они совершают одну и ту же непростительную ошибку, – скорбно заключала Ситронелла. – И это меня ужасно раздражает. В конце концов, все они начинают жаловаться, что до сих пор не замужем. Это наводит скуку и вгоняет в депрессию. И хотя их очень жаль и болит душа, так надоело раз за разом выслушивать одно и то же. Естественно, в открытую никто не плачется. Но есть кое-что красноречивее слов. Я сразу замечаю. Когда мои незамужние подруги беззаботно щебечут о карьерном продвижении, месте в совете директоров, своих новых книгах или поездке в Бутан, я, разумеется, очень вежливо слушаю и лишь иногда поглядываю на часы. К несчастью, я знаю правду: под маской успеха и жизни, полной приключений, скрывается отчаянная тоска. Они завидуют тому, что есть у меня. При взгляде на моего Эндрю у них слюнки текут. На самом деле, какая смертная скука – разговаривать с этими жалкими, отчаявшимися незамужними женщинами, особенно таким, как я, познавшим экстаз семейного счастья, одним словом, ЧМО, то есть Чудесным Матерям Одного ребенка! (Кстати, Сьенна только что научилась произносить „критерий конвергенции».) Поэтому теперь каждый раз, когда мне звонят мои одинокие подруги, я сразу же нажимаю кнопку автоответчика. Ведь в нашем мире и так полно несчастий. Не хватало еще выслушивать жалобы незамужних подруг на никчемную, пустую жизнь. Уверена, все со мной согласны».

Этот шедевр журналистики попался мне на глаза, когда я сидела в офисе и готовила репортаж о лечении бесплодия. Я уже взяла интервью у двух женщин, которые стояли на очереди в клинике искусственного оплодотворения Листера. Встретилась с матерью троих детей, зачатых с помощью донорской яйцеклетки. Сейчас мне предстояло взять интервью у знаменитого профессора Годфри Барнса. Но сперва нужно было записать пару коротких высказываний Ситронеллы.

– Почему она не может приехать на Сити-роуд? – пожаловалась я Джеку. – Опять мне тащиться в Хэмпстед. Если хочет появляться в эфире, пусть волочет сюда свою толстую задницу.

– Минти! – поразился Джек. – Я и не думал, что ты знаешь такие слова.

Остановившись на минутку, я подумала: «Действительно, я никогда не ругаюсь. Сама на себя не похожа. И что это со мной в последнее время?»

– Хотя ты права, – рассудительно добавил он. – Полностью с тобой согласен. Но, к сожалению, в ее контракте написано, что мы должны приезжать к ней домой. Нельзя злить миссис Счастливая Попка, сейчас не самое подходящее время.

И вот через пару часов я опять стояла на пороге особняка в Хампстеде. Красавица Франсуаза проводила меня в дом, поглядывая, как мне показалось, с сочувственной улыбкой.

– Как поживает БМВ? – в шутку спросила я.

– БМВ? Какой БМВ? Я езжу на старом мотоцикле.

– О, простите, наверное, что-то перепутала, – извинилась я.

– Привет, Арабелла! – мяукнула миссис Прэтт.

– Араминта.

– Вы читали мою статью на этой неделе?

– М-м-м, нет. К сожалению, – соврала я. – Совсем нет времени.

В руках у нее была крошечная сумочка, похожая на висячий замок. Ситронелла проводила меня в кабинет.

– Франсуаза, чаю! – приказала она, звонко хлопнув пухлыми ладонями. Пальцы у нее были как сардельки. Подключая магнитофон, я рассказывала ей о статистике бесплодия: одна из шести женщин не может забеременеть и нуждается в лечении. Основные причины – спайки фаллопиевых труб, качество спермы, расстройства яичников, действие алкоголя и сигарет. На самом деле мне хотелось, чтобы Ситронелла поразглагольствовала о моральном аспекте искусственного оплодотворения. Имеют ли врачи право играть в Бога и применять научные методы, вмешиваясь в естественный, природный процесс? Мне хотелось поговорить о донорах спермы и яйцеклеток, о риске рождения близнецов и тройняшек. Раскрутив провод, я нажала на «запись».

– Когда я вижу женщин, неспособных иметь детей, у меня болит душа, – с сочувственной улыбкой заговорила Ситронелла. – Понятно, что среди тех, кто обращается за лечением, лишь единицы смогут зачать.

– Вообще-то, пятнадцать процентов, – поправила я. – Не сказала бы, что это единицы, если вероятность естественного зачатия – тридцать процентов.

– О! – у нее был недовольный вид.

– А в некоторых клиниках, например в клинике Годфри Барнса, процент зачатий равен двадцати пяти.

Ситронелла пропустила мимо ушей эту информацию, очевидно предпочитая, как и Эмбер, видеть только плохое.

– Сейчас я поведаю радиослушателям маленький секрет, – пообещала она. – Моя малышка Сьенна тоже появилась на свет... не так сразу.

– Правда? – поинтересовалась я из вежливости, подавляя зевок. Мне было до лампочки, как появилась на свет малышка Сьенна.

– Да, – подтвердила Ситронелла. – Ничего не бывает просто так. Я тоже какое-то время билась в агонии бездетности. – На ее лице промелькнуло выражение героического страдания.

– О боже!

– Но я нашла избавление не в пробирке, не в чашке Петри, – промолвила она наставительно. – Не в шприце, полном зловещего, сильнодействующего зелья. Нет. Решение просто. Вот оно! – Жестом фокусника Ситронелла откуда-то извлекла красный корсет в рюшечках и пояс для чулок и принялась размахивать им в воздухе. Корсет заставлял вспомнить наряды танцовщиц «Фоли-Бержер», нарисованные Тулуз-Лотреком после изрядной порции абсента. – При помощи этого корсета мы и зачали Сьенну, – продолжила она, застенчиво хихикая. – Сейчас я расскажу все в подробностях...

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – испугалась я.

– Красный атласный лиф на косточках, – я уставилась на ее плоскую грудь, – с соблазнительно глубоким вырезом. – Представить что-то менее соблазнительное, чем Ситронелла в этом лифе, было выше моих сил. – У корсета множество сексуальных деталей, например эти хлястики. – Она подергала два хлястика на груди. – И бретельки из перьев марабу. Когда я рассказала подруге о нашей проблеме, она посоветовала мне купить новое белье, – поделилась Ситронелла. – Я заказала это чудо по каталогу Энн Саммерс, и... – она захихикала, – фокус удался. Не прошло и трех лет, как у нас появилась малышка Сьенна, поэтому я настоятельно рекомендую слушателям последовать моему примеру.

– Чудесная история, – промямлила я, про себя жалея Ситронеллу: ей пришлось нацепить сексуальное белье, чтобы заставить мужа выполнять супружеские обязанности. – Тем не менее, – продолжала я вкрадчиво, – хотелось бы поговорить о моральном аспекте лечения бесплодия, а не о вашем сексуальном опыте. – Я мечтала поскорее покончить с интервью и убраться к чертям. Наконец, мне удалось вытянуть из нее пару членораздельных фраз.

– Я не одобряю женщин, которые обращаются в клиники искусственного оплодотворения, – отрезала она. – Существует слишком много этических проблем. Но вряд ли это заботит бедных-бедных женщин, которые уже отчаялись забеременеть.

– Думаю, женщинам не стоит забивать голову этическими вопросами, – заявил профессор Годфри Барнс. – Меня это не волнует! – откровенно признался он. – Мне наплевать на мораль!

Сидя в крошечной приемной его клиники недалеко от Камден-сквер, я восхищалась этим человеком, свободным от предрассудков. «Получится прекрасное интервью», – думала я, наблюдая, как крутится кассета. Барнс прямо выкладывал свое мнение – никакой лицемерной уклончивости. Некоторые мямлят, тянут канитель: «С одной стороны то... с другой стороны это. Все зависит от обстоятельств... бла-бла-бла». Уснуть можно. Барнс рубил с плеча. И к тому же был безумно привлекателен.

– Мой девиз: да будет жизнь! – провозгласил он с громовым хохотом. – Моя работа – помогать детям появиться на свет. Фантастика. Я была в восторге. На самом деле, я чувствовала себя потрясающе, в первый раз за многие месяцы, а ведь мы даже не флиртовали. Было бы непрофессионально заигрывать с героем программы. И потом, я еще не готова с кем-то заигрывать. Не оправилась пока от истории с Домиником. Нет, я определенно не буду с ним кокетничать. Ни в коем случае. Тем не менее, я похвалила себя за то, что надушилась, сделала макияж и надела свой самый красивый костюм от «Фаз эйт» с маленьким боковым разрезом на юбке. Встряхнув волосами, я поближе подвинула микрофон.

– Значит, вы помогли забеременеть многим женщинам? – задала я провокационный вопрос. Шутка пришлась ему по вкусу – его красивое лицо расплылось в широкой улыбке.

– О да! – ответил он, проводя рукой по густым рыжим волосам. – Я помог зачать сотням, сотням женщин. Посмотрите сами! – Он указал на доску для объявлений, которая была сплошь увешана фотографиями младенцев. Груднички в фас и профиль, купающиеся и восседающие на высоких стульчиках, в колясках и на коленях у родителей, в голубых комбинезончиках и крошечных розовых платьицах. Двойняшки и тройняшки. Мальчики и девочки. Сияющий Барнс смотрел на них с почти отцовской гордостью.

– Вы сравниваете себя с Богом? – осведомилась я с улыбкой. – О вас часто так говорят.

Он снова расхохотался, и я тоже не удержалась. Какой обаятельный, приятный мужчина! «Слава богу, догадалась подкрасить ресницы», – подумала я, заглядевшись в его веселые зеленые глаза.

– Бог – творец, – ответил он. – Я же просто творческий человек. И не забывайте, наши клиентки выкладывают кругленькую сумму. Лечение от бесплодия – дорогое удовольствие.

– Вам не приходило в голову, что женщины не должны платить за это? – спросила я. – Каждый из «ваших» младенцев – если можно так выразиться – стоит от пяти до десяти тысяч фунтов.

– Нет ничего плохого в том, чтобы заплатить за операцию по пересадке сердца, – парировал Варне. – Или замене бедренного сустава. Я считаю, что неспособность зачать всего лишь расстройство, поддающееся лечению. – Он взял чистую пробирку и стал катать ее между ладонями. – Какая разница, платят мне за лечение женского бесплодия или за установку кардиостимулятора? В последнем случае врач продлевает человеку жизнь. Я способствую ее зарождению.

– И последний вопрос: чему вы обязаны столь высокой долей успешных операций?

Он опять расхохотался, при этом в уголках глаз и рта обозначились мягкие морщинки. Внезапно выражение его лица изменилось. Он как будто засомневался и даже сконфузился:

– На этот вопрос у меня нет ответа. Думаю, мне просто везет.

Он опустил взгляд, а потом снова поднял и пристально посмотрел на меня. И мне захотелось смотреть ему в глаза бесконечно. Внутри все таяло. Я была готова всю жизнь сидеть вот так и любоваться искорками в его сияющих зеленых глазах. «Какой замечательный человек», – снова подумала я. Жаль, что интервью подошло к концу. Я могла бы говорить с ним часами.

– Это было потрясающе, – искренне поблагодарила я и остановила кассету. – Мне будет жаль вырезать лишнее.

– Уверен, вы справитесь, – ответил он. – Кажется, вы очень умная молодая женщина.

– До свидания, профессор Барнс! – сказала я, выходя в коридор. – Очень рада знакомству.

– Всего хорошего, Минти! – Он пожал мою руку, и в глазах его опять заиграли огоньки. – Так! Кто следующий? – хлопнул он в ладоши. – О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!

– Чуть сквозь землю не провалилась, – рассказывала я Эмбер в следующую субботу. Мы устроили себе день красоты. Эмбер сдала первую главу, мой репортаж о лечении бесплодия имел большой успех, и мы решили вознаградить себя целым днем безделья и релаксации в центре красоты. Сейчас мы расслаблялись у прудика с карпами.

– Что же ты сделала? – заинтересовалась Эмбер, запахивая белый махровый халат. После сеанса ароматерапии она благоухала маслом герани и пачулями.

– Просто улыбнулась и сказала: «Привет, Дейдра!» Что еще мне было делать?

– Она смутилась? – Эмбер пыталась перекричать журчание фонтана.

– Сложно сказать. Наверное, – задумалась я. – Но не потому, что столкнулась со мной в клинике, а потому, что не видела меня... – к горлу подступила тошнота, – со дня свадьбы.

– Понятно. – Эмбер взяла меня за руку и тихонько ее сжала. – Бедняжка Минт.

– Так что, думаю, Дейдре просто стало неловко оттого, что она встретилась со мной. Уверена, так оно и было, – продолжила я, – потому что она все время улыбалась. Люди всегда так делают, когда сконфужены: улыбаются, чтобы не показать виду.

– Может, это у нее от таблеток для лечения бесплодия? – Эмбер скорчила гримасу. – Я слышала, от гормонов крыша едет.

– А может, она просто рада, что наконец-то решилась, – предположила я. – Даже когда она вошла в офис профессора Барнса, то продолжала улыбаться, как идиотка. Интересно, почему Уэсли с ней не было? – вдруг озадачилась я. – Наверное, он уже сделал все, что требовалось. Бедняжка Дейдра... Надеюсь, у нее все получится. Она так мечтает забеременеть.

– А я так мечтаю не забеременеть, – содрогнувшись, изрекла Эмбер. – Только подумаю, как меня уже тошнит! – Взглянув на ее прелестный профиль, я подумала: «Какая жалость!» – Мне всегда нравились слова Сирила Конноли, – гнула свою линию Эмбер. – «Заклятый враг великого таланта – детская коляска в прихожей».

– Эмбер, – проговорила я, теребя листочек папоротника, – можно задать тебе вопрос? Если не захочешь, можешь не отвечать.

– Все нормально. Валяй!

– Нет, правда, очень трудно говорить об этом с человеком, которого знаешь, как свои пять пальцев.

– Да в чем дело? – не выдержала она.

– Ни в коем случае не хочу, чтобы ты подумала, будто я сую нос не в свое дело.

– Господи, надеюсь, ты не проводишь таким образом свои интервью, – простонала она.

– О'кей. Так... Эмбер, – отважилась я. – Если ты так решительно настроена не иметь детей, почему бы тебе не сделать стерилизацию?

– Потому, Минти, что я – ты это прекрасно знаешь – ужасно боюсь больниц.

Надо же... Я и не знала. Забыла, наверное.

– Видеть не могу эти книги, – буркнула Эмбер, раздраженно дернув плечами.

Рядом, на столике из ивовых прутьев, громоздилась куча брошюр: «Хватит думать – начните жить», «Счастлива, несмотря ни на что», «Сила позитивного мышления», «Нет радуги без дождя», «Как пережить разрыв», «Как добиться своей цели», «Сила внутри вас», «Как стать счастливой за пять минут».

– Не помогают? – усмехнулась я.

– Нет, – ответила она. – Ни капельки. Девяносто фунтов выброшены на ветер.

Когда Доминик меня бросил, я тоже хотела купить какую-нибудь книгу по психологии, но не нашла ничего подходящего. Мне-то нужно было руководство «Как не удавиться, если в присутствии всех ваших знакомых вас бросил у алтаря возлюбленный», «Как сохранить собственное достоинство после самого кошмарного унижения вашей жизни» или «Как побороть садистские фантазии, в которых вы убиваете бывшего жениха». К несчастью, ни в одном магазине таковых не оказалось.

– Боже, какой же Чарли ублюдок! – в сотый раз повторила Эмбер, захлопнув брошюру «Четырнадцать тысяч способов стать счастливым». И завелась на полчаса, без остановки: как «жестоко» он с ней поступил, как «бессердечно», «столько времени коту под хвост».

Эмбер ведет себя несерьезно. Это же самообман. Чарли хотел детей, она нет – все очень просто. Чарли ни в чем не виноват. Он порядочный человек. Изо всех сил пытался что-то исправить. Но это невозможно, ведь они с Эмбер просто несовместимы. Точнее, у них разные цели в жизни. Она все время твердит, что была «в шоке» от случившегося. Но я не понимаю почему. Такой конец был неизбежен. Все подозревали, что рано или поздно они расстанутся, потому что у них ничего бы не получилось.

Вот я действительно была в шоке. Меня будто молнией ударило. Совершенно неожиданно. Я и понятия не имела, что Доминик сомневается. Все свалилось на меня в одну секунду. Но разве я сижу здесь и поношу Доминика, на чем свет стоит, обзывая его законченным мерзавцем и грязной свиньей? Нет. Я молчу. И мало-помалу раны затягиваются. Несмотря на тот кошмар, который мне пришлось пережить, несмотря на то, что я до сих пор так до конца и не осознала, что произошло. Минуло всего три месяца, но я нашла в себе силы двигаться дальше. В отличие от Эмбер. Взяв «Элль», я принялась лениво разглядывать фотографии. И вдруг мой взгляд остановился на одном из манекенщиков. Я с грустью рассматривала его лицо. Чем-то он напомнил мне Доминика: такой же изгиб рта, те же золотистые волосы. Я не удержалась и печально вздохнула.

– Может, если... – прошептала я.

– Что?

– Может, если бы я уделяла больше внимания нашим отношениям...

– Минти, о чем ты говоришь?

– Может, если бы я уделяла нашим отношениям больше внимания, Доминик бы не бросил меня, – тихо произнесла я. Эмбер уставилась на меня. – Я пытаюсь понять, почему это случилось. Может, на самом деле я во всем виновата.

– Минти, – напряглась Эмбер. – Я могу сказать тебе только одно: нет!

– Может, мне следовало быть более внимательной?

– Нет.

– Может, не надо было спорить, когда ему не понравилось платье, которое я надела на помолвку?

– Нет, – повторила Эмбер. – Ты неправа!

– Или, может быть, не стоило сокрушаться, что мы проведем медовый месяц в Париже, а не в Венеции? Хотя я особенно не жаловалась, знаешь ли. Не настаивала. Ничего такого.

– Нет, Минти, нет.

– Может, все потому, что я не умею готовить?

– Я так не думаю, Минти.

– Я действительно плохо готовлю.

– Ты чудесно готовишь! – отрезала Эмбер.

– Может, не стоило так много болтать, когда он приходил уставшим, – вздохнула я. – Он часто приходил совсем без сил. Совсем не высыпался.

– Минти, хватит нудить.

– Может, нужно было сделать вид, что я обожаю рыбалку? Может...

– Может, если бы он был порядочным, нормальным человеком, на которого можно положиться, он бы не бросил тебя в церкви? – напустилась на меня Эмбер. – Прекрати, Минти! Это самообман. И хуже всего, что ты во всем винишь себя. Господи, здесь можно умереть со скуки, – с усталым вздохом пожаловалась она. – Будь добра, дай мне «Татлер» и «Харперз»!

Я протянула журналы Эмбер, но самой мне совсем не хотелось их смотреть. В светской хронике обязательно будут свадебные фотографии, опять расстроюсь. Поэтому я взяла журнал «Нью вумен» и стала рассеянно разглядывать модные туалеты и рекламу. И вдруг мое внимание привлек заголовок.

«Вы слишком добры к окружающим? – спрашивалось в статье. – Считаете, что вами легко манипулировать?» – «Да, – подумала я, – так оно и есть». – «Вы постоянно пренебрегаете своими интересами ради других?» – «Да, если меня попросят». – «Вам трудно сказать „нет»?» – «Да!» – «В таком случае программа „Решающий фактор» – для вас». Как объяснял автор статьи, «Решающий фактор» – специальная программа для людей, которые не умеют говорить и делать то, чего им на самом деле хочется. Тайком записав номер, я продолжала читать с сильно бьющимся сердцем: «Вы извиняетесь, даже если не виноваты?» – «Да. Но я же все время делаю что-то не так». – «К вашему лицу постоянно приклеена доброжелательная улыбка, в то время как внутри вы кипите от злости?» – «Да-да», – подумала я, узнавая себя. – «Вы позволяете другим решать, что делать...»

– Боже, я умираю со скуки, – пропела Эмбер. – Хватит расслабляться. Пойдем, Минт! Собирайся.

Я тихо вздохнула. Мне хотелось остаться подольше. Прошло всего два часа, а мы заплатили за целый день. Мне было очень хорошо, я отдохнула и расслабилась.

– Собирайся, Минти! – повторила Эмбер.

Я неохотно взяла полотенце. Мы приняли душ и переоделись, потом прогулялись к метро по Лонг-Акр. Поглазели на витрины бутиков «Пол Смит» и «Николь Фархи» и очутились у входа в книжный супермаркет. Эмбер застыла как вкопанная.

– Я только... – начала она. О нет! Помилуй бог... – Только проверю, как моя книга, – сказала она, ужом проскользнув в дверь.

Пока Эмбер рыскала между полками, я рассеянно разглядывала обложки. Кузина направилась к прилавку.

– Где «Общественная польза»? – поинтересовалась она.

– Что, простите? – не понял вежливый молодой человек.

– «Общественная польза»! – проговорила Эмбер с неподдельным изумлением, будто речь шла о «Войне и мире». Но продавец решительно не понимал, о чем речь, и в недоумении уставился на Эмбер.

– Не знаю, – он добродушно пожал плечами. – В первый раз слышу. Сейчас проверю по компьютеру. Как вы сказали?

– «Об-ще-ствен-на-я поль-за».

–Кто автор?

– Эмбер Дейн.

– Нет такой, – произнес он, стуча по клавишам. – Не вижу. Извините, похоже, книги нет на складе.

– Почему? – лицо Эмбер исказилось от злобы и стало краснее вишни. – Это потрясающая книга. Она стояла на шестьдесят третьем месте в списке сорока бестселлеров «Тайме»!

– Я мог бы сделать специальный заказ, – с готовностью заявил молодой человек. – Ваше имя?

Перекошенное лицо Эмбер выдавало тяжкую борьбу амбиций и смущения.

– Минти Мэлоун, – вдруг выдала она с кривой улыбкой. – Мое имя – Минти Мэлоун.

Я застонала, закатив глаза.

– Потребуется одна неделя.

– Послушайте, – не унималась Эмбер. – Я уверена, что у вас есть эта книга. Она вышла только в июле.

– Вы смотрели в разделе «Современная проза»?

– Да. Ее там нет.

– Л в новинках?

– Ничего.

– Значит, у нас ее нет. Мне очень жаль.

– Или, – предположила Эмбер, – у вас была эта книга, но все экземпляры распроданы.

– Ну... – осторожно протянул продавец. – Не думаю. В таком случае я бы узнал название. Что изображено на обложке?

Пока Эмбер спорила с продавцом, я бродила по магазину. С блестящих обложек мне улыбались женщины в свадебных платьях. «Сбежавшая невеста», – иронизировала одна из книг, «Происшествие в церкви», – язвила вторая, «Развенчанные мифы», – горько насмехалась третья. И, разумеется, «Люси Салливан выходит замуж». «В отличие от Минти Мэлоун», – с горечью подумала я. На глаза попалась книга «Резкие перемены» Барбары Тэйлор Брэдфорд и «Как же я?» Алана Смита. Куда ни глянь, повсюду подстерегали ловушки, смертельные западни. Романа Эмбер нигде не было, но в отделе современной прозы я увидела пять экземпляров «Пса». А еще отзыв, написанный от руки одной из сотрудниц магазина:

«Эта книга – драгоценность. Я была в восторге. Более того, из-за нее я опоздала на работу. Хотя в ней рассказывается о мальчике и его собаке, это сильнейший роман, в нем нет ни капли слащавости. Это спасительная история, которая заставила меня рыдать и смеяться и оставалась со мной еще долго после того, как я перевернула последнюю страницу.

Рут».

Рядом на столике аккуратной стопкой лежали еще восемь или десять экземпляров книги Джо. Какая-то женщина взяла один и стала вертеть в руках. Я наблюдала за ней: пробежав глазами краткое содержание, она направилась к кассе. Я тоже решила купить книгу Джо, из чистого любопытства, разумеется. Только потому, что знаю автора. Стоя в очереди, я рассматривала фотографию Джо на задней обложке и думала, что Хелен права: он действительно очень красив, какой-то небрежной красотой, которая не сразу бросается в глаза. Тут к кассе подлетела Эмбер. Щеки у нее горели.

– Это еще что такое?! – в ярости кричала она.

– О... – растерялся продавец. – Да, теперь припоминаю. Мы заказали один экземпляр. Простите. Где вы ее нашли?

– В отделе анекдотов! – вопила Эмбер. – Какого черта она там делает?

– Прошу вас, мадам, не трогайте витрину, – умоляюще произнес продавец.

Проигнорировав его мольбу, Эмбер подошла к витрине и поставила книгу в самый центр, на видное место.

– В этих книжных супермаркетах работают одни недоумки, – злобно прошипела она, когда мы выходили из магазина. – Не могут Арчера от Элиота отличить. Приходится по буквам диктовать.

– К-о-с-о-в-о, – продиктовала я.

– Вазве не с двумя «с»? – удивилась Мелинда.

– Нет, с одной.

– Нельзя делать овфогвафические ошибки, да, Минти?

– Какая разница, – сказала я.

– Что значит «какая вазница»? – похоже, я сбила ее с толку.

– Мы же на радио, – объяснила я.

– Точно. – Наконец-то до нее дошло. Нахмурив брови, Мелинда сосредоточенно изучала пухлую папку с вырезками. – По-моему, нет ничего скучнее новостей, – раздраженно произнесла она.

– М-м-м... я так не думаю.

– Хотя, – добавила она, – когда Клинтон вляпался в истовию, было очень забавно.

– М-м-м.

– Я вада, что он выпутался.

– Да уж.

– Знаешь, почему Никсон не смог выпутаться? Потому что он совевшил очень севьезный пвоступок.

– Да что ты говоришь...

– О да, Минти. Куда уж хуже. Только пведставь, огвабление в Белом доме!

– М-м-м...

– Может, поможешь мне с вепвиками пво палату ловдов? – не отлипала она. – У меня интеввью в пвя-мом эфиве с бавонессой Джей.

– М-м-м... Вообще-то твои реплики должен проверять Уэсли. Он же выпускающий программы.

– Он сказал, у него нет ввемени. Он все еще в студии, монтивует веповтаж. Пво-о-о-шу тебя, Мин-ти-и-и, – заныла она. – Помоги. Мне чевез два часа в эфив выходить.

Я тяжело вздохнула. Как всегда, а ведь у меня своей работы по горло.

– О'кей.

Стуча по клавишам компьютера Мелинды, я покосилась на ее огромную тушу. Сегодня на ней был утягивающий комбинезон ядовито-малинового цвета и столько золотых цепочек, что любого штангиста давно бы уже придавило к полу. Копна пружинистых кудряшек выкрашена хной. На ногтях лак двух оттенков голубого. Она взяла свою большую сумку от Луи Вюиттона и достала вязание.

– Помогает сконцентвивоваться, – пояснила Мелинда, позвякивая спицами.

– Вяжешь для малыша? – спросила я, исправляя реплики.

– Нет, для себя, мохевовое платье.

– Ну и как, Мелинда? – в комнату заглянул Джек.

– Пвовязала еще двенадцать вядов.

– Я имею в виду сценарий, Мелинда. Сценарий.

– О, все новмально. Очень ховошо. Не волнуйся – все отлично, Джек! – Похоже, ей показалось, будто она отмочила что-то смешное, потому что ее здоровенная туша затряслась от хохота.

– Мы пишем веплики для интеввью с бавонессой, – пояснила она. – По-моему, неспваведливо, когда у людей есть особые пвава и пвивилегии только потому, что они чьи-то водственники!

– Полностью согласен, Мелинда, – резко бросил Джек. – Вернусь через час, проверить сценарий.

– Какой-то он в последнее ввемя неввный.

– Да, немного.

– Вообще, я его тевпеть не могу, – прошептала Мелинда, перекидывая петлю.

– Мне кажется, он замечательный, – возразила я. Она скорчила рожу:

– Ладно тебе, Минти, можешь не пвитвовяться.

– Мелинда, – взъярилась я. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе с репликами, или нет? – Она была поражена резкостью моего тона. И сама я, кстати, тоже. Такое новое ощущение. И приятное. Мне понравилось, что я сама уже не такая... приятная. – Хочешь? – повторила я.

– М-м-м... Да, – промямлила она. – Конечно, хочу, Минти. У тебя так ховошо получается.

– Софи! – рявкнул Джек из кабинета. – Разбери, наконец, эти чертовы факсы. Вдруг там что-то важное!

Софи тайком болтала с кем-то по телефону и тихонько хихикала. Я встала и разобрала факсы, которых накопилась уже целая куча. Пресс-релизы дефиле и предпремьерных показов, приглашения на новые спектакли и кинофестивали, сообщения от агентов третьесортных звездочек и горы рекламы от издательств. Пока я разгребала эту кучу, факс пронзительно запищал, и показалось новое сообщение: «Суббота, бар „Кенди», вечеринка только для девушек! Вход в вечерних платьях». Вечеринка только для девушек? Наверняка там будет весело. В моем состоянии, когда шарахаешься от мужчин как от чумы, нет ничего лучше. Может, Эмбер пойдет со мной. Записав адрес бара, я опять принялась за реплики Мелинды.

– О'кей, все готово. Еще я придумала пять вопросов о праве голоса наследственных пэров.

– Спасибо, Минти, – просияла она. – Ты соквовище.

Вернувшись на место, я принялась за свои записи. Темой очередного репортажа было усыновление детей. Просматривая статьи, мысленно перебирая полезные контакты и кандидатов для интервью, я вспомнила о Хелен, которая никогда не скрывала, что ее удочерили. Не согласится ли она выступить в программе? Я позвонила в магазин. Трубку взяла Анна, помощница.

– Извините, – сказала она. – Хелен только что вышла.

– Хорошо, перезвоню завтра, – ответила я.

– Завтра ее не будет, – сообщила Анна. – Она уезжает на выходные. Поэтому и ушла пораньше.

– Здорово.

– Да. Она едет в Париж.

– Что ж, прекрасно. – Положив трубку, я подумала: «Так и есть. Хелен и Джо встречаются». Но мои размышления прервал Уэсли, который звонил из студии. Он был в отчаянии:

– Ты не подойдешь помочь мне?

Настроение мгновенно испортилось, окончательно. И тут я сказала себе: «Все, хватит! Довольно помогать другим. Больше я этого делать не буду. Надоело. Конец!»

– Уэсли, я очень занята.

– Но у меня завал. Не укладываюсь.

– Как-нибудь справишься.

– Без тебя я не смогу, – проныл он. О боже!

– И сколько у тебя лишнего времени? – смягчилась я.

– Немного.

– Сколько?

– Ну... примерно полчасика. – Полчасика? Господи! Программа длится всего сорок пять минут.

– Слушай, мне некогда, – ответила я. – Мне нужно обзвонить тысячу человек. Готовлюсь к репортажу.

– Пожалуйста, Минти, – канючил Уэсли. – Это в последний раз. Обещаю. И ничего не говори Джеку. У него стресс. Целый день крутит пленку в руках.

– Господи... Послушай, Уэсли. Я только что закончила исправлять реплики для Мелинды, а ведь это твоя работа.

– Знаю, Минти. Но я ничего не успеваю. Прошу тебя, Минти... – затянул он, – у тебя так хорошо получается.

– Но...

– Ты так быстро монтируешь.

– Слушай, мне нужно...

– Мне без тебя не обойтись.

– О... – Проклятье! Проклятье! Черт! – Хорошо, – прошипела я. – Но это в последний раз, Уэсли, – голос мой приобрел необычную твердость. – Ты слышишь меня? В последний раз! – И я швырнула трубку, а, подняв глаза, заметила, что все уставились на меня так, будто видят впервые.

– О, Минти, я знал, что ты не откажешь, – проблеял Уэсли, когда через пять минут я открыла дверь студии. Его блеклые голубые глазки затуманились от благодарности. – Ты такая милая, Минти, – повторял он, а я с упавшим сердцем оглядывала гору неотредактированной пленки. – Правда, Минти, из всех моих знакомых ты самый милый человек.