"Некоторые виды размножаются пиздежом" - читать интересную книгу автора (Иz Евгений)Сентеции неизвестного автораТерритория вокруг двух диспанцеров, – один из них онко, в другом туберкулёзники, – окружена большим больничным садом. Летом здесь были заебательские яблоки и вишни. Сад заключён в низкую каменную ограду. Там, где ограда примыкает к зданию онкодиспанцера, сидим мы, привалившись спинами к равнодушной и холодной стене. Нас двое и мы втыкаем в игру первого мартовского солнца. Нас круто прёт. Наступает момент, когда время сливается в одну бурую массу, плющится под градом посторонних глюков и исчезает. Тогда катят странные скопления фраз, так не похожие на воспоминания или чьи-то мысли… – … со всего объёма тебе выкатывает чистого джефа на шесть полторушек. – … гопоты, сука, блядь, конченые. – … под белым. – … прихавал я всего полтора, не, вру, два весла… – … ага, мухоморы… Хуеморы! – … растворителем. Фильтр на иглу, выбираешь весь слой и на хэш. Да, любую шалу. Можно спиртом… – … кумарное… – … такая фишка… да-а, ба-а-нка… – … анестезия, блядь… – Пошёл… пошёл-пошёл… пошёл, ап!.. ап!.. пошёл на спид проверяться в наркологию, не нашли ни хуя.. конечно смотрели! Все вены промацали, и в паху и на ногах… не, ни хуя, я свой центряк глубоко прячу, во, смотри… оп-па! Блядь, сплошной тромб… Возвращение в мир честных и прямодушных теней, призраков безучастности, детей Ожидания. Всё зависит от Дозы и солнце тихо высвечивает алые паруса моих букв на серой кирпичной стене… мох покрывает треснувший фундамент. Речь медлительна и разборчива под натиском трещащих зрачков лежащего в голой полутьме. – Заглотил четыре куба… – … баяны по двадцать две копейки… – … трескает по вене… Унылая пятёрка летит в прозрачном летнем небе, а у телефонной будки стоит человеческое существо с дерьмом и грязью вместо мозга. Плачет синяя сирена. – По бубырику… А вас скоко пёрло? – Выпаривать до соли – это хуйня. Могу поделиться рецептом. Супертворожок Эйсид-Клоун для самоубийц! Нужна щёлочь… – … и вмазываешься. – Обвинтиться. – … удолбан в жопу. Мусора такие: «вы чё, охуели?!!». …Подцепил странную манду, ей за сорок. Не позволяла дотрагиваться до себя и сдрачивала мне по два раза на день. Сначала мне было поебать, – пускай работает, хуй с нею, но в конце концов мой мужской дух взбунтовался, дело дошло до барбитурной интоксикации, тогда я разрыгался как следует, – Вполне… Ну… Я же говорю – датурой. – Ширева нема, цыган накрыли. – … и отъехал на хер… – … химку?!… – … раскумаривает не хуже, чем… – … кропаль был. Выеб эту тварь, как только смог придумать мой угасающий оебуневший мозг… она научила меня кое-чему, но, блядь, до чего это было противоестественно! – … до-о-ху-уя! – … пи-и-и-з-де-е-е-ец-ц-ц… – … убитый… Розовый мрак. Влетает Щедрый Еврей вместе с мусорным ветром и ефрейторскими пёздами, кое где сохнет пивная пена и умирает плоть ностальгии. Щедрый Еврей орёт: – Моих лучших друзей превратили в навоз! Я отдам жизнь, чтобы воскресить их, или хотя бы их структурные копии! – … стало нас попускать часам к трём. Прикинь? – … кайф бешенный. – … паркопаном. Вторым. У меня крайне редко. Бредделирий. Я вообще если уже а то и так до самого ещё бы очень ну естественно. – … спиртом этиловым обычным. – Всё-о-о-а-перемешало-о-о-сь-перемести-и-и-ло-о-о-о… Еврея сбивают с ног мусульманским ковриком, вяжут руки-ноги и ставят свечку за здравие прямо в жопу. – Дело сделано, – сказал Слепой. – … на отходняках желудок, сука, в дулю скрутило. – … под кашей и, конечно… – … молоко. – … тяга, знаешь, фенобарбитал и… – … ангидрид уже по трояку! Групповой секс. Бабы переждали приход, а потом им – лишь бы музыка не останавливалась, ноги в стороны и ебаться бесконечно-бесконечно-бесконечно. Лица у всех, как широкоугольником отснятые: губы, нос – остальное сзади. Лбов не видно. Шершавые резиновые пальцы сплетаются. Хуй стоит как-то безразлично в одиноком белом пространстве. Пластмассовая мягкая вагина, влажная и горячая, но не раскалённая. Язык во рту, как толстый бугристый червь, елозит корпусом о второго червя. Ни света, ни тишины – аморальные люди на грязном полу, вьются, автоматом совершая привычные жесты ебли и общения с помощью жестов. Шприцы валяются по столу пустующими карандашами. Кайф вписан в синие дома и за окном – неясная хуемотина. Нет желания жить и это приближает отходняк. Медленным рывком вскочил на ноги, заправил баян и догнался по мышце половиной. Какая разница… – … а он смотрит на меня вот такими глазами и плачет. Толик, говорит, Толик, я, блядь, умираю, честно. В натуре, говорит, сейчас умираю. – … под кожу… – … приход? – Я знаю, что я гоню, но ты послушай, послушай, послушай… – и пошёлпошёлвсяисколота-та-та-та-та… – … винтовые все такие… – … по хую! …мудоёб пиздоватый! А кентик съехал в Израиль, прямо в Тель-Авив. Там лето, теплынь, пляжи, а еврейки молодые – такие смачные, сука! Он погнал по биксам, ошивался в самом блядовском районе, переебал всех симпатичных загорелых дырок – они велись на его безумную самцовую тягу. Да, по бабам ему прифартило под конец. А потом обдолбился настоящим, чистым кокаином и упал с крыши какого-то блядушника. Лежит голый на белом от ночных фонарей асфальте, посреди этих коттеджей и строений в стиле Баухауз. Кровь пятном, зубы наружу – и вся любовь… – План. Малк. Танезт. Эреуфедрол. Первитин петивир редододр-р… – Водка с реладормом. Плавали там в бассейне. Это был кайф! Представь, ночью, фонари розовые и чёрная вода. – Авиаинститут. – Напились. …весной, в театральном туалете, под фиолетовым кайфом, молодые педанты отсасывают друг у друга, самый молодой начинает блевать мимо унитаза, самый старший еле заметно улыбается, глядя на его рвотные судороги, и туалет озаряется внутренним мерцанием красных кристаллических решёток, наэлектризованных до жёлтых искр, невидимых убитыми надезодораненными пидарами, весной, в мужском нужнике… – … полкуба воздуха. – … его машиной двинулся… – … бля-я-а-адь! – … манго. – … через раствор можно. И кранты. – … заряжаешь баян и смотришь, чтобы вся эта хуйня… – … по хую! – … тромб… ха-га-га-вмаз-ка!.. – … гониво… послушай меня, я тебе-бе-бе… Бе-бе… – А-а-а-а-а-а-а-о-о-на дозняк, а выхода… – Ю-ю-ю-у-у-х-х-х-хуй его знает… – Э-э-э-е-е-о-о-о-м-м-м-может, ганджик?.. Ы-ы-ы-и… Чужие элементы, как мои собственные, как метод отогнать депрессию в пятый угол. Золотое сечение. Иоанн Безглавый. – Под циклодолом, убойным дозняком, говорю тебе. – … с димедролом ништяк, колбасит уматно. – … и схавал плиту теофедрина… – Насмерть. – Убило, блядь! – Галоперидол? – И отъезжаю… – Кислота с кодеином, всё – в бархатных чехлах. – Банка и ещё… – Я знаю, это гон, но ты слушай, ты… – Догнаться не мешало бы… – Бошки коцаные. Восприятие чистого кислотного характера. Индифферентность ко всему, при этом всё законоустройство на твоей стороне. Всё объясняется этим, это объяснено во всём. Можно понять всё, что угодно. Когда оно естественно. Его можно очень быстро понять. Когда оно равносмысленно с прочим. При всём своём безразличии, когда не судимый никого не судит. По ту сторону какого-бы-то-ни-было-закона-. Всё способно быть объектом этой любви. Когда это течёт потоком, насквозь. Даже осознавая, что это за любовь; возможно, крутейшая, совершеннейшая ложь, или зло, или повод, или способ. Закон охраняет, каким бы ты ни был. Главное – понимать это словесно. Когда всё дословно. Если что-нибудь голословно, бесспорно или бессловесно. Молча или в голос. Согласен со всем. Невридим. За тонкой леской обычного кайфа. В самом центре периферии. Всё заложено. Всё – залог. Время сплющено и устранено синтетическим бело-серым шоком. Атропиновые ходы заложены эхом безвременья и потери. Но потеряться – значит пропустить Нечто. Вперёд, скорее, не отходи от жидкой черты! Времени нет, всё поблизости: род, дом, двор, дети, рост, гормоны, среда, фазы мозга, обмен, интроверсия, мимо-мимо– …, те же лица, девушка со двора, девочка со двора, уже взрослые, нет, ещё, нет, всё рядом – цветы, водка, драка, магазин, двор, дом, дом, всюду асфальт – под руками, на губах, в крови, во дворе, дома, одно небо, колпак неба, одна стена, грань построек, транспорт – он движется, всё в комнате, все дела, вся Вселенная, всё бесплатно, транспорт – бесплатно, солнце – бесплатно, мимо-мимо, без конца и начала, никто не поймёт, сквозь эхо видимости не видно ни одной живой души. Душевная синтетика, до слёз по шершавым щекам, до дактилоскопической плоти, безразлично и до странного безучастно, на тихой лёгкой дикой Нечеловеческой Волне, как андрогинный ангел, из хлопьев, пены, молекул и звенящего нейтрино, глазамидодыр, Колобком в пасть петли, стогом игл, притягивая бездушное существование стимулированной психики, обкислённой тяги жить и вечно кружащегося на месте (без времени) Духа, о – это оно самое!!! И всё лежит под рукой, двор, аптека, скамейка, девушка, всю жизнь одни и те же люди, бабы, родня и друзья, все – одно и то же, кому же охота уезжать, а если и уехать – ну что там иного? Встретишь же своих, тех же, как и обычно. Нет планов на будущее, нет дел, нет незавершённости, выпадаешь Это материя. Я стою и смотрю, прикидываешь?!! …Мягкость мускатного ореха с добавлением драпа и – в микроколичествах, алкоголя. Подгон под шаблон. Динамичная наблюдательность. Комфортный поиск места встречи. Усилий нет, всё отдыхает, но от …Кровь струится, катится, качаясь и разлетаясь, спадая на земляной панцырь, играючи, не страшно, игрушкам Где-то это не любовь. Где-то это не зло. Земля, двор, похороны, жизнь, ничего не меняется и не исчезает, ЗЕМЛЯ. Узкий набор понятий, их мало, они удовлетворят даже страждущего скептика. Вампиры на лживых киностудиях выпрашивают едкую жидкость мести. Скорпионы страсти медленно ползают вокруг груды ещё не живых тел жизнежажды, шевелят лапками, копошатся. Знаки воздуха и живой плазмы не проходят сквозь стеклянную витрину (Южного сияния) – сквозь раздел на самцов и самок. Слово я Мыслю. Выделяю Яд Жизни. Исторгаю священную речь. Святым потоком мочи орошаю великих мира всего, сего и последующего. Сру на голову Тибета. Пью английское пойло с вырождающимися аборигенами в заблёванной канаве. Ем плов с жирным узбеком, разделавшем не котлеты двух человек. Чашечка с кровью… Это малопонятно. Тяга изменчива. Меня могут не понимать. Я могу. Я здесь. Точно такой же, как и все. Но – без их проблем, без их отдушин, без их эмоций, с одним на всех |
|
|