"Вместе с Россией" - читать интересную книгу автора (Иванов Егор)

10. Петербург, февраль 1914 года

Настя благополучно сдала корзинку на Малой Охте, Соколов, которому она сказала, что мама просила отвезти провизию заболевшей родственнице, терпеливо ждал в санях и предвкушал настоящий праздничный день из таких, о которых память сохранилась с самого детства. Его лишь слегка тревожило, что Настя была сначала неестественно оживлена, потом словно бы успокоилась, а на Охтенском мосту снова разволновалась. Чутьем разведчика и душой любящего человека Соколов точно уловил моменты переживаний Анастасии, но отнес их на счет болезни родственницы.

Девушка вернулась умиротворенная, и Алексей тоже успокоился.

Лихой «ванька» быстро домчал их до Петровского острова, где в парке шло-гремело народное гулянье. Уже от Тучковой набережной в морозном ясном воздухе слышались звонкий веселый гуд голосов, звуки гармони, писк свистулек, смех и отдаленные выкрики. Народ тянулся напрямик по льду Малой Невы, состоятельная публика катила в каретах и авто, скользила на санях.

Показались дощатые балаганы. Отдаленный шум превратился в неумолчное гудение толпы. Веселая и оживленная Анастасия, щеки которой разрумянились от быстрой езды, легко выпрыгнула из саней, как только Алексей открыл полсть Оба сразу попали в толпу. Чтобы не потеряться, Настя взяла Алексея под руку и прижалась к нему Полковнику захотелось поднять девушку над толпой, как поднимают детей, чтобы они лучше видели Он поделился этой идеей с Настей и получил в ответ заряд веселого смеха и влюбленный взгляд.

Народное гулянье было совсем не тем местом, где можно было любоваться друг другом. Настя и Алексей поняли это, радостно, беспричинно засмеялись и стали разглядывать вывески, обращая внимание друг друга на самые смешные из них.

На одном из балаганов красовалось огромное полотнище, где в пороховом дыму на белом коне скакал храбрый генерал и махал сабелькой, вслед ему валили солдаты со штыками наперевес. Как водится, противник быстро улепетывал.

Внутри балагана слышались трубные звуки, пальба, музыка и барабаны, восторженные клики зрителей.

К другому балагану — Малофеева — было не протолкнуться. Здесь народ облепил боковые деревянные лестницы, ведущие в раек. Ждали начала «Куликовской битвы».

— Пойдем? — спросила Настя.

— Пойдем! — с удовольствием ответил Алексей.

На рубль они взяли два билета в лучший ряд амфитеатра и очутились внутри балагана, где, казалось, было еще холоднее, чем на улице. Единственным источником тепла было дыхание публики.

Бой происходил словно в утреннем тумане, за несколькими завесами из тюля. Его начали, как и в настоящей Куликовской битве, русские воины-богатыри, монахи Пересвет и Ослябя. Зазвенели мечи, бой разгорался, и израненный князь Дмитрий Донской улегся под картонным деревом, чтобы оттуда давать приказания громить басурманов. Несчастные актеры, для которых это представление было уже третьим за день, от беспрерывных криков на холодном воздухе несколько осипли, но воевали с азартом.

Анастасия вдруг заледенела в ознобе, и оба стали пробираться к выходу. В двух шагах от балагана, в валенках, тулупе и белом переднике, надрывался во весь голос сбитенщик. В фарфоровые кружки он налил Анастасии и полковнику из медного чайника, укутанного полотенцем, горячего сбитня и развлекал господ прибаутками, пока они тянули обжигающе-горячий напиток. Сбитень и движение сделали свое дело.

Полюбовались Петрушкой, который выскакивал по соседству из-за пестрой ширмы. Вся толпа вокруг ликовала, когда Петрушка знатно отдубасил здоровенной дубиной черта и полицейского, а сам остался невредим. Настя особенно весело хохотала, вспоминая сегодняшнее утро, и свои страхи, и Костю-технолога, разинувшего рот на улице вслед саням. Неожиданно ей пришла мысль, что спасением своим от обыска, а может быть, и ареста, она обязана Соколову, его полковничьей форме. И сразу расхотелось смотреть приключения Петрушки.

Покатались с высоченных ледяных гор, слетая на утлых салазках в брызгах искрящейся на солнце ледяной пыли. Дух захватывало от такой красоты.

Рядом с американскими горами у дощатого буфета под навесом пыхтел огромный самовар, парились пузатые расписные чайники с заваркой. Тут же лежали горками вяземские, тульские, мятные, печатные пряники в виде рыб и зверей, человечков и всадников. Толпа прибила Алексея и Настю к буфету, и они не могли удержаться от лакомств.

Самой колоритной фигурой в этом клокочущем людском море была расфранченная «кормилица у господ» — типично петербургский персонаж. Пышная, с толстыми красными щеками «мамка», как правило, сопровождала на народное гулянье свою барыню, одетую по последней парижской моде. На мамке обязательно была парчовая кофта с пелеринкой, цветастые бусы, кокошник розового, если она кормила девочку, или голубого цвета, если кормила мальчика. Юбка обшивалась множеством мелких золотых или стеклянных пуговок. В таком наряде «мамка» являла собой яркое зрелище.

В толпе простого народа из солдат гвардии, мещан, толстых купчих и иных женщин торгового сословия попадались и тонюсенькие барышни из благородных в сопровождении кавалеров-чиновников или офицеров. Иногда мелькали и аристократы из гвардейской кавалерии, окружавшие дам в меховых боа и собольих пелеринах.

Всюду сновали лоточники с мочеными грушами и яблоками, разных видов колбасами и студнем, ситными пирогами с грибами, с ливером… Их товар расхватывался на лету и не успевал замерзать.

Когда сияние дня начало угасать, для вящего веселья зажглось электричество. Настя утомилась, стала реже улыбаться и тяжелее опираться на руку Алексея. Он почувствовал это и, полуобняв ее, направился к выходу.

Взяли свободного «вейку». Под меховой полстью Настя уютно прижалась к шинели Алексея и задремала, как сморенный усталостью ребенок. У нее было такое состояние, словно она спала и в то же время все видела и слышала. Настя заметила, что Алексей схитрил и попросил возницу ехать кружным путем. Девушке было так тепло и хорошо, что не хотелось останавливать спокойное движение саней, скрип снега под полозьями. Ехать бы да ехать…

Внезапно тревожная мысль словно ожгла Настю, и сон сразу пропал.

«Как там дома?.. — подумала она. — Все ли благополучно? Не вторглись ли жандармы в ее отсутствие?»

Алексей почувствовал, что девушка шевельнулась, и велел финну держать к Восемнадцатой линии. Когда они подъехали к Настиному дому, большая круглая луна разливала свой жемчужный свет над городом.

У дома и в подъезде было тихо. Алексей проводил девушку до квартиры и, когда открылась дверь, хотел было откланяться. Хозяйка, однако, пригласила его на блины. Скрывая свою радость побыть с Анастасией еще целый вечер, Соколов принял приглашение.

«…Все было отменно хорошо в этот день», — думал полковник, покидая радушный кров Холмогоровых. Он шел к Среднему проспекту в надежде взять там извозчика и вдруг какое-то смутное беспокойство овладело им. Он заметил, что стал объектом наружного наблюдения Офицер военной разведки, он в два счета определил незадачливого сыщика, прикинувшегося пьяным гулякой, и повел его за собой. На Большом проспекте простейшим приемом он сбил преследователя со следа, выждал с четверть часа и кликнул проезжавшего мимо «вейку».

По дороге домой полковник упорно размышлял, почему это он попал в поле зрения филеров. Он сопоставил это с утренним волнением Анастасии, невзначай замеченным около ее дома возбужденным студентом-технологом и сделал вывод, что слежка за Настей и затеяна она в связи с какими-либо студенческими беспорядками.

«Не за мной же следят, — решил полковник, — весь жандармский корпус знает про аполитичность армии. Не стоит волноваться из-за пустяка». Домой он явился в отличнейшем настроении, напился с тетушкой чаю и рассказал ей, истосковавшейся по разговорам, веселые впечатления от народного гулянья. Оба, довольные прожитым днем, разошлись по своим комнатам. Тетушка — почитать Шопенгауэра для более крепкого сна грядущего, а Алексей — просмотреть иностранные отделы петербургских газет перед завтрашним днем в штабе, который обещал быть довольно напряженным.