"Знак Лукавого" - читать интересную книгу автора (Иванов Борис)

Глава 4 СЛОВО РАЗЯЩЕЕ

Я предвидел, что дорога через плато будет далеко не столь идиллической и благополучной, как лесная тропа-колея, по которой мы добирались до моста. Не предвидел я лишь того, что она вообще не будет дорогой. Просто там – за мостом – доехав до не огражденного участка дороги, вившейся вдоль края ущелья, Ольгред свернул следом за бронетранспортером прямо на уходящую за горизонт плоскую долину, над которой тут и там высились циклопические каменные «грибы».

В стороне остался – только лишь силуэтом на фоне далеких гор, какой-то маленький, но с виду живописный городок и раскинувшаяся между ним и предгорьями новая громада леса. Но все это исчезло «в прекрасном далеке». С нами же осталась лишь пыльная плоскость плато с какими-то разбросанными по ней островками окаменевших следов ядерных взрывов.

Издалека я не оценил их громадных размеров. Только теперь до меня стало доходить, что даже самый маленький из них раза в два превосходит по высоте здание Московского университета. Следы эти можно было принять за какие-то причудливые облака. Они были сложены из слоистого камня и искрились блестящими вкраплениями – то ли стекла или кварца, то ли какого-то металла. Можно было только гадать, какая природная катастрофа их породила.

Из-под колес бэтээра летел песок и поднимались тучи пыли. Большая часть, как мне представлялось, доставалась нам. Я был бы не прочь держаться подальше от проклятой колымаги, но Ольгред неукоснительно выдерживал положенную, видно, дистанцию до боевой машины. И дистанция эта была невелика. Мы гнали через плато почти точно по прямой. Временами только огибали крупные камни и выбоины. Трясло нас время от времени основательно, хотя местность издали казалась ровной, как стол. Все это – и жара, и тряская дорога, и тень взаимного недоверия, как-то не располагало к беседе, и мы вот уже который час коротали время в довольно угрюмом молчании.

Я иногда косился на Тагару. Парнишку могло и укачать. Но признаков морской болезни Тагара непроявлял. Зато все больше проявлял признаки какого-то подспудного беспокойства. Он то тревожно выглядывал из окна, что-то высматривая почему-то на небе. Признаки этой тревоги стали заметны сразу после того, как мы покинули дорогу.

– Зря они все-таки не через перевалы двинули, – высказал он наконец свое мнение. – Лучше бы день потеряли, зато…

– Зато что?

Тагара посмотрел на меня искоса и заметил как-то неопределенно:

– Сейчас на плато плохие дни… Слова эти долетели и до ушей Дуппеля.

– Плохие дни? – переспросил он. – Ты только сейчас это говоришь? Что ж ты раньше молчал? И зачем напросился ехать с нами?

– Парень ерунду несет! – подал голос Ольгред. – Набивает себе цену. Здесь все через одного то маги, то юновидящие, то великие лекари…

«То непроявленные маги», – хотел было вставить я, но не стал накалять обстановку.

– Мне надо назад, в Рикк, – отозвался Тагара на слова старшего по экипажу. – Очень надо. Во что бы то ни стало. Я обещал! А сразу сказать вам не мог. Вы бы меня выгнали. Вы же мне не верите! – Он нервно сглотнул слюну. – А про плохие дни – это не я выдумал. Так говорили разные… В общем, такие люди, которые знают. У них свои приметы. И потом, люди, которые по плато бродят, видели. Следы…

Ольгред довольно долго переваривал эту информацию, не отрывая взгляда от колеи, которую оставлял за собой бронетранспортер. Видно было только, как ходят желваки на его скулах.

– Ты это серьезно – про следы? – повернулся к Тагаре Дуппель.

В голосе его прозвучала глухая тревога. Хотел бы знать, о каких следах шла речь… Но досаждать моим спутникам бесконечными вопросами уже порядком надоело. Мне уже стала привычной мысль о том, что ответ на каждый мой вопрос порождает не менее двух новых загадок. Я просто молча прислушивался к их сбивчивому разговору.

– Серьезно! – почти выкрикнул в ответ на вопрос Дуппеля мальчишка. – Серьезнее некуда! Это пустынники рассказывали. Дан Седой при мне говорил… Тогда еще, когда война только начиналась… Тогда наши, люди из Рикка, хотели тоже караваном двинуть через плато. Дан их отговорил. А такие люди, как Дан, не врут.

– Ну… – подумав, бросил Дуппель, – теперь поворачивать поздно. Будем Богу молиться, чтоб пронесло…

– Лучше «Стрелу» подготовь к бою, – оборвал его рассуждения Ольгред скрежещущим голосом, словно у него неожиданно заболели зубы. – И держи наготове.

Он притормозил машину и рукой из окошка просигналил бронетранспортеру. Тот тоже остановился и тут же потонул в туче им же поднятой пыли. Дуппель выскочил из кабины и принялся деловито возиться в багажнике. Вернулся на свое место, уже основательно усилив свое вооружение. И наш караван снова тронулся в путь.

Ручную зенитную ракету «Стрела» я видел не впервые. На редкость неудобная штука для размещения в кабине «лендровера». Все равно: если что-то произойдет (я уже начал смутно догадываться что), то для того, чтобы произвести запуск, Дуппелю придется выскакивать из кабины. А перед этим машину надо будет тормозить. Невыигрышная ситуация. Очень невыигрышная.

* * *

Бэтээр тем временем принялся круто забирать вправо. Карманная рация, пристегнутая к поручню под потолком, ожила и захрипела какими-то невнятными существительными, глаголами и междометиями. Однако Ольгред похоже, превосходно разобрался в этой тарабарщине. Он снял рацию, поднес к уху и что-то более внятное произнес в трубку. Потом повернулся к нам и сообщил:

– Шатер впереди!

И, уставившись на Тагару, добавил:

– А ты говорил – плохие дни…

Тагара промолчал, с тревогой вглядываясь в запыленное окно. Вдалеке действительно маячил шатер. Не знаю уж, кому пришло в голову разбивать здесь, посреди пропитанного солнечным жаром, пыльного плато такой удушливо-черный, нелепого вида шатер. Да еще поднимать над ним тоже черный, украшенный какими-то белыми иероглифами флаг. Чем ближе мы к нему подъезжали, тем более чудным он мне казался. Где-нибудь на ярмарке или театральных подмостках это сооружение было бы, наверное, на своем месте. Здесь же, среди пыли и песка, на фоне словно колышущихся в струях разогретого воздуха исполинских каменных грибов выглядел шатер этот чем-то не от мира сего. Выдумкой какого-то местного Сальвадора Дали.

– Это не пустынники, – почему-то шепотом сообщил Тагара. – Это – кто-то из Сумеречного народа. Они такие – ничего здесь не боятся. И обо всем здесь знают. Они даже вроде как в дружбе с тварями… Знают, как с ними управляться…

Ольгред посоветовал ему заткнуться и переглянулся с Дуппелем. Тот кивнул ему в ответ на какой-то немой вопрос. Я не вмешивался в их беззвучную беседу и с молчаливым недоумением продолжал смотреть на приближающийся шатер. Каким образом это довольно громоздкое сооружение попало сюда, за много "часов пути от ближайшей дороги, было еще одной из загадок, которыми изобиловали здешние края. Верблюдов или какой-нибудь тягловой скотины окрест не наблюдалось. Автотранспорта – тоже. Оставалось предполагать, что, довезя сюда шатер и его обитателя, транспортные средства, осуществившие это, куда-то убыли.

Метрах в двадцати от шатра Ольгред остановил «лендровер». Бэтээр проехал подальше и притулился в сотне-другой метров от нас. Мне было не совсем понятно, почему, наговорив мне кучу слов о мерах безопасности, которыми была обставлена моя доставка по месту назначения, мои спутники решили вдруг завернуть к этому попутному шатру. Наверное, таков был здешний обычай. Ольгред снял наплечную кобуру, оставил оружие на сиденье и выпрыгнул из кабины. Его примеру последовал Дуппельмейер. Свой акаэм и «Стрелу» он оставил в машине. Слегка повозившись в багаже, оба зашагали к шатру. Что до Тагары, то он не стал ни дожидаться приглашения, ни спрашивать какого-либо разрешения. Он ужом выскользнул из кабины и поспешил вслед за комсоставом. Я, прикинув, что в оставленном на солнцепеке вездеходе сварюсь заживо, тоже выбрался из кабины и двинулся следом за остальными. В конце концов машина находилась под присмотром экипажа бэтээра. Да и кому было покушаться на наше оружие и барахло посреди пустыни? Я догнал всю троицу на середине пути.

Когда мы подошли к шатру почти вплотную, стало заметно, что его черная ткань расшита серебром. Этак скромненько и со вкусом. Должно быть, странные фигуры, в которые складывалось это шитье, означали что-то. Но, разумеется, только не для меня.

Пока Ольгред и Дуппельмейер топтались у входа в шатер и, по всей видимости, довольно косноязычно вели переговоры с кем-то скрытым за его пологом, Тагара моментально вклинился между ними и пологом и оживленно загомонил что-то на каком-то из местных наречий. Его демарш имел успех. Прежде чем Ольгред успел ухватить нахального шкета за ухо и оттащить в сторону, из-за полога вынырнула сухая коричневая рука и легла на плечо мальчишки. Другая, такая же сухая и темная, отвела полог в сторону и сделала всей компании, сгрудившейся перед шатром, приглашающий жест. Я отнес его и на свой счет и следом за тройкой, возглавляемой Тагарой, вошел в шатер.

* * *

Внутри этой удушливо-черной огромной палатки было, как ни странно, прохладно. Даже свежо, сказал бы я. Возможно, этому ощущению способствовал странный аромат благовоний, курившихся по углам шатра на высоких металлических «подсвечниках. Я не знал раньше, что существуют благовония с запахом приближающегося дождя.

Обитателей этого отрезанного от зноя плато, освещенного фигурными, матового цветного стекла фонариками шатра, было трое. Хозяином тут явно был встретивший нас у входа тип. Высокий, худой и словно бы иссушенный здешним солнцем. И был он довольно стар. И лицом, и одеждой напоминал араба. Только бурнус его был не бел, а черен и расшит серебром – теми же знаками, что и шатер. В моем сознании к нему тут же прилепилась почерпнутая из сказки об Аладдине и его волшебной лампе кличка «магрибинец». Двое других определенно были у него в услужении. Один – коренастый малый в потертой полевой униформе. Он молча сидел в углу и особого интереса к происходящему не проявлял. Второй – ровесник Тагары, полуголый мальчишка, занятый приготовлением чего-то съестного. Откуда в шатре бралось электричество, питавшее красивые фонарики и вполне заурядную электроплитку, на которой кухарил парнишка, я не знаю до сих пор.

Представлять нам этих двоих хозяин шатра не стал. Сам же успел назвать себя еще до того, как я вошел в его сумеречное обиталище. Так что я не сразу понял, что его зовут легко произносимым и коротким, как икота, именем Ист. По всей видимости, наш визит не смутил его. Как я и предположил с самого начала, такое знакомство было обязательным обрядом для всех встречающихся на плато.

Тагара тем временем трещал, как пулемет, переводя и объясняя сказанное и нами, и хозяином. Хотя произнести обе стороны успели немного. Да, Ист был из касты Сумеречного народа – бродячих знатоков магии пустыни. Их многие и почитали за магов. Да, Ист подтвердил, что мы выбрали плохое время для того, чтобы пересекать плато. Он сказал – в предгорьях уже видели тварей. И уже поговаривают о том, что есть первые их жертвы…

Нам было предложено присесть к низкому расписному столику и угоститься травяным настоем. Не более того. Как выяснилось, угощали тут в основном не хозяева гостей, а гости – хозяев. Теперь я понял, зачем мои спутники потревожили наш багаж перед тем, как отправляться в гости. На стол было выставлено несколько банок консервов (все, похоже, отечественного производства из армейского энзэ). Выставлены были также буханки черного хлеба и пара бутылок спиртного. Ист осмотрел дары, со знанием дела поцокал языком и, не оборачиваясь, щелкнул в воздухе пальцами. Парнишка, кухаривший где-то за нашими спинами, тотчас вынырнул из небытия и молниеносно убрал со стола основную массу гостинцев. Для торжественной трапезы была оставлена лишь банка шпротного паштета, хлеб и, слава богу, «Московская особая». Обслуга к столу не приглашалась.

Хозяин, впрочем, оказался не жаден до еды. Да и спиртное более смаковал, чем употреблял. Выкушав крошечную пиалку национального русского угощения, он поставил ее на стол и заговорил более ласковым, доверительным тоном. Тагара тут же пустился переводить и комментировать. Я не мог отделаться от ощущения, что на каждое сказанное нами или хозяином слово приходится не меньше дюжины слов перевода шустрого мальчишки.

Довольно долго Ист живописал трудности предстоящего нам пути и те опасности, которые нас ожидали. Произносил он свой монолог так, как делают это профессиональные экскурсоводы, которым в глубине души порядком осточертела их работа. То есть с деланными драматическими интонациями и заранее запланированными многозначительными паузами и «ударными» восклицаниями, равномерно распределенными по тексту. Я почти сразу, не успев еще вникнуть в смысл высказываемых хозяином шатра сентенций, стал догадываться, к чему клонит иссушенный пустынным солнцем «магрибинец».

И точно: вслед за этим, видно, наизусть заученным монологом последовало предложение помочь господам путникам в преодолении пространства плато. Особый упор был сделан на то, что в эти дни твари вышли, что называется, на тропу войны и только опытный человек, владеющий знаниями и навыками Сумеречного народа, может реально помочь путникам при встрече с этой опасностью.

После короткой паузы и обмена лаконичными и непонятными мне репликами между моими спутниками речь зашла о цене предлагаемой услуги. Насколько я мог понять, хозяин считал эту цену ну просто символической, но для нашего «комсостава» она представлялась просто неподъемной. Однако сойтись на чем-то определенном высокие договаривающиеся стороны таки сумели. Как я догадался, часть цены за оказываемые услуги Ист получал тут же, немедленно, а часть – по записке Ольгреда на имя какого-то известного и ему, и хозяину лица. Записку Ольгред накатал тут же на вырванном из блокнота листке. Ист долго и внимательно этот листок изучал. Даже посмотрел на просвет, словно он был купюрой государственного банка, и, стараясь не помять, упрятал его в сложного устройства сумку, вовремя поданную ему коренастым слугой в камуфляже. Должно быть, расписка пришельца из нашего мира имела здесь какой-то вес.

Затем на столе была разложена нарисованная на тонкой, цвета закопченного апельсина коже карта. Хозяин шатра и мой «комсостав» склонились над ней. Необходимый для их взаимопонимания Тагара втиснулся между ними, и последовало детальное обсуждение предстоящего маршрута. Мне оставалось только тихо наслаждаться прохладой и относительной тишиной. Руководство почему-то считало нужным переговариваться между собой вполголоса. Оба слуги Иста не проявляли никаких признаков интереса к нашим занятиям.

Только раз всех отвлек на себя странный, гортанный завывающий звук, долетевший в шатер откуда-то с высоты. Словно там рвали листовую жесть. Я просто с любопытством глянул на потолок. Все остальные проявили явные признаки тревоги. Один лишь Ист остался абсолютно невозмутим. Только лицо его изобразило нечто означающее: «Я же говорил вам…»

Ольгред повернулся ко мне и многозначительно постучал по запястью – там, где должны были быть часы.

– Примерно полчаса на отдых, – распорядился он. – Прямо здесь. Потом – трогаемся. Придется потесниться. Этот тип, – он кивнул на хозяина, – поедет с нами.

Я пристроился в углу на ковре, выстилавшем полшатра, и честно попытался заснуть. В этом я не преуспел, но все-таки через эти самые «примерно полчаса» почувствовал себя изрядно посвежевшим.

Некоторое время я посвятил размышлениям о том, чем могут оказаться твари, о которых толковали мои спутники, и чем грозит встреча с ними. Определенные догадки у меня на этот счет были. Но вопросов задавать я не стал никому. Мне уже доставляло какое-то необъяснимое удовольствие жить в этих Странных Краях, не задавая вопросов.

* * *

Тронулись в путь мы действительно без проволочек. Дуппелю пришлось переместиться с переднего сиденья к нам с Тагарой. Место лоцмана занял невозмутимый Ист. В чем заключался секрет выбранного с его помощью маршрута, мне было трудно постичь. Как мне представлялось, мы продолжали двигаться через плато по геометрически почти идеальной прямой. И движение это продолжалось довольно долго.

В первые несколько минут позади нас маячили, уменьшаясь с расстоянием, черный силуэт шатра и две согбенные в прощальном поклоне фигурки слуг Иста. Потом пейзаж практически перестал меняться. Впереди пылил бронетранспортер, позади уплывали вдаль однообразного вида камни. Мне начало казаться, что я смотрю бесконечно повторяющиеся кадры замкнутой в кольцо видеоленты.

Некоторые камни, встречавшиеся вдоль дороги, лежали, кстати, ближе чем остальные. Да и форма их была довольно своеобразна. Это были этакие в два неполных оборота закрученные темно-синие «бублики», покрытые странным узором белесых трещин. Величиной каждое такое образование было, пожалуй, с покрышку громадного грузовика – из тех, что вывозят грунт и руду из открытых карьерных разработок всяческих ископаемых.

«Это что за чертовщина?» – спросил я сам себя. Но Дуппель и Тагара, должно быть, перехватили мой недоуменный взгляд.

– Гадаете, что это за украшение? – иронически осведомился Дуппель, кивая на очередной «бублик», проплывающий за окном.

Я пожал плечами в том смысле, что «да, гадаю, а что тут такого?»

Тагара хихикнул. Дуппель откашлялся.

– Так вот, это – дерьмо тварей, – объяснил он. – Не более того. Пугаться не стоит. Этим «скульптурам» помногу лет. Удивительно прочная штука, в этом климате по крайней мере.

Я почти сразу утратил интерес к «бубликам» и заскучал.

Некоторое разнообразие в мои путевые впечатления внесла огромная, тянущаяся от горизонта до горизонта ступенька высотой метра в четыре, пересекшая наш путь. Она была ровной, словно искусственная постройка. Снова захрипела рация, Ольгред покосился на Иста (тот не проявил ни малейшего намерения давать какие-либо руководящие указания) и распорядился обходить препятствие слева. Теперь мы покатили фактически перпендикулярно предыдущему направлению нашего движения.

Чертова ступенька все тянулась и тянулась, не собираясь, похоже, делаться ниже. Ист оставался невозмутим, Ольгред с мрачным видом управлялся с рулем. Дуппель нервно крякал и бормотал что-то в том смысле, что приходится уж больно здоровый крюк делать. А вот Тагара нервничал все больше и больше.

– Столбы! – прошептал он мне. – Мы слишком близко подъезжаем к столбам…

Он указал в сторону исполинских слоеных каменных «грибов». Мы и в самом деле двигались по направлению к ним. Близость этих – неустойчивых на вид – громад как-то не прибавляла мне оптимизма.

– Ну и что, что столбы? – фыркнул услышавший его шепот Дуппель. – Стоят себе и стоят. Ни один пока не упал.

– Твари! – ответил ему Тагара тем тоном, которым объясняют очевидные вещи несмышленышам. – Твари всегда любят прятаться там! Не надо подъезжать близко!

Ист на секунду повернул голову и бросил на мальчишку быстрый косой взгляд. То ли не следовало Тагаре говорить этого, то ли, наоборот, он вовремя напомнил об опасности. Так или иначе, «магрибинец» серьезнее относился к мальчишке, чем наши командиры.

«Интересно, – подумал я, – удастся ли мне хоть когда-нибудь узнать об этом Странном Мире столько же, сколько о нем уже знает этот мальчишка?» Но эту мысль тут же перебила другая – о том, что нечего мучить себя завистью к обитателям этого мира. На то они и родились тут, чтобы знать свою часть истины. А всю истину не знает никто. Мне же всего-то и нужно было знать, где в этом углу Мироздания найти моего брата и как с ним вместе выбраться отсюда. Я неожиданно ясно припомнил тот странный сон, в котором вместо Ромки мне приснился Тагара. Вспомнив это, я подумал, что надо найти время и место для того, чтобы по-настоящему, без помех и свидетелей, расспросить мальчишку о том, что он знает о законах здешних мест, о связи между нашими мирами и о Темном Мире. Может, стоило бы показать ему странную монету, подкинутую мне на лесной дороге уродливым Отраженным.

Снова захрипела рация, и бронетранспортер начал резко тормозить. Ольгред тоже резко сбросил скорость, осторожно обогнул его и остановил вездеход рядом.

Половина экипажа бэтээра сгрудилась вокруг командира, который что-то объяснял «личному составу», тыча пальцем куда-то себе под ноги. Ольгред и все четверо его пассажиров покинули «лендровер» и присоединились к слушателям полковника Горелова.

– След! – повернулся ко мне полковник. – И не один! Твари потоптались основательно. И совсем недавно. Ветер здесь заносит любые следы за полчаса. Так что мы, считайте, удачно разминулись. Если вы и в самом деле чего-то стоите, то вам надо бы сейчас вспомнить кое-что из арсенала ваших боевых умений. И вспомнить как можно скорее. Они в любой момент могут оказаться тут как тут.

Скорее всего, у полковника сложилось неправильное представление обо мне. Но у меня не было никакого желания объяснять ему, что я в лучшем случае – всего лишь непроявленный маг. А если говорить начистоту, то никакой не маг вообще. Поэтому я, не ответив Горелову ни слова, протиснулся ближе к песчаной плеши и принялся внимательно разглядывать отпечатки, оставленные на ней теми созданиями, которых здесь называли тварями.

Следы были основательные – чуть ли не метрового размера. И напоминали своими очертаниями следы каких-то птиц. Неужели твари были всего лишь чем-то вроде гигантских кур?

Ист отстранил меня и опустился около следов на колени. Тагара протиснулся к нему поближе и смотрел во все глаза. Старик согнулся над следами. Потрогал их. Даже зачем-то зачерпнул пригоршню песка с одного из отпечатков и просеял сквозь пальцы. Потом недовольно покачал головой.

– Это… Это не такая тварь, как все, – произнес он жестким голосом.

Поднявшись на ноги, он запрокинул голову и принялся рассматривать пустынный небосвод. Потом ссутулился и быстро зашагал к вездеходу. Но на полпути резко остановился, словно наткнувшись на невидимую стенку. Я догнал его и понял, что он вытаращенными и совершенно безумными глазами смотрит куда-то на горизонт. Я уставился туда же.

Если бы я не знал, что должен увидеть хоть что-то, я бы ни за что не увидел того, что так огорошило старого «магрибинца». Если бы я просто окидывал пространство взглядом – пусть даже и очень внимательным, то не рассмотрел бы там, вдали, эту кажущуюся отсюда тонкой струйку дыма, тянущуюся ввысь и в выси тающую.

– Мой шатер, – без всякого выражения произнес Ист. – Мой шатер… Его спалила тварь.

Я попытался мысленно прикинуть, на какое расстояние мы успели отъехать от жилища Иста. И на каком расстоянии может быть виден дым от его горящего хозяйства. Но, наверное, Исту было лучше судить о подобных вещах. Он стоял и не отрываясь смотрел на этот почти невидимый пожар.

– Но… – раздался у меня за спиной недоуменный мальчишеский голосок. – Но ведь твари не нападают на Сумеречный народ? – растерянно спросил «магрибинца» Тагара.

Ист повернулся к нему вполоборота.

– Меня там не было, – бросил он глухим, погасшим голосом. – И потом… Это какая-то неправильная тварь.

* * *

Наконец-то скальная ступенька пошла на убыль и сделалась уже вполне преодолимой преградой, а там и вовсе сошла на нет. Но и проклятые каменные «грибы» были теперь очень близки. Казалось, нависали прямо над головой. Наш караван снова взял правильный курс, но движение продолжал уже в мертвом, напряженном молчании. На броне бэтээра теперь дежурили двое бойцов со «Стрелами». Тагара все время норовил высунуться в окно и обозреть небосвод. Ист словно превратился в изваяние. Даже причитавший недавно Дуппель точно онемел.

Молчал и я. В конце концов, если все вокруг взвинчены и ожидают беды, то вряд ли я успокою их своей бестолковостью. Хотя, конечно, было бы неплохо, чтобы меня хотя бы проинструктировали на предмет того, как следует вести себя при встрече с этими тварями.

Я сосредоточился на окружающем пейзаже, уплывающем вдаль за окном, и обнаружил, что плато вовсе не абсолютно безжизненно. Основания «грибов» покрывал мох и какая-то вьющаяся растительность. Кое-где там же виднелись заросли кустарника и какие-то деревца. А разок-другой вдалеке промелькнули шустрые, приземистые тени неизвестных тварей, смахивающих на дикобразов. Судя по реакции моих спутников, они не представляли ни интереса, ни угрозы для нас.

* * *

И снова я увидел дым. Горело что-то лежавшее впереди по курсу. Ист неожиданно резко произнес что-то на своем языке, словно отдавал приказ. И Ольгред этот приказ выполнил: резко затормозил и прокричал в рацию команду остановиться нашей группе сопровождения.

Ист молча выбрался из вездехода и торопливо зашагал к паре костров, чадящих впереди. Похоже, что он не нуждался в сопровождающих. Мы переглянулись и все-таки не торопясь двинулись за ним. Чем ближе мы подходили к дымящимся кучам тряпья, тем лучше понимали, что это вовсе не просто дымящееся тряпье.

– Гос-с-споди! – пробормотал Дуппельмейер и стал судорожно расстегивать воротник.

Всего там лежало пятеро. Но не успели догореть только двое. Ист постоял над каждым из них. К одному нагнулся и, достав из складок одежды устрашающего вида тесак, подцепил им в дымящихся останках что-то блеснувшее на солнце. Ольгред довольно осторожно приблизился к нему. С другой стороны так же осторожно к «магрибинцу» подошел бритоголовый полковник. Тагара, наоборот, кинулся к Исту бегом. Вид сожженных трупов, похоже, был ему не внове.

Они о чем-то говорили на местном наречии, а Ольгред терпеливо ждал поодаль. И только когда Тагара отошел от «магрибинца» с каким-то обескураженным видом, Ольгред глухим голосом о чем-то спросил Иста. Тот с минуту что-то отвечал ему. Один раз поднес к его лицу ту блестящую штуку, что выудил из чадящего пепла. Потом оба быстрым шагом вернулись к вездеходу, а Горелов к своему бронетранспортеру.

Тут только я обратил внимание на то, что рядом с нашей колеей приткнулся вездеходик незнакомой мне марки. Он был цел и невредим. Должно быть, он-то и доставил сюда тех пятерых. И, наверное, они покинули свою машину и опрометью бросились к пологим выбоинам, расположенным поодаль. Думали, наверное, укрыться в них. Вероятно, они считали, что для твари главной мишенью будет автомобиль. Но ошиблись. Вездеходик как раз, судя по всему, не представлял для неведомого мне чудовища ровным счетом никакого интереса. Дуппель поймал мой взгляд и покачал головой с сочувствующим пониманием. Никто из нас не стал отвлекаться на осмотр осиротевшего вездехода.

– Трогаемся быстрее, – приказал Ольгред. – Как можно быстрее. Рвем на максимальной скорости и богу молимся о том, чтобы разминуться с тварями…

Он помолчал немного, крутя баранку. Потом коротко бросил:

– Здесь какая-то чертовщина началась. Твари на Сумеречных начали кидаться. Знаете, кто были те, которых поджарили там? – Он мотнул головой назад. – Это Крин, Сумеречник, и его слуги. Ист нашел там его амулет. Крин с ним не расставался… Я, кстати, Крина встречал пару раз. Однажды он меня провел через плато. Сроду никогда твари Сумеречников не трогали. А теперь, похоже рехнулись.

– Одна! – перебил его Тагара. – Наверное, только одна такая тварь. Больная или…

– Спасибо, сынок, – не оборачиваясь, отозвался Ольгред. – С нас хватит и одной. Притом, что, считай, без защиты едем. Солдатики против лихого народа – защита неплохая. Но вот против тварей, извини – увы!

– Надо было все-таки через перевалы двинуть, – пробормотал Тагара.

– Теперь все хороши советы давать! – отмахнулся от него наш рулевой.

– Слушай, – не выдержал я и таки начал задавать вопросы Тагаре. – Если эти Сумеречники знают секрет того, как можно от этих, как вы их называете, тварей защититься, то почему же они этим секретом не делятся? Или почему у них никто этого секрета не украл или просто не отнял? Тогда все было бы много проще у вас здесь.

Тагара удивленно уставился на меня. Образовавшейся паузой воспользовался Дуппельмейер. Он взял на себя труд объяснить ситуацию в понятных мне, по его мнению, терминах. – Понимаешь, – сказал он, – это не какой-нибудь секрет вроде приспособления или химического вещества типа репеллента от вредных насекомых или акул. Это врожденное свойство – находить общий язык с тварями. Как музыкальный слух, красивый голос, способность умножать в уме двадцатизначные числа или побеждать в шахматных чемпионатах. Этого нельзя достичь тренировками или какой-нибудь обработкой. Если это у тебя есть, то есть. Если нет, то нет.

– Это наследственное? – спросил я растерянно, так, словно это мне могло пригодиться в жизни.

– Все это плоховато изучено, – пожал плечами Дуппель. – Знаешь, есть такие специалисты, необязательно из Сумеречников, которые как-то могут эту способность у людей еще в раннем детстве определять. Ну, если удается уломать родителей… и если сами эти ребятишки на такое согласны, то их отдают в специальные школы… В общем-то они не бедствуют, Сумеречники эти. За то, чтобы с гарантией провести через плато караван, они берут неплохие денежки. Но только жизнь у них не слишком веселая. Общаются они в основном друг с другом. Народ с ними лишний раз старается не связываться…

Тут он скосился на безмолвного Иста и коротко махнул рукой. Должно быть, он не был так уж уверен, что тот совершенно не понимает нашего разговора.

– Просто некоторые думают… – тихо начал Тагара. Но Дуппель торопливо перебил его.

– Слушай! – окликнул он Ольгреда. – Оно, конечно, хорошо, что мы прем во весь опор, но если у нас полетят рессоры или еще какая-нибудь хрень, то нам придется добираться до мест обитаемых или на броне, или на своих двоих…

– Не говори под руку! – огрызнулся рулевой. – Я как-никак не первый раз прохожу плато…

* * *

Но Дуппель уже не слушал его. Он напряженно прислушивался к чему-то снаружи. На несколько секунд наступила тишина. И ее разорвал далекий, но отчетливый звук рвущейся жести. Уже знакомый звук. Ист заговорил быстро и жестко:

– Он сказал, что теперь надо наоборот… – торопливо стал переводить Тагара. – Надо жаться к столбам. Там твари будет сложнее маневрировать… Она снаружи идет, из пустыни. Забирайтесь прямо под них… А он… – Тут мальчишка кивнул на «магрибинца». – Он говорит, что справится… Он берет на себя. Он знает как…

Ольгред, который, видно, и без перевода Тагары понял слова Иста, закрутил баранку вправо. Физиономия его основательно перекосилась от какой-то бешеной смеси эмоций. Странно, что среди эмоций этих присутствовало и какое-то бесшабашное, мрачное веселье. Я, кажется, совсем ошалел, потому что, чуть ли не высунувшись по пояс из окошка, пытался разглядеть в небе или на земле приближающуюся опасность. Дуппель на пару с Тагарой втянули меня в кабину.

Бронетранспортер развернулся и теперь, оказавшись уже у нас в кильватере, тоже устремился под сомнительную защиту каменных исполинов. Жестяной крик из поднебесья повторился. Теперь его источник был уже заметно ближе. Похоже, что на Иста крик этот произвел куда большее впечатление, чем на нас. Мы-то были просто испуганы, а он – не только испуган, но и озадачен. Он явно не понимал чего-то. Но держался, явно стараясь сохранить лицо. Что-то указывал Ольгреду своей сухой рукой впереди. Бросал пристальные взгляды на небо и временами шептал про себя какие-то заклинания.

Тагара, похоже, впал в панику. Он казался зверьком, загнанным в ловушку. Ставшие круглыми и ужасно подвижными глаза его перебегали с одного из нас на другого.

– Я понял, – вдруг торопливо зашептал он. – Это за кем-то из нас. Я теперь не знаю – за мной или за тобой. Мутант… Управляемый. Таких Темные у себя выращивают…

Ольгред оторвал одну руку от баранки и сделал ею предупреждающий знак.

– Слышите? – негромко сказал он.

* * *

Мы замолкли. И действительно услыхали звук – какой-то привычный: ноющий и одновременно глухо тарахтящий.

«Вертушка», – сообразил я. – Тяжелый боевой вертолет…»

– Это помощь? – спросил я. Ольгред покачал головой:

– Нет… Это чья-то самодеятельность. Точнее, не чья-то, а наших – с ближней Базы. Гусарство чистой воды!

Звук вертолета приближался. Через несколько секунд мы уже видели его. «Вертушка» шла на высоте семисот – восьмисот метров к какой-то цели, которую я рассмотрел не сразу. А когда рассмотрел, то наконец понял, что вижу перед собой тварь.

Она была похожа на бабочку-бражника. Ее четыре крыла работали с такой быстротой, что почти сливались в одно радужное пятно. Но крылья гигантского насекомого несли «фюзеляж» сказочного дракона – ящера с ощеренной пастью. Издали трудно было оценить величину этого создания – уродливого и необыкновенно изящного одновременно. И только когда в поле моего зрения снова попал вертолет, я понял, что тварь превосходит его по размерам. Она, пожалуй, могла сравниться с межконтинентальным лайнером или крупным бомбардировщиком. И исполняла свою партию в той же тональности, что и оркестр, который звучал теперь с небес.

Это был звук низкий, воспринимаемый не столько слухом, сколько всем моим нутром – трепещущий и тревожный. Примерно тот, что издает мечущийся по комнате мотылек, залетевший в окно на свет свечи. Только этот трепет, что исходил от вибрирующих крыльев твари, был ощутимее в тысячи раз, чувствовался за километры, отделявшие нас от чудовища.

Этот тревожный трепет, звук винта и движка «вертушки», надсадный звук нашего мотора и скрежет камней под колесами обеих наших машин складывались в какую-то сумасшедшую какофонию, способную вывести из равновесия и покойника.

Ольгред, не отвлекаясь на происходящее в небе, сосредоточенно гнал «лендровер» к каменным гигантам. Нам же – мне и Дуппелю с Тагарой – ничего не оставалось, как пялить глаза на представление, разыгрывающееся уже почти над нами. Посмотреть было на что.

Теперь вертолет был уже в считанных сотнях метров от твари. Он стал набирать высоту и вдруг как-то неожиданно пыхнул тусклым огнем и облачком белесого дыма. На цель пошла пара ракет. Я успел подумать, что они, пожалуй, разнесут наконец чудище в клочья. Но надежда эта оказалась иллюзией: оба заряда легли мимо цели.

Зато вторую пару ракет «вертушка» выпустила чуть ли не в упор. На миг багровые вспышки взрывов и облако дыма почти скрыли тварь от наших глаз. Но уже через несколько секунд она снова была перед нами – целая и невредимая. Словно взорвались на ее шкуре не боевые ракеты, способные вывести из строя танк, а так – пара фейерверочных шутих.

Вслед за взрывами ракет с неба долетел гулкий вибрирующий стрекот крупнокалиберных пулеметов. Судя по всему, обстрел кусками свинца, величиной с хорошую сосиску каждый, летящими со скоростью, много превосходящей скорость звука, повлиял на чудище не больше чем легкий бодрящий массаж. Тварь круто взмыла ввысь. Похоже, что она вознамерилась атаковать вертолет сверху. Не знаю, сделал ли пилот «вертушки» роковую ошибку или попытался предпринять единственно возможный спасительный маневр, но все кончилось очень быстро.

Вертолет нырнул к земле, одновременно разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, и попытался уйти, стелясь над ровным, как стол, плато. Но тварь спикировала на него почти вертикально и вдруг дохнула длинной ослепительной струей пламени. Струя эта дотянулась до удирающей от нее «вертушки», ударила в нее, окутала коконом огня и погасла. Вертолет несколько секунд продолжал свой полет, чадя и оставляя за собой дымный шлейф, потом завалился набок, клюнул вниз и рассыпался пылающими клочьями обломков.

* * *

Казалось, наступила тишина. Только Дуппель загнул крепкое ругательство. И лишь сейчас я понял, что мы уже не мчимся по тряскому полотну плато, а стоим, почти упершись бампером в основание каменного «гриба». Он причудливым небоскребом высился над нами. Вокруг кучерявилась зеленью небольшая рощица, и сквозь заросли хилых деревцов и кустарника хорошо был виден притулившийся метрах в двадцати от нас бронетранспортер. Из него один за другим торопливо выскакивали солдаты и цепью рассыпались вдоль основания скалы. Только пулеметчик остался в машине да рядом с ней – бритоголовый полковник.

– Рассредоточиться! – скомандовал Горелов. – Прячьтесь в складках местности! В любой дырке, черт возьми! Не сбивайтесь в кучу, мать вашу! Все оружие – к бою!

Ольгред резко повернулся к нам:

– Вы что? Оглохли?! Делайте, как они!

Мы не заставили себя ждать и, вывалившись из вездехода, кинулись к скале. Ее, оказывается, рассекали глубокие вертикальные трещины. Виднелись и впадины, некоторые из которых вполне тянули на небольшие пещеры… Я оглянулся, чтобы сориентироваться: куда подались мои спутники и что там поделывает само чудище?

Тагара бежал прямо за мной. Куда делся Дуппель, было непонятно. А вот Ист с Ольгредом застряли около машины, препираясь. А что до твари, то она теперь была совсем рядом. Зависла прямо перед «грибной поляной» примерно на высоте метров двухсот. Нет, не было никакой тишины. Все вокруг содрогалось от мощной вибрации крыльев чудища. Теперь я имел возможность рассмотреть его как следует. Не могу сказать, что возможность эту можно было назвать счастливой.

На морде древнего ящера огромными полушариями выпирали фасеточные глаза исполинской стрекозы. А перед телом то ли змеи, то ли ящерицы были вскинуты и выставлены вперед – точно для защиты от чего-то – уродливые птичьи лапы с корявыми, заостренными пальцами-когтями. Не меньше чем в полтора человеческих роста каждый. Казалось, что тварь смотрит прямо на меня. И это парализовало. Я не мог заставить себя пошевелиться. Боялся выдать хоть одним движением.

Но тварь просто высматривала свои жертвы. Или делала выбор – с кого начать. Тагара уперся в меня руками и просто заставил двигаться дальше – к широкой расселине в скале. Я отступал туда почти что задом наперед и чуть ли не сворачивал себе шею не в силах оторвать взгляда от зависшего над нами монстра. Мною овладело – уже который раз в этих местах – чувство полной нереальности происходящего. Больше всего я желал в этот момент проснуться! Хотя бы в палате психиатрической клиники или в клетке вытрезвителя, но проснуться! И еще я наливался ненавистью к этой тупой гадине. На кой черт мы сдались ей? Неужели просто ненависть к роду человеческому двигала ею? Ведь те люди, оставшиеся лежать у дороги – теперь уже далеко позади, – не были съедены или ограблены. Нет, просто сожжены. Какого же черта?!

Пулеметчик, оставшийся в бэтээре, был, видно, отчаянным смельчаком. Или, может быть, просто сумасшедшим. Пулемет, нацеленный в брюхо твари, захрипел сбивчивыми очередями. Я зажмурился, ожидая нового смертоносного фейерверка. Но твари, кажется, не было дела до такой пустяшной щекотки. Она продолжала сотрясать воздух трепетом своих крыльев и высматривать или выжидать чего-то.

Почти одновременно в чудище полетели две «Стрелы». Одна прошла мимо, другая угодила в корпус твари и полыхнула огнем разрыва. Нет, оказывается, ракетный обстрел был монстру не совсем как с гуся вода. Взрыв придал твари такой толчок, что она чуть не зацепилась крыльями о землю. Плато огласил новый жестяной крик чудовища. Он был теперь настолько оглушительным, что я на несколько секунд буквально лишился слуха. И все, что в эти секунды происходило, смотрелось как немой фильм без музыкального сопровождения.

За какие-то доли секунды тварь выправила свое положение в воздухе, развернулась в том направлении, откуда пришли ракеты, и вскоре фейерверк все-таки последовал. Струя пламени дважды брызнула в подножие «гриба», скрытое от меня зарослями и скальным выступом. В мои оглохшие от металлического крика твари уши пробился чей-то нечеловеческий крик. И очень быстро смолк. Только шипящее потрескивание наполняло дрожащий от вибрации крыльев чудища воздух. Черный торопливый дым спешил выбраться из скрытой от моих глаз расщелины на гладь плато и рассеяться над нею, хотя я не ощущал вокруг ни малейшего ветерка.

У меня свело скулы, и что-то противно-кислое заполнило рот. Я с каким-то не то чтобы трудом, а просто преодолевая начавшиеся у меня спазмы, стал пятиться туда, куда меня упорно толкал Тагара, – в расщелину скалы.

Но в это время события опять – в который уж раз – приняли новый оборот.

Ист (про него я, кажется, и забыл вообще) все-таки взял инициативу на себя. От вездехода, у которого оставался до сих пор, он вдруг развернулся лицом к твари и, расставив руки в стороны, двинулся ей навстречу. Он так мне и запомнился – растопыренным крестом, бесстрашно идущим навстречу своей погибели.

Кажется, он запел. Впрочем, нет. Запел – не то слово… Он стал, скорее, говорить с тварью на ее жутком скрежещущем языке. Повторяя что-то одно и то же снова и снова. В этом было что-то невероятно жуткое – в нечеловеческом пении, нечеловеческой речи человеческого на вид существа. Я даже не мог понять, как обычные голосовые связки могут издавать эту хрипящую смесь звуков – высоких и низких. И в этой кошмарной какофонии присутствовала тем не менее какая-то гармония.

Нечеловеческая, выворачивающая душу, но все-таки гармония.

И какое-то действие этот ритуал возымел. Тварь замерла, словно прислушиваясь, снова развернулась в нашем направлении. Точнее, в направлении смело движущегося к ней Иста. Но в том-то и было дело, что я и Тагара находились почти точно у него за спиной. Как говорится – на линии огня.

На какое-то время – довольно долгое в масштабе молниеносно протекающих событий этого сражения – мне даже показалось, что этот безумный подвиг «магрибинца» не был напрасным. Тварь вроде бы замерла, остановилась в воздухе, словно задумавшись. Потом начала забирать вверх, будто вознамерилась отправиться отсюда восвояси. Но это оказалось иллюзией.

Чудовище всего лишь набирало высоту, чтобы спикировать на свою новую жертву. Я и глазом не успел моргнуть, а когтистые птичьи лапы уже сомкнулись на теле Сумеречника. Его речь мгновенно оборвалась с каким-то булькающим звуком. И опять все заглушил крик чудовища. Я мог только тупо смотреть на то, как тварь со своей добычей свечкой ушла в небо и на какие-то считанные секунды зависла на высоте, где она казалась действительно просто диковинным насекомым.

И там она разжала когти.

Я не знаю, был ли Ист еще жив, пока проделывал свой последний путь до древних камней плато. Скорее всего, хватка когтистых лап была для него смертельной. Летел он к земле, вращаясь и по-прежнему раскинув руки в стороны, словно воплощенный символ христианской религии. Казалось, этот сделавшийся крестом человек летит прямо на меня. Но, конечно, это только казалось. И через несколько секунд нелепая фигура исчезла из моего поля зрения, скрывшись за ближними зарослями. Я еле ощутил удар о землю где-то неподалеку.

И снова ящер-мотылек царил в воздухе.

– Вот и взял на себя… Вот и справился… – услышал я позади себя полный досады голос Дуппеля. – Лучше б мы у него и не задерживались, идиоты!

Неудивительно, что, как ни вглядывался я в стороны и в даль, не мог его обнаружить. Оказывается, он все время находился в двух шагах у меня за спиной. Уж не знаю, потому ли, что считал необходимым продолжать присматривать за мной, или потому, что считал эту позицию наиболее надежной. Я смог только выразительно посмотреть на него. Причитания в момент опасности всегда донимали меня больше, чем сама опасность. Мне было что вспомнить на этот счет. Я показал Дуппелю кулак.

– Мать вашу так… – простонал он. – Черт нас понес на это плато…

Почему-то меня особенно бесило и наполняло злобой именно то, что в эту смертоубийственную ловушку вместе с собой взрослые вроде дядьки, которые должны были разбираться, что здесь к чему, затащили парнишку, который всего и хотел-то – выжить в этом идиотском Мироздании. Собственный близкий и вполне ужасный конец как-то не сильно беспокоил меня. Страх во мне заглушала быстро растущая, слепая ненависть.

Тварь на какое-то время скрылась из виду. Только звук ее крыльев постоянно преследовал меня. Он то затихал, то нарастал снова. Больше в мире, похоже, ничего не происходило. Ничего не взрывалось. Никто больше не стрелял, не подавал команд. Все замерло в ожидании развязки.

* * *

Теперь мы – все трое – вжались, впечатались в глубину расщелины и скрючились там, стараясь сделаться невидимыми в жидковатых зарослях трав и колючего кустарника, прикрывавших эту щель в каменной стене, высившейся над нами. Надежным укрытием эту поросль назвать было нельзя. Собственно, наше убежище было не столько убежищем, сколько ловушкой. Утешало лишь то обстоятельство, что ловушкой было и все пространство в радиусе досягаемости проклятого летучего огнемета.

Дуппель умудрился втиснуться в каменную щель глубже нас всех, я устроился, упершись спиной в его колени, а в мои колени, в свою очередь, уперся своими острыми лопатками Тагара. Мальчишка, похоже, совсем сник. Откинув голову, он опустошенным взглядом смотрел перед собой в небо, забросив узкие в запястьях расслабленные руки на выставленные перед собой коленки. Кто-то из нас мелко дрожал. Может, Тагара, может, Дуппель, может, я сам. А может быть, все трое.

Я положил руку Тагаре на плечо и процедил сквозь зубы единственное, что смог:

– Спокойно, мальчик, спокойно…

* * *

И она – развязка эта – не заставила себя ждать.

Первыми ее вестниками появились в поле зрения Ольгред и бритоголовый полковник – один за другим. Оба двигались короткими перебежками вдоль стены, которой теперь служило основание ножки каменного «гриба». Оба опасливо поглядывали в небо. И оба пока что не замечали друг друга. Похоже было, что они искали кого-то из нас. Скорее всего, меня. Первым обнаружил наше убежище полковник.

Теперь, и не думая прятаться и маскироваться, выпрямившись во весь рост, он двинулся ко мне с таким видом, словно собирался тут же свернуть мне шею. Ольгред наконец заметил и его, и нас и тоже, забывая о всяких предосторожностях, кинулся ему наперерез. Кажется, с целью предотвратить назревавшее смертоубийство.

– Ну ты, колдун х…ев! – заорал Горелов, проламываясь через кустарник ко мне.

Был он до предела взбешен и вещал в основном кучерявым матом. Поэтому его слова я привожу здесь еще более приблизительно, чем слова других моих знакомых по Странному Краю.

– Какого черта все мы нянчимся с тобой, если ты, оказывается, ни на что не способен? Мы все рискуем жизнью. Сейчас четверо моих ребят остались калеками на всю жизнь! – орал он, – А двоих из них мы просто не довезем до базы. А ты, вместо того чтобы помочь хоть чем-то, прячешь свою задницу здесь в камушках! Или ты сейчас же крикнешь твое Заклинание, твое Слово… Или я раньше, чем тварь спалит всех нас, сделаю из тебя решето!

Он самым недвусмысленным образом вытащил из расстегнутой кобуры свой ПМ. Тут подоспевший Ольгред успел ухватить его за локоть.

– Вы не понимаете! – закричал он сорванным голосом. – Он не может! Он своего Слова не знает! Это еще непроявленный маг! Понимаете? Не-про-яв-лен-ный! Думаете, ему самому не хочется жить? Думаете, он что – полный идиот?

Но полковник находился уже не в том состоянии, когда человек бывает восприимчив к доводам логики.

– Если он у вас не-про-яв-лен-ный, – продолжал он орать, передразнивая Ольгреда, – то пусть быстрее проявляется! Раньше чем я сосчитаю до трех! Вы все это поняли? Ну! – крикнул он мне. – Где твое Слово?! Где твое разящее Слово?!

Зрачок пистолетного дула оказался прямо напротив моей переносицы.

– Одну секунду! – почти взвизгнул Дуппель. – Только одну секунду! Он вспомнит… Он сейчас вспомнит…

Он вопросительно воззрился на Ольгреда. И Ольгред кивнул. Тяжело и со значением.

– Да… – произнес он тем тоном, которым в кино говорят судьи и прокуроры. – Да. Пришел момент. Надо это сделать! Ты уж извини… – добавил он, обращаясь ко мне, и развел руками.

У Дуппеля зуб на зуб не попадал. Он торопливо, дрожащими руками отстегивал что-то от пояса. Какой-то футляр рассмотрел я, скосившись. Такой белый пластиковый футляр. А из футляра, торопливо развинтив его, он достал довольно большой шприц и стал сдирать с его иглы защитное покрытие. Шприц был уже готов к действию. Золотистая, янтарная жидкость, наполнявшая его, зловеще блеснула, попав в солнечный луч. Тагара еще сильнее прижался ко мне, и глаза его вконец округлились от страха.

– Н-н-не-э-э… – выдавил он из себя. Но его просто никто не слушал.

– Т-теперь, – прошептал мне Дуппель, – или пан или пропал! Или начнешь вспоминать… С-свою суть… Или, прости – загнешься… Но только мы все здесь испечемся сейчас. Так что терять нечего… Вспомни Слово! Слово разящее!..

– Шансы? – спросил я, стараясь имитировать полное хладнокровие. – Хотя бы половина на половину?

Дуппель не ответил. Видно, не смог выдавить из себя ответ. Только отрицательно затряс головой, и глаза его наполнились безнадежным отчаянием. Стальная игла нащупала мою вену, и содержимое шприца горячей, обжигающей волной покатилось по моим сосудам.

А терять и действительно было нечего: над верхушками невысоких деревцов, честно пытавшихся скрыть нас, уже поднималась трепещущая крыльями гигантского бражника громадная туша твари.

«Финиш! – подумал я. – Сейчас узнаю, что значит сгореть заживо!»

И в тот момент, когда горячая волна, рожденная зельем, вырвавшимся из шприца, добралась до моей головы и охватила мозг, я выкрикнул в такую близкую морду чудища единственное, что оставалось у меня в голове.

– Чтоб ты сдохла, тварь!!! – заорал я. – Чтоб ты сдохла!!! Подавись!!!

То, что произошло дальше, было, наверное, самой большой неожиданностью, которую мне довелось и доведется когда-либо испытать в жизни.

Пламя, яркое и слепящее, просто разорвало тварь в пылающие клочья. И они, кувыркаясь и продолжая рваться на все более мелкие куски, полетели жутковатым фейерверком в разные стороны.

Я оглох, а потом чуть было не ослеп. Если бы бритоголовый полковник не набросил мне на мое лицо свой бушлат, я точно лишился бы зрения.

* * *

Потом случился небольшой провал в памяти, из которого я вынырнул, уже сидя на заботливо подостланном под меня брезентом и ощупывая опаленные брови и ресницы. Волосам, видно, тоже досталось. Зеркала окрест не было, но, судя по виду присутствующих Дуппеля и Ольгреда, внешность моя производила не лучшее впечатление. У меня еще была потом возможность убедиться в том, что множественные ожоги и шрамы не украсили мою физиономию. Как, впрочем, и другие открытые части тела. Но что до впечатления, которое я производил на присутствующих в целом, то сейчас его явно определяла не внешность.

Все, кто мог держаться на ногах, окружили меня и рассматривали с явным уважением. Среди прочих тут был и Тагара. Только его уважение больше походило на тревогу.

– Возьми, – сказал Дуппель, протягивая мне открытый коробок, – это заживляющая штука.

Коробок был наполнен то ли мазью, то ли глиной преотвратительного вида. Но, судя по тому, как щедро Дуппельмейер покрыл ею свои ожоги, какими-то целебными свойствами эта субстанция обладала.

– Уф-ф-ф! – добавил он. – Рад, что ты остался живым. С-считай – счастливчик!

– Очень жаль, что вы с ним припозднились, – мрачно бросил Горелов. – Только после того, как мы начали терять людей…

Он перебросил свой подпаленный бушлат через плечо и, молча кивнув своим людям, зашагал к своему бронетранспортеру. Мы помогли солдатам донести до машины раненых.

* * *

– Теперь уже недалеко, – сообщил Ольгред, усаживаясь за руль вездехода. – Но пока не расслабляйтесь. Впрочем…

Он помолчал, выводя «лендровер» на крейсерскую скорость, в хвост бэтээру.

– Впрочем, тебе, – он кивнул мне, – может быть, полезно будет вздремнуть…

Я решил тоже перейти на «ты».

– Что это была за дрянь, которую ты мне вколол? – поинтересовался я у Дуппеля. – Что, я и впрямь мог от нее загнуться?

– Еще как! – усмехнулся тот. – Можно сказать, в девяти случаях из десяти. Правда, была у тебя еще возможность просто дурачком остаться. Но, согласись, это был оправданный риск. Эту смесь разработали наши умники, как говорится, методом тыка. Называется обычно – «Пробуждение-3». Так вот, когда она действует на такого, как ты, непроявленного, «латентного», как говорят, мага, то просто случайно ломает всякие тормоза, которые блокируют его способности, и чаще всего маг сам себя разрушает. Себя всего или собственный разум. Просто потому, что, сам того не понимая, начинает командовать силами, о которых не имеет ни малейшего представления. Нам разрешено применять эту штуку только в критических ситуациях. Не думал, что в такой окажусь. Но, как говорится, от тюрьмы и от сумы…

– А если человек не маг? – полюбопытствовал я.

– А вот тогда ему ничего особенного и не сделается, – пожал плечами Дуппель. – Для простых смертных это не более чем сильное снотворное с некоторыми побочными эффектами, и все. Магов убивает собственная магия. Но тебя бог миловал.

Мне было над чем задуматься. Одно было ясно: само по себе пятнышко красителя, введенного в вену, никаких необычайных способностей мне сообщить не могло. Однако вопреки этому совершенно логичному соображению своими глазами я только что видел вполне недвусмысленное подтверждение своих магических способностей.

Мысли мои начали путаться, тихо накатывался сон, выключая одно за другим все чувства и желания, кроме одного – наконец выспаться.

* * *

Проснулся я оттого, что Ольгред тряс меня за плечо. Я с трудом разлепил веки и увидел, что ландшафт вокруг успел разительно измениться. Наш мини-караван спускался по уже вполне приличной на вид дороге в поражающую обилием зелени долину. И уже недалеко от нас – посреди этой долины – виднелись крыши и башенки городка, казавшегося игрушечным.

– Ну, теперь я могу наконец сказать тебе: «Добро пожаловать в Странный Край, господин Меченный Знаком!» – с торжественным видом произнес Ольгред.

– Так вы и сами называете это место Странным Краем? – наконец-то додумался спросить я.

– По-твоему, этот край – вполне обычный? – меланхолически отозвался Ольгред. Спорить с ним было трудно.