"Скрижаль Дурной Вести" - читать интересную книгу автора (Иванов Борис)

Часть II КАПО-КВАЧА

Глава 4 БОГ ПЕРВОЙ КРОВИ

— Повторяю: все шло нормальным ходом, — зло сказал Адриатика. — Дежурным Джок заплатил столько, сколько нужно, чтобы нам с Бонифацием не мешали полчасика беседовать по душам. Да и сам старик сперва был не против переброситься со мной парой слов. Но только вот, оказывается, я не один к нему наведался.

— Ты должен был подстраховаться, Фай, — строго заметил присевший на край своего президентских размеров стола Папа Джанфранко.

— Не ребенок я, — не без обиды в голосе отозвался Адриатика. — В коридоре Джок на стреме болтался. Как найду — шею сверну дурню. Хотя против гипнополя Джок, конечно, не защита...

— Думаешь, гипноиндуктором вас накрыли?

— Очень похоже. Только странным был гипноз... В общем, только я у старика Бонифация о здоровье справился, как смотрю — он меня и не слушает вовсе, а куда-то мне за спину таращится. Ну я, естественно, оборачиваюсь, и с того момента — в голове все едет. Помню только, что толковали они долго. Я же сижу — пень пнем. А ТОТ — за спиной у меня — талдычит и талдычит... А чего ему надо было — убейте, не помню. Потом только у Джанни в машине соображать что-то начал...

— Ладно. — Папа тяжело вздохнул. — Я знаю, что обштопать тебя, Фай, — дело не из легких. Сдается мне, что пока не стоит нам соваться в эти дела... В каком состоянии старик-то теперь?

Этот вопрос он адресовал своему секретарю, только что осторожно появившемуся в дверях.

— Чарутти полчаса назад докладывал — все в норме. Но пока к нему никого не пускают.

— Джок объявился? Грибник?

— Сидит у Волынски в околотке. Его вместе с Фаем и сгребли, когда шум весь этот поднялся. Чарутти говорит, что из-за него все и вышло. Его там за покойника приняли — на полу сидел в закутке каком-то. Ну, дежурный сразу про палату господина Мелканяна и вспомнил. Такая деталь: там еще один деятель был — в палате... Громадных размеров тип. Одет под санитара. Он смылся. С ним связываться побоялись.

— Громадных, говоришь, размеров?

— Чарутти говорит. Точнее, ему так сказали. Еще он говорит, что это характерно. И еще, — громила секретарь наконец мотивировал свое появление в кабинете шефа, — здесь бич какой-то приходил. Как с помойки выбрался. И тощий весь как щепка. Просил передать вам это вот...

Каттаруза, неприязненно поморщившись, взял сработанный из плотной фольги конверт, вскрыл его и прочитал несколько строчек, от руки нацарапанных на листке желтоватой бумаги. Ни имя Самуэля Бирмана, ни его должность, ни отношения Самуэля с людьми Янтарного Храма не вызвали у него никаких эмоций. Важен был только знак, стоящий вместо подписи. Знак менял цвет. Выцветал на глазах. Совсем исчез.

Папа задумался.

— Ладно... Ты в форме? — осведомился он у Фая.

— Я как-никак не барышня, чтобы месяц приходить в себя после того, как меня поимели...

Папа протянул ему записку.

— Этого человека достанешь живым. Запрешь в надежном месте. Лучше на «русской даче».

— Ясно, — торопливо сказал Фай, с недоумением разглядывая листок.

— Шкурку, смотри, не попорть... И вот еще что... — Каттаруза переменил позу. Почесал нос. — ТОТ... что стоял за тобой... там — в палате... Это и был тот громила, что косил под санитара?

Адриатика передернул плечами.

— Да нет... Мне, сам видишь, не очень-то все это запомнилось... Но ЭТО — та… тень. Я, собственно, только тень и видел... Странная такая. Не совсем человеческая. Урод страшный. И вместо глаз у него — Желтый Огонь...

Клайд не сразу понял, что то, что он видит перед собой, — просто-напросто небо. Небо Северного полушария. Голова его работала с некоторым трудом. Удивительно, что обошлось только этим. Зеленая, в кружевном орнаменте то ли леса, то ли кустарника, бескрайняя гладь болот раскинулась под ним после долгого, похожего на дурной сон полета под ядовито-желтым куполом давно устаревшей конструкции парашюта, и он только-только стал что-то различать с той головокружительной высоты, на которой находился. И только когда в его поле зрения вплыла скалистая, поросшая черным лесом громада берега, он понял, что высота эта не так уж велика — совсем не так уж... Это было последнее, что он запомнил.

Только поднявшись сначала на колени, а затем — осторожно — в полный рост, он сориентировался в окружавшем его пространстве — душном и огромном. То, что громоздилось из-за горизонта, наводя на мысль то ли о гигантской горной гряде, то ли о дыре в четвертое измерение, было просто грядой грозовых облаков. Как раз когда Клайд окончательно пришел в себя, ее прорезала молния. Потом он понял, что эти молнии — чудовищно яркие, слепящие — бьют здесь непрерывно по всему горизонту. Это делало мир вокруг странно зыбким. То и дело из-под ног вырывались призрачные тени, трепеща, устремлялись вдаль и тут же исчезали, сменяясь новыми и новыми. Терпкие, не слишком приятные ароматы забирались в ноздри. Еще немного позже до него дошло, что в уши ему мягким, но постоянным давящим потоком входит гром, беспрерывными раскатами бродящий по затянутым мглой сумрачным далям.

Он сделал пару шагов по странно пружинящей поверхности почвы и понял еще одну вещь — он был все еще жив только потому, что находился на превратившемся в надувной плот парашюте, разостлавшемся по вздрагивающей от каждого его движения трясине. Он совершенно не помнил, когда успел выбраться на этот островок безопасности. Видимо, он отделался относительно легким сотрясением мозга, вышибившим у него из памяти момент приземления.

Осторожно приблизившись к краю плотика, он оценил расстояние до выпиравших из недр болота скал: не так уж и много — с треть километра примерно. Дальше, примерно на километр, простиралась покрытая скудной растительностью равнина, а там дальше — ближе к предгорьям — стеной вставал черный и — даже с такого расстояния было заметно — пропитанный влагой лес.

Избавившись от гермокостюма, в котором недолго было и испечься, Клайд некоторое время решал проблему обуви. Он прекрасно понимал, что чисто городская обувка, оставленная им в кабине канувшего в недра болот челнока, ему мало сгодилась бы в дальнем пути — а путь предстоял дальний, — но толку от бахил гермокостюма предвиделось не больше. Все-таки это было лучше, чем ничего: он не без труда раскроил комбинезон на несколько частей, некоторые зашвырнул в топь, а другие напялил на сохранившийся на нем комплект сугубо партикулярной одежки. Распечатав рюкзак со спасательным комплектом, Клайд слегка воспрянул духом, — по крайней мере, там был парализатор с запасом игл, медикаменты, запас суперконцентрата, устройство для очистки воды и, главное, достаточно подробный набор карт и инструкций для передвижения по необитаемой части Планеты. Нашлась даже удочка с набором синтетических наживок. От двух предметов, содержащихся в комплекте, правда, видимой пользы не было: от компаса, стрелка которого лишь бестолково вертелась (в Северном полушарии стоял период магнитных бурь), и от одноволнового радиопередатчика, настроенного на волну орбитальной спасательной системы. Привести его в действие — означало немедленно отдаться в руки полиции. Правда, и этой последней пришлось бы попотеть, чтобы выковырнуть отсюда незадачливого хайджекера, но уж она бы постаралась, в этом можно было не сомневаться. Так что этот вариант можно было оставить напоследок. Подумав немного, Клайд сжег мосты — зашвырнул передатчик подальше в топь. Принимая во внимание возможности «радиоэха», вмонтированного в игрушку, поступок был не самый глупый.

Сориентироваться по Звезде удалось весьма приблизительно — Клайд нечетко представлял, в каком часовом поясе находится. Во всяком случае, кроме как на берег и дальше — к западу дороги пока не предвиделось. Если снежные вершины гор — там вдали — принадлежали одному из двух горных массивов, указанных на карте, то, разглядев их получше, можно будет наконец точно узнать свое местоположение. В любом случае в инструкции было отмечено (да Клайд и сам помнил кое-что из читанного им о Малой Колонии), что в предгорьях могли встретиться туземцы. Правда, трудно сказать, чем это может закончиться. Еще раз окинул он взглядом бесконечную, казалось, зловонную гладь болота. Мороз пробрал по коже, несмотря на душную жару, царившую вокруг.

— Капо-Квача, — произнес он прочитанное на карте название. — Капо-Квача...

— Поверните руку еще раз... Вот так... — Мастер-Канова щелкнул кнопкой голографического регистратора. Еще раз и еще.

— Теперь можете надеть повязку. Чем меньше эта штука будет торчать на виду, тем лучше.

Шаленый начал заново укутывать украшенный Перстнем палец бинтом. Конечно, такой камуфляж выглядел архаично — заплатка до репарирующего геля не привлекала бы такого внимания, но гель не стал бы долго держаться на совершенно здоровом пальце.

— Вокруг пальца, гад, вертится, — в сердцах рявкнул он. — Туда-сюда вроде ходит. Но с натугой. А как стаскивать начинаю — так, ядрена вошь, ни в какую. И при этом... слабею я, что ли... И что-то на душе не так становится... — посетовал он, скребя ту часть своего мощного торса, в которой, по его мнению, должна была находиться упомянутая субстанция.

— Вы, конечно, можете распилить кольцо. Только я вам этого не советую. И сам за это, конечно, не возьмусь. Вы знаете историю Мураты?

— Мне здесь недосуг было сказки-то слушать...

Словно в подтверждение этих слов, блок связи в кармане его куртки, висевшей на спинке стула, заверещал ласковым сверчком.

— Это — не совсем сказки... Вам надо хорошо ознакомиться с... м-м... предысторией вопроса, если вы хотите работать с ПРЕДМЕТОМ...

— Вот этим-то я и займусь... Уж как бог свят — займусь.

Откашлявшись, Шишел взял наконец блок и врубил прием.

— Вы как, в форме, Димитри? — осведомился звенящий голосок Роми — диспетчера заведения Роланда.

— Ну? — подтвердил содержавшееся в вопросе утверждение Шишел.

— Тут нам подкинули один заказ... Записать на вас?

— По воскресному тарифу, разумеется?..

— Хорошо. Запишите — Кэмп-Парадиз, Северная Роща, аллея Гри-Гри, две тысячи сто один. Фургон уже там. За рулем — Роббинс. Отгоните груз в Саут-Бэй.

Тащиться на Восточное побережье вовсе не улыбалось Шишелу, но, возможно, оно и к лучшему — день-другой не стоило торчать в городе, у всех на глазах. Неожиданный заказ вполне вписывался в его планы.

— Принял, — сказал Шаленый.

Пробубнил в микрофон адрес заказчика и вырубил блок.

Какова аккуратно кашлянул.

— Осталось обсудить немногое. Сколько копий Предмета необходимо нам? Работа непростая...

Это «нам» Шаленому понравилось.

— Полдюжины — осилишь?

— Это почти месяц работы. Я же не могу делать ЭТО на глазах своих сотрудников. Но не люблю числа «шесть». Часть «Числа Зверя»...

— Даю три недели, — отрезал Шишел.

— Итак, главная примета — габариты? — Энни приняла «позу лотоса» на довольно узком диване и сосредоточила взгляд на переносице Уолта.

Бездонно-черные раскосые глаза Энни никогда не оставляли Уолта равнодушным, а сейчас так просто сбивали репортера с толку. Он безрезультатно покрутил верньер дешифратора.

— Да, пожалуй, только это. Там было довольно темно. А высунуть регистратор подальше я не решился. У типа в руках, как видишь, — здоровенная «пушка».

— Да. Она-то хорошо получилась. — Энни снова перевела взгляд на экран. — Прибавь яркости... Да... Не то чтобы лысый, но какой-то... Облезлый, скажем... Морда не тупая... Даже в чем-то — добрая. Хотя и страшная. Насколько можно разобрать... Довольно редкая особь, одним словом. Должен быть известен в криминальных кругах. Опять придется приглашать на коктейль всякую шваль.

— А главная его примета — Дьяволов Камень на пальце... — мрачно подытожил Уолт. — У меня вытанцовывается определенная картина того, что приключилось в тот вечер.

— Картина — проще некуда. Покуда Мак-Аллистер и еще какие-то идиоты с тобой вместе толклись у парадного входа конторы Мелканяна, этот тип потрошил сейф старого козла. Залез через мусоропровод — полиция это уже установила. По дурости напялил перстенек. Вот теперь с ним и мается.

— А от него действительно нельзя избавиться? Ну хотя бы вместе с пальцем?

— Только вместе с жизнью. Да и это проблематично... Уже пробовали в прошлом. — Энни похлопала по папке с распечатками — набежавшая за пару суток информация о предыстории Похищения.

— Мурата. И какой-то еще тип из адептов Воду... Жуткие вещи происходили с ними. Так что этот тип... Он очень опасен сейчас... Каждый раз, когда появлялся новый Избранник, черт его знает что происходило в Малой Колонии. И не только в ней...

— Так что — любой, надевший Перстень, не может уже от него избавиться? И неизбежно превращается в монстра?

— Перстень дается только Избраннику. Всякому постороннему он просто безразличен, посторонний как наденет, так и снимет. Но мало кому представлялась возможность попробовать. А из них — из тех, кому она представлялась, — мало кто решился на это.

Энни хлопнула по клавише и убрала с экрана расшифровку записи регистратора Уолта. Монитор привычно переключился на восьмой канал ТВ. Повторяли материал по угону «Покахонтес». На Уолта устало смотрел заснятый камерами внутреннего слежения лайнера Клайд Ван-Дейл. И кого-то ужасно ему напоминал.

Человек, одетый в униформу служителя операционной, опустив глаза, шел по коридору госпиталя. У ниши с мониторами он остановился и, убедившись, что вокруг никого нет профессионально, незаметным движением достал из кармана шприц-ампулу. Снял с иглы защитный колпачок и определил в утилизатор. Саму ампулу зажал в ладони так, что грязные ногти впились в мякоть, а руку сунул в карман. Конечно, не дело обращаться этак вот со стерильным оборудованием, но тому, кому предназначалась инъекция, уже не страшно было бы заражение крови. Потом.

У двери палаты сто восемь фронт работы для человека с опущенными глазами был подготовлен. Дежурного охранника, выставленного в коридоре после ночных событий, вполне убедил звонок от имени заведующего отделением. Он считал, что хорошо знает голос доктора Пинейру.

Человек со шприцем в кармане вошел в палату. Свет в ней был погашен, жалюзи — закрыты. Чтобы сориентироваться, ему пришлось остановиться на секунду-другую. На плечо ему легла легкая рука.

— Что надо вам здесь? — спросил его вкрадчивый, шелестящий голос.

Человек со шприцем резко обернулся, встретился глазами с затянутыми золотой поволокой зрачками сжавшегося в углу человека, как и он сам наряженного в медицинскую униформу, и выбросил руку вперед. И тут же ощутил обжигающий удар стали в солнечное сплетение. Его противник, так же как и он сам, бесшумно согнулся в три погибели.

— Мы... — выдавил он из себя вполголоса, — мы опоздали... — И ткнулся лицом в стерильный пластик пола.

Человек со шприцем — теперь уже пустым — с трудом вытащил из-за пояса пистолет и выпустил всю обойму по постели больного. Для себя он оставил только последний заряд. Когда он засовывал ствол в рот, раскаленный металл сильно обжег его губы.

Спохватившийся наконец охранник вбежал в палату — на подозрительный шум. Некоторое время он остолбенело смотрел на диковатый узор, который написали на стене кровь и мозг одного из двух скорчившихся на полу людей. Потом перевел взгляд на изрешеченную пулями кровать. Она была пуста.

— Вы хорошо подумали, сержант? — лейтенант Руцки поднял голубые выцветшие глаза на такие же — голубые и выцветшие гляделки сержанта Харриса. — Вам далеко еще до полной выслуги лет. На полную пенсию вы не можете рассчитывать...

Он неопределенно повертел в руках листок с прошением об отставке. Душа его ликовала, но соблюсти все формальности было долгом лейтенанта.

— Поверьте мне, я никогда бы не решился покинуть ряды полиции, если бы не плачевная необходимость позаботиться о делах семьи. Мой отец призывает меня возглавить вместо него наше семейное дело. Сам он уже не в силах...

— Солидное дело? — стараясь не выдать полного безразличия к причинам, по которым Господь наконец сподобил столичную полицию избавиться от Дубины-Харриса, осведомился Руцки.

— Какое-никакое, а кормит, — поднапыжившись, ответствовал Харрис. — Без хорошего руководства всему семейному бизнесу — труба...

— Вообще-то ваши мотивировки не выглядят... э-э... абсолютно убедительными. — Лейтенант поморщился. — Но я передам ваш рапорт по инстанции, и, я думаю, для ВАШЕГО, — он не удержался от кривоватой улыбки, — для вашего случая будет принято вполне удовлетворяющее вас решение. Однако раньше чем через две недели вы не сможете оставить выполнение своих обязанностей.

Выходя из кабинета начальника, сержант встретился глазами с патрульным Родменом и пожал плечами, — мол, не удалось ускорить процесс. Пол понимающе пожал плечами в ответ.

— Вам удалось выспаться, капитан?

— А вам, следователь?

— Знаете, всю ночь... все утро, точнее, ломал голову... Мотивы поступка этого... камикадзе... угонщика...

— Выкиньте из головы. Пусть она болит у этого вашего коллеги... Скажите-ка мне лучше, как вы оцениваете то, что приключилось в госпитале? С господином Мелканяном.

— Ночью?

— И днем. Вы еще не в курсе? Проклятый хитрец исчез. А нам на память оставил пару трупов. Правда, похоже, ребята прикончили друг друга. Так сказать, не вовремя встретились. В обоих случаях — сильный яд. У одного — в шприц-ампуле, у другого — на клинке. Тот, кому досталось с клинка, еще и вышиб себе мозги. Из «кобры». По всей вероятности для пущей надежности...

— Кто занимается этим делом? — спросил следователь. — Надо запросить материалы...

— Делом занимается, разумеется, все тот же лейтенант Фоке. Из Криминального департамента. Как на нем повисло ограбление «Джевелри трэйдс», так оно и висит... А материалы я уже переключил на наш терминал. Существенно то, что оба покойничка — члены сект. Судя по знакам на теле. Личности пока не установлены.

Капитан бросил на стол снимок.

— У этого на спине — сломанный крест вверх ногами. Послушник Ложного Учения. Официально не существующего. Некоторое время Чертов Камень переходил из рук в руки — от одного адепта этой секты к другому...

— Ого, — сказал федеральный следователь.

— А у этого на запястье слабая такая татуировка в виде браслета... Кто-то из младших чинов Янтарного Храма. Вполне законопослушная, зарегистрированная церковь. Только весьма замкнутая... Предвижу ваш вопрос — нет, к Камню Храм имеет не больше отношения, чем любой другой культ. Хотя известно, что иерархи Храма систематически призывают утопить Камень в океане или замуровать его в скалах.

— Так что отношение к нему этот Храм все-таки имеет — негативное... — уточнил Клецки.

— Так или иначе, эта веревочка, считайте, оборвана. От сект мы ничего не добьемся. Мелканяна, конечно, будем искать, но...

Капитан Остин окинул унылым взглядом разложенные на столе бумаги. Молитвенно свел вместе кончики пальцев.

— Я, — задумчиво продолжил он, — тоже не много спал в остаток этой ночи... И пришел к выводу, что должен просить вас о некоей услуге.

— Всегда в вашем распоряжении...

— Не сомневаюсь... Дело деликатное. Включите свою глушилку. На свою я не надеюсь.

Клецки молча щелкнул клавишей. В воздухе повисло тихое, возмущенное попискивание регистраторов обоих офицеров, мирно беседующих в кабинете с тройной защитой от средств подслушивания.

— Мне не простят... — Капитан контрразведки внимательно глянул в глаза федерального следователя. — Мне не простят, если я осмелюсь хотя бы щепочкой потрогать профессора Рональда Мак-Аллистера. Но ведь Федеральному управлению этого запретить никто не может? На этой планете.

— Вы уверены, капитан, — федеральный следователь начал переставлять канцелярскую мелочь на своем столе па манер шахматных фигур, — что все остальные, рассмотренные нами направления следствия ведут в тупик?

— Тупика не будет, следователь. Будет катастрофа. Вы, видимо, плохо представляете себе, что означает Чертов Камушек в чьих-то — неизвестно чьих — руках... Комплекс недаром им интересуется...

— Что вы имеете в виду?

— Считается, что Камень в определенных условиях может радикально повлиять на ход событий во Вселенной. Изменить ее судьбу. И это, похоже, не блеф. Цивилизация, в руинах которой его нашли, сгинула. И может, и нас ждет что-то в этом духе...

Оба собеседника помолчали.

— Итак, — возобновил разговор федеральный следователь, — профессор Рональд Мак-Аллистер...

— Либо был соучастником похищения Камня, что было бы совершенно бессмысленно, либо имеет в своем распоряжении способ определения — очень точного определения местонахождения этого... предмета. Именно благодаря этому он устремился в некий определенный пункт города сразу после похищения. Это первое.

— Ну, об этом я уже думал. Однако тогда ограбление номер два — я имею в виду то, что произошло в «Джевелри трэйдс»...

— ...было продолжением ограбления номер один — того, при котором нас с вами надушили слезоточивым газом.

— В таком случае... В таком случае — или профессор завладел Камнем, или утратил возможность определить его местонахождение. Но и в том и в другом случае он будет нем как могила.

— Да, на задушевную беседу с ним вы можете не рассчитывать. Нам остается одно. Вы понимаете меня?

— Я прекрасно понимаю вас. Нам остается одно — хорошо продуманная провокация.

Хорошо поразмыслив и заодно еще немного придя в себя, Клайд проглотил профилактический набор лекарственных средств, вновь упаковал рюкзак и, повесив парализатор на грудь, осторожно шагнул на одну из ближних кочек — ту, что казалась ненадежнее. Дурацкое удилище он использовал в качестве щупа. Кочка просела, но не провалилась. С лихорадочной быстротой Клайд перепрыгнул на вторую возвышенность, с нее — дальше. Через четверть часа он основательно выдохся и, обернувшись, понял, что вернуться на плотик уже, пожалуй, не сможет — потревоженная его прыжками поверхность болота расползалась гладью черных вод. А до берега вроде не стало ближе — слишком сложным зигзагом приходилось ему двигаться. Передышки болото ему тоже не давало — каждая очередная, с виду надежная кочка, повременив немного, вновь и вновь тихо уходила из-под ног. К тому же и тучи надвинулись, закрыв уже куда больше чем полнеба: вот-вот должен был грянуть дождь. Проклиная на чем свет стоит всю Малую Колонию и гнусное Северное полушарие, Клайд удвоил сбои старания и еще четверть часа спустя слегка преуспел в целенаправленных скачках.

Где-то уже в полусотне метров от тускло поблескивающих камней берега он приземлился на поросший мхом участок суши, явно более плотный и надежный по сравнению с той зыбкой субстанцией, по которой прокладывал себе дорогу до сих пор. Испустив судорожный вздох, он стал пристраиваться поудобнее, чтобы слегка отдохнуть перед последним броском. То ли от проглоченных препаратов, то ли после того удара при приземлении — его мутило. Поэтому он не сразу понял, что чертова кочка движется. Все быстрее и быстрее — волнами. Поняв это, он сделал единственное, на что был способен, — замер.

Он уже знал, во что вляпался, — его угодило оседлать Карросу Гнедича. О Карросе слыхали даже те, кто сроду не бывал на Малой Колонии.

Собственно, двигалась не только кочка — полз, точнее, колышась, плыл к берегу целый ковер — в сотню квадратных метров — огромное, выстилавшее дно болота создание, не приходившееся родней ничему из того, что населяло Землю. Вот уже края живого ковра выхлестнули на берег и стали стремительно набегать на черный камень пляжа, вот уже весь «ковер» оказался на суше и устремился дальше — к лесу. Тут-то Клайд припомнил, что Карроса всегда поглощает свою добычу на суше, как можно дальше уйдя от берега...

Однако в любом случае он, Клайд Ван-Дейл, надо полагать, оставался единственным землянином, кроме, быть может, покойного Рудольфа-Александра Гнедича, проехавшимся верхом на Карросе. Принимая во внимание последующую судьбу Рудольфа-Александра, оптимизма это не вызывало. Клайд взялся за приклад парализатора.

Очередь стоп-игл, пронзившая левое крыло живого ковра, большого впечатления на этот последний не произвела. Зато края стремительно бегущего живого ковра начали мучительно-медленно, изящно изгибаться, готовясь принять в свои объятия новую и, судя по всему, довольно аппетитную жертву... Озираясь вокруг ошалевшим взглядом, Клайд принял совершенно безумное, но, как выяснилось через пару секунд, единственно верное решение: в прыжке ухватился за иссохшие сучья дерева, Склоненного над каменистым грунтом. Сноп искр ослепил его, руку и все тело свело мгновенным ударом тока.

Понять сразу, что произошло, он не смог — пришел в себя, уже сидя на камнях и тупо глядя на происходящее с «ковром» Карросы. А происходило с ним нечто весьма занятное — «ковер» корчился, словно пытаясь сделаться чем-то вроде огромного гриба, потом резко распрямился и, словно пригвожденная острогой камбала, завертелся на месте, расширяя, впрочем, раз за разом выписываемые над землей круги. Изморозь стлалась по земле следом за ним. Не вдаваясь в суть происшедшего, преодолев сковавший его паралич и ругаясь худшими словами, Клайд поднялся на ноги и припустил к лесу. Уже на бегу он понял, что им с Карросой достался разряд электрического скат-дерева. Причем «ковру» перепало явно больше, чем ему, Клайду.

До леса он добежал вовремя: «ковер» Карросы справился с последствиями шока и стремительными волнами пошел следом за потерянной жертвой. Клайд не успел и на сотню метров углубиться в зловещего вида заросли, когда Карроса снесла первые пять или шесть стволов на своем пути. Дальше продвинуться «ковру» не удалось — слишком густа была чащоба, слишком крепки вставшие перед ним сплетения пропитанной кремнием древесины.

И тогда Клайд услышал крик Карросы. Это напоминаю звуки, что издавал бы Сатана, которому Всевышний защемил дверью хвост. Хвост — скажем так. Во всяком случае, так подумал Клайд за секунду до того, как, споткнувшись, с размаху загремел в заросший черной крапивой овраг. Из оврага он выбрался с относительно небольшими потерями и еще с полчаса, двигаясь по неведомо кем проложенной вдоль ручья тропинке в ту сторону, где, по его разумению, располагались предгорья, он слышал за спиной леденящие душу завывания проклятой твари.

Потом стало относительно тихо. Только гром перекатывался уже прямо над ним, в небесах, скрытых черно-фиолетовыми ветвями. Стало совсем темно. И хлынул дождь.

— Это все оказалось легче, чем я думал. — Фай откинулся в кресле. — Они его прячут в Кэмп-Парадизе... Собираются перебросить на восток. Думаю, сейчас уже послали за ним машину. Они наняли бронефургон у Роланда.

— Тебя, часом, за нос не водят, Фай?

— Не думаю. Я как посмотрел, что человечка Янтарный Храм бережет, так и перекрестился — у меня там надежный человек есть. Правда, поломался он здорово.

— Не знал, что мы с этими чудаками путаемся.

Для Джанфранко Каттарузы это и впрямь было сюрпризом. Не слишком приятным.

— У них — хорошая конспирация. Удобно через них качать информацию по наркотикам.

— Я не знал, Фай, что Желтая Вера на отраве подрабатывает.

— Я не сказал «наркотики». Я сказал — «информация по наркотикам». Я у Лорда хлеб не отбиваю, я с информацией работаю, Папа.

— Спасибо, уяснил. Так что за человек там у тебя — в Храме?

— Я источники не выдаю. Извините, мистер Каггаруза, даже своим... Иначе со мною никто работать не станет.

Папа вздохнул — оправившийся после ночного фиаско в госпитале, Фай снова взялся за свои штучки. Но придется терпеть — у крутых специалистов крутые странности.

— Одно могу сказать, — Адриатика закинул ногу на ногу, — поймал его на мухлевке с деньгами Храма. Они там не бедненькие, в Храме своем. И за такие вещи доносом в полицию не ограничатся. Могут и с живого шкуру содрать. Так что источник мой прочно на крючке сидит. На трассе все готово, — перешел он к делу. — Думаю, что часа три форы мы имеем. Требуется твое слово, Папа. Сам знаешь — Роланд нам неплохие бабки отстегивает.

— Часа три, говоришь? — Папа на минуту задумался. — Убери наших людей с трассы. Пусть человечка берет сам заказчик.

Он молитвенно свел вместе кончики пальцев.

— Второе. — Фай снова неприятно поморщился. — Вы просили доставить Рут Биллисью к Марку. Мои люди побывали на квартире ее дружка. Той, что заложила вам Пташка. И вернулись — волосы дыбом... Там уже побывали... И явно не полиция... Я думаю, мы с вами одного мнения на этот счет... И я думаю, что то, что осталось от Белоснежки, Марку уже ни к чему.

Папа Джанфранко продолжал созерцать молитвенно сведенные кончики пальцев. Потом перевел тяжелый взгляд на физиономию Фая.

— Ну что ж... Господь, похоже, прибрал обеих подружек. На то его воля. Считайте вопрос закрытым. Меня гораздо больше интересует Шишел. Достань его из-под земли.

— Ты должен достать его из-под земли! — Маноло постарался — и голосом, и зверским выражением лица, — чтобы смысл этого его пожелания проник до самой печенки де Лилла. — Что значит «не выходит на связь»? Что значит «подвизается где-то на банковской службе»? Почему, вообще, мы про эту фигуру ничего не знаем, кроме того, что он сам соизволит сообщить?

Он подошел к окну офиса и демонстративно повернулся к собеседнику спиной.

— Он только без малого год здесь сшивается. Но человек в кругах, — Адвокат сделал косое движение подбородком вверх, — известный... Подолгу нигде не засиживается. И когда хочет — сам кого надо находит. Когда хочет — появляется, когда хочет — исчезает. А сейчас он нам просто нервы мотает. Через Трюкача пугнул и сидит теперь лапы потирает, кьянти на пару с Папой сосет.

— Ты предлагаешь подождать, пока его нам не покажут по телевизору? — ядовито осведомился Маноло. — Неужели у него нет здесь, скажем, постоянной бабы? Или...

— Насчет бабы — вопрос темный, — задумчиво наклонит голову набок Адвокат. — Но среди голубых Шишел не числится. И вообще — лучше подойти к нему с другого боку... С чисто экономического...

— А какой же бок у него экономический? — недоуменно осведомился Маноло.

— Сбыт. Сбыт товара... — Де Лилл немного прикинул в уме и сам себе кивнул с выражением глубочайшего согласия во взгляде. — Да, пожалуй. Все сходится на том, что по меньшей мере половину товара он спускает через Корявого Банджи...

— Это называется — облегчил дело. — Жестянщик раздраженно раздавил окурок о гранитный подоконник. — Вчера Банджи брать приходили. Со стрельбой и всеми прочими аксельбантами...

— Я в курсе... Корявый смылся, говорят. По ТВ — ноль информации.

— Ну и где прикажешь искать нашего милого, Ли?

— Никуда он не денется... Он Штайну задолжал крупно, а когда Штайн включает счетчик — сами знаете... Так что не позже среды Банджи как миленький появится на Корн-роуд с баксами в клювике... Тут его и возьмем в оборот...

— Ты уже брал в оборот Трюкача. Как ты думаешь — пробитая башка Финнегана сама заживет? Я уже выложил денежки копам, а когда еще и чертовы медики нарисовали свой счет, так на меня лично икота напала. Интересно — это его Шишел этак приголубил?

Адвокат пожал плечами.

Как ни странно, хотя ливень к вечеру не только не затих, но даже усилился, Клайду не удалось промокнуть до костей — полог леса спасал его. Надежды на то, что небо просветлеет, не было никакой — лишь многочисленные гнилушки и грозди светящихся грибов были ориентирами для Клайда, да еще часто прорывающийся сквозь листву зыбкий магниевый свет молний. Заблудиться теперь было проще простого. Собственно, уверенность в том, что он все еще продолжает двигаться к предгорьям, Клайд утратил уже давно. Постепенно наваливалась тупая усталость и уходили в песок остатки надежды. Чтобы хоть как-то отвлечься от хреновых мыслей и боли во все еще сведенной после «поцелуя» скат-дерева руке, он стал присматриваться к тому, что росло под ногами и висело на ветвях над головой, хотя разглядеть что-либо в зыбком мраке было трудновато. Главным образом его волновала возможность напороться на какую-нибудь агрессивную тварь или наделенное дурным нравом растение. Если уж говорить о представителях флоры, то не мешало, конечно, выискать хоть что-нибудь съедобное из того, что было перечислено в инструкции по выживанию. Суперконцентрат он решил вскрывать уж в самом крайнем случае.

Съестное он отыскал только на второй день своего пути после судорожного, какого-то припадочного забытья. Крупно отравился — и третьи сутки двигался, с трудом волоча ноги, не в состоянии ни крошки взять в рот. К ночи под кожей щиколотки дала себя знать развивающаяся личинка неведомой твари. К счастью, случай был предусмотрен инструкцией и обеспечен разовым шприцем и скальпелем. Личинке пришел конец, а Клайд охромел. Бахилы гермо-костюма хотя и не пропускали воду, но идеальной обувью для хождения по здешним буеракам не были, и ноги он сбил вконец. На третьи сутки его покусала смахивавшая на черепаху тварь. Покусав, смылась. После довольно кошмарной ночи на неудачно выбранном клочке суши, где его всю ночь одолевали невидимые в темноте летучие паразиты, ему как-то полегчало и зашагалось чуть легче. Каждый вечер по лесу регулярно молотила гроза. Разок Клайда загнали на дерево какие-то в изобилии наползшие змеи. Вполне возможно, неядовитые. Судя по карте, он уже вошел в «потенциально населенную местность». Аборигены, впрочем, явно не отличались излишней общительностью.

Заросли вокруг временами расступались, уходя во мрак тусклыми анфиладами, а то вдруг смыкались в какое-то подобие пронизанных потайными лазами пещерных лабиринтов. Одна из неведомо кем проложенных троп, которую выбрал Клайд, привела его к дереву, украшенному плодами, от вида которых у него снова мороз пошел по коже.

Это были уже вконец истлевшие трупы — он их насчитал семнадцать. Собственно, уже скелеты, все еще державшиеся в проволочных петлях, накинутых им на шеи, свисали с иссохших ветвей. Некоторые петли уже опустели, но ни костей, ни остатков одежды под деревом не было. Здесь похозяйничала какая-то не гнушающаяся падалью живность. Невозможно было сказать, кто из казненных был мужчиной, а кто — женщиной. Двое повешенных были при жизни детьми лет пятнадцати, не больше. Клайда передернуло: не только голод и лесное зверье угрожали ему — здесь еще и просто убивали.

Он постарался припомнить то, что рассказывали ему о туземцах и их непростых отношениях с трапперами — странной местной породой авантюристов, промышлявших на Северном полушарии какой-то смесью контрабанды и кладоискательства. Кто и за каким дьяволом зарывал клады в этих местах, он так и не понял — дело каким-то боком задевало туманную раннюю эпоху освоения Планеты, и даже астроархеологию. Намерение присоединиться к занятию трапперством, бывшее у него еще до того, как его и вправду занесло на Малую Колонию пропало довольно быстро. Он заметил, что люди, привыкшие иметь дело с этой категорией лиц, упоминают о своих клиентах всегда и только с исключительным презрением и, как правило, в прошедшем времени. Скорее всего, в сожженной деревне побывали именно такие ребята.

Клайд так и не стал подходить к видневшимся за деревьями развалинам сожженных срубов. На сегодня с него было достаточно — нервы не выдерживали больше. Он почти окончательно потерял дорогу, пытаясь как можно дальше уйти от смрадной поляны. Об утопленном передатчике он уже основательно жалел.

Отыскав относительно сухое место у подножия исполинского ствола какого-то гиганта местной флоры, он вытащил из рюкзака спальный мешок, обработал дезинфицирующей и обезболивающей мазью свои раны и ссадины, избавился от нескольких десятков каких-то тварей, забравшихся в одежду, и, расположив парализатор под рукой, устроился на очередной ночлег.

Сон пришел молниеносно. И с таким трудом покинул его. А то он слишком долго не мог понять, что разбудило его.

Разговор.

Скромный, не бросающийся в глаза фургончик «Межбанковских перевозок Роланда» был незаметно припаркован у кустов, позади аккуратненького, явно не обжитого коттеджа.

— С большими чудаками имеем дело сегодня, — сообщил Шаленому Роббинс, кемаривший на прогретой солнцем каменной лавочке поодаль.

Иссиня-черная его физиономия подозрительно теснилась.

— Темнят?

— В лучших традициях. Господа в простынях каких-то рыжих — на манер монахов буддийских. Дали купюру, — мол, пройдись до кафе, а нам фургон отопри. В смысле — нечего глядеть, что мы там загружаем...

Он поднялся и, не торопясь, начал устраиваться за рулем.

— Ну я минут тридцать погулял, — продолжал он, — кофейком побаловался, потом вернулся. «Закрывай, — говорят. — Только в фургон не заглядывай».

— Расписался за груз вслепую? — с досадой спросил Шишел, устраиваясь на своем месте и расстегивая кобуру табельного бластера.

— Пришлось.

— Не люблю я таких фокусов...

Шоссе летело под колеса архаичного кара. Лес темным туннелем обступил их. Пусто было на трассе в середине воскресного дня.

Роббинс поддержал Шишела насчет того, что вслепую груз забирать — тоже, конечно, не дело. После чего перешел к изложению многочисленных случаев, когда такая вот порнография до добра не доводила. Случаев он помнил настолько много, что Шишелу пришлось толкнуть напарника в плечо, чтобы отвлечь от размышлений вслух о том, как два года назад тропической гадюке, которую зоологи из Харрисвиля пересылали в столичную академию, удалось пробраться в кабину шофера — покойного ныне — всеми уважаемого Абдуллы Хабуза. Отвлечь Роббинса было просто необходимо — в сотне метров впереди перекресток перегородила громадным контейнеровозом какая-то дубина, умудрившаяся на ровном месте не справиться с управлением.

Роббинс притормозил и начал объезжать идиотскую тушу по кривой. Как только кар снизил скорость до заданной величины и оказался в нужном положении, по кабине сработали из ручного миномета. Не очень, впрочем, точно.

Дождавшись, когда кар твердо станет на борт, полуоглушенный Роббинс сделал следующую свою ошибку, — оперевшись о гудящий после оглушительного разрыва череп Шишела, он, словно танкист крышку люка, откинул тяжелую дверь кабины и вылез под пули нападавших.

— Ты жив? — осведомился Шишел, когда он снова приложил его лбом о панель управления, на этот раз рухнув на него с потоками мало понятных местных ругательств. — Куда тебя?

— Бросайте оружие на дорогу! — крикнули сверху. — И выбирайтесь по одному. Без глупостей!

Роббинс отключился.

Шаленый, убедившись, что радиосигнал тревоги врублен, взгромоздился на рулевую колонку, матерясь, выкинул наружу свой табельный бластер и вместо белого флага помахал содранным с руки бинтом. Потом перевалил через нелепо задранный порожек и грохнулся на асфальт. Руки ему тут же скрутили за спиной, а самого поволокли вокруг кара. Тащили его двое — оба худые как щепки метисы. Третий — на обочине, с армейским разрядником — контролировал ситуацию. Четвертый присобачивал к задней двери сейфа-фургона взрывчатку. Этот явно был посторонним в этой компании, — должно быть, нанятый специалист по бронедверям. Он неприятно поморщился, когда один из конвоиров отодвинул его в сторону и ткнул Шишела носом в замок.

— Открой, — коротко приказал он.

— Чем? Носом? — зло осведомился Шишел.

Он блефовал — код замка был ему неизвестен, точно так же, как и Роббинсу. Им это не полагалось. Поэтому, когда его руки освободились от железного захвата — и кто бы мог заподозрить в худосочном типе, державшем его, такую силу, Шаленый стал руки растирать, стараясь выиграть время. Камень, доселе повернутый внутрь ладони, совершенно неожиданно для Шишела оказался развернут в белый свет. Полыхнул черным, злым пламенем. Воцарилась тишина.

Шишел недоуменно воззрился и на проклятую штуковину, и на своих конвоиров, которые остолбенело смотрели на странное украшение. Потом тот, что постарше, стал перед Шаленым на колени, а второй начал пятиться к обочине. Тот, что держал наготове разрядник, тоже начал пятиться — в лес. Только угрюмый взрывник снова занялся дверью.

Шишел не стал упускать момента, приложил коленопреклоненного гада кулаком в темя и подхватил его обрез. Оба метиса бросились бежать. Взрывник потянул из-за пояса «пушку».

Шишел выпустил вслед бегущим заряд картечи. Он пришелся пониже пояса зайцем несущемуся в чащобу бандиту — тому, что помладше, и придал ему ускорение, превысившее расчетное. Парень скакнул вперед лихим скоком, сшиб лбом здоровенный пень и сам прилег рядом.

Прикладом Шишел въехал ничего не понимающему и потому не слишком шустрому взрывнику в лоб, забрал его «пушку» и секунд пять созерцал поле боя, украшенное бесчувственными телами троих из пяти нападавших. Потом он повернулся к кару, посмотрел на красненькие цифры на индикаторе коробочки, притороченной к его задней двери, и, за шиворот рванув разлегшегося перед делом рук своих специалиста по дверям и взрывчатке, швырнул его вправо, сам же ласточкой — насколько его можно было сравнить с этой, в Малой Колонии не виданной, птицей — сиганул влево.

Секунды три над шоссе царила проникнутая жужжанием лесных насекомых тишина. В этой тишине Шишел неожиданно разобрал, что внутри фургончика кто-то отчаянно скребется и, кажется, взывает к помощи.

— Прячься, дурень!.. Ложись!.. — заорал он, и тут заряд на двери сработал.

Шишел снова оглох.

Потом поднялся на ноги и, шатаясь, подошел к развороченному тылу фургона. Оттуда ему навстречу, сжимая руками почти совершенно лысую голову, вывалился смахивающий — и в фас и в профиль — на попугая, побывавшего в пасти волкодава, по-дорожному одетый человек.

Прежде чем Шишел подхватил его, обитатель сейфа на колесах стал на четвереньки и, глядя на него снизу вверх, спросил его о чем-то, чего расслышать Шаленый никак не мог по причине вяло утихающего звона в ушах. Вместо ответа он помахал перед носом у пострадавшего своим служебным жетоном и попытался взгромоздиться на кабину кара: как-никак надо было оказать помощь проклятой бестолочи Роббинсу. Незнакомец из сейфа вцепился сзади в полы его куртки, пытаясь довести до его сознания что-то для него очень важное.

— Свяжи их, — проорал ему, словно глухонемому, Шишел, переваливаясь через порожек. — На вот, займись делом.... — Он сунул в цепляющиеся за него конечности только что реквизированный у взломщика пистолет. — И не бойся стрелять. Лучше будет, если ты сядешь, чем ляжешь...

Из кабины он кинул чудику срезанный ремень безопасности и ремень от бластера Роббинса. Потом вытащил и самого Роббинса, привалил в тени под корпусом все еще устойчиво стоящего на боку кара и стал обрабатывать его пробитое в двух местах плечо. Перстень он залепил какой-то бактерицидной дрянью из того же пакета-аптечки, из которой вытащил ампулы с фиксатором и прочий инвентарь, потребный для починки или хотя бы удержания на плаву раненого напарника.

Слух медленно, но все-таки возвращался к нему.

— В-вот... Вот я — сделал это, — надрываясь, втолковывал ему лысый чудик.

Шишел на минуту оторвался от своего занятия и проверил, в каком состоянии пребывают выведенные им из строя нападавшие.

Как ни странно, чудик со своим заданием справился. Все еще пребывающие в нирване пленные были неумело, но надежно повязаны подручными средствами. Этаких узлов, что понакрутил им на щиколотках и сведенных за спиной локтях и запястьях тип из сейфа, Шаленый отродясь не видел. Топология не была сильной стороной полученного им образования.

— Эх ма! — с досадой крякнул Шишел, разглядывая лазоревые небеса. — Не торопятся суки эти — ни полиция, ни Роландов народец, ни «скорая» ихняя...

— Вы должны спасти меня, — довел до его сведения и без того уже один раз спасшийся чудик. — Мы не можем дожидаться полиции... Как только ОНИ поймут... Вы должны...

— Эт когда ж задолжать-то успел? — цыкнул на него Шишел и засунул руки в карманы.

Бластер торчал у него из-под мышки на манер банного веника.

— Я тебе не бог-господь, чтоб за пазуху упрятать. Коль хошь — беги спасайся сам куда глаза глядят, а у меня — служба. Я здесь ждать должен как пришитый... Да и друг у меня — вишь, медпомощи требует...

— Вам заплатят... — не унимался лысый. — Если вы поможете мне скрыться, вам очень много заплатят! Вы никогда не видели таких денег, какие вам за это заплатят!

— Ты мне истерику тут не гоняй! — сурово остановил его Шаленый. — А что до денег, так мы такие суммы видали и такие пропивали, которых тебе, лопух, в жизни не пропить!

В этом Шишел был, безусловно, прав — Самуэль Бирман алкоголя вообще не употреблял.

— Есть новости, — сообщил Остин, входя в кабинет. В одной руке он держал порядком помятую распечатку, в другой — пакет с бутербродами.

— Судя по вашему виду — не слишком радостные, — вздохнул федеральный следователь и с досадой бросил электрокарандаш поверх вороха бумаг, сваленных перед ним.

— В двадцать девятый околоток заявился некий Сол Митчелл, — Остин скосился на распечатку, — двадцати трех лет, имел приводы, замечен в употреблении наркотиков. Заработок случайный. За квартиру платят родители. Числится на третьем курсе Университета Полонски. Характеризуется как тип со странностями.

Клецки слушал, наклонив голову набок.

— Так вот, этот Митчелл сообщил, что его... э-э... подруга — Рут Биллисью — рассказала ему, что не далее как через примерно два — два с половиной часа после известных событий в башне Департамента науки на Северном терминале повстречала человека с Перстнем Сатаны на пальце. Из околотка связались с нами — меня не было, сообщение принял Донахью. Он заехал за парнем и с ним отправился за девицей — она у того дома отсиживалась и, видно, опасалась чего-то... Ну, на квартире Митчелла — это у Мэри-парка — не нашли сначала никого. До черта выпивки и окурков и — никаких девиц... Уже решили было, что Рут эта смылась, но Донахью — человек дотошный, стал заглядывать в шкафы..

— Труп? — осведомился Клецки. — У парня надежное алиби?

— Есть и алиби, есть и труп. Восемнадцать колотых ран. Донахью считает, что это напоминает... м-м... ритуальное убийство. Куда-то делась кровь — там должно было быть до черта крови... По времени получается, что Рут Билтисью кончали как раз, когда друг ее, Сол, делал заявление в околотке...

— Эта Рут...

— Гражданка Колонии. Афро-азиатского происхождения. Восемнадцать с небольшим. Имеет... имела срок условно за воровство в транспорте. Ее дружок, кстати, назвал ее напарницу, которая, собственно, первой и заметила Камушек. Того же поля ягодка — девица Клерибелл, кличка Пташка. Донахью отправился по ее душу.

— Если в этом хоть что-то есть... — Клецки поднялся из-за стола и уставился в пространство перед собой.

— ...то ничего хорошего в этом нет, — мрачно уточнил Остин. — Перстень Сатаны снова на персте — к большой крови. Это вам каждый в Малой Колонии скажет. Фигуры с доски уже начали снимать...

Он подошел к пыльному алтарю-сувениру, снабженному тусклым зеркалом, похлопал по карманам, потом из ящика стола достал фляжку-флакон и налил жертвенные тринадцать капель виски в плошку перед Кан-дан-Кайном — Слепым Богом Первой Крови.

— Вы молитесь Пестрым Богам? — с любопытством осведомился у него Стивен.

— Не всерьез, конечно... — усмехнулся капитан, задумчиво закручивая фляжку. — Вот приметы этого типа — с Северного...

— Похоже на какие-то фантазии. Габариты... рожа.. Только рогов не хватает.

— Тем не менее надо прозвонить и эту линию... — Остин, нахохлившись, присел на край стола. — Как, кстати, идет подготовка к выходу на профессора?

Клецки криво улыбнулся:

— Тут у нас завелись конкуренты. Госпожа Чанг, кажется, солидно готовится к тому, чтобы взять господина Мак-Аллистера измором. Кстати сказать, наш бесследно испарившийся друг Уолт сидит сейчас в ее кабинете на Чарли-стрит. Обнаглел вконец. К сожалению, не удается наладить прослушивание.

— Надеюсь, вы не собираетесь немедленно заграбастать чудака? — осторожно спросил контрразведчик.

— Упаси Господь! — возмутился федеральный следователь. — Мистер Новиков выведет нас на Камушек, как пойнтер на дичь. И стойку еще сделает. Главное — молитесь, чтобы ему повезло.

Собственно, если бы голоса, что-то бубнившие в зарослях метрах в сорока от него, не норовили перейти на хриплый шепот, Клайд не проснулся бы так молниеносно. Но шепот — это знак опасности. Некоторое время он прислушивался к косноязычной ахинее, произносимой к тому же на дичайшем местном жаргоне, потом ухватил рюкзак и, взяв парализатор на изготовку, стал осторожно пробираться по направлению к говорившим.

Те — было их двое, — как назло окончив короткий привал, двинулись куда-то по невидимой тропе, изредка подсвечивая дорогу фонарями, которые держали низко над землей.

Клайд не спешил окликать их. Если перед ним по тропе шли туземцы, то его могли запросто принять за траппера. И, не разобравшись, прикончили. Окажись эти люди трапперами, ситуация была бы полностью симметричной. Да нет, пожалуй, еще похуже — трапперам от него понадобилось бы только лишь барахлишко. Но и бродить по здешним местам в одиночку было уж совсем не с руки. Правда, оказалось, что Северное полушарие куда плотнее населено, чем это могло показаться. Но случай мог не повториться еще неделю. Или год. Поэтому Клайд пытался уловить в скупых фразах, доносившихся до него, хоть что-то, что позволило бы принять окончательное решение. Довольно скоро он понял, что эти двое уж никак не туземцы. Слишком много он узнал оборотов речи, до боли знакомых по службе в Десантном легионе. Значит, судьба свела его с трапперами. Понять их тарабарщину в целом было, однако, трудновато.

Тропа меж тем круто пошла вниз, туда, где в полумраке поблескивала и всплескивала вода то ли речки, то ли озерца. Клайд не смог удержаться на глинистом склоне и с дьявольским треском стал сползать прямо сквозь заросли вслед своим более осторожным попутчикам. В тот же момент в глаза ему ударил свет сразу двух фонарей. Бросившись вбок, он избежал выстрела, произведенного почти в упор тем из трапперов, что шел позади. Вместо того чтобы бить очередями, этот чудак стал шарить лучом по кустам. А из кустов раздалось короткое и очень твердое «Зум-м!» — и в лоб траппера вошел короткий металлический дротик. Клайд обалдел.

Но ненадолго, потому что второй траппер молниеносно вскинул перед собой тяжелый армейский бластер. И ничего не оставалось делать, как давить на спуск парализатора, широким веером посылая перед собой последние иглы из боевого комплекта. Две или три из них опередили движение ствола проклятой «пушки», но заставили рефлекторно сработать лежащий на спусковом крючке палец противника. Траппер навзничь рухнул вниз, в темную воду плеса, а заряд бластера прошел где-то слева и выше головы Клайда, дохнув ему в затылок жаром ушедшего в склон теплового удара. И тут же на него обрушился сверху невероятно тяжелый и вонючий мужик и стал буквально вдалбливать физиономией в сочащуюся гнилой влагой почву. Еще пару дней назад Клайд довольно квалифицированно справился бы с такой атакой. Но теперь Капо-Квача доконало его.

Бирман с отчаянием смотрел на высящегося перед ним бородатого детину. Шаленый представлялся ему непреодолимой стеной, о которую предстояло расплющиться его далеко не заслуживающей этого голове. Громадный, на шатуна-гризли смахивающий тип уже стал разворачиваться к нему спиной, намереваясь заняться пребывающим в отключке здоровенным негром-напарником, когда Самуэля осенило.

— Послушайте, вы! — закричал он срывающимся голосом. — Постарайтесь понять, что я — единственный человек, который может найти Дьяволов Камень! Он сам ко мне придет — Камушек этот!... Вам останется только взять его! Вы понимаете, сколько вам за него заплатят?

Реакция Шишела несколько превзошла его ожидания. Шаленый втянул голову в плечи, слегка ее скособочил и хмуро, но с большим проворством повернулся к Сэму:

— Чертов, говоришь, Камушек?.. Аль знаешь что про штучку эту?..

— Я про эту, как вы говорите, штучку знаю побольше, может, чем сам профессор Мак-Аллистер и вся его околонаучная братия! — Самуэль напыжился, чувствуя, что наживка заглочена.

Возможности посмотреть на себя со стороны у него не было.

Шаленый замешкался, дернул было руку из кармана, затем — другую, затем оперся о колесо контейнеровоза и на извлеченном из заднего кармана вдрызг смятом клочке бумаги нацарапал адрес — свой, который обычно не давал никому.

Потом рванул дверцу кабины грузовика и запустил движок.

— Садись, друг, и пили отсюда до девяностого километра. За рулем-то был когда? Автопилот врубишь? Остановить, где надо, сможешь?

— М-м-м... — озадаченно протянул Самуэль.

— Справишься. Значит, выскакивай на девяностом — и ходу через лес вправо. Там городская подземка начинается — последняя станция — «Брошенный квартал». И подземкой — вот по этому адресу. Я предупрежу кого надо. Приютят тебя и напоят-накормят. А там и я подоспею. Только уж — уговор дороже денег. До моего прихода — никуда ни-ни...

Сэм прочитал записку и вернул Шишелу со словами: «Я запомнил. Лучше, если у меня не будет при себе ничего такого, что могло бы повредить вам».

— Забудешь ведь, сатана гороховая, али перепутаешь, — досадливо остерег его Шаленый.

— Я никогда еще не жаловатся на память! — с гордостью ответил Сэм и, срываясь на крутых ступеньках, полез в кабину электромастодонта, а Шишел по блоку поспешно связался с Бандурой. Дал очередной раз ничего не понимающему подручному ценные указания.

— Я не понимаю, — спросил Корявый Банджи, — ты приют открываешь на дому, что ли? Или просто приемник для придурков?

Шишел покрыл Ли матом и еле успел отомкнуть контейнер от модуля кабины. Модуль, освобожденный от влекомого им груза и двинутый неумелой рукой специалиста по структуре вакуума, скакнул вперед, свалил вековую, первыми колонистами, видно, посаженную сосну у обочины, развернулся, чуть не своротив на боку стоящий сейф-кар, и умчался по дороге, слава богу, в нужном направлении.

Шаленый снова присел на корточки перед Роббинсом. Достал из индивидуального пакета разовый шприц, заряженный зельем, рассчитанным на самый крайний случай, Сосчитат про себя до тридцати трех и вколол «биоэлеватор» норовящему «уйти» напарнику. Глаза того наконец приоткрылись. Взгляд их был мутен.

— Ну, ты как? — участливо спросил Шишел. — Ты не боись — сейчас здесь народу будет до энтой матери. Пропасть не дадут. Слышь, — он указал в небо, — скворчит. «Скорая» торопится... Или Роландова команда...

— Ч-черта с два, — выплевывая кровь изо рта, сказал Роббинс. — Дождешься ты тут этих сволочей... Похоронная тут будет скорее... А стервятники — и того раньше...

Он был по-своему прав — с неба на них, сверкая эмблемой студии, опускался геликоптер телехроники.

Клайду на несколько секунд показалось, что мир поплыл куда-то наискосок и оставил его наедине со звенящей пустотой, а потом он понял, что лежит крепко, хотя и неумело связанный чем-то типа ремня и, свернув шею набок, с тупым удивлением смотрит, как здоровенный, в какие-то лохмотья одетый рыжебородый детина, закинув за плечо металлический то ли лук, то ли арбалет, орудует над лежащим в воде траппером, отсаживая тому громадным тесаком голову. У того из трапперов, что получил стрелу в лоб, голова уже отсутствовала — ее, не забыв извлечь дротик, укладывал в котомку второй детина — на вид постарше. Одновременно он косил налитым кровью глазом на пленника. Некоторым облегчением для Клайда было то, что кто-то успел стащить с него проклятые бахилы.

— Кончай своего придурка и пошли отсюда! — закончив свое дело, окликнул его рыжебородый.

— Ты не командуй, Донни, — отозвался старший. — Парень не из этой банды...

— У него на лбу не написано... — заметил Донни, обтирая тесак пучком травы. — Он ведь с ними шел... У тебя, Уилли, вечно проблемы...

И принялся стаскивать с покойников сапоги.

— Так ведь он же в них и палил... — резонно заметил Уилли. — Как раз, кстати, пока ты возился со стрелой. Если бы не он, нам всем троим быть бы покойниками. У той сволочи бластер на противотанковую мощность выставлен. А у этого пентюха и пукалка слабовата, — он подкинул в руке типовой парализатор, отнятый у Клайда, — и вообще, он здесь чужой. Обувка — смех один, — ноги-то вдрызг расквасил... Посмотри-ка на его барахлишко... Кстати, о барахле...

Клайд предпочитал хранить молчание. Уилли наклонился над ним и, бесцеремонно переворачивая с боку на бок, стал обыскивать его карманы.

— Вот, — продолжил он. — Удостоверение... Без терминала из него, конечно, ни хрена не высосешь, но вот тут вот фамилия... Ван-Дейл какой-то... Х-хе — артист... И о военной службе — четыре года в Легионе... Гм, гм... Два ранения...

— Я же говорил, что он из этих сволочей, — уверенно бросил Донни.

— Легион — это дело двусмысленное... У нас в нем многие оттрубили... Если парень не траппер, то надо действовать по Указу — отведешь его в строевую, а там старшина разберется после выяснения личности: может, в охрану поставит, может, на Котлован определит. А может, его за Чертой на что путевое поменяют...

— Хорошие у тебя идейки, Уилли. У нас до хрена указов-то, а в строевую мне этого чудилу аж до утра гнать. А у меня и так ноги отваливаются...

Глаза Уилли еще больше налились кровью, и тон его перешел в иной регистр:

— Ты что-то очень много рассуждать стал за последнее время, Донни, — может, на запчасти тебя пора?

Донни скис.

— Вот что. Сейчас распутаешь чудаку ноги и живым-здоровым доставишь в строевую, что на Белом озере. Под расписку. И чтобы никаких разговоров о попытках к бегству. За неисполнение Указа пойдешь... Только заживо и только под расписку... Сапоги наденешь трофейные — вот те, как раз по тебе будут, они и поновее — свои напялишь на чудака. Временно. Иначе его ногам — кранты. А то и вообще подцепит гангрену и загнется — смотри, взыщу...

Уилли откашлялся и добавил уже не так круто:

— За перевалом можешь перекемарить до утра. И чудака этого покорми. В расположение отряда можешь до полудня не возвращаться. Разрешаю.

— Ну ты меня просто осчастливил, Уилли, — досадливо заметил рыжебородый Донни.

Затем склонился над Клайдом, размотал накрученный вокруг его ноги ремень и лениво пнул пленника:

— Поднимайся, чудик. Пошли. Как там тебя зовут-то?

— Итак, Мак-Аллистера с компанией ты твердо решила взять на себя, Энни? — спросил Уолт.

— Считай, что уже взяла. Таймер включен. Никуда господин профессор от нас не денется...

— Но ты сама говорила, что рыться в делах этих господ — дело небезопасное...

— Когда вы ловите этих людей за фалды у подъезда и вымаливаете у них пару слов для своего листка, это дело и впрямь глупое и вредное — так подставляются только полные идиоты. Но господину профессору придется отвечать на очень неприятные вопросы на заседании парламентской комиссии...

— Ого! Как это тебе удалось, Энни?

— Просто ты крутишься среди народа, который снаряжает экспедиции на Северный бугор, мне же приходится гробить свою молодость на коктейлях, которые старые перечницы из Сената устраивают для прессы. И если бы только молодость, печень — тоже. Так вот: среди этого народа созрели весьма людоедские настроения в связи с предстоящими выборами. Кого-то им надо съесть. Я — и не одна я — сейчас расхваливаю перед полудюжиной таких питекантропов кулинарные качества руководителя программы «Мессенджер» — нашего с вами друга Ронни.

— Так господина профессора зовут Рональдом?

— Пора бы было знать... А вечером я и еще двое, сподобившихся благодати, в студии девятого канала беседуем с самим их светлостью Апостопулосом. Этот тип всерьез надеется вытряхнуть из «Гэлэкси иншуранс» страховку за Камушек. И безусловно, подкинет хорошего хворосту в тот костер, на котором их вместе с уважаемым профессором будет поджаривать парламентская комиссия. Вот, кстати, полюбуйся...

Она кивнула на экран одного из мониторов, громоздившихся по углам ее кабинета. С экрана Картавый Спиро вещал нечто о гарантиях, которых честный финансист вправе ожидать от региональных и федеральных структур.

— Разумеется, — рассеянно прислушиваясь к пассажам речи интервьюируемого, заметила Энни, — доказать, что Камень — это попросту элементарная краденая вещица, не удастся. Но каждый получит свое: мы — информацию, Спиро — рекламу, Мак-Аллистер — известность, пусть скандальную...

— Смотри-ка, — Уолт кивнул на монитор, на экране которого сменился сюжет. Глаза его округлились.

— Туман окружает происшедшее сегодня в шестнадцать часов на перекрестке третьей окружной и двадцать восьмого национального шоссе. Компания «Межбанковских перевозок Роланда» хранит молчание как о своем клиенте, так и том грузе, который этот клиент поручил перевезти в подвергшемся разбойному нападению бронированном фургоне, — сообщил зрителям старина Перес голосом из-за кадра. — С уверенностью можно утверждать только одно — к моменту прибытия нашей репортерской группы к месту происшествия этот сейф о шести колесах был пуст, как гнилой орех. О судьбе содержимого этой стальной коробки в четыре кубических метра объемом, замок которой был взорван зарядом направленного действия, остается только догадываться. По крайней мере, один из преступников покинул место происшествия на двигательном модуле контейнеровоза, которым нападавшие неожиданно преградили путь кару «Межбанковских перевозок». Модуль найден в окрестностях города, в районе «Брошенного квартала», взорванным и сожженным. Однако троим его сообщникам повезло меньше. Несмотря на то что в первые же секунды нападения один из сопровождавших фургон сотрудников фирмы Роланда получил тяжелое ранение, второй охранник — Димитри Шмонов — героически принял на себя нападение пяти или шести бандитов, трое из которых остались на поле боя и пришли в сознание только тогда, когда по их душу, с опозданием не менее чем в четверть часа, явились доблестные чины полиции, а остальные предпочли спастись бегством.

Энни наконец сориентировалась и впилась глазами в экран.

— Скажите, господин Шмонов... — сунулся к свирепого вида мужику, прижатому тремя репортерами и полудюжиной детективов к колесам стоящею на боку фургона, репортер с микрофоном-удилищем.

— Ничего я тебе не скажу, зараза, — Шаленый (это для Роланда и компании был он Шмоновым) зло зыркнул на приставшего к нему Фицроя из «Горячей линии».

И добавил нечто, что автокорректор заменил мелодичным попискиванием.

— Ты прав, — сказала Энни, хотя Уолт хранил молчание. — Это он.

— Кажется, я знаю, на какой козе к нему можно подъехать... — задумчиво молвил Уолт.