"Диаспора" - читать интересную книгу автора (Иванов Борис)

Глава 11 МИТТЕЛЬШПИЛЬ

Мальчишка на фотографии улыбался почти незаметной улыбкой. Такой, которую различить мог только его отец — капитан «супердальнобойщика» первого класса «Микадо» Сигурд Маальгрем. Впрочем, для того чтобы рассматривать укрепленную над его рабочим столом фотографию сына, у капитана выпадало всего-то две-три минуты в сутки.

Предполетной подготовке «Микадо» кэп Сигурд уделял куда большее значение, чем самому полету. Сам полет представлялся ему чем-то вроде отдыха, отягощенного всякими символическими обязанностями, имеющими конечной целью не дать экипажу сойти с ума от скуки и распития тайно занесенного на борт спиртного. Отдыхать было от чего. От праведных трудов по заправке энергоносителя, от ломания головы в связи с загрузкой обновленного софтвера в устаревшую бортовую сеть, от решения нерешаемых задач по размещению и креплению экзотических и, как правило, утомительно-многочисленных «предметов доставки», от бесконечного согласования маршрута следования с региональной навигационной службой, от ремонта и замены корабельных установок, от тестирования бортовых систем, а попутно — от ежеминутной, непременной муштры неисправимо бестолкового экипажа... И много от чего другого, чему и имени-то нет...

На стремительно деградирующей Фронде усилия по воплощению в жизнь всего этого возрастали десятикратно. Если бы не необходимость оплачивать довольно дорогое удовольствие — учебу сына в одном из лучших колледжей Метрополии — Сигурд Маальгрем давно вышел бы в отставку и добирал оставшиеся до пенсии годы службы в одной из фирм космокаботажа.

Теперь, созерцая на экране превращение проклятой планетки из гигантского шара, опутанного лихо закрученными вихрями облаков, в скромный голубоватый диск, капитан «Микадо» с усталым удовлетворением думал, что диску этому суждено через несколько часов стать украшающей ночной бархат небес жемчужиной, потом светлой далекой точкой. А потом она совсем исчезнет, эта точка. И будет забыта, как страшный сон...

— Капитан, — раздался в динамике голос корабельного связиста, — принят вызов с космобота орбитальной стражи. У стражи к нам претензии. Требуют стыковки и досмотра.

Кэп тяжело вздохнул: так он и знал, что бестолковая Фронда так просто не отпустит его корабль. Если стражники окажутся капризны, то вполне возможно, что точка подпространственного перехода, к которой сейчас держал путь «Микадо», «уйдет», и тогда придется заново начинать канитель с навигационной службой. А уж она не упустит шанса выставить владельцам «Микадо» кругленький счет за повторное исчисление координат этой самой точки. Но оспаривать распоряжения стражи означало только усугубить неприятности и получить шанс застрять в этих милых местах до второго пришествия. Еще раз вздохнув, капитан взялся за микрофон.

— Всем на борту! — скомандовал он. — Изменение маневра. Штурману — обеспечить маневр. Связисту — провести радиоопознание. А то у Фронды в ближнем космосе можно напороться и на каких-нибудь вымогателей, которые будут из себя корчить стражников...

— Опознание уже проведено, капитан, — доложил связист. — Код опознания подтвержден навигационной службой. Это — космобот «Страж-13».

Кэп еще раз тяжело вздохнул — последняя возможность послать докучливых визитеров к черту рассеялась как дым.

— Соедини меня напрямую с их капитаном, — распорядился он.

Последовала пара минут шуршания в динамике, и затем несколько смущенный связист сообщил о том, что капитан «Стража-13» желает встретиться с капитаном Маальгремом непосредственно на борту «Микадо».

Капитан Сигурд, отключив микрофон, коротко высказал в окружающее пространство все, что он думает о капитане «Стража-13».

* * *

Похожий на приплюснутый гроб, неизвестно для чего окрашенный в защитные цвета космобот «Страж-13» уверенно ткнулся в причальную мачту «Микадо», и уже через три-четыре минуты в стыковочном отсеке залязгали магнитные подковы ботинок бойцов орбитальной стражи. Капитан «Микадо», неприязненно улыбаясь, ожидал их в просторной приемной камере. Это ожидание с ним разделяли сэконд и штурман.

Появившиеся в проеме гермодвери гости были все как на подбор — косая сажень в плечах, зверское выражение физиономий и пятнистый камуфляж, такой же нелепый в небесах, как и защитная окраска челнока. (Все это было традицией, живущей еще со времен царя Гороха, когда границы проходили по лесам, полям и горам далекой Земли. ) Отличался ото всех только сам капитан «Стража» — его весовая категория была явно пожиже, чем у подчиненных.

— Капитан Джабраилов, — представился он, протягивая руку.

— Капитан Сигурд Маальгрем, — свои слова капитан «Микадо» подтвердил рукопожатием, правда, коротким и сдержанным. — Мой корабль к вашим услугам. Но должен поставить вас в известность, что судно прошло уже полный таможенный и пограничный контроль непосредственно перед стартом с планеты.

Говорил капитан голосом умеренно-неприязненным, выдерживая направленный ему прямо в зрачки, исполненный необъяснимой ненависти взгляд командира стражников. Капитан Джабраилов был невысок, темен лицом и явно староват для своего звания и должности.

«Должно быть, характер у этого типа не сахар, — подумал кэп Сигурд, рассматривая его. — Вот чины и не идут. Так на пенсию и выйдешь с поста капитана патрульного космобота...»

— Таможня занимается одним, наземные пограничники — другим, а орбитальная стража — совсем другим!!! — тихо и очень напряженно объяснил командир стражей непонятливому собеседнику. — У нас есть информация о том, что среди членов вашего экипажа присутствует опасный преступник. У стражи с ним свои счеты. Он прикончил нескольких наших... С нами человек, который может его опознать. Это не займет много времени. Вызовите сюда всю вашу команду. Всех.

— Это полнейший бред! — возразил капитан. — Я отвечаю за своих людей!

Он запнулся — странная вещь померещилась ему: будто его сэконд подмигивает Джабраилову, стараясь незаметно привлечь его внимание. «Дождались, у парня, кажется, тик...» — подумал он и немного «сбавил обороты»:

— Впрочем, быстрее будет выполнить вашу просьбу, чем попусту препираться об очевидных вещах. Вот только... Дежурный по рубке управления не имеет права ее покидать. Ни при каких обстоятельствах.

— Соберите сюда всех остальных, — все с той же тихой яростью в голосе приказал Джабраилов. — А в рубку я пошлю своего человека. Попец! — крикнул он мордовороту, подпиравшему косяк гермодвери у него за спиной. — Дойдешь до рубки и посмотришь, что за тип там сидит. Сделаешь... снимок.

Названный Попцом тип рявкнул что-то, отдаленно напоминающее «Есть!», и загрохотал по трапу, ведущему на верхние палубы.

«Заблудится, дурень, — подумал кэп Сигурд. — Откуда ему знать внутреннюю планировку корабля?..»

* * *

Дурень, однако, планировку «Микадо» знал. И до рубки управления добрался быстро, только пару раз налетев на недоуменно спешащих в приемную камеру членов экипажа, которых по селектору созывал голос капитана.

— Посторонним... — начал было сидевший перед главным дисплеем оператор, поворачиваясь в сторону неожиданно отворившейся двери.

Больше он сказать ничего не успел — разряд из десантного бластера заставил его замолчать навеки. Отрегулирован бластер был для боя внутри помещения и отрегулирован точно — взорвав череп невезучего парня, он не нанес ни малейшего вреда сложной системе управления кораблем. Оставалось лишь вытереть с панелей и экранов брызги мозга и крови. Ну и заодно избавиться от неприятного соседства с прежним их владельцем. Чем чистоплотный Попец и занялся.

Эта работа отняла у него немало времени, и к развязке событий, происходивших в приемной камере, он припозднился. Крови и вышибленных мозгов тут было побольше, чем в рубке. Отсек напоминал бойню. Весь экипаж «Микадо» — все двенадцать человек — уже отправились вдогонку за дежурным по рубке. Не составил исключения и второй помощник кэпа Сигурда, так старательно подмигивавший капитану Джабраилову. Капитан Джабраилов — существуй он на свете — может, в благодарность за оказанные услуги и сохранил бы ему жизнь. Но Хубилай благодарности не знал. И жалости тоже.

* * *

Новый экипаж в поте лица своего занимался проводами прежнего экипажа корабля в долгое странствие в космическом вакууме. Но Кубла вместе с Попцом поднялся в рубку.

— Порядок? — осведомился Хубилай, окидывая взглядом многочисленные пульты и дисплеи. — Куда дел жмурика?

— Вытолкнул через резервный тамбур, — доложил Попец. И добавил: — Когда стартуем, шеф?

Кубла поморщился: он терпеть не мог, когда всяческие шестерки докучают ему вопросами. Однако снизошел-таки до ответа. У него было неплохое настроение после быстро и четко проведенного захвата «дальнобойщика».

— Как только ребята там, внизу, закончат вышвыривать за борт этот... балласт. Здесь не слишком удобные тамбуры, а покойники — народ непонятливый...

— Неплохо было бы там пройтись из брандспойта, — предложил чистюля Попец. — А то прямо как в Мясницкой...

— Вот и займись этим, — распорядился Кубла, устраиваясь в капитанском кресле. — Отправляйся-ка искать шланг. И с уборкой в этой покойницкой управься поскорее. Нам надо в срок добраться до точки. И не до той, из которой собирался прыгать покойный капитан этой посудины, а до нашей точки, из которой мы отправимся к «чертям» в зубы — на Инферну! А она, точка эта, далеко. Почти на пределе полетного радиуса для корабля такого вот класса.

— Так это уже не секрет — наша цель? Но это же... Это совсем другой Мир...

— Теперь не секрет. У меня возникла надобность поболтать с одним человечком из Диаспоры. И разобраться с парочкой других... Чтоб через пять минут ты был там со шлангом, если ребята не додумались взяться за него сами. И отправь пилотов сюда. Они должны были быть в своих креслах уже минут десять назад. У меня нет никакого желания переть до точки на шести «g».

Через двадцать минут «Микадо» отстыковался от ставшего бесполезным «Стража-13», включил движки и начал свой путь к Инферне.

* * *

Сдав Мардж с рук на руки невозмутимому Рейнолдсу и убедившись, что его инструкции восприняты с должным вниманием и приняты к исполнению, Криница отогнал «Комету» на одну из немногих уцелевших охраняемых стоянок — у места, известного в столице как «Греческие дворики» — и, взяв оттуда же свой прокатный «Рондо», не торопясь двинулся к одной из крупнейших гостиниц центра — «Альтаиру». Следовало дать время ребятам из вспомогательной группы «подготовить место».

С подготовкой этой вышла заминка. Судя по всему, Мюрид не схитрил и не подал своим людям предупредительного сигнала. Все было честно — наблюдатели от мафии в гостинице начисто отсутствовали, кроме, разумеется, тех, что присматривали за казино. Но те — само собой — не в счет. Дело было в другом.

— Тут фигня наличествует, — известил Криницу поджидавший его на подъезде к гостиничной стоянке порученец Рейнолдса. — Во-первых, какой-то человечек за номером все-таки присматривал. Как только наши к номеру восемьсот четыре сунулись — якобы подвыпившая парочка, по ошибке, как он тут же им в хвост пристроился... Похоже, что тип, от кого-то, кто присматривает за всеми новоприбывшими. Но его нейтрализовали на ближайшие час-полтора. Если надо — еще часок потянем.

— Посмотрим по обстановке, — мрачно определил Петро. — Что еще?

— В номере действительно никого нет. Мы туда позвонили, потом один из наших разыграл из себя администратора и в дверь зашел — для беглого осмотра. Никого. Но... Я не понимаю, как люди Мюрида могли прошляпить этого Смита. Там очень простая планировка и все хорошо просматривается без всякой спецтехники...

— Что же вы хотите сказать? — с той же мрачной интонацией осведомился Петро. — Прошу поконкретнее. Мы не на научном семинаре...

— Если есть такая возможность, то... я бы предпочел разобраться в этом поточнее, господин лейтенант. Прежде, чем предпринимать активные действия...

— Только что вы сами дали мне на все про все что-то около двух — двух с половиной часов, агент... — веселья в голосе Криницы не прибавилось. — Давайте называть вещи шершавым языком рапорта. Без всякой лирики. Если вы хотите сказать, что недостаточно хорошо провели предварительную разведку обстановки и не можете гарантировать...

— Нет! — твердо возразил человек Рейнолдса. — Я хотел сказать только то, что если у вас есть какие-то дополнительные возможности, кроме...

— Ни дополнительного времени, ни дополнительных возможностей нет, агент, — прервал его Петро. — Ни у меня, ни у вас. Поэтому я принимаю такое решение: я произвожу осмотр и обыск номера восемьсот четвертого — в течение сорока — сорока пяти минут. Вы и ваши люди меня страхуете по обычной схеме, сохраняя постоянную бдительность. Начинаем немедленно. Вы поняли задачу?

Задачу человек Рейнолдса понял, помрачнел и услужливо распахнул перед Криницей дверцу «Рондо».

* * *

Петро, не торопясь, вошел в вестибюль «Альтаира». Оглядевшись, он с удовлетворением отметил, что жизнь в огромном корпусе гостиницы — несмотря на худые времена — все-таки теплится и из бара доносятся голоса посетителей. В этот бар он и свернул с таким видом, что, собственно, за тем и пришел в этот приют немногочисленных гостей Фронды. Изображать собой местного здесь было не нужно и даже вредно. Местный в баре «Альтаира» — белая ворона. Либо сутенер, либо валютчик. А гости — хоть и ненавистные федералы — свой мир. Мир твердой валюты, благополучия и непонятных для граждан Самостоятельной Цивилизации проблем. На них глаз не останавливается — не больше, чем на плывущих по небу облачках, по крайней мере.

Пригубив местного белого и закусив его солеными орешками, Криница невозмутимо попросил бармена «повторить, но теперь со льдом, пожалуйста», осведомился у него же, «где туту вас можно отлить, милейший?», опорожнил второй стаканчик и вышел в указанном ему направлении. «Где тут можно отлить», он прекрасно знал и без бармена. Планировка «Альтаира» и вообще все, что ему необходимо было знать для проведения операции, он уже успел скачать на свой комп.

Кроме всего прочего, он знал теперь также и то, что в непосредственном соседстве с этими благословенными, отделанными белым кафелем палатами расположена неприметная дверь, выходящая на лестничную клетку, предназначенную для персонала гостиницы. Открыть и незаметно закрыть ее за собой не составляло труда. Особой опасности встреча с кем-то из служащих гостиницы для него не представляла — ни сама по себе, ни как сколько-нибудь вероятное событие. «Альтаир» был не так богат, чтобы содержать такой штат персонала, который бы путался под ногами у всех встречных-поперечных. О телекамерах наблюдения позаботились уже люди Рейнолдса. Забота эта в общем-то свелась к тому, чтобы лишний раз убедиться, что камеры эти по причине дряхлости и отсутствия ремонта в большинстве своем годятся только для устрашения начинающих взломщиков.

В общем, путь до восемьсот четвертого номера был для Петро скорее скучен, чем опасен. Ключ, изъятый у Смита, тоже поставленной задачи не осложнил. Ничего опасного не ждало лейтенанта разведслужбы и в самом восемьсот четвертом. Так, по крайней мере, ему показалось после того, как он затворил за собой дверь.

Впечатление номер производил такое, какое производит нормальный, не слишком притязательный гостиничный номер, жилец которого пробыл в нем ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы бросить на кровать нераспакованный чемодан, оценить вид из окна, сплюнуть с досады и выскочить в коридор, захлопнув за собою дверь, без особого намерения сюда вернуться.

У одной стены номера располагалась кровать с прикроватной тумбочкой, украшенной сделанной под старину лампой-ночником с каменной подставкой в виде ливанского кедра. Противоположную стену занимали встроенные шкафы, секретер, порядком устаревший узел информации и развлечений и просто масса полок. В третьей находились двери в ванную и санузел. Четвертая стена, в центре которой располагалось окно, была украшена образцами туземного искусства, в том числе копией одного из натюрмортов Алены Тарквини (что, впрочем, осталось неизвестным для участников событий).

Петро, стараясь не «высвечиваться» в окна, прошел вдоль стенки номера, для порядка заглянул в шкафы, ванную и санузел (защитные пленки на всей сантехнике — от умывальника до биде — с надписями, заверяющими, что предметы эти стерилизованы УФ и гамма-излучением, были не тронуты), вернулся в жилую комнату, опустил — от греха подальше — шторы и принялся осторожно распаковывать чемодан, украшающий нетронутую, покрытую цветастой накидкой полуторную кровать. Под саму кровать он, разумеется, тоже удосужился заглянуть. Ничего особенного там не было. Даже пыли маловато. Все-таки в «Альтаире» не забывали поддерживать чистоту в номерах. Содержимое чемодана порядком удивило его. Меньше всего он ожидал, что багаж профессионального разведчика может состоять из набора предметов, что предстали перед его взглядом.

Прежде всего это были книги — настоящие, бумажные книги! Некоторые из них были изданы давно — несколько веков назад. Затем исписанные мелким почерком тетради. А к ним еще куча всякой всячины. Словно в прабабушкином сундуке, в который как-то в детстве случилось забраться юному Кринице — далеко отсюда, в другом Мире.

Были тут очки в самой настоящей роговой оправе — целое состояние по расценкам местных антикваров, старенький ридер, в который файлы теперешних форматов можно было запихивать только через специальный переходник, целая коллекция непонятных, смахивающих на хирургические, инструментов и самая что ни на есть картотека, состоящая из все тем же бисерным почерком исписанных картонных карточек размером примерно с игральную карту... Пока Криница рассматривал эту древность, до него начало постепенно доходить, что этот чемодан не принадлежит, просто не может принадлежать лейтенанту Харви Смиту.

И он уже начал догадываться, кто его хозяин, когда услышал за спиной осторожные шаги...

* * *

«Ну вот, — подумал Петро. — Доигрались! Шуруем вовсю на чужой планете, как у себя дома. Совсем осторожность потеряли. Работаем на грани фола. И вот он — тот самый фол! Теперь расхлебывай... Один за всех. Хорошо, если так...»

Как на штатной тренировке, он начал сразу два движения — медленное и быстрое. Медленным, не внушающим предполагаемому противнику ни малейших опасений, слегка растопырив руки, чтоб видно было, что в них нет никакого оружия, он с проникновенной улыбкой на устах стал к этому противнику оборачиваться. Другим — стремительным и неожиданным — он швырнул себя в угол, за спину тому, кто так неумело подкрадывался к нему.

Этот «кто-то» ошарашенно замер, словно вовсе не собирался пару секунд назад огреть неожиданного гостя массивной настольной лампой, которую неловко ухватил за мраморную подставку.

При виде этого предмета голова Криницы отозвалась тупой болью — воспоминанием о встрече с графином шартреза. Но было не до болей в башке.

— Здравствуйте, профессор, — совершенно спокойно произнес лейтенант, поднимаясь на ноги и стараясь спрятать замаскированный под электрокарандаш дистанционный парализатор. Он и сам не заметил, когда тот оказался у него в руке. Чтобы управиться с противником, которого он обнаружил перед собой, оружие вообще не требовалось.

— Черт возьми! — искренне удивился доктор Кульбах, неуклюже поворачиваясь к столь неожиданно изменившему свое местоположение собеседнику. — По-моему, мы знакомы... Я случайно не мог вас видеть э-э... на «Эмбасси-2»?

— Могли, профессор, — заверил его Петро. — И не случайно. В составе комиссии по контролю за...

— Ах да!

Лицо Эберхардта Кульбаха просветлело. Очки (нос его украшал дубликат того предмета роскоши, что минуту назад удивил Петро) радостно блеснули.

Он поискал вокруг себя глазами и со смущенным видом пристроил лампу за спинкой кровати.

— Право же, вам следовало э-э... предупредить меня о вашем э-э... визите, господин э-э... кажется, Крицман?

— Криница, профессор. Лейтенант Криница к вашим услугам...

— Простите мою забывчивость... Однако же, лейтенант, что вы делаете в номере вашего, гм... коллеги? И что вы ищете в моем чемодане?

Теперь в голосе Кульбаха зазвучала нотка подозрительности.

— О, Господи, — вздохнул Петро, тяжело садясь на кровать. — А у вас-то самого, профессор, простите, нет никакого желания объяснить мне, откуда здесь взялись вы? И на Фронде, и в этой вот комнате?

Последний вопрос был далеко не праздным: дверь номера оставалась закрытой изнутри (да и люди Рейнолдса присматривали за коридором), все укромные места в номере лейтенант достаточно тщательно осмотрел две минуты назад. В ситуации ясно обрисовывался элемент мистики.

— Я не совсем понял вас...

Профессор поправил очки.

— Вы, должно быть, не знаете, доктор, что никто — ни одна живая душа на «Эмбасси» — не знает, что вы находитесь на поверхности планеты... Ваше здесь пребывание — чистой воды сюрприз для всех нас, и для службы внутренней безопасности в особенности.

Лицо Криницы оставалось добродушным, только глаза неприятно сощурились и смотрели профессору прямо в душу.

— Скажите, вы собрались просить здесь политическое убежище, доктор Кульбах?

Петро явно переусердствовал, и для того, чтобы подхватить ослабшего в коленках доктора, ему пришлось проявить уже чисто профессиональную сноровку.

— Что вы, что вы, профессор! — торопливо начал он успокаивать Кульбаха. — Я спросил вас для проформы, э-э... не совсем всерьез... Дать вам лекарство?

— Zum Teufel! — вяло, но достаточно категорично отмахнулся доктор. — У вас, господа, левая рука не ведает, что делает правая... Мое пребывание на планете курирует ваш коллега Харви Смит. Он счел необходимым в этот раз оформить наш въезд сюда э-э... инкогнито. Видимо, у вас в очередной раз произошла путаница с файлами...

— А в чем состоит м-м... цель вашей миссии? Почему господин Смит окружил ее такой густой атмосферой секретности, что не счел нужным поставить в известность даже своих непосредственных руководителей?

Последнее обстоятельство заметно смутило законопослушного немца.

— Вы уверены, что это так? — с беспокойством спросил он. — Что это господин Смит не поставил в известность о нашей миссии ваше руководство, а не ваше руководство не сочло нужным поставить в известность вас, лейтенант?

— Это самое руководство развернуло экстренную операцию по вашему с лейтенантом поиску и доставке обратно на «Эмбасси». Вы понимаете, что такое решение могло быть принято только на самом высоком уровне?

Профессор, осознав смысл сказанного, выпрямился, затем энергично поднялся с помятой кровати и принялся мерить номер шагами.

— Из вас двоих я должен поверить кому-то одному... Как я понял, вы намерены предложить мне немедленно, как говорится, собрать шмотки и последовать за вами. Откуда я знаю, что вы действительно намерены доставить меня на станцию?

— Вас устроит разговор с подполковником Дель Реем на эту тему? — устало осведомился Криница. — У меня с собой блок связи с кодированными каналами...

Он вытащил из потайного кармана плоскую коробочку радиотелефона и про себя вознес богу молитву, чтобы тот и в этот раз уберег разговор от перехвата. «Землеройка» и так гуляла по лезвию бритвы.

Некоторое время Кульбах пристально смотрел на него, затем решительно отстранил протянутый ему аппарат.

— Разговор с «Эмбасси» можно и имитировать, а вот выражение вашей физиономии, молодой человек, никогда не обманет старого лиса Кульбаха... Не стоит лишний раз выходить в эфир.

Еще несколько секунд он выразительно молчал.

— Я с самого начала подозревал, что Смит мудрит. Но... Тогда мне казалось, что все это связано со спецификой того дела, в которое он меня посвятил...

— Что это было за дело, профессор? — мягко подтолкнул его к разговору Петро.

— Смит обещал мне организовать встречу с Сильвани. Слышали о таком?

— Простите? — не стал скрывать своей неосведомленности Криница.

— Альберто Сильвани — крупнейший специалист в области медицины ранарари, — снисходительно пояснил доктор. — Именно он курирует все несчастные случаи и заболевания, которые происходят с находящимися на Фронде «чертями», а их здесь свыше двух миллионов. И при этом, заметьте, основная специальность Сильвани вовсе не терапия или анатомия. Он — нарколог. Это вам о чем-то говорит?

Секунд пять Петро переваривал этот факт.

— Так вот, — продолжил Кульбах, — Харви, то есть, извините, лейтенант Смит утверждал, что нам удалось за огромный гонорар, конечно, «расколоть», как у вас выражаются, господина Сильвани на, так сказать, интервью со специалистами от «Эмбасси-2». И в качестве первого такого специалиста выбрал вашего покорного слугу...

Профессор несколько театрально откланялся Кринице и продолжил вышагивание из угла в угол по номеру гостиницы.

— Смит обставил все это с величайшей секретностью — даже мои ближайшие помощники не должны были знать об истинной цели моего полета сюда...

— Они о нем не знали вообще, доктор... — с ядом в голосе уведомил его Криница.

— То есть Смит не передал сотрудникам отдела моих инструкций? — возмущенно спросил Кульбах.

Впрочем, возмущение его было адресовано уже не пройдохе Смиту, а самому себе, наивному дураку, на старости лет презревшему элементарные правила работы в режимном заведении.

— Профессор! — взорвался Петро. — Какие там, к черту, инструкции! Он, верно, выбросил их в мусоропровод, как только вы отошли подальше! Благодарите бога за то, что вы еще живы! Этот тип конспиративно вывез вас со станции с единственной целью — свалить на вас все подозрения, которые у нас возникли. Больше вы ему ни для чего не нужны! Не пойму, почему он не избавился от вас сразу, как только вы с ним покинули борт «Эмбасси»! Готов поспорить, что никакой Сильвани и слыхом не слыхивал о том, что ему собираются платить за секретные переговоры с федералами!

Криница замолчал, играя желваками. Потом снова воззрился на угнетенного мыслью о совершенной глупости профессора.

— Сейчас мы тронемся отсюда, господин Кульбах. Скажите мне только одно... — он еще раз пристальным взором окинул номер, — откуда вы взялись тут. Я не мог не услышать, что срабатывает замок двери. Да и мои люди расставлены вокруг. Должны были дать мне знать, как только в коридоре появился бы хоть кто-то посторонний. Вы же возникли у меня за спиной, как бог из машины. И приголубили бы меня осветительным прибором в темечко, если бы двигались тише...

— Да... — вздохнул Кульбах, покосившись на лампу. — Хруст в суставах. Пора заняться моим артритом... Что до того, как я проник в эту комнату... — он пожал плечами. — Элементарно... Следуйте за мною. Тем более что мне необходимо переодеться «на выход»...

Он двинулся в направлении ванной и поманил Петро за собой. Тот незаметным движением вынул парализатор, сжал в ладони и осторожно вышел вслед за старым профессором в ванную комнату. Штора, загораживающая душевую кабинку, была теперь отдернута, а часть стены этой кабинки была сдвинута в сторону и открывала проход в точно такую же — только другой отделки душевую. В соседний с восемьсот четвертым — восемьсот третий номер.

Кульбах шагнул в проход и еще раз жестом пригласил Криницу следовать за собой.

— Харви утверждал, что здесь раньше были трехкомнатные номера, — пояснил он. — Но потом номера э-э... разукрупнили, а двери заперли, и остались номера двухкомнатные. Потом — однокомнатные. Но, главное, осталось по две двери, которые их соединяют. Харви очень гордился, что обнаружил это не так давно. Он оставил мне свой э-э ключ...

— Это вообще-то называется отмычка, — вздохнул Петро, покрутив предмет у себя перед носом.

— Так или иначе, эта штука открывает сей замок, — пожал плечами Кульбах, — и это меня вполне устраивает. Харви просил меня в случае, если кто-то начнет беспокоить меня в этом номере, перебраться в соседний... В его или, наоборот, в тот, что справа по коридору, — он пустует. И его этот ключ тоже открывает... Гм... похоже, что действительно, лучше называть его отмычкой...

— Так вы все это время находились здесь? — спросил Криница, проходя из ванной в строго симметричный восемьсот четвертому соседний номер — почти столь же стереотипный и необжитый. — И за двое с лишним суток даже не нашли времени распаковать багаж? Кстати, почему вы свой чемодан оставили там — в номере господина Смита?

— Знаете... — Кульбах развел руками. — Мы вселялись в «Альтаир» по-отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания... Харви оказался столь любезен, что взял на себя хлопоты о моем багаже. Тем более что своего у него фактически не было. А я прогулялся по Центру... В страшном, надо сказать, запустении столица пребывает, что же тогда у них творится по окраинам?

Профессор пожал плечами и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, продолжил:

— Так вот, я прошелся по городу, купил себе этот кейс, — он кивнул на стоящий в углу старомодный чемоданчик, — немного еды — так, к чаю. Я, знаете ли, не прожорлив, и кое-что для чтения на ночь...

Его слова подтверждали весомые вещественные доказательства — на прикроватной тумбочке стояли два опустошенных разовых термоса и горка пластиковых стаканчиков, а у изголовья кровати валялись рассроченные упаковки из-под сандвичей и напечатанные на дешевом заменителе — не чета мелованной бумаге фолиантов, заполнявших нутро чемодана из соседнего номера, — «одноразовые» томики какого-то местного издательства.

«Хитрость Хромого» — прочитал Петро на обложке одного из них. Взял вторую и выяснил, что видит перед собой еще одно творение плодовитого литератора Анатолия Смольского — «Отставка Хромого».

— Вы читаете подобную муру, профессор? — искренне удивился он.

Для себя он считал возможным потратить пару часиков на сон грядущий, когда обстоятельства это ему позволяли, на чтение сочинений Смольского или Дженнифер Флокс — эта литераторствующая дама (или созданный «ПРЕ-ЧМО» ее виртуальный образ) тоже активно эксплуатировала фрондийский антураж для своих политических детективов. Они, детективы эти, всегда были приятны ему тем, что не имели ни малейшего отношения к реальной Фронде, о тротуары которой приходилось сбивать свои подметки специальному агенту Кринице. Такое времяпрепровождение для себя он считал простительной слабостью, так как корифеем мысли себя никогда не числил. Но то, что на подобное чтение тратит свое драгоценное время одна из самых крупных научных шишек в секторе, было для него потрясением.

— Знаете... — Кульбах несколько смутился. — Смит предупредил, что нам, возможно, придется провести некоторое, может быть, довольно длительное, время в ожидании нашего м-м... партнера. Так что я прихватил с собой несколько э-э... работ, с которыми давно хотел ознакомиться на досуге... Вы их видели, когда, гм... досматривали мой багаж. Но... понимаете, когда я вселился в свой номер и, как условлено было, прошел к Харви — через ту дверь, через которую... Ну — вы поняли... Так вот. Харви был необыкновенно нервозен и торопился куда-то... Для меня у него оказались свободными лишь пять-шесть минут... Он сказал нечто в том духе, что возникли непредвиденные обстоятельства... Что опасность резко возросла и я не должен показывать носа из номера... Это так повлияло на меня, что я... Видите ли, я человек, привыкший к, так сказать, кабинетной работе... К труду в спокойной обстановке... Так что ни на что, кроме чтения сочинений господина Смольского, я просто не был способен. К тому же мною овладела бессонница...

Петро взглянул на обложки четвертого и пятого томиков. То были «Смерть Хромого» и, соответственно, его же, Хромого, «Воскрешение».

«Контрафаксные, между прочим, издания, — подумал он. — „ДУСТ“ вправе Фронде иск впаять. А впрочем, я сюда не издательские права защищать прилетел. Да и не довезти эту макулатуру даже до геостационара. Рассыплются в прах — и хана вещдокам...»

В этом он был прав: в состав той дряни, на которой местные «пираты» распечатывали нетленные творения Анатолия и других доходных «генераторов текстов», был, разумеется, введен фотосенсибилизатор, превращающий в сероватый прах каждую из страниц «книжки-мотылька» через пару суток после того, как на нее падал свет.

Петро потряс гудящей головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снова взял быка за рога.

— Когда это было? Я имею в виду ваш последний разговор со Смитом. Как давно вы здесь кукуете?

— Н-ну... Кончаются уже вторые сутки... Я уже начал затрудняться в определении своего нынешнего состояния, когда вы...

— Смит покинул свой номер, пройдя через ваш?

— И дальше, через соседний...

— Господи, наконец-то я понял... — возблагодарил бога Криница.

— Вы ничего не поняли. Мы принимали еще и дополнительные меры безопасности...

Кульбах полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и извлек оттуда небольшой футляр.

— Вот — смотрите...

Он начал доставать из футляра и прилаживать себе на щеки, лоб, подбородок почти незаметные, под цвет кожи лица нашлепки — каждая размером с квадратный сантиметр, не больше.

— Ого! Так вы и этот макияж использовали?.. — воскликнул Петро не без уважения к основательности, с которой его бывший коллега подготовил эту операцию.

— Отвернитесь на минутку, — попросил его Кульбах. — Будет сюрприз. Заодно мне надо еще и гм... переодеться...

— С удовольствием, — согласился Криница. — При условии, что сюрприз ваш не будет состоять в ударе тяжелым предметом по темени. У меня там четыре шва, знаете ли... относительно свежих...

Получив заверения профессора Эберхардта Кульбаха, что никакое причинение вреда своему собеседнику им не замышлено, Криница некоторое время, стоя спиной к доктору, изучал висевшие перед ним на стене картины. Через пять-шесть минут такого созерцания деловитое шуршание, производимое почтенным профессором за его спиной, сменилось возгласом, приглашавшим его лицезреть результат перевоплощения доктора Кульбаха в нечто совсем иное.

— Как я вам нравлюсь в таком виде, Кириниса-сан? — осведомился у него завернутый в кимоно японец, вежливо улыбавшийся и сгибавшийся в поклоне.

Мини-электроды, подававшие согласно программе своих микрочипов импульсы на мышцы лица уважаемого доктора экзобиологии, превратили его в типичного жителя, Страны восходящего солнца. Тренировки, которые, очевидно, провел с ним хитроумный Харви, позволяли доку вполне естественно принимать осанку, соответствующую его новому облику. Мимикрия была полной — даже рост профессора, казалось, уменьшился.

— Здорово! — признал Криница. — До Космотерминала вы в таком виде дотянете?

— Как говоритиця — «нет проблема»! — с японским акцентом заверил его доктор. — Только мисица лица болеть будет потом...

— Тогда делаем глубокий вдох и — ходу, профессор! Ваш чемодан заберут мои люди. Нам не надо привлекать к себе внимание. Кстати, насчет вашего внешнего вида. Кимоно в здешней обстановке смотрится почище, чем знамя в руках. К тому же, насколько я знаю, даже на Земле японцы носят его только дома...

— Кимоно я, с вашего позволения, поменяю на дорожную одежду, — несколько смущенно согласился с ним Кульбах. — Я, знаете ли, переусердствовал по части внешних эффектов. Еще пару минут, пожалуйста... К тому же мне надо принять таблетку этой ерунды...

— Это зачем еще? — нахмурился Петро. — Какой такой ерунды?

— Харви прописал мне вот это...

Кульбах протянул лейтенанту упаковку таблеток.

— Антиаллерген или что-то в этом роде... Чтобы не свалиться неожиданно от какой-нибудь местной хвори. Одна таблетка каждые двенадцать часов...

— Разве вы не прошли стандартный курс прививок? — озадаченно спросил Петро. — Вы же много раз бывали на Фронде. И каждый раз глотали таблетки?

— Боже мой, конечно нет! — замахал руками Кульбах. — То есть нет, конечно, да! Я имею в виду, что да, конечно, я регулярно делаю все эти прививки. И никаких таблеток в связи с командировками никогда не принимал... Но все то было, как правило, ненадолго — день, два... А сейчас предвиделось гораздо более долгое пребывание на...

— Как видите, оно оказалось коротким, доктор, — сурово оборвал его лейтенант. — Не вздумайте глотать эту дрянь.

— Харви сам принимал эти таблетки... Если вы думаете, что...

— Из одной с вами упаковки?

— Разумеется, нет, но...

— Никаких «но», профессор! Это снадобье я оставлю при себе. Для последующего анализа. Смит давал вам еще какие-нибудь лекарства?

— Нет...

— Тогда поскорее натягивайте штаны и ходу отсюда, профессор! Ходу!!!

* * *

Подзастрявший в туалете верзила-клиент без особого шума вернулся в бар, подцепив где-то по дороге, в качестве собутыльника, пожилого, но жизнерадостного японца. Японца верзила угостил имевшейся в репертуаре бара горилкой (и основательно угостился ею сам), а тот в ответ пожелал угостить верзилу саке. Но саке в баре «Альтаира» отродясь не видали, и оба клиента отчалили — искать сей напиток в «Сакуре», где ему сам господь быть велел.

Ничем больше они ни бармену, ни кому-либо из посетителей не запомнились.

* * *

В каюте, совсем недавно служившей кабинетом капитану Сигурду, толклась неполная дюжина вооруженных людей. Шестеро присматривали за тем, чтобы ничего худого не вышло с великим Кублой, четверо пеклись о личной безопасности своего шефа — капитана спасательного бота, десять минут назад причалившего к стыковочному узлу «Микадо». Оба «больших человека», сидя в креслах, без всякой приязни созерцали друг друга. Наконец после непродолжительной паузы тот тип, что сидел напротив Хубилая, не отрывая своего угрюмого взгляда от его физиономии, изрек:

— Вы просто сошли с ума!

Кубла и не подумал хоть как-то реагировать на эмоциональное состояние собеседника. В капитанской каюте «Микадо» воцарилась напряженная тишина. Тогда тип продолжил:

— Вы осознаете, на что нарвались бы, если бы я и мои люди не успели перехватить вас раньше, чем патрульные эсминцы? И это — через пару суток после того, как земной корабль со скандалом, с громом и шумом шлепнулся на планету!

— Не земной. Фрондийский, — поправил его Кубла. — Да и вообще, то был объявленный рейс в рамках «Договора о космонавигации». Не знаю уж, что у них там вышло на сближении с планетой...

— Поразительная осведомленность! — к возмущению в голосе командира космобота Службы спасения добавилась злая ирония. — Зато ваш корабль вылез из подпространства поперек всех договоров и без всякого оповещения! По логике вещей вас могли просто спалить коллапс-зарядом.

— Не могли, — спокойно заверил его Хубилай. — Мы вынырнули в нейтральном Космосе. Ну, может быть, чуть зацепили договорную зону... Но не настолько, чтобы всполошить военно-космический флот ранарари. А вам мы дали сигнал, по которому вы и пригнали сюда. Как и было условлено.

— Когда и с кем условлено?! — собеседник Кублы треснул кулаком по столу. — Моим шефом и вашим агентом? Никому и в голову не приходило, что вы сами сюда заявитесь, да еще этак вот — на корабле, который вот-вот будет заявлен в розыск!

— Кстати, о вашем шефе... — раздраженно прервал его Хубилай. — Почему пан Раковски не соизволили лично?..

— Да по той простой причине, что ваши молодцы, что пригнали тот — первый — корабль, сделали ему и его экипажу такое паблисити... Одним словом, пану Раковски просто сейчас не до вас. Я, — он выразительно ткнул себя в грудь, — Алонсо Керуак — буду здесь представлять его интересы, хотя и не совсем понимаю, чем я могу вам оказаться полезен в такой ситуации... Да вы, я вижу, не в курсе здешних событий?

— В первую очередь, — еле сдерживая нарастающее раздражение, начал Хубилай, — меня интересует, в чьих руках сейчас находится «Ганимед» и его груз. Во вторую — что там приключилось с парнями, что были на борту посудины? К вашему сведению: по крайней мере один из них — легавый. Причем легавый с очень большими полномочиями... И еще вам не мешает знать, что Фронду отрубили от всех каналов подпространственной связи! — тут злость Кублы наконец-то вырвалась наружу. — И никак иначе, чем так, как я сделал, уведомить вас, ослов, об этой ловушке я не мог!

Алонсо презрительно хмыкнул.

— Все это немного неактуально сейчас, — примирительным тоном начал он. — Один только черт знает, где сейчас находится ваш кораблик. Если верить официальным сообщениям, он сгинул вместе со спасательным ботом где-то у самого побережья Второго материка. На его поиски брошены флот и авиация ранарари...

Кубла вцепился в подлокотники кресла так, словно хотел вывернуть их напрочь.

Алонсо, не обращая внимания на реакцию Хубилая, вызванную этим его сообщением, с садистским спокойствием продолжал:

— Экипажи бота и арматор «Ганимеда», поговаривают, благополучно катапультировались. Нашли же только один труп нашего человека, из спасателей. И немного погодя из пустыни прибрел полуконтуженный Раковски. Сейчас он отсиживается в отпуске по болезни. Остальные — сгинули бесследно. Но это — официальная версия, — заметил капитан Керуак. — На самом деле все обстоит немножко по-другому, как вы, наверное, догадываетесь... Но как — сказать трудно. Наши не все побились. Кое-кто залег на дно. Похоже, что уцелел арматор «Ганимеда». Его как-то успели запихнуть в спасательную капсулу... Сейчас они с паном Лешеком в столице — ходят вокруг друг друга кругами...

— Как его зовут?! — выкрикнул Кубла. — Как зовут этого арматора?!

— Если вы хотите сказать, что господин Крюгер работает на какую-то из спецслужб федералов, то вы никого здесь не удивите... Здесь игра идет уже по нашим правилам. И в правила игры маленькие хитрости господина Крюгера — входят...

— Это что, у вас тут правила такие — самим голову в петлю совать?! — против его воли голос Хубилая сорвался чуть ли не до визга.

— Послушайте, — Алонсо подался вперед, к самому лицу собеседника, — собственно говоря, в вашем присутствии здесь нет никакой необходимости! Более того, вся эта каша, которую заварили ваши люди на этом чертовом «Ганимеде»...

Затянувшийся разговор с незваным и оказавшимся к тому же еще бестолковым «гостем» начинал Керуаку действовать на нервы.

— Вы ведь и о том, наверное, не знаете, — ядовито продолжал он, — что кораблик-то прибыл сюда, груженный покойничками... Весь экипаж был начисто перебит. Что за свара у них в полете вышла, теперь уже невозможно дознаться. Зато, кроме Крюгера, на борту оказались еще трое пассажиров. Вы можете мне на это что-нибудь путное сказать?

Теперь пришла очередь Хубилая по-рачьи пялить глаза и возмущенно раздувать ноздри.

— Ты хочешь сказать, что в игру влез кто-то еще?.. — он запнулся, пытаясь подобрать слова для выражения той мешанины, в которую превратились все его представления о незадавшемся рейсе «Ганимеда». — Кто-то, кто хотел нас всех объехать по кривой?

— Разбирайтесь сами... — махнул рукой Керуак. — Там, у себя, на Фронде... А тут вам и вовсе делать нечего. По уму, от вас следовало бы избавиться. С концами. Единственное, что нас останавливает, так это расчет на дальнейшие поставки «порошка»... А вот что до ваших претензий на долю в доходах, то ее придется изрядно поуменьшить — по теперешнему раскладу.

С минуту Кубла, покрывшись от ярости багровыми пятнами, сверлил Алонсо диким взглядом, лишенным всего человеческого.

— А это уже зависит от того, как я и мои люди сыграем сейчас — на поиск и захват «груза», — прошипел он. — Вернем товар, тогда и поторгуемся...

Алонсо был просто парализован наглостью такой заявки. Он чуть растерянно обернулся на четверку своих телохранителей. Кто-то из них потянулся к рукоятке бластера. Стоявшая позади Хубилая команда ответила характерным шевелением. И обе шайки замерли в напряженном ожидании.

— Как вы себе представляете ваши действия, — спросил Алонсо Кублу таким голосом, которым разговаривают психиатры со своими особо опасными клиентами, — на совершенно чужой планете, среди людей, о нравах и повадках которых вы и понятия не имеете? Без визы, без толковой легенды, под носом у властей, которые и так уже на ушах стоят в результате последних событий?

— Но вы-то сами не боитесь таскать каштаны из огня под этим самым носом, у этих самых властей! — не слишком логично парировал его Кубла.

— Нашли с чем сравнивать! — пожал плечами Алонсо. — У нас неплохой тыл в Диаспоре. Годами наработанный. И неплохие ходы, о которых не догадываются ни здешние легавые, ни господа федералы, ни Хозяева... Так что самое лучшее для вас — коли вы уж здесь — это поболтаться в нейтральном Космосе под видом самостоятельного ремонта двигателей, скажем, до тех пор, пока мы не доиграем партию до конца...

— Нет уж! — Кубла надменно откинулся в кресле. — Если хотите, то болтайтесь в вакууме сами. А меня не принимайте за идиота. Если вы воображаете, что у меня в этом деле нет своих зацепок и планов, то сильно ошибаетесь! Единственное, что мне нужно от вас, так это чтобы вы без особого шума и треска доставили на планету меня и моих людей. И, конечно, обеспечили бы нам хотя бы минимум необходимых бумажек для того, чтобы власти не цеплялись на каждом шагу. Уж среди десятка миллионов землян мы найдем, где и как приткнуться незаметно... Десять миллионов — это вам не селение колонистов. Это — величина уже неконтролируемая...

— Боже мой! — Алонсо завел глаза под лоб. — Он действительно воображает, что что-то понимает в здешних делах! Послушай, Хубилай! Единственное, чего ты и твои люди смогут добиться, так это напрочь сорвать всю затею! Поэтому...

— Поэтому никаких разговоров на эту тему больше не будет! — отрезал Кубла. — Мы на равных участвуем в поиске и возвращении «груза». А когда найдем и вернем, тогда уж и поторгуемся! Все! Я сказал!

Это был блеф. Но блеф, с которым приходилось считаться. Пределов безумия Хубилая не мог предвидеть никто. Об этом кэп Керуак знал. Поэтому оставлять «Микадо» в его шальных руках было делом рискованным. Имея в своем распоряжении «супердальнобойщик» с невыработанным и до половины ходовым резервом, непредсказуемый авантюрист мог натворить в окрестностях Инферны все, что угодно. Даже начать очередной межцивилизационный конфликт. С другой стороны, с часу на час к «Микадо» должны были проявить интерес Патрульная служба и военно-космические силы Инферны. Не говоря уже о том, что вот-вот о «Микадо» мог поступить запрос федералов — Кубла явно получил в свои руки корабль угоном, а то и путем вооруженного захвата... Нужно было идти на компромисс.

— Теперь выслушай меня...

Алонсо поманил Хубилая пальцем, и тот нехотя подался вперед.

— Если тебе так уж неймется участвовать в игре, то... — Алонсо окинул взглядом стражу свою и Хубилая. — То единственное, что я могу сделать, это взять тебя на борт своего бота. Переодетым. Взамен одного из своих. Пойми — мы люди подневольные. За каждый свой шаг отчитываемся перед Хозяевами. И корабль твой я не имею права допустить в контролируемый Космос Инферны. А если допущу, нас сразу атакуют патрульные эсминцы. А это крышка. С ними не поспоришь. Так что... Пусть твои люди дожидаются тебя в Нейтральном Космосе и делают вид, что копошатся в движке. А ты — раз уж так тебе в заду чешется — погуляешь по планете. Но только учти — отвечать за тебя я ни перед кем не собираюсь. Умываю руки!

Напряжение, висевшее в воздухе, начало ослабевать. Обе замершие друг напротив друга группы боевиков с ощетинившимися стволами бластеров почувствовали это и чуть расслабились.

— Ладно. Твоя взяла... — Кубла вновь, теперь уже лениво и расслабленно, откинулся на спинку кресла. — Принимаю такой вариант. Ксива у меня на руках будет?

— Будет...

Алонсо тоже откинулся в кресле с облегчением.

— На первые дни получишь удостоверение Службы спасения — поколдуем с нашими файлами и с карточкой... Потом, если потребуется, сварганим кое-что посолиднее.

Он обернулся на своих людей, подыскивая по внешности близкого к Хубилаю.

— Роберто, подойди сюда...

* * *

Попец, оставленный дежурным по рубке управления, чуть сдуру не всадил заряд бластера в лоб неожиданно появившемуся в проеме двери Хубилаю. И немудрено. Тот был наряжен в униформу Службы спасения и до синевы выбрит. Зрелище для его подручных дикое. Но, узнав наконец шефа, Попец вытянулся перед ним во фрунт.

— Вот что, Никита... — рассеянно бросил Хубилай, не обращая внимания на имевшее место недоразумение и оглядываясь в поисках свободного сиденья. — Я убываю на Инферну. Один.

— А?.. — недоуменно начал было Попец, но тут же и осекся.

— За старшего формально оставляю Гусмана, — продолжил шеф, не обращая внимания на подавленную в зародыше реплику пилота. — А для тебя у меня есть задача поважнее...

Он опустился в кресло штурмана и закинул ногу на ногу. Достал из кармана и поднял на уровень глаз оптомагнитную карточку — обычную на вид. Поверх карточки он пристально уставился на сподобившегося неслыханной чести подручного.

— После того, как я убуду на боте, — стал объяснять он, наблюдая за тем, достаточно ли ясно тот его понимает, — ты введешь программу с этой карты в главный бортовой... Сделаешь это так, чтобы никто не знал. Ты понимаешь меня? Это очень важно.

Попцу просто поперек горла стояла эта манера Кублы разговаривать со своими подчиненными как с полными идиотами. Но он уважительнейшим тоном заверил шефа, что понимает его, как никто другой.

— После этого будь все время начеку. До тех пор, пока я не вернусь... Не вздумай ужраться спиртным или проспать события. Я приказал, чтобы дежурный, в случае чего, поднял тебя на ноги в первую очередь...

Кубла снова осведомился, хорошо ли его понимает Попец, а Попец заверил его, что хорошо.

— Так вот, если возникнет опасность потерять корабль, — успокоенно продолжил Хубилай, — либо «черти» пригонят эсминец, либо федералы доберутся до нас... До вас то бишь... Тогда ты вот этим ключом, — на свет божий явилась вторая карточка, на этот раз простая магнитка — ключ от капитанской каюты, — отопрешь мою каюту и заберешь кейс. Он будет закреплен на полке над лежанкой. Сам понимаешь, есть кое-какие вещи, которые я не могу тащить с собою туда... Потом с кейсом лезешь в капсулу экстренной эвакуации и оттуда по общей сети загрузишь в комп вот эту команду...

Кубла вытянул из непривычного ему кармана фломастер и тут же, на карточке, написал несколько букв и цифр.

— Легко запомнить, правда?

— Легко, — согласился Попец.

— Вот и я так думаю, что легко... — Хубилай заглянул в глаза своего особо доверенного лица. — Но только запомни: после этого у тебя в распоряжении останется только сорок минут. Ты должен будешь врубить движок капсулы на полную мощность и уходить от корабля на всех шести «g» как можно дальше. Потому что ровно через сорок минут главный движок «хлопнет». Рванет!

— А-а?.. — подавился недоумением Попец.

— Тебя волнует судьба твоих товарищей? — ухмыльнулся Кубла.

— Ни хрена она меня не интересует — их судьба! — торопливо зашептал Попец. — Я-то... Я-то куда денусь на этой капсуле дурацкой? Ведь это же не ближний Космос... Отсюда до планеты...

— В Службе спасения здесь — как видишь — сплошь наши люди, — растолковал ему шеф. — А в случае чего ты ничего не слышал, ничего не знаешь и ничего не помнишь. А кейс... Там из него петля торчит, такая характерная. В случае риска — выдернешь. Сработает пиропатрон. Только отбрось от себя подальше... Ну... в таком случае иди в отрицаловку. Никаких показаний — никому. Ни «чертям», ни своим. Об адвокатах для тебя уважаемое общество позаботится. Даже если Кубла (удивительное дело, Хубилай помянул себя в третьем лице) на этой затее и свернет голову...

В рубке наступило молчание.

Попец, конечно, понимал, что надо было бы воспротивиться столь пессимистическому предположению, но осознание того, что шеф бросает их всех — а его самого в особенности — на произвол судьбы, причем судьбы, контуры которой в ближайшем будущем прочитывались слишком ясно, парализовало его на секунду-другую. Это не осталось незамеченным.

— Да ты, я вижу, и вовсе раскис, — сказал Хубилай в пространство перед собой. — Пожалуй, я напрасно...

— Вы можете положиться на меня! — торопливо начал исправлять свою оплошность похолодевший от ужаса Никита. — Но я... Что это вы так настроились, шеф?.. У вас не бывает неудач!

Некоторое время Хубилай тяжелым взглядом рассматривал его снизу вверх, поскольку Попец не решался опуститься в пилотское кресло и продолжал стоять перед хозяином на полусогнутых, чтобы не слишком возвышаться над его священной персоной. Выдержав впечатляющую паузу, Кубла швырнул ключ-карту на пульт и поднялся на ноги.

— Ну что ж... Я рассчитываю на тебя. Ты не пожалеешь о том, что я оказал тебе доверие. Если, конечно, оправдаешь его...

Попец поглядел вслед шефу, за которым отрезала проход в осевой коридор стальная гильотина гермодвери, и тяжело опустился на сиденье кресла пилота.

* * *

— Да, да... Ждите меня через пару минут, — пообещал Хубилай в трубку ручного селектора и, повернув рукоятку, вошел в оставленный предусмотрительно открытым капитанский бокс. Вынул из полки-фиксатора плоский кейс и открыл его. В кейсе действительно лежал пиропатрон, и петля, продетая через его чеку, была выведена наружу через пропил в окантовке одной из створок. Осмотревшись вокруг, он прихватил с капитанского стола несколько папок с бумагами и дискет и, не интересуясь их содержимым, бросил в кейс. Взвесил его в руке. Главное, чтобы он не казался пустым. Человек, которому при плохом раскладе карт судьбы предстояло вместе с «Микадо» исчезнуть в пламени аннигиляционной вспышки, должен был до конца питать иллюзию, что по крайней мере несколько часов он еще будет ему — Хубилаю — необходим...

* * *

Свен Севелла назначил Рею Яшми встречу на время, крайне неудобное для Кима Яснова — ровно за час до предстоящего рандеву Джона К. Крюгера с господином Раковски, которое следовало держать под неусыпным контролем. Поэтому, поднимаясь по ступеням выстроенного «под барокко» особняка известного на всю Диаспору мецената, агент на контракте был настроен решительно: брать быка за рога с первых же слов предстоящего разговора.

Но человек предполагает, а бог — располагает. В обширном вестибюле, куда попал господин Яшми, преодолев ступени крыльца и массивную дубовую дверь, отпертую перед ним самым настоящим лакеем, его ждало основательное испытание нервной системы. Облаченный в изысканный вечерний костюм сухонький и проворный господин Севелла извинился перед своим гостем за то, что не сможет уделить ему достаточно много времени, так как имеет свои планы на этот вечер. Однако вместо того, чтобы сразу перейти к деловому разговору, он неожиданно предложил гостю пройти в картинную галерею, которая располагалась в крыле его жилища, полюбоваться коллекцией «иллюзий». То, что этой чести удостоился гость, не сообщивший в своем письме конкретной цели своего визита, насторожило Кима. Кого попало Свен Севелла в свою галерею не водил. Видимо, меценат своевременно навел о господине Яшми справки, а теперь зачем-то тянул время.

Панно Предтечей поразили Кима. До этого он видел всего два или три небольших фрагмента этих гипнотизирующих творений, выставленных в городском музее Коппертауна на Синдерелле. На Инферне он их не встречал никогда. Поймав себя на том, что «разменял» уже второй десяток минут, он перешел в наступление.

— Неужели вам никогда не предлагали расстаться хотя, бы с некоторыми из этих панно? — деланно удивился он. — За соответствующую цену, разумеется?

На узком личике господина Севеллы обозначилась утонченно презрительная улыбка.

— В Диаспоре обитает народ не бедный, хотя и прижимистый, — сообщил он наивному гостю. — Тем не менее здесь не найдется такого богача, который бы позволил себе заплатить хотя бы за самое маленькое из моих панно...

«За какие же шиши приобрел их ты, старый сквалыга?» — машинально подумал Ким, а вслух спросил (все с тем же подчеркнуто деланным любопытством):

— Ну а из других Миров вам не поступало таких предложений? Например, с Фронды?

Они дошли уже до середины галереи, когда агент, почувствовав неладное, попытался приостановить их мерное, но неуклонное движение к расположенной в торце комнаты-коридора низенькой дубовой дверце. Не нравилась она ему чем-то, эта дверца.

— Ну что вы...

Севелла невозмутимо двигался в выбранном им направлении, и Киму пришлось следовать за ним.

— Откуда, — продолжал меценат, — на этой нищей планетке сыщется покупатель на подобные предметы? Или вы имеете в виду кого-то определенного?

— Я имею в виду того, от чьего имени к вам обращались не так давно с подобными предложениями...

Севелла по-прежнему медленно шел вдоль вереницы янтарных панно, вставленных в рамы из черного дерева.

— Вам, конечно, известно, что господин Фрост в дальнейшем не сможет осуществлять свое посредничество в той сделке, которую предлагал вам, — продолжил Ким, отчаянно блефуя. — Но я могу вас заверить, что сделанное вам предложение остается в силе...

Они достигли конца галереи и стояли теперь у той самой дверцы.

Меценат наконец повернулся лицом к агенту.

— Послушайте, молодой человек, — резко произнес он, с неожиданной фамильярностью беря Кима за пуговицу, — я понимаю людей, которые ведут двойную игру... Но те, кто пытается вести игру тройную, мне, мягко говоря, неприятны...

— Что вы имеете в виду? — с искренним удивлением спросил Ким.

— Сейчас вы это поймете, — кривовато улыбнувшись, сказал его хозяин и отворил дубовую дверцу. — Проходите.

Ким, слегка согнувшись, прошел вперед.

За дверцей открывалось продолжение галереи — точное подобие того коридора, который они только что прошли. Недалеко от открывшегося прохода стоял и рассматривал висевшее перед ним панно высокий, чуть сутуловатый человек. Он обернулся на звук слегка скрипнувших петель. Ким узнал его: совсем недавно он видел это жестковатое лицо на экране монитора. Перед ним стоял капитан Джордж Листер.

— Здравствуйте, — сказал Ким.

Капитан ответил ему довольно сухим намеком на поклон.

Севелла, стоя в проеме двери, внимательно следил за ними обоими. Похоже, он ожидал какого-то иного результата, нежели умеренное взаимное недоумение двух сведенных им вместе людей. Но он решил не терять инициативы и, деликатно откашлявшись, прервал наступившее молчание.

— Ну что же, господа. Вы оба и почти в один и тот же день и час вознамерились сделать вашему покорному слуге некое предложение... При этом каждый из вас не подозревал о намерениях своего э-э... конкурента. Мне кажется, что вам потребуется некоторое время, чтобы урегулировать возникшее м-м... недоразумение. Мне, к сожалению, в ближайшие полчаса надо быть в ином месте. Поэтому прошу вас заняться решением ваших проблем вне стен моего дома. Впоследствии я рассмотрю возможность возобновления переговоров — но не более, чем с одним партнером. Вы поняли меня, господа? Думаю, вы хорошо запомнили путь, которым сюда пришли, и мне нет необходимости провожать вас до дверей...

* * *

На улице Ким молча кивнул капитану на свой кар, и они оба, сохраняя молчание, заняли места на его сиденьях. Первым это молчание нарушил Листер:

— Кажется, я изрядно подпортил вам игру, господин э-э...

— Яшми. Рей Яшми, агент на контракте. Если говорить точнее, то — частный детектив — к вашим услугам. — Ким решил не открывать сразу все карты. — А вы, если я не ошибаюсь, — капитан Джордж Листер? И как насчет вашей игры? Я в ней, кажется, не был предусмотрен...

— Что ж... — капитан откинулся на спинку сиденья. — Мы оба поставили друг друга в пиковое положение. Кстати, не помню, чтобы мы с вами где-то встречались. Откуда вы знаете меня, господин частный детектив? У нас с вами есть общие знакомые?

— Вы не ошиблись, — кивнул Ким, выруливая к набережной. — Мне есть от кого передать вам привет, капитан.

— Начинаю догадываться.

Листер сцепил пальцы в замок и хрустнул суставами.

— Догадаться легко, капитан. Господин Крюгер был немало удивлен, узнав о том, что вы пребываете в полном здравии на этом, а не на том свете... Простите, если я затронул слишком деликатную тему...

— Это не тема вообще, господин детектив.

Несколько секунд капитан сосредоточенно молчал. Потом резко, словно на что-то решившись, спросил:

— Так вы представляете здесь интересы господина Крюгера? Или вам он известен и под другими именами?

— Известен, — признался Ким. — И под другими — тоже. Вы не против встречи с ним?

— Остановите машину, — прервал его Листер. — Мне лучше сойти здесь. И оставьте мне код вашего канала связи. Я сам свяжусь с вами и с господином следователем, когда в этом возникнет необходимость.

— Пожалуйста...

Ким припарковал кар у входа в небольшой сквер.

— Только один вопрос на прощание, капитан...

Листер, уже покинувший салон, нагнулся к окну машины.

— Зачем вам понадобились «иллюзии Предтеч», господин Листер? Если это не секрет.

Капитан усмехнулся.

— От Севеллы мне нужны были вовсе не «иллюзии». Мне нужны были люди, у которых он их скупает. И даже не сами эти люди. Мне нужно было то, на что они эти «иллюзии» выменивают у сатаны. Мне нужны были Камни. Много Камней!

* * *

Вид пригласительного билета, который Кай поднял на уровень глаз наряженного во флотскую униформу служащего, охранявшего вход на трап «Изгнанника», произвел на того впечатление.

— Проходите, — любезнейшим тоном пригласил он федерального следователя, подобострастно наклоняясь и поворачивая перед ним вертушку сверкающего начищенной медью турникета. — Вас ждут за восьмым столиком. Мы отплываем через шесть минут.

Накануне у Кая было время понаблюдать с дебаркадера за той публикой, что заполнила палубу «Изгнанника»; и теперь, приодетый в общем стиле этого плавучего клуба, он мог надеяться на то, что не будет выглядеть белой вороной среди публики, одетой по моде прошлых веков: фосфоресцирующие костюмы джентльменов, пастельные, светлые тона вечерних платьев очаровательных (и не очень) дам... Медь и хром металлической арматуры судна, легкая мелодия, «вживую» наигрываемая настоящими музыкантами, хлопанье пробок откупориваемого шампанского да тихая гладь реки — все это уже когда-то было... далеко-далеко... не под этими небесами...

А здесь над ним было чужое небо... Недоброе небо Инферны.

Господина Раковски Кай узнал не сразу: тот был облачен в смокинг и на глазу у него красовался антикварного вида монокль, сквозь который на федерального следователя этот глаз смотрел выжидательно и холодно.

— Рад вас видеть в полном здравии, господин арматор, — приветствовал он Кая, жестом указывая на кресло напротив себя.

— Взаимно, — суховато ответил тот. — Надеюсь, что и вам здоровье позволит довести до конца те наши переговоры, что были так неудачно прерваны...

Машинально Кай поправил массивный платиновый браслет своих часов. В сей нехитрый, но ужасно дорогой на вид механизм был вмонтирован отключенный сейчас передатчик аварийного сигнала — на случай попытки захвата Крюгера его довольно сомнительными партнерами по переговорам. Это был единственный вид страховки, на который он решился, чтобы не спугнуть «птичку».

— Ну, если уж идти до конца, — сверкнув позолоченным моноклем, начал господин Раковски, — то стоит, как говорится, начать с начала...

Весь карнавальный антураж «Изгнанника» и в особенности этот оптический инструмент, что красовался на глазу господина Раковски, не давали Каю сосредоточиться на предстоящей беседе. Похоже, что и его собеседник чувствовал некоторую неловкость от надетой на себя маски этакого светского льва.

С минуту они молча наблюдали за тем, как официант расставляет на столе апперитивы и легкую закуску.

— Я, с вашего позволения, уже сделал заказ на свой вкус, — сообщил Раковски Каю. — Но подавать здесь начинают поздно. Пока, для аппетита...

Он поднял рюмку, призывая собеседника означить тостом начало переговоров.

— Ваше здоровье, — по-прежнему сухо отозвался Кай и пригубил терпкое спиртное.

— Надеюсь, вы не станете угощать меня версией о том, что «Ганимед» со своим грузом покоится на шельфе в сотне километров от берега? — осведомился Раковски.

— Не стану, — заверил его Кай.

— И совершенно правильно сделаете, — похвалил его Лешек. — Иначе мне было бы трудно понять, как господину Смольскому удалось выбраться из него на поверхность и объявиться на встрече с читателями в библиотеке Университета Диаспоры...

Кай был в курсе дела и теперь мысленно клял хозяев Серого монастыря, допустивших такое. Он откашлялся и спокойным голосом стал излагать Раковски тщательно взвешенную и отработанную в деталях версию событий, родившуюся в результате долгих прикидок и обсуждений в штабе «Тропы». Версия эта не слишком отличалась от реальных событий. Исключение составляла только ни в какие рамки не укладывавшаяся роль, сыгранная в случившейся истории капитаном Листером. Посадку «Ганимеда», по версии Кая, совершил сумевший освободиться из запертой каюты Кирилл Николаев.

Раковски не перебивал собеседника, потягивая аперитив и время от времени вставляя в разговор ничего не значащие междометия. Это насторожило Кая. Настороженность эта переросла во вполне определенную тревогу, когда после того, как «господин Крюгер» закончил свой рассказ и изложил деловые предложения, его собеседник и не подумал всерьез обсудить сказанное, а пустился в довольно бестолковые расспросы, переходя с пятого на десятое.

— Послушайте, — наконец прервал эту игру федеральный следователь, — мне кажется, что вы пригласили меня сюда вовсе не для того, чтобы говорить о деле...

— Вы только сейчас это поняли? — раздался голос за его спиной.

Кай обернулся и увидел перед собой элегантно, точно в стиле «Изгнанника» одетого джентльмена. Джентльмен был немолод, худощав и ироничен.

Лешек закашлялся.

— Видит бог, Свен, — начал он, — не моя вина, что эти типы — там, на Фронде, — перебежали тебе дорожку. Теперь это моя игра. Не стоит тебе отыгрывать назад партию, которую ты уже продул...

— А тебе не стоит делать того, что ты затеял! — оборвал его тощий старик. — Забирай своих шестерок и сматывайся с борта. Твоих людей здесь только шесть, а моих — вдвое больше. Поторапливайся. Ради такого случая тебе подадут катер...

— Ты еще пожалеешь об этом, Севелла! — Раковски резко поднялся и зло бросил на стол салфетку.

Кай ощутил себя совершенно лишним на борту «Изгнанника».

— Легко Лешек сдался... — заметил Севелла, глядя в спину удаляющемуся без всякого прощания конкуренту. — На вашем месте я над этим задумался бы, господин Крюгер...

— Как я понимаю, вы хотите возобновить те переговоры, которые с вами начал покойный господин Фрост? — спросил Кай, также поднимаясь из-за стола.

Теперь настала его очередь блефовать.

— Сидите, сидите, — Севелла приостановил его легким похлопыванием по плечу. — Вы еще не попробовали чудесной осетрины, которую заказал для вас любезный господин Раковски... Впрочем, оставь я вас в его компании, до осетрины очередь могла бы и не дойти. Вы бы уже отчаливали от борта «Изгнанника» на том прелестном катере, на котором Лешек проделывает это сейчас в одиночку. Точнее, в сопровождении своих боевиков...

— Мне остается поблагодарить вас... — несколько натянуто произнес Кай, опускаясь в кресло и потому поневоле глядя на собеседника снизу вверх. — Итак, вы хотели...

— Упаси бог! Я ничего не хотел, господин Крюгер. Я действительно продул эту партию и не собираюсь к ней возвращаться. Я просто вернул Лешеку своего рода долг...

— Вы так легко отказываетесь от таких возможностей... — начал было Кай.

— Вы обратили внимание на мой почтенный возраст? — мило улыбаясь, перебил его Севелла. — Как вы думаете, почему я его достиг? Да потому, мой друг, что я никогда не заглатывал такую наживку, которую у меня могли вырвать вместе с желудком! Простите мне мою откровенность, но тот товар, который вы предлагаете, очень похож на такую приманку.

Он еще раз улыбнулся.

— Приятно вам провести вечер. Я тоже покину вас — дела требуют... Мой геликоптер снимет меня с верхней палубы...

Оставшись в одиночестве, Кай молча созерцал белоснежную скатерть и пытался хоть как-то уложить в голове все происшедшее. Официант бесшумно убрал со стола прибор Лешека и с полупоклоном осведомился:

— Прикажете подавать осетрину, мистер?..

* * *

Вверенный ему кар федеральный следователь перевел на автопилот, поднял затененные стекла кабины и, став теперь невидимым для взглядов прохожих, еще раз занялся тем, что его приятель Пьер Годфруа из научного сектора управления любил называть «анализом неопределенностей и синтезом подозрений». А проще говоря — гаданием на кофейной гуще. Ничего другого, впрочем, не оставалось. Прекрасное занятие для меланхоличной вечерней поездки по «кварталам землян» без определенной цели и без видимых провожатых.

Кай понимал, что после провального эпизода на «Изгнаннике» его самостоятельные выходы в «кварталы землян» не могут приветствоваться Службой безопасности Диаспоры, да и контрразведкой ранарари — тоже. Но у проблемы была еще и вторая — неформальная — сторона.

Агент на контракте, о многом догадывавшийся, предпочитал вида не подавать и в дела федерального следователя не вмешиваться. И не только солидарность граждан Федерации стояла за этой его непричастностью. Весьма возможно, что в рукаве у федерального следователя припрятана пара козырных тузов — другой вопрос, крапленых или нет. Так зачем же в сложившейся ситуации, смахивающей на позорное фиаско, мешать партнеру пойти с какой-то из этих карт? Можно было также предположить, что работодатели агента догадывались о его точке зрения и давали свое молчаливое «добро» на этот эксперимент.

Собственно, для них — будь они тузами Диаспоры или «чертями» из планетарной контрразведки ранарари, тоже было приемлемо отпустить офицера управления с короткого поводка и проследить за его действиями, даже если они и не принесут никаких результатов в рамках операции «Тропа». Может, конечно, нарваться на дальнейшие неприятности со здешним криминалом — не велика беда теперь, когда он фактически выбыл из игры. А может и вывести на какого-нибудь замороженного резидента федералов в Диаспоре, а то и на целую сеть их... Будет же человек стараться выбраться из тупика, в котором очутился? Будет. Ну что же — ему и карты в руки...

Пожалуй, других объяснений предоставленной ему свободы Кай найти не мог. А обещание гарантировать безопасность при выходе «в люди» прекрасно оправдывало ведение за ним ненавязчивой, но постоянной слежки.

И это ставило его перед нешуточным выбором: либо не рисковать дальше понапрасну и, признав окончательное поражение, отдать всю операцию на откуп ранарари и Диаспоре, либо привести в действие весьма слабенький резерв — еще только наметившуюся сеть управления.

Да и то сказать — «сеть»: пара ничего еще в здешней жизни не смыслящих новичков, года не проживших в Диаспоре. Неудивительно, что управление не стало вводить контрразведку в курс своих разработок по Инферне. Это было сделано не столько ради сохранения каких-то особых секретов, а скорее из опасения, что над достигнутыми за последние несколько лет успехами по проникновению в Диаспору заклятые друзья из других «компетентных служб» Федерации могут просто посмеяться. По некоторым особенностям полученных им инструкций Кай понял, что и ему-то, «своему», карты эти приоткрыли с большой неохотой.

Тем не менее в отношении этих двух агентов у Кая был выработан определенный план, в соответствии с которым он мог бы действовать, если бы выбор пал на продолжение игры. Но что-то мешало ему сделать этот выбор самостоятельно. Впрочем, он уже привык к этому «что-то», легко узнавал его голос.

А голос этот, как уже не раз бывало, спрашивал федерального следователя, действительно ли он считает, что дело стоит того, чтобы подставить под провал не себя — а кого-то другого? А может, это была всего лишь забота о том, чтобы не стать козлом отпущения? О том, чтобы просто не «пролететь» мимо очередного звания, не оказаться засунутым в периферийный филиал управления...

Впрочем, привычным для Кая стал и способ решения этой неразрешимой дилеммы. Он доверил право принимать решение старому как мир судье — порядком уже стершейся монетке с гербом давно несуществующего государства. Герб содержал изображение орла, и этим орлом вверх легла на ладонь федерального следователя монета, когда он, не глядя, машинальным движением подбросил и поймал ее в воздухе.

Вздохнув, Кай проверил, нет ли орла и на обратной стороне монетки — такая у него была манера шутить с самим собой, — и взялся за руль кара. Потом набрал на своем блоке связи номер, который соединил его со скрытым в одном из неприметных тайников «одноразовым» сигнализатором. Тот в ответ выстрелил заложенный в него сигнал и потихоньку самоуничтожился. Расставить такие сравнительно примитивные, но хорошо показавшие себя в работе устройства да соорудить систему тайников и «почтовых ящиков» было пока практически единственным серьезным поручением, которое управление доверило своей здешней сети.

Сигнал высветился на индикаторе блока в виде недлинной цепочки цифр. И цифры эти неожиданно придали совершенно иное направление течению мыслей федерального следователя. Они означали, что в одном из «почтовых ящиков» города для него оставлено сообщение.

Это путало все карты.

* * *

Адресованное ему сообщение Кай считал из тайника дистанционно, не появляясь на заброшенной станции монорельса (так и не привившегося на Инферне новшества землян), где этот тайник-ретранслятор был смонтирован в древнем приборном щите. Нацепив наушники и включив блокировку постороннего прослушивания, он врубил свой комп на «прокрутку» кодированного сообщения. Первые же услышанные звуки повергли его в изумление.

Это был голос Микиса Палладини.

— Я вас совсем не понимаю, следователь! — зазвучал в наушниках его сбивчивый, перескакивающий с пятого на десятое голос. — Мы не договаривались о личных контактах... Только через третьих лиц... Зачем вы мне послали вызов напрямую? Я ничего не понимаю на этой дурацкой планете... Если мы разминемся, то не посылайте вызов снова по тому же адресу — меня там уже нет! Я вместе с Толиком нахожусь в гостевом комплексе здешнего универа. Там легко найти... В общем, постарайтесь подтвердить ваш вызов, господин Санди...

Кай уставился на открывавшийся со стоянки, на которую он приткнул свой кар, вид — город ранарари, смахивающий на дурной сон какого-нибудь поклонника абстрактной живописи.

Кажется, все встало на свои места. Разумеется, никакого вызова Микису федеральный следователь не посылал. Но тем не менее Микис его получил. Точнее, получил, по всей видимости, запись, содержащую несколько фраз, сказанных голосом Кая. Ради того, чтобы смоделировать эти несколько фраз, и была затеяна его встреча с господином Раковски на борту «Изгнанника». Лешек и не думал торговаться с Крюгером всерьез. Ему был нужен только его голос... Оставалось узнать — не свалял ли Микис дурака, отправившись на назначенную ему встречу.

Кай вытащил из притороченного к поясу планшета блок связи и, набрав на клавиатуре код канала связи, бросил в трубку:

— Ким, всей компанией — в кампус. Кажется, у наших друзей с «Ганимеда» неприятности...

— Если вы про Смольского, то ни в какой кампус за ним ездить не надо — он здесь, — сообщил ему Ким. — С остальными двумя — дело сложнее. Возвращайтесь быстрее.

* * *

— Мы давно не виделись...

Голос федерального следователя звучал довольно хмуро.

— Мне кажется, что целую вечность, — с чувством отозвался Смольский, поднимаясь ему навстречу.

— Боюсь, что встретиться нам пришлось не от хорошей жизни.

Кай повернулся к агенту на контракте:

— Выкладывайте, что привело господина писателя в нашу обитель?

— Не привело, а привезло, — отозвался устроившийся на подоконнике Ким. — И не что, а кто. Собственно, это я доставил господина Смольского сюда — от греха подальше. После того, как он связался с нами по вашему кодовому каналу.

— А откуда вы узнали этот номер, Анатолий? — осведомился Кай, присаживаясь на краешек стола.

— Мне его дал Кирилл Николаев. Он просил связаться с вами, если он не позвонит мне через полчаса после того...

— Стоп! — решительно остановил его Кай. — Давайте по порядку. Где находится Палладини?

— Он отправился на встречу с вами, следователь. В часовню Пестрой Веры.

— Я не назначал ему никаких встреч, — уныло заметил Кай. — Но, кажется, могу догадаться, кто постарался за меня. Это та самая часовня, в которой мы однажды ждали господина Раковски?

Этот вопрос Кай адресовал агенту на контракте. Ким кивнул в ответ.

— Ему это тоже показалось подозрительным, — продолжил Анатолий. — Мы связались с Кириллом — его привез сюда с собой настоятель, а Кирилл попытался выйти на вас. Но безрезультатно.

— Вчерашним вечером? — уточнил Кай.

— Да, — подтвердил Смольский.

Все стало понятно — Кай в то время все еще пребывал на борту «Изгнанника», Ким практически со всем составом группы «Тропа» подстраховывал его на катере, болтавшемся в минуте хода от плавучего клуба, а оставленный дежурным Артур не был уполномочен связываться с кем-то по личному каналу федерального следователя.

— И тогда Палладини все-таки отправился по этому вызову... А Кирилл взялся его страховать. Мне же поручил названивать вам по тому номеру, что вы ему дали. Особенно если он сам слишком долго не будет подавать признаков жизни.

Кай повернулся к агенту:

— Что вы предприняли, Ким?

— Прежде всего поставил в известность Лиригу, — довольно бодро отозвался Яснов. — И предпринял поиск по радиоэху. Палладини обнаружить не удалось. А Николаев обнаружился довольно быстро. В центральном госпитале Диаспоры. Его туда доставила здешняя служба порядка, то бишь полиция. Он преследовал кого-то по шоссе и при въезде в город влип в аварию. Думаю, что гнался за похитителями этого самого Палладини.

— Жив?

— Жив и почти здоров. Отделался ушибами и парой часов полной отключки. Я предупредил, чтобы за ним присматривали. Мустафа отправился забирать его оттуда. Так что остается только дождаться их, чтобы хоть что-то узнать о судьбе Палладини.

Кай нервно подкинул на ладони орех-шептун, который машинально вытащил из кармана, словно и впрямь хотел спросить у него совета.

— В сложившейся ситуации надо исходить из того, что теперь наш противник знает местоположение «Ганимеда». Скорее всего он знает также о существовании операции «Тропа». Плюс — имеет на руках заложника. Вывод?

Ким невесело усмехнулся.

— Думаю, что следует ждать возобновления переговоров. Здешний криминалитет не настолько отчаянный, чтобы продолжать игру, зная, что играет сразу против трех служб безопасности. И то, что «Ганимед» охраняется и им не видать его груза, как собственных ушей, этим людям теперь ясно. Будут менять Палладини на килограмм-другой «пепла» — они там не идиоты, чтобы надеяться получить за одного заложника нечто большее. По большому счету мы имеем ничью.

— Значит, остается ждать, — констатировал Кай.

— По крайней мере до возвращения Мустафы с Николаевым, — согласился агент на контракте и принялся выкладывать на стол содержимое своей сумки — купленные в городе чипсы и пиво. — Возможно, Николаев расскажет что-либо существенное.

— Я могу возвращаться к себе? — несколько неожиданно осведомился Смольский.

Он явно недооценивал масштаб приключившегося.

Кай молча поставил перед ним банку пива и вручил пакет жареного картофеля.

— Если вы не слишком торопитесь, то я хотел бы поговорить с вами немного. Необходимо уточнить кое-что... Ну, например, каким образом вы, Николаев и Палладини очутились в столице, вместо того чтобы отсиживаться в Доме Последнего Изменения в Восточном ущелье Аш-Ларданара?

Рассказ Смольского об обстоятельствах, заставивших его покинуть стены Дома, немного поднял упавшее было в область отрицательных величин настроение его небольшой аудитории.

— Бьюсь об заклад, — подал голос Артур, — что следующую свою книгу вы напишете про Ларданар и Торговцев Камнями.

— И не одну! — заверил его Смольский. — Я на этих Камнях, можно сказать, открыл для себя целый новый пласт... Знаете, следователь, — он повернулся к Каю, — чем я занимался все эти дни с того момента, как попал в столицу? Собирал материал по Камням! Перерыл все файлы университетской библиотеки и замучил расспросами с десяток здешних профессоров.

— Ну так просветили бы на этот счет нас, грешных, — предложил Ким. — А то за делами руки не доходят до таких вещей. А между тем камушки эти, сдается мне, играют в здешних делах немалую роль...

— Камни... — Смольский пожал плечами. — Ну, вы знаете, наверно, что Камни — это своеобразные яйца ранарари, их эмбрионы, но эмбрионы с гипертрофированным, невероятно развитым мозгом. С мозгом, построенным и действующим по совершенно иным, чем известные нам нейронные, системам. И в то же время взаимодействующий с ними. Способный воспринимать то облако слабейших полей, которым окутаны живые существа, и читать ту информацию, которую эти поля несут. И вносить в сознание этих существ свою, несущую иной смысл информацию. Вносить через возмущения этого полупризрачного облачка, через его направленные изменения... Собственно, именно Камни — высшая ступень жизненного цикла этого вида.

Он искоса глянул на слушателей, но если для кого-то из них сказанное не было новостью, то вида никто не подал.

— Сами «черти» далеко не так разумны, как это кажется нам, столкнувшимся с их высокоразвитой техникой и рационально построенным, почти лишенным противоречий обществом, — продолжал Смольский уже тоном заправского лектора. — Разум ранарари — это разум Камней, их вечных советчиков и поводырей. Разумных, но лишенных возможности активно вмешиваться в происходящее вокруг них. Советчиков и поводырей, наделенных довольно трагической судьбой...

Камни не просто существуют. Они зреют — медленно, но верно. В одних условиях это созревание затягивается, в других — происходит стремительно. В генетической программе Камней заложены различные варианты развития. Мы можем только догадываться, чем они становятся там — в Мире Истинного Хозяина. Но в том исходе их развития, который свершается здесь — на Инферне, Камни порождают «чертей». Супермозг, заключенный в их оболочке, деградирует, разрушается. Только какие-то корневые его структуры сохраняются в мозгу ранарари. И этот новый мозг действует уже иначе — по законам обычной биологии. Он более понятен нам, познаваем... Но необходим только для того, чтобы поддерживать жизнь «черта» — той прожорливой личинки, которая должна накопить запас вещества и энергии, чтобы произвести на свет не способную ни питаться, ни даже шевелиться «бабочку» — Камень. Один или несколько.

Они общались и друг с другом — Камни, раскиданные по плато Аш-Ларданар, Камни плато Аррика, Камни Дальних плоскогорий, Камни Инферны вообще. Цепь новых и новых поколений этого странного Разума не прерывалась никогда. Где-то среди серого пепла и щебня таились так и не найденные, но все еще живые Камни, помнившие очень далекие времена. Они были наделены своеобразным инстинктом самосохранения, который спорил в них с инстинктом продолжения рода. Они умели таиться, не выдавать себя и, медленно истощая запас энергии, заложенной в них, жить и мыслить веками. В этом и была причина столь медленного роста населения Инферны. Огромное количество Камней так и «гасли», не поддавшись соблазну возродиться к новой — чудовищно убогой, по их меркам и критериям, — жизни. Но довольно часто, как правило, на грани истощения своего жизненного ресурса, Камень сдавался и «окликал» проходящего поблизости искателя. И попадал в руки Продавцов или «стервятников» — это уж как повезет.

Изначально поиск Камней и их «воспитание» было делом Секты и немногих, строго контролируемых «вольных охотников». С приходом людей промысел этот как-то незаметно перешел в руки этого пронырливого и предприимчивого племени. Особых возражений со стороны Хозяев планеты это не вызывало. Курс на космическую экспансию, взятый цивилизацией «чертей», требовал демографической революции, а трудный и связанный с риском образ жизни искателей Камней не слишком устраивал этих Хозяев. Это, в сущности, была черная работа, какой бы сакральный смысл ни вкладывали в нее адепты религиозных культов Инферны. А для черной работы боги послали ранарари людей.

— Теперь мне понятно, почему они не нужны никому, кроме ранарари, эти Камни... — вздохнул Ким. — Не считая Истинного Хозяина. Но насчет того, что стремление к космической экспансии усилило спрос на Камни, вы немного заблуждаетесь. Сейчас ранарари — не до экспансии. Четверть населения Инферны марширует прямиком в Дома Последнего Изменения. Планета — на грани демографической катастрофы...

— Зато другим покупателям они нужны очень сильно, — констатировал Кай. — Это и делает этот промысел рискованным и трудным, но прибыльным. А что «черти» делают для того, чтобы Камень тронулся в рост? Чтобы он стал превращаться в детеныша ранарари?

— Это как раз и интересно... Условия, в которых Камни начинают превращаться в маленьких «чертенят», состоят в том, что они начинают общаться с ранарари, обмениваться информацией с их разумом и эмоциями. Как только Камень берут в семью, делают его своим наставником и советчиком, в нем запускается механизм метаморфозы. Он довольно длителен по земным меркам, занимает десятки лет, однако заканчивается появлением на свет маленького любимца, наследника семьи... Одного из наследников. Но после этого и семья, и новорожденные наследники самым настоятельным образом будут нуждаться в Наставнике и приложат все усилия, чтобы приобрести новые Камни, советы которых поведут их дальше по жизненной стезе... Любопытно, правда?

— А общение с людьми? Со Слышащими? — спросил Ким. — Оно не запускает развитие эмбриона ранарари?

— Не знаю... — пожал плечами Смольский. — Может быть, то поле, что образует организм человека, не способно активизировать эмбрион ранарари. Может быть, оно, наоборот, угнетает или даже убивает его... Все может быть. Для этого я должен как следует поработать с людьми Аш-Ларданара...

— Только будьте осторожны.

Кай бросил на литератора довольно суровый взгляд. Не похоже было, чтобы тот внимал предостережениям типа, которому не довелось, как ему — Анатолию Смольскому — побродить по студеному и туманному плато. Да к тому же еще и не сумевшему за несколько недель работы в оранжерейных условиях узнать так много о загадочных Камнях.

— Это не пустое предупреждение, — с легкой досадой продолжил федеральный следователь. — Вы находитесь в той зоне, где крутятся громадные деньги. Собственно, в зоне наиболее важных жизненных интересов Инферны. И кроме того, являетесь носителем нешуточной информации.

— Это вы о «Ганимеде»? — усмехнулся Анатолий.

— Я — о «пепле», — уточнил федеральный следователь. — Это очень серьезная тема.

— По сообщениям здешних СМИ, я прибыл сюда обычным рейсовым «дальнобойщиком», — пожал плечами Смольский. — Но даже если и станет достоянием гласности то, что я был пассажиром «Ганимеда», это ничего не значит. О том, что на борту корабля было до черта «пепла», не знает никто...

— Кроме получателя «груза», Анатолий, — оборвал его Кай. — К тому же ваше присутствие на борту «Ганимеда» не секрет для целой кучи народа, с которого никто не брал подписки о неразглашении. Вы проделали путь по Аш-Ларданару в компании как минимум троих Продавцов Камней, теперешнее местонахождение которых мне неизвестно. Неизвестно, где сейчас пребывает Микис Палладини. Да и в системе Службы безопасности Диаспоры возможна утечка информации...

— Так что вы мне предлагаете? — возмутился Смольский. — Перейти в подполье и не высовывать носа на свет божий?

Он потряс над пластиковой тарелочкой опустошенным пакетиком чипсов, отбросил его в сторону и попробовал унять раздражение глотком пива. Но банка тоже была пуста. С досадливым кряхтеньем великий писатель откинулся в кресле.

— Если вам нужен мой совет, — как можно более спокойно ответил Кай, — то вот он: обратитесь к нашим любезным Хозяевам с просьбой как можно быстрее отправить вас домой, в Метрополию. Я думаю, они пойдут вам навстречу — хотя бы в рамках нашей совместной операции. Спокойно убывайте отсюда. По возможности — инкогнито. И в первую пару месяцев жизни там постарайтесь быть предельно осмотрительным. Только и всего. Не воспринимайте это как обиду. Здесь — слишком горячее место.

— Ну уж нет, — решительно выпрямился в кресле Смольский, — Никогда, знаете, не путешествовал на халяву. И не подумаю уехать отсюда до тех пор, пока не соберу достаточную сумму на билет на порядочный корабль до Метрополии. Вы просто не представляете, какие сборы дают здесь мои выступления. Одно «Ти-Ви» отвалило... — он выразительно махнул рукой. — И главное — я не уберусь отсюда до тех пор, пока не наберу материала на следующий сиквел. Ведь Камни и Диаспора — это такая колоссальная тема... Совершенно новая для читателей Метрополии... Да и для всего Обитаемого Космоса... Я буду последним ослом, если упущу такую возможность. Не ослом даже, а просто ослиной задницей!

— На белом свете есть много новых и колоссальных тем для ваших сиквелов, господин литератор, — оборвал его федеральный следователь. — А жизнь у вас — только одна. И я не прощу себе, если вы ее лишитесь раньше времени.

— Пусть ваша совесть спит спокойно, — Смольский поднялся с кресла и стал — немного нервно — искать вокруг себя куда-то запропастившуюся шляпу. — Я, слава богу, совершеннолетняя и дееспособная особь мужского пола, и только я — и никто больше — отвечаю за последствия своих поступков.

Он наконец нашел злосчастную шляпу, гордо напялил ее и двинулся к двери. Уже взявшись за ручку, повернулся и язвительно бросил:

— Что касается вашей роли в этой истории с моим попаданием в здешние благословенные края, то я не испытываю к вам ничего, кроме благодарности... Если бы вы так своевременно не подсунули мне ту безделушку...

— То вы бы благополучно собирали материал по барам и богемным тусовкам Фронды, — вздохнул Кай. — Тоже небезопасное занятие, но не настолько, как общение с кем попало в здешних краях... С вашей историей за плечами.

— У каждого — свой метод... — примиряюще произнес отец «Хромого» и исчез за дверью.

— В конце концов, малый собрал неплохой материальчик по Камням, — утешил федерального следователя Ким. — И, смею вас заверить, что и Служба и контрразведка ранарари держат господина Смольского на прицеле. Можете не переживать за его безопасность.

— Вы недооцениваете писателя... — Кай наконец слез с края стола и стал, морщась, допивать выдохшееся пиво. — Господин Смольский способен выкинуть такой номер, что... Я попросил бы вас как можно скорее устроить мне аудиенцию с господином Лиригой. Я буду настаивать на немедленной высылке Анатолия Смольского из сектора Инферны во избежание...

Зазвучал сигнал, и Ким нажал кнопку, открывающую электрозамок.

Вошедший в комнату Мустафа был явно чем-то раздосадован.

— Парня забрали у меня из-под носа, — сообщил он. — Господин Верховный Посвященный — лично. Два часа назад оба они убыли в Серый монастырь — тот, что на Ларданаре. А вам, сэр, оставили это.

Он протянул Каю слегка помявшийся за время пребывания во внутреннем кармане пиджака конверт. Тот вскрыл его и пробежал глазами по ровным, не без изящества написанным от руки строчкам.

Настоятель Дома Последнего Изменения, Верховный Посвященный Герберт Фальк покорнейше просил следователя Кая Санди почтить его и принятого в Доме Кирилла Николаева визитом. Для согласования дальнейших действий.

* * *

На Ларданар Кая провожал сам Лирига. В чем состоял сокровенный смысл того, что все три с небольшим часа полета в отменно неудобном для перевозки людей подобии геликоптера куратор «Тропы» от Инферны делился с ним своими философскими соображениями, федеральный следователь так и не понял. Последний час полета он только вставлял в разговор вежливые междометия, сосредоточившись на созерцании проплывающих внизу громад горной цепи.

Геликоптер опустился непосредственно на широком дворе Дома. Лирига, как ни странно, не стал покидать кабину, а, попрощавшись с Каем, убыл восвояси вместе с проклятым летательным аппаратом. Федеральный следователь с трудом разминал конечности, одеревеневшие за время полета, и как можно вежливее улыбался двум людям и одному сукку, шедшим к нему навстречу. Одного из встречающих он знал — это был Кирилл.

— Здравствуйте, — он протянул Каю руку.

Отвечая на приветствие, Кай отметил про себя, что за исключением пары клякс репарирующего геля авария не оставила на лице Кирилла особых следов.

— Настоятель извиняется, что не может принять вас немедленно, — сообщил второй из встречающих. — Будем знакомы — Готфрид Грабер. Я здесь вроде домохозяина. У вас нет с собой багажа?

— Только это, — Кай похлопал ладонью по наплечной сумке.

— Тогда я пошел, — проскрипел сукку и довольно бодро заковылял прочь. По всей видимости, ему отводилась роль носильщика, оказавшаяся ненужной.

— Я думаю, — сгладил возникшую неловкость ситуации Грабер, — что у вас есть о чем поговорить с Кириллом. А я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату.

В трапезной — той самой трапезной, в которой не так давно Верховный Посвященный принимал свалившихся с неба на Ларданар гостей, Кирилл коротко и без особых лирических отступлений изложил федеральному следователю нехитрую историю пленения Микиса.

— Самое интересное, — рассказывал он, — так это то, что я произвел, так сказать, рекогносцировку — даже в оконца часовенки этой заглянул. И знаете, кого я там увидел?

— Меня, — вздохнул Кай. — Голографическая съемка. И снимали меня в той самой часовенке. Только за неделю до вчерашней истории.

— Да, там я увидел вас. И еще какого-то типа...

— Типа зовут Ким Яснов, — еще раз вздохнул Кай.

— Ну и когда Микис туда нырнул, а потом вышел вместе с двумя другими, я и не сообразил. А его сунули в «Найтфлай» — и готово. Я уж потом сообразил следом рвануть, ну и... Честно говоря, мне уже потом рассказали, как я контейнеровоз какой-то протаранил...

Кай помолчал.

— Это не единственная странная история, которая случилась с вами, Кирилл, с тех пор как мы расстались...