"Однажды в России, или Z cesku – z laskou" - читать интересную книгу автора (Жидков Иван, Петржела Властимил)

Глава 2

Начинался 2003-й год. Яркий, блистательный, полный надежд, рожденных из разочарований и интриг, преодоления препятствий, которые по законам американского киножанра в результате пали в прах и пыль. Но то, что 2003-й стал положительным и запоминающимся годом стало известно лишь декабре. Пока же, 2-го января я по заснеженным дорогам ехал с Володей в аэропорт встречать Властимила, с которым нам предстояло быть неразлучными сравнительно долгое время. Опять же мы об этом не знали – в России вовсю гадали, чем же кончится зенитовский «чешский» эксперимент. Болельщики и журналисты словно вертели в руках банку с белой мышью, как сумасшедший ученый при безумном эксперименте – выживет, или нет. Мы, маленькая группа людей, успевших узнать Властимила и Владимира поближе, ждали начала года, затаив дыхание и желали успеха новому предприятию. Сейчас, когда «Зенитом» руководит «Газпром», безумный рекордсмен по разного рода добычам, и верящий в свое могущество непоколебимо, как Полифем, снисходительно общавшийся с Одиссеем, в плотно сомкнутых круговой порукой рядах клубного люда принято говорить о некой «корпорации». На самом деле та наша малюсенькая группка, которая так или иначе была связана с новым тренерским штабом, и могла оценить неординарность и благоприятное впечатление, которое производили чешские гости, была куда в большем смысле слова той самой корпорацией. Володя, Властимил, Боровичка, я, в определенной мере Юра Гусаков – все были заинтересованы в успехе «Зенита». За беспросветностью сезона-2002 чувствовался поток свежего воздуха – главное было даже не в том, каких результатов будет достигать «Зенит», а то, что по-старому быть уже не могло. Вера и надежда на это, и стремление профессионально работать в профессиональном клубе делало нас, как бы чехи сказали, «партой». И она, поверьте, сформировалась еще до первых тренировок Петржелы.

Еще до Нового года Петржела с Боровичкой отправились на осмотр города, где им предстояло работать. Надо сказать, что несколько капризный и не любящий выходить из дома без особой надобности Властимил, пожалуй, в первый и последний раз на моей памяти не ворчал по поводу пробок, когда Володя возил нас по хмурому Питеру. Крутил головой, и утверждал, что красивее города в жизни своей не видел и что покажет всем «необразованным идиотам» в Чехии фотографии страны, которую они отчего-то считают чем-то между огромным полигоном полным солдат и лесов, полными землянок, с обязательными медведями. Зашли, кстати, тогда и в Эрмитаж. Именно «зашли», а не «отправились», ибо времени как всегда было в обрез. То ли тренировка, то ли очередной вояж в клуб. Правда, Властимил о размерах главного музея Петербурга имел неопределенное представление. На мою фразу «у нас есть всего полтора часа на Эрмитаж» он удивленно вытаращился: «А что мы там столько времени будем делать?!». Тут я не удержался и прыснул. Ну-ну…

По Эрмитажу тренеры, конечно же, ходили долго. Боровичка радостно восклицал при виде фламандских полотен, Властимил ходил молча, сосредоточившись. Он никогда не боялся признаваться, что в жизни не имелдостаточно времени на то, чтобы знакомиться с мировой культурой. А потому открывал для себя великолепие залов Зимнего с последовательностью и обстоятельностью какого-нибудь англичанина, впервые пробующего «blinchiki» или «borstch». Вытаскивать Петржелу из нирваны пришлось едва ли не силком – как и положено, через полтора часа позвонил Юра и заявил, что ждет нас через полчаса где-то на Петроградской стороне. Это в четыре-то часа, в будний день…Конечно же, любой иностранец просит, чтобы его отвели на «Аврору». Надо же посмотреть, что же это за штука такая выстрелила так, что Европа до сих трясется! Не была исключением и наша пара. В один из дней мы совместили приятное с полезным и поехали к знаменитому крейсеру. По дороге к обледеневшему трапу советской реликвии чехам пытались всучить шапки и матрешки, которые Властимил называл «бабушками». Кто-то узнал тренера и попросил расписаться на 15-градусном морозе. Отказа в ответ не услышал…Тогда, у носа той самой пушки у Властимила с Боровичкой состоялся тот самый-самый знаковый лично для меня короткий диалог, который я вспоминал на протяжении всех лет их работы в «Зените» и который часто впоследствии цитировали журналисты, в том числе и чешские.

– Знаешь, Власта – привычно начал острить Боровичка, хлопая рукой по самому разрушительному в мире орудию – Если мы с тобой выиграем русскую лигу, из этой пушки в нашу честь дадут салют.

Властимил хмыкнул, окинул Бору не менее стандартным снисходительным взглядом, и ответил.

– Ага. А если мы с тобой провалимся, то из этой пушки выстрелят нами…

Боровичка почему-то не стал шутить дальше, а мне та фраза страшно не понравилась. Даже холодок по спине пошел, не имеющий ничего общего с питерским морозом. По-старому уже не должно было быть во что бы то ни стало…

Итак, 2-го января начался сезон. Команда продолжила тренировки без постновогодней раскачки, с места в карьер. Снова аэробика, которую Власта предложил команде для улучшения координации снова дощатый пол спортивного зала школы «Смена», от которого Петржеле хотелось плеваться. Ну что поделаешь, если в нашем славном Петербурге не было условий для занятий футболом! Отчасти выручил искусственный газон СКК, но пока в час пик доедешь до него на автобусе через целый город, жить не хочется, не то, что тренироваться. Что и говорить, Властимил с нетерпением ждал, когда же наконец можно будет сесть в самолет и улететь туда, где тепло круглый год. За день до отлета на первый сбор в Турцию в Петербург приехал Павел Мареш – третье и последнее на тот момент усиление состава из чешского легиона, которого так боялся Мутко. Впервые я увидел беднягу Павла у дверей СКК, куда команда приехала на последнюю тренировку перед отъездом. На улице стоял лютый холод, Мареш же был в легкой коричневой куртке и таких же легкомысленных брюках. Держался он, надо сказать, молодцом и умело маскировал стандартное для всех чешских «первопроходцев» того времени выражение лица под названием «Боже, куда я попал».

Ширлу и Гораку, приехавшим раньше, для того, чтобы быть «всем ребятам примерами», пришлось намного тяжелее. До сих пор помню их первый приезд в Питер в сопровождении агента Виктора Коларжа. Жизнерадостный по своей природе Мартин Горак еще бодрился, улыбался своей открытой почти детской улыбкой, за которую его потом так полюбили болельщики «Зенита», смеялся над тем, что я отказывался понимать его речь с жутким моравским произношением. Что же касается Ширла, то этому парню поначалу сложно было позавидовать. Никогда раньше простоватый, но необычайно добрый и веселый Радек, не покидал своего дома в Рудне, где знакома каждая улица и где собраны все его знакомые, родственники и друзья. И без того большие глаза Ширла чуть ли не вылезали из орбит, когда он смотрел на сугробы, темный город, которому освещение лишь добавляло таинственности и страшноватенький отель, который кто-то когда-то организовал в обычном панельном доме.

Для нас с вами, привыкших ко всевозможным бытовым сложностям, которые неизбежны в России, удивление чехов могло показаться странным и, возможно, обидным. Но если кому-нибудь из вас когда-нибудь довелось бы побывать в обычном чешском семейном доме, где приемущественно жили зенитовские футболисты и тренеры у себя на родине, вы поймете, как тяжело отказаться от этого комфорта и чувства стабильности даже через пару дней пребывания в гостях. Что уж там говорить о людях, которые привыкли к такому укладу жизни! Это все равно что любого городского жителя отправить в деревню на месяц. Без джипа, заранее натопленной бани и закупленных в супермаркете продуктов. Романтика российской глубинки сразу же сошла бы на «нет», будьте уверены.

Это потом Ширл, Горак и Мареш обзаведутся машинами, домами, привезут из Чехии жен с детьми, найдут свои любимые места в Петербурге и станут рассказывать журналистам о том, какое это счастье – жить в городе на Неве, а не, скажем, где-нибудь на Урале. Немало, кстати, быстрому восстановлению чешской психике способствовала и инициативная группа зенитовских болельщиков, которые специально позвала новичков на особый ужин, после которого отвезли ребят на ночную экскурсию. Ритуал помог понять «гастарбайтерам», что Россия и Питер – это не только снег, дубак и панельные дома, и безусловно повлиял на их мировоззрение.

Ну а тогда, 4-го января Мареш мерз у СКК и с нетерпением в голосе узнавал распорядок дня на завтра. Ведь завтра «Зенит» улетал на сборы в Турцию… Прежде чем команда добралась до мягкого анталийского климата, снова довелось увидеть круглые глаза несчастного Ширла, который, ко всему прочему, оказался еще и аэрофобом. Как назло самолет на пути в Стамбул, где нас ждала пересадка, довольно серьезно потряхивало, что дало повод наиболее веселым и бесстрашным партнерам вволю поглумиться над почти зеленым от ужаса Ширлом.

Поначалу недоверие к русским самолетам выразил и Властимил Петржела, который признался, что раньше тоже очень боялся летать. Пока «тушка» прыгала по воздушным ямам мы с Боровичкой посмеивались и договорились обязательно спросить у Власты по прилете, как ему понравилась дорога. В ответ на шутку Петржела изобразил полное отсутствие эмоций на лице.

«Я читал», – скромно сказал он и зачем-то обернулся на самолет, оглядев его уже с заметным уважением. Пройдет всего полгода и Властимил будет восторгаться пилотами пулковского авиаотряда, которые возили его и подопечных. «Они просто безумные!», – говорил Петржела – «Наверняка сумели бы посадить машину даже на авианосец». Уже прошлым летом, когда потерпел катастрофу ТУ-154, следовавший из Анапы в Питер, Властимил, узнав, что за штурвалом был знакомый пилот, от горя потерял дар речи. Даже теперь, когда его голова забита проблемами оломуцкой «Сигмы», у него из головы не выходит Петербург. Это видно даже в те минуты, когда Власте хочется казаться важным и неприступным…

Многогранный характер главного тренера «Зенита» проявился в стамбульском аэропорту, где «Зенит» ждал пересадку на рейс до Анталии. Представление о российских тренерах вне футбольного поля всегда было достаточно штампованным. «Главный», как правило, казался языческим божком и вне футбольного поля, этаким изваянием, уверенным в своей правоте, непоколебимости, находящимся в эпицентре тех, кто «не главные». Про многих российских «главных» можно сказать так: не едят, не пьют, в туалет, пардон, не ходят. С точки зрения позиционирования себя в команде и на публике разве что Александр Тарханов, да Гаджи Гаджиев отличались от своих коллег. Привел первые примеры, которые пришли в голову. Кого забыл – не обижайтесь.

Петржела шутил с игроками, иногда позволял себе скабрезные шуточки, если по аэропорту шла красивая женщина. Кому-то это может покоробить, но он считал, что необходимо творить в команде раскованную атмосферу любой ценой. При этом из личного опыта знал, что именно такого рода «приколы» нравится футболистам, поскольку сам играл в футбол почти два десятка лет. В результате игроки видели перед собой не надутого индюка, а занятного дядечку, который, впрочем, обладал огромной внутренней силой. Даже если тот забавно ел мороженое (его, кстати, тогда в Стамбуле Властимил купил себе в первую очередь, причем взял самый-самый сладкий сорт) или не мог найти где-то оставленную собой сумку. Как верно сказал один мой коллега, Петржела из тех творческих безумцев, которые, что называется, разговаривают с богом. И порой выглядят абсолютно беспомощно в какой-то элементарной повседневщине. Бывший генеральный директор «Зенита» Илья Черкасов как-то добавил: «Я, как руководитель, легко уживался с Петржелой. В том, что новые владельцы не смогли найти с ним общий язык, скорее, их проблема. Властимил достаточно ранимый, живой человек, который, тем не менее, отличался от многих. И на некоторые его слова и действия можно было легко закрывать глаза. Это абсолютно нормальное явление при коммуникации между руководителем и тренером».

Еще Петржела в Стамбуле умудрился так увлечься перепиской sms-ками с женой, что задумчиво ушагал в какие-то служебные помещения аэропорта, откуда его с криками хотел вывести какой-то турок. Это было забавно, и никак не вязалось с образом того самого страшного Властимила, который мне в долгих пражских беседах рисовали чешские коллеги. Не до конца понимали, что происходит, и футболисты. До первого сбора, впрочем, еще оставались перелет в Анталию и сон в отеле. В следующий раз «доброго дядечку» зенитовцы увидели не скоро…

Итак, сойдя с трапа самолета в Анталии я испытал что-то вроде эйфории – в лицо ударило теплым южным воздухом, который в Петербурге мне обещали где-то только к середине июня. В приподнятом настроении были и игроки, даже несмотря на усталость от бесконечного долгого двойного перелета – им тоже осточертели холода, залы и аэробика, хотелось на свежий воздух. Вот и потренируемся, предвкушал я…

Заранее оценивая свой первый зенитовский сбор, скажу, что он полностью удался, не в последнюю очередь благодаря турецкой погоде. Подготовку я строил исходя из того, что контракт у меня с клубом был на три года, а значит, я не имею право работать, как бабочка-однодневка – пару раз добиться результатов, а потом – гори оно все синим пламенем. С этими ребятами мне предстояло жить и играть, а значит необходимо было позаботиться об улучшении физических кондиций футболистов. Улучшать, кстати, было что.

Словосочетание «питерские мальчики» я выучил навсегда. Видели бы вы этих питерских мальчиков! А ведь наверняка видели. Бледные, тонюсенькие, болезненные на вид – достаточно вспомнить Сашу Петухова, который так и не сумел при мне вернуться обратно в «Зенит». Нужно было что-то делать и я построил программу первого сбора так, чтобы получить в конце концов если не отряд Шварценеггеров, то хотя бы здоровых, готовых к продолжительной работе и дальнейшему росту футболистов. Единственное, что серьезным образом начало мешать нашей подготовке, так это непонятно для чего заранее спланированный и оплаченный турнир в Аксу, где уже в первую неделю января нам предстояло сыграть с голландским НЕКом и бельгийским «Брюгге». Если бы я знал об этом заранее, то непременно высказался бы против турнира, ибо на той стадии готовности (а точнее, при отсутствии готовности, как таковой) играть довольно-таки серьезные поединки не имело смысла. Мы даже толком не начали переходить на новую систему игры, не начали постигать азы зонной обороны, а не персональной, и так далее. В итоге в обоих матчах мы вышли на поле никакими с точки зрения «физики» да еще и «без царя» в голове – в результате получили 2:3 и 2:5. Настроение резко упало. Я ненавижу проигрывать. И хоть я понимал, что отрицательный результат этих глупых матчей был неизбежен, я все равно был взбешен. Единственную положительную сторону я нашел в том, что хотя бы посмотрел всех игроков в деле. Очень много стало понятно. Главное то, что я любой ценой должен убедить команду полностью перестроить свои взгляды на футбол. Признаюсь: несмотря на то, что Властимил был против турнира с участием «Брюгге» и НЕКа были люди в клубе (в том числе и я), которые с затаенным любопытством ждали этих матчей. Потом Петржела сам признает, что встречи с сильными командами помогли ему до конца понять масштаб проблем, стоящих перед ним, хотя окажись он в своей среде, в привычной обстановке, в команде, которую вел бы до этого пару лет, конечно же, от матчей в начале января отказался бы. «Зенит», несмотря на упорство футболистов, выглядел в первом же матче с НЕКом, середняком голландского первенства, беспомощно. Во всяком случае, даже играя на пределе сил, команда не могла избежать ошибок, явных проколов во взаимопонимании и явила собой раздробленный коллектив, который вроде бы и рад бы был играть в футбол, но как – не знал. Да, игра была контрольная. Да, результат – 2:3 – более или менее достойный, но Властимил в автобусе после матча сидел черный от злости.

«Сраный НЕК нас так прибил, – цедил он сквозь зубы – завтра необходимо созвать собрание, будем разговаривать с игроками. Извини, на ужин не пойду сегодня – у меня болит живот от нервов, не хочу никого и ничего видеть. Это – не футбол!

На ужин Властимил и впрямь не пришел. А собрание состоялось. Запомню его на всю жизнь, поскольку переводил его целиком до последнего слова, едва не покрываясь потом от волнения, из-за высочайшей ответственности. Не знаю, выступал ли Властимил так же перед командой потом, но тогда в зале стояла звенящая тысячами комаров тишина, которую разрывали тяжелые слова. Это сейчас принято хихикать над забавной речью Властимила на русском языке. Тогда Петржела говорил по-чешски, и кроме его речи не существовало ничего. Самолюбие самых ведущих игроков команды пусть ненадолго, но «обнулилось», прежние заслуги потеряли свою цену. Проще говоря, Властимил разворачивал каждого к собственной беде и практически давал приказ, что упасть ниже «Зенит» уже не имеет права.

– Наша задача – остановить падение. Затем постепенно идти вверх. Но для этого вы должны не просто работать, а вывернуть себя наизнанку. Как только мы закончим играть товарищеские матчи, начнется серьезная физическая подготовка, которая покажется вам адом. Мир станет казаться вам полным дерьмом, но это будет продолжаться всего лишь неделю. Затем вы почувствуете, что у вас есть база для того, чтобы играть в суперфутбол и получать от него удовольствие. Я больше не хочу видеть то, во что вы играли вчера. Я не пошел на ужин, потому что от вашей игры меня тянуло блевать. И ради того, чтобы этого больше не увидеть, а больше никогда не чувствовали себя так неуверенно, как вчера, мы будем тяжело и много работать. Кто не выдержит, тот с основным составом расстанется. Это не угроза, а объективность. Таков футбол. Те, кто останется с нами, будут расти и когда-нибудь, быть может, исполнят свои самые заветные профессиональные мечты. Когда вы будете страдать от физических нагрузок, я разрешаю меня ругать последними словами. Я просто этого не услышу. Чешские ребята не дадут соврать, что некоторые игроки после этих тренировок выкалывали мне глаза на фотографиях. Главное, чтобы вы не щадили себя и сделали все в нужном объеме. Иначе наш первый подготовительный этап не будет стоить и гроша. Запомните, мы – одна команда, и вести себя должны как одна команда. Здесь нет звезд, Саша! (обращаясь к Кержакову) Поймите, что сейчас вы нули. В Европе никто не знает такую команду – «Зенит». И я не знал, что она есть, пока не приехал сюда. Эту ситуацию надо исправлять и для того все мы здесь…

Надо ли объяснять, что футболисты были поражены этим спичем (а говорил Властимил около полутора часов, которые пролетели незаметно) и когда наступил конец собранию даже не сразу встали со стульев. С ними так давно никто не говорил. По большому счету, с ними вообще мало кто говорил. Тем более, в таком духе. Несмотря на явную моральную тренерскую победу, так просто лидеры команды это оставить не могли. На следующий день за обедом ко мне неожиданно подошел Андрей Аршавин, с которым ранее мы обменивались исключительно «приветами». «Вань, можешь к нам с Кержом как-нибудь в свободное время зайти, – подозрительно просто сказал он – У меня с собой компьютерный футбольный менеджер, но он весь на английском. Ты же знаешь английский, помоги там кое-что перевести». «Конечно, Андрей, нет проблем», – я еле сдержал понимающую улыбку. – «Как только, так сразу!».

«Как только», впрочем, наступило не завтра, и даже не на следующий день. То я был чем-то постоянно занят, то ребята отдыхали. Пару раз я звонил в номер Аршавина и Кержакова и Андрюша мне все так же просто отвечал: «Ой, ты знаешь, а мы спим. Давай завтра, или после ужина…». После ужина, так после ужина… Странно, неужели не хочется наконец-то разобраться в футбольном менеджере?

Наконец, день Х настал. Я сидел у Саши и Андрея и первые минут пять отвечал на вопросы о менеджере, которые, судя по всему, Аршавин и без меня был в состоянии решить. Во всяком случае, его познаний хватило, чтобы минут за 20 до моего прихода купить в свою команду Кержа. После дежурного разговора об игрушках последовали вопросы о главном тренере. Кто? Откуда? Почему «такой крутой»? Чего еще ждать? Правда ли, что разбил лоб бутылкой в Чехии игроку, который осмелился что-то сказать поперек? Ребятам, которые привыкли быть «надеждами», а не «нулями, которым следует заново учиться футболу», весьма не хотелось оставлять своих прежних позиций. Увы, анархия, наступившая вслед за морозовскими «заморозками» летом 2002-го года, распустила ребят, и они быстро почувствовали, что могут управлять настроением в команде. При отсутствии опытных игроков, которые обладали бы характером лидеров, получить пару-тройку мальчиков без царя в голове было проще некуда.

Что уж там говорить, если Борис Рапопорт, сменив в августе 2002-го Михаила Бирюкова, первую же фразу перед командой произнес абсолютно невероятную: «Ребятки, я здесь фигура временная». Этого было достаточно, чтобы понять, что уважать «фигуру временную» вовсе необязательно даже для вида, не то, что воспринимать как тренера. Многие коллеги не раз становились свидетелями довольно хамского поведения молодых игроков по отношению к Рапопорту. Это даже не камень в огород игроков. Просто футболист – одновременно и просто и сложносочиненный организм, который живет по определенным правилам. Футболист – всегда в группе. И если группа не признает кого-то одного, то жди беды. В данном случае команда не признала Рапопорта. И некоторые ее члены начали проверять, имеет ли смысл прислушаться к грозным речам нового тренера, имя которого они раньше не знали, или же все, что Петржела сказал в зале белекского отеля – ерунда, блеф и не стоит ломаного гроша. Насобирав информации, лидеры меня отпустили. Тем не менее, свой первый бой за влияние Петржела выиграл. Игроки приняли экзекуцию тренировок на «физику» и выдержали эти испытания. В оставшееся время сбора главная неприятность заключалась в том, что травмы получили Алексей Катульский и Владислав Радимов, который тогда еще не был тем самым эпатажным капитаном, к которому привыкли во всей стране, а лишь присматривался к новой команде и в основном помалкивал, держась в стороне.

Если бы не необходимость готовиться к сезону, можно было бы сказать, что тем двоим несказанно повезло. Они пропустили самую страшную часть сбора, когда начались те самые четырехразовые занятия. В 7 утра тени в темно-синих тренировочных костюмах словно зомби выплывали из маленьких коттеджей и собирались на пляже. Восход солнца, водная гладь и пики гор, белеющие вдали, никому душу не трогали в осознании того, что предстояло пережить за день. Тишину разрывал крик Боровички: «Раз, два, три! Побежали!». Тени срываются с места и ускоряются. 50-летний ассистент, как ни в чем ни бывало, трусит с ними. Через 45 минут он дает команду делать стретчинг…

Боровичка приложил немало усилий для того, чтобы в этот непростой период сделать атмосферу в команде как можно более раскованной. Даже сейчас, когда его пути с Петржелой разошлись, Властимил продолжает называть Бору лучшим в мире ассистентом, абстрагируясь от личных взаимоотношений. Казалось, что Владимир вообще мог не спать – вечная заводная улыбка, энергия, зверский аппетит. На завтрак он приходил раньше всех и позже всех уходил. На тренировках с энтузиазмом расходовал энергию, успевая не только подбадривать и руководить общей группой, но и заниматься вратарями.

Самой любимой у футболистов, разумеется, была тренировка на поле, что начиналась в 10.30. На ней отрабатывались различные тактические элементы: прессинг, фланговая игра, быстрая смена направления атаки. Работа проходила эмоционально, интенсивно, с беспрерывными шутками.

Например, на самом первом занятии Боровичка встал посреди поля и сказал, что пока игроки будут играть без мяча – учиться занимать позицию. «Мяч буду я!», – заявил он. «А бить можно?», – спросил Аршавин. «Можно, только будете получать в ответ!».

Веселье смолкало после обеда, когда предстояло идти бегать в ставший вмиг ненавистным сосновый лес. Разумеется, Властимил пару раз в нем сумел заблудиться – как-то они с Боровичкой не разобрались, где должны были встретиться и мне пришлось вылавливать тренера в какой-то чаще, где он, по собственным словам, уже готовился отражать атаку змей, что непременно должны были там водиться. Этот бег не был шуткой. Дистанции постоянно менялись: в первый день футболисты должны были бежать 10 раз по 500 метров, в другой – 10 по 1 километру, в третий – 800, 600, 400 и 300 метров по три раза и так далее. Зенитовцы умирали, но держались, хотя некоторые, как Кержаков, к примеру, сбрасывали негатив в форме едких шуток. Типа, из нас готовят легкоатлетов, «Вань, сними на камеру, как финиширует Бойт Кипкетер!».

Cлухи о турецких ужасах Петржелы, однако, быстро долетели и до Петербурга. «Розовощеких положили под штангу», – радовались болельщики, для которых хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.

«Непонятно, что творит этот иностранец», – наоборот, кипятилась группа питерских тренеров, чьи знания остались невостребованными в большом футболе. Тенденция в высказываниях, что, мол, «такими методами работать нельзя» была превалирующей, притом многие «друзья» Петржелы, которые стали таковыми заранее, с решимостью камикадзе, не дождавшись первых результатов команды. Происходили и вовсе вопиющие случаи. Однажды на базу, когда команда как раз приехала с очередного сбора и готовилась улетать на следующий, пришли два странных человека. Добавлю от себя: люди в Питере очень быстро привыкли к демократии, неожиданно забившей ключом на базе в Удельной, и потянулись туда ручейком. Раньше-то туда тропинки, по большому счету, не было. Так вот, два гостя, один помоложе, с каким-то вкрадчивым выражением лица, другой постарше, с резкими чертами, в шляпе, как доктор Верховцев, попросились на встречу с Властимилом. Тот был в объезде и по телефону попросил поговорить с народом Боровичку. Гости представились «научной группой» и принесли с собой образец анализа игры «Зенита», то, что в Интернете принято среди болельщиков называть ТТД – технико-тактические действия. Суть была проста – мы делаем, дескать, такие разборы, а клуб нам за это платит деньги. Боровичка обещал подумать и посмотреть, незнакомцы откланялись и вели себя при этом крайне вежливо и любезно.

Когда Властимил вернулся, тренеры провели рекордно короткое совещание по итогам которого было принято решение от услуг «аналитиков» отказаться. «Знаешь, так всегда бывает, когда возглавишь какую-нибудь новую команду», – говорил Властимил. Все хотят к тебе попасть, потому что ты – новый, ты – шанс. Вот и начинается – колдуны, шаманы, аналитики. Не хочу сказать, что они принесли чушь. Но ни один профессиональный тренер не станет что-то менять в своей системе работы, что-то в ней корректировать вот так сразу; просто потому, что кому-то захотелось заработать. Поэтому скажем им вежливо – нет, спасибо». Сказали. В ответ «аналитики» уже не были столь учтивы. Как-то засуетились, занервничали – А что?! А как?! Через пару дней в одной из неприметных газеток Петербурга появилась статья о тренере-садисте из Чехии, который мучает футболистов; который сначала «сломал», а потом выгнал Лепехина (тот, надо сказать, был обижен на Петржелу – говорил, что с ним не попрощались, хотя сам не пришел на последнюю тренировку), о чудовищных нагрузках, которые ничего общего не имеют с футболом…Хоть газетенка, как я уже говорил, была неприметной, нужный номерок ее оказался «вдруг» на столе у главного тренера бог знает через какие руки. Пописана статья была фамилиями «аналитиков». Петржела разозлился, но быстро взял себя в руки, решив не обращать внимание. Но каково же было его удивление, когда после возвращения со следующего сбора он снова увидел на базе странную парочку! «Так что, не хотите с нами сотрудничать? – как-то очень уж вкрадчиво спросил один из них. «Я? Сотрудничать с вами?! – Властимил уже не сдерживал злости. – Вы читали то, что cами написали обо мне в газете?». «Ну, да, писали – приосанился тот, что в шляпе, – и если надо будет, можем еще хуже написать!». От такого наглого шантажа Петржела на секунду лишился дара речи, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и поднялся к себе, попросив дежурных запомнить этих двоих и больше на базу не пускать. При всей властимиловской демократии, за три с половиной года все-таки были случаи, когда тренеру приходилось применять русское «не пущать»…

Для начала ребят ждала ужасная неделя жесткой атлетической подготовки. Только потом я собирался заняться непосредственно тактикой игры и всеми прочими чисто футбольными делами. У каждого футболиста на определенном уровне карьеры есть свой потолок готовности, возможностей. И я четко видел, что на данный момент почти у всех он, прямо скажем, занижен. Чтобы перед игроком открывались новые возможности, необходимо в ходе тяжелых атлетических тренировок за счет силы воли и невероятного физического напряжения проломить этот потолок, чтобы расширить границы своих способности. На это способен далеко не каждый футболист, поэтому, как это тяжело ни звучит, я заранее был готов к тому, что по итогам сбора придется с кем-то непременно расстаться. Об этом я заранее сказал игрокам на собрании – кто не будет успевать на тренировках, тому придется отправиться в дубль или будет предложено найти себе новый клуб. Не для того, чтобы нагнать страху, нет. Это – футбольная правда, а в профессиональном футболе очень много, так скажем, объективной жестокости. Это нужно принять как факт.

Подробнее остановлюсь на расписании тренировочных занятий того сбора, чтобы вы хорошо себе представляли, через что предстояло пройти игрокам и какие именно усилия необходимо прикладывать мастерам футбола, чтобы повышать свой уровень. Утро начиналось с пробежки перед завтраком. Минут 45 Бора бегал вместе с ребятами по берегу моря, проводил разминку так, как это было заведено у нас много-много лет. Вторая фаза занятий… все-таки проходила с мячом на поле! В отеле, где мы жили было такое классное поле, что было бы грешно не воспользоваться такой возможностью поиграть в футбол и стряхнуть напряжение. Поэтому пришлось чуть-чуть корректировать подготовку. «Расплата» за удовольствие на поле наступала после обеда, когда я выводил команду в лес на беговые упражнения, и ребята больше часа бегали по грунтовой тропинки, с дифференцированными расстояниями и временем. Причем, на фоне усталости требовалось с каждым разом бегать все быстрее и быстрее, а не наоборот. Сказать, что народ выл, значит ничего не сказать. Самое страшное, впрочем, было еще впереди.

Потом кто-то называл тот зал в отеле «камерой пыток». В течение полутора часов ребята занимались в импровизированном фитнесс-центре, выполняя сложнейшие упражнения с нагрузками. Временами даже мне было на них страшно смотреть, но они старались, чем вызывали уважение. Хотя, конечно, подавляющее большинство игроков в эту минуту наверняка хотели меня убить. Страдальческие вздохи заглушала веселая музыка, которую захватил с собой, видимо, для других целей, нападающий Дима Акимов. Увы, как я и предполагал, выявился футболист, заметно отстававший от своих партнеров на тренировках. Им оказался защитник Костя Лепехин, к которому у меня в человеческом плане не было никаких претензий. С тяжелым сердцем мне пришлось принять решение – на следующий сбор он уже с нами не поедет. Лепехин сам понимал свою беду, но от бессилия вымещал во время тренировок обиду на молодых игроках, которые были быстрее и сильнее его. Я слышал, как он шипел в их адрес ругательства, что мне не очень нравилось. Впрочем, определяющим моментом в судьбе Лепехина это не стало. Чуть позже я понял, что с молодыми русскими футболистами нельзя слишком долго играть в демократию, что действия старых русских тренеров, которые нередко затягивали гайки и перебарщивали с этим были отчасти оправданны. Другое дело, что любой перебор плох…

Вообще, мне не нравились многие вещи, имевшие отношение к дисциплине. Профессиональный коллектив не должен быть разболтанным табором. В свободное время меня абсолютно не интересовало, что делают игроки. Но на командных мероприятиях, начиная с завтраков-обедов-ужинов, и заканчивая сбором у автобуса, нужно все-таки вести себя определенным образом. Например, я сразу позаботился о том, чтобы футболисты не разбредались из-за стола после еды кто когда, а изначально спрашивали разрешения покинуть ресторан у тренера. Разумеется, эти вещи тоже были восприняты без особого восторга. Русские ребята даже ходили узнавать у чешских партнеров, чего им, собственно, еще ждать и что они должны делать. Первым, с кем «аборигенам» удалось наладить контакт, был Мартин Горак – улыбчивый, контактный парень, которому вдобавок ко всему еще и легко давался русский язык. Он и стал неформальным проводником моих идей в коллектив. Я, заметьте, его об этом не просил. Собирал один раз чехов лишь для того, чтобы попросить их показывать положительный пример остальным. Второй раз просить не пришлось.

Отдыхали в Питере между сборами мы недолго. Во-первых, обратная дорога заняла уйму времени и отняла массу сил – лететь пришлось снова через Стамбул, практически всю ночь. Прибыли в Питер рано утром и мне, разумеется, уже днем следовало быть в клубе. Отчетность – вещь великая, что и говорить. Впрочем, надо сказать, что у меня была определенная цель в разговоре с Мутко. На тот момент «Зенит» не располагал ни одним вратарем высокого уровня. Слава Малафеев обладал потенциалом, но в силу некоторых психологических причин не смог проявить себя в тренировочных матчах на высочайшем уровне. Да и даже если бы проявил себя – клуб с высокими задачами не мог позволить себе оставаться с одним вратарем.

Сменщики Славы – Сергей Иванов и Сергей Лосев были слишком молодые ребята, чтобы создавать ему серьезную конкуренцию. Потому у Боровички, который, как бывший вратарь, разумеется, также понимал уровень проблемы, возникла идея пригласить в «Зенит» нашего давнего знакомого Камила Чонтофальски, которого мы в свое время перетащили в «Богемианс» из далекого Кошице. Парень он, надо сказать, был сложный. Таскался за девочками, однажды прибыл на тренировку с ощутимым выхлопом спиртного, после чего я разъярился и выгнал его ко всем чертям из команды. Команда еле упросила меня вернуть вратаря обратно, да и он был напуган происшедшим так, что в дальнейшем стал меняться буквально на глазах. В Питер я его звал без особых опасений, поскольку в мастерстве Камила не сомневался, как и в его человеческих качествах. При взаимной работе они с Малафеевым должны были благоприятно повлиять друг на друга и поспособствовать взаимному росту. Это все я рассказал Мутко, на что тот, конечно же, отреагировал без особого энтузиазма, хотя виду и не подал. Так, отшутился только в очередной раз в своем стиле, про «чешскую колонию». Тем не менее, Камила президент мне пообещал. Было решено так, что он приедет на Кипр и присоединится к команде уже по ходу второго сбора. Лично мне, кстати, не терпелось снова уехать в тепло, чтобы продолжить поэтапную подготовку к своему первому сезону – если я скажу, что ничуть не нервничал, это была бы не правда. Разумеется, можно было провалиться, потом приехать домой и сказать: «Это все русские виноваты, у них там футбол безнадежный». И, поверьте, такому откровению все были бы только рады! Но во-первых, это не была бы правда. Во-вторых, весь смысл моей работы состоит из того, чтобы принимать самые сложные вызовы, чтобы поднимать упавших и заставлять их подниматься еще выше. Когда ты видишь постоянный прогресс как результат своей работы, ничего на свете не может доставлять большего удовольствия. И, надо сказать, по окончании кипрского сбора я ощутил нечто подобное.

Правда, вторая наша заморская вылазка получилась менее идиллической с точки зрения условий. Жили мы, конечно, в прекрасном отеле, где совершенно умопомрачительно кормили. Я, особенно любящий все сладкое, буквально с ума сходил от десертов, которые там подавали. Мог смело питаться одними тортами, тем более, что однажды мне страшно не повезло с горячим блюдом. Я не выношу баранину, ее запах, и однажды накидал себе ее целую тарелку и потом не мог съесть. Впоследствии пришлось быть осторожнее при выборе блюд, которых было великое множество. Футболисты, правда, все равно брюзжали, что нечего есть, что меня удивляло. Они регулярно ели спагетти и больше ничего. Мы, тренеры, разумеется вводили ограничения на некоторые вещи, учили ребят правильно выбирать рацион. Например, Владя как-то отучал молодого Быстрова от излишнего количества огурцов. В них сплошная вода – набиваешь желудок, а организм не насыщаешь. И все в таком духе. Но стоило понаблюдать за футболистами, чтобы понять, что они вовсе не стремятся к разносолам и стараются есть то, к чему привыкли. Уже летом того года мы проведем сбор в моем городе, в Либерце, и моя жена Зузана однажды попросит кухню отеля, чтобы команде устроили день чешской кухни. Чтобы внести разнообразие. Так никто ничего почти не ел! Это странно для меня и по сей день, такое отсутствие любознательности. Не скажу, впрочем, что и я пылаю страстью к гастрономическим экспериментам. Но однообразное (хотя и качественное) питание на базе иногда оставляло меня голодным на пару дней. Дорогие женщины на кухне в Удельной! Не обижайтесь, вы готовили для ребят фантастически, но на базе все мы находились в этом плане в рамках того, что «доктор прописал». И однажды я попросил Ивана найти местечко в городе, где можно было пообедать. При этом поставил условие, чтобы было недалеко. Задача была бы признана практически невыполнимой, если бы рядом не оказался японский ресторан, куда Иво мне и предложил зайти. Раньше я подозрительно относился к суши, но жизнь, что называется, заставила рискнуть. Что вам сказать… От палочек я до сих пор отказываюсь, пилю рулетики вилкой и ножом, отчего они рассыпаются и, наверное, получаются не такими вкусными, как надо. Но за три с лишним годом я раза по три перепробовал все меню в том заведении и налегал на японскую еду так, что за уши было не оттащить. Сказал бы мне кто-нибудь перед моей питерской эпопеей, что я без ума буду от сырой рыбы…

Вернемся, однако, к кипрским делам. Отель, конечно, это прекрасно. Но вот поля… С ними были одни проблемы, и за две недели я потратил очень много нервов. Сбор ведь был важен в том плане, чтобы начать как-нибудь сыгрывать команду, воплощать в жизнь новые тактические замыслы, а делать это на неровных газонах крайне сложно. Почему нам такие достались? Потому что Кипр – давнее излюбленное место зимней дислокации для чешских клубов. В тот год вместе с нами туда приехала едва ли не вся Гамбринус-лига. «Острава», «Сигма», «Либерец», «Пршибрам», «Славия» – все были там. Их руководители наперечет знали все лучшие поля в той части острова и заранее их застолбили. Мы же отправились сначала на какое-то плато, где занимались на продуваемой диким ветром поляне. Кровь стыла в жилах, мяч летал, словно живой во все стороны, тренировки были практически сорванными. Я попросил предоставить нам более человеческие условия, и на пару дней пожелание было исполнено – одно из двух полей около главной арены Паралимни было замечательным. Правда, оно затем понравилось кому-то еще и нам указали на газончик рядом, который смело можно было назвать холмистой местностью. Более того, пришел какой-то мерзкий тип, который с важным видом стал руками показывать – мол, вот туда идите, там ваше место. Тут меня замкнуло. Ядовито спросил: «чем мы вам так не нравимся, что вы нас выгоняете»? Тот, выпятив живот, важно заявил, что это поле для топ-команд. Он гнева я чуть не потерял сознание. Сжав кулаки пошел на этого ростовщика и если бы он не попятился, то решительно не успел бы взять себя в руки. Затем махнул рукой и объявил команде, что тренировки сегодня не будет – смысла в ней не было никакого. На обратном пути я от злости не мог дышать. Топ-класс… Надо же! Ладно, когда мы станем командой «топ-класса», то с Кипром связываться больше не станем, думал я. Так, кстати, и получилось. Ни в следующем году, ни после, участник Кубка УЕФА и вице-чемпион России «Зенит» забыл дорогу на Кипр. А скоро туда перестали ездить и остальные российские клубы, которые нашли себе места подороже и покачественнее.

Правда, то горбатое поле все-таки сослужило нам одну важную службу. Именно на нем «Зенит» одержал свою первую победу в контрольных матчах над моими соотечественниками из Остравы, чем несказанно порадовал весь Питер. С ума можно сойти, до чего щепетильно в России относятся к таким вещам, как контрольные матчи, на которые в Чехии никто бы не обратил внимания. Вспоминаю, как мы проигрывали на сборах в Турции НЕКу, «Динамо» (Москва), «Брюгге»… После каждой игры звонил Мутко. И злился. Отвечал «за результат», впрочем, не я – для того, чтобы ругаться, не стесняясь в выражениях, у Виталия был Юра Гусаков, и пожилой сотрудник клуба Петр Тресков, специально посланный президентом на сбор для того, чтобы тот обо всем докладывал Мутко. Впрочем, считаю необходимым отметить, что этот добрый дед, Петр, мне совсем не мешал – вел себя тактично, относился ко мне с уважением, и понимал, что я понимаю для чего он здесь. До сих пор вспоминаю его с большой симпатией – знаю, что, докладывая президенту о текущих делах (такая вот у него служба была), он ни разу не сказал обо мне ничего плохого. Уж не знаю, нравилось это Мутко, или нет. Жаль только, что ему приходилось отвечать перед президентом сразу после матчей, когда Виталий начинал нездорово переживать из-за поражений. Мутко, видимо, так верил, что у него – суперкоманда…Представьте себе – мы проигрываем 2:5 «Брюгге», играем безобразно. Я в очередной раз злой, команда притихшая, администраторы тоже. Они знают, что сейчас будет звонок Мутко. Звонок. В автобусе так тихо, что я даже слышу как фонит трубка голосом Виталия: «Вы там что, совсем…ели! В Питере паника оттого, что вы проигрываете игру за игрой! Вы там тренируетесь, или что?! А Тресков? Какого черта я туда его послал?!». При чем тут Тресков, вот что интересно! Ладно, со мной президент разговаривал совершенно по-другому. Брал себя в руки и старался делать как можно более безразличный голос. Честь и хвала ему, учитывая то, каким взрывным характером обладал Виталий. Тем не менее, Мутко боялись в команде. И постоянно во всех разговорах ссылались на президента. Иногда это страшно утомляло и раздражало. Впрочем, все только начиналось…

Кстати, в том матче с «Баником», с которого я принялся развивать эту тему, мы в первый раз показали более или менее целостную игру и заслуженно выиграли, несмотря на то, что чехи находились в лучшей форме и находились на пороге своего лучшего периода в современной истории – спустя год Острава завоюет чемпионский титул. Правда, и при том, что мы выиграли 1:0 все равно во многом тот результат был авансом – видно было, что в единоборствах чехи нас переигрывают, да и в командной игре смотрятся поцелостнее. Какая бы ни была победа над «Баником», все-таки это была победа. Вместе с ней пришла и уверенность в собственных силах, я начинал получать удовлетворение от работы с командой. Видел тот самый уловимый невооруженным глазом прогресс, который приводит в восторг любого тренера с самолюбием и потихоньку чудовищный стресс стал меня отпускать. Мы выиграли о белградского «Рада» 1:0 (что было важно, мяч забил Горак, проявив умение играть головой, что для того «Зенита» было редкостью), сделали ничью с крепкой «Легией» из Варшавы…

Впрочем, остановлюсь еще на одном важном моменте. Да, мне многое нравилось, но голы нам по-прежнему давались с огромным трудом. Кержаков еще не до конца представлял себе, в какой футбол он должен играть, молодые Акимов и Петухов, честно говоря, не тянули ни по физическим кондициям, ни по стремлению во что бы то ни стало принять мои требования. Скорее всего, они просто не могли. Логика подсказывала привести кого-нибудь еще в нападение. Камил Чонтофальский, прибывший на Кипр спустя пару дней после нас, несомненно, своим появлением подстегнул Малафеева. Горак, Мареш и Ширл помогли наладить переход на новую систему игры. Я уже довольно четко себе представлял контуры основного состава. Кроме того, Мутко не забывал мне регулярно напоминать, что вот вернется Игонин, и мы вообще заживем королями. Правда, никто мне не говорил, когда вернется Игонин, ну да бог с ним. Я с этим считался, как и с тем, что должен поправиться Радимов. Покамест наигрывал в центре два варианта: с двумя опорными полузащитниками Катульским и Коноплевым, или с одним опорным и Спиваком. А атака? Она была подвижной, классной, но почему-то словно на глиняных ногах, какой-то неострой, неагрессивной. Надо сказать, что помимо размышлений о том, кем… даже не усилить, а скорректировать эту линию, я проводил отдельную работу с Кержаковым. Во встрече с «Баником» против нас играла главная звезда остраваков – нападающий Вацлав Сверкош, который скоро уехал в клуб бундеслиги «Боруссия» Менхенгладбах. До матча я беспрерывно старался «завести» Кержакова, советуя ему, чтобы тот поучился у молодого коллеги играть в футбол. Конечно, преподносил я этот момент не так прямолинейно, но было видно, что Саше не хочется верить в то, что какой-то чех, фамилии которого он даже не знает, лучше, чем он, Кержаков, действует в нападении.

На Кипре у меня с Сашей состоялся серьезный разговор с глазу на глаз. Тогда я провел много индивидуальных бесед с футболистами, но именно та беседа представлялась мне крайне важной. Кержаков имел все данные для того, чтобы стать не просто звездочкой Петербурга, но и ключевым футболистом в игре «Зенита» на долгие годы, закрепиться в сборной, и не просто получать туда вызовы, но и занять прочное место в ее составе. Не исключено, что в какой-то момент Саша стал считать, что все знает, и все умеет в футболе. Был груб с партнерами, ругал молодых мальчиков на поле на чем свет стоит, что со стороны выглядело некрасиво. Я не собирался ему читать нравоучения и рассказывать о том, как должен себя вести человек в его возрасте. Можно было себе представить, что вся эта ерунда быстро пройдет, и Саша перестанет строить из себя дворового хулигана, что это пройдет. Но мне нужно было помочь ему взять себя в руки именно в тот момент, потому что поведение Кержакова мешало команде. Мешало тем игрокам, чье мастерство, психика и положение в команде не позволяли отвечать Саше тем же. Опять же, необходимо было принять эффективные меры.

Я нарочно выбрал место для беседы в фойе отеля, чтобы атмосфера была как можно более расслабленной. Отослал отдыхать Ивана, чтобы не смущать Кержакова – бывают моменты, когда лучше договариваться с игроком жестами, чем прибегать к переводу. И в итоге мы проговорили полтора часа. Кержи был уже совсем другой – я чувствовал, что передо мной умный парень, с огромным потенциалом, который хочет получать удовольствие от футбола, но забыл, как, собственно, это делается. Кризис в психике ребят после неудачной второй половины сезона-2002 был настолько серьезен, что сразу перестроиться на новые реалии и главное – поверить в необходимость перестройки, было крайне тяжело. Однако, я видел интерес к футболу, я чувствовал, что ребята ощущают себя личностями, и этого было вполне достаточно, чтобы понимать, что работа ведется не зря.

Когда по ходу сбора я сообщил команде, что скоро к ней присоединится некто нападающий Лукаш Гартиг, как русскоязычное население снова задумалось и нахмурилось. На самом деле, на разных людей Луки мог производить разное впечатление. В футбол он начал играть на высоком уровне очень поздно. Попасть в 24 года в профессиональную команду – практически нереальная вещь, феномен. Гартиг родился в маленьком городке, вырос в нем, и даже если сравнивать его с Ширлом, то человек он куда более жесткий, приспособленный к жизни. В молодости он вынужден был заниматься самой тяжелой работой, в перерывах развлекался такими вещами (во всяком случае, так мне рассказывали), как путешествия на матчи своей любимой команды «Славии», за которую Луки тогда болел. То есть, вел жизнь обычного среднестатистического гражданина Чехии, которому жизнь не послала ничего больше, чем пара рук и скромный семейный дом. Параллельно Гартиг поигрывал на любительском уровне в футбол, потом попал в клуб третьего дивизиона «Колин», после чего и попался мне на глаза. Я уже говорил, что не стеснялся ездить на матчи любительских команд, не пренебрегал этими поединками, хотя для обычного зрителя матч в какой-нибудь Новой Паке не представляет никакого интереса. Так, рубятся себе мужики ради удовольствия своего, и тех родственников, что наблюдают за поединком с единственной маленькой трибуны. Матчи 3-й лиги мало чем отличаются, разве что статус повыше. Но и они для тренера клуба с ограниченным бюджетом могут оказаться ценными. Гартиг подкупал своей неистовостью, стремлением бороться за каждый мяч, выцарапывать его даже в самых невероятных ситуациях. Абсолютно для всех защитников он был сложным типом, с бороться с которым обычными методами не представлялось возможным, ибо Лукаш никогда не знал, что такое грань риска. Любой, даже самый мастеровитый форвард так или иначе немного себя бережет. Гартиг, которому поздняя карьера не оставляла выбора, стремился к невозможному, отчего с ним не было сладу. Представляете себе, под каким прессом находится защитник, если нападающий атакует его каждую секунду, не дает принять мяч, не дает сделать лишнего шага и заставляет думать на поле не более или менее размеренно, а лихорадочно! Убежден по сей день – если бы все футболисты были столь работоспособными и неистовыми, как Гартиг, футбол был бы еще зрелищнее, а тренеры смогли бы добиваться от подопечных командного прессинга с наибольшей эффективностью. Отрицательной стороной такой фанатичности в игре является высокий риск травмы, что в итоге и испортило Лукашу карьеру в «Зените». Если человек, мышцы которого не всегда могут справляться с предложенной нагрузкой, постоянно играет за гранью возможного, повреждения мышц, разного рода растяжения неизбежны.

Гартиг появился у нас ближе к концу сбора. Можно было, конечно, немного подождать и не звать его на Кипр, но я очень хотел устроить показательное выступление для команды – что такое агрессивно играть в атаке. У нас оставался последний контрольный матч с «Шинником», и именно в нем в первый раз сыграл в паре с Кержаковым Гартиг. Керж вряд ли мог после игры пожаловаться на партнера – Лукаш так тиранил защитников ярославского клуба, что в какой-то момент тренеры соперника начали возмущаться – мол, зачем же так серьезно относиться к товарищескому матчу. Мои оправдания – дескать, Луки всегда такой, воспринимались с недоверием.

Тот матч мне понравился больше всех, проведенных на Кипре. «Зенит» впервые показал приблизительно тот футбол, который я хотел видеть: зрелищный, агрессивный, жесткий. Не выиграли мы его лишь из-за ошибки связки на правом фланге – румын Кирицэ не подстраховал молодого Вову Быстрова, который тогда еще никакой звездой мирового масштаба не был, а был всего лишь дублером, которому иногда доверяли место в основном составе мои предшественники. Так или иначе, на следующий сбор в Испанию мы могли ехать с чувством выполненного долга – начали прорисовываться контуры основного состава, необходимые позиции, как казалось на тот момент, были усилены. Чемпионат был все ближе и мне, почему-то, было ни капельки не страшно.

Кипрский сбор для меня оказался сложным. Честно говоря, я был уверен, что на него уже не поеду, и что турецкая командировка станет первой и последней. Петржела вовсю стремился разговаривать по-русски сам, пусть у него не всегда все получалось легко, много читал, завел себе словарь (специальный, с русскими ругательствами на последней страничке), долго и упорно смотрел русские фильмы, пусть иногда, по собственному признанию, и не понимал ни, слова, если персонажи начинали слишком быстро говорить.

Но поехать пришлось – после очередной долгой беседы с Мутко между сборами Петржела вышел из кабинета несколько смущенный: «Извини, но я все-таки попросил, чтобы ты поехал. Так что ругай, если хочешь…». Какое там ругай! Я был счастлив донельзя, что смогу еще две недели наблюдать за футбольной кухней изнутри. Надо сказать, что за две турецкие недели мир для меня перевернулся. Когда тебе наглядно доказывают, что все, о чем пишет спортивный журналист – это даже не верхушка айсберга, а лишь легкая зыбь перед плывущей ледяной громадой, начинаешь принципиально иначе смотреть на футбол. Тренер видит команду до мельчайших нюансов, тогда как журналисты оценивают лишь конечный продукт, да и то далеко не всегда профессиональным взглядом. Понимать футбол, это не значит уметь разделять кто «хорошо отдал – плохо отдал», «хорошо пробил – плохо пробил». За каждым ударом, за каждым технико-тактическим действием игрока лежит масса нюансов, как психологических, так и прочих, казалось бы, совершенно не связанных с конкретным моментом. Много раз впоследствии пытался доказывать коллегам, что они видят игру совершенно в ином ракурсе, узком и бедном, только убеждения были, как правило, бесполезными. Да и сам бы я всего за пару дней до приезда Властимила в Петербург ни за что не поверил бы и двадцати процентам того, что оказалось на самом деле. Так уж заведено природой, что журналисты в большинстве своем обязаны быть мнительными, саркастичными и самоуверенными и стараться до последнего отстаивать свою точку зрения, даже не будучи до конца компетентными в вопросе. Сбор, тем не менее, получился сложным с точки зрения работы. Помимо переводческих обязанностей, я получил еще кое-какую нагрузку. Если Властимил не имел времени поехать посмотреть какой-либо контрольный матч, то просил съездить меня (дополнительных штатных единиц в клубе «Зенит» по данному профилю не имелось). Задание обычно было такое: увидишь интересного футболиста, сразу докладывай. Будет что интересное в игре наших соперников, рассказывай. Иногда ездили на «поля сражений» вместе. Так, например, поначалу Петржела обратил внимание на волгоградца Дениса Зубко (любил он высоких форвардов), а затем и на Евгения Алдонина. Учитывая то, что «Ротор» жил с нами в одном отеле, то каждый раз, встречая Евгения в лифте или на ужине, Власта полушутя говорил ему: «Давай, переходи к нам прямо сейчас. Форму скажу где получить»…

Но все-таки на Кипре больше проблем у меня было с прямыми обязанностями. Если в Турции Петржелу нужно было переводить целыми блоками, что, в общем-то не составляло особого труда за исключением того, что требовалось запоминать довольно большие отрезки речи, то на Кипре Власта бросился в решительную атаку на русский язык. Видеоразборы превращались для меня в настоящую пытку по той причине, что главной задачей теперь стало улавливать из неровной русской речи Властимила слова, которые он забыл или не знает, и сразу же их ему подсказывать. Задержишься на секунду – услышишь возрастающее раздражение в тоне Петржелы. Для него, что и говорить, с самого начала было настоящей проблемой то, что он не может общаться по-русски с командой. «Разговор с игроками – мой конек, и я его лишаюсь», – признавался он мне не раз.

Учитывая то, что, учитывая сложную планировку зала для просмотра, Властимил постоянно сидел ко мне спиной, слышно его было отвратительно. Не упущу момент и подколоть Власту – даже соотечественники, включая собственную жену Зузану, далеко не с первого раза понимают то, что он говорит. Ганацкий (Гана – область в Моравии) призвук плюс нежелание Петржелы открывать при разговоре рот и артикулировать превращают его речь в своеобразное гудение, из которого не всегда сразу можно разобрать отдельные звуки. Тогда, правда, шутить на эту тему было сложно – можно было и получить нагоняй за то, что вовремя не подскажешь русское слово. Тем более, что настроение у Властимила бывало на тех самых просмотрах разным.

Энергетическое поле у Петржелы – сильнейшее. Человек, находящийся рядом с ним, либо захочет пойти на баррикады по одному его слову и всех обязательно победит, либо почувствует себя, словно на электрическом стуле. Зависит от настроения. На Кипре «Зенит» провел четыре контрольных матча и на видеопросмотрах вышесказанные вещи получили наглядное подтверждение. Например, после игры с «Баником», выигранной 1:0, Власта находился в приятном ироническом настроении. Собираясь на просмотр он вдруг спросил, как будет одно из самых грязных чешских слов по-русски. Получив ответ, несколько раз задумчиво повторил, затем молчал, пока мы спускались на лифте в зал. После чего игроки, которые уже собрались в полном составе у большого телевизора, услышали следующее.

– Я прошу прощения за то, что опоздал. Звонила жена. Мне пришлось убедить ее перезвонить, а то вы, наверное, сидите и думаете: «Где ходят эти…». Это было то самое слово, что я пять минут назад сказал Петржеле. Вот для чего ему оно понадобилось!

То занятие прошло легко и весело. Властимил старался говорить с юмором, разбирая ошибки, игроки смеялись, некоторые позволяли себе вставить какую-нибудь шпильку в адрес партнеров. Такие вольности не возбранялись. Балагур Дмитрий Акимов, тот, что сейчас забивает голы в первой лиге за «Сибирь», как-то даже погорел на том, что всех насмешил, да и я попал в двусмысленное положение. Властимил отреагировал на какую-то Димину шутку, обернулся и протянул: «А-а, Аки, это ты… Takovy klaun… Как сказать "klaun» по-русски? Переведи!». «Дима, ты – клоун», – пришлось послушно возвестить мне, после чего народ чуть не умер от дикого хохота.

«Ваня, не понял?! В каком ты номере живешь?! Зайду, поговорим!», – деланно возмутился Акимов, который также веселился от души. Бывали, впрочем, и такие разборы игры, в ходе которых всем хотелось провалиться сквозь землю. Властимил, если был недоволен игрой и особенно одними и теми же повторяющимися ошибками, становился страшным.

Говорил странным злым каркающим голосом, смотрел, не мигая, так, что хотелось выйти и больше никогда в этот зал не возвращаться. На нервах были все, каждый ждал своей очереди. Боялся ошибиться и я – одно дело услышать в свой адрес не обидное «дурак» с ударением на первый слог, совсем другое – услышать тон и увидеть взгляд, с которыми это было бы сказано.

Как раз после игры с белградским «Радом» (выигранной кстати), которая особенно не понравилась Властимилу, разбор был особенно страшный. Помню, как мне не хотелось на него идти, несмотря на то, что после ужина мы разошлись с Властимилом по номерам с шутками-прибаутками. В тот вечер Петржела был просто невозможен – цедил слова сквозь зубы, делал большие паузы и уследить за его мыслью не представлялось реальным. Я несколько раз вынужден был переспрашивать, нарывался на раздраженный тон, атмосфера в зале стояла такая, что игроки даже не поднимали головы – сидели и смотрели на экран исподлобья, не мигая. Время тянулось невообразимо долго… Властимил остановился на подробном разборе момента с атакой с ходу. Чуть-чуть обернулся на своих «зрителей», выдал еще одну долгую тираду, полную критики в адрес форвардов, которые замешкались при завершении атаки. Затем опустил голову и добавил чего-то в пол, словно ни к кому не обращаясь. После чего коротко бросил: «Переведи»! Мне, честно говоря послышалось что-то очень нецензурное. Поскольку я изначально получил наказ от тренера переводить его речь максимально дословно, включая ругательства, то максимально сконцентрировался, чтобы как можно быстрее мысленно перекинуть якобы услышанную фразу в нужный русский эквивалент. До конца не был уверен в том, что все расслышал верно, но решил руководствоваться принципом «переводи то, что услышал», да и не хотел получить очередной втык за медлительность. В итоге я выдал что-то вроде «вы двое, только и делаете, что друг друга за задницы держите», будучи уже заранее уверенным в том, что это явно не то. Странное уж очень выражение, и, как будто, не совсем в тему…Сидевший до этого неподвижно, как гриф, Петржела, вдруг резко повернулся и уставился на меня, чуть выкатив свои металлические глаза, как он было это обычно делал. «Что-о? Я говорю, не бегайте друг от друга далеко, когда в контратаку идете, в смысле – дистанцию держите небольшую! Чего мелешь-то?!». И тут зал захохотал. Радостно, с облегчением, словно выплюнул разом все негативные эмоции и сконцентрировался лишь на этой одной неудачной фразе переводчика. Петржела сам заулыбался, начал шутить и… собрание совершенно неожиданно пошло уже совсем в ином ключе. Петржела стал шутить, стал менее категоричным, футболисты расслабились и беседа стала напоминать даже что-то вроде диалога. После того, как разбор завершился, мы пошли с тренером наверх и я попытался ему объяснить, что на самом-то деле сложновато понять его, когда он говорит в пол и при этом совершенно не артикулирует. Власта в ответ только махнул рукой: «Плюнь. Классно на самом деле все получилось. Команду раскрепостил этим бредом. Удачно. А то сидели, как прибитые к стульям. Давай, спокойной ночи. Да словарь посмотри на всякий случай, переводить все равно надо быстрее…».

Железная рука в пушистой перчатке – таков был принцип работы Властимила в свой первый период работы с «Зенитом». Атмосфера в команде была раскрепощенной, недоверие к новым методам работы, которое прослеживалось на первых порах отошло на второй план. Игрокам нравилось, что за ними не следят, не шпионят, не доносят. Тренировки проходили весело, начали появляться какие-то новые ритуалы, вроде знаменитого «камень-ножницы-бумага» после игры в квадрат. Тот, кто чаще всего за день оказывался в центре квадрата должен был встать за обедом, громко пожелать всем приятного аппетита и объявить себя «королем квадрата» под громкие аплодисменты и хохот. Вместе с нами в одном отеле жили футболисты «Ротора», и у них, надо сказать, все было куда более мрачно, чем у нас. Игроки выходили на занятия, словно на поденную работу, лица были скучные, сосредоточенные, никак не вязавшиеся с чудной погодой и ласковой гладью, до которого от дверей отеля было метров 30. Как-то они стали свидетелями того, как «Зенит» заканчивает тренировку «камнем-ножницами-бумагой» и с хохотом отправляется к автобусу. Волгоградская молодежь смотрела на питерцев во все глаза, с явной завистью во взглядах. Веселье во время тренировки – это не о футбольной России, над чем всегда иронизировал Петржела. Да что там! Даже наши, зенитовские игроки, далеко не сразу привыкли к тому, что в команду пришли люди с принципиально иным менталитетом. При том, что «старики» команды вовсю веселились на тренировках и за обедом, на полную смакуя переход к новой жизни, все же не сразу поверили в то, что чешский тренерский штаб будет волновать исключительно их состояние на тренировках и в играх. Как-то поздно вечером, уже после ужина, я отправился через наш пустынный городок Протарас (в несезон курортные городишки всегда выглядят так, как будто их население вымерло после эпидемии) в единственный открытый бар, где был установлен Интернет. Там всегда по вечерам были какие-то люди, о существовании которых днем, например, можно было и не догадаться. Туда же любили хаживать некоторые футболисты «Ротора», которые, что называется, были в коллективе «на особом положении». То есть, знали меру отдыха, и умели не попадаться на глаза тренерам. Так вот один раз в компании одного очень опытного волгоградского футболиста я неожиданно увидел другого, очень опытного футболиста питерского. Смотрел на меня игрок очень подозрительно и явно был удивлен и не обрадован моим появлением. Я же старался вести себя максимально естественно, махнул ему рукой и, не останавливаясь, хотел проследовать к компьютеру. Правда, футболист меня остановил: «Я надеюсь, Петржела сюда не придет?». «Конечно же нет, о чем ты, вообще?»…

Парень не был пьян. Если мне не изменяет память, не принял даже одного бокала пива. Однако недоверие я у него все равно вызвал. Ох, русские футболисты… Годами вынашиваемые «понятия», по которым следует жить в футбольной команде еще долго будут давить на психику и опытным игрокам, и молодым ребятам, которые только начинают делать первые шаги в своей карьере. Мне хотелось в тот момент объяснить человеку, что даже если бы он лежал на столе в луже собственной блевотины и с бутылкой «Ягермайстера» в руке, я бы ни за что не побежал бы к Петржеле об этом ему рассказывать. Даже при том, что мне очень хотелось хоть чем-то помочь Властимилу в создании новой команды, в которой все нюансы были бы приближены к идеалу. Но это – не мое дело. Такие вопросы тренер решает сам, я всего лишь переводчик. Если ты выйдешь на следующий день на тренировку и никто представить себе не сможет, что происходило вчера вечером – значит, ты профи. Если ты не профи, то завтра будешь похож на мешок с картофелем и тренер догадается обо всем без моего участия. Так зачем мне нужно выглядеть конченной сволочью, терять к себе даже остатки дежурного доверия (в «Зените» работали некоторые люди, которые долгие годы чуть ли не жили с командой, однако так и остались для «общины» чужими)? Хотел все это сказать, но не стал. На следующее утро «пойманный» пристально смотрел на меня, словно пытаясь понять – донес, или нет. Но Петржела молчал и игрок, видимо, успокаивался. Спустя полгода в Элисте поздно вечером этот же парень спустится в гостиничный бар после одиннадцати всего лишь для того, чтобы посмотреть по телевизору поздний какой-то поздний матч зарубежного чемпионата по спутниковому каналу. И там снова увидит меня, или я – его. И снова задаст точно такой же вопрос: «Петржела точно не придет?». «Не придет». И он не пришел. Надеюсь, с той минуты хотя бы у этого человека больше не возникало ко мне вопросов, хотя точно знаю, что определенная группа игроков до сих пор считает, что «переводчик стучал». Это не изжить, нужно привыкнуть и не обращать внимания. Ведь как метко выразился один весьма уважаемый у нас действующий футбольный тренер о феномене футболиста, «куда игрока не целуй, все равно получится в ж…у». Для тренера, кстати, весьма важным моментом является умение осознать этот факт, тогда работа становится легче. Иногда нужно закрыть глаза на поведение подопечных, на провокации, использовать любую, даже негативную энергию вверенных тебе людей во имя всеобщего блага.

Правда, на что Власта точно не хотел закрывать глаза, так это на внешний вид своих подопечных. Еще перед первым сбором ему категорически не понравилось то, что его игроки ходят все в чем попало. У одного контракт с одной фирмой, у другого – с другой, у всего клуба с третьей. И в конце первого же собрания он попытался поставить вопрос ребром: все, мол, ходим в одном и том же. Какой тут поднялся гвалт! Звезды тут же повскакивали с мест и начали спорить – а как же, дескать, наши обязательства перед спонсорами. Наверняка кто-то даже впоследствии пожаловался Мутко, который ради больших игроков на некоторые вещи закрывал глаза, и вопрос был спущен на тормозах.

Но «приодеть» команду Властимил все-таки заставил. Когда «Зенит» возвращался из Марбельи транзитом через Мадрид, в одном зале отправления команда столкнулась с коллегами из великого «Реала», который летел в Германию на матч Лиги чемпионов с дортмундской «Боруссией». Первое, что поведал Петржела, прилетев в Питер, было:

– Роберто Карлос, Бекхэм, Рауль – все в костюмчиках с иголочки, в одном и том же. И мы им на встречу идем в трениках с обвисшими коленями, как цыгане. Носки белые, носки черные, в куртке, без куртки… Противно было. Думаю, «Реал» даже не понял, что мы футбольная команда! Позор…

Спустя пару дней команда коллективно отправилась в магазин выбирать костюмы…

Последние сборы уже пролетели стремительно. Незаметно прошли десять дней в испанской Марбелье (где я снова едва не умер от разнообразных десертов на ужином), точно так же быстро пролетел чешский сбор в Нимбурке, который мне удалось отчасти организовать самому, используя старые связи с руководством местного спортцентра. Мы как-то особенно сдружились с местным боссом, что он никогда не мог мне отказать, если я приезжал в Нимбурк даже со скромным «Богемианс». Разговоры получались примерно такими:

– Слушай, дай нам лучшее поле. Пожалуйста!

– Власта, я постараюсь, но… Ты понимаешь, что у меня здесь «Славия», «Сигма», «Либерец»…

– Да ну их, болванов…

– Власта, ты же понимаешь…

– Слушай, мы, вообще, друзья?

– Ладно, можешь работать на лучшем. Все устрою.

Наши соперники по высшей лиги выходили из себя из-за того, что какой-то «Богемианс» ни с того ни с сего имеет право первой ночи. Но мы платили и получали лучшее, несмотря на то, что по идее должны были быть в равных условиях. Мы никогда не корчили из себя великих, не позволяли себе разговаривать менторским тоном, и нам платили сторицей. Примерно так же получилось и в этот раз, что вывело из себя одного весьма уважаемого (в первую очередь, самим собой) человека. Удивительно, но он был не чехом, а русским, известным в своей стране тренером, который в тот момент работал в одной российской команде первого дивизиона не то консультантом, не то еще кем. Им не досталось лучшее, самое ровное поле и он не скрываемой завистью следил за тренировками издалека за тренировками «Зенита». К слову, команды, с которой он когда-то работал. Несколько раз он словно случайно задавал вопросы Юре Гусакову (они были давно знакомы) как складываются наши дела, как то, как се. В общем, так я познакомился с «русским Гете», Анатолием Бышовцем.

Здесь без лирического отступления не обойтись. Все, кто более или менее представляет себе Анатолия Федоровича Бышовца и Властимила Петржелу, безусловно переживали, что победителю сеульской Олимпиады 1988 года никак не найти себе работу в российском чемпионате. Мои коллеги (и я, признаюсь, не исключение) больше всего мечтали хоть раз увидеть совместную пресс-конференцию с участием этих двух специалистов, которые, как, наверное, и положено людям с независимым характером, друг друга переваривали с трудом. И когда Анатолий Федорович вдруг в середине сезона-2005 довольно неожиданно стал тренером «Томи» аккурат перед питерским матчем с «Зенитом», любители качественного эпатажа затаили дыхание. Два тренера с непревзойденными ораторскими качествами должны были встретиться лицом к лицу не только на поле, но и в ходе третьего тайма, как принято называть послематчевые пресс-конференции! Бышовцу, впрочем, не слишком хотелось дебютировать в качестве главного тренера именно на «Петровском». Слишком мала была вероятность того, что удастся остаться «со щитом». Не хотелось бы, чтобы кто-то в данном случае пользовался формулировкой «струсил» – просто любому главному тренеру лучше всего начинать максимально успешно, что, впрочем, в меньшей степени касается специалистов, успевших себе сделать имя. Вот и Бышовец попытался было заявить, что, мол, выведет команду на битву с «Зенитом» помощник, а он побудет пока консультантом. Не знаю точно, что повлияло в итоге на противоположное решение Анатолия Федоровича (может даже и недоумение, с которой его затея была встречена руководством «Томи»), но на лавке «Петровского» он появился и провел поединок с пылом и жаром, словно это был один из последних и важнейших матчей в его карьере.

Томск бился изо всех сил. Толком не играл сам, но и не давал играть «Зениту». Это была одна из тех войн, которые ведут между собой тренеры, держащие камни за пазухой – бой даже не за очки, а за честь, престиж и кровь соперника, с которым ты на ножах. Кто-то может улыбаться, но по-моему сражение характеров свойственно любой сфере деятельности. Точно так же, как один журналист «поливает» другого, втайне того уважает, но никогда не даст этого понять окружающим и старается всегда и во всем опережать коллегу. Это – жизнь со всеми красками, искренность порывов, которая в любом случае, лучше, чем безразличие.

Тот матч Бышовец, как, видимо, и предчувствовал, проиграл. «Зенит» нашел брешь в фирменных редутах Бышовца – Спивак поистине нанес удар Ван Бастена, а-ля 88-й год. С угла, с силой, в дальнюю «девятку». Противостояние тренеров зажгло и игроков, а оттого матч заканчивался под постоянные свистки арбитра, фиксировавшего фолы. С финальным свистком зенитовцы как-то зло отпраздновали три очка, а томские игроки были вне себя от досады. И это было еще не все.

Представители СМИ после матча стонали от восторга. Для начала кто-то, захлебываясь словами, рассказал, как только что видел, что Бышовец и Петржела, которых телевизионщики поставили рядышком для флэш-интервью, подали друг другу руки, при этом синхронно отвернувшись в разные стороны. Затем пришел Анатолий Федорович с поистине черным от гнева лицом. Его голос клокотал. Вечно аристократически подтянутый Бышовец вдруг утратил привычные пасторские нравоучительные интонации в голосе, хотя и сумел процедить дежурные поздравления «Зениту». Затем произнес свою великую фразу, которая, кажется, на веки вечные прицепила к нему прозвище, во всяком случае среди фанатов сине-бело-голубых.

– Знаете, мне почему-то пришел на ум Гете, – вкрадчиво, но с прежними злыми нотками произнес Бышовец и все замерли так, что было слышно, как крутятся пленки в телекамерах – Десять дней не выходил на улицу, потом вышел и… сразу в дерьмо! Спасибо…

Последние слова тренер договаривал уже, хрипя от сдавливаемой злобы. Пока народ переваривал фразу, Бышовец покинул зал. Петржела сидел с напряженным лицом, силясь понять, что сказал его оппонент. Наконец, не выдержал, подозвал меня и спросил, что все это означает. Я перевел. Петржела снова замолчал, словно размышляя над ответом. Наконец, когда снова стало слышно пленки, выдал ответ:

– Я знаю, почему он ушел. Ему стало стыдно, что он в свое время наплевал на «Зенит» и ушел в сборную. Что же, теперь я знаю, кто пишет о нас в газетах всякую грязь! – и тут раздались овации.

Тем временем Анатолий Федорович, впервые на моей памяти потеряв всякий лоск, шипел в ухо знакомому журналисту на улице:

– Ты-то хоть понимаешь, что я в Томске за 3 дня сделал больше, чем этот…к в Питере за три года?!

Поскольку этого-то как раз на тот момент никто не понимал, Бышовец проиграл и третий тайм. Петржела лишний раз показал себя мастером пиар-борьбы. Хоть ему и помог в этом точный удар Спивака.

Назло врагам мы были в хорошей форме. Подходили к началу чемпионата именно в том состоянии готовности, которое я планировал. Чтобы не тратить зря энергию подопечных, на чешском сборе мы провели два матча с более слабыми соперниками – местными клубами из низших лиг – и дважды победили с разгромными счетами. Игроки почувствовали вкус к футболу, за счет обильного количества голов в ворота полулюбителей раскрепостились и было видно, как они рвутся поскорее сыграть в чемпионате. Рискну утверждать, к ним пришло забытое чувство вкуса к игре. Почему-то запомнился момент, когда ребята обсуждали в отеле только что посмотренный матч чемпионата Чехии «Баник» – «Спарта», завершившийся победой остраваков со счетом 3:2. До того, как мы сыграли на Кипре с «Баником», эту команду никто из русских не знал. «Спарту», наоборот – все-таки в Лиге чемпионов играла. И вот когда Острава уверенно победила популярный клуб, футболисты не без гордости этот факт отметили – мы, мол, между прочим, этих на сборах победили. Что и говорить, из многих нюансов приходит вера в собственные силы…

Чтобы эту веру с самого начала не подорвать непредвиденными обстоятельствами, мне пришлось настаивать на том, чтобы стартовая игра с «Сатурном» обязательно состоялась на нашем поле, а не в гостях. Нужно было обязательно получить поддержку зрителей, страховку от судейских издержек для того, чтобы обязательно одержать победу и дать понять самим себе, что мы – на правильном пути. Ну не бывает мелочей в футболе! И непонятно, почему раньше «Зенит» пренебрегал этим моментом и зачастую начинал чемпионат на выезде. Каким бы ни был газон – нужно было непременно приложить все усилия, чтобы игра состоялась именно в Питере!

Той первой игры я ждал с таким нетерпением, что на пару ночей лишился сна – организм жил своей жизнью, не хотел выключаться ни на секунду, я сам себе напоминал паровоз, в топку которого то и дело подкидывают уголь. Помню, как нас привезли на стадион, который я тогда впервые увидел не скучным и серым, а ярким и эмоциональным. Вышел из раздевалки к полю, которое было хоть и желтым, но в то же время ровным, и долго-долго стоял, стараясь прочувствовать каждую предстартовую секунду. С этого момента по-настоящему начиналась моя жизнь в России, устанавливалась система координат, в которой мне предстояло работать, мое имя, имидж – все было поставлено на карту. Вспомнил и об «Авроре» и диалоге с Боровичкой. Так по какому же поводу будет стрелять русский крейсер?.

«Сатурн» мы переиграли по делу. Хоть и не все гладко получалось, но команда билась на поле, летала, творила зрелище, а трибуны дышали в такт. Когда раздался финальный свисток, я почувствовал, что земля уходит из-под ног – это сказочное чувство было вовсе не пустяковой компенсацией за истерзанные нервы межсезонья. Мы поверили в себя и на этой волне эмоций обыграли в гостях «Локомотив» – спустя каких-то полгода после того, как здесь же, на арене, на которой я очень любил играть и не проиграл с «Зенитом» ни одного матча, питерская команда проиграла железнодорожникам 1:2. Мы вернули должок, и были счастливы – казалось, нам по силам завоевать весь мир. Выздоравливали травмированные, «Зенит» выигрывал, ребята куражились…